Аннотация: Здесь описывается судьба и гибель реальной девушки Гали Мартынюк.
В августе сорок первого Галя Мартынюк вместе с матерью и младшей сестрой Таней была эвакуирована из Ленинграда. Путь их лежал в Сибирь.
Но доехать до места назначения суждено было ей одной. Ввиду того, что в первую очередь пропускали военные составы, на некоторых железнодорожных станциях эшелоны с эвакуированными стояли сутки и даже неделями.
На одной из таких остановок Галя ушла в ближайшую деревню, чтобы достать продукты для больной матери. Возвращаясь, Галя видела, как над железнодорожной станцией немецкие самолёты несколько раз разворачивались и шли в 'пике', сбрасывая своё смертоносное оружие, но помочь она ничем не могла. От сознания, что произошло непоправимое, она упала на придорожную землю и заплакала. Люди в панике бежали от железной дороги, а с бреющего полёта их расстреливали немецкие стервятники. Чёрным дымом заволокло всё небо, а на месте где стоял эшелон с эвакуированными людьми, высоко поднялось зарево горящих вагонов и цистерн. Отбомбившись, вражеские самолёты улетели. Не отрывая взгляда, где был состав, Галя бежала, то падая, то запинаясь за кочки и дорожные камни. Задыхаясь от дыма и гари, она проскочила мимо горевших цистерн и вышла к тому месту, где стоял эшелон с людьми. Кругом валялась домашняя утварь, а вдали слышен был детский плач и стоны раненых.
- Но что это ? - Галя в недоумении смотрела на покосившийся и ещё дымящиеся полосы железа, оставшиеся от вагонов.
- Где же вагоны, где же мама с Таней ? - Она посмотрела на обгоревшие и изувеченные валявшиеся трупы, которые нельзя уже было определить по внешности, а только по остаткам одежды, и вдруг дико и громко закричала :
- Нет ! Нет ! Это не они, Это не правда-а-а !...- повалилась на землю. Галю подобрали санитары и поместили в медпункт вместе с ранеными. Ночью во сне она кричала. Через два дня всех раненых и оставшихся в живых поместили в отдельный вагон, прицепили к товарному составу и отправили дальше в тыл.
Из приёмного эвакопункта увозили людей на заводы, в колхозы и совхозы, а Галю направили в эвакогоспиталь в качестве санитарки. В это время её не было ещё семнадцати, но у неё появился свой план : за время работы в эвакогоспитале она освоит обязанности медсестры, научится оказывать медицинскую помощь раненым и уйдёт на фронт, чтобы отомстить за маму, за Таню и за всех тех, кто погиб вместе с ними.
Галю устроили в маленькой комнатке, расположенной в углу бельевого склада, она убирала помещения, меняла постельное бельё, кормила тяжелораненых, писала им письма, стирала бинты и помогала медицинским сёстрам. В ночное время Галя читала медицинские книги и писала письма своим одноклассникам и знакомым, разыскивая своего отца.
Через семь месяцев она получила от отца маленькое треугольное письмо :
'Дорогая доченька !
Я рад за тебя, что ты помогаешь фронту. Ты всегда у меня была умницей. Работай добросовестно и честно. Почему ты ничего не пишешь про маму, про Таню ? как их здоровье ? Я нахожусь под Ленинградом. Очень по вас скучаю. Пишите, жду .
Твой папа.'
С этим письмом Галя никогда не разлучалась, ибо оно было и первым и последним. Она писала отцу, но ответа так и не получила, а через три месяца пришла 'похоронка' Война отобрала у неё последнего родного человека.
Теперь Галя считала каждый новый день, который приближал её к совершеннолетию, чтобы скорее уйти на фронт.
За время работы в госпитале Галя практически научилась выполнять работу медсестры, владеть винтовкой, пользоваться противогазом. Но работать в госпитале было некому, и военком не спешил рассматривать её вопрос.
Новый 1943 год Галя встречала в госпитале, а вскоре прибыл санитарный поезд с ранеными. Несколько дней подряд обслуживающий персонал госпиталя не покидал своих рабочих мест. Раненым оказывали необходимую помощь, оперировали, проводили ампутации, и т.п. Галя и другие санитарки давно уже не выходили из госпиталя. Иногда она засыпала, сидя прямо на стуле возле кровати больного, но каждый стон и зов хорошо слышала и, виновато спохватываясь, спешила к раненому.
Однажды под утро, когда все в палате спали, она села на свой стул и, совсем выбившись из сил, крепко уснула.
Сперва в глазах появились тёмные круги, как будто она провалилась в какую- то холодную тёмную бездну. Она продолжала падать вниз, а морозный холод всё больше и больше ощущался во всём теле. Потом она оказалась на набережной Невы. В летнем белом платье. Галя идёт рядом с Юрой Сорокиным. Это их прощальный вечер перед отъездом Юры в военное училище. Галя смотрит на Юру и только теперь замечает, что у него пробиваются усы и что он возмужал. В этот прощальный вечер они впервые признаются друг другу в любви...
- Я буду тебя ждать... - шепчет она.
Но в этот момент раздался глухой и далёкий голос ... 'Лейтенанта Сорокина на операционный стол!...'
Ещё не совсем проснувшись, Галя, подумав, заулыбалась : ' В школе ещё не учился, а уже лейтенант...' и тут же проснулась. Она немного согрелась и начала вспоминать свой сон и набережную, где они с Юрой действительно гуляли в тот последний вечер.
Под утро в коридоре вновь послышались голоса, это увозили из операционной очередного раненого.
- Ну, Сорокин, ты родился в счастливой рубашке : молодость победила, теперь выздоравливай, и грех тебе будет, если скоро не вернёшься в строй.
Услышав знакомую фамилию, Галя быстро поднялась со стула и хотела побежать в коридор, но тут же передумала и вернулась на своё место. Когда перевозили раненых из вагонов в госпиталь, Галя видела почти всех, а однофамильцев Юры она уже не впервые встречает среди бойцов.
Закончив уборку Галя вернулась в палату. Но тут следом за ней зашла санитарка тётя Шура и отобрала у неё ведро :
- Ты, дочка, и так умаялась за эти дни. Иди отдыхай. - Тётя Шура не любила, когда ей возражали, и Галя поцеловав её, ушла к себе.
Муж тёти Шуры погиб сразу же в начале войны, и все домашние хлопоты легли на её плечи. Она была немногословной, после гибели мужа никогда больше не улыбалась и преждевременные складки легли на её лицо. Но не смотря на это, тётя Шура была чуткой и добродушной женщиной и Галю жалела, как свою дочь. Хотя у неё у самой не было ничего лишнего, всё же она почти каждый раз приносила Гале что-нибудь поесть. Вот и теперь возле кровати на табуретке Галя увидела бутылку с молоком и картошку. Картошка была порезана маленькими ломтиками в железной мисочке и полита растительным маслом. Рядом лежал небольшой кусочек хлеба. Галя с благодарностью улыбнулась и принялась за еду.
После прибытия последнего санитарного поезда ей ещё ни разу не удалось спокойно выспаться. И хотя из-за постоянных бессонных ночей она чувствовала усталость, всё же уснуть сразу не смогла. Думала о предстоящей поездке на фронт, которая задерживалась, и решила через райком комсомола сегодня же всё выяснить. Галя представляла себя на поле боя, лежащих на снегу раненых, которые нуждались именно в её помощи, и считала, что её место именно там, на передовой. А кончится война приедет она в свой родной Ленинград и обязательно поступит в медицинский институт. С этими мыслями он6а уснула.
После обеда Галя ушла в райком. В приёмной за столом сидела секретарша и стучала по машинке.
- Вы к кому ? - спросила она Галю.
- Мне нужен первый секретарь.
- Ни первого, ни других сейчас нет. Теперь они ежедневно после обеда занимаются с добровольцами в военкомате.
Галя дошла до дверей, взялась за ручку и, круто повернувшись спросила :
- Предполагается через неделю, - не отрывая глаз от машинки, ответила девушка.
Галю как ветром сдуло. Она бежала до самого госпиталя, не останавливаясь. В первую очередь разыскала тётю Шуру, поцеловала и, прижавшись к её груди, заплакала. Тётя Шура взяла Галю за руку и повела на склад :
- Сперва поешь, дочка, а потом поговорим. Впереди работы невпроворот, на всю ночь хватит. - Тётя Шура села с Галей рядом на кровать и ласково, по-матерински, погладила её по голове :
- Ничего, всё обойдётся, всё пройдёт. Кончится война, приезжай к нам, приму как родную дочь, тётя Шура немного помолчала, потом продолжала : - Я вам с Ниной связала по две пары шерстяных носков и по паре варежек. Идите помогайте нашей Родине, другого выбора теперь нет. Или они нас уничтожат, или мы очистим нашу святую землю от этих людоедов.
Галя удивлённо посмотрела на тётю Шуру :
- А разве Вы знаете про наши заявления ?
- Мать не обмануть. Я уже давно знаю, что и ты и моя Нина втихомолку от меня носили в военкомат заявления. Нина боится меня расстраивать из-за того, что мне будет трудно одной оставаться с тремя детьми. Но кому сейчас легко ? Теперь, дочка, отнеси посуду на кухню и принимайся за работу, а я пойду ещё на завод, помогу своим девчатам упаковать детали и пойдём вместе домой.
Поезд вёз их на фронт. На одной из остановок в вагон зашёл гармонист с другом. Они было остановились в том купе где ехали Галя с Ниной, но, увидев капитанские погоны шмыгнули обратно. Врач Сергиенко сидел за столиком и писал письмо своим старикам, которые эвакуировались из Харькова в Ташкент. Своей семьи у Сергиенко не было, поэтому он ежемесячно родителям высылал деньги, чтобы помочь воспитать двух своих племянников., у которых погибли родители. Сергиенко вспомнил, что он давно уже обещал Гале и Нине рассказать историю гибели его сестры Лизы, но в госпитале свободного времени у него так и не нашлось. Теперь такая возможность представилась.
- Это было осенью сорок первого, - начал капитан, - По дороге шли отступающие части, тянулись вереницей повозки с домашней утварью, детьми, рядом были женщины и старики. Голодные, усталые, совсем выбившись из сил, люди решили остановиться в первом попавшем селе, чтобы немного передохнуть.
Лиза с попутчиками остановилась в маленьком домике на краю села. Где-то недалеко била немецкая артиллерия и хозяева вместе с эвакуированными ушли в укрытие. Женщины старались обиходить детей, чтобы с наступлением темноты вновь двинуться в путь. К вечеру стрельба усилилась.
Кое-кто из беженцев, не дожидаясь темноты, покинул село. Лиза с соседками решили накопать на дорогу картошки. Поле было рядом с селом. Неожиданно появился немецкий самолёт. Он сделал несколько кругов, низко пролетел над шоссейной дорогой, по которой беспрерывно шли военные и беженцы. Через несколько минут появились другие немецкие самолёты.
Женщинам не удалось даже собрать выкопанную картошку. На шоссе и в селе рвались бомбы. Лиза бросила лопату и побежала в село к детям, но только выскочила на шоссе, как вдруг повалилась на дорогу. Осколками ей ранило ноги. Смертельно бледная, она ползла по шоссе. Какая-то женщина двумя платками перевязала Лизе ноги, помогла передвинуться к обочине дороги.
После бомбёжки страшная картина стояла перед глазами. Село было охвачено сплошными пожарами, а на дороге валялись разбитые повозки, убитые лошади, убитые и раненые люди. Из села поспешно отступали солдаты, бежали в лес жители, и только артиллеристы с несколькими орудиями прикрывали своим огнём отступающих.
Недалеко от села уже завязался бой, а Лиза всё ещё ползла вдоль дороги. Возле неё остановилась передвижная радиостанция, и из машины выскочила девушка-радистка. Она с шофёром пыталась посадить Лизу в машину, но та отказалась. 'Детей, спасите моих детей !' - молила Лиза. Расспросив подробности, девушка-радистка быстро побежала в обход через лес к указанному дому и только успела крикнуть :
- Уезжайте все, я вас догоню !
Но уговаривать Лизу уехать так и не удалось. Ей помогли перебраться на другую, более безопасную при обстреле сторону дороги, где она и осталась ждать детей.
Уже совсем стемнело. Из села с боем отходили последние наши части, а Лиза продолжала сидеть на обочине дороги с искажённым от боли и страдания лицом.
Тем временем девушка-радистка обошла шоссе лесом и подошла к селу. Крайние дома догорали, а от стоящих рядом сараев оставались только пепелища. Кирпичный погреб стоял в саду между двумя яблонями, которые уже были искалечены снарядами. Верх погреба был полуразрушен, возле входа лежали убитые старик со старухой. Девушка осторожно опустилась по ступенькам в погреб, потихоньку крикнула. Никто не отозвался. Она прошла вглубь и увидела забившихся в угол двух мальчиков. Это были Лизины сыновья, Саша и Вовочка.
Все вместе они выбрались из погреба. Ещё слышна была перестрелка, а по центральной улице уже разъезжали немецкие мотоциклисты, на ходу стреляя из автоматов. Девушка заторопилась. Она взяла Сашу на руки и все троя побежали в лес. Когда опасность миновала, решили сделать привал. Здесь радистка и вспомнила Лизу, её категорический отказ уехать.
Она приказала детям сидеть тихо и ждать её, а сама, пригнувшись, побежала к дороге. Темнота сгущалась, но девушка заметила, что по ту сторону шоссе возле сосны кто-то лежит. Она подбежала к женщине, наклонилась и сразу же отшатнулась. Раскинув руки, убитая смотрела вверх, застывшим взглядом, из полуоткрытого рта текла кровь. Прострелянная голова Лизы лежала в луже крови. Девушка вынула чистый носовой платок, закрыла ей лицо и бросилась назад, в лес. Она забрала детей и повела их дальше. Через несколько километров она вышла на наши части, разыскала радиостанцию.
Девушка накормила детей и кое-как разместила их на ночлег. Когда рассвело, среди беженцев нашлись женщины, попутчицы Лизы. Им и передала радистка детей.
Эти беженцы эвакуировались в Среднюю Азию. Соседки знали, что старшая сестра Лизы давно живёт в Ташкенте, знали её адрес и через некоторое время отвезли туда Сашу и Вовочку, подробно рассказали о гибели Лизы.
На короткое время бригаду вывели для пополнения. И только теперь каждый мог трезво осознать те страшные картины наступательного боя, от которого невольно всё тело охватывала нервная дрожь. Галя сидела на опушке леса, а перед глазами всё ещё вставали атака за атакой, стоны раненых, душераздирающий вой моторов и умирающие на руках солдаты.
Страха и волнения, как перед первым боем у Гали больше не было, и она никак не могла придти в себя, направить мысли на тему мирной жизни. Да и окружающая обстановка не способствовала этому. Везде, куда не глянь, были пепелища, багряные пожары далеко озаряли ночную тьму, кругом валялись обломки боевой техники. Ничего больше на земле не напоминало о мирной жизни, война на своём пути разрушила всё : даже деревья и те были искалеченными.
Август был на исходе и приближение осени, сентября - всё по детски волновало Галю. Каждый год, в эти дни они вместе с мамой и Таней ходили в Ленинграде по магазинам, покупали школьные принадлежности. Первое сентября всегда был для них праздником.
Галя сидела, погрузившись в свои мысли, а по её щекам текли слёзы, которых она не замечала. Как хорошо она теперь понимала слова мамы и бабушки, что самое дорогое и самое главное в жизни - это мир.
Девушка не заметила, как из темноты подошли Коля Писаренко и его друг бронебойщик Миша Ковальчук. Коля никогда не разлучался со своей гармошкой и даже во время боя ухитрялся перетаскивать её из траншеи в траншею. Не раз лейтенант делал ему замечание : - Ты Писаренко, доиграешься со своей гармошкой, оставил бы её1 где-нибудь, подведёт она тебя.
- Не могу, товарищ лейтенант, её оставить, она ведь у меня 'историческая'. Матушка мне эту гармошку подарила и она, как талисман, всегда приносит счастье.
И слова Коли были пророческими. Он из любого затруднения выходил целым и невредимым. Многое из своей жизни Коля любил рассказывать Гале : о маме, друзьях и особенно с большой нежностью говорил про свою любимую Марийку, но об истории гармошки не проронил ни слова.
Теперь Коля молча стоял возле Гали и улыбался, а в правой руке что-то прятал за своей спиной. Он всегда себя так вёл когда приносил ей письмо и Галя хорошо знала его привычку, быстро вскочила.
- Ты опять !... - начала его дёргать за правую руку, чтобы посмотреть, что у него там. Но в руке у Коли оказалась только газета.
- А где же письмо ?! Ты ведь никогда меня не обманывал ?!
- Эта газета сегодня особенная, вроде хорошего письма, - Коля не спеша подошёл к Гале, козырнул и стукнул каблуками :
- Товарищ санинструктор, поздравляю Вас с правительственной наградой - медалью 'За отвагу', желаю в будущем храбро и смело драться с врагом, - и вручил Гале газету. Она при слабом свете глазами пробежала по строчкам и в столбике, где значилась её фамилия, увидела и фамилию Коли.
Тот стоял и довольно улыбался, а потом вытащил из кармана плитку шоколада и вручил её Гале.
- Ну, а теперь как повелось, отметим ваши награды, - и Миша налил в железную кружку спирта.
Ни Коля, ни тем более Галя спиртное не употребляли, но для такого случая всё же решили чуть-чуть пригубить. Мише вернули почти полную кружку и он, охая и вздыхая, всё содержимое вылил обратно в фляжку :
- А я то старался и выходит, зря. При всём желании не смог достать для такого случая ни шампанского, ни жареного поросёнка. Ну ничего, кончится война, тогда всего будет достаточно.
- Давай лучше споём, - и Коля взял гармошку, растянул её до отказа и запел известную украинскую народную песню.
Коля столько души вкладывал в эту песню, что дух захватывало от его тоски по любимой, по родному краю, где он рос, учился и любил.
- Сержант Писаренко, к замполиту ! - крикнул издали солдат из второй роты.
Коля быстро встал и направился в расположение штаба.
- Оставь свою 'историческую', не пропадёт, не на свидание идёшь - и Миша от души расхохотался.
Коля немного поколебался, потом с упрёком посмотрел на Мишу и, положив гармошку возле Гали, быстро зашагал к штабу.
- Скажи, пожалуйста, что за история с этой гармошкой ? Мне интересно об этом узнать, - обратилась Галя к Мише.
- Видишь ли, мы с ним решили, вот соберёмся вместе после войны, тогда и будем вспоминать обо всём, что было. А вообще-то могу рассказать.
- Дело в том, что отец Коли умер рано, и вся тяжесть по хозяйству, воспитанию сына легла на мать. Нелёгкое детство было у Коли. Подростком в летние каникулы пас коров, а когда подрос, работал на колхозном поле и помогал больной матери по хозяйству.
Хорошо освоил трактор, затем комбайн и стал отличным помощником механизаторов. Весной, в посевную пору осенью в уборочную, после уроков работал на колхозном поле, а в летние каникулы он и жил на полевом стане вместе с механизаторами.
Окончил школу и стал работать в колхозе. Бывало, в день по две-три нормы выполнял. А вскоре в колхоз прислали на практику двух девушек-зоотехников. Одна из них и была Марийка, которая ответила взаимностью на любовь Коли.
Они часто встречались в колхозном клубе, выполняли комсомольские поручения.
У Коли с раннего детства проявился музыкальный талант, он обладал исключительным голосом и нередко выступал в концертах.
В конце апреля 1940 года колхоз отмечал совершеннолетие целой группы молодых ребят, в числе которых был и Коля.
В празднично убранном клубе именинников поздравляли и вручали подарки. Здесь он и получил из рук матери богатый и неожиданный для него подарок - гармошку. И с тех пор не расстается с ней.
И представляла Галя, как в первомайский праздничный день сидел парень в поле, любовался просторами и полной грудью вдыхал свежий весенний воздух, от которого даже голову дурманило. Рядом в лесу гомонило птичье царство.
Коля очень любил землю, поле, лес. Ему казалось, что земля на колхозном поле дышит и пахнет по особому, что зазеленевший хлеб по утрам плачет росистыми слезами, а колосья умеют тихо перешёптываться между собой. Коля смотрел на всю эту ожившую природу и был счастлив. Он взял гармошку, и тихая лирическая мелодия эхом отозвалась в лесу, за ней -другая. Затем Коля незаметно для себя растянул гармошку до отказа, и вихрем вырвалась наружу украинская плясовая. Коля всё играл и играл, и казалось, что никогда в жизни он не будет больше так счастлив.
А через год грянула война. Николай добровольцем ушёл на фронт, не забыв захватить свою гармошку.
- Ждите меня, - сказал он на прощанье матери и Марийке. - Верю, что скоро вернусь домой цел и невредим. И гармонь мою привезу в сохранности. Ох и сыграю я тогда для вас.
Спать не пришлось. На рассвете началась артподготовка. От всходящего солнца небо на востоке было красным. Как будто стреляли именно туда, и облака загорались. Пахло порохом, дымом и гарью, а от гула тяжёлой артиллерии казалось, что началось землетрясение.
Галя знала, что её помощь понадобится после артподготовки, когда батальоны пойдут в бой, и вместе с санитаром ушла за завтраком для раненых. Санитаром был старый и хромой дядя Ваня, который после ранения и излечения сам пришёл из госпиталя на передовую. Галя оставила дядю Ваню в землянке, а сама взяла санитарную сумку и направилась туда где её уже ждали.
По извилистой тропинке она дошла до того места, где начинались траншеи. Бой был в полном разгаре. Галя направилась туда, откуда слышались непрерывные пулемётные очереди. Ей захотелось увидеть отважного пулемётчика Колю, и чтобы он, как всегда пожелал ей благополучного возвращения.
По обе стороны от пулемётного гнезда в траншеях были солдаты и Галя издали встретилась с Колей взглядом. Он ободряюще кивнул ей головой. Девушка прошла дальше, напряжённо глядя в поле. Вот она выбралась из окопа и поползла в сторону небольшой горки. Перевязав раненого , Галя потащила его к укрытию, потом другого, третьего... Она выполняла свой долг, забыв об опасности и думая только о спасении раненых.
Через некоторое время на поле появились немецкие танки. Наше орудие било по ним бронебойными, а бронебойщики с длинным противотанковым ружьём помогали из окопов.
Но несколько вражеских танков упорно двигались к нашим позициям. В ход пошли связки гранат и бутылки с горючей смесью. Впереди всех был Миша. Три немецких танка загорелись. Галя в душе радовалась и гордилась храбростью своих ребят и внимательно следила за ходом боя. Вдруг два танка на левой фланге изменили свой ход и помчались прямо на центр позиции. Когда первый немецкий танк приблизился, Миша выполз из окопа, размахнулся и бросил под танк связку гранат. Железная махина круто повернулась и остановилась. Миша схватил ещё одну связку гранат, но вдруг резко взмахнул руками и упал. Через несколько секунд он поднялся на колени, немного прополз и опять упал.
Галя вихрем сорвалась со своего места и побежала к Мише через открытое поле, не обращая внимания на свист пуль, ни на близкие разрывы вражеских мин.
- Ложись ! - неожиданно где-то недалеко закричал взводный.
Галя упала на землю и дальше уже поползла. Миша лежал лицом вниз и в раскрытых руках крепко сжимал горсть земли. У ног его проступила лужа крови. Галя приложилась ухом к спине, а потом осторожно перевернула бойца. Миша застонал и на его бледном лице выступили капли пота. Он был ранен в обе ноги.
Оказав необходимую помощь, Галя вытерла носовым платком потное и запачканное в земле лицо Миши. Натренированными руками она подсунула под раненного плащ-палатку и потащила его к траншее.
Тем временем перестрелка усилилась, снова застрочили наши пулемёты.
Галя оглянулась. Под прикрытием танков наступали немецкие автоматчики. Медлить было нельзя. Она быстро потащила Мишу в ближайшее укрытие. Удобного места для спуска в траншею искать было некогда, и Галя с помощью солдат осторожно опустила Мишу вниз. Немного передохнув, она перетащила раненного дальше , где её встретил санитар дядя Ваня. Галя, передав бойца, сразу же повернула назад. Издали Галя увидела, что Коля стреляет один и поспешила к нему на помощь. Пулемёт внезапно захлебнулся и немецкие автоматчики сразу же устремились в его сторону. Длинными очередями пулемётчик прижал противника к земле, но уже давало о себе знать ранение. На гимнастёрке у Коли проступило кровяное пятно. Он замешкался, вставляя ленту рукой, но в этот момент на подмогу подскочила Галя, и пулемёт вновь застрочил.
Рядом стоявшие орудия начали бить осколочными снарядами. Не отрывая глаз от ползущих немцев, Галя крепко вцепилась в ручку пулемёта и, ни на минуту не прекращая огня, вместе со свинцом злорадно посылала врагу проклятия : '...за Таню, за маму, за всех...'
- Ленту ! - потребовала Галя.
- Ленту! - ещё громче закричала она в сторону Коли.
Но раненый пулемётчик продолжал молчать. Галя повернулась в его сторону. Коля сидел в той же позе, по левой щеке из виска у него текла кровь.
Несколько немецких автоматчиков приближались к нашим окопам. Пулемётных лент не было и только возле ящика лежали две связки гранат. Галя схватила одну связку и с трудом бросила её в приближавшихся немецких автоматчиков, но сама закачалась и упала возле Коли прямо на пулемёт. Поднявшиеся батальоны, при поддержке подоспевших танков, далеко отбросили противника. Под вечер бой утих.
В братской могиле с почестями похоронили наших солдат, в то числе и отважного пулемётчика Колю Писаренко. А на красивом месте у зелёной дубравы похоронили всеобщую любимицу Галю Мартынюк.
На другой день, росистым утром по извилистой дорожке вдоль дубравы солдаты шли за завтраком к походной кухне. Впереди них перелетая с ветки на ветку, всё время стрекотала сорока, а дальше, на холме, звонко куковала кукушка, как будто и вправду отсчитывала пройденные годы. Когда вышли на открытое место, все увидели, что возле могилы Гали Мартынюк стоял совсем ещё молодой старший лейтенант.
Это был Юрий Сорокин.
Солдаты старались проходить мимо него как можно тише и ещё ниже наклоняли свои головы, чувствуя какую-то неловкость и вину от того, что не смогли уберечь Галю в том смертельном бою.