Виноградов Павел
Сотвори себе остров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эссе вышло в газете "Секретные материалы" NN 12 - 13 за 2019 год, сборнике "ZOOM-2020", журналах "Перископ" N2 за 2020 год и "Горизонт". Тема, которой я "болен" очень давно. Вот теперь собрался наконец написать. Второе место на конкурсе "Моя Планета - 2020". Второе место место в номинации "Эссе и статьи" на конкурсе "Стоптанные кирзачи - 9,5". Первое место на II конкурсе литературной критики и публицистики "ZOOM-2020".
  
  
  
  Диплом ЗУМ [ЗУМ]
  
  
   Робинзонаду считают детско-юношеским чтением. Большинство людей оставляет в детстве Робинзона Крузо, Сайреса Смита, Джима Хокинса и их экзотические острова. Ну, разве что посмотрят мистический телесериал Lost или кинокомедию "Синьор Робинзон". Оставаясь при мнении, что этот поджанр - нечто милое, захватывающее и... примитивное. Однако если взглянуть иначе, можно обнаружить в нем глубокий смысл и сложные идеи.
   Образ клочка суши, со всех сторон окруженного безграничным океаном или иной непреодолимой стихией - один из древнейших архетипов человеческой культуры. Может быть, еще со времен питекантропов - их останки археологи находят на отдаленных островах и гадают, как они туда добрались и зачем. "Острова привлекают какой-то невыразимой таинственностью, и эта таинственность уходит корнями в далекое прошлое", - писал американский историк и географ Раймонд Рамсей.
   В историческое время разные культуры часто размещали на островах обитель мертвых или бессмертных полубогов: Острова Блаженных в античности, Пэнлай у древних китайцев... Острова вошли и в христианский культурный мир, например, в житие святого Брендана, что было отголоском реальных морских путешествий ирландских монахов в поисках уединения. А на излете средневековья поиски мифических островов Семи городов или Бразила часто приводили к настоящим географическим открытиям.
   Острова играют важную роль в произведениях античных авторов, например, Гомера или Лукиана. А утописты помещали туда свои идеальные общества - Панхайя Эвгемера и Солнечный остров Ямбула Диодора Сицилийского, Тапробана Плиния Старшего и Томмазо Кампанеллы, собственно Утопия Томаса Мора.
   Но робинзонада даже в "островной" литературе занимает особую нишу - не только приключенческого чтива. Писателям было интересно, поместив своего героя на необитаемый остров, проследить эволюцию его личности в столкновении с одиночеством и океаном, олицетворяющим бесконечную вселенную. Заставить героя познать себя через нее и ее через себя. Показать конфликт и слияние микро- и макрокосма.
   Именно в таком смысле дан образ острова в буддийской священной книге "Дхаммапада": "Сотвори себе остров, борись энергично, будь мудрым. Очищенный от скверны, безупречный, ты достигнешь небесного царства благородных". Да, герой робинзонады сам "строит" свой остров, трансформируя тем самым свою личность.
  
   Живой, сын Неспящего
  
   Пожалуй, первую классическую робинзонаду, "Повесть о Хайе ибн Якзане" (Живом, сыне Неспящего), написал в XII веке испанский араб, врач и философ Ибн Туфайль. И это был именно аллегорический богословский трактат. Уже в названии является мистико-философский смысл произведения - Неспящий это, конечно, Бог, создавший "живых". Герой романа Хайя ибн Якзан - "сверхробинзон", изначально одинокий человек на некоем острове в Индийском океане. Он то ли приплыл туда младенцем в колыбели, пущенной по океану матерью-прелюбодейкой, то ли зародился из почвы, как гомункулус.
   Кроме своего острова, он не знает ничего. Его - как и множество легендарных героев - вскормило животное, газель, которая стала единственным его родным существом. Ибн Туфайль на примере своего героя описывает этапы развития человечества, как их представляли в его время. Сначала Хайя ничем не отличается от животного: "Ребенок подружился со зверьми, и те к нему привыкли, он их не чуждался, и они не обходили его стороной".
   Но потом он постепенно осознает свое отличие от прочих тварей и даже первенство перед ними - за счет орудий, которые может создать: "Сделав же из древесных ветвей палки с прямыми концами и гладкой поверхностью, он отгонял ими соперников, нападая на зверей, что послабее, и давая отпор тем, кто посильнее".
   Параллельно идет и "культурная" эволюция Хайи, начавшаяся со смерти его любимой газели. Ребенок осознает бренность жизни, но также и существование нематериальной души. Он хоронит газель, создавая первый свой ритуал. Согласно археологическим находками, именно так - через погребения, рождалась культура ранних людей. А сам эпизод удивительным образом пересекается с жизнеописанием Будды Шакьямуни, где он, еще юный принц, впервые видит покойника.
   Далее Хайя приходит к идее одежды, осваивает огонь, одомашнивает животных, и все время пытается постичь мир и свое место в нем. От примитивной натурфилософии он переходит к язычеству, какое оно было по мнению араба той эпохи - поклонению небесным светилам. Наблюдая природные явления, постигает геометрию и астрономию. Затем в нем появляется осознание бытия единого всемогущего существа, и он становится чем-то вроде деиста. Открыв для себя метод медитации, он старается через него постигнуть "действующее начало мира, не воспринимаемое чувствами".
   Это, по ибн Туфайлю - высший результат, который может быть достигнут в одиночку. Далее герою нужен учитель, и на острове появляется мудрец из "большого мира" - некий Абсаль, последователь одной из "праведных" доисламских религий. Возможно, христианства. Он обучает Хайю основам своей веры и вместе с ним возвращается к людям, которым тот рассказывает о своем духовном опыте постижения абсолюта. Но люди отворачиваются от него, и Хайя вместе с Абсалем возвращается на остров для дальнейших медитаций. Тут возникает мотив отшельничества и монастыря, который, как мы покажем дальше, характерен для всего поджанра.
   Ибн Туфайль принадлежал к мистическому течению ислама - суфизму, и многие положения его книги характерны для этого учения. Для ортодоксальных суннитов он был почти еретиком. Но именно широта его воззрений позволила роману стать весьма популярным в Европе. Он был переведен на латынь еще в 1671 году, а потом и на другие европейские языки, став предшественником так называемого "романа воспитания". Но еще большее влияние оказал на робинзонаду.
   Ее ко времени перевода "Хайи" в европейской литературе еще не было. Можно разве что вспомнить пьесу Шекспира "Буря", в которой изгнанный герцог и маг Просперо со своей дочерью попадает на необитаемый остров. Просперо становится повелителем здешних духов и существ. Среди последних - звероподобный дикарь Калибан, образ многозначный, которого одни интерпретаторы считают символом первобытной дикости, животного начала в человеке, а иные - воплощением сатаны. Но именно Калибан стал литературным предком и Пятницы, и Айртона, и Бена Ганна, и прочих "дикарей" с островов.
  
   Крест на Острове Отчаянья
  
   Несомненно, великий писатель, журналист, шпион и авантюрист Даниэль Дефо и читал "Повесть о Хайе", и видел спектакль по "Буре". Однако его Робинзон Крузо имел не только этих предшественников. Например, литературоведы иногда проводят параллели между Робинзоном и пророком Ионой. Эта удивительная, даже среди "пророческих" книг Писания, история повествует об избранном Богом пророке, который отверг свое избранничество и попытался бежать от него морем. Но был выброшен своими попутчиками за борт и проглочен огромной рыбой (в переводе - китом, но на самом деле неким мистическим чудовищем). Во чреве монстра пророк три дня молился Богу, пока тот не выпустил его наружу. Приняв свое предназначение, Иона начал пророческий путь.
   "Кит" здесь - тот же остров, а история Робинзона, хоть и не настолько чудесна и величественна, весьма походит на историю пророка. "Повествование о скитаниях заблудшей души, отягченной первородным грехом и через обращение к Богу обретшей путь к спасению", - характеризует роман Дефо литературовед Ксения Атарова.
   Уже в самом начале проявляется символизм романа: когда мы узнаем, что фамилия его героя, доставшаяся от немца-отца, - Крейцнер, которую англичане переделали на Крузо. Крест... Его герой несет через всю жизнь.
   Между прочим, он - один из немногих названных по имени персонажей довольно "населенной" книги. За исключением Пятницы, названного так самим Робинзоном, и мальчика-мавра Ксури, с которым он бежит из рабства. Но Ксури - своеобразная аватара Пятницы. Очевидно, это подчеркивает одиночество героя, в котором он пребывает всегда, а не только на своем острове.
   Дефо не скрывал аллегоричности романа. Он непосредственно восходит к евангельской притче о блудном сыне. Робинзон, невзирая на советы отца, уходит в море, но каждое его предприятие кончается катастрофой. Его захватывают в рабство мусульмане - он бежит, становится богатым плантатором в Бразилии, но на месте не сидится. Связывается с работорговцами и плывет в Африку за "живым товаром", терпит кораблекрушение, все его спутники гибнут, а он оказывается один на необитаемом острове.
   Он познал полный крах, достиг дна. Но рук не опустил - в этом проявилась суть героя и его автора, "джентльмена и христианина". Назвав свое пристанище Островом Отчаянья, Робинзон не погружается в это состояние, а яростно борется за жизнь. Фактически, перед нами вновь история развития человечества. Начав с охоты и собирательства, Робинзон постепенно переходит к доместикации животных и сельскому хозяйству, создает керамику, строит постоянное жилище, лодку и много еще чего.
   Однако все это было бы невозможно без вещей и припасов, добытых с разбитого корабля или случайно проросших зерен злаков. Сначала герой - не очень религиозный человек - воспринимает это именно как случайности. "Увы! моя душа не знала Бога: благие наставления моего отца испарились за восемь лет непрерывных скитаний по морям в постоянном общении с такими же, как сам я, нечестивцами, до последней степени равнодушными к вере", - говорит он сам о себе. Но тяжело заболев и узрев грозное видение Бога, готового истребить его за грехи, он осознает свою зависимость от Провидения.
   С этих пор он осмысливает свое положение, как предстояние перед Богом, своеобразный экзамен. И с этой точки зрения воспринимает все, что с ним происходит. Разумеется, и появление другого человека, аравака с острова Тринидад, которого Робинзон спас от хотевших его съесть караибов и назвал Пятницей - по дню недели, в который нашел его. Может быть, это отсылка к страстям и смерти Иисуса Христа, произошедшим именно в пятницу.
   Проповедь Робинзона, обращенная к Пятнице, своеобразна. Простодушный дикарь охотно воспринимает христианские истины, но задает некоторые каверзные теологические вопросы, ответить на которые Робинзону трудно. Возможно, это отображение внутренних споров в самом Дефо, рожденном в пресвитерианстве - радикальном течении протестантизма, но всю жизнь имевшем сомнения в догмах своей конфессии. То есть, Пятница - как уже сказано, один из немногих персонажей романа, имеющий собственное имя - это своеобразное альтер-эго героя.
   Как подметил английский литературовед Джордж Старр, Робинзон выступает в романе в двух духовных ипостасях - и как грешник, и как Божий избранник. Некоторые исследователи идут дальше, утверждая, что он сам играет роль Творца, сравнивая роман с библейской книгой Бытия. Возможно, Дефо втайне и имел в виду нечто подобное. Скажем, когда остров становится более населенным, Робинзон предстает в образе некоего верховного владыки, не придающего значения конфессиональным различиям: "Пятница был протестант, его отец - язычник и людоед, а испанец - католик. Я допускал в своих владениях полную свободу совести".
   Караибы принимают Робинзона за гневное божество, а спасенные им от пиратов англичане - за ангела. Но он ни тот и ни другой. Он - блудный сын, осознавший глубину своего падения через тяжкие страдания и возвратившийся к Отцу. Не физическому, конечно - когда Робинзон возвращается в Англию, того уже нет в живых. Но образ отца Робинзона, выведенный лишь в начале романа, а в дальнейшем рифмующийся с образом Бога, дает начало похожим образам в последующих робинзонадах. Одним из таких персонажей стал капитан Немо в "Таинственном острове".
  
   Мистический остров
  
   Жюля Верна почему-то часто считают атеистом. Это не так. Атеистом был его издатель и, фактически, эксплуататор Пьер-Жюль Этцель. Но сам Верн всю жизнь осознавал себя христианином. "Я - по рассудку и здравому смыслу, а также по семейной традиции - христианин и католик. Ничто в моих произведениях не позволяет предположить обратного", - писал Верн. "В этом мире наше земное существование является всем, но в жизни будущей оно ничто или почти ничто... В этой связи не так уж важно, как человек жил, лишь бы он жил почтенно, по-христиански, по-католически", - ответил он как-то Этцелю на упрек в излишней религиозности своих героев.
   Неизвестно, насколько издатель вмешивался в авторский текст Верна, но вот другой атеист из его окружения - сын Мишель, сам будучи талантливым литератором, после смерти отца фактически переписывал многие его рукописи, издавая их под его именем. Например, робинзонаду "Кораблекрушение "Джонатана"", которая своим пессимистическим настроем резко отличается от самой знаменитой верновской робинзонады - "Таинственного острова".
   На самом деле в оригинале это название звучит как "Мистический остров", то есть, упор делается на метафизическом характере этой тайны. И действительно, роман можно прочесть как некий богословский трактат. Это звучит странно, так как он привычно считается позитивистским гимном покоряющему природу человеку. Однако в тексте множество подсказок, предполагающих и иное прочтение.
   Давно было обращено внимание на невероятный сюжетный посыл: несколько беглецов на воздушном шаре в страшную бурю над Тихим океаном попадают на маленькой клочок земли, который позже называют Островом Линкольна. В реальности их шансы на это были бы близки к нулю. Счастливая случайность, придуманная автором для затравки? Быть может, но смотрим дальше.
   Остров невероятен сам по себе: он словно бы собран из кусочков, оторванных от разных континентов, со своей флорой и фауной. Здесь соседствуют леопарды, обезьяны, медведи, тюлени, муфлоны, капибары, ламантины, онагры, кенгуру, пеккари, агути, шакалы, тетерева, глухари, якамары, растут бамбук, эвкалипт, саговая пальма. Минеральный мир тоже неправдоподобно богат: прямо на поверхности лежат гончарная глина, известь, колчедан, сера, селитра. Тут даже есть залежи каменного угля, которых на вулканическом острове просто не может быть. А субтропический или даже тропический климат летом неожиданно сменяется суровыми снежными зимами.
   Невероятно, что весьма эрудированный Верн, тщательно собиравший фактуру для своих романов, случайно наделал столько ляпов. Собственно, условия острова ставят в тупик и высокоученого инженера Сайреса Смита, одного из главных героев. Значит, таков был авторский замысел. Вероятно, остров Линкольна олицетворяет всю планету.
   Странные вещи тут происходят не только с пространством, но и со временем. Ведь "Таинственный остров" - последняя часть трилогии, в которую входят еще романы "20 тысяч лье под водой" и "Дети капитана Гранта", некоторые персонажи которых переходят из романа в роман. Судя по датам в них, от событий первого миновало всего несколько лет, а второго - вообще несколько месяцев. Однако в третьем романе для их героев прошло 30 и 12 лет соответственно.
   Как и в разобранных уже произведениях, герои Верна повторяют весь путь развития человечества. В начале у них нет ничего, кроме стального собачьего ошейника, из которого они делают два ножа. "Итак, с чего же мы начнем, мистер Сайрес? - спросил Пенкроф на следующее утро. - С самого начала, - ответил Сайрес Смит". И они становятся попеременно то охотниками, то гончарами, то металлургами, то стеклодувами, то строителями, то портными, то крестьянами. Постепенно остров приобретает вид цивилизованной колонии. Однако давно подмечено, что пятеро (позже - шестеро) человек при всем желании не смогли бы сотворить все эти дела - просто не хватило бы ни сил, ни времени, да и умений. Но автор в этом отношении явно не гонится за правдоподобием - он рисует идеальных людей, почти мифических героев, утверждая свою концепцию торжествующего человечества. "Жить вечно в творениях своих рук - доказательство его (человека. - П.В.) превосходства над всем, что есть на Земле. На этом основано его господство, этим оправдывается его владычество над всем миром".
   Это почти религиозная сентенция, а коллектив "колонистов" острова Линкольна разительно напоминает какую-нибудь протестантскую секту во главе с пастором - Смитом, которому все остальные доверяют безоговорочно. Однако автор тут же сам себе противоречит, ясно показывая, что без посторонней помощи эти люди погибли бы. Некая невидимая сила, словно deus ex machinа, постоянно вмешивается, спасая их в ситуациях, когда сами себе они помочь не могут, доставляет недоступные им вещи и информацию. Насельники острова понимают, что это некий могущественный человек, они называют его то "гений", то "верховный судья" острова. "Тайная сила, которая успела проявиться при стольких необъяснимых обстоятельствах, казалась безграничной".
   В конце становится ясным, что этот сверхчеловек не кто иной, как герой "20 тысяч лье под водой" капитан Немо, индийский раджа, один из лидеров восставших сипаев, ученый и инженер, свои богатства вложивший в создание подводного судна и ушедший вглубь океана - подальше от человечества.
   Итак, мы имеем невероятный остров вне времени и пространства, на который герои перенесены чудесным образом, совершают на нем мифологические деяния под присмотром местного полубога и своего твердого и проницательного настоятеля. Чем не "библия" гуманистической религии?..
   Однако все не так просто - возникают вопросы. Например, что за волшебная сила доставила их на остров? Как он, такой чудесный, словно бы специально созданный для этой группы подвижников, вообще возник? И почему погиб?
   Ибо он погиб - вместе с капитаном Немо, погребенным в своем "Наутилусе", со всеми своими фауной, флорой и минеральными богатствами. На маленькой скале в океане остаются лишь те, кто прибыл сюда извне - шесть человек и собака. Можно подумать, что некий творец решил, что созданный им мирок выполнил свою задачу и просто стер его из реальности. А герои вновь чудесным образом спасаются.
   Получается, над героями, даже над могучим Немо, стоит некая могучая и непреодолимая сила. То есть, Немо, все-таки "недобог". И чем, вернее, Кем эта сила может быть в глазах католика Жюля Верна?.. Вряд ли случайно он подчеркнул, что колонисты взялись за стирку - то есть, за очищение - в Пасху. Возможно, больше никак на присутствие в жизни своих персонажей Бога автор указать не мог - издатель и так выражал недовольство религиозными аллюзиями в его книгах...
  
   Территория сатаны
  
   Через девять лет после "Таинственного острова" выходит роман, похоже, содержащий скрытую полемику с романами Дефо и Верна. Хотя "Остров сокровищ" Роберта Льюиса Стивенсона формально не робинзонада, а лишь имеет некоторые ее черты, по идейной наполненности и писательскому методу он становится в один ряд с уже разобранными произведениями.
   Стивенсон, как и Дефо, родился в набожной пресвитерианской семье, но всю жизнь испытывал религиозные сомнения, одно время даже считал себя атеистом. Однако проблематика его книг во многом духовная. Писателя прежде всего интересовала трагическая раздвоенность человеческой души, одновременная ее принадлежность божественному и дьявольском началу. Это проявилось не только в знаменитой "Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда", но и в других его романах и рассказах - "Владетель Баллантре", "Ночлег Франсуа Вийона"... И - в "Острове сокровищ".
   По большому счету, в этом романе нет однозначно "хороших" и "плохих парней". Пираты, конечно, подлы и жестоки, но это всего лишь замученные тяжким трудом недалекие матросы, мечтающие жить в капитанской каюте, пить господские вина и есть деликатесы. Их лидер - одноногий Джон Сильвер, хоть и матерый пират, и безжалостный убийца, но вместе с тем умный человек, дипломат, которому автор в конце концов позволил выбираться сухим из воды, да еще и с деньгами.
   С другой стороны, "джентльмены" Стивенсона нарисованы довольно-таки сатирически: неумный и самоуверенный сквайр Трелони, сухой служака капитан Смоллетт, мутноватый доктор Ливси, своенравный юнец Хокинс. И ведь надо понимать, что рассказ ведется от имени последнего, значит, он склонен приукрашивать своих друзей. Главное, что на Остров Сокровищ их, как и пиратов, ведет жгучая алчность - они даже не думают, сколько невинной крови на зарытом там золоте.
   Безупречны с точки зрения автора, разве что, слуги сквайра, которых привел на остров их долг перед господином, да чудаковатый одичавший Бен Ганн, мечтающий после трехлетнего одиночества на острове лишь о кусочке сыра. Но все слуги, как водится, гибнут в бою за чужие интересы, а Ганн, при всей симпатии к нему, все-таки бывший пират, тоже ответственный за все их преступления.
   Безусловный злодей в романе лишь один из его героев - хотя этот персонаж появляется только в их воспоминаниях. Это хозяин сокровищ - покойный капитан Джон Флинт, кровавый пират, имя которого со страхом произносят и сами его бывшие соратники. Лишь Сильвер его не боялся - по его собственным словам... Но, когда в мрачном лесу раздаются последние слова Флинта (на самом деле выкрикиваемые Беном Ганном), бледнеет и он.
   Фигура Флинта принимает мистические, адские черты и неразрывно сливается с образом острова. Именно мертвый пират играет роль островного "отца", но, в отличие от Немо, это "антиотец", воплощение зла. В мрачной, готической атмосфере романа Флинт и его остров прекрасно дополняют друг друга. В Средние века среди мореплавателей ходили легенды о неких "островах сатаны". Возможно, именно этими преданиями вдохновлялся Стивенсон, хотя реальный прототип его острова - Хувентуд, неподалеку от Кубы. "Не знаю, что на меня повлияло - качка ли или эти серые, печальные леса, эти дикие, голые камни, этот грохот прибоя, бьющего в крутые берега, - но, хотя солнце сияло горячо и ярко, хотя морские птицы кишели вокруг и с криками ловили в море рыбу, хотя всякий, естественно, был бы рад, увидев землю после такого долгого пребывания в открытом море, тоска охватила мое сердце. И с первого взгляда я возненавидел Остров Сокровищ", - рассказывает Хокинс. И в дальнейшем это чувство лишь усугубляется, что подчеркивается описаниями: "Смола пузырями выступила в пазах. Кругом в воздухе стояло такое зловоние от болотных испарений, что меня чуть не стошнило. В этом отвратительном проливе пахло лихорадкой и дизентерией".
   Одно из важных правил робинзонады - "остров - это не только остров". Почти всегда это еще и символическое судно, несущее героев по волнам жизни. И если Остров Отчаяния ассоциируется с "китом" Ионы, а Остров Линкольна - с призрачным "Наутилусом", то Остров Сокровищ - со страшным пиратским кораблем. Скорее всего, "Моржом" Флинта, который был "насквозь пропитан кровью, а золота на нем было столько, что он чуть не пошел ко дну". "Вот та гора, на севере, зовется Фок-мачтой. С севера на юг тут три горы: Фок-мачта, Грот-мачта и Бизань-мачта, сэр. Но Грот-мачту - ту высокую гору, которая покрыта туманом, - чаще называют Подзорной Трубой", - описывает остров Сильвер. А вместо компаса на этом корабле - скелет убитого Флинтом моряка...
   Другой важный образ романа - океанские воды, зыбкие, неверные и опасные, предательские, как улыбка доброго приятеля, прячущего за спиной нож. С другой стороны, вода - символ кладбища или потустороннего мира: "Они лежали рядом. Вода, двигаясь, покачивала их. О'Брайен, несмотря на свою молодость, был совершенно плешив. Он лежал, положив плешивую голову на колени своего убийцы. Быстрые рыбки проносились над ними обоими". "Все семьдесят пять не вернулись домой... Они потонули в пучине морской", - поют пираты, сами "бесчувственные, как море, по которому они плавают".
   Все эти образы создают гнетущий саспенс, тревожное ощущение надвигающейся беды. Возможно, конца света. Недаром "черная метка", которую вручили Сильверу члены его шайки, кощунственно вырезана одним из них из Библии. "Псы и убийцы", - можно было прочитать на ее обороте. Это слова из стиха 22:15 самой страшной книги Писания - Апокалипсиса: "А вне - псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий и делающий неправду".
   Грех и преступления губят людей на этом острове, и чтобы спастись, надо преодолеть его в самом себе. Хокинсу кажется, что он смог сделать это: в конце он зарекается возвращаться на "мрачный, залитый кровью Остров Сокровищ", хоть там еще и скрыта часть богатств. Но не обернутся ли потом для него бедой те деньги, которые он все-таки добыл в том проклятом месте?.. Автор не дает на это ответа. Сам Стивенсон преодолел неверие и в конце своего пути, живя на полинезийском острове Уполу, не расставался с Библией.
  
   Поклонение Зверю
  
   Тема "острова сатаны" была подхвачена писателями позже, когда место религии в западной культуре стал занимать психоанализ. Почти одновременно с первыми работами Фрейда появился мрачный фантастический роман Герберта Уэллса "Остров доктора Моро". Отвергнутый людьми вивисектор поселяется на необитаемом острове в Тихом океане (уж не литературная ли шпилька в адрес "оптимиста" Жюля Верна?..) и пытается при помощи хирургии создать людей из животных. Попытка с негодными средствами: вскоре зверолюди возвращаются к исходному состоянию, убивая своего творца.
   Очевидна связь этого произведения с "Франкенштейном" Мэри Шэлли, а впоследствии оно явно повлияло на "Собачье сердце" Михаила Булгакова. Но рифмуется оно и с фрейдизмом. По крайней мере, на уровне общего для обоих интеллектуальных явлений тогдашнего культурного дискурса: зло - это не сатана извне, а "зверь" в человеческом подсознании.
   Несколько раньше иным путём пошёл американский писатель Герман Мелвилл в эпохальном романе 1851 года "Моби Дик". Наполненный библейскими аллюзиями, он, однако, более созвучен гностицизму. Одноногий капитан, названный по имени израильского царя - отступника от Бога, пожираемый жаждой не столько мести, сколько познания тайны мироздания, гоняется за инфернальным морским зверем. Белый кит - это то же чудовище Ионы, Левиафан. Хотя тут он, скорее, не воплощение сатаны, как в христианской традиции, а гностическое божество Абраксас, олицетворяющее непостижимость вселенной. Но Моби Дик в романе - это ещё и символический остров, которым живёт и на котором гибнет душа капитана Ахава, своеобразного "антиробинзона".
   Вообще, от образа врага рода человеческого отойти сложно, даже опираясь на передовое учение Фрейда. Кстати, и сам отец психоанализа не мог пройти мимо столь многозначного образа, как остров: "Мой мир - это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия", - писал он. Пожалуй, это высказывание можно поставить эпиграфом к роману англичанина Уильяма Голдинга "Повелитель мух", для которого "Остров доктора Моро" был непосредственным литературным предшественником.
   Вот этот страшный, местами отталкивающий и, в общем, довольно мизантропический роман, формально - чистая робинзонада, да еще и с героями-подростками. Собственно, Голдинг и задумал его как саркастическую реплику на оптимистическую робинзонаду Роберта Баллантайна "Коралловый остров", главные герои которой тоже дети. Но, в отличие от них, группа юных англичан, после авиакатастрофы попадающих на необитаемый остров, проявляет не лучшие человеческие качества, а совсем наоборот.
   Люди на острове Голдинга не повторяют путь развития человека от дикости до цивилизации - напротив, стремительно регрессируют, впадая в первобытную дикость. Вскоре там возникает два племени подростков, ведущих войну с настоящими убийствами. Одно из племен поклоняется некому Зверю (или Змею) якобы живущему на острове. Олицетворяет его насаженная на кол кабанья голова, вокруг которой вьется туча мух. Образ более чем прозрачен - на иврите Повелитель мух звучит как бааль звув, то есть, Вельзевул...
   В конце оставшихся в живых ребят спасают взрослые, и главный герой рыдает "над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа". Но ложен и этот катарсис - в мире идет ядерная война. Вельзевул угнездился в душе каждого, спасения нет... Роман "ознаменовал мутацию в культуре: Бог, возможно, и умер, но дьявол расцвел", - писал американский литературовед Лайонел Триллинг.
   "Повелитель мух", изданный в 1954 году, уж точно не мог появиться вне контекста фрейдистской философии психоанализа, развитой Карлом Юнгом - его учения об архетипах и коллективном бессознательном. Однако парадоксальным образом фрейдистские символы появились в другом романе, изданном за несколько десятков лет до первых публикаций по психоанализу. И романе тоже формально подростковом.
   Речь идет о "Приключениях Гекельберри Финна" Марка Твена. Строго говоря, это не робинзонада, но роман содержит в себе весьма многозначительный образ острова, а автор разбросал по тексту аллюзии на другие робинзонады. Так что есть смысл разобрать и его.
  
   Вниз по реке подсознания
  
   Остров Джексона (реальной остров на реке Миссисипи у городка Ханнибал - родины Марка Твена) появляется уже в первом романе из серии о двух пареньках из американской глубинки - "Приключения Тома Сойера". Остров был "необитаем, расположен поблизости от противоположного берега, рядом с дремучим, почти девственным лесом". Том, Гек и еще один мальчик бегут туда из своего маленького провинциального городка, чтобы играть в пиратов. Но пока речь идет именно об игре, хотя и на грани фола, но все равно несерьезной. В последующих приключениях Гека остров Джексона выступает уже вполне "по-взрослому".
   Привыкший к вольной жизни беспризорника Гек бежит туда от отца, алкоголика и маргинала, и благопристойной вдовы Дуглас, пытающейся воспитать из юного бродяги приличного мальчика. Перед этим Гек устраивает у отцовской хижины жутковатую декорацию, призванную навести на мысль о его убийстве. Можно сказать, герой символически умирает перед побегом, чтобы пережить на острове второе рождение. Если учесть, что одно из значений имени Хакльберри - "незначительный человек", образ Гека сближается с образами потерявшего все Робинзона или самозарожденного Хайи - то есть, "природного человека". А если посмотреть шире, можно вспомнить Симплициссимуса и прочих плутов-простецов средневековой европейской литературы.
   Сначала остров предстает перед беглецом вполне пасторально: "Я лежал на траве, в прохладной тени, думая о разных разностях, и чувствовал себя довольно приятно, потому что хорошо отдохнул". Но, как мы знаем из других робинзонад, личностный путь героя здесь лишь начинается. А принадлежность "островной" части романа к разбираемому поджанру очевидна для самого автора. Например, перечисление вещей Гека разительно напоминает список спасенных с разбитого корабля вещей Робинзона. Или ужас Гека при виде костра Джима описан почти теми же словами, как и ужас Робинзона перед чужим следом на песке.
   Джим, тоже скрывающийся на острове - беглый негр (это же американский юг середины XIX века). Гек подвержен всем стереотипам рабовладельческого общества, то есть, полагает Джима чужой собственностью. Но его благой антисоциальности хватает на то, чтобы игнорировать это обстоятельство. Они вместе счастливо живут на острове, хотя приметы предрекают им будущие невзгоды. Например, шутка Гека с мертвой гремучей змеей обернулась тем, что Джима действительно укусила другая змея. Помните Змея на острове Голдинга? Или Змея из райского сада?..
   Потом герои видят плывущий по разлившейся реке "с западной стороны" (из страны мертвых?) дом. Там они находят убитого человека, и Джим просит Гека не смотреть ему в лицо. В конце романа негр признается, что это был отец Гека. Среди найденных в доме вещей, помимо всякой ерунды, вроде деревянной ноги (не Джону ли Сильверу она принадлежала?.. или самому капитану Ахаву?..), герои находят "бутылку с молоком, заткнутую соской для грудного ребенка. Бутылку мы охотно бы взяли, но она оказалась разбитой".
   Это случайность, или же все эти мелочи почему-то значимы для автора?.. Идем дальше. Мрачные знамения не лгали: герои узнают, что за ними снаряжена погоня, грузятся на свой плот и плывут вниз по реке, в надежде добраться до штатов, где рабство отменено. Теперь плот заменяет им остров. А может, они и плывут на острове Джексона?.. Ведь и его Твен описывает в образе судна: "Он стоял посредине реки, большой, темный и массивный, словно пароход без огней"...
   Как бы то ни было, мы видим юного человека, плывущего по реке жизни вслед за домом с мертвым отцом. В котором он нашел, но оставил разбитую бутылочку с молоком - символ материнской груди... А рядом с героем - черный человек, и, если вспомнить образ Пятницы, из которого происходит образ Джима, на что Твен сам прозрачно намекнул, этот человек - альтер-эго героя. То ли его совесть, то ли животная сторона, а может, то и другое вместе.
   Интересно, что о матери Гека в романе нет почти ничего. И вообще в робинзонадах, по крайней мере, разобранных, наблюдается поразительный дефицит женских образов. Можно вспомнить разве что мать Джима Хокинса, мелькающую в самом начале "Острова сокровищ", да еще мать Робинзона - о ней тоже есть несколько слов в начале книги. Надо думать, "островная аскеза" - деяние чисто мужское, напоминающее монастырскую жизнь. Но не стремятся ли втайне герои этих романов к архетипической Матери не меньше, чем к Отцу?..
   Получается, в путешествии Гека и Джима виден целый букет фрейдистских символов, рожденных гением Марка Твена задолго до фрейдизма. Кстати, а читал ли роман сам Фрейд?.. Мог, вообще-то. В любом случае, почему бы подобным образам не появиться у американского писателя, выросшего в суеверной, исполненной примитивного оккультизма культурной среде, породившей синкретические религии, вроде вуду. Уж Марк Твен-то точно был если не полным атеистом, то закоренелым агностиком. Может быть, квазимагические подсознательные образы заменяли ему религию...
   Позже подобные путешествия романных героев и встречаемые ими персонажи будут подробно разобраны исследователями-фольклористами, такими как Владимир Пропп и Джозеф Кэмпбелл. Они придут к выводу об их общей сюжетной схеме, зародившейся на заре человеческой культуры. Причем, Кэмпбелл в своих работах во многом опирался на учение того же Юнга. Выходит, и тут Марк Твен опередил время.
   В романе есть многозначительный эпизод, показывающий подлинное отношение автора к созданному им миру. В тумане Гек на ялике теряет плот с Джимом, они долго ищут друг друга, наконец мальчик находит плот со спящим негром и разыгрывает его, уверяя, что все это происходило во сне. Джим начинает скрупулезно разбирать значение этого сна - ни дать ни взять дипломированный психоаналитик. Узнав, что это было реальностью, он очень обижается на Гека. Но не сон ли это был на самом деле? Как вопрошает даосская притча: "Снилось ли Чжуанцзы, что он - бабочка, или бабочке снится, что она - Чжуанцзы?" Ответа на этот вопрос человечество еще не дало.
   Для романа же важно то, что в том тумане беглецы проскочили город Каир штата Иллинойс, где не было рабства. И вновь плыли к старой жизни, где Джим - невольник, а Гек - маленький нищий. Их мечта об освобождении растаяла в колдовском тумане у Каира - вариант Матрицы XIX века. Жизнь - лишь иллюзия, в которой страдают живые существа.
   Хотя роман заканчивается хэппи-эндом, к которому оказался причастен Том Сойер, выглядит это не очень убедительно. "Остановитесь на том месте, когда негра Джима крадут у мальчиков. Это и есть настоящий конец. Все остальное - чистейшее шарлатанство. Но лучшей книги у нас нет. Из нее вышла вся американская литература", - писал Эрнест Хемингуэй. Наверное, он прав, но это уже выходит за рамки нашей темы.
  
   В статье не упомянуты еще многие образцы поджанра. К примеру, роман советского фантаста Александра Беляева "Остров погибших кораблей", где человеческую цивилизацию символизирует остров из разбитых судов всех эпох, на котором обитает горстка потерянных людей. Или вставную новеллу в романе Джека Лондона "Смирительная рубашка", описывающую восемь лет одинокой жизни на антарктическом острове моряка Дэниэля Фосса, в котором нечеловечески жуткие условия не истребили трогательной веры. Можно было вспомнить и развитие этой темы в кино, например, в фильме Павла Лунгина, где с точки зрения православия показано, как остров становится ареной искупления и возвращения грешника к Богу. Острова и "робинзоны" на них всегда будут будоражить воображение творческих людей.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"