ГЛАВА 5. Весна пробуждается, и два странника с нею
Солнечный свет, прекрасный и загадочный, вторгшись в уединённую комнатку, залил её голые стены. Время перестало иметь значение. Старуха - одновременно и няня, и горничная - накормила Титуса и его спутницу. Пища стала более обстоятельной, и Титус почувствовал, как силы возвращаются к нему.
Он прекратил выкрикивать своё имя и употребил долгие часы тишины для того, чтобы снова и снова погружаться в детство и недалёкое прошлое, всегда при этом осознавая на себе взгляд тёмной красавицы. Слов не было, только безмолвие - взаимное, как понял Титус. Он научился наслаждаться тишиной, но его юношеский пыл не мог погаснуть подобно тлеющим уголькам от умирающего костра. Он жаждал вернуться к жизни, вновь ступить на опасный путь бытия.
Потом пришёл день, когда беззубая старуха поставила перед ним еду, которой он должен был напитать себя сам. Она сделала вид, что жуёт и, пока наблюдала за его неуклюжими попытками втолкнуть в себя пищу, одобрительно кивала. Огромная мягкая лапа кремового цвета осторожно легла ему на колени, и он увидел то, что, должно быть, слышал, когда его вытягивали из забвения, - здоровенного, но ласкового пса. Мягкая чуткая морда ткнулась ему в щёку, легонько тявкнула и устроилась у него под подбородком.
Я - это я... Я живу... Я снова начинаюсь.
- Кто ты? - вскричал он, зная, что ответа на этот вопрос не дождётся. - Что могу я сделать, чтобы вдохнуть жизнь в эти члены?
Когда в этот раз Титус столкнул одеяла с койки, он ощутил наконец свои ноги-палки, почуял в них дрожь. Он был осторожен, понимая, что только время вернёт ему способность двигаться так, как ему заблагорассудится.
Пёс подскочил в возбуждении, будто ребёнок, обрадованный вестью о предстоящем празднике, и его глаза в ожидании уставились на Титуса.
Дверь была открыта, и через неё веяло внешним миром, тёплым солнцем, лёгким ветерком, нежно лижущим щёки и высохшие ноги.
О, я хочу жить. Я хочу быть живым.
Страстно желая вытянуться с головы до ног, Титус слез на каменный пол и в этот раз избежал падения. Ему было куда идти. Хотя его движения походили на походку древнего старика, но мозг и тело, пусть и надолго лишённые нагрузки, принадлежали молодому.
Он ухватился за собаку, обвив руками её шею, и та потащила его от кровати, всего исходящего безмолвным криком от желания. Ковыляние от одной койки до другой заняло, казалось, целую вечность.
Он опустился у её постели, тяжело дыша. Пёс заскулил, когда Титус, пытаясь встать, наступил ему на лапу и повалился поперёк кровати. "Я хочу тебя". Он лежал прямо на тоненьких членах, всхлипывая. Слёзы растерянности струились по его щекам. "Кто ты?" Под покрывалом покоилось что-то крохотное и немощное - рука? Словно бабочка пропорхнула крыльями по его векам, по впалым щекам, по тонким губам, по подбородку и в конце концов задержалась на небритой шее.
Приключение снова началось. Он пробудился к новой жизни.