Бог на день
Что разбудило меня, я не сразу и понял. Решил, что завывания вьюги, но тут же уловил знакомое повизгивание Шельмы.
"Э-э, нет, дорогая, ты мне нужна не возле теплой печки внутри заимки, а снаружи. За то и получаешь половину моего котелка, за охрану и верную службу". Прислушался и уловил в вое собаки тоскливые нотки. Так выла Шельма в прошлом месяце, когда заимку окружила стая одичавших псов. Cтая отступила, когда я из винтовки с прицелом ночного виденья заставил замолкнуть двенадцатую воющую пасть. Неужели вернулись псы по старой памяти?
Вой перешел в злобное тявканье. Так Шельма меня обычно будила по утрам, требуя свою долю еды. Не хочется, а надо идти. Зажег свечу и оглядел в неверном колеблющемся свете бедное убранство своей лачуги.
Пять лет одиночества. Пять лет обиды на руководство рудника, которое обвинило меня в воровстве. Здесь, на Северном Урале, на урановых рудниках иногда натыкаются на небольшие алмазные, а чаще - на рубиновые жилы. Даже вольнонаемных из-за этого после смены обыскивали и просвечивали.
Я, как бригадир, обыскивал своих работяг, меня шмонали охранники наверху. Целую неделю двое из моей бригады, напавшие на жилу, христом-богом умоляли разрешить вынести полсотни крупных рубинов. Но я не разрешил. Вот тогда они и сунули мне за подкладку фуфайки три камня.
Рубины, конечно, сразу нашли. Выгнали меня с позором, с белым билетом. Не дали ни расчета, ни банки консервов на дорогу, ничего. А ведь знали, что до ближайшего поселка от рудника двести верст по тайге. Выгнали на смерть.
Выжил, благодаря старому охотнику Барклаю, который наткнулся на мои следы и понял, что я третьи сутки хожу по кругу вокруг его заимки.
Меня спас, а сам умер через год, оставив любимую собаку и все охотничье снаряжение.
Перед смертью старый охотник распорол подушку, набитую сушеной травой, и вытащил из нее небольшую икону Рублева. Он сказал, что это последняя работа мастера, где он посмел изобразить себя в виде бога. Великий иконописец умер, наложив последний мазок, так как бог не жалеет тех, кто претендует на его место.
Старик подарил мне автопортрет Рублева со словами, что его с первых минут поразило мое сходство с художником - такой же высокий, красивый, голубоглазый, с копной черных, вьющихся волос.
Шкуры здесь весной собирает на вертолете хитрющий армянин Сурен, давая взамен несколько мешков муки, риса, пшена и несколько ящиков консервов. То, без чего жить в тайге можно, но трудно.
Свеча осветила наполовину опустевшую полку с банками тушенки и сгущенки. Нет, открывать консервы собаке не буду. Взял ломоть медвежьего сала. Пусть грызет, пока я не усну.
К вою пурги за дверью добавился свист летящей крупы, больно царапаюшей веки. В прицел ночного виденья осмотрел поляну. Ярких тепловых пятен, как в тот раз, при нападении собак, не было. Шельма, натянув цепь, выла в сторону просеки. Что-то она там учуяла.
Черт, надо идти. Надел снегоступы и побрел, оглядываясь, по занесенной прогалине. Слабое тепловое свечение чуть не пропустил.
Упершись спиной в дерево, на краю просеки сидела молодая женщина с заиндивевшим лицом и закрытыми глазами. Я волоком потащил ее на заимку. Там снял с нее фуфайку с названием уранового рудника на спине и пощупал пульс. Понял, что опоздал. Пульса не было. Положил беглянку на пол у печурки.
Ветер, как ни странно, стих. Шельма тоже успокоилась. Я сидел за столом, подперев рукой колючий подбородок, и думал, что делать с трупом. Оттаявшее вымороженное лицо красивой молодой девушки белизной напоминало статую.
И вдруг рука, лежавшая на животе, шевельнулась. Я снял нагар со свечи, решив, что это от колеблющегося пламени. Но рука шевельнулась снова. Неужели жива?
Я снова приложил голову к груди, надеясь услышать стук ее сердца. И только тогда понял, что это шевелится выпуклый живот женщины, а не рука. Господи, да она беременная! И это шевелится ее плод!
Но этого не может быть! Хотя... Моих жалких познаний в медицине, полученных на армейских курсах, хватало только на искусственное дыхание.
Я понимал одно - ребенка надо срочно вынуть, пока он жив. Но как?
Я знал, что делают кесарево сечение, но где надо сделать разрез? Хотя, что теперь бояться? Мать все равно мертва, и ей больно не будет. Не задеть бы ребенка.
Я достал из сапога козью ножку, сверкнувшую лезвием в отсветах от печи, и решительно сделал первый надрез.
Это была девочка. Розовая и горячая. Ни разу не заплакавшая, пока я неумело, за ногу, вытягивал ее из холодной мокрой плоти, девочка моргала большими черными глазками и беззвучно зевала, быстро суча ножками и ручками.
Я смотрел на нее, не веря в свою удачу. Вроде, все получилось, все сделал правильно. И тут меня резанула мысль - послед! Надо же обрезать пуповину! Я потянулся за ножом и вздрогнул, бросив взгляд на выпуклый животик девочки, - у нее не было пупка!
Ровная розовая кожица - и ни шрама, ни пореза. Уродка! Я быстро пересчитал пальцы на ногах и руках и облегченно вздохнул. Пальцев было по пять.
Я целый час лежал на топчане, думая, что делать дальше. С женщиной все понятно. Эту сбежавшую с рудника зэчку уже ищут. Если по следу придут к моей заимке, то обвинят в убийстве. Вспоротый живот, труп налицо - что еще нужно?
Что же я сижу? Схватил беглянку за ноги и поволок к проруби в небольшой речушке. За ночь течением ее далеко унесет, а весной первыми ее найдут лесные звери. С этим я решил быстро.
А вот девочку куда? Я знал, что на урановых рудниках всем беременным делали принудительные аборты, так как облученные дети обычно рождались уродами. Вот как эта.
И тут гуканье ребенка перешло в тихие стоны. Я понял, что пришло время кормить ребенка, но как и чем? Где взять женскую грудь в тайге, да еще с молоком? Или хотя бы коровье вымя.
Господи, да у меня же в подполе два ящика сгущенки! Я долг свой перед младенцем выполню, накормлю его, а там - положусь на провидение.
Развел теплой водой молоко и вставил в пробку бутылки гибкий пустой стержень от авторучки. Девочка высосала все молоко до капельки, покряхтывая от удовольствия. Я взял пустую бутылочку, чтобы помыть. Но успел сделать к рукомойнику только один шаг. Неведомая сила развернула меня и заставила вернуть бутылку малышке.
Через секунду я понял, что девочка управляла мною! Ее черные глазенки контролировали каждое мое движение. Пришлось наполнить бутылочку молоком еще раз. Ощущение тяжести в ногах тут же прошло.
И тут меня зателепало, мозги пошли враскорячку
Забылся я только под утро, под убаюкивающее гуканье завернутой в оторванный кусок простынки малышки.
А вот на рассвете мысли у меня были уже совершенно другие, когда я менял пеленки.
Это же не человек! Или человек, но не такой, как все мы. Мутант, может даже новая порода людей. Вернее всего - это существо с совершенно другими обменными процессами, с мощной энергетикой. Видимо, изменения произошли на клеточном уровне, учитывая высокую, явно больше сорока градусов, температуру тела малышки.
Таким может быть только мечта человечества - человек совершенный. А на столе передо мной сучит ножками первый и пока единственный представитель новой цивилизации.
Единственный! От меня сейчас зависит, даст ли потомство эта особь или нет. А вдруг ее дети начнут не только управлять, но и истреблять нас, как балласт, загрязняющий планету? И меня - в первую очередь?
За что? Нет, не скажу, что у меня была такая уж сладкая жизнь. В голову полезли прежние обиды и оскорбления. Сколько было ошибок, но все равно - это моя жизнь! Пусть плохая, скорбная, жалкая, но моя.
Девочка же безмятежно вертела головой и моргала своими невинными пока глазками. Интересно, какой монстр может вырасти из нее? А вдруг она обладает не только мощными телепатическими способностями? Вот я ее сейчас выкормлю, а когда стану ненужным, она меня усыпит навечно. И всех остальных людей. Ведь новой цивилизации нужно много места.
Проще, конечно, взять ее за ногу и, не глядя, сунуть в прорубь, как я уже несколько раз проделывал со слепыми щенятами Шельмы. Где она только ухитряется находить кобелей в двухстах километрах от поселка в глухой тайге? Или, с волками жить - от волков прижить?
Я долго глядел на столитровый бак из нержавейки, где хранил запас воды из родника. Меня пугала мысль взять на себя функции бога и прервать жизнь целой цивилизации. Но боязнь, что оставив девочку в живых, принесу смерть старой цивилизации, была больше.
И я решил действовать, пока этот мутант спит и не может мной управлять. Взял существо, несущее в себе угрозу всему человечеству, и сунул головой вниз в бак с водой, накрыв крышкой.
Тишина. Ни возни, ни бултыханья - ничего. Ну, и слава богу. Теперь можно спокойно позавтракать. Вывернул ложкой на тарелку полбанки тушенки. Округлая серая горка мяса напоминала мозги, вынутые из детской головки. Нет, кусок не лез мне в горло после содеянного. Прилег на топчан.
И тут ожесточенно залаяла Шельма. Так она встречает только чужих.
В дверь без стука вошел низкорослый капитан в форме внутренних войск.
- Обыщите весь двор, она где-то здесь, собаки не могли ошибиться, - отдал он распоряжение заглянувшему в дверь молодому лейтенанту.
- А его сучку?
- Пристрелите и обыщите конуру, - капитан закашлялся и наставил на меня пистолет. - Ну, чего вызверился? Признавайся, где зэчку прячешь? Только не говори, что не видел, не знаю. Собаки привели нас прямо к порогу. Значит, была она здесь. Не молчи, устал я, пальцы дрожат - ненароком курок спущу.
- А мне нечего скрывать. Была у меня ваша зэчка. Беременная она.
- Это я и без тебя знаю. Куда собиралась идти?
- Куда? В поселок, срок ей рожать на днях. Не здесь же?
- Так, верю, - капитан убрал пистолет в кобуру. - Подпол открой, а потом поведешь и покажешь оба свои схрона со шкурками. Что вылупился? Сурен нам уже все рассказал про тебя, где шкурки от тебя принимал, где муку сгружал. Веди.
Я открыл подпол, и тут же услышал выстрел и прощальный визг Шельмы. Когда капитан сунул под крышку голову, у меня руки просто зудели скрутить ему шею и столкнуть в холодную темень. Чудом сдержался.
Этот урод встал и брезгливо оглядел полки.
- Как ты живешь в такой мерзости? Кругом плесень, мох, тараканы. Ты ведь наполовину уже не человек, животное. У меня дома пудель из такой вонючей посуды есть не будет. Стакан хоть чистый есть? Дай воды, в горле першит, простыл, наверное.
Я взял с полки алюминиевую кружку с твердым намерением выбросить ее после ухода этой мерзкой бездушной твари. Сделав шаг к бочке с водой, замер. Господи, там же труп девочки! А вдруг вода будет с запахом?
Дрожащей рукой открыл крышку. На меня изнутри смотрели блестящие глаза с яркими белками.
Глаза моргнули. Нет, не может быть - показалось. Зачерпнул воды и подал капитану. Тот со вздохом выпил.
- Что-то ты, мужик, больно спокоен, а? Обычно такие, как ты, на меня с ружьем и ножом кидаются, а ты даже на свою винтовку не глянул ни разу. Решил в спину мне стрелять? Не выйдет. Я и не таких опережал, - в руке у него опять появился пистолет. - Выходи. Веди к схронам.
Через час вся свора из охраны рудника двинулась в сторону поселка. Стрелять я, конечно, не стал, хотя очень хотелось.
Долго лежал на топчане, успокаиваясь. Достал фляжку со спиртом и шагнул к бочке, чтобы зачерпнуть воды. Но там же...
Осторожно приподнял крышку. Девочка сидела на дне и сосала палец левой ноги.
У меня непроизвольно на глаза навернулись слезы. Бедное дитя уже четыре часа некормленое.
Завернул ее в полотенце и дал бутылку с молоком. Через пять минут Лилит уснула у меня на руках. Я решил назвать ее по имени первой женщины, сотворенной богом, раз уж судьба определила мне такую роль.
И еще я твердо решил сам воспитать малышку, научить отличать добро от зла, хороших людей от плохих. Если уж и суждено ей применять в будущем свои необыкновенные способности, то только для очистки человеческой цивилизации от чертополоха.
Теперь, когда я убедился, что Лилит в воде чувствует себя даже лучше, чем на земле, все мои опасения о войне за территорию отпали. Слава богу, воды на планете намного больше, так что всем места хватит.
|
|
|
|