Виноградов объявил перерыв в судебном заседании и вышел из зала судебного заседания. Поднявшись в свой кабинет, проверил телефон. Пропущен звонок, номер телефона не установлен.
Володя не стал перезванивать, так уже бывало не раз, неизвестные пытались проверить его нервы, или попросить выслать немного денег.
-Буду в Москве, хотелось встретиться, навестим ИК, он очень плох.
Виноградов понял, что это сообщение от Эрика, он неделю назад сообщал, что вместе с Карлом Милляром, собирается выехать в Японию и Китай, а потом отдохнут с женой на островах.
Штейнберги в это время отдыхали на Филиппинах. Супругам так хотелось, чтобы у них родился здоровый ребёнок. И возраст у них предельный, уже под сорок.
Лида сидела в тени пальм, а Эрик готовил новую статью о причинах и последствиях скупки на Дальнем Востоке и в Сибири земель и предприятий гражданами Японии, Великобритании и США.
Ему очень пригодились данные, которые прислал Виноградов по смешенным семьям, проживающим вдоль границы с Китаем, где количество детей у отца китайца и матери русской, превышало три человека.
Сообщение Эрика о плохом состоянии Ивана Константиновича очень расстроило Володю. Он только вчера получил от Мясова письмо, в котором тот похвалил его рассказ "Бабка Нюрка".
Иван сообщил, что хорошо помнит послевоенное время, сам проживал в таком же посёлке почти год.
Виноградов достал из кармана письмо Ивана, перечитал мелко исписанные страницы вновь.
Её никто не называл по имени отчеству Анна Васильевна. О возрасте её никто не знал, она давно не справляла своё день рождение, сколько ей исполнилось лет, сама не помнила. В паспорт её никто не заглядывал и в селе все называли её просто - бабка Нюрка.
Село было отдаленное, маленькое, всего-то взрослого населения пятьсот человек. Но в войну и после неё, исправно работал леспромхоз, который пилил обрезную доску, да торцевал брус.
Лес потом отправляли сплавом, по озеру Байкал. Два раза в месяц к берегу подходил катер, мужики готовили плоты, который потом и тащил, натужно постукивая сочленениями старенького мотора, катер.
Высокий козловой кран, был единственным техническим достоянием села. Важно было, чтобы он работал исправно и за этим строго следили.
А чтобы, не дай бог, неожиданно не налетел шторм, бабка Нюрка два раза в день, поднималась на второй этаж своего дома, построенного в тридцать пятом году из бруса, и принимала прогноз погоды, да штормовые предупреждения. Была бабка единственным радистом в селе.
Тогда под колёса крана подкладывали металлические башмаки, работа в селе замирала.
Дороги в село тогда были плохие, если сухо, телега пройдёт, а в распутицу...
После войны пошло только десять лет, с фронта мужиков вернулось мало и замены бабке-радистке так и не нашли. Вот и была она единственным, кто мог связаться по радиостанции с городом Иркутском.
Детей у бабки никогда не было, и прикипела она сердцем к Валерке Крыкову, невысокому, подвижному, и работящему мальчишке.
С малолетства, бабка выделяла Валерку среди других подростков. То похвалит его за большое количество выловленной рыбы. То заглянет через забор, когда он пропалывает в огород, да подбодрит уставшего мальчика.
И называла она Валеру по особенному:
- Мой мишик!
Это потому, что у Валеры всегда на голове была огромная шевелюра и очень густые брови, нависающие над глазами.
Бабка держала семь коз и каждой дала человеческие имена. Огромный козел Борька, который издалека замечал Валеру, сразу шёл к нему, высоко задрав свою бороду, с застрявшей в ней травой и покачивая длинными рогами. За ним шли все бабкины козы.
Они подходили к Валере окружали его и поставляли свои спины. Очень любили, когда их почёсывают.
И не мешал Валере резкий запах козьей шерсти, особенно густой и кислый, когда рядом стоял Борис.
Бабка видела, что козы ластятся к мальчику и приносила ему тайком от его матери козьего, такого жирного, и сытного молока.
А время было голодное, Валерка был благодарен бабке за молоко. Они всю жизнь хранили от матери и сестры Валеры эту свою маленькую тайну.
И была у бабки Нюрки ещё одна слабость. Уж очень она любила звать своих коз громко, на всю деревню, обзывая их отборной бранью. Со стороны можно было подумать, что бабка ругает за серьезные прегрешения своих дочерей, да сына.
Прошло двадцать лет.
Валера впервые приехал в отпуск в родное село после длительной заграничной командировки. Мать приготовила пирогов с рыбой, наварила пельменей, поставила всё на стол и выглянула в окно их избы.
За дверью раздался звон пустого ведра, это сестра Надя пошла за водой, вот она с кем-то поздоровалась. Резко распахнулась дверь и ввалилась бабка Нюрка. В руках её была крынка с козьим молоком.
-Ах, мой мишик приехал! Радость-то какая! Мишик мой! Как же я тебя давно не видела!
Бабка повисла на плечах Валеры. Лицо её изменилась мало, только она немного высохла, а глаза такие же чистые и ясные. Да и голос у бабки, как прежде, сочный и звонкий!
Отпуск у Валеры пролетел быстро. Бабка каждый день заходила к ним, да и Валера навещал её.
Козы у бабки были все новые, молодые, а вот звали их как тех, давних знакомых Валеры.
Бабка очень плакала, когда провожала Валеру:
-Не увижу тебя больше, не доживу, мишик мой! Прощай касатик! - она, словно мальчика, погладила Валеру по коротко стриженой голове, глубоко вздохнула.
У Валеры перехватило дыхание и запершило в горле.
-Прощай, мишик мой! - Повторила бабка, посмотрела парню в глаза и отвернулась, вытирая чистым фартуком, свои глаза и склонив голову, вышла из дома.
Через час, когда Валера с чемоданом шёл по дороге, он услышал громкие крики бабки Нюрки, обращенные к своим козам:
-Валька, су.., куда попёрлась! Вернись! Борька, гадёныш, ну, как же ты мне надоел!
Через тридцать лет молодые люди, жители райцентра, название этого маленького села уже и не знали.