Аннотация: Зачем люди себе лгут? Не для пользы и выгоды. От страха остаться без выдуманных воспоминаний, оправдывающих их бездействие в настоящем.
Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою всё трудней раздеться,
Уже всё чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
Где молодости листья не сулят
(Александр Розенбаум)
Хотела бы я вернуться в детство? Нет, ни в плохую, ни в хорошую его пору, не хотела бы. Мало того, недавно поймала себя на противном чувстве страха при скользнувшем воспоминании картинке - зимняя сумеречная улица возле родной пятиэтажки. Ни про что, так, мелькнуло и накрыло. Одна только мысль, что придется снова тащиться по знакомым событиям и переживаниям, вызывает отвращение. Хорошего было полно, но оно уже свершилось, все сделало для моей жизни. Это все равно, что строить построенный дом. И пережитое пережито с пользой, нет больше от него проку, износилось.
А если бы, скажем, вернуться без памяти, начать все заново? Не дай Бог! Ещё хуже. Да и не может человек совсем всё забыть, прошлое будет мучить, вылезать дежавю, что ещё тоскливее.
Может, это старость, поношенность мыслей и чувств. Самое ужасное, что перестаешь страшиться своего безразличия. На исходе жизни главное не перейти границу между покоем и равнодушием. Пограничница с косой мигом встанет за спиной, и оставшийся путь до последнего перехода пролетишь с ней на большой скорости.
Сколько страхов! А ведь совсем недавно было бесстрашие. Как с высотой. Страх высоты удивительная вещь. В юности мы не боимся сверзнуться с небес, а к старости опасаемся, как бы не свалиться с поребрика. При том, умереть не страшно, а начать жизнь сначала - ни за что.
Кто из нас согласится, что весенний ветер, пахнущий яблоневым цветом, приносил нам в юности мечту: поскорее самоопределиться, превратиться из легкомысленной, юной козочки во взрослую, самостоятельную, самодостаточную, сильную, свободную, задолбанную пони, считающую себя лошадью-тяжеловозом. Никто, конечно. А вот психологи, я в частности, говорят, что мы получаем только то, что хотим на самом деле. Но, в конце концов, именно лошадь и "сбывается". Вот тебе истинные желания - без прикрас.
На большинстве детских фото я с ложкой. В любое время года, в любом настроении, смешная, курносая, конопатая девчонка норовит зачерпнуть ложкой жизнь. На снимках последних лет без прибора, разве что, с пустым бокалом. Не то утерян, не то сбежал аппетит. А может, переела или не то скушала.
Что едим, читаем, поём, слушаем, смотрим - оно и есть наша жизнь. Перестроечная была: чернуха, порнуха, заказуха, грязь, мразь, слизь. Сегодняшняя: попсуха, цитаты, задерганные до невменяемой обесцененности, корявые вирши на тему, как трудно и как правильно жить. А на самом деле, создавать видимость жизни, подпрыгивая в руках опытных кукловодов, дергающих сверху за веревочки или от неожиданных тычков товарищей по навыку жить сбоку. Ох, верно, не то съела и многовато. Пора на диету.
Исход жизни. Уже без света всё видно в темноте, а при свете бывает темно. Уже давно хочется молчать и слушать молчание. Уже совсем не осталось "важных" вещей, только любимые люди. Уже совсем нечего бояться, и всё ближе душа и сердце к богу. А жизнь параллельно. И так много в ней гномов, троллей, эльфов, что люди совсем затерялись. Если и наткнёшься на какого, обязательно сильно потрепанного вампирами. Бледный, задерганный, никакого блеска в глазах, если только голодного. И поди-ка придумай добрую сказку в страшной сказке повседневности. Писать - трудная работа, историю придумать - чудо сотворить.
Приходится выползать из домика - раковины и тащиться за едой и историями. Потом колдовать, превращая пластиковые продукты в еду, монстров в героев. А если затвориться, может получиться бизнес-план "перестроечного Ротшильда":
- Купить вагон сыра, запереться в нём, выбросить ключ в окно, и жить там, пока сыр не кончится. А потом что-нибудь придумаем. Главное, не сдохнуть с голоду и от запаха собственных экскрементов.
В мире вывернутых наизнанку нравственных ценностей меня смешат рассуждения о канонах, например, в творчестве. На концерте одного замечательно немецкого органиста, пожилого мужчины, лет семидесяти, было забавно наблюдать за чопорной музыкальной публикой, когда он неожиданно стал импровизировать совершенно вразрез с нормами и канонами. И так везде и во всем, человек ищет себе правило, к которому удобно прилепиться. Создавшие правило имеют тебя, а ты само правило, по мере сил, ума и возможностей. Ещё хуже создающим свои правила. От себя не оторваться и не оторвать. Правило, оно ж прирастает, как шкура - не выпрыгнуть. У других животных правил нет. Они нюхают, слушают, чувствуют всей шкурой и действуют согласно полученным сигналам и обстоятельствам. А там, или пан или пропал. Главное, чтобы сил, ловкости, ярости хватило поймать или убежать. И только животное "человек" ставит собственные правила (читай - измышления) выше, значимее чувства самосохранения.
Раньше хотел к победе коммунистического труда. Не дошёл, не победил, но хочет обратно в СССР. А чем плохо? Правила все известны, защищены. Гарантированный мизер на выживание тоже. Иди себе вдоль правил, да иди, неважно куда, к победе, обратно или по кругу. Но у меня при таких ностальгиях чешется все и сосёт под ложечкой, хочется, как глупому пингвину спрятать тело жирное в утесах.
Зачем люди себе лгут? Не для пользы и выгоды. От страха остаться без выдуманных воспоминаний, оправдывающих их бездействие в настоящем. Вот тогдааа было здорово, не то, что теперь, поэтому, сейчас сделать ничего невозможно, ну, невозможная жизнь. Если невозможная, чего ж не помер? Значит, можешь жить, и совсем неплохо, если остается время на нытьё и байки о прекрасном прошлом. Забыл вкус маргарина "Солнечный" и хлопкового нерафинированного масла? Всё про "Вологодское" брешешь, как про вкус детства. А ты его в детстве в своём уездном городе видел? Забыл, как после заседания Совета дружины, без которого тебе, ну, никак не прожить в стране Советов, бежал в выделенную на все грядущие поколения вашего семейства государством квартиру. А там бабушка с дедушкой писают под себя, сестра с мужем и младенцем, да мама с папой. И все в двух комнатах проходных, бесплатных. И горячая вода только зимой, и сосед за панельной стенкой с пятницы по понедельник матюгами и кулаками семейство понужает. А в понедельник все по полочкам, как штык, на работу. У всех по полочкам. Галстуки погладили, борщ в холодильник, таз с подгузниками в ванную, последний раз рявкнули на скученных домашних, и на работу. К служебным страстям - производственному плану, склокам, интригам, товарищеским застольям. Зато пятого и двадцатого зарплата, как часы.
"А мы верили",- говорят они.
- Во что верили? В светлое будущее, в пятое и двадцатое? Вчера во всё верили, а сегодня ни во что не верите? Так не бывает, человек не меняется.
Враньё. Удобно и выгодно было играть по правилам и невозможно по-другому. Вот и делали вид, что верили. Сегодня тоже верите, в то, что вчера было лучше.
Одинаково хорошо и одинаково плохо. Одинакового трудно и легко. Страшно и по барабану. Сегодня, которое завтра станет "вчера" и пока еще не "завтра", можно просто делать своё "хорошо", или "как есть", или "как получится". Но не возвращаться туда, куда вернуться невозможно. Завтра вам сегодняшний "Сникерс" будет слаще вчерашнего. Но даже если это окажется правдой, какой в ней прок?
Хорошее и плохое часто стирается из памяти, выдуманное - никогда. Качественный лазерный диск в голове стоит и гоняет старую любимую пластинку. И нет сил с ней расстаться, чтобы встретиться с собой взрослым, вернуться в сегодняшнюю жизнь, пока не поздно.