Удивительный все-таки достался ему характер. При всех бедах, которые обрушились на Владимира еще в отроческом возрасте, он оставался неисправимым жизнелюбом. Да, он был счастлив, несмотря на то, что в этом мире у него не было ни одной родной души. И не переставал удивляться, почему люди, живущие в полном достатке, окруженные красивыми и дорогими вещами в своих уютных жилищах, не испытывают такого же восхищения окружающим миром и наслаждения каждым мигом быстротекущей жизни, как он, не имеющий ничего, кроме полупустого потертого чемодана. Ему казалось, что внутри его худого мальчишеского тела спрятан какой-то мощный источник, ежесекундно излучающий энергию. И в этом секрет его оптимизма и полноты мироощущения.
То далекое лето порадовало его, семнадцатилетнего учащегося ремесленного училища, почти тропическим зноем, неограниченной возможностью купаться и загорать, однако последние августовские дни принесли с собой в город холодные ветры и свинцовые тучи, разразившиеся затяжными дождями.
- Вот бы продлить лето хоть на недельку, - высказал вслух свои мысли Вовка, но тут же грустно добавил: - Жаль, что это невозможно.
- Почему же, - возразил его товарищ по "ремеслухе" Равиль, - езжай в Среднюю Азию и загорай еще хоть два месяца.
- В Ташкент или Алма-Ату? Спасибо за подсказку! Без тебя бы не догадался Вот возьму и поеду - Врешь! - Равиль явно его подзадоривал.
- А вот не вру! - клюнул на подначку друга Володька. Его самолюбие было затронуто не на шутку, и он уже всерьез обдумывал шальную идею возможной поездки на юг.
- Мне до выпускных экзаменов, - рассуждал он вслух, продолжая полемику с Равилем, - целую неделю делать нечего. Погода ни к черту и не скоро наладится. А пролеживать бока на общежитской койке не по мне. Все к тому, чтобы ехать.
- Одного желания мало, еще и деньги нужны, - язвительно напомнил Равиль. - Ты на какие капиталы собрался путешествовать?
- Денег у меня немного - всего пять рублей. Думаю, хватит
- Конечно, хватит, - иронически согласился Равиль. - На сотню километров, а до Алма-Аты не меньше полутора тысяч верст. Как ни кинь - рублей сто-полтораста нужно.
Эти препирательства в конце концов надоели Вовке, неверие друга ему показалось оскорбительным, и он решил поставить точку в споре.
- Уезжаю сегодня же вечером. С пятью рублями. Можешь удостовериться лично: проводить на вокзал и обыскать
- Не верю! - категорично заявил Равиль.
- Вот заладил: не верю, не верю Во что именно не веришь?
- В то, что ты все-таки решишься поехать. А если и попытаешься, то далеко не уедешь: милиция снимет с поезда.
- Как же она меня снимет? Я ведь собираюсь ехать не на крыше вагона и не в "собачьем ящике", а как все нормальные пассажиры. В вагоне.
- Ты, заяц, сначала в вагон попади!
- Попаду, не сомневайся. И вообще хватит болтать. Давай поспорим, что я съезжу в Алма-Ату, а от пяти рублей еще и кое-какая мелочь останется.
- На что спорим? - принял вызов вошедший в азарт Равиль.
- Твой набор настольного тенниса против моей спортивной майки, - предложил Вовка.
- Согласен. А как ты докажешь, что был в Алма-Ате?
- Возьму с собой фотоаппарат. Фотоснимки на фоне города - чем не вещественные доказательства. Но сразу условимся - не болтай, ни одна живая душа об этом знать не должна. Если кто-то спросит, куда я подевался, скажешь, что уехал в деревню к дальним родственникам. Ну что, по рукам?
- По рукам!
Был полдень, время позволяло не только подготовиться к поездке, но и обдумать примерный план действий. Сразу же после возвращения в общежитие Вовка узнал у дежурной час отправления вечернего поезда в Алма-Ату. Сборов, ни долгих, ни коротких, не предполагалось, так как он решил ехать налегке, а точнее - без всякого багажа и дорожных припасов в обычной своей экипировке - простеньких серых брюках и клетчатой рубашке с короткими рукавами. Но, как и обещал Равилю, взял с собой старенькую "Смену", с трудом затолкнув фотоаппарат в карман брюк. Ходить, а тем более сидеть с встопорщившимся карманом будет, конечно, неудобно, но не брать же с собой только ради этого чемодан.
Он улегся на кровать не для того, чтобы вздремнуть перед дальней дорогой, а чтобы спокойно обдумать, как осуществить свой сумасшедший план, не допуская и мысли пойти на попятную. Для того, что он затеял, существовало очень точное определение - авантюра. Причем очень рискованная. Утешаться оставалось только тем, что непредсказуемые последствия предполагаемого вояжа Вовке придется расхлебывать самому. Если с ним что-то случится, родители уже не узнают и переживать им по этому поводу не придется: отец не вернулся с войны, а мать умерла, оставив его круглым сиротой в пятнадцать лет. Да, он свободен в своем выборе, и при неблагоприятном стечении обстоятельств единственный человек, который может пострадать и понести наказание - он сам. С этим все ясно. Сложнее обстояло дело с гражданско-правовой подоплекой предстоящей поездки. Если следовать простой логике, получалось, что, добираясь до Алма-Аты "зайцем", он самым бессовестным образом залезал в карман к государству, которое не только регулярно выплачивало ему сиротское пособие, но и, взяв на полное обеспечение, помогло получить хорошую специальность токаря. Ущерб исчислялся стоимостью билета в оба конца. Иными словами, за все доброе он собирался отплатить черной неблагодарностью. Хотя, если подойти к этому вопросу не столь строго, что стоит такой махине, как поезд, наряду с платежеспособными пассажирами прихватить одного безбилетника. Этот более чем сомнительный довод, цену которому он сам прекрасно понимал, положил конец нравственным терзаниям.
Уже смеркалось, когда Вовка с Равилем приехали на вокзал. Поезд стоял на перроне, и пассажиры спешили найти свои вагоны и занять места согласно купленным билетам. Вовка пока присматривался. Решив ехать в плацкартном вагоне (а их было полдесятка), он старался выбрать проводника попроще и подобрее. Определившись, несколько раз прошел мимо облюбованного вагона, а затем примкнул к будущим попутчикам, уже разместившим свой багаж и решившим перед отправлением поезда подышать свежим воздухом. Слившись с ними, он как бы не замечал стоявшего несколько в стороне Равиля, который, недоумевая, ожидал, что же будет дальше. Когда раздался гудок электровоза и лязгнули тронувшиеся с места колеса, Вовка вместо того, чтобы вместе с остальными пассажирами ринуться в вагон, бросился к Равилю с жалобным криком:
- Прощай, дружище!
И крепко обняв его, не торопился выпускать из объятий ошалевшего от такого неожиданно бурного проявления чувств Равиля, через секунду сообразившего, что это всего лишь инсценировка, предусмотренная Вовкиным планом.
- Давай быстрей, - крикнул кто-то из тамбура, - нашел время обниматься!
А он, прибавляя шагу, шел рядом с набиравшим скорость поездом, обратив скорбное лицо к другу, дотой поры, пока сильные руки проводника и полного казаха, схватив его за шкирку, как тонущего котенка, не втащили на вагонную площадку. А Вовка все еще кричал семенившему за поездом с раскрытым от удивления ртом Равилю:
- Пиши мне в Алма-Ату-у-у!
Первая хитрость удалась. Но через десять-пятнадцать минут начнется проверка билетов, потом обязательно где-нибудь в середине пути нагрянут ревизоры. Нужно вести себя предельно осторожно: лишний раз не мелькать перед проводником и оставаться как можно менее заметным. Лучше всего время от времени уходить в другие вагоны, а ночевать в своем, на третьей полке, плотно прижавшись к стене, чтобы его не было видно из коридора. Проверка билетов закончилась для него благополучно. Перемещаясь с группами людей из вагона в вагон, он сумел избежать роковой встречи с проводником, а уже через час начался массовый отход ко сну. Прошмыгнув в свой вагон, Вовка забрался на багажную полку, вытащил из кармана мешавший нормально улечься фотоаппарат и, заткнув его в угол, быстро уснул.
Проснулся он от яркого дневного света и громких голосов. Начало обнадеживало, но предстояло прожить еще день и ночь. Планом дальнейших действий предполагалось найти шахматиста, выиграть у него после двух-трех партий обед в ресторане, а потом продолжить состязания вплоть до наступления ночи. Улучив момент, Вовка, как ящерица, незаметно соскользнул с верхней полки и, не останавливаясь, проскочил в соседний вагон, предварительно запрятав понадежнее свое единственное достояние - фотоаппарат.
Пассажиры встали, пили чай или водку, читали, играли в карты. В купейном вагоне он обнаружил шахматиста-пенсионера. Расставив фигуры, начали игру. Постепенно купе заполнялось болельщиками, привлеченными то ли слишком большой разницей в возрасте партнеров, то ли тем, что партия складывалась интересно. Закончили вничью, но все загалдели:
- Играть до победы!
Во время второй партии Вовка терпеливо сносил все подсказки, которые сыпались его партнеру со всех сторон. Борьба была напряженной, но в финале он умело использовал зевок противника и победил. Сделав небольшой перерыв, попили чаю и возобновили игру. Незаметно подошел вечер. Полюбовавшись из окна на барханы, Вовка, ощущая себя разведчиком во вражеском тылу, добрался до своего вагона и забылся сном праведника. Ему снился большой красивый город, утопавший в зелени улиц и садов.
Реальная Алма-Ата, к его удивлению, красотой явно превосходила то, что пригрезилось ему во сне. Сойдя ранним утром с поезда, он был восхищен увиденным. Город-красавец широко раскинулся на фоне величественных гор, сверкающих снежной белизной своих вершин. Чистейший воздух, еще хранивший ночную прохладу, вливался в его грудь, переполняя ее каким-то первозданным восторгом. От обилия невиданных ранее деревьев, пестрого пламени цветов, свежей зелени газонов и аллей кружилась голова. И первое впечатление не потускнело, когда он, решив познакомиться с этим чудо-городом поближе, отправился на самостоятельную экскурсию, используя все доступные виды общественного транспорта. К середине дня Вовка оказался на одной из городских окраин, где начиналось необозримое раздолье фруктовых садов, виноградников и огородов. Рдели огромные спелые помидоры, под щедрым солнцем наливались сладким соком арбузы и дыни. Среди поразившего его безлюдья он не сразу заметил человека - не то сторожа, не то садовода или огородника. Подойдя поближе, Вовка поздоровался с ним. Пожилой казах встретил его приветливо. Разговорились. Узнав, что этот худой бледный паренек приехал из Сибири и в их краях впервые, старик отнесся к нему по-отечески, проявив необыкновенное радушие. Предложив Вовке прогуляться по его саду, гостеприимный хозяин, рассказывая и показывая, непрерывно угощал сибиряка, который, час спустя, вдоволь напробовавшись всего, что росло на обширном, прекрасно ухоженном участке, почувствовал, что набил оскомину и, попросту говоря, - объелся. Он до того, изголодавшись за время дороги, перенасытился экзотическими плодами, что дары природы, поначалу сказочно вкусные, к финалу экскурсии казались невыносимо приторными.
Поблагодарив доброго садовода и поспешно распрощавшись с ним, Вовка, проклиная себя за невоздержанность, возвращался в вечерний город, сам не зная, что ему теперь делать и куда идти. Южный зной так напек за день голову, которую он слишком поздно прикрыл газетной пилоткой, что если его и миновал солнечный удар, то только по чистой случайности. Не хотелось строить никаких дальнейших планов, и он принял решение сегодня же отправиться в обратный путь. Спору нет, этот город прекрасен, но он был и остается чужим. Задержаться здесь хотя бы еще на день нет смысла. Цели достиг, впечатлениями запасся с лихвой - пора и честь знать, - так рассуждал Вовка, садясь в автобус, идущий на железнодорожный вокзал
Поезд уже подъезжал к Новосибирску, и ревизору оставалось проверить два последних вагона, в том числе и тот, в котором ехал Вовка. Профессионально отработанным движением ревизор запер дверь вагона и ушел в противоположный его конец. Проверяя билеты, он постепенно приближался к последнему купе, зловеще щелкая компостером. Запертая дверь не позволяла дать стрекача, и Вовка, красный от волнения, с бешено колотившимся, как у зайца, попавшего в силок, сердцем, ждал, казалось бы, неминуемого разоблачения. Надо же было появиться этому суровому дядьке в безупречно отутюженной железнодорожной форме именно сейчас, когда все самое трудное уже позади. На карту поставлено все, и если сейчас ничего не предпринять, разразится катастрофа. Что же делать? Попытаться спрятаться на верхней полке или в багажном отделении? Представив себе, в каком унизительном виде предстанет он перед ревизором, который, хорошо зная все "заячьи" уловки, без труда обнаружит свернувшегося калачиком безбилетника, Вовка напрочь отказался от этого варианта.
Выждав, когда ревизор зашел в соседнее купе, он метнулся в сторону тамбура. Дверь туалета оказалась открытой. Можно продлить агонию на минуту-другую, запершись в этом малопочтенном месте, но обладающий специальным ключом ревизор настигнет его и здесь. А если открыть верхнюю створку окна? Рванув ее на себя, Вовка высунул голову наружу и с облегчением вздохнул: поручни входной двери находились в метре от него. То, что он собирался сделать, было полнейшим безумием, к тому же связанным со смертельным риском, но одновременно и последним шансом. Высунувшись по пояс из окна, Вовка тщетно пытался дотянуться до поручня. От скорости, с которой несся поезд, захватывало дух, тугой ветер, бивший в лицо, трепал его волосы, а внизу сплошной серо-зеленой полосой летела земля. Малейшая ошибка - и калека на всю жизнь, а если уж совсем не повезет, то через несколько часов путевой обходчик доложит куда следует, что на таком-то километре железнодорожной линии обнаружено бездыханное тело неизвестного молодого человека, судя по всему, упавшего с поезда. Документов у него нет, особо заниматься установлением личности погибшего и поиском родственников (которых, кстати, тоже не имеется) никто не станет. И, подержав для порядка останки незадачливого путешественника некоторое время в местном морге, поручат коммунхозу предать их земле. А Равиль, выигравший пари такой страшной ценой, так и не дождется друга
"И никто не узнает, где могилка моя", - сжав зубы, пропел он и, отогнав похоронные мысли, в отчаянном рывке ухватился сначала за один поручень, а потом и за другой. И с полминуты висел на них, болтаясь, пока не нащупал ногами подножку. Утвердившись на ней, он, не медля ни секунды, чтобы не оказаться на виду у ревизора, проходящего через тамбур, после нескольких неудачных попыток сумел дотянуться до скоб лестницы, находившейся между вагонами. Перебравшись туда, мигом вскарабкался на крышу поезда и побежал к другому концу своего вагона. Спустившись на буфер, дотянулся до поручней и, нажав ручку, открыл дверь. Стряхнув пыль с брюк и рубашки, Вовка, гордый своей смелостью, находчивостью и проворством, вошел в вагон. Ревизор еще проверял билеты в последнем купе, но теперь он ему не был страшен. Находясь на территории, уже пережившей проверку, с видом вполне респектабельного пассажира злостный "заяц" наблюдал за игрой веселой компании картежников.
Новосибирск встретил скитальца все той же пасмурной погодой. Однако зябкая прохлада теперь казалась Вовке намного приятней, родней и желанней, чем невыносимый августовский зной Средней Азии. Поеживаясь в легонькой летней рубашке, но счастливый и довольный Вовка ехал в трамвае в общежитие. Поездка хотя и была сопряжена с неимоверными трудностями, удалась как нельзя лучше. Условия спора выполнены. В одном кармане он вез фотоаппарат с отщелканной до конца пленкой, доказательством своего пребывания в Алма-Ате, в другом лежал рубль с мелочью. Но главное не в том, что выиграно пари. Гораздо важнее то, что он успешно прошел проверку на самостоятельность, на умение действовать в экстремальных жизненных ситуациях, испытал волю и характер.
Равиль, едва увидев друга в дверях комнаты, с криком "Вовчик! Живой!" бросился к нему, облапив и оторвав от пола, долго тискал и кружил в воздухе.
Вырвавшись из цепких объятий друга, Вовка пошутил:
- Живой-то живой, а вот подвялился на жаре основательно.
- Ты что, в самом деле был в Алма-Ате?
После перенесенных им мучений такой вопрос звучал оскорбительно.
- А где же еще, Фома неверующий? Вот напечатаю снимки, - он вытащил из кармана фотоаппарат, - тогда уж тебе крыть будет нечем.
- А здесь, - ехидно добавил он, - сдача с пятерки. Один рубль восемьдесят три копейки. Я бы и с трешкой вернулся, но, сам понимаешь, в дороге всегда чего-нибудь пожевать хочется Все еще не веришь?
- Да верю я, верю, - сдался Равиль. - Еще на перроне, когда ты устроил сцену слезного прощания, понял, что проиграл. Даже пожалел, что не поехал вместе с тобой. - Вместе не доехали бы, - покачал головой Вовка.
- Почему?
- Нас бы сразу раскусили и вытурили из поезда. Да и я бы тебя не взял, потому что имел право рисковать только собой.
- Сейчас расскажешь поподробнее, а пока получай выигрыш.
Равиль вытащил из-под кровати чемодан, достал из него и протянул Вовке коробку с ракетками, сеткой и шариками.
- Не возьму. Для меня главное не это.
- Возьмешь, - нахмурился Равиль.
- Хорошо, давай мы твой теннис обобществим и будем пользоваться им на равных правах. Идет?
- Идет, - ответил просиявший Равиль и обнял друга за плечи.