Он не верил в богов. Никогда и ни в каких. А после того, как позволил судьбе с такой жестокой внезапностью схватить себя за горло, он перестал доверять и самому себе.
Каст сплюнул на землю и задумчиво растёр густой плевок башмаком.
Мелкие разноцветные лоскутки старой материи волшебно отражались в стекле тусклого кухонного окна. Худенькая молодая женщина, негромко напевая, подняла к слабому дневному свету иголку и обернулась.
- Мамочка, ты меня в чём-то подозреваешь?
В глубине тёмной комнаты, за старым обеденным столом маленькая кудрявая девочка внимательно примеряла растрёпанной кукле красную косынку.
Фарго улыбнулась.
- Почему ты так думаешь, моя Пиа!?
Поправив круглые очки, девочка лукаво посмотрела на маму.
- Глаза у тебя какие-то смущённые...
- Ты, наверно, хочешь сказать, прищуренные?
- Конечно, конечно же, мамочка!
В заботливом хозяйственном рукоделье Фарго и Пиа провели всё долгое утро, как, впрочем, и многие последние дни этой осени. В мягком кухонном спокойствии привычно пахло готовой едой, тикали на дальней стене почти неразличимые в сумраке потускневших обоев жестяные часы.
- Он пришёл...
Девочка вскочила, босиком пробежала по дощатому полу и быстрым ловким движением забралась на тёплые материнские колени.
Стукнула дальняя дверь, раздались в общем коридоре тяжелые мужские шаги.
Каст повесил на крючок помятую фуражку, прямо в башмаках прошёл в угол, к эмалированному умывальнику, покряхтывая, вымыл руки.
- Давай побыстрей поедим, а то вечером в порту у меня будут дела.
Фарго молча сняла с плиты кастрюлю.
Не отнимая ладоней от робких глаз, прикрытых стеклышками металлических очков, Пиа настороженно смотрела на мать.
- А это тебе, держи....
Большой рукой Каст небрежно смахнул с кухонного стола обрывки ниток, завёрнутую в тряпочки куклу и положил на клеёнку оранжевый апельсин.
- Ты злой! Злой...! Ничего мне от тебя не надо!
Заливаясь слезами и всхлипывая, девочка подхватила с пола куклу и выбежала из кухни, с крохотной силой захлопнув за собой скрипучую коричневую дверь.
Задумчиво отламывая край большого хлеба, Каст промолчал, только легко, совсем не сердясь, пристукнул черенком ложки по гулкому столу и долгим взглядом посмотрел в мутное окно.
После обеда он прилёг на диван, с улыбкой заложив руки за голову.
Усталый сон упрямо не шёл к нему и Каст медленно вспоминал, как утром, на разгрузке океанского транспортного судна, не совладав с порывом свежего ветра, крановщик задел стропом угол трюма и несколько ящиков с апельсинами упали с высоты, мгновенно разбившись о палубу.
Он, конечно, рисковал, поднимая даже и один апельсин, ведь его могли с корабля прогнать, совсем ничего не заплатив за работу, но, вспомнив ожидавшее его домашнее тихое тепло, Каст посмотрел на грузового инспектора и тот, встретив тяжёлый взгляд, суетливо отвернулся.
...Тогда, в мае, потеряв в осторожных поисках и расспросах почти неделю, он пришёл в этот дом, к хозяину которого его направил один случайно встреченный у ворот порта краснолицый моряк.
Комната в бедном районе, как уверял словоохотливый старик, сдавалась за очень приличную, весьма приятную, цену, немногочисленные соседи в своих интересах были совсем не любопытны и не болтливы, а всего в квартале от стен тихого дома начинались густые и укромные тропинки старого тёмного парка.
На пороге Каста встретили толстый хозяин и женские слёзы.
- Послушай, приятель, плати задаток и располагайся! Комната твоя.
- А я.... А как же мы? Что же делать нам!?
- Проваливайте! Я долго терпел, верил твоим обещаниям, красотка! Убирайтесь...
Светловолосая маленькая женщина уже не могла плакать, застыв от горя; выпрямилась у кухонного стола, бледнея в сумраке точным юным лицом.
Рядом, на скромном мягком узелке сидела девочка в очках.
- Ну что, ты будешь платить, матрос?
- Не спеши. Так что же случилось, сестричка?
- Нам некуда идти...
Вот так тогда и вышло, что, уверенно взяв за пухлое плечо крикливого домовладельца, Каст отвёл того в угол, сказал несколько спокойных слов и окончательно успокоил раздражённого толстяка негромким правильным звоном монет.
Фарго и Пиа остались жить в комнате, а Каст первые ночи спал, укрываясь старым солдатским одеялом, в кухне, на диване, ржаво скрипящем напротив дровяной плиты.
- Ты будешь готовить еду и стирать, я - постараюсь вовремя платить за квартиру.
Молча, сжав под фартуком тонкие пальцы, Фарго кивнула.
...А через три дня, поздним вечером в понедельник, когда они сидели рядышком на крыльце, говорили о непостоянной приморской погоде и смотрели в высокое звёздное небо, Фарго рассказала ему про себя.
Про то, как она, учительница музыки, осталась одна, с дочкой, в незнакомом городе. Как странно и неожиданно пропал её муж, уехав однажды ненадолго по делам в соседнюю провинцию; как обидно быстро таяли отложенные когда-то небольшие деньги, как пришлось переезжать из своего заложенного домика и жить здесь, в этой чужой мрачной комнате...
Фарго не хотела плакать, но всё-таки заплакала, а Каст, совсем не желая в чём-то её обнадёживать, обнял и поцеловал в печальные усталые глаза.
Целыми днями он бродил по городу, тщательно избегая внимательных взглядов.
В ненастье его выручали крепкие ещё рабочие башмаки, тёплая суконная куртка и старая морская фуражка, под козырьком которой было так удобно скрывать настороженность упрямого лица.
Разовую, случайную работу он мог отыскать не всегда, а в крупные грузовые конторы Каст не обращался, не желая рисковать. Попасться на глаза кому-то из далёких знакомых и быть узнанным, когда всё так близко, когда огненная своей долгой невозможностью мечта уже каждую минуту тревожила его грохочущее сердце....
Он не знал теперь точного срока, дата, указанная в том, старом письме, вот уже месяц как стала совсем неточной.
Нужно было как-то пережить осень, а если понадобится, то и перезимовать, не умерев при этом от голода. Деньги, которые Каст припас только для себя, на время ожидания счастья, после того, как он встретил Фарго и Пиа, тоже начали стремительно кончаться.
Иногда он приносил из портовой пекарни в их дом тёплый хлеб, изредка - мягкие подгнившие яблоки из разбитых ящиков. Но всё чаще и чаще Каст бывал груб и молчалив.
Светлая умным лицом и чудесная удивительно тихим смехом Фарго тогда плакала, отвернувшись к мутному окну.
- Тебе не нравится, что мы живем вместе?
- Я люблю тебя, Каст, - Фарго жалобно, сквозь слёзы, улыбалась, - но ты так редко приносишь деньги, а Пиа должна скоро идти в школу...
Он скрипел зубами, нисколько не желая её обманывать ни ложью лишних обещаний, ни правдой своих удивительных надежд.
- Нужно ждать.
Каст никому и никогда не говорил про Аргентину...
В последнее время к их дверям всё чаще стали приходить крикливые кредиторы из соседних продуктовых лавок и Каст каждый раз мрачнел, грубо отвечая на жадные угрозы.
Иногда среди осеннего ненастья случались пронзительные, сухие солнечные дни, и тогда Фарго просила его пойти прогуляться с ними по парку.
- Завяжи правильно шнурки.
С самой первой их прогулки Каст стал требовать от Пиа, чтобы та внимательно и прочно надевала обувь, а когда девочка упрямилась, молча вставал у дверей, опираясь могучим плечом о косяк.
- Не хочу, не хочу! Мне так удобней! Мама...
Тогда Каст подолгу, не мигая, смотрел в стёклышки маленьких детских очков, неспешно разжёвывая спичку крепкими белыми зубами.
- Завязывай. Быстро.
Случалось и так, что Каст, окончательно рассердившись, рывком наматывал на кулак свой простой брезентовый ремень с тяжёлой металлической пряжкой.
Иногда Пиа плакала, а один раз Каст, не дождавшись выполнения приказа, пинком вышвырнул маленькие башмачки через раскрытую дверь из коридора на улицу и молча лёг на свой диван.
- Зачем ты так с ней!? Она же ведь ещё маленькая...
Заплаканная Фарго прикасалась к его плечам и напрасно искала в такие минуты доброго взгляда. Он не глядел на женщину и коротко, как ножом, объяснял ей свои поступки.
- Обувь всегда должна быть надета удобно, без поспешности, а шнурки - прочно завязаны. В случае опасности это обязательно пригодится. Такое правило.... И так нужно делать всегда.
Однажды море штормило целую неделю, огромные пенящиеся валы непрерывно, часами, грохотали на волноломах, вход в канал был закрыт, а множество кораблей, пришедших в порт на выгрузку, вынужденно и надолго застыло на внешнем рейде.
Уже неделю не было никакой работы.
Промокнув под сильным утренним дождём, по очереди обойдя все причалы в тусклом расчёте хоть на малые деньги, Каст вернулся домой.
Фарго смеялась.
- Мамочка, а седьмая треть ноля - это много?
На плите густо клокотал прозрачным паром медный чайник, пахло варёным картофелем и горячим мясом, Пиа болтала ногами на высоком стуле, звенела маленькой ложечкой в своей красивой фарфоровой чашке.
- Каст! Ты не поверишь!
С заботой приняв тяжёлую мокрую куртку, Фарго тёплой лёгкой ладошкой смахнула капли дождя с его хмурого лба.
- Аптекарь заплатил мне за урок его сыну! Мальчик много пропустил в гимназии, я половину дня позанималась с ним, помогла написать сочинение о Бетховене!
- И про ноты мама ему рассказывала!
В спешке жадного детского удовольствия Пиа быстро доела большой кусок хрустящей маковой булки и тут же схватила вторую.
Каст помрачнел, сильно сжал зубы.
- Всё, я наелась!
Весело спрыгнув со стула, Пиа подбежала к двери и бросила в мусорное ведро кусок недоеденной булки.
Как будто чёрным дымом пронеслась неясная опасность по маленькой кухне. Потемнели ещё больше ненастные окна, прошумел с тревогой огонь в плите, Фарго испуганно прижала уголок платка к губам.
- Подними.
- Что?
Девочка с улыбкой посмотрела на Каста.
- Возьми из мусора хлеб, который ты выбросила и доешь.
- Я не буду!
- Каст!
Грубое сукно насквозь промокшей куртки опять легло на его плечи. С жестокой упрямостью кривя губы, Каст встал у двери.
- Попробуй тогда ты. Объясни ей, что нельзя выбрасывать еду. Если она не сделает так, как я сказал, то вы обе не увидите меня больше никогда. Или я неправ?
...Горячий простор вечерних степей, гулкие удары лошадиных копыт, густой и одновременно очень прозрачный воздух. У высокого костра - чудесные песни пастухов, звон серебряных украшений, смех удивительно красивых женщин.
Страна отважных отцов и ловких черноглазых детей.
Его Аргентина.
В сумерках Каст проснулся счастливым.
Сегодня! Остался всего лишь час сладостного ожидания. Многое пришлось потерять, но он всё вытерпел и, в конце-то концов, он же победил эту чертовски глупую жизнь!
- Давай немного прогуляемся? Пройдёмся до порта, у меня там небольшое дело, потом отведём Пиа в цирк на вечернее представление. Ты же не против?
Фарго вздрогнула, промолчав.
- Ну как? Ты о чём-то задумалась?
- В первый раз я вижу твою улыбку...
По туманно-сырым дорожкам старинного парка они вышли на городскую окраину, где скоро и совсем рядом высокими судовыми мачтами и подъёмными кранами обозначилась огороженная территория порта.
Под окнами маленьких скверных домиков, суетясь с шорохами в высокой осенней крапиве, растрёпанные куры звенели битым стеклом и ржавыми консервными банками.
С непривычной нежностью и осторожностью сильного человека Каст держал за маленькие тёплые руки Фарго и Пиа.
Неторопливо шагая, он ещё раз улыбнулся, вспомнив, как внезапно остановилась на пороге дома девочка, с настоящей заботой посмотрев на свои ботинки - правильно ли завязаны её шнурки...
Он умел, когда очень нужно, заставлять своё сердце быть спокойным и медленным. Слова, которые Каст слышал сейчас, с каждым мгновением лишали его воздуха и слепили глаза пронзительными тёмными кругами.
- Мой брат почти год скрывался в лесах на плато Туманов, сейчас у него другое имя, он вынужден временно жить в другой стране...
Высокий человек в дорогом костюме стряхнул за борт пепел сигары.
- Ты исчез, перебрался через океан, он очень долго заставлял своих людей искать тебя и здесь, и на другом берегу. Извини.
Каст внимательно слушал слова незнакомца.
На палубе большого корабля, стоявшего у причала, они были одни, лишь внизу, в трюмах, чувствовалась жизнь, продолжение и смысл только что закончившегося трудного морского плавания.
- Передай твоему брату, что я всегда знал, что он жив, все последние годы я верил, что всё будет именно так...
- Он говорил мне такие же слова. Держи, это твоё.
Высокий смуглый человек хорошо улыбнулся Касту, напряжённо подкинув в руке плотную кожаную сумку.
- Брат справедливо разделил добычу от вашего последнего дела на рудниках. Тебе - больше. Он так решил, просил передать, что это правильно.... Ну, что теперь будешь делать? Куда направишься?
- В Аргентину.
Громко, раскатываясь голосом на всё пространство пустынного причала, Каст счастливо захохотал.
- В Аргентину! Я так долго ждал! Я верил! Фарго! Пиа!
Внизу, в стороне от высокого борта корабля, у стены пакгауза, два маленьких человека махали ему букетами красных кленовых листьев.
- Ну, вот и всё, пора, видишь, меня уже ждут...
- Твои дамы?
- Мои.
Человек снисходительно сплюнул табачную крошку.
- Ради них стоит жить?
- И умирать...
- Тогда счастья тебе, знаменитый и удачливый Каст! Прощай.
- Да, мне сейчас нужно спешить.
Из медленной тучи, нависшей в зените осеннего неба, внезапно упал вниз, к тёплым людям, непонятный и несвоевременный вечерний сумрак.
Доброе дело - как омут, чёрные, гнилые места таятся там меж блистающих струй.
Повеяло опасностью и Каст, по-звериному озираясь, понял, что ему действительно нужно торопиться.
Он знал короткий путь из порта в город и часто так сокращал свою дорогу домой, но в этот раз на калитку в прочной стальной решётке дальнего забора был накинут замок.
Каст тихо выругался.
Идти сейчас в обход, не одному, под свет прожекторов центральных ворот порта, ему очень не хотелось. Да и случайный замок, по его мнению, не был таким уж серьёзным препятствием.
Скрипнула в крепких руках непрочная дужка, ещё раз и ещё...
Упрямый неживой металл не поддавался человеческому волнению Каста.
Всего на секунду озадаченно нахмурившись, он выдернул из-под куртки свой ремень и тяжёлой пряжкой с новой силой принялся грохотать по замку.
Одинаково притихшие, похожие на крохотных испуганных птичек, Фарго и Пиа молча стояли в стороне.
Сквозь редкое мгновение тишины позади них вдруг зазвенела по асфальту обгорелая спичка.
- Не помочь?
Неожиданно и странно бесшумно совсем рядом возникли тёмные фигуры трёх портовых бродяг.
Тот, кто спрашивал, был худым и длинным, в старом лоцманском непромокаемом плаще, запачканном снизу пятнами бурой глины. Второй, неопрятно лохматый здоровяк в красной вязаной шапке, что-то трудно жевал, скрестив руки на груди. Между ними уместился похожий на мальчишку серый карлик, в глазах которого навсегда остановилось веселье.
Каст обернулся и, мгновенно всё поняв, миролюбиво протянул в сторону бродяг открытую ладонь.
- Нет, приятель, я справлюсь сам. Мы здесь ненадолго.
- Это наш забор. И замок наш. А ты хочешь его сейчас испортить!
Здоровяк сделал шаг ближе к Касту и внезапно ударил его в голову.
- Я сам убью его!
С тугим свистом карлик выхватил откуда-то из-за своего низкого пояса узкий блестящий нож.
Несколько раз неудачно, без найденной цели, взмахнув мимо головы здоровяка пряжкой намотанного на руку ремня, Каст прыгнул к тому навстречу. Такая позиция была удобней и после первого же удара с рассечённого лба лохматого парня хлынула тёмная кровь.
Худой, хлопая полами плаща по своим тощим ногам, попытался незаметно продвинуться к калитке.
- Нет уж, приятель!
Не вспоминая, а точно зная, Каст одним прочным движением затянул надёжный узел своего ремня, почти мгновенно соединив калитку со столбом забора. Даже для нежных женских и детских ножек должно было хватить этих спасительных минут....
- А теперь посмотрим!
Удары неслись со всех сторон.
Каст умело отбивался, нисколько не различая свою кровь и чужую, пока не упал, неудачно опустившись на колено.
- Моя девочка ушла!
Сквозь нечеловеческий визг Каст почувствовал удар и нож в спине, ближе к шее.
Кровь часто, с мягким хрустом толкалась в его голове, в глазах пропал весь свет, осталась только багровая темнота.
Плотно попав башмаком в висок, здоровяк сбил его этим на грязную землю, и с удовольствием наступил толстой подошвой на лицо. Громко харкнул, взлетели с близкого, высокого и сумрачного дерева испуганные вороны.
С суетой подбежав, карлик прыгнул на плечи лежащему Касту и, не переставая визжать, начал быстро и беспорядочно часто взмахивать ножом, разбрызгивая по сторонам горячую человеческую кровь.
Сердце устало стучать по-прежнему ровно.
Постепенно всё вокруг стало тихим и жарким.
Лишь звучали где-то за недостижимым пока холодным горизонтом тугие удары барабанов, и звенела таинственным смыслом серебряная песня далёкой Аргентины.