Аннотация: Если взгляд дворняшки на улице вызывает у вас холод в душе - почитайте, может быть вам и понравится...
СТАРЫЙ ДОБРЫЙ ПЕС
Пес сидел на холме со скучающим видом. Его хозяева уехали еще ранним утром, оставив своему старому, очень старому, любимцу тарелку супа и блюдце холодной воды.
Да, пес Хома был стар: его глаза уже выцвели, стали белесыми от времени, шерсть выпадала клоками, нос почти не ощущал запахов, да и вообще... Хома умирал...
Каждый день, бредя медленной, прихрамывающей походкой, он появлялся на светлой кухне и начинал есть, есть и думать, - Сколько еще жить?
Пса мучили боли, лапы при ходьбе тряслись и иногда казалось, что стоит только опустить одну из них на пол, как та подвернется и он рухнет всей своей болящей тушей на пол. По ночам он не мог спать от ноющей боли во всем чем он был. Даже самая простая вещь - виляние хвостом, отдавалось в его позвоночники спазматическими приступами, поэтому он сначала всегда пытался сесть, а уж потом радостно приветствовать хозяина короткими рывками своего куцего хвоста.
Но не смотря на все это Хома старательно выполнял свои обязанности. Ежедневно он обходил свои владенья, будь это квартира в многоэтажном доме или дача с прилагающимся к ней огородом и заросшим бурьяном задним двором, где он сейчас и был.
Совершив утреннюю проверку дачного участка, он прилег перевести дыхание и немного успокоить поднявшуюся боль в своих старых лапах.
Хома грелся на солнышке и сонно наблюдал за плывущими в глубокой синеве неба облаками. Ему всегда нравилось вот так лежать и смотреть на большие белые хлопья облаков, величаво проплывающие высоко-высоко, где то в неведомой дали. Раньше он мог часами смотреть как облака постепенно меняются, будто рвутся и принимают то облик како- то несуразной птицы, то сливаются в подлую морду соседского кота, а то и комкаются непонятно во что в чем есть черты всего и ничего разом. Ныне он мог только скучать по тем сладким временам, когда воздушная даль развлекала его своими превращениями, глаза уже были не те и мог он видеть только размытые белые пятна... Оставалось лишь, по привычке, лежать и смотреть в небо.
Лежа он думал о том, что вот уж скоро, ближе к вечеру, приедут хозяева и он будет их встречать, радостно, почти по щенячьи, тыкаться носом в теплые ладони, вилять хвостом, а может быть, если позволят силы, даже поднимется на задние лапы и, бухнувшись передними в заботливо подставленные руки, заглянет в добрые глаза хозяина.
Он хорошенько представил себе этот момент, представил как хозяин обрадуется этому порыву Хомы, присядет перед ним на корточки и ласково потеребит ему косматую макушку, да так чтобы уши захлопали по морде... Представляя это, он медленно закрывал глаза, и уже во сне он успел еще пару раз вильнуть хвостом.
* * *
Время тянулось медленно и неторопливо, а Хома все еще спал, млея под теплыми лучами солнца. Во сне он за кем то гнался, чуть подергивая лапами и тихонько поскуливая через подлипшую губу, хотя может и убегал... В момент когда то ли он догнал то ли его догнали Хома резко вскочил и залился ухающим лаем на кого то из сна, но столь бодрый вскок не дался просто так, через миг он судорожно вздрогнул и повалился скрутившись калачиком, жалобно засопел с надрывом.
Боль утихла и Хома, уже не спеша, а по старчески аккуратно и медленно, разогнулся и поднялся на лапы. Только сейчас он заметил, что солнце уже скоро спрячется за темнеющий лесок, а хозяина все еще не было.
Пес в замешательстве начал бродить малыми кругами перед домом, аккуратно огибая грядки и клумбы, как будто ища себе место поудобнее... Он размышлял.
- Где же хозяева? Они бы должны уже приехать... Не случилось ли чего в дороге, может они... может они как и старый хозяин...
На этой мысли Хома остановился и испуганно сел. И тут же начал гнать от себя эту случайно залетевшую мысль:
- Да нет, не может быть такого, они еще не пахнут годами, как прежний хозяин, а самый маленький так еще вообще носится как бешеный щенок голося на всю округу, спасу от него нет.
В задумчивости он лапой водил по траве, оставляя в ней борозды, сквозь которые была видна взрыхленная его когтями черная земля.
В конце концов он остановил свою непослушную лапу и с удивлением, наклонив морду чуть на бок, посмотрел на рытвины. Вот так всегда, когда он начинал думать о плохом его лапа сама начинала копать.
Чтобы хоть как то успокоиться он опять улегся на живот и поднял глаза на пустынную дорогу. Время шло, и вот уже последние лучи солнца, на прощание блеснув красным заревом на ленивых хлопьях облаков погасли, отдав небо во власть синеватой мглы с холодными булавками звезд, а темная лента дороги все так же пустовала.
Пес, чтобы было не так тревожно на душе, завыл на взошедшую луну, по поперхнувшись холодным ночным воздухом, засипел и стих.
Тревога все росла, и Хома не знал как от нее избавиться. Нутро его защемила какая-то тоска и страх, будто бы там вместо всех его кишков появилась зияющая ямина пустоты...
Он вспомнил своего прежнего хозяина. Он хотел вспоминать что то хорошее, что то по щенячьи радостное, но в голову шли только последние их дни, а от таких воспоминаний только нос становился мокрее, да с дыханием вырывалось тихое, чуть слышное поскуливание.
Он вспомнил то как хозяин стал совсем плох, как он уже перестал вставать с дивана даже для того чтобы его выгулять, и приходила ворчливая соседка. Она всегда подолгу гремела посудой на кухне, отчитывала хозяина своим скрипящим голосом, а потом, цепляла Хому на цепочку и шла с ним гулять в сквер. Там она отпускала его побегать, а сама оставалась сидеть на лавочке и плакала, тихо, чуть заметно, по старчески, просто катились слезы и пахло от нее грустью и тоской. А потом... Потом как то раз когда они пришли со сквера, то во дворе увидели большую толпу народа и белую машину в центре сборища. Толпа как то тихо перешептывалась, а иногда и громко вздыхал кто, но в остальном было тихо, только люди в белых халатах суетились. Когда они с соседкой подошли, то увидели что на черном асфальте белым пятном распластался он - хозяин... Как потом понял Хома, ему стало тяжело, он больше не хотел быть и тем мешать его нынешним хозяевам, своим уже взрослым детям, а потому он взял да и ушел из стаи...
Хома упал как подкошенный в мягкую траву. Ему хотелось остановить все эти мысли, ему хотелось забыть, уснуть, распластаться в траве и чтобы в голове не бродило ни единой мысли, но зря, все зря и он заскулил не размыкая глаз. Как больно помнить, как жутко знать почему и как ушел хозяин, зачем это, зачем! Хома снова свернулся, желая спрятать голову как можно глубже, чтобы нос перестал чувствовать запахи ветра, чтобы знать, что когда он откроет глаза он не увидит всей этой темноты ночи, этих звезд, этой проклятой луны, он хотел остаться только сам с собой со своими воспоминаниями которые сейчас так ненавидел...
- А им наверное тоже будет больно, если я вот так же, буду лежать и не радоваться, не буду лезть носом в ладонь, а просто буду лежать - им это не понравится. - Думал Хома, - А зачем им делать больно? Я же их люблю...
Он лежал и думал. Давно он уже так много не думал. Шли минуты, а потом уже и часы, а он все думал, он думал обо всем, и о том как он бегал мелким щенком, думал о том как в первый и последний раз укусил хозяина, а потом боялся. Нет, он боялся не наказания - хозяин его никогда не наказывал, только иногда, для острастки, дернет несильно за ухо или щелкнет по сопливому носу, он боялся хозяйской боли, жалел его и проклинал себя. Вспоминал как потом стал аккуратно брать палку подальше от руки, вспоминал о пьяных мужиках в гаражах, что всегда радовались его приходу и честно угощали чем-нибудь вкусным, думал о ветре, думал о высокой весенней траве, наполненной запахом согретой земли, думал о тополином пухе что забивался в нос, а больше всего он думал о том черном асфальте и о белом пятне хозяина на нем. Он думал о слезах ворчливой соседки и думал-думал-думал...
А потом он додумал и все понял. Он тяжело поднялся, сделал еще один круг вокруг дачи и пошел в сторону леса...
* * *
Через полчаса к даче, тихо шурша шинами, подъехала машина. Из нее выскочил мальчик лет 9-ти и с громким криком 'Хома-Хома-Хома' устремился к дому. Следом за ним из машины вышли и родители. Отец грузно потянулся, хрустнув суставами, и громко ухнул в след убегающему сынишке, - 'Сумку то возьми!'
Но тот уже кружил вокруг дома не переставая звать старого ушастого воспитателя 'ХОМА!!!', срывая крик на фальцет, но все безуспешно...
Малыш со слезами в глазах примчался к отцу и, схватив его за руку, уже осипло запричитал - 'Хомы нигде нет! Пап, Хомы нет!'
Отец испуганно подумал о том, что пес умер, не сдох, а именно умер - ведь для него Хома был не простой собакой, Хома занимал огромную часть его воспоминаний, начиная еще со школы, и сложно уже было сказать когда именно он появился в его жизни, и мысль о смерти старого пса обдала его холодом.
Они искали долго, но Хому так и не нашли.
Но страх ушел, всем домочадцам казалось, что Хома просто убежал и скоро вернется. Они прожили на даче на неделю больше чем планировали, а когда и эта неделя пролетела, подумали что он, может быть, нашел себе других хозяев. Надеялись, что он еще когда-нибудь вернется и потому попросили пожить на их даче сторожа дачного поселка. Боль о утрате Хомы не была резкой, да и сгладилась легко и быстро, а в памяти осталось только хорошее... Хома этого и хотел, уходя он думал только о том чтобы им было хорошо и чуть-чуть о том, чтобы предательски слабые лапы не подвели, о том чтобы успеть дойти до темной кромки леса...