1 января 1918 года Совет Народных Комиссаров обсуждая вопрос о борьбе с контрреволюцией и намечая мероприятия, принял постановление согласно которому председатель ВЧК Дзержинский, должен был создать отряды "энергичных и идейных бойцов."
Этим постановлением было законодательно закреплено создание войск ВЧК. Уже к маю 1918 года в распоряжении ВЧК имелся боевой отряд в составе пяти рот по 125 человек в каждой, пятьдесят кавалеристов, шестьдесят пулеметчиков и учебная команда. Но сил этих не хватало.
На станции, Зуева и Тимофеев собрали только десять человек. Это были совсем разные люди и не только внешне. Ближе к Володе, стоял сутулый, давно не бритый солдат. Медная щетина, словно ржавчина, покрывала скулы и подбородок. Он постоянно покашливал - травлен газом. Коренной рабочий - питерский. На фронт попал с оборонного завода за организацию политической стачки. Лет пятидесяти, но довольно кряжистый - Иван Кулешов.
Рядом, невысокого роста, с длинными руками и широкими ладонями, раздавленными тяжёлым крестьянским трудом, Мясов.
Чуть в стороне, совсем ещё молодой, с погонами вольноопределяющегося, бывший студент - Николай Боздров. Не успел стать архитектором, сменил студенческую куртку на шинель солдата, стоял он, опираясь на ствол винтовки, и смотрел на девушку, вспоминая о своей любви, оставленной во вчерашнем дне взамен призрачного фронтового счастья.
Особняком стоят три фронтовика неопределенного возраста, заросшие грязным волосом до самых глаз, грязные и помятые. Жило в их памяти недавнее событие - "Декрет о земле". Потому и решили пособить новой власти, а там домой - бог даст.
Подошли ещё трое, выгодно отличающиеся от остальных. Чистые шинели, мало ношеные ботинки. Винтовки висят на левом плече стволом вниз. Мужики пожилые, степенные. Везли из-под Читы, да не пришлось добраться до окопов, свой "трудящий" народ взял власть, а теперь пособить просит. Надо пособить. Бешеного волка берут скопом.
А мимо шли и шли люди. Одни отворачивались, пряча глаза, то ли стыдно, то ли боялись, открыто высказать к ним свою ненависть. Другие открыто ухмылялись собравшимся по первому зову большевиков, невесть зачем. Обыватель предпочитал переплачивать спекулянтам в три дорога, чем рисковать здоровьем, а может и жизнью.
- Товарищи, держитесь за мной, - сказала девушка, оглядев бойцов, пошла в глубину обшарпаного здания вокзала.
Собрались в маленькой комнате с затоптанным до черноты полом. Моряк встал у двери, пересчитал стоящих, вздохнул - сил мало для такого дела, посмотрел на Зуеву, теребя ремешок висевшего через плечо маузера.
"Ещё отряд, - думал он, отстал я от своих ребят из "Северного летучего отряда". Серёга Павлов сейчас на Урале. Этот порядок в снабжении наведет. Эх, эти дела, Зимний вместе брали, продовольствие вместе охраняем, да только в разных местах".
- Я командир летучего отряда Петроградского ЧК Зуева. На путях стоит эшелон с зерном, а в городе хлеба нет. Понимаете? Здесь хлеб тащат, охранять-то некому, вчера сводный отряд ЧК ушёл на фронт, - Лида сорвалась на свистящий шепот: - Ведь хлеб для революции - это жизнь сегодня и победа завтра!
Чёрные облака поднялись над землей, соединились, наконец, в одну огромную, свинцовую тучу, которая вывернула из своего чрева поток воды, в тщетной попытке разогнать скопившиеся у хлебных магазинов толпы людей. Но к дождю привыкли до безразличия. Куда деваться? Шёл, дождь и постепенно светлели тучи, поднимаясь выше над землёй, капли стали падать всё реже. Выглянуло, нехотя, как по большому одолжению, солнце. Под теплыми лучами влага стала испаряться, выбираясь из ветхой одежды тонкими струйками пара. Стало душно, запахло прелой одеждой и давно не мытым телом.
Иван Кулешов что-то высматривал в своём мешке, потом удовлетворенно хекнул, завязал сидор.
Виноградов посмотрел по сторонам, встряхнулся: что за наваждение? Только сейчас шли они с Ладой, или с Лидой? Идут они рядом по распадку меж сопок, вокруг яркий ковёр оранжевых саранок, а тут....
Виноградов шагнул к Зуевой:
- Что делать нужно, говори.
- Сохранить хлеб!
Нос её сморщился, прикрывая рот рукой, она зевнула, смущённо улыбнулась, оглядела Виноградова. Опрятен, подтянут, смотрит уверенно.
- Пойдешь старшим, сказала Лида. - Оружие надёжно?
- Крепкая, - ответил Володя, взвешивая винтовку в руке, - да вот патронов...
Лида подозвала матроса, дёрнула застёжку ремешка, передала маузер Виноградову. Это, по тем временам, бесценный подарок.
- Себе другой достанешь! - тоном не вызывающим возражений констатировала она, подавая винтовку матросу. - Ему сейчас нужнее.
Тимофеев утвердительно кивнул, повесил винтовку на плечо, где она показалась маленькой и ненадежной. Потом пошарил в кармане, достал горсть патронов, протянул Володе.
- Завтра ждите меня, - Лида кивнула в сторону матроса, - либо Тимофеева. Тебя как зовут?
Зуева переписала фамилии солдат, посмотрела на бойцов, таких разных, но ставших вдруг близкими ей, тяжело вздохнула и пошла следом за Максимом Тимофеевым, ледоколом, разрезавшим толпу и ведущим за собой боевую единицу - караул по охране эшелона.
А Виноградов, идя за Лидой, не вовремя подумал, что всё равно эта Лада станет его женой, ведь он столько лет искал её...
На перроне терялись в беспорядке платформы, ржавые паровозы, разобранные на топливо остовы вагонов. На мешках, ящиках, прямо на голой земле, сидели, лежали мужики и бабы, по виду мастеровые.
- Куда-то они? - спросил у Тимофеева Иван Мясов.
- От голода бегут, а куда, кто знает? Заводы стоят, хлеба нет, вот и ищут, сами не зная чего. Но они вернутся, непременно вернутся!
Опять пошёл мелко молотый дождь, отнимая у людей последнее тепло. Толпа заколыхалась, двинулась под крышу, бесконечно спрессовываясь в одну серую, безликую массу.
Десять солдат, десять атлантов, шли под дождь, удерживая опустившееся небо на своих тонких штыках.