Владимир вышел из здания суда после бракоразводного процесса таким подавленным и угнетенным, что уже целый час сидел на скамейке в сквере и все никак не мог прийти в себя от увиденного и услышанного во время судебного разбирательства. Столько грязи и лжи выплеснули на него те, кто совсем еще недавно делил с ним стол и кров, кого он так наивно считал близкими людьми, что не хотелось куда-то идти. Не произнося вслух ни слова, он в то же время мысленно продолжал спор, начатый в зале судебных заседаний. Вранье противостоявшей ему стороны было настолько изощренным и убедительным, что он на какое-то мгновение даже засомневался в своих человеческих качествах и чуть не занялся самоанализом, пытаясь отличить истинное от мнимого. Может быть, он и в самом деле легкомысленный, непригодный для нормального супружества мерзавец, сделавший невыносимой жизнь крохотного сына, своей безупречной жены и ее добропорядочных родителей. Но ведь, черт возьми, все это не так!
Конечно же, больше всего его во всей этой крайне неприятной истории волновала судьба Стасика. Вот уже месяц Владимир не видел сына, но знал, что любая попытка встретиться с ним обречена: дверь ему просто не откроют. Однако вчера стало известно, что через день-два сын будет ходить в детский сад. Нет сомнений: бывшая жена постарается всячески препятствовать их встречам, но помешать Владимиру прийти в детсад не сможет. Ободренный этой мыслью, он стал понемногу выходить из той полудепрессии, в которую ввергла его затеянная тещей и женой безобразная склока, от которой вполне могли покраснеть стены серьезного, много повидавшего учреждения, где решались судьбы людей Он решил еженедельно навещать сына, чтобы укрепить их обоюдную привязанность друг к другу и не допустить безотцовщины. Сын не должен стать сиротой при живом отце, который на собственной шкуре испытал, что это такое - потерять родителей. Так что утрата дачи - сущий пустяк по сравнению с другой возможной потерей - потерей сына.
Даже если у него будет новая семья и появятся дети, он все равно не должен прерывать отношений с родным сыном. Здесь не может быть никаких компромиссов. В ином случае он заслуживает только сыновнего проклятия.
Скоро год, как Владимир приходит в детский сад за час до появления Ольги. С сыном они встречаются в прихожей, играют, разговаривают. Не очень удобная форма общения, но выбора нет. Убедившись в том, что Владимир не отступится, Ольга теперь все реже пыталась помешать ему видеться с сыном. Он даже стал забирать Стаську из садика и после пеших прогулок и поездок по городу сам приводил его домой, не переступая при этом порога своего бывшего жилья. Однако, когда Владимир после отпуска в очередной раз появился в детском саду, нянечка, всегда сочувственно относившаяся к их свиданиям, сообщила, что сын сюда больше не ходит и, насколько ей известно, ходить не будет.
- Что случилось? - побледнев, спросил Владимир.
- Ничего особенного. Его мать сказала, что они уезжают из Новосибирска в другой город.
Несколько дней Владимир находился в полупомраченном состоянии. Неожиданная разлука с сыном ошеломила его. Только через месяц ценой неимоверных усилий он узнал о том, где находится Стасик. Ольгины соседи, долго хранившие молчание, наконец сжалились над ним, рассказали обо всех обстоятельствах отъезда его бывшей жены и сына и сообщили их адрес в Таллинне. Как восстановить прервавшуюся связь? В столицуславной республики не наездишься, а поедешь - вряд ли будешь радушно принят. Остается самый древний и простой способ общения на расстоянии - писать сыну письма. Первое послание Владимир отправил, не надеясь, что оно будет передано по назначению. Получить ответ он тоже не рассчитывал, но, к счастью, ошибся
Коротенькое, в десяток строк, письмо с каракулями сына-первоклассника, хотя и содержало мало информации, вызвало у Владимира бурю восторга. Он носил его с собой и перечитывал по многу раз. Потом письма шли и шли, уже более обстоятельные и вызывавшие все меньше нареканий по части каллиграфии. И, наконец, долгожданные встречи. Во время летних каникул сын теперь стал всегда приезжать в Новосибирск. Владимир оказался к этому не совсем готов. С ним, почти взрослым, двенадцатилетним, он бессистемно, бродил по зоопаркам, кинотеатрам, скверам и улицам, разговаривая о какой-то ерунде, пока не понял, что нужны иные, более серьезные формы мужского общения отца и сына. И он откровенно рассказал сыну, который был немало удивлен услышанным, почему они живут порознь. А потом, ничего не утаивая и не приукрашивая, поведал о своей нелегкой жизни и неласковой судьбе. И был вознагражден тем интересом и уважением, с какими воспринял это повествование Стас, в чьих глазах время от времени вспыхивали даже искры восхищения.
- Завтра, - сказал Владимир, прощаясь у дома, - поедем с тобой на моторной лодке рыбачить на три дня.
- Вот здорово! А куда? - обрадовался Стас.
- На Обское море. Километров за сто отсюда. Смотри, не теряйся. А то звоню, звоню, а к телефону никто не подходит.