Старые патрульные 'Жигули' за две минуты проскребли грязь от центра маленького городка до окраины, где в частном доме мужчина взял в заложники свою жену и детей, в числе которых он постоянно путался. Уж то он орал, что они все не от него, то жаловался, что у него их четверо или пятеро.
Из-за руля раздолбанной милицейской машины угловато выпрыгнул капитан милиции Топорков, свежеиспеченный начальник районного убойного отдела, и слегка приседая от невидимых врагов, походкой выпившего супермена подошел к единственному сотруднику своего отдела лейтенанту Неваляеву, который шумно руководил еще одним милиционером, мало похожим на участкового милиционера, а больше - на обносившегося дачника.
- Он уже отстреливался, - с промелькнувшей надеждой в голосе спросил Топорков у своего подчиненного, так как он всю неделю на новой должности ждал хоть одного стоящего дела.
- Преступник Васька Терехин вооружен вилами, запер всю семью в погребе, требует вертолет с полными баками и один миллиард долларов мелкими купюрами, и еще, он - выпивши, но не очень, - отрапортовал Неваляев, и, покосившись на порванную рубашку участкового авторитетно добавил, - и вилы у него острые.
- Очень острые, - показал дыры на своей рубашке участковый Путяев, - он, подозреваемый, то есть, Васька, конечно, грозится каждый час колоть вилами одного заложника пока не получит вертолет и миллиард долларов. У него их там, кажись, больше пяти, жена, бабка и какие-то дети...
Уже не слушая своих подчиненных, Топорков заорал во всю силу доверенной ему страной власти:
- Я, начальник уголовного розыска Топорков, предлагаю тебе Терехин немедленно сдаться, дом окружен и через пять минут мы начинаем штурм.
В ответ Терехин неторопливо открыл окно, зевнул, согнал со своего лица зеленую муху и невежливо плюнул на улицу. Затем он снова закрыл окно и зло задернул занавески, а из дома сразу послышался истошный нечеловеческий крик.
- Это он первого заложника вилами проткнул, - охнул участковый, и с тошнотой в глазах прислонился к старому забору.
Занавеска и окно вновь резко распахнулись, и из него брезгливо выбросили на улицу проткнутую вилами кошку, которая вдруг почему-то ожила и, мяукая, убежала под соседский дом.
- Вертолет с полными баками и миллиард долларов, - с похмелья визгливо прокричал Терехин. В ответ начальник уголовного розыска уверенно предложил ему свои условия:
- А пятьдесят рублей и трактор с полными баками солярки не хочешь, а до магазина доедешь сам, скотина недопитая. Учти, я уже расставил по точкам снайперов, и ты у нас на мушке.
- А что, правда что ли, приехали снайперы? - перебивая, зашептал на ухо начальнику удивленный лейтенант, и тем самым выдал перегаром свое праздничное настроение.
- Уж на всех углах расставил по снайперу с молотками, будут метать их в него через окно, - рявкнул капитан. - Да у нас с тобой, Неваляев, на всех троих даже пистолета нет. Воскресенье же, сдали стволы после дежурства, я сам под замок закрывал, чтобы кто не захватил пострелять на праздник.
- А может мы его того, хитростью возьмем, мокрой гранатой? - вдруг отошел от испуга участковый. Он вытащил из портфеля бутылку водки и, поискав глазами по улице, нашел брошенную туристами пластиковую бутылку, перелил туда водку, а потом сам по-пластунски подполз к окну и метнул в приоткрытую форточку первую мокрую гранату.
С пятой гранаты (милиционерам пришлось скидываться на последние гроши) матюги Василия Терехина стихли, и громко звякнули об пол выроненные из ослабших крестьянских рук преступные вилы. В общем, заложники были к обеду уже освобождены, как вдруг с центральной площади прибежал сын участкового, который что-то просоплил своему бате на ухо, после чего участковый надолго замолчал, не в силах что-то передать своим коллегам.
- У нас на площади огнестрел, - вначале тихо, а потом во весь голос заголосил он на всю улицу.
Это было второе огнестрельное убийство в тихом городе за последние тридцать лет. Ну, случалось, конечно, иногда убьют кого по пьянке, но обычно убийца лежал в стельку пьяный около трупа, и расследовать убойному отделу было совершенно нечего.
А это было настоящее дело. Выстрелом в голову пятнадцать минут назад среди белого дня был убит еще вчера и так известный всему городу алкоголик Петров, ставший в один миг настолько знаменитым, что начальнику уголовного розыска пришлось минут пятнадцать своими не очень могучими плечами пробивать собравшуюся вокруг трупа толпу.
Убитый лежал на пыльном асфальте, свернувшись калачиком, и под его головой уже подсыхало большое кровяное пятно. Пуля навылет вошла ему прямо в ухо. А свидетелей его смерти было так много, что для полной фиксации их показаний понадобилось бы несколько томов протоколов. Все видели, естественно, одно и то же. Алкаш долго куролесил среди празднующих день города жителей, потом упал, свернулся калачиком, успев забрызгать кровью добрый десяток разряженных горожан. Стрелявшего никто не видел, да и не было никому дела до стрелявшего, когда прямо перед глазами у всех лежал свежий окровавленный труп, и сам начальник убойного отдела Топорков, размахивая руками, проводил первый осмотр места убийства. Вся толпа счастливо молчала, пока местный учитель истории и неудачливый кандидат всех местных выборов, помешанный на политике и продавщице универмага, как назло первый озвучил версию, которая должна была бы прийти на ум начальнику районного угро.
- Стреляли в губернатора, который должен был приехать, но не приехал на праздник.
- Так уж сразу и в губернатора, - оборвал выскочку Топорков, - а что убитый Петров сильно похож на губернатора.
- Так снайперу издалека не видно, может и похож, - уперся на своем амбициозный учитель истории.
- Снайпер на колокольне, - дружно ахнула вся толпа, так как в двадцать третьей серии свежего телесериала, как раз на прошлой неделе и показали такой случай. Вмиг толпа на площади залегла и стала быстро расползаться, причем, мужики ползли животом вниз, а женщины на спине, если прибавить к этому вой, которым эти передвижения сопровождались, то огласку это убийство получило на всю область.
Целый месяц областные специалисты из МВД и ФСБ рыли землю нашего городка в поисках пули, гильзы, снайпера и той колокольни, где якобы сидел наемный убийца и ждал приезда губернатора. В конце концов, все разъехались, оставив в сейфе Топоркова восемь томов безнадежного глухаря, который он и не думал продолжать расследовать, если бы вдруг на улицах городка не стали находить десятками застреленных ворон, явно пробитых пулями из того же нарезного оружия, каким был застрелен алкоголик Петров. Уж, конечно, Топорков немедленно сигнализировал об этом в область, за что ему прямо по телефону объяснили, чтобы он больше не морочил никому голову своим убитым алкашом и стрелянными из рогаток воронами. Ну, тоже, мол, удумал агатовскую 'Тайну черных дроздов' районного масштаба, не в Англии живем, без мистики обойдемся и своими мозгами. В общем, в областном УВД посоветовали капитану молчать и чаще закусывать.
А мертвые вороны, тем временем, продолжали появляться в нашем маленьком городке, причем, никто не видел, кто их стрелял, и не слышал самих выстрелов. К тому же, что особенно обидно, мертвые вороны стали вдруг падать с деревьев и столбов исключительно по маршруту следования начальника убойного отдела капитана Топоркова, который их уже даже не поднимал, так как давно знал, что в центре каждой птицы он найдет сквозное пулевое отверстие. Вот так примерно и началось самое громкое дело нашего района, которое местные шутники окрестили 'Тайной черных ворон', а капитана Топоркова за глаза и в глаза стали язвительно называть - Агат Кристь...
Глава вторая
У капитана Топоркова не было своего жилья, и он снимал комнату в частном доме у старушки Пелагеи, помешанной на чистоте и фикусах, она с шумом огромной мыши сновала по дому, стараясь во всем угодить своему жильцу.
В комнате Топоркова раньше тоже жил фикус, но капитан тушил в нем окурки, и цветок передумал жить с ним на одной площади. В большой фикусной кадке капитан устроил тайник, и сухая цветочная земля как раз подходила для этого. В дальнейшем именно в этой кадке найдут то, что и определит судьбу капитана.
А еще капитан был обязательно влюблен, и как все люди в погонах, он не спешил регистрировать свои сладкие отношения. Его избранницей была хорошенькая заведующая городской библиотекой Светлана Викторовна, единственная дочь мэра нашего города.
В общем, капитан милиции условно может сойти за образованного человека в городишке, где даже всенародно выбранный мэр в трезвом состоянии мог сказать словечко типа 'нишитяк'. Так что по всем параметрам капитан Топорков был завидным женихом, и эту свадьбу давно ждали в городе. А мэру только и оставалось, что отправить своего будущего зятя на повышение в областной центр, и это бы давно случилось, если бы не вышеперечисленные события. Капитан запил, замкнулся и все реже доходил по ночам до Светкиной квартиры.
Светлана Викторовна, как трепетная и влюбленная женщина, не только вздохами сигнализировала своему капитану, что давно бы пора жениться, но и помогала своему возлюбленному в его делах.
- Ванечка, - жалась она ногой к его ноге под столом читального зала, куда Топорков часто приходил просто попить чаю. - А тебе не кажется, что мертвых вороны тебе подбрасывает тот, кто не хотел бы, чтобы ты обратил внимание на что-нибудь другое.
-
Ну, или кто-то, наоборот, хочет привлечь к чему-то именно мое внимание, - капитан задумчиво искал ложкой в стакане чая еще не полностью растворившийся сахар.
- А ты присмотрись ко всему странному, что происходит в городе, вот, хотя бы, к Федоткину, ну, знаешь эту пьянь, он каждый день ходит к нам в читальный зал и часами сидит вон у того столика, у окна.
- Да будет тебе, давно бы мне сказала, я бы выгнал отсюда этого алкоголика, - капитан покрутил стакан, и взглянул на указанный его невестой стол.
- Знаешь, что странно, он же трезвый к нам ходит, и книги читает такие серьезные, которые у нас годами никто с полок не берет. Историей увлекается, краеведением, книги по оптике читает, по физике твердого тела.
Капитан нахмурился, ему не хотелось сознаваться перед девушкой, что это действительно его удивило, и не обратить внимания на такое - было сложно.
Федоткин был конченый алкоголик, который был способен прочитать лишь ценник винного магазина, сидел в поле его зрения за столом с зеленой лампой и аккуратно перелистывал страницы толстой книги, причем, по напряженному затылку было видно, что он чего-то сильно боится. Быстро распрощавшись со своей Светланой Викторовной, начальник убойного отдела выскочил на улицу.
Ему хватило и часа, чтобы обойти всех собутыльников Федоткина и городские пивные точки маленького городка и выяснить, что у кореша Федота, как его прозвали в городе, месяц назад поехала крыша. Он перестал пить, стал бриться и вечно торчит у себя в доме или библиотеке.
- Федот, да не то, - постоянно бурча эту фразу себе под нос, - капитан, под предлогом забытого поцелуя, вернулся в библиотеку, но Федоткина там уже не было. Светлана выдала ему формуляр бывшего алкоголика, и перечень интересов выбранных им книг говорил о том, что Федота уже не спасти никакой водкой. Он читал книги по квантовой теории света.
Арестовать алкоголика за чтение книг не мог даже начальник убойного отдела, но пробраться в дом Федоткина и осмотреть его, было нетрудно - хозяин часами сидел в библиотеке, и уже на следующий день капитан лично решил произвести досмотр дома подозреваемого.
В частном доме Федоткина не было кур, не было вообще никакой живности, но его пес Трезор всегда исправно охранял жилище, хотя сегодня и собаки почему-то не было. В течение получаса капитан обшарил дом, сарай, погреб, и не нашел ничего примечательного, лишь во дворе его внимание привлекала будка собаки, около которой лежала давно не лизанная миска с засохшей похлебкой. В углу двора Топорков заметил небольшой холмик, подобрал старую лопату и двумя ломтями земли вскрыл могилку. Если бы не страшная вонь, то и без нее было бы сложно пересчитать количество пулевых отверстий в трупе Трезора. Собаку буквально изрешетили в упор, а потом явно с любовью похоронили.
Ствол в доме Федоткина капитан так и не нашел, конечно, бывший алкоголик мог носить его всегда с собой, поэтому брать стрелка в библиотеке и на людной улице никак нельзя. Страшный в нем проснулся человек, если бы он убил за что-то только своего друга по пьяному стакану, так ведь он же еще жестоко застрелил своего пса и убил сотню ворон.
Похоже, настоящий маньяк.
За что же убили пьяницу Петрова, что у него может быть такого, ради чего это нужно было сделать. Зачем второму алкоголику идти после этого в библиотеку, и делать из себя вид перевоспитанного человека, взявшегося за ум, якобы читающего умные книги. Дом Петрова оперативники перевернули вверх дном, но ничего не нашли. В доме Федоткина, капитан был в этом уже уверен, тоже ничего не найти.
Вот так шлепнуть среди дня на площади копеечного алкаша из дорогого современного оружия с глушителем, а потом еще издеваться над начальником уголовного розыска, подбрасывая ему под ноги расстрелянных ворон.
Федоткина брали прямо на улице, лейтенант Неваляев завел ему правую руку, а Агат Кристь, то есть, капитан Топорков, придавил ему лоб табельным пистолетом.
- Ну и как ты, сволочь, объяснишь то, что твою собаку расстреляли из нарезного оружия, - Агат Кристь потер ушибленную об Федоткина руку, и, срываясь на мат, зачел арестованному его конституционные права, - тебя, мать-перемать, тоже найдут с прострелянной головой, если ты мне сейчас не скажешь, где ствол.
Федот молчал и, казалось, не очень понимал, что с ним делают и о чем спрашивают. Допрос продолжался уже пять часов, и лейтенант Неваляев несколько раз менялся с шефом ролями доброго и злого мента. Федот не кололся, и только иногда говорил, что очень устал и ему нужно в библиотеку. Агат Кристь пытался спросить этого любителя чтения квантовой физики, кто такой Ньютон, на что Федоткин неожиданно стал оправдываться, что никакого Ньютона он никогда не видел и чужого никогда не брал.
Сложно пытать о законах физики алкаша, который не знал и таблицы умножения, даже если при этом кованным ментовским сапогом искать, где у него под кожей живут почки.
Утром менты без всякого протокола закрыли Федоткина на сутки в КПЗ, но уже вечером его отпустили приехавшие из области оперативники.
А на капитана Топоркова на весь район орал генерал милиции Коровкин, топал ногами и разбил в кабинете Агата Кристи наградную вазу за какие-то спортивные успехи.
- Что у тебя здесь твориться, капитан, а ты спишь дома, и не появляешься на службе.
- Тов. генерал, мы всю ночь проводили оперативную разработку Федоткина, подозреваемого в убийстве Петрова. У него на огороде откопали собаку с огнестрелами, - только успел промямлить Топорков, как генерал разбил о стену вторую спортивную вазу и заорал на все здание милиции.
- С ума сошли, немедленно гнать Федоткина в шею, нашли подозреваемого, а ты никак капитан еще с вчерашнего не проспался.
- Никак нет, тов. генерал, - все еще мало понимая происходящее, лепетал начальник убойного отдела, которого спящего вытащили из дома бабушки Пелагеи и приволокли на службу. - Сегодня же воскресенье, я сегодня утром отпустил лейтенанта Неваляева на рыбалку, а сам хотел хоть раз за неделю выспаться.
Генерал устало сел на стул, на его карьеру тоже плохо влияли события этого городка, он крякнул, и вдруг обычным человеческим голосом тихо сказал:
- Лейтенанта Неваляева сегодня днем застрели в голову, в лодке, в камышах.
- Че, - не по уставу раскрыл рот Агат Кристь, и без всякого разрешения рухнул на стул.
- А еще в своем доме был убит участковый милиционер, с которым вы все втроем брали этого психа с вилами Ваську Терехина.
- В голову, тоже? - тихо спросил капитан.
- В голову, нам позвонили еще в полдень, сам, видишь, приехал, потому что твой будущий тесть на подмогу вызвал, испугался, что и тебя тоже застрелили. А ты что не живешь по месту прописки, мы же тебе дали комнату в общежитии, едва нашли тебя у Пелагеи.
- Да у нее спокойнее, в общаге одни строители живут, и ментов, как принято, не любят, вот и перебрался на частную квартиру.
- Дела, - опять не по-генеральски крякнул начальник областного УВД, и, переходя на начальственный тон деловито распорядился, - капитан Торопков, вы поступаете в распоряжение майора Веселова из следственного комитета области, мужик он правильный, ты помоги ему разобраться в местном колорите. Да и голову под пули зря не подставляй, кто-то сильно в этом городе нас не любит, ведь тебя, капитан, сегодня не убили только потому, что не нашли по месту жительства. У тебя в комнате общежития пулевое отверстие в оконном стекле.
Следствие было проведено молниеносно, арестованный Васька Терехин под майорским сапогом через два часа сознался, что застрелил за обиду участкового и лейтенанта Неваляева, но не нашел в общежитии капитана Топоркова. А пистолет якобы утопил на середине здешнего озера - там глубина метров двадцать, а потом еще метров пять ила.
Сам капитан Топорков отлично понимал, что дело попросту замяли, нашли крайнего, а потом отпустят его за недоказанностью и дело спишут в архив.
Одно было точно, у алкоголика Федоткина было железное алиби, он не мог застрелить двух милиционеров, сидя под замком и охраной в КПЗ. Федота отпустили, он сутки лежат пластом, переживал побои, а на утро к самому открытию явился в библиотеку, выбрал пачку научных книг и сел под зеленой лампой у окна.
Агат Кристь страшно боялся Федоткина, и выходил на улицу только с расстегнутой кобурой табельного пистолета, странный человек под зеленым лампой читального зала вселял ему такой ужас, от которого можно было избавиться, только к нему приблизившись. Вороны больше не падали по пути следования начальника убойного отдела, видимо, в чем нужно, его успели предупредить или запугать.
Федот сутками ничего не ел, и капитан стал подозревать, человек ли это вообще, и постоянно следил за Федотом, но человек под зеленой лампой все-таки был человеком, он ходил в туалет, вечером покупал себе хлеб и колбасу, кусал ее еще по дороге домой, и было видно, что каждый день Федот брился.
Библиотекарша Светлана Викторовна по просьбе Топоркова не спускала с человека под зеленой лампой глаз и фиксировала все им прочитанные книги. Она тоже была страшно напугана и постоянно твердила своему жениху, что Федоткин - не человек, у него на лице даже кровяных жилок нет, а ведь он алкоголик, у него должны быть плохие сосуды, нос красным должен быть. А колбасу он может и не глотает, а только для вида откусывает. Светлана Викторовна на свой страх и риск наложила битого стекла в заказанную Федоткиным книгу, но он не обрезался, или кровь просто не пошла из проколотого пальца.
Агат Кристь тоже времени зря не терял, он пригласил к себе в кабинет Петра Ивановича, старенького физика местной школы, у которого он сам когда-то учился, и выложил ему список книг, заказанных Федоткиным по этому предмету. Физик долго бродил очками по странному списку, и вдруг неожиданно признался, что в детские годы тоже мечтал сделать вечный двигатель и, в принципе, тот, кто читает этот набор книг, пытается сделать нечто подобное. Скорее всего, это какая-то сложная оптика, а все остальные книги по теме лишь помогают глубже познать этот вопрос.
А человек под зеленой лампой тем временем вдруг перестал брать книги по физике, и стал читать литературу на старославянском языке. То, что это давно не Федоткин, Агат Кристь и раньше это знал, но алкоголик, бегло читающий на старославянском, это уже слишком.
Следующим в кабинет капитана Топоркова был приглашен для беседы тот неприятный учитель истории, который вечно со всеми спорил, и тут он не отступил от своих принципов, стал прямо с порога кричать на Топоркова, что он не будет говорить без адвоката. На что хитрый Топорков достал из сейфа бутылку водки и два стакана, а так как учитель истории был человеком нормально пьющим, разговор принял конструктивное русло. С первой бутылки еще мало пьяному историку стало понятно, что список книг по истории не случаен, похоже кто-то не просто читал историю средних веков, а изучал легенды по становлению земли русской со времен прихода варягов на Русь. Один из трех варягов, например, именно под нашим городом основал свою вотчину и защищал русичей от набегов кочевников. А после второй бутылки, историк признался, что в детстве тоже искал в местных краях клад, глупость конечно, но познавательно, считается, что наш город в древности стерли с лица земли мифические красные всадники, которые потом ушли в глубину местного Сиверского озеро.
Уже обнявшись, Топорков пьяно пел с историком что-то русско-молодецкое, как вдруг историк на мгновенье протрезвел и твердо добавил:
- У старых икон по окладу, иногда, идут красные всадники, в буденовках, похожие на красноармейцев времен гражданской войны, но есть икона, на которой всадники в центре, редкий сюжет, ее давно никто не видел, она была утрачена, но икона упоминается в этой, в этой и в этой книге.
Учитель прямо воткнул грязным от рыбных консервов пальцем в список Федоткина, но это были его последние слова, историк упал как подкошенный и проспал на служебном диване Топоркова до самого утра.
Странно, если Федоткин действительно нашел такую редкую и бесценную икону, то зачем ему квантовая физика, зачем мочить собутыльника, ментов, ворон, слишком много событий, которые бы помещали ему ее продать. Капитан Топорков был материалистом, он не верил, что Федоткин бескровный инопланетянин, не верил, что по книжкам можно искать клады, Агат Кристь был ментом, который должен был найти того, кто хочет его убить.
В местных храмах не было иконы с красными всадниками, ее и не могли оттуда украсть, так как никто и не слышал о таком сюжете, и лишь слепой от старости бывший сторож главного собора якобы видел эту икону, но не припомнит - где и когда.
Вполне возможно, что эта икона действительно существовала, но даже при такой баснословной цене не могла стоить жизни трех человек, двое из которых, к тому же, офицеры милиции.
Однажды Светлана Викторовна вдруг прибежала к Топоркову в середине рабочего дня и, торопливо прошептала, что позвонить не решилась, так как телефонный разговор слышен в читальном зале:
- Федоткин взял книги по химии, и что страшно, спросил, есть ли в библиотеки книги по растительным ядам. Он решил отравить весь город, он точно отравит городской водопровод.
Агат Кристь тоже растерялся такому повороту событий, одно дело, что человек под зеленой лампой похожий на Федоткина, интересуется историей и ищет дорогую икону, другое дело - стал интересоваться ядами, он же маньяк, который собственную собаку на куски расстрелял.
Срочно приглашенный в кабинет Топоркова химик здешней школы подтвердил, что сведения по изготовлению сильных растительных и минеральных ядов можно почерпнуть из популярной литературы.
- На сколько реально изготовить его дома в таких количествах, чтобы отравить, например, городской водопровод.
- Да хоть все наше Сиверское озеро, в полях растет вот эта травка, если ее смешать с этим, этим и этим, то и получится страшный растительный яд.
- Что для этого надо?
- Для этого нужно быть гением в химии.
Федоткин не был гением в химии, он сидел с побледневшим от долгого чтения лицом и перелистовал страницы учебника химии за девятый класс. Версия о намерениях отравить город как-то не очень вязалась с этим тщедушным человечком под зеленой лампой. В активе у капитана Топоркова ничего не было: убийцы Петрова, Неваляева и участкового Путяева - нет, ствола, гильзы, пуль - нет, иконы - нет и, похоже, никогда не было, недобитые вороны успокоились и вернулись в город.
У Агата Кристи никак не складывался образ преступника, и на чем он мог проколоться. Уж он все события не раз пропустил через себя, как вдруг его осенило.
Собака, как же он мог забыть, была убита несколькими выстрелами, а вороны и люди одним выстрелом. Зачем несколько раз стрелять уже в мертвую собаку, которая была убита уже с первого же выстрела и не мешала. Федоткин любил собаку, значит, кто-то убил собаку на его глазах, пугая именно его, Федота, чтобы он сделал что-то или молчал о чем-то.
А кто в принципе подсунул Агату Кристи этого Федоткина, как не его собственная невеста Светлана Викторовна, страшно мечтавшая выйти за него, Топоркова, замуж. Ну, кто как не его Светлана знала, как ему, Кристю, важно было отличиться на новом месте - раскрыть стоящее дело, что позволит ему перейти на более достойную должность в области и наконец-то на ней жениться. Капитан сам учил стрелять свою невесту, которая делала это настолько хорошо, что ей было все равно в какой руке держать пистолет, она сбивала пустую консервную банку с тридцати шагов, и могла спокойно попасть в сидящую на дереве ворону... и в Петрова, и в лейтенантов Неваляева и Путяева, и она, только она, показала Кристю на Федоткина.
Агат Кристь выскочил из кабинета и изо всех сил побежал в библиотеку, которая только что открылась.
Его невеста лежала на полу в луже крови, а бледный до смерти Федоткин лежал головой на столе, закрыв лицо руками, и на высокой ноте орал одну букву:
- А-а-а-а.
В руках у Светланы Викторовны был подаренный Топорковым старый немецкий парабеллум, и она явно собиралась стрелять в Федоткина, но не успела, в ее пистолете осталась полная обойма патронов.
Светлана Викторовна не могла стрелять в ворон и лейтенанта Неваляева, у нее самой в голове было типичное для разыскиваемого киллера пулевое отверстие.
Спросить у Федоткина уже ничего было нельзя, он впал в истерику, кричал, чтобы его тоже застрели, но его отвезли в больницу, где привязали к койке и успокоили уколами.
В читальном зале тоже не нашли второго пистолета, выпущенной пули и гильзы, и вообще никаких следов стрелявшего убийцы.
Агат Кристь пил три недели подряд, а когда пропил все, то уже точно знал, что нужно искать в пустом доме Федоткина, который все еще лежал в психлечебнице. Очень уж подозрительно его двор был засыпан старой трухой от досок, словно хозяин очень долго пилил или рубил старое дерево. Свернув поленницу дров, капитан нашел доски, пробитые аккуратными и меткими выстрелами, пулевые отверстия составляли буквы, целые слова и предложения, и тот, кто стрелял, умел это делать мастерски.
Сложив обрывки фраз из прострелянных досок, капитан Топорков пешком прошел до здания больницы, двинул пистолетом мешавшего ему огромного санитара и в самой отдаленной палате нашел привязанного к койке бледного Федоткина.
- Ну, веди, - угрожающе сказал Агат Кристи белому от страха Федоткину и толкнул его стволом табельного пистолета. Капитан заставил нянечку принести Федоту одежду, и они вместе вышли из больницы. В гору идти было тяжело, Федот часто оглядывался на пистолет, и вел капитана в местный монастырь, но дойдя до стоявшего у входа большого деревянного креста, бросился к нему со всех ног. Упал на колени, и со стороны казалось, что он молиться, но на самом деле Федоткин поворачивал по оси массивный крест. Уж и крест слегка повернулся под его тщедушными стараниями, и с дерева посыпались куски старых фресок и выгоревшая от времени краска.
В этот момент пуля буквально снесла голову Федоткину, и кровь щедро плеснула на старый орнамент креста, покрасив своей краснотой штурмующих древнюю крепость красных всадников, которые от яркой крови буквально проявились прямо на глазах. Агат не успел выстрелить, как другая пуля попала ему в правое плечо, выбив из его рук табельный пистолет, и он, закрыв глаза, ждал третьего выстрела.
Агат Кристь открыл глаза.
Глава третья
А теперь следовало бы объяснить, что же в действительности со мной произошло.
Уже мало кто помнил, что тридцать лет назад у нашего монастыря убили местного краеведа Каневского. У самой стены, в битом стекле,
лежала его нижняя половина тела, а все остальное, хотя бы голову, как не искали, найти не смогли. Сожительница Каневского по штанам и все что под ними было скрыто, опознала любимого мужчину, но ничего по делу пояснить не смогла.
Сам Каневским был престранным человеком, он всю жизнь собирал иконы, но никак остальные коллекционеры, а очень уж своеобразно.
Он покупал самые старые и дорогие экземпляры у местных старушек, приносил домой и снимал с икон краску и, казалось, что он ищет под верхней краской еще более старую роспись. Впрочем, если под верхней краской оказывалась икона более старого письма, то он так же аккуратно смывал и старую краску, и делал так со всеми иконами до тех пор, пока не домывал их до голой доски. За это кощунство Каневского не любили, и когда нашли у святой стены половину его тела, то убийцу безошибочно назвал весь город - его Бог наказал.
Однажды я случайно на рыбалке навел на монастырь морской бинокль, и увидел на месте гибели Каневского в стене довольно крупную трещину, которую почему-то никогда не замечал ранее.
Видимо, ветшал наш монастырь, уже и шестиметровые стены трещинами пошли. Я намеренно сделал крюк, и прямо после рыбалки подгреб с середины озера под монастырскую стену, но вблизи трещины почему-то не было. В первый раз это меня никак не удивило, мало ли что покажется, но с середины озера трещина в бинокль была видна всегда. Уж тогда я поплыл на трещину с середины озера, не отрывая глаз от морского бинокля, и как только лодка коснулась берега, сделал с биноклем у глаз еще десять шагов до стены - вот она трещина, я сунул в нее палец, и опустил бинокль.
Очень странно, трещина исчезла, и даже как бы защемила при этом мой ноготь, который словно острым ножом срезало. В чертовщину, естественно, я не верю, и прошу читателей также в нее не верить, но при дальнейшем изложении событий вам покажется, что вы вдруг из детектива перебрались в фантастический роман. Ну, не верьте, пожалуйста, вы своим глазам и тому, что я вам далее расскажу, потерпите, и все необъяснимое будет объяснено строго по законам материалистического понимания мира.
С тех пор я часто любовался на эту трещину с озера в морской бинокль, и однажды подумал, а вдруг битое стекло у стены, в месте нахождения половины трупа Каневского, тоже какое увеличительное стекло?
Осколками стекла это место было завалено давно, весной воды озера шевелили их и смешивали с битым бутылочным стеклом, но характерные толстые кусочки стекла все-таки еще остались. А что если вдруг это было огромное увеличительное стекло, с которым Каневский полез в трещину, она захлопнулась - лучшая половина краеведа застряла в стене, а отрезанная трещиной нижняя часть с остатками линзы осталась на берегу. Эта бредовая идея меня настолько увлекла, что я купил в областном центре самый крупный телескоп, выплыл рано утром на середину озера, и пока никого не было, поплыл в сторону трещины.
В этот день она была огромной, казалось, в нее мог въехать целый трактор, но было невыносимо тяжело одной рукой грести веслом, а второй удерживать тяжелый телескоп. К тому же солнце настолько меня ослепило, что красные круги пошли перед глазами.
В трещину, как мне показалось, я все-таки вошел, но солнце так меня ослепило, что точно об этом сказать не могу. В ослепленных глазах померещились какие-то мумифицированные красные воины, лежавшие штабелями друг на друге, словно в шинелях и буденовках здесь похоронили революционных красноармейцев. В руках каждого красного воина был зажат краснеющий в моих воспаленных глазах наган. Уже выбираясь на ощупь, я успел вырвать из мертвых рук один из револьверов и вдруг каким-то чудом выскочил с другой стороны стены. Яркий солнечный свет ослепил меня окончательно, я хотел кустиком травы пометить место найденного мною захоронения, но глаза меня не слушались.
Убедившись в бесплотности моих поисков камня, нажатием которого стена открывала подземный ход, я сунул почему-то все еще мерцающий красный револьвер в карман и начал спускаться с холма в сторону центра города, где сегодня с утра собрались на открытие праздника 'Дня города' толпы горожан, даже губернатор обещал приехать.
Уже идя по городской площади, я понял, что со мной никто не здоровается, то есть я всем - здравствуйте, а они меня словно не замечают. А когда я протянул руку самому закадычному приятелю, то она разрезала его тело словно воздух. Я, конечно, понимал, что мог перегреться на солнце, плюс еще эта дыра в стене со спертым воздухом, но так не должно с утра мерещиться, ведь не пил же еще, хотя и праздник.
В течение десяти минут я метался по площади, пытаясь схватить людей за руки, докричаться до них, но они меня не видели, не слышали, не ощущали. Если вы думаете, что человек-невидимка все-таки бывает, то не пейте водку в такую жару.
Мне стало плохо, я сел прямо на грязный асфальт, и люди шли сквозь меня, а ведь ни капли, ни грамма в рот не брал, а такая горячка. Вдруг я увидел скачущего вокруг меня алкоголика Петрова и заорал ему прямо в ухо, но он не слышал, я в отчаянии выхватил старый наган, провернул барабан полный патронов и выстрел в воздух.
Выстрела никто, и даже я сам, не услышал, но наган как-то странно ударил отдачей в руку, я выстрелил еще раз прямо около уха Петрова, и вдруг, поскользнувшись, направил следующий выстрел прямо в ухо Петрову. Хлопка опять не было слышно, но Петрова подбросило вверх и уронило на асфальт, а под его головой быстро расплывалось кровяное пятно, а я даже не мог зажать его рану. Мои руки ловили воздух - меня не было, меня не существовало, мир со мной никак не соприкасался. А это странное оружие в моей руке каким-то зловещим образом беззвучно выстрелило.
Я сидел около трупа Петрова и уже ничему не удивлялся. Я видел сбежавшуюся толпу, подъехавшего капитана Топоркова, ползающих в пыли криминалистов, я сидел на площади весь день, вечер и ночь, и только утром понял, что сам себе не принадлежу.
В дальнейшем описание событий будут еще более фантастическими, но если читатель будет помнить, что все это реально, он никогда не запутается, и перетерпит всю эту непонятную часть повествования, чтобы стало понятным все остальное.
Упуская из вида свою невидимость, я все-таки убил реального человека, пусть и хронически пьяного Петрова. А единственный человек, который мог успокоить мою душу, был начальник убойного отдела капитан милиции Топорков, но как мне было ему что-то подсказать, когда все мое общение с реальным миром было возможным только в виде выстрела из розового револьвера. В странном оружии был стандартный барабан на семь патронов, которые оттуда никак не вынимались, по виду калибр его был 7,62, но и это не точно, потому что пуля из него вылетающая делала свое смертоносное дело и буквально таяла на глазах. Еще более странным было то, что из пистолета можно было стрелять сколько угодно долго, не перезаряжая и вообще не заботясь о боезапасе. В лесу за городом я выпустил несколько сотен пуль в большой дуб, срубил его, и потом перепилил поваленное дерево пулями на аккуратные пенечки.