Аннотация: Еще жизнь не началась, а сплошь несообразности!.. Но с чего-то ведь надо начинать... Пора определиться с родителями и страной проживания.
(продолжение)
Еще жизнь не началась, а сплошь несообразности!..
Но с чего-то ведь надо начинать...
Итак, родилась девочка - ничем не примечательная. Вес - три пятьсот, рост - пятьдесят два сантиметра, глазки болотного цвета, волосы русые, не блондинка, но и не брюнетка...
Лиха беда начало!..
I
Пора определиться с родителями и страной проживания.
Рука забегала по пергаменту:
...Город Денвер, штат Индиана. Закрытый район - здесь нет места черным, желтым, краснокожим и славянам, исключая прислуги. Сюда не попадет простой смертный. Здесь живут избранные - миллиардеры и мультимиллионеры. Все подчинено неписанным правилам, существующим испокон веков, в соответствии со статусом и богатством.
Мать и новорожденную привезли на белом огромном лимузине, поселили в специально достроенном крыле дома, где все служит знаменательному событию - рождению первенца.
Сразу же наняли кормилицу, няньку, и дополнительную прислугу для жизнеобеспечения родившейся девочки и матери. Новорожденная пользуется особым статусом - выше, чем мать, чем президент, чем Создатель...
- НЕ ВЕРЮ!!!
Еще один исписанной лист пергамента оказывается в корзине для мусора.
Ну, погоди!
Но вновь ее рукой кто-то ведет:
...Надо же такому случиться, рожать в лихую годину... Центрально африканскую страну Бурунди охватила небывалая засуха и, как следствие - голод. Рожать пришлось в хижине с повитухой - мало того, что роженица голодная, нечем даже обмыть новорожденную, обтерли влажной парусиной, смоченной мочой. Молоко, слава аллаху, прибыло, да грудь иссохшая, удается сцедить лишь несколько капелек. На повестке дня - единственный вопрос. Кто первый оставит этот мир - мать или дитя? Лучше дитя - меньше мучений...
Прислушивается. Тишина, словно так и должно быть!
Исписанный лист скомканным шариком отправляется в мусорную корзину...
Фантазия исчерпана. Листы редеют, а она еще не определилась с началом жизни.
II
Дабы не тратить листы пергамента, не следует излишне детализировать - а просто обозначить вехи судьбы.
Детство обычно помнится лет этак с четырех. Какой смысл описывать то, что все равно забудется.
Посему вправе пропустить.
О себе она помнила лишь то, что в четыре года ее отправили в интернат, где с перерывами провела и детство, и отрочество, и юность.
Взяла перо.
Первое впечатление детства - поездка в Крым на Черное море. Бескрайняя лазурь, теплая, ласковая. Лежишь, волны плещутся, играя ногами.
На пляже - ни души. От двухэтажной с ажурными колоннами дачи до кромки воды рукой подать. Мама зовет ужинать. На высокой террасе, укрытой тенью платана, за столом сидят родители в легких одеждах - молодые, красивые. На покрытом белоснежной скатертью столе - фрукты, вино, соки, зелень, только что испеченный лаваш, ваза с цветами. Прислуга приносит фарфоровую кастрюлю с окрошкой. Апельсиновый сок, охлажденная окрошка, теплый ломоть лаваша. На десерт - мороженное со взбитыми сливками и кусочками ананаса. С высоты террасы хорошо виден проплывающий трехмачтовый парусник - то ли барк, то ли шхуна. Паруса в лучах солнца кажутся алыми.
- НЕ ВЕРЮ!!! - возвращает на землю рык с небес - в корзину для мусора добавляется еще один скомканный лист.
Рука же продолжает злобно скрипеть пером, кем-то управляемая:
Вечер, босоногая в рваном платьице гонимая голодом девочка прибегает с пыльного двора в надежде на ужин - живот впал до позвоночника. В огромной общей кухне, одной на весь барак, лениво переругиваются женщины. Вкусно пахнет борщом и котлетами, но это у соседей. А у них в большой комнате за длинным столом сидит большая семья в ожидании застрявшей на кухне матери.
Комната с высокими потолками, и светлыми когда-то стенами, теперь они кажутся коричневыми от бесчисленных следов раздавленных клопов. Перекрыта перегородками, за одной живут мама с отчимом, за другой - старшая сестра с мужем и дочкой, остальные дети на ночь размещаются на полу на соломенных матрасах вповалку без простыней и подушек. Наконец, дверь отворяется, появляется огромный живот матери, распираемый очередным отпрыском, за ним сама женщина, несущая безразмерную кастрюлю с дурно пахнущим варевом. Каждому положен кусок хлеба, на нее с братом - одна тарелка, выдирают друг у друга ложку, сербают похлебку с редкими следами картошки и капусты. Грохот! Это отчим брякает по столу кулаком - где положенный стопарь? Тарелка подскакивает, переворачивается. "Не заработал!". Ужина теперь не видать - на дерзкие слова матери отчим хватает ее за волосы, наматывает на кулак, возит лицом по столу. Дети набрасываются на него - куча мала, отбивают мать, повел плечом - сыплются, как тараканы с плиты на кухне при включенной духовке. Мать хватается за живот - похоже, началось. Рановато, да она никогда не донашивает - не дают, кто сапогом, кто кулаком, этот вдавил живот в угол стола.
Родильный дом - спасение для нее, увы, недолгое...
Рука устала мерзопакостить, а ожидаемого рыка - не слыхать, заснул, видать, судьбу вершащий...
(продолжение следует)