Аннотация: Как радостно рождения ребенка! И как хочется поделиться с этим со старым другом, даже если он тебя и не ждал...
Ночь после праздника
Волков Роман
- Кто там?
- Санек! Санек, это я! Игорян! Ну что ты там сопишь, отворяй ворота! Я это, Игорян!
- Ну чего?
- Санек, ты один?
- Ну.
- Катя уехала что ль?
- ...Уехала...
- Санек, слушай, у меня ж праздник сегодня! Праздник самый охерительный в мире, Санек! Сын родился у меня сегодня! А я у роддома внизу сидел-сидел на скамеечке, а потом - хоба! - и узнал, что Маша родила в девять вечера! Я... да чего ты, такой! Что, кудрявый, нос повесил? На работе что ль опять чего на твоей сраной? А?
- На работе, на работе. Ну что, поздравляю, Игорь. Поздравляю.
- Спасибо, Сашевич, спасибо, родной! Я здесь у тебя обувку оставлю, ладно? Короче, я пока там сидел на скамеечке, думал, сердце разорвется нахер. У меня Маша же здоровьем не очень... ты пиво тут - в холодильник сразу поставь, а то оно теплое...Теплое, скоты продали в "Огоньке", холодильник у них не работает... Саш, ну ты хоть, надеюсь, ничо? Не работаешь завтра?
- Нет, слава богу...
- Ну ты красавец! Пора, Санька, отучаться по воскресеньям работать! Вот, короче, сижу я, не выдержал. Пошел в "Огонек" этот долбаный, купил "Мальборо" пачку. Опять закурил, представляешь? Курю, сижу, а время шесть только, у Машки схватки где-то в обед начались, дома хоть хорошо были. Ну я сразу скорую вызвал, и нас сразу сюда, к роддому отвезли. Хорошо хоть с тобой рядом. Ну ее сразу наверх, мне говорят: вот Бог - вот порог, ждите! Не положено, ептыть! Я и сел на скамеечку там, где елка, помнишь, еще бухали там: я, ты, Вован Поэт, Дима Слепов, Макс Толаев и девчонка с Бостона? Помнишь, еще портвейн саратовский за восемнадцать рублей пили? Помнишь, Вован еще коробку на голову надел, и по городу ходил, говорил, что это - шапка Покемона?
- Помню, помню.
- Ну вот, сижу я, сижу и хрен его знает, чего там у нее. Сидел-сидел, ну ничего ни читать не могу... да я сам разберу, сиди, сиди, тебе это все предстоит еще, слушай... я, это, говорю, книжку взял - не могу читать ни хера и все тут! Волнуюсь, блин, не представляешь как! А время - смотрю: уже три доходит, четыре, пять... У меня уж во рту горькое все стало от папирос, всю скамейку заплевал, потом думаю: надо выпить чего-нибудь горячительного! Пошел, в "Огонек", купил водки шкалик, сока томатного и сыр такой, знаешь, скрученный. Ну, такой желтый.
- Охотничий.
- Да, точно. Да подожди ты! Какой нетерпеливый! Сейчас расскажу, и приступим. Вот, только я это шкалик опорожнил, так сказать, сразу и страх у меня ушел, и легкость сознания появилась, я сразу к регистратору - шмыг! - и она мне - что?
- Что?
- А то! Родила в девять часов двадцать минут мальчика! Три шестьсот пятьдесят! Поздравляем, дорогой отец Игорь Романович с счастливым фактом! Я чуть не обосрался от радости! И с Машкой все в порядке, говорят, родила, играючи! И тут я сразу, Санек, про тебя вспомнил. Смотрю, а там же видно от роддома, окна у тебя горят. Я только не знал - ты с Катькой или нет. Ну даже если и с Катькой - то чего же? Что она против, что ли будет? Ну я пошел, и взял: пива, водки - смотри какая! Никогда, наверное, такую не пил! Давай-ка стопочки!
- Не, не пил. Я, Игорь, на старлейскую зарплату, знаешь, не очень-то...
- Ну вот, выпьешь как раз! Не ну а чего, что же мне, одному в четырех стенах сидеть и жрать, что ли? Правильно? Ты водку сунь пока в морозилку. И вторую. И текила еще, бутылку тоже взял. Я только не знаю. Ее, наверное не надо в холодильник. Ну, ничего, если не выпьем - оставим на потом. Ну вот там салатики, колбаска... А я, Саныч, зарплату как раз получил большущую! Денег, туева хуча, блин! А вот сыр этот, сок грейпфрутовый... Это - самое то с водкой! А вот гриль, осторожно, горячий еще. Я, это, не знал, там есть у вас чего дома или нет, сразу взял весь магазин там. А чего! Праздник-то какой, Саша! Вот огурчики банка, грибочки, зелень у бабок купил, рыбка. Это - осетер, кстати. Сейчас мы его с пивком сначала пожрем, пока водочка остудится. Жирный, да? Ну что, Саша, давай, а? Как в старые добрые времена! У тебя Катька-то что, куда уехала что ли?
- Угу.
- Санек, ты забодал уже. Угу-угу, как сова, блин, чухонская. Ну это мы сейчас быстренько вылечим. Щас текилки хлопнешь - живо настроение улучшится! Сейчас... Так, смотри я тебе как сделаю - во как! С соляным язычком! Так, лимончик... так... От как! Как в ресторане! Я же это, выпил уже, так что тебе нужно меня догнать! Я тебе сейчас...о! Всклинь, по-хрущевски, как у меня батя говорит! С горкой! На-ка штрафную! Потом гитару! Эх, Саня!
- Игорь, я чего-то не очень как-то...
- Я тебе дам не очень! Не очень! Давай-давай, Саша, я тебе реально говорю - выпьешь - и все путем будет! Позвоним щас твоему начальнику, как его там? Кузичкин?
- Куничкин.
- Вот, позвоним, я сам говорить буду - скажу, слышь, ты, Куничкин! Еще если хоть раз к Саше Голованову подойдешь - тебе кобздец настанет. Поал?
- Ага, щас. Куничкин тебя на одну руку положит, другой прихлопнет - мокрое место от тебя останется.
- А я убегу от него.
- Не убежишь, у него разряд.
- В жопе у него разряд будет. Двести двадцать на триста восемьдесят. Ну давай, Саня, я с тобой пивом чокнусь. Ну, давай, как там твои друзья говорят? За нас, за вас, за Северный Кавказ!
- Ладно. Поздравляю, Игорь. Молодец.
- Спасибо, Саня. Ну вот, блин, я как стара бабушка уже стал, слезы в три ручья...Как текила?
- Самогон самогоном. У Данишкина и то лучше. Бр-р-р...Силен, бродяга!
- Ну, вот, а ты говоришь - "купаться". Давай-ка еще, для закрепления позиций... Так, я с тобой сейчас тоже выпью маленько, побольше тебе налью...Ну давай, братуха. Давай, дорогой. Санек, ты не представляешь, я ведь вот жил пока с Машкой, какие-то у нас потом отношения стали, ну знаешь, так - не пламенные, как раньше. Лодка любви разбилась о быт. И знаешь - вот родила она, и лодка эта разбитая превратилась во фрегат с алыми парусами. Так ее люблю, что угодно для нее готов сделать. В костер за нее готов прыгнуть. Я знаешь, вспомнил, как познакомился с ней. Я не рассказывал?
- Нет.
- По-дурацки так все вышло. Зима была, а я еще молодой тогда был. Лет семнадцать. Точно - первый курс, семнадцать лет. Я бухал тогда - будь здоров, ну сам помнишь те времена. И вот, спускаюсь с клуба "Рокабилли", еще помню, группа рокенрольная выступала из Финляндии, "Лапландик" называлась. Отстойная такая команда, и я с горя там выпил маненичко. И иду с клуба к остановке, и девушка впереди идет незнакомая, тоже выпимши слегка. И снег такой мокрый шел, под ногами лед тает, грязь какая-то, темень, и слышим - динь-дон! Трамвай едет. А поздно уже было, транспорт редко ходил, и мы - бежать. Бежим, а там горочка такая, и девчонка эта поскользнулась, и как грохнется! И еще так некрасиво упала, неэротично! Как мешок - бабах - прямо на пузо! И скользко еще, и она руки-ноги расставила, как морская звезда, крутится и едет вниз! А там лужи, грязища! Я вижу, что скользко - остановился, смотрю - а она на карачки встала из лужи - грязная, как чушка, и трамвай ушел как раз. А она меня не видит, и как начала матюгаться, как солдат музыкантской команды! И так и стоит на карачках, и вся шняга с нее стекает. И я нет чтоб посочувствовать - как начал ржать! Сейчас вот вспоминаю - вот подонок был! И картина - стою, ржу на этой горочке, она - внизу на карачках! И я спустился, она злющая, грязная, и тут, еще помню, дебильный поступок совершил, чтобы она не расстраивалась. Нет, чтобы помочь - взял и сам в лужу эту плюхнулся! И вот мы стоим друг напротив друга, как черти и ржем. Вот так и познакомились. А у вас как было?
- А...Потом. Будешь курить?
- А ты что, прямо на кухне, что ли куришь? Ну, Катюха приедет, вставит тебе пистон.
- Не вставит. Плесни-ка мне еще на донышко. О-хо-хонюшки...
- Ну, что, ты сам-то как? Как на работе?
- На рабочее - чудеса и ощущение праздника! Вчера, короче, с инспекторами детской комнаты милиции ходил в шинок нарковский. Мы там изъятие делали по наводке, а эти - лишали прав материнства. Все убитые, претраханные, грязные, орут: да пошли вы нахер! Менты, козлины! Да мы мать твою имели!
- А ты?
- А я чего? Нет, говорю, господин нарк, не имел ты мою мать, ошибаешься. Тогда бы тыл моим папой, который умер от цирроза в звании майора. Вот так вот. А на той неделе на допрос ходил на зону. Ну там, по делу моему одному надо было. А этот черт, которого допрашивал, он спидозник. Кукушка совсем отъехала у чувака. И я пишу, вдруг он хоп! - и перестал говорить. Смотрю - он глядит на меня и скалится. А ты, говорит, симпотный мальчишка. Давай-ка я тебя укушу. Будем умирать вместе, как рабочий и колхозница.
- А ты? Страшно?
- Конечно, страшно. А только сам понимаешь: струсишь - и правда укусит. Усмехнулся, говорю, ну, пошутили, и будет. Так, вроде, и отошел. А еще, майор вызывает из собственной безопасности, там, короче, на обыске в одной хазе взяли пять кило ханки. И в протоколе стоит пять кило, а фактически вышло четыре. В контору привезли, стали смотреть - нету! Исчезла ханка.
- А как так вышло?
- А хер его знает. Ну и майор говорит: я, мол, знаю, что не ты помыл ханку. Но зато я знаю стопудово, что тебе известен преступник! Ты ведь, товарищ старший лейтенант, прекрасно знаешь этого обортня в погонах. Скажи, будет тебе бочка варенья и корзина печенья, а то на тебя дело заведу. А нас там четверо было: я, Леха-капитан, и два летехи. А я то ведь знаю, что это Леха-капитан спер, а протокол вел там Денис, рыжий черт, Леха не успел ничего переделать.
- Ну и ты чего?
- Чего. Не знаю, говорю, товарищ майор, о чем вы говорите. Лехе-то чего страдать. У него двое детей, а зарплата только на пятьсот рублей больше чем у меня. Да еще новый начальник придумал по вторникам строевую подготовку. Маршируем, песню поем "Распрягайте, хлопцы, коней". Не в шесть нужно вставать, а в пять. И так по учебной тревоге вставали в три ночи, а тут еще и строевая. А еще захват был в на прошлой неделе, Саньке, может, помнишь его, он на Новый год у меня еще на гитаре играл, бошку топором отрубили. Устал я, Игореха. Устал. Надоело все. И денег еще нет, обещали сложность-напряженность повысить, да так и наврали. Всех одноклассников своих почти пересажал, кто сам не подох - все скололись!
- Санька, ну увольняйся тогда, иди на нормальную работу! Рисуй, сколько хочешь - кто запрещает-то! Или садовником иди, или на шоколадную фабрику конфеты дегустировать.
- Не знаю. Не люблю я конфеты. Зубы от них болят.
- Закусывай, закусывай.
- Эх, Игорь-Игорь, всегда ты везучим был. И жена у тебя такая красавица, и сын вон родился, и работа у тебя, блин, интересная, и бабло огребаешь лопатой...И квартира у тебя есть, а я в этой дыре прозябаю... Я не то чтобы это, Игорях, я тебе по-хорошему завидую, по-светлому.
- Ну чего ты говоришь, Санька! Мы с тобой же вместе учились! Оценки одинаковые были. Я же тебя не заставлял в ментовку идти работать! Мне ведь тоже предлагали, но я-то отказался. А тебе тоже предлагали на завод идти, но ты отказался. Ну что, ты не знал, что в ментовке не платят ни хрена?
- Знал.
- Знал, что там говно будет?
- Знал. Да Игорюха, знаю я все. Знаю - сам все это я выбрал. И ты сам все выбрал. Непонятно только, почему так получается - что все у меня через жопу кувырком. Я ведь вроде правильно все делаю. Поменьше, поменьше - до рубчика лей, до затемнения. И должно быть как - я - старший лейтенант уголовного розыска, людей, блин, защищаю, ранен был два раза. И что? Толку что? Народ нас, ментов, ненавидит. Государство нас ненавидит...
- А поче...
- Не, не перебивай! Ненавидит - если бы оно к нам относилось, как мы того заслуживаем, мы бы ой не так жили!
- Зря ты так, Саша. Государство всех ненавидит. И пенсионеров, и бюджетников, и нас, сельхозников. Все в говне живут. Все подвиг совершают. Неоплаченный.
- Сельхозники на ножи воровские не ходят. С человеческими отбросами не беседуют сутками. В кабинетах тюремных не ночуют.
- Задрал ты уже, Саша! Зато сельхозники чеченов из тюрьмы в школы не пропускают. Сельхозники с винтарями своими стоят потом возле школ, на ментов любуются!
- Игорь, ну зачем ты по больному режешь? Я, что ли, чеченов пропустил? Что, мои друзья в Чечне не воевали? Что, их в гробах не приносили оттуда? А ты видел эти гробы, а? А я видел, запаянные, как банки консервные. Тяжеленные.
- Это работа ваша! Ты знал куда шел. А дети в школу шли! И детские гробы намного легче ваших весят.
- Ладно, что мы это... Все я понимаю, Игорек. Все всё понимают. Давай выпьем лучше.
- Ой...Плесни мне сочку еще. Саша, мне ведь жалко тебя. Пропадешь ты здесь. Бросай свою ментовку нахрен, бросай! Это ладно, когда дед мой там служил, светлый образ дяди Степы, Анискина, и Знаменского все вершил. Офицер милиции тогда королем был! А сейчас - ну все же понимают, кто виноват, почему чечены вместо тюрьмы на лихом коне оказались. И почему таджики средь бела дня наркотой торгуют. Взятку сунул - и все в порядке.
- Да сейчас не только в милиции все с головы на ноги встало. А голова-то совсем сгнила! Знает начальство и где Басаев, и где Масхадов прячутся. Чечня-то не такая большая. Знает, что школу захватят, знает, что метро взорвут. Все знает! Только команда поступила: пусть так будет! Сейчас, погоди.
- Ну вот, что тебе звонят посередь ночи? Ведь наверняка не любовница, а? По работе поди опять, какой-нибудь мудак. Да? Ну, что язык проглотил, на-ка, садани стакан. А то опять вижу, расстройчивость на тебя нахлынула. Во, правильно. Я чего говорю, то: ведь никто об этом не знает. Все-то думают - вы виноваты.
- Как же! Саша Голованов виноват! А про Президента все позабыли! Ты посмотри - все газеты, во всех газетах - дети в крови все! Начиная от "Правды" и кончая "Секс и Криминал"! Везде голенькие дети в крови! И на соседней странице - какой-нибудь "Наркоман изнасиловал столетнюю мать" или "Сибирская почтальонша спит с доберманом". Для кого это, а? Для родителей? Родителей порадовать, блядь? Или это для тысяч некрофилов, которые высунули свои слюнявые языки и трут свои вонючие муды? А самый главный некрофил - это наш Президент!
- Ну вот, понесло. Саша, давай тему закроем.
- А чего! Чего бояться-то? Ждать пока всех перетрахают, взорвут и перережут? Знаешь, Игорь, вот немного еще ждать осталось. Ствол у меня в конторе в сейфе, ладно, здесь топор мясницкий есть. Выйдем на улицы, будем жечь костры. На фонарные столбы набросим петли, и начнется! И не через год, не через месяц, а скоро! Завтра!
- Саша, Саша! Уймись, сядь. Кого ты вешать-то будешь?
- Не я, Игорь. Народ будет. А народ у нас на самом деле не пьющий и не дурак. Это так про него в телевизоре говорят. Народ сразу поймет кого - в петлю, а кого - на плаху.
- Ой, Саша, не надо.
- Чего не надо? Все пойдут! Напротив меня живет - Саша тоже, клоуном работает за копейки, подрабатывает в кабаках, чеченских деток смешит. Пойдет. Слева - Серега, дворником пашет на трех работах, всю семью кормит - побежит! Справа живет Ромка - слесарюга на шиномонтажке азерской - с монтировкой поскачет! А я - первым пойду. Первым, Игорь!
- Саня, пить с тобой, блин - только праздник портить! Вредит тебе холостая жизнь - крышу всю срывает! Вот Катюха прие...
- Нету у меня праздника! Не приедет Катенька моя никогда! Метро вчера взорвали, слышал? Только что сказали: по клочкам кожи опознали - анализ ДНК делали! Ничего от нее не осталось, только вот, глянь! Смотри - часики остались только! Тик-так - идут еще, слышишь? Мало еще ждать осталось!