- Что у нас сегодня в программе по плану? -спросила жена.
- Сегодня выбор между горячими источниками и лесом Аокигахара
-Только вчера на пляже Идзу жарились, на горячие источники сегодня неохота. А что за лес такой? Опять национальный парк с чудесами ландшафтного дизайна? Можно, думаю, и туда направиться.
- Нет, это место совсем не похоже на сад. В брошюре написано про лес мертвых. Черт его знает, что подобное может означать. Японцы - те же инопланетяне. У них что ни название - то легенда, да такая, что у европейцев мозги сворачиваются от вычурности.
- Я читала, вроде, его еще лесом самоубийц называют. Про него речь идет, да?
- А кто ж знает. Ну, едем?
- Конечно. Фудзияму увидим?
- Да, гора недалеко, виды гарантированы. Фото изумительные получатся.
Вот уже вторую неделю мы с женой путешествуем по Японии, посетили остров Хоккайдо, а сейчас по Хонсю путешествуем. И хоть такие туры считаются дорогим удовольствием, они того стоят. Российские туристы редки в Японии, и также представляют табулу разу для местных жителей, как и они для нас. Япония повергла меня в мировоззренческий шок - это не просто другая страна, это другая планета. Иные лица - мы с женой возвышались над толпой хрупких японцев, иная еда - я все жалел, что с собой вилку из дома не прихватил, здесь ее не найти, хочешь есть - клюй палочками. Про традиции и говорить нечего, нам их не понять.
Мы с женой обычные, самые что ни на есть стандартные туристы, офисные работники среднего звена, вовсе не экстремалы, на Фудзи восхождение, к примеру, не планировали. Приятное знакомство с необычной культурой - вот, собственно, и все наши цели. Предстоящая нам экскурсия в мертвый лес вышла за рамки развлекательного тура, ибо страшно там оказалось до невозможности, но именно в этом месте я смог приблизиться к настоящему познанию далекой страны.
Это знакомство с кусочком Японии будет вспоминаться в дальнейшем чаще всего и даст мне понимание величия ее традиций. Покажет мне путь, как принять близко к сердцу ее марсианские верования. Приоткроет мне истинную природу Японии, так часто непонимаемую иностранцами. Природу как вокруг нас, так и природу внутреннюю, душевную, ибо все в Японии взаимопереплетено, живое и неживое. Впрочем, я вообще сомневаюсь, что японцы считают хоть что-нибудь неживым, ведь даже у камня, по их идее, есть душа.
Кое-что, все же, в японской культуре оказалось близким и для меня. Например, мне особенно понравились японские сады - воплощение рая на земле, где человек может творить жизнь сам и остаться при этом в гармонии со вселенной. Великая философия, заключенная в растениях, так далека от утилитарных российских представлений. Тут уж точно никто себя царем природы не считает.
И вот, я и моя жена едем в микроавтобусе по местным дорогам. Ну, рассказывать о том, что японские дороги не чета нашим - дело бессмысленное. Все об этом знают, чего душу даром травить.
За оградами пролетающих садов видим изогнутые и искривленные деревья. У японцев считается особенно ценным то дерево, которое по нашим меркам надо срубить, чтобы не мучилось понапрасну. Мало того, они всячески культивируют кривые стволы и вытянутые, как если бы на помощь зовущие, ветви. По местным поверьям, именно такие деревья символизируют дух жизни и способность противостоять стихиям.
Ну что ж, хозяин - барин. В нашем поселке, если несчастную не доканали морозы, снегопады или древоточец, от подобной сосенки давно бы избавились сами жители. А здесь же - шик высший. Инопланетяне, как я и сказал.
Везде чисто, выметено до соринки. Вот и в домике, у которого остановился наш микроавтобус, было так же. Представлял он собой нечто среднее между помещением для чайных церемоний и туристическим офисом. Крыша выстроена в национальных традициях: загнута кверху, а над коньком на фоне неба вырисовываются фигуры животных.
Про эти загнутые кверху крыши мне одна легенда понравилась, она с драконами связана. Драконы эти здесь большими проказниками слывут: по крышам кататься любят, как дети с горки. И вот, одному крестьянину надоело, что баловники, прокатившись по крыше, сваливались вниз на землю, где росли посевы. До того повадившиеся драконы надоели, что уж и не знал бедный крестьянин, что делать. Наказать-то их нельзя: портить с ними отношения - себе дороже, да и спровадить куда подальше невозможно. А все грядки испорчены, что ж ты будешь делать?
Хорошо, что в России драконы не водится. Хотя нет, водятся, в сказках, понятно. Только у нас не с крыш катаются, а более пакостными делами промышляют. Да еще они о трех головах, у японских же только одна.
Так вот, крестьянин думал-думал, да инженерная смекалка помогла: решил он, что крышу надо вверх загнуть, чтобы драконы, прокатившись с нее, падали не вниз, а взлетали опять в воздух. Очень были рады шалуны такому развлечению, а традиция делать крыши подобным образом прижилась.
Красивая легенда, не правда ли? Только вот мне думается, что драконы эти, прокатившись по гнутой горке, летели прямиком к соседям, шлепались у них в огороде и портили посевы там.
Сопровождавший нас японец-гид стал проводить небольшой инструктаж. Говорил он с жутким акцентом, из десяти слов я понимал чуть больше половины. Возьмем, к примеру, букву "л": японцы не могут ее выговорить и заменяют на "р". Известно, что название нашей группы "Сливки", полюбившейся в Японии, звучала в местном исполнении довольно смешно.
Итак, вкратце, вот что он сообщил. Идти по тропинке. В стороны не отходить. Если отойдем - то потеряться можно очень быстро. Компас в этом лесу бесполезен из-за каких-то аномальных магнитных полей. Плюс вулканический ландшафт дезориентирует. Надо сказать, я не особенно напрягся: по тропинке - так по тропинке, лишь бы не парами строем.
Погода благоприятствовала прогулке по лесу. Правда, пейзаж был настолько необычным, что голова подобное разнообразие не вмещала. Все не как в России: и земля другого цвета, красноватого какого-то, и даже запахи, какие я раньше никогда не чуял.
Выпили местного чая - он тоже странный, мне не понравилось, я к другому привык. Вышли на трассу, а от домика до леса мертвых идти, как гид информировал, минут так пятнадцать.
Группа у нас собралась небольшая, мы с женой, да интересный старикан. Ну, не старикан, конечно, но за шестьдесят ему точно. Крепкий мужик, жилистый, обвешан фотоаппаратами и камерами. Как впоследствии оказалось, он был исследователем, приехал в Японию изучать местные легенды, поверья и традиции. Этот лес самоубийц чуть ли не на первом по значимости месте у него стоял. Я про себя его "японистом" назвал, хотя имя свое - Вадим Карлович - он назвал. Очень серьезный дядька, по-японски шпрехает. Пока мы до леса шли, он все с гидом нашим, ничего нам не переводя, щебетал. Японский язык действительно интересный. Много звуков в нем напоминает шумы природы: шелест листьев, шум падающей воды и ее перекаты в горных ручьях, щебетание птиц.
При входе в лес насторожила посаженная на треногу черная табличка, где белыми иероглифами, как перевел гид, было написано предостережение и увещевание тем, кто собирается умереть в этом лесу. Очень неприятный осадок от этого объявления остался, хоть мы и планировали лишь туристическую прогулку.
Рядом с табличкой росла, или, скорее, доживала высокая сосна, корни были наполовину выдернуты из земли, как если бы великан подошел и покрутил ее, как спичку, выворачивая из земли. Покрутил и - тут его внимание что-то отвлекло, потому как дерево так и осталось стоять, цепляясь из последних сил за землю остатками корней. Неподалеку росли еще несколько подобных уродцев.
Ну ладно, японцы сами формируют в своих садах подобные экземпляры, руководствуясь странными соображениями. Но кто или, скорее, что способствовало появлению этих наполовину мертвых деревьев здесь? Что за черная сила так издевается над природой, изламывая деревья в разные стороны?
Идти на экскурсию в поддернутый дымкой, как в голливудских фильмах, лес перехотелось. Но, как говорится, груздями мы уже назвались - пришлось в чащу лезть. Авось, с нами ничего страшного не произойдет.
При подходе к лесу была организована автостоянка. В Японии так везде: вроде и лес страшный и дремучий, а рядом с ним место организовано для тех, кто туда собирается направиться, учтены все тонкости и нюансы.
Гид-японец попросил нас обождать и пошел в дальний ее угол. Там припарковалась некогда зеленого цвета машина, сейчас полностью сизо-болотая от пыли и покрытая ворохом засохших листьев. Гид обошел ее и помахал рукой, чтобы мы подошли.
На заднем сидении давно заброшенной машины сквозь протертое от пыли и шелухи листьев окошко можно было различить книгу с названием на японском, на переднем же - блокнот и ручку. У нас в подобном случае разворовали бы все. Японцы же и пальцем чужого не тронут. Помните, как они после землетрясения к собственности пострадавших относились?
- Эта машина стоит на автостоянке уже девять месяцев, - пояснил наш гид, - я ее постоянно проверяю, не пришер ри хозяин.
- А куда же он подевался? - спросила моя жена.
- Его давно уже нет в живых, я уверен. И сгинур он именно здесь, в чаще Аокигахара.
Да, от такого рассказа стало жутко. Хотя, может, у них это такая местная байка для туристов, чтобы оправдать название достопримечательности?
&npbs;А раз все правда, то чего этот лес не вырубят на фиг, раз у него такая слава дурная? Всего-то три гектара, а ужас наводит: считается самым страшным в мире лесом.
&npbs; Правда, он действительно такой, от него мороз по коже. Как бы вы описали место, в котором Баба-Яга живет? Вот-вот, этот японский лес именно такой. Мертвый. И не оттого, что в нем мертвецов хватает. Вокруг полуразложившиеся поломанные деревья и покрытые зеленью мхов обрубки стволов и ветвей.
Тропа, на которую мы ступили, уже через минуту стала еле различимой, кочки и вылезшие из земли корни цепляли за ноги зубами. В лесу стало ощутимо холоднее, чем на автостоянке. Этот феномен я вообще объяснить не могу: ну температура-то при чем? Что за кондиционер местный?
А гид уже другое поверие рассказывает. Считается, что в этот лес люди приходят с целью покончить жизнь самоубийством. Даже книга-руководство у них в стране вышла, как это действо лучше сделать.
- И много здесь людей совершает суицид? - спросила моя жена.
- Много. В этом году уже найдено 48 черовек. Кризис в стране.
- Ничего себе! - присвистнул я.
- А раньше быра другая традиция, - продолжил гид, - сюда семьи приносири детей и стариков, когда не могри их прокормить. Умирать приносири.
- Боже, какой ужас! - жена была вне себя от возмущения.
- Да, теперь в ресу их призраки живут, - вздохнул японец. - А также призраки тех, кто уже в наше время покончир жизнь самоубийством.
Продвигаемся мы дальше по тропке, видим: множество табличек на деревья прикреплены, а на них нарисованы краской или прокарябаны указывающие в разные стороны стрелы. Рядом с табличками-указателями привязаны веревки, их длинные рукава тянутся по лесу, сплетая огромную символическую паутину.
- Эти веревки, - объясняет гид, - привязари те, кто добровольно покинур жизнь. Если по ним пойти, то в конце каждой мы обнаружим или истревшее тело, или еще свежий труп. Если повезет, то мы увидим того, кто торько готовится совершить смертоубийство. Успеем помочь.
- А веревки зачем? - только и смог прошептать я.
- Это нужно, - вступил в разговор мужик-"японист", - чтобы можно было найти тело и соблюсти погребальную церемонию.
Мы с женой зашумели-заговорили наперебой.
- Вот это да..
- А зачем для этого в лес идти...
- А если мы сейчас труп обнаружим...
После последней фразы окончательно захотелось закончить экскурсию и вернуться в гостеприимный японский домик, где мы недавно были. А еще лучше, в гостиницу. Или хоть в наши русские прозрачные леса. Где вы сейчас, родимые? Подосиновики-сыроежки, светлый лист осенней березки, кочки краснеющей брусники, болота, усыпанные нарядной клюквой.
Мы втроем притихли и прислушались. В наших родных пенатах даже в мороз нет-нет, а то птица в лесу голос подаст, то крылом снег собьет. Здесь же чужеродная тишина, даже деревья стоят не шелохнувшись. Мертвый лес, и этим все сказано.
Между тем, наш гид спешит дальше вглубь леса по полузаросшей тропке, не останавливается. Вот он отошел от дорожки шагов на двадцать, мы за ним. Видим - и жуть впивается в кишки и желудок, сжимает легкие, не давая свободно вздохнуть.
На одном из сучьев висит обрывок веревки, еще не успевший истлеть в этом влажном воздухе. Внизу, около ствола, можно разглядеть в траве обрезанную петлю, снятую с трупа. Видимо, самоубийство произошло совсем недавно. Наш гид остановился рядом с этим местом, затем склонился в почтительном поклоне, мы последовали его примеру. Боже, какое грустное и печальное место. Легкая дымка от болотных испарений, казалось, пролезала в тайные уголки души и взывала последовать примеру многих умерших в этом лесу.
Страшно - не страшно, а идем дальше. Только бы не отстать, не заплутать, а то, как стемнеет - все, не выбраться из этого гиблого места никогда. Хотя, есть надежда, что искать нас пойдут - все ж таки мы туристы.
Я вспомнил, как однажды мне пришлось в нашем родном лесу от станции до дома идти ночью. Всего-то ничего, километров пять, тропа хорошая: кое-где и заросшие бетонные плиты еще виднеются, а где и трактор прошелся, да не один раз. Припозднился - да что там, чего бояться-то? По тропе, чтобы дойти, и света фонарика хватит. Не маленький, в сказки и ужасы всякие не верю. Ага, щаз! Это когда дома, при свете, да под бубнеж телевизора сидишь - не страшно. А выйди на крылечко темное, да потом в лесок ближайший, да ступи пару-тройку шагов вглубь от опушки - сразу мерещатся за каждым причудливо изогнутым деревом чудища. Подозреваешь, что чернеющая ветка тебя за шиворот схватит.
По моей родной тропке я днем долетаю минут за сорок пять, ночью же в тот раз и того короче вышло. Справа по дороге чернел густо посаженный солдатиками еще в советские времена ельник. Там и днем-то всегда темно. А тогда ночью его чернота, как мне казалось, скрывала злых духов леса. Или военная база за лохматыми деревьями готовила своих выросших на радиации монстров.
В общем, какой бы ни был молодец-удалец, а в лесу ночью страшно. Не верите - а вы выйдите в лес хотя бы в сумерках, я уж про ночь не говорю. Идите вглубь, принюхиваясь к запахам ночи, ведь слух и зрение не очень-то помогут ориентироваться. Дальше идти захочется? Вот то-то и оно. То великан впереди, кажется, замер на огромных ногах, руки широко расставил, только вас и поджидает. А сверху волосы косматые развиваются, голова его к вам склониться хочет. Вы на него фонарик, как копье, направляете - просто так страху не поддаетесь. А громила дальше перемещается.
Или, кажется, что вот из-под соседнего куста резко поднимется рожа, белея оскалом. Уши ловят всяческие, даже мимолетные шорохи, и, кажется, что подкрадывается к вам кто-то сзади. Или что-то. Вы его не видите, а он вас - да. Его глаза, уши и нос приспособлены к тому, чтобы выслеживать из-за угла и нападать. Так и будут стрелы вашего фонарика перелетать с места на места, разя противников. Но напрасно.
Вот вы оборачиваетесь назад и пригибаете голову: лапа над вами мохнатая - то ель к вам руки тянет. Назад, на дом, смотрите - а там огоньки оконные горят, манят безопасностью. Поворачиваетесь опять к лесу и вглядываетесь вглубь. Инстинкты, выпестованные еще древними племенами, встают на дыбы и вопят. Нет, назад, ну его к лешему, этот лес. И вы стрелой летите назад, добираетесь до родного крыльца в два раза быстрей, чем в лес шли нервишки проверять.
А в тот раз я через лес ночью иду и действительно боюсь своих родных березок с осинками, про ельник и говорить нечего. Решаю песню для смелости петь. Ничего в голову не идет, кроме одной: "В заповедных и дремучих, в страшных Муромских лесах, всяка нечисть бродит тучей, на проезжих сеет страх, воют воем что твои упокойнички, если есть там соловьи, то разбойнички...". Пою и к своему же голосу прислушиваюсь. А в лесу только деревья шумят, да мой голос далеко раздается. Звук корявого пения, казалось, очерчивает вокруг меня круг, как бы ограждая от нечисти. Фонариком свечу только по тропке, по сторонам глядеть - нет уж: еще увижу что-нибудь такое...эдакое...
Так и пел я громко, пока почти бежал по тропинке с выступающими, как в этом японском лесу, корнями. И откуда только они берутся ночью, днем их и не замечаешь. Когда дом свой родной увидел, то страх сразу же отпустил. Правда, с тех пор больше я по ночам в лес не ходок.
Но то у себя на Родине, где даже военный засекреченный городок свой в доску. А здесь все перевернуто с ног на голову, и всему надо учиться сызнова: и как с людьми общаться, что можно, а что нельзя делать, и даже какую одежду носить. Если твои усы, к примеру, боссу не понравятся, то их сбрить придется, каково?
Здесь, в этом мерзком гиблом лесу я себя почувствовал полностью беспомощным младенцем.
- Если что случится, то и на помощь не позовешь - по-русски не поймет никто, да и кого звать-то, в лесу этом? - жена как будто читала мои мысли.
- Если только мертвецов, - решил пошутить я.
- Какого черта поперлись сюда? Нет бы сейчас на горячих источниках млели, а потом саке дегустировали.
- И не говори. Захотелось, понимаешь, экзотики.
- Как будто мало ее в Японии мы уже видели.
- Если мы заблудимся, то как без компаса и карты выберемся? - запаниковала жена.
- Да. Проблематично это будет. - Подхватил тему "японист". - Особенно, если учесть, что раз компас здесь бесполезен, то это же самое и с мобильным случится, когда мы еще на некоторое расстояние вглубь леса уйдем.
- Недаром я в офисе не увидел желающих, кроме нашей группы, в этот лесок наведаться,
- Ничего, - успокоил "японист". - Здесь полиция каждую неделю лес прочесывает. Если что, то и нас найдут.
- А зачем полиция сюда каждую неделю наведывается? - полюбопытствовала жена.
- Покойников искать, - мрачно заметил "японист" и этим закончил наш ряд вопросов, которые задавать расхотелось.
Еще одна остановка шагах в десяти от тропинки. Все ясно и так, без слов: на земле лежат блистеры от лекарств. Пустые. А рядом пластиковая бутылка из-под воды. Тут мы все трое не стали ждать примера японца - низко поклонились этому месту.
А на душе - волком выть хочется. Невыносимо. Безумно. Бессмысленно. Мне никогда не понять, как можно из самоубийства делать искусство, давать рекомендации, как покончить с собой, писать книгу о том, что лучшее для этого место - здесь. И эта книга стала бестселлером?
Японец наш шустро продвигается дальше по лесу, идет к одному ему известной цели. Мы за ним, гуськом. Молчим все вчетвером, видимо, каждый о своих страхах думает.
Гид резко останавливается, сворачивает с тропы и, скользя ногами по мокрому мху, спускается в овраг, оставляя за собой полосы оголившейся глины. Уже оттуда нас зовет, чтобы мы за ним следовали.
Склон, а не овраг, как потом оказалось, был не очень глубоким: метра два-три. Мы, как сговорились, вниз за японцем не полезли. Стоим и ужасаемся открывшейся нам сверху картиной, от которой сердце стукнуло стопудовыми ударами в голову, а спазмы желудка пришлось самоотверженно сдерживать.
Сначала я увидел красно-белые кеды. Они были чуть позеленевшие от нахождения на открытом воздухе, но сохранились неплохо. Потом - синие мужские шорты, полуистлевшие и присыпанные жухлыми листьями. А между кедами и шортами были...были кости. Труп, видимо, пролежал около года, и желтовато-болотные кости ног, всунутые в кеды, оголились от плоти. Голову трупа, вернее, череп, я разглядел уже позже.
Наш знаток Японии решился спуститься к гиду, мы же с женой остались наверху, потрясенные находкой. Внизу, из оврага, доносилась японская речь. В конце концов, нам тоже пришлось спуститься вниз, цепляясь за корявые ветви.
Наш гид был подчеркнуто печален и, я бы даже сказал, торжественен. Это не первый, как он нам сообщил, найденный им труп. Нашел он его, следую по незамеченным нами стрелкам, которые были прокарябаны на стволах деревьев, что росли вдоль тропы. Мы, пораженные найденным на ней, так спешили за гидом, что особенно к стволам и не приглядывались, а то бы тоже их заметили.
Рядом с трупом лежала деревянная табличка, на которой краской было нарисовано, как перевел "японист", следующее: "Я ухожу из этой жизни добровольно, ибо ничего хорошее меня на этом свете уже не ждет". Мы поклонились по японскому обычаю, затем молча постояли около трупа, оголив головы уже по обычаю русскому. Жаль, помянуть было нечем.
Необходимо было вернуться назад, чтобы сообщить о находке в соответствующие службы, которая свяжется с родственниками самоубийцы.
Карабкаться по скользкому склону наверх не было смысла, наш гид знал другую дорогу до офисного домика с загнутой крышей.
Тропа, по которой нам пришлось возвращаться, сильно отличалась от первой, "туристической". Да и тропой это сложно было назвать. Она лишь едва угадывалась сквозь проросшие сквозь нее деревца. Видно, давно по ней не ходили. Под ногами хрустели раздавленные сухие ветви, да раздавались звуки чавканья, когда ступали по мху.
Запахи были явно болотные, наводящие на мысль о множестве склизких мертвенно-бледных обитателях, которые могут залезть под брючины и впиться в ногу. Или горстями падать за шиворот, чтобы мелкими зубами присосаться под рубашкой.
Неожиданно в запахах появилась новая нотка: вначале мимолетная, а потом все более усиливающаяся. Мы почувствовали запах восточных курительных палочек. Откуда он, что это такое?
Японец резко остановился, шагнул и замер, оставив одну ногу впереди другой. Поднял руку вверх, призывая нас замереть на месте. Стал оглядываться по сторонам.
Что еще такое? Зверь? Кто же может водиться в этом гиблом болотистом лесу? Лучше уж зверь - порождение земных сил, чем потусторонних.
Тишина вокруг давила на уши. Мы слышали лишь биение своего сердца, сейчас с гулом скачущего, как по кочкам, в груди. И срывающееся сдерживаемое дыхание. Хотелось вздохнуть полной грудью и заорать, что есть мочи. Но, в то же время, другие инстинкты пересиливали и заставляли ноги замереть на тропе, а дыхание свести на нет. "Нет здесь никого, и мы мертвые, обойдите нас стороной", - кричали наши застывшие тела.
Далее японец, повернувшись в одну сторону, склонился в низком поклоне, сложив перед собой руки. Именно такой поклон в Японии считается самым почтительным. Склонился и замер так, потихоньку поворачиваясь, как если бы сопровождая своим поклоном того, кто двигался среди деревьев.
Вскоре и мы увидели то, что скрывали уродливые стволы. Красивая молодая японка в красном кимоно и с традиционной прической бесшумно двигалась по лесу. Приглядевшись, я понял, что она не шла, в прямом смысле этого слова, а как бы летела. И именно ее провожал поклоном наш гид.
- Кто это? - выдохнула жена наш общий с ней вопрос.
- Это дух одной из тех девушек, которые решили покончить жизнь самоубийством. - объяснил Вадим Карлович. - Считается священным.
- Да, мы знаем, - продолжил я, - что отношение у японцев к самоубийству в корне отличается от наших, российских.
- Ну конечно, - продолжил "японист". - В этой стране есть поверье, что души тех, кто умрет насильственной смертью или покончит с собой в лесу самоубийств, не уйдут в потусторонний мир. Они останутся на этом свете, чтобы мстить своим обидчикам.
- Мстить? Да уж, как все отличается: в христианстве царит дух всепрощения, а самоубийство - грех, - вздохнула жена.
- Понимаете, в Японии считается, что таким образом торжествует справедливость и уравнивается баланс сил между добром и злом. А если прощать зло, то оно лишь приумножается. Прощение порождает вседозволенность и взращивает новое зло.
- Что-то в этом такое есть, правильное. По крайней мере, в логике не откажешь. - Согласился я. - Хотя понять японцев и их культурные традиции я считаю почти невозможным.
- А что, дух может нам навредить? - прошептала жена.
- Есть легенда, что духи умерших могут заманить в чащу и не дать выйти. Это и с нами может случиться. Если мы им не понравимся, конечно. Заприметить же чужаков они могут издалека, говорят, у духов на спине после смерти глаза появляются.
- В нашем случае все сложилось благополучно, тьфу-тьфу, - сплюнул я через левое плечо.
- Да, конечно. Мы сейчас удостоились чести увидеть редкое, почти невозможное для чужеземцев событие. - Шептал знаток японских традиций. - Дух умершей девушки почтил нас своим присутствием, а ведь показывается он лишь тому, кто свято соблюдает традиции предков.
- Да, - вздохнула еще раз жена, - можно только дивиться и принимать к сведению наполненные смыслом переплетения японских традиций и легенд.
Красное кимоно углублялось все дальше вглубь леса, а вместе с ним и аромат курительных палочек, пока уже невозможно стало различить ничего, кроме болотных прелых запахов и изгибов лесных растений.
Странно, но промелькнувшее перед нами видение смыло тот липкий страх, который мы чувствовали в начале и середине нашего пути. Как если бы и японский лес, и японские духи приняли нас, вместе с чуждой им идеологией и религией. Ведь все мы знаем, что такое стремление к справедливости - в нашей стране в борьбе за нее не одна тысяча человек голову сложила: и юных, и старых, и женщин, и мужчин.
Мы быстро и благополучно вернулись в офис, на этот раз отчетливо различая стрелы на стволах. Предсмертные гравировки была выполнены разными руками и инструментами, были они маленькими и большими, и вели на все четыре стороны света. Изломанные деревья уже не казались убогими. Они виделись непокоренными исполинами, вселяя надежду всякому, кто входил в это царство мертвых. Если деревья после сражения с демонами не сдаются, то и мы выдержим, и мы выстоим, и мы будем сопротивляться природе, злым людям и духам.
Наша экскурсия в корне отличалась от всего остального, с чем мы успели познакомиться в Японии. Как ни поразительны торжествующие красотой рукотворные поднебесные сады, монастыри и прочие достопримечательности, то, что мы увидели в лесу мертвых, было, как не странно, тоже прекрасно. Ибо это была загадочная японская душа, ее смысл и содержание. Квинтесенция их понимания добра и зла.
Дальше череда традиций закрутила погребение найденного нами самоубийцы, и, надеюсь, дальнейшее торжество добра над злом.
Что является мечтой всех без исключения, русский он или японец. Да хоть марсианин.
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/8c724ad31c.jpg)
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/b1f2346311.jpg)
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/dfff9c20c2.jpg)
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/e64bf57e68e1.jpg)
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/d0170d410ccf.jpg)
![[]](/img/w/wolgin_g/obsheezhelanie/beb7d11865dd.jpg)