Виноградов Павел : другие произведения.

Церковь в Коломне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.70*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Церковь_обложка.jpg Кажется, что храм этот стоит на своём месте, стоял на нём всегда и простоит вечно. Но лишь обладая зрением духовным, можно увидеть храм сей в полной его славе - в сияющем сонме святых и мучеников, прикоснувшихся к нему в разное время. Рассказ опубликован в N 11 журнала "Невечерний свет / INFINITE".
  
  В имперском Петербурге Коломна была чем-то вроде "спального района", удалённого от столичной пышности и суеты. Даже теперь она, хоть и входит в исторический центр, поражает тишиной и размеренностью жизни. Туристы, мечущиеся в треугольнике между Казанским собором, Дворцовой и Исаакиевской площадями, сюда добираются редко. А если и доберутся, обычно натыкаются на этот храм случайно.
  Со скромным достоинством устроившись прямо на набережной канала Грибоедова, он окружён гораздо более величественными "культовыми сооружениями". Два грандиозных купола с двух сторон довлеют над крышами - старое золото Исаакия и синева в серебряных звёздах Измайловского собора. С третьей - золотая стрела колокольни Николы Морского. Да еще в двух шагах - Большая хоральная синагога, с которой наш храм малоосведомлённые люди иной раз почему-то путают.
  Но если увидеть Свято-Исидоровскую церковь вдруг, например, с Аларчина моста выше по течению канала, или стоя на его набережной чуть ниже, - поразишься сдержанной, благородной, истинно питерской красотой палевых стен и бледно-зелёных куполов. В ясную погоду чистые линии и колорит здания чудно гармонируют с неярким северным небом.
  Кажется, что храм этот стоит на своём месте, стоял на нём всегда и простоит вечно. Как-то забываешь, что ему всего немногим больше ста лет, и из них он почти шесть десятилетий при коммунистах не был храмом, даже лишался глав...
  Но лишь обладая зрением духовным, можно увидеть храм сей в полной его славе - в сияющем сонме святых и мучеников, прикоснувшихся к нему в разное время. Даже в разные эпохи.
  
  Теоград. 8 января... года (год девятый явления Теоса миру)
  
  Отец Исидор нёсся с верхнего уровня города в громыхающей, трясущейся, набитой угрюмыми гражданами капсуле трубометро. Его путь лежал на средний уровень, до сих пор просторечии зовущийся Староград или - в последние годы обычно шёпотом - Петербург. Официальным же его обозначением было Уровень-4.
  Сам отец Исидор (гражданин 25/1312/842-2/388-11/442) жил на Уровне-3 - не в самом плохом месте. Там были ячейки чиновников, служащих государственных контор, врачей, торговцев с небольшим капиталом. Словом, тех, кого раньше называли "средний класс". Ещё там жили жрецы всех признанных в Глобальном Отечестве конфессиональных единиц. А отец Исидор был жрецом. По крайней мере, это следовало из его идентификационного номера. Из него много чего следовало: принадлежность к одному из 58 гендеров, уровень лояльности государству, уровень личного благосостояния, коммерческая и общественная целостность, судебная достоверность. Словом, всё то, из чего складывается социальный кредит, ставший основной существования населения Глобального Отечества.
  У отца Исидора он, к слову, был не то чтобы очень низок, но и не весьма высок. Да и не мог быть слишком высоким - учитывая конфессиональную единицу, к которой данный гражданин принадлежал.
  Если же проверяющим понадобится более детальная информация, в личный код был вставлен пароль, по которой её можно было получить в служебной сети.
  Впрочем, от большинства проверок имелась возможность избавиться. Следовало лишь при трёх свидетелях выразить желание ввести в свой номер три дополнительные цифры и получить их. Тогда личная информация уже не будет настолько доступной. Хотя, конечно же, кому положено, добудут её за считанные секунды. Но отец Исидор не хотел накладывать на себя три эти цифры...
  Вагон дёрнулся, резко остановившись, и двери сразу же распахнулись. Трудящиеся резво высыпали в фильтрационный туннель. Они стремились занять очередь к блокпосту с идентификатором, чтобы как можно быстрее пройти формальности. А то, не попусти Теос, ещё и на работу опоздаешь! Для любого гражданина, занятого на госпредприятиях - а таких было большинство, и год от года становилось всё больше - это могло закончиться катастрофой.
  - Следующий! - рявкнул Друг закона в чёрно-синей униформе, требовательно вскинув сканер.
  Сияющий над ним голографический бюст Теоса, скрывающий гнёзда рельсовых пулемётов, с отеческой улыбкой воззрился на отца Исидора.
  Тот молча протянул руку. Сканер опустился на неё и мгновенно считал информацию с вживлённого чипа.
  - Проходи... Жрец, - охранник недобро царапнул взглядом по щуплой фигуре священника.
  Впрочем, тот к такому давно привык и с облегчением вырвался из сектора контроля на свежий воздух.
  Таковым его, впрочем, называть было не очень-то верно. Залитая резким белым светом солнцеламп, продуваемая искусственным ветерком, территория Уровня, конечно, напоминала открытое пространство, однако трудно было забыть, что на самом деле все эти улицы, дома, реки и каналы находятся в огромном помещении. И что помещение это отделено от настоящего солнца и настоящего воздуха ещё тремя городскими уровнями, скрытыми далеко наверху в плотном мареве смога, в котором иногда мелькали серебристые всполохи дронов. Может быть, дело было в затхлом привкусе воздуха, может быть, в неестественной приглушённости звуков. Даже потоки трудящихся передвигались тут, издавая лишь негромкий шорох.
  Отец Исидор не был за чертой города со времён обучения в семинарии, но прекрасно ощущал разницу между настоящим миром и этим...
  "Склепом", - возникло в нём холодное старинное слово.
  - Господи, помилуй, - прошептал священник и встал на движущуюся дорожку, текущую в нужном ему направлении.
  Кое-кто в толпе, движущейся вместе с ним, бросал косые взгляды на его подрясник, но никто не сказал ему ни слова. Граждане были приучены, что, если кто-то свободно ходит в странной одежде и его не увозят в безвестность Друзья закона, значит, так положено и нечего по этому поводу много раздумывать.
  Он сошёл с дорожки у одного из красивейших храмов Теоса - с голубыми стенами, пятиглавого, с отдельно стоящей башенкой, оснащённой золотым шпилем с парящим над ним изображением Теоса Благословляющего. Отец Исидор знал, что некогда этот храм принадлежал его конфессиональной единице, однако вслух говорить об этом было не рекомендовано.
  Священник зашагал к своему храму по набережной канала, скользя взглядом по матовым пластиковым плитам, скрывающим ядовитые воды. Покрытие было герметичным, но ужасный запах всё равно проникал сквозь него, заставляя ускорять шаги. В гидросистему четвёртого Уровня стекались нечистоты и химические отходы со всех остальных Уровней. Долго выдерживать этот густой смрад было невозможно, да и попросту опасно.
  Храм возник перед ним, как всегда, неожиданно. Настоятель, тоже традиционно - и бессознательно - приостановился, чтобы бросить восхищённый взгляд на гармоничную композицию желтоватых стен и зелёных куполов. Даже в мертвенном свете солнцеламп здание было прекрасно.
  Отец Исидор ускорил шаги, предвкушая встречу.
  
  Дерпт (Юрьев). 1 января 1472 года (лето от сотворения мира 6980)
  
  - Нам же, братие, подобает быти храбрым, яко добрым воином Христовым и душа своя и телеса своя Христа ради предати на скорби и беды до последняго издыхания и страдати о вере противу неверных.
  Отец Исидор строгим взглядом обвёл внимающую ему паству.
  Невысокого роста, худощавый, с длинной, но редковатой седой бородой, он не производил бы на людей сильного впечатления. Если бы не его сияющий из глубоких глазниц бездонный и твёрдый, словно адамант, взгляд.
  Но вот говорил он вовсе не так, как написано, а на одном из местных диалектов - потому что большая часть его паствы, да и сам священник, были маарахвас, люди этой земли. Да, стояли в храме и жители Русского конца Дерпта, как немцы называли Юрьев, но много больше было местных крестьян, которым отец Исидор усердно проповедовал Евангелие. Иногда, конечно, на службе у Святого Николы, где настоятельствовал отец Исидор, бывало больше русских - когда приходили купцы из Пскова и Новгорода. Однако в начале января их в Дерпте почти не было.
  Впрочем, смысл проповедей отца Исидора не менялся, говорил ли он по-русски, по-немецки или на диалектах этих мест. Владеющие городом латиняне подвергали местных православных тяжким стеснениям. Немцы не только выкрикивали ругательства и плевали в русских попов на улицах. Порой кнехты налетали на деревни с православными крестьянами, грабили, насиловали, жгли. Иногда и на храмы Божии набегали, драли ризы со святых образов, запихивали в солдатские мешки священные сосуды.
  Новгород и Псков, полагавшие Русский конец частью своих владений, слали гневные послания Дерптскому бискупу, угрожали войной, и иной раз тот заставлял своих наёмников вернуть награбленное. А в другой раз высокомерно отклонял жалобы - в зависимости от того, как у Ливонии с русскими землями складывались дела, военные и прочие. Однако даже мирные договоры, заключаемые между русскими городами и Ливонским орденом, бискупа ни к чему не обязывали - дерптские земли Ордену не подчинялись.
  И уж совсем худо стало, когда четыре лета назад явился в Дрепт новый бискуп. Был епископ Андреас Пеплер великим ненавистником веры православной. В первой же своей проповеди призвал он всех православных ливонцев и русских перейти в латинство, ибо "ересь ваша восточная столь злочинна, что Самого Господа от вас тошнит!"
  А кто не перейдет, тому, обещал бискуп Андрей, покоя в его епархии не будет.
  И слово свое сдержал.
  Многие уезжали от гонений. Давно уже покинул Дерпт и перебрался в землю Псковскую неутомимый обличитель латинян Серапион, через которого и сам Исидор, носивший тогда другое имя, насильно приведенный в латинскую веру, узрел свет Православия. Ныне подвизался Серапион иноком в Елеазаровой пустыни.
  А потом ушел в Псков, не вынеся немецкого насилия, сослужитель Исидора по Никольскому храму отец Иоанн. Тяжело Исидору пришлось без него, но он остался. Иоанн-то русский, из самой Москвы присланный для окормления Русского конца. А куда же Исидору деваться от своих маарахвас, примученных епископскими слугами?..
  Но когда прошел слух, что вскоре через Дерпт проедет сосватанная за московского князя Ивана византийская принцесса Зоя, воспитанная при папском дворе, латинская пята на шее православной Лифляндии отяжелела многократно. Говорили, де Зоя тайно перешла в латинство и приведёт всю Русь к унии с Римом, и де об этом уже сговорились меж собой папа Павел и князь Иван. А посему все лифляндцы должны скорее прийти в католичество, чтобы в лоне истинной церкви встретить государеву наречённую.
  Отец Исидор хитроумно-лукавой дипломатии меж Римом и Москвой не разумел, но знал твёрдо - латинской веры на Руси не бывать. А если и будет, значит, Страшный Суд близок. И должно готовиться к исполнению обетований.
  - Не убойтесь, чадушки, бо станет всё по слову Апостола: "Се, тайну вам глаголю: вси бо не успнем, вси же изменимся"...
  Проповедь прервал грохот - это с силой распахнулись створки дверей, и в храм ввалился отряд стражников епископа. Грубые солдаты, вчерашние крестьяне, громко топоча и невыносимо смердя пропотевшими стегаными панцирями, растолкали прихожан, освободив проход к солее. Их командир, помощник городского фогта, в отменно начищенном шлеме саладе, черной котте и черном же плаще с нашитым серебром гербом епископа - скрещёнными мечом и ключом - надменно уставился на замолкшего отца Исидора.
  Тот спокойно выдержал взгляд немца.
  - Сойди... жрец, - проговорил наконец стражник.
  Священник продолжал молча смотреть на него. Командир слегка повернулся к своим солдатам. Двое из них ворвались на солею и стащили отца Исидора. Тот упирался, но силы были неравны. В азарте один из стражей замахнулся на священника фальшионом, но помощник фогта покачал головой, и тот опустил оружие.
  Толпа прихожан угрожающе надвинулась на стражников, которые выставили на людей алебарды.
  - Нет! - крикнул отец Исидор прихожанам, и те остановились, бросая на немцев хмурые взгляды.
  Не обращая на это внимания, начальник уверенно взошёл на солею. Встал на амвоне и извлёк из-за пояса свернутую в трубку грамоту. Развернув, громко зачитал.
  Отец Исидор пристально смотрел на его подёргивающийся тяжёлый тевтонский подбородок и рот с шевелящимися пунцовыми губами, откуда вылетали скрежещущие, грубо вырубленные немецкие фразы: "Его преосвященство отец наш и господин епископ Андреас, рассмотрев жалобу почтенного ратмана Юргена Фокингузена, повелел..." "Под страхом смерти в жизни сей и вечных мук в последующей запрещается совершать языческие радения..." "Оставить нечестивые заблуждения восточной схизмы..."
  Ничего нового - такие угрозы отец Исидор слышал от епископа всё последнее время. Особо перед великими праздниками. Бискуп ещё мог терпеть православные богослужения в церквах, но не на улицах своего города. А в праздники православие вырывалось из-под церковных сводов в мир Божий крестными ходами.
  И сейчас был канун великого праздника Богоявления.
  "...И истинно вода освящается единственно лишь истинной Римской церковью, которой надлежит подчиниться всему миру, по слову Господа нашего: "И будет едино стадо и един пастырь". Водосвятие же, совершённое еретиками и схизматиками, не святыня суть, а нечестивое капище, а посему под страхом смерти в диоцезе моём возбранено".
  Помощник фогта завершил чтение. В храме повисло тяжёлое молчание, слышалось лишь громкое сопение солдат.
  - Ты всё понял... жрец?
  Начальник свинцово взглянул в глаза отцу Исидору.
  Тот устало прикрыл их.
  - На всё воля Божья.
  
  Теоград. 8 января ...года (Год девятый явления Теоса миру)
  
  Встреча с Богом и прихожанами, как всегда, наполнила сердце отца Исидора тихой радостью. Но она испарилась почти без остатка, когда после литургии он наткнулся на свинцовый взгляд государственного комиссара.
  Тот прямо стоял посередине трапезной, не обращая внимания на глядящих на него с ужасом женщин, уже начавших было собирать на стол. Чёрная униформа с серебряными нашивками, среди которых в глаза бросалось число Теоса. Надменное гладкое лицо с тяжёлым подбородком и пунцовыми губами.
  - Гражданин 25/1312/842-2/388-11/442...
  Слова он выговаривал чётко, но тон его речи был монотонен и скрипуч. Отцу Исидору показалось на миг, что это заскрежетал всё ещё прилично функционирующий, но слегка неисправный механизм.
  - Муниципалитет Теограда, облечённый полномочиями правительства Глобального Отечества, уполномочил меня предупредить данную конфессиональную единицу о недопустимости расхода ресурсов вне целей жизненного функционирования трудящихся. Любое использование ресурсов в целях совершения обрядов данной конфессиональной единицы будет расценено, как тяжкое преступление против Глобального Отечества и Теоса Единственного, и пресечено.
  Комиссар замолк, будто отработал программу.
  Этого отец Исидор не ожидал. Он совершал водосвятие ещё на преполовение Пятидесятницы, и власти ему в этом не препятствовали, хотя препятствовали во многом другом. Но тот факт, что последователи данной конфессиональной единицы расходовали водяной паёк, предназначавшийся для их личных нужд, на некий подозрительный ритуал, как-то ускользал мимо внимания властей. Теперь, значит, больше не ускользает...
  Возражать было бесполезно. С детства отец Исидор, которого звали тогда другим именем, знал, что принадлежит к породе граждан, которую государство лишь неодобрительно терпит. И терпимость эта оскудевала с каждым годом, а в последнее время грозила и вовсе сойти на нет.
  Он воспитывался в семье - что уже было крамолой, поскольку большинство граждан несли новорожденных в центры воспитания. Но ещё большей крамолой было родиться в семье, практикующей догмы той или иной конфессиональной единицы. Официальная идеология Глобального Отечества гласила, что таковые могут иметь место до момента явления Теоса Единственного, а после подлежат самоликвидации и обязаны влиться в Единую Глобальную Эклессию. Конечно, процесс этот мог быть растянут во времени, но за девять прошедших с Благословенного момента лет большинство конфессиональных единиц так и поступило, а оставшиеся всё явственнее ощущали железную пяту государства.
  А родиться и жить в конфессиональной единице отца Исидора, именовавшей себя Православной Церковью, было чем-то вроде оттянутого смертного приговора.
  Но даже давно приняв это, сейчас отец Исидор ощутил гнетущее чувство.
  "Неужели пора?.. Господи, пронеси чашу сию!"
  Но, может, и на сей раз ещё возможен некий компромисс?..
  Настоятель взглянул на голографическую статую Теоса, победно улыбающегося ему. В своё время Церковь отстояла право не размещать портреты Единственного над алтарями. Может, и сейчас получится сделать что-то такое...
  Он взглянул на встревоженные лица столпившихся в трапезной прихожан - людей, которые лишь здесь забывали о своих номерах и называли друг друга по именам. Они готовы были следовать за ним. Не все - отец Исидор знал, кто его оставит, и не порицал их. Но знал он и то, что, если сейчас он выберет компромисс, разочарованы в нём будут все они. И даже если архиерей прикажет это сделать... Или собор архиереев... Нет, он не подчинится. Просто крещенское водосвятие несло в этом храме особый смысл.
  - Ты уяснил позицию муниципалитета... жрец? - высокомерно спросил комиссар.
  - Я уяснил, - ответил отец Исидор, твёрдо взглянув в холодное лицо чиновника. - На всё воля Божья.
  
  Юрьев (Тарту). 1 января 1919 года (14 января нового стиля)
  
  Владыка Платон проснулся внезапно, словно его кто-то толкнул, и тут же понял, что забылся всего на несколько минут. Да тут и невозможно было спать дольше. Дело было даже не во вгрызающемся в плоть холоде, не в саднящем от побоев теле и не в пожирающей сердце смертной тоске, а в концентрации людского страдания.
  Несколько сот человек, схваченных большевиками за три недели их власти над городом, были заперты в тёмном хранилище банка. Их хватали в домах, на улицах и в храмах, тащили, били, бросили вповалку. Теперь все они молча лежали прямо на полу и ожидали исполнения своей судьбы.
  "Эстляндская трудовая коммуна" доживала последние часы - к городу подходили части Эстонской республики под командованием русских офицеров. Красные метались и явно не знали, что делать. В том числе и с арестованными.
  Тяжкий смрад немытых тел, испражнений, крови и страха изматывал владыку Платона. Ушибы от побоев и перенесённая недавно испанка вызывали омерзительную дурноту и слабость. Епископ сжал спрятанную на груди панагию и попытался вновь уснуть. Только что он видел прекрасный сон - его возводят во епископа в Александро-Невском соборе Ревеля. Владыка Платон помнил свою радость, и гордость, и благодарность Богу, что вот он, простой эстонский мальчишка Пауль Кульбуш, стал предстоятелем народа своей земли перед Господом. Он тут же укорял себя за гордыню, но чистая радость вновь прорывалась в нём, как родник из-под камней.
  Всё это было так недавно, но владыке казалось, что прошли уже долгие годы. Теперь та радость иссякла без следа, как высыхает родник, осталась лишь жёсткая пыль на шершавых серых валунах.
  "Душа своя и телеса своя Христа ради предати на скорби и беды до последняго издыхания и страдати о вере противу неверных", - словно кто-то ясно и чётко произнёс прямо над его ухом.
  Владыка вздрогнул. Откуда возникли эти слова, грозные и в то же время какие-то... утешающие?.. Да, конечно, "Повесть об Исидоре Юрьевском".
  - Моли Бога о мне, святый священномучениче Исидоре...
  Молитва словно бы сама отделилась от него и поплыла к темному потолку, проникла сквозь него и через всё здание и ушла дальше, ввысь.
  Чудным образом душа епископа успокоилась. Имя святого, убитого гонителями на этой земле в такие же крещенские дни почти четыре с половиной века назад, вновь унесло его в прошлое - его собственное счастливое прошлое.
  Словно наяву он видел новёхонький, радостно играющий яркими куполами в сероватом питерском небе храм. Храм во имя священномученика Исидора Юрьевского. Его храм, тогда ещё молодого батюшки отца Павла, окормлявшего эстонскую православную общину имперской столицы. Маарахвас приезжали в Петербург на заработки, в основном из глухих деревень. Мало кто из них знал русский язык. Лютеране ходили в общины при кирхах, а православным идти было некуда - во всех храмах служба шла на непонятном им языке.
  Отец Павел создавал приходы не только в Питере, но и в окрестностях, служил на эстонском, проповедовал. Но венцом его служения стал зеленоглавый храм в петербургской Коломне, где его земляков жило особенно много. Этот деревенский парень из лифляндской глубинки обладал кипучей энергией и железной волей. Вскоре храм стал центром притяжения для всех питерских эстонцев, чем-то вроде кусочка родной земли в столице империи, где встретят, поздороваются на понятном языке, накормят, приютят, научат...
  Владыка Платон радостно вздохнул, когда перед ним в живых ярких красках встала картина освящения закладного камня его храма.
  - Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа основася сия церковь в честь и память святаго священномученика Исидора...
  Епископ не только мысленно видел сейчас перед собой освящающего камень знаменитого кронштадтского протоиерея Иоанна - не по годам энергичного и порывистого. Он явственно ощущал его присутствие здесь, в пропитанном ужасом смерти тёмном доме. Хотя уж десять лет отец Иоанн не ступал по грешной земле.
  В дверях загрохотали ключи.
  - Встать! Всем вста-ать! Подня-ялись, буржуйские свиньи!
  В порвавшемся из коридора багровом свете возникла компания посланцев ада. Вообще-то, это были представители новой власти, сразу же запретившей в городе любые богослужения и изгнавшей всех, как они выражались, "жрецов". Эстонские красные стрелки - парни с глухих хуторов, мобилизованные, ожесточённые за годы войны. Грубые лица, безумные злые глаза, вонь табака и перегара, грязные серые шинели, примкнутые штыки.
  - По решению Тартуского Военно-революционного трибунала... - сразу же начал комиссар в чёрной кожанке кавалерийского ротмистра с отрезанными погонами.
  Владыка Платон отрешённо наблюдал, как шевелится тяжёлый комиссарский подбородок, выталкивая пунцовыми губами угловатые фразы. Налитые кровью глаза с расширенными зрачками - словно провалы в бездну - и постоянное шмыганье носом бывшему столичному священнику были знакомы. Кокаин...
  Комиссар начал выкликать фамилии. Девятнадцать человек: двое православных батюшек - еле державшийся на ногах от побоев добрый престарелый отец Николай, и земляк владыки отец Михаил, - ещё двое лютеранских пасторов, журналист местной газеты, торговец-еврей, землевладелец, адвокат, мясник, гончар...
  За что?..
  - Кульбуш Пауль!.. - выкрикнул комиссар последнее имя.
  Владыка Платон знал, что закончится всё именно так, был давно готов, но всё же словно ледяной поток обрушился на него.
  Впрочем, слабость была мимолётна.
  - Разрешите помолиться, - попросил он комиссара по-эстонски.
  - Не разрешу, - на том же языке надменно процедил тот. - Жрец...
  - Всем разде-еться, до исподн-него! - крикнул он вызванным уже по-русски.
  Теперь у владыки была одна забота - чтобы не нашли и не отобрали панагию. И она осталась с ним - до самого конца, когда в полуподвале банка страшный удар прикладом сзади раздробил его затылок.
  Он уже не чувствовал, как разрывная пуля прямо в лицо разнесла его голову, а потом озверевшие солдаты стреляли ещё и кололи штыками. В это время он с радостным удивлением увидел себя в знакомом питерском храме. Он служил некую особо торжественную литургию в окружении множества других архиереев и иереев, кое-кто из которых был ему хорошо знаком...
  Когда после бегства красных тела расстрелянных были найдены в цокольном этаже банка, владыку Платона опознали по спрятанной под рубахой панагии. Мёртвые руки епископа окостенели на ней.
  
  Дерпт (Юрьев). 8 января 1472 года (лето от сотворения мира 6980)
  
  Отец Исидор почти не ощущал лютой стужи, рухнувшей на людей, как только их вывели на берег реки Омовжа, которую маарахвас именуют Эмайыга. Обычно мирная и спокойная, на пике зимы облачённая в грубый ледяной панцирь река дышала жестокой смертью.
  Группа людей остановилась на берегу, не решаясь вступить на лёд. Даже стражники бискупа медлили, постукивая древками алебард по звенящей земле и переминаясь с ноги на ногу, пытаясь спасти плоть от режущего холода.
  Лишь помощник фогта в чёрных своих одеждах и заиндевевшем саладе стоял недвижно и прямо, словно ангел смерти парил над мёртвой рекой, над похожими на призраков деревьями, покрытыми белым пушистым инеем, и над замершими от смертной тоски людьми.
  С берега не было видно, но отец Исидор знал, что посередине реки в белёсой толще льда чернела крестообразная иордань, вырубленная накануне Богоявления, когда он после литургии во главе прихожан направился туда совершать Великое водосвятие. Он понимал, что до реки крестный ход не дойдёт - ещё накануне вокруг Святого Николы топтались стражники бискупа, всю ночь жгли костры, ругались и гоготали. К утру их стало больше, а когда процессия вышла из храма, стражей были уже сотни. И целая толпа дерптских немцев, свистящих, орущих, кидающих в православных снежками и кусками льда.
  Был тут, конечно, и чёрный помощник фогта, презрительно наблюдающий за действием.
  - Этого взять, - приказал он кнехтам, указав рукой в латной перчатке на Исидора.
  Когда трое дюжих солдат тащили священника, он бросил взгляд на своих прихожан. Из пары сотен, вышедших крестным ходом, осталось лишь несколько десятков. Семьдесят два, как выяснилось позже. Остальные ушли. Отец Исидор не осуждал их.
  Но оставшиеся попытались защитить своего настоятеля. Зазвалась драка, кнехты пустили в ход древки.
  - Не надо! - крикнул Исидор своим верным.
  Но сопротивление и так было уже подавлено.
  Потом их, избитых и связанных, судил епископский суд.
  - Веру нашу хулят и наши опресночные служения, и ими нас укоряют, и ересью своею восточной похваляются, - свидетельствовал ганзейский купец ратман Юрген Фокингузен, которого здешние русские прозвали Трясоглав - он и впрямь сильно тряс головой, когда гневался. До латинского "опресночного служения" дела ему не было, порушив русский приход, он надеялся избавиться от псковских купцов, перебивавших у него покупателей.
  Но, кажется, поначалу православных никто не хотел убивать. Бискуп Андрей многословно уговаривал Исидора даже не принять власть папы - лишь повиниться принародно в том, что беззаконно обличал латинство, и признать, что папа Римский есть истинный викарий Христов. А потом бискуп разрешал и дальше служить по-православному. Только вот для Исидора, исповедуй сейчас он законность папства, это была бы уже не православная служба...
  Потому на речи епископа он поднял голову и, не глядя на судей, произнёс негромко, но твёрдо, так, что услышали все в этом зале.
  - Вы, нечестивые латиняне, яко отцы ваши, творите беззакония, за что прокляты будете от апостол и святых отец в веке сем и в будущем, и пойдёте вместе с бесами в муку вечную, огнь негасимый и тьму кромешную - к отцу вашему сатане.
  После этого ни о каким снисхождении речи уже, конечно, не было. Может быть, бискуп и помиловал бы прихожан, но каждый из них, даже отрок десяти годов, - один за другим - повторил сказанное настоятелем. То есть, разделил его судьбу.
  - Пошли, быстро! - взмахнул рукой помощник фогта, и кнехты остриями алебард стали загонять осуждённых на лёд. Первым на реку вступил отец Исидор.
  - О еже освятитися водам сим, и дароватися им благодати избавления, благословению Иорданову, силою и действием и наитием Святаго Духа, - начал он молитвы на водосвятие, которое ему не удалось совершить в праздник.
  Явленного креста, по уставу положенного, не было при нём, но Крест невидимый был с ним всегда. Белую фелонь - палачи, глумясь, заставили его надеть к казни полное облачение - развевал студёный ветер.
  - Величаем, велича-аем Тя, живодавче Христе, нас ради ныне плотию крестившагося... - затянул кто-то из прихожан, и остальные подхватили:
  - ...от Иоанна в водах Иорданских.
  На них посыпалась грубая немецкая брань и удары, кто-то упал на лёд, расшибив лицо - кровавое пятно расползлось по колючему инею. Но остальные продолжали петь тропарь Крещения.
  - О еже быти воде сей, освящения дару, грехов избавлению, во исцеление души и тела черплющим ю и емлющим... - продолжал водосвятную молитву отец Исидор
  Остриё алебарды вонзилось в его спину, и он подстреленной белой птицей рухнул в чёрную пропасть проруби. Его мгновенно засосало под лёд.
  Следом за ним пошли его прихожане - все семьдесят два человека.
  Отец Исидор не почувствовал обжигающего прикосновения воды. Ему вдруг стало покойно и радостно. Он увидел себя в незнакомом храме, в облачении, готовящимся совершать литургию. Перед ним стояли все семьдесят два его верных прихожанина.
  
  Теоград. 19 января ...года (Год девятый явления Теоса миру)
  
  Снизу отец Исидор видел, как на куполах суетятся чёрные фигурки минирующих его храм подрывников. Снос старых, ненужных зданий в последнее время стал в городе делом обычным. Их аккуратно и не очень громко складывали на землю, в считанные часы разбирали и увозили обломки. А на этом месте скоро возникало нечто современное, полезное Глобальному Отечеству, во славу Теоса. Вскоре Уровень-4 уже никто не назовёт Петербургом, потому что он перестанет им быть.
  Всё прошло именно так, как и думал отец Исидор - наихудшим образом. Не успел он после литургии приступить к Великому водоосвящению в столитровой бочке, наполненной прихожанами из личных пайков, в храм ворвался государственный комиссар с десятком Защитников Отечества. Это были не стражи, а именно солдаты - в непроницаемых керамических кольчугах, с боевыми электронными винтовками, один залп каждой из которых мог разнести в храме всё на куски. В городе такое оружие представители властей носили на виду крайне редко.
  Кольчуги почему-то были надеты на костюмы химической защиты.
  Всех находившихся в помещении граждан в количестве семидесяти трех солдаты вытолкали наружу, на берег канала. На эту сторону храма люди заходили редко - из-за ядовитых миазмов, пробивавшихся из-под покрытия вод. Сегодня они были особенно сильными. По команде старшего Защитники откинули на спины кольчужные капюшоны и натянули маски-респираторы, сделавшие их похожими на фантастических животных.
  Стоявшие без масок люди безуспешно старались сдерживать дыхание. Одна из женщин бессильно осела на бетон набережной, её подняли и поддержали.
  Подрывники, выскочившие из подъехавших машин коммунальной службы, споро занялись минированием здания. Нынешние власти времени не теряли, действовали всегда быстро и чётко.
  Давешний госкомиссар, разумеется, находившийся тут, и тоже в химзащитном комби поверх чёрной формы, сразу же продемонстрировал это.
  - Решением государственного трибунала, во исполнение указа Теоса Единственного за номером... согласно циркуляру государственной канцелярии за номером... открытое неповиновение распоряжению властей со стороны членов конфессиональной единицы является актом терроризма и карается физической ликвидацией на месте преступления. Выбор способа ликвидации возлагается на исполняющее экзекуцию официальное лицо.
  - То есть, на меня, - прервав чтение, комиссар обратил взгляд налитых кровью глаз на отца Исидора. - И я его выбрал... Жрец.
  Его пунцовые губы скривились в злобной ухмылке. Впервые священник видел на этом холодном лице столь сильную эмоцию.
  "Он ведь и правда нас ненавидит..." - подумал отец Исидор.
  Перестав слушать чиновника, он обвёл взглядом прихожан, прижатых цепью солдат к решётчатому ограждению канала.
  "Может быть, это и есть последние православные..." - подумал священник.
  Лица большинства из них были отрешены, словно вырезаны из камня. Хотя кто-кто из женщин плакал. Но не плакал мальчик лет десяти - смотрел перед собой ясно и прямо.
  - Братья и сёстры, - негромко сказал им отец Исидор, - сегодня мы души свои и тела Христа ради предадим на муки и смерть за веру нашу. Не бойтесь, Бог здесь, с нами!
  Женский плач утих.
  - ...за преступный перерасход жизненного ресурса понесут наказание по аналогии с составом преступления.
  Закончив речь, комиссар отдал резкий приказ на секретном армейском коде, неизвестном простым гражданам. Сорвал с головы чёрный берет с серебряным числом Теоса, засунул его под погон и тоже натянул защитную маску.
  Солдаты наставили на кучку приговорённых уродливые прямоугольные стволы электровинтовок и начали энергично теснить их, хотя дальше, казалось, было уже некуда.
  Однако когда группа людей плотно прижалась к решёткам ограждения, они вдруг раздвинулись и осуждённые полетели вниз.
  Отец Исидор сильно ударился и, по всей видимости, на несколько мгновений потерял создание. Очнувшись, увидел себя лежащим на поверхности канала. Его белая фелонь была измазана смердящими маслянистыми выделениями, выступившими на пластике покрытия. Кажется, он ещё и разбил голову - кое-где на белой ткани алели пятна.
  Священник с трудом поднялся на ноги. Остальные сброшенные вниз прихожане тоже или пытались подняться, или уже стояли, недоумённо глядя вверх. Но некоторые продолжали лежать неподвижно.
  Ряд солдат в масках снизу выглядел, как уродливая колоннада из скульптур чудовищ. Нечто подобное отец Исидор видел в семинарии, на картинках, изображавших древние языческие храмы.
  "Что они собираются делать?!" - вспыхнула паническая мысль, и тут же Исидор понял, что...
  "Святой священномученик отче Исидор Юрьевский и с ним пострадавшие, святой преподобный отче Серапион Псковский, святой преподобный отче Иона Псково-Печерский, святые священномученики отцы Вениамин, митрополит Петроградский, Кирилл, митрополит Казанский, Платон, епископ Ревельский, святые отцы священномученики Николай, Михаил и Философ, святой страстотерпец царь Николай, святой праведный отче Иоанн Кронштадтский, молите Бога о нас, грешных! Молите Его дать нам сил в наш смертный час!" - настоятель молил о помощи всех святых, в разные времена прикоснувшихся к его храму, молил, почти погрузившись в отчаяние, в последние мгновения перед страшной смертью.
  Плиты покрытия начали двигаться, сквозь возникшую и медленно расширявшуюся щель хлынули потоки ужасной вони.
  Отец Исидор поднял глаза и сперва подумал, что храм уже взорвали - зелёные купола словно бы оделись ярчайшим золотистым светом. Но это не была вспышка взрыва. Свет был ровный и какой-то... не злой. Он не слепил глаза, не приводил в ужас. Наоборот, душа отца Исидора смирилась, словно бы облачилась в праздничные одежды.
  Мир как будто застыл, время исчезло. Остался лишь весь погружённый в сияние храм. И в сиянии этом - отец Исидор видел ясно - здание легко приподнялось над землёй.
  Настоятель услышал идущие сверху невозможно красивые голоса, поющие знакомый тропарь, и сам подхватил его.
  - Во Иорда-ане крещающуся Тебе, Господи, троическое яви-ися поклоне-ение...
  Похоже, вознесение храма узрели и все прихожане. Некоторые из них тоже подхватывали слова песнопения, другие лишь потрясённо молчали.
  Удивительно, но явление, похоже, было недоступно глазам палачей. Сверху доносились отрывистые команды комиссара, но они больше не резали слух, стали какими-то незаметными и нестрашными.
  - ...И Дух в виде голуби-ине, извествоваше словесе утвержде-ение...
  Плиты неуклонно поднимались, и люди начали скатываться по ним в зловонную густую жижу. Впрочем, отец Исидор уже не ощущал вони. И боли он тоже не ощущал, и страха. Вообще-то, он уже и не стоял на канале, а, полностью облачённый к литургии, входил в алтарь своего храма. Священник ещё никогда не видел его таким чистым и празднично убранным. И ещё настоятель был поражён, что в его не очень большом храме поместилось такое количество людей, служащих и молящихся.
  Он видел нескольких архиереев в святительских ризах и митрах и множество простых батюшек. Все они служили бодро и радостно, песнопения и возгласы звучали в полной гармонии, сплетаясь в едином величественном полотне литургии.
  Окинув взглядом молящихся, отец Исидор увидел людей в самых разных одеждах, некоторые из которых были, похоже, очень древними. Взгляд выхватил в первом ряду знакомое по иконописным образам задумчивое тонкое лицо с усами и бородкой, в старинном офицерском мундире. И другие знакомые лица там тоже были.
  Осознав себя вернувшимся домой, отец Исидор вступил в общее действие.
  
  ***
  
  На пустынный пологий берег далеко от города воды вынесли и бережно уложили в ряд семьдесят три тела. Не было на них ни крови, ни грязи, их одежды, хотя и намокли, оставались совершенно чистыми. Люди словно бы спали - лица их были покойны и мирны, а прикрытые глаза, казалось, вот-вот широко распахнутся. Лишь один из них, в непорочно белых облачениях, лежал с открытыми глазами, устремлёнными в небо. Словно он был на страже в ожидании чего-то очень важного.
  
  Свято-Исидоровская [Сеть]
Оценка: 3.70*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"