Виноградовы вторую неделю промышляли в тайге. Вышла вся соль, к тому же добро набили пушнины, но припасы ружейные еще были, потому, в село вернется за солью старик, а Володя останется здесь, белковать. Старику становилось трудно гонять белок, а развелось их, пропасть.
Старик напихал в заплечный мешок добытую пушнину, захватил добрый кусок вяленой медвежатины, пошел к дому.
Справив дневные дела, Володя повалился на лежак. Но застонали от сильного ветра веревочные петли двери, пошел ливень.
Володе, во сне, в который раз, приснилась Лада. Постучалась она в землянку, дождь прихватил, вся вымокла, мокрый сарафан облегал ее стройную, гибкую фигуру, черные, в мелких завитках волосы, прилепились к крутому лбу, четко очерченные губы слегка приоткрыты.
Володя потянулся к ней, открыл глаза.
За дверью по прежнему шумел дождь. Крупные капли стучали в оконце, но не смогли заглушить звуки чьих-то шагов: "Кого это носит в такую погоду?" - подумал Володя. Он поднялся, согнувшись в три погибели, добрался до двери.
Прямо на него смотрел большущий седой волк. Несколько в стороне от родника, пробившего себе дорогу между корнями могучего дуба, шагал колдун. На его плече дубина, белая борода летит следом белым облаком.
Володя вздрогнул, перекрестился, хотя в бога давно перестал верить.
- Чур, меня, - зашептал он.
Волк фыркнул, обежал землянку и пропал. Володя смотрел туда, где только что находился колдун - там никого не было.
"Не померещилось мне?" - подумал Володя.
Наскоро оделся, снял с деревянного колышка висевшую берданку, пошел по следам, отпечатавшимся в мокрой траве.
Свежий ветер понемногу разогнал тучи, дождь перестал. Запахло свежим листом, саранки, заполняя все свободное пространство под ногами, расстилались бесконечным ковром. Запели свою нудную песню комары, тучами поднявшиеся из мокрой травы. Под ногами захлюпало. На кочках расположились кустики спелой голубицы. Вот совсем свежий след медведя, приходил лакомиться, хозяин тайги, дарами осени.
Володя взял поближе к рёлочкам, там было посуше. Здесь, среди густого осинника, красовались белоствольные берёзки. На маленькой полянке, тесня друг друга, обосновалось семейство белых грибов, подставляя солнцу глянцевые, широкие шляпки.
- Благодать какая! - вздохнул Володя.
Пахнуло дымком. Над головой зашелестели ветки - белка. Бусинками глаз уставилась на пришельца, ишь попрошайка!
Володя остановился, машинально потянул руку. Проказница пробежала к самому лицу, ткнулась мокрым замшевым носом в ухо.
- Ух, ты! - не удержался парень. Белку спугнул незнакомый голос. Она прыгнула на ветку, оскорблено пожаловалась на него своим невидимым соседкам и скрылась.
Совсем рядом, давяшний волк. Шерсть на загривке торчит дыбом, нос сморщился. Огромные желтые клыки угрожающе торчат меж подрагивающих губ. Волк, припадая к земле, приближается к Володе, будто скользит над землей.
Он даже не успел испугаться, как услышал:
- Годи!
Из-за кустов вышел высокий седой старик. Белая борода зацепилась за ветки, старик остановился, освобождая её.
-Годи!- повторил старик.
Волк застыл, припав к земле, посмотрел на старика, сразу успокоился, стряхнул с себя злость вместе с мусором, прилипшим к шерсти, отошел в сторону.
Виноградов с удивлением разглядывал старика-великана.
Широк в плечах, огромная голова с тонкими, чёткими чертами лица. Одет просто: белые домотканые штаны и белая рубаха. В руках длинное ружьё, чем-то похожее на дубину.
Ствол толстый, с человеческую руку и расширяется к концу. Знатно бьёт видать. На поясе старика-рог с порохом, да кожаный мешочек с дробью.
- Зовут меня Веденеем, отрок. Что тебя привело ко мне? Володю так и подмывало спросить хозяина этих мест о дочерях его - Анне и Ладе. Да понимал он: глупость это.
Какой-то дотошный комар забрался парню в ухо. Володя встрепенулся, со злостью треснул себя по уху, аж, звон пошел в голове.
Улыбка растаяла в Веденеевой бороде. Старик стоял совсем рядом, от него исходил запах здорового и чистого тела, пахло мёдом и ещё чем-то вкусным, памятным, теперь вот забытым.
И волк внимательно смотрел на пришельца, время, от времени тычась носом в широкую ладонь Веденея.
- Коли пришёл, назовись нам.
- Виноградовы мы, - начал Володя. А я видел вас зиму назад в гиблой тайге, а вы нас видели? Веденеей теребил бороду, внимательно разглядывая Володю.
- Знавал я одного Виноградова их этих мест, Якова.
- Это дядя мой, в японскую сгинул.
- Жаль... Ну, пошли ко мне. - Веденей улыбнулся. - Небось за колдуна принял? Нет? Ну и ладно. А что есть истина, знаешь? - Поглядел на удивленного таким неожиданным и мучавшим долгое время вопросом, кивнул головой. - И я не знаю. А ведь хочется? То-то. Ведь нельзя отрицать истину только потому, что она нам не всегда приятна и понятна.
Веденей шёл к дому, вспоминал:
... Он стоит рядом со старым отцовским скитом. С трудом открыл разбухшую дверь, в нос ударил застоявшийся запах прели, лампадного масла, книжной пыли, мышиного помёта. Прошёл в дальний угол. Вот старые книжные полки. Здесь здорово хозяйничали мыши, с полок потревоженная сквозняком, посыпалась труха съеденных книг. Под нижней полкой, в углу открытое гнездо, в нём копошатся розовые мышата. Густая пыль на полу испещрена следами мышиных лапок.
Здесь проводил он свободные часы, перебирая любимые книги, написанные старой славянской вязью. А теперь растерзанные трупы книг лежат под ногами.
Настало время решать, - говорил он себе. - Хватит ли сил найти путь истинный? Он поморщился, вспоминая потное лицо полковника Зенринова, когда тот спешно подсчитывал свою долю. Руки мелко дрожат, толстая нижняя губа отвисла, с нее стекает слюна.
Было в Зенринове что-то мышиное. Острый, тонкий нос, приплюснутый лоб, маленькие, глубоко посаженные глаза.
Совсем невмоготу стало в японскую. Все кто был рядом с ним, крали сколько могли. А в это время на фронте гибли мужики. А провиант направленный им, раздергивали по пути.
Многих, кто работал рядом, взяли в солдаты. Вот и Яков погиб. Что было делать?
Вспомнил Веденей старый родительский скит, не вера отцовская манила его, потерял он себя. Он думал, что, прячась от людей, спрячется от себя. Не получилось. Не мог раньше жить для других, а теперь?
Скучно и пусто жить только для себя. Зря хоронился он от жизни, она сама нашла его. Быть может этот юноша, с интересом глядевший на него, станет меньше ошибаться, познав ошибки пережившего свою веру человека?
Кто знает...
Глаза у парня живые, умные. И терпелив, терпелив...