"Мы знаем, что наш язык неспособен воспроизвести даже отражение ушедших в небытие диковинных состояний". Жан Жене "Дневник вора"
Есть случаи, где и самый благомыслящий человек потеряет веру и представление об окружающей действительности. Просто не укладывается в голове, не поддаётся логичному объяснению, что подобное может произойти, - всё равно, что поставить чайник на огонь, а он не закипит, замёрзнет. Понимание идёт через страх. В мире, надо полагать, загадок хватает, но такую тайну познать - многого стоит... (Замечу, я остался в неведенье.) Ещё на работе в конце рабочего дня, когда за полчаса до окончания смены можно расслабиться, зайти в интернет, так, чтобы, конечно, никто не заметил, я наткнулся на заметку, в которой говорилось, что в Южном Федеральном округе, почти на всей его территории, пчёлы теряют ориентир, не могут возвратиться в семью. Это может стать серьёзной экологической проблемой, а также нанести урон сельскому хозяйству. Причины не указывались, и я пропустил информацию мимо себя, опустил её в виртуальную корзину, и отыскал в интернете развлекательные новости: Ольга Бузова решила выйти замуж, "блестящие" - невесты, названы убийцы Майкла Джексона, как Лолита отдыхала в Болгарии... После работы я направился на автомобильную стоянку, где оставил свой автомобиль. Я шёл по тропе через парк. Так поступаю всякий раз, как обычно, изо дня в день. Курю сигарету. Странным показалось то, что меня вдруг охватила гнетущая тишина, хотя с Волгоградского водохранилища только что дул сильный ветер. Курить тут же перехотелось - скажу даже так, сделалось плохо, затошнило, и я выкинул сигарету... ...Провал в памяти... ...Я сижу дома, голый, рядом очень красивая девушка (но это не Майя), блондинка, она одевается, её тело очень красиво, белоснежные волосы усыпаны, казалось, блёстками, они сверкают в полутьме. Лица я не вижу. Я находился в некой прострации, не мог осознать, что к чему, и что делал вообще! В глазах двоилось. Он зашёл в спальню и стоял неподалёку от нас. Это был парень, высокий и худой. Рассмотреть его я не мог: от оконного занавеса падала тень. - Ты его не знаешь, - сказала девушка. Голос её казался мелодичным, отдалённо напоминал детский. Она произносила букву "ш" через зубы. Это звучало так необычно для меня. - Не знаю, - отрешённо ответил я. - Это мой новый муж, скоро поймёшь. Чтобы заняться любовью, нам нужен третий, так мы устроены. Они ушли, растворились. Желание, можно представить, проводить их у меня отсутствовало. Было ощущение, что мною воспользовались. Я ничего не мог вспомнить и уснул мертвецким сном. Утром я списал всё на усталость. И пошёл чистить зубы. Звонила Майя: - Ты почему не брал трубку, - она негодовала. Я забыл про неё. Вечером мы всегда перебрасывались телефонными звонками. - Устал на работе, - говорю. Понимаю, так не оправдываются. - Не ври! - Хочешь, не верь. Ты сама не захотела ждать... Она бросила трубку. Зачем так делать, если хочешь услышать правду? На работу пришлось добираться в общественном транспорте. Мой автомобиль, по крайней мере, так и остался стоять на стоянке - в обеденный перерыв я сбегал и проверил, не угнал ли его кто. О случившемся никому не сказал - для чего?
Отпуск мы решил провести на берегу моря, в Геленджике. Майя уехала раньше, как я уже упомянул, - к сожаленью, у нас не совпадало начало отпуска, ни я, ни она так и не смогли договориться со своим начальством, поэтому так получилось, некое разногласие. (Если бы она осталась, в моей квартире не появились, я считаю, эта самая блондинка и незнакомец.) Ей не хотелось ждать меня, она рвалась к морю, словно птица из клетки, ей надоел Волгоград, душный, пыльный, и я её отпустил. Одну. Не сомневаясь в чём-либо непотребном. Отчасти мне даже было так удобней. Она сама, без моего участия находила ту гостиницу, которую считала для себя подходящей, обустраивалась, налаживала быт, а я уже через неделю должен был подъехать, так сказать, на готовое место. Она звонила через каждый час, наверное. Иногда даже надоедала своими звонками, потому что я работал. Говорили ни о чём, как часто бывает. Я интересовался, что она делает, и Майя подробно рассказывала обо всём: как она доехала, где обосновалась, что ела, что пила, жаловалась на высокие цены, говорила, какая тёплая вода в море - прелесть; что отдыхающих много, пляж похож на лежбище морских котиков, и, если я скоро не приеду, можно не сомневаться, кто-нибудь с ней познакомится - это она так зло шутила, припоминая, видимо, тот самый странный для меня вечер. Шеф, по всей вероятности зная о моей невесте, отпустил в отпуск на день раньше. Это не было на него похоже. Видимо, кто-то из сотрудников его уговорил. Я даже догадывался, кто это был. Но знал, что этот человек скажет, Серёга, ты чего, надо мне больно... - Сергей Анатольевич, - сказал шеф, - я прекрасно понимаю, что может произойти с красивой девушкой, одной, на курорте... - Я в ней уверен, - убедительно ответил я. - Когда будешь с ней рядом, тогда можешь так утверждать. Заветный перстень не всегда хорош поношенный. Отдел без тебя справится, поезжай. Шеф умел за словом в карман не лезть. Это у него было в крови, с рождения, наверное. За это его и недолюбливали многие сотрудники отдела. Я относился к их числу. Но лишний день к отпуску для меня был кстати, чего уж там. Вообще-то эту поездку мы планировали после свадьбы, но регистрация была назначена на октябрь месяц. А хотелось сейчас. Июль, жара: чего ждать? Так считали мы оба. Вечером приготовил вещи, документы, проверил автомобиль - конь, импортный, не должен подвести - и рано утром выехал из города.
И вот я уже мчусь на новеньком "нисане" через Сальск, несколько сотен километров позади, слежу за указателями, сворачиваю на главную дорогу, набираю скорость до ста пятидесяти километров в час, к ужину, думаю, буду на месте. Чем короче путь становится, тем быстрей хочется оказаться в Геленджике. Смотрю в навигатор. А нельзя ли сократить путь? Есть, наверное, объездные пути, о которых знают только местные жители. Притормаживаю, сбавляю скорость. Выходит, правда-то есть. Ага, если свернуть вправо через десяток километров и проехать посёлок Латыши, то я сокращу расстояние на добрых восемь или девять километров, без всяких на то сомнений. Так и делаю. Эх, в поле четыре воли, а в городе жутко - известно. Звонит Майя, спрашивает: - Ты где, Серёжа? - Скоро буду, не волнуйся. - Я сижу сейчас у самого берега, волны ласкают ноги и бёдра. Почти так же, как делаешь ты, - она уже не злится на меня. - Я тебе завидую. Соскучилась? - Да. Я тебя люблю! - Я тоже тебя люблю! И целую! Но, без обид, ты отвлекаешь меня от дороги. До связи! - ох уж эти уси-пуси... - Я тебе позвоню, как мне станет скучно. - Жду, конечно. Включаю магнитолу, добавляю громкости. Звучит радио "Максимум". Играет АС/DC, композиция "Большая дорога в ад", 1979 год. Тащусь от музыки семидесятых и восьмидесятых! Пальцы рук выбивают барабанную дробь по баранке руля. Дорога прямая, никого нет впереди. Я увеличиваю скорость - мне не терпится увидеть любимую. Любовь - это дурь! И я хочу стать дураком, упиться этой самой дурью до полного изнеможения, опьянеть, чтобы стошнило; заняться любовью желаю... я буду ласкать Майю... я растворюсь в ней крупицей соли, я загляну ей в глаза и утону в этом голубом океане... Недельное воздержание отозвалось восставшей плотью, я откинул эротические мысли в сторону, добавил звуку. В фантазиях правды нет, а болячка за ненадобностью вырастет. Неужели с той блондинкой у меня был секс? Заяц перебежал дорогу. Из-под самых колёс выскочил. Я чуть было его не сбил. Всё произошло так быстро, что я не пытался сбавить скорость. - Чёрт! - выругался. Ещё два зайца выбежали впереди, один даже остановился, встал на задние лапы, посмотрел в мою сторону, уши торчком, и рванул вдогонку за собратом. - Куда они это так торопятся? От лисы бегут? Или миграция серых началась, что ли... Я надавил плавно педаль тормоза, чтобы не сбить очередного какого-нибудь выскочившего зверька, достал сигарету из пачки, закурил, и в этот момент неожиданно заглох двигатель, умолкло радио - автомобиль катился по инерции вперёд. - Сука! - сказал я. - Только этого не хватало. Через метров двести автомобиль остановился сам.
Зной! Свинец плавится у меня под ногами. Ничего подобного я ещё не ощущал. Растерянный, я стою над двигателем, не могу разобраться, что случилось. В сердцах хлопаю капот, бью кулаком горячую сталь - вмятина. Ну и пусть! Прошло минут пятнадцать, ни одна сволочь не проехала мимо. Взъерошив волосы, смотрю по сторонам. Слева - кукурузное поле, справа - подсолнечник. Глушь! Пот ручейками скатывается с висков на щёки, капает на футболку. Обтираюсь носовым платком, пропитанным насквозь потом. Обшарпанный указатель говорит, что до посёлка два километра. Пчёлы летят со стороны подсолнухов, справа налево. Их много. Не исключаю, что статья в интернете не врала, - это факт. По идее их полёт должен был быть в точности наоборот. Я жду ещё пятнадцать минут - никого. Беру литровую бутылку минеральной воды, забираю документы, закрываю автомобиль и иду в посёлок за помощью. Солнце в зените; асфальт пылает огнём; глядя вдаль, видно, как над горизонтом колышется воздух, он, подобно бесцветному пламени, преломляет свет, искривляет видимое пространство. Прямая дорога напоминает спину двугорбого верблюда: вверх - вниз, вверх - вниз, до самого горизонта. Мне кажется, что за тридцать лет моя жизнь такой и была, прямая, с небольшими подъёмами и спусками, я шёл по накатанной дороге, где-то было скучно, где-то затаивалась обида, иногда неподдельное веселье поднимало настроение... зато всегда предсказуемо. Лёгкий поворот, влево или вправо, мог бы что-то изменить в другую сторону, но мне этого ничего не требовалось. Я шёл, смотрел вперёд и понимал: в данный момент накатанная прямая это не то, чего я хочу. Кажется, я прошёл больше двух километров. Так и не дошёл до посёлка, он, наверное, отсутствовал либо располагался дальше. Может, указатель врал? Да, Серёга, ей-богу всё не то, заманчивым казалось содержание дорожного знака, не более. Я останавливаюсь. А если свернуть влево, через кукурузу пойти? Куда-нибудь я же выйду. Или через подсолнухи, взять вправо? Кто-то ж эти растения сажал - как лучше поступить? Нет-нет, притормаживаю себя, боюсь ошибиться, лучше идти прямо, вперёд. Да и некстати по полям бегать вместе с зайцами. Я усмехаюсь. Дорога раскалена до чёрной смолы. Жажда высушивает горло. Открываю бутылку, пью тёплую минералку. Уже тёплую! Полбутылки нет. Надо экономить, коль так всё плохо. Дорога пуста! Вымерли все как будто, только я остался. Валентин, один из немногочисленных друзей, как-то сказал, что у меня необыкновенное уменье жить... для себя. Я тогда сделал вид, что не понял его. Ему не понравился мой поступок, было дело. Я оправдывал себя, говорил, что, если я сделаю себе хорошо, тогда и другому будет так же, как мне. Но в этой ситуации я мало хотел остаться один. Подобно пчеле, отбившейся от своего улья, я себя ощущал. В ушах появляется гул. Нет, это не ветер. Совсем что-то другое. Странно, я начинаю испытывать необъяснимый дискомфорт, похожий на страх. Желание уйти влево почти непреодолимо, инстинкт; на уровне подсознания происходит какой-то перелом, трудно понять что, но я иду прямо. Можно осмеивать мою трусость, предрассудки, это так, но я сам себя осмеять не могу, не получается. Лишь бы был какой-то итог, а то за всеми усилиями может открыться лишь ничтожный результат. И, кажется, всё к этому идёт... или я сам к нему иду... Звонит сотовая трубка. Я уже забыл про телефон. - Серёжа, я обгорела. Сейчас сижу в тени, думаю о тебе, любимый. - Приятно, дорогая, раз не забыла, что я есть. Я тоже о тебе думаю, но у меня, правда, возникли проблемы... - телефон вырубило. - Алло! Алло! Майя, ты меня слышишь? Я взбесился! Стал орать, что за чёрт, что за глушь, что за связь!.. Моему гневу не было предела. Я ждал этого дня, чтобы встретиться с невестой, планировал уже сегодня вечером пойти в дорогой ресторан, поужинать, выпить и развлечься, а ночью искупаться нагишом в море вместе с Майей, как обычно это делал, всякий раз, приезжая на побережье. Но, кажется, этому не суждено было сбыться. Аккумулятор сел. Я смотрел на телефон, как на ненужную вещь. Желание выкинуть дорогую трубку в подсолнечник было так велико, что я, надо сказать, замахнулся, какое-то мгновение раздумывал, правильно ли поступаю с недешёвой вещью, как телефон снова заговорил: - Серёжа, я тебя не слышу... - и отключился снова. Нет уж! Я спрятал телефон в карман шорт. Что-то здесь не так. А телефон денег стоит, последняя модель-то. Снова слышится странный гул. Я смотрю по сторонам, ожидая увидеть чёрт знает что! Мне мерещатся монстры - и это в ясный солнечный день, когда до заката добрых часов шесть. А что же будет ночью? Где этот долбанный посёлок! Я иду целый час, наверное, и не могу добраться до конечной цели! Плюю в сторону, слюна испаряется ещё в воздухе. Адская дорога, не иначе. Может быть, я перегрелся на солнце? - задаю себе вопрос. Обычно человек гордится своим здравым смыслом, он живёт как в трансе, занятый повседневными заботами, радостями и печалями. Обычные люди отстают от мирового развития, потому что групповое сознание развивается у них медленно. Все они верят в то, что видят, и знают только то, что хотят знать. Сегодня я ещё верил; я причислял себя, вообще-то, к иному типу людей, но, видимо, я - обычный человек, раз уж оказался в такой ситуации и ничего не могу поделать. Повернуть назад? Нет, возвращаться не хотелось. И убеждать себя не пришлось. Если дорога существует, она должна куда-то вывести. Я только оглянулся: как и впереди, дорога, ничем не отличалась сзади, упиралась в горизонт: вверх - вниз, вверх - вниз...
На обочине, по ходу движения, стоял чей-то автомобиль. Я его не сразу заметил. Он как будто выплыл из пустоты, материализовался ниоткуда. Теряя терпение, я перешёл на бег. Мне казалось, что автомобиль сейчас исчезнет так же неожиданно. За короткий промежуток времени у меня создалось впечатление, что дорога обманывает, ей верить нельзя. Это была вишнёвая "девятка". Солон пустой. Вокруг никого. Я подал голос: - Здесь есть кто? Никто не ответил. Я громче повторил: - Есть кто?! - Не кричи, я здесь, - из кукурузы вышел огромный мужчина лет сорока. В нём, без обмана, килограмм сто пятьдесят было, а роста ниже меня. - Тебе чего? Я сделал шаг назад. - Помощь нужна. Я заглох, там, сзади, в пяти, наверно, километрах от тебя. И как назло, ни встречной, ни попутной машины. В посёлок направляюсь. Я заметил указатель, такой же обшарпанный: Латыши, два километра. - По-твоему, я просто так стою, да? Делать мне больше нечего! - воскликнул он. Почему-то я подумал, что он гора, способная родить мышь. - И давно стоишь? - Часа два. Хоть один, смотрю, сумасшедший появился, а то, думал, волком завою, - он сделал попытку улыбнуться. - Подозрительно всё это. И гул слышишь? - я попробовал прощупать почву. - Слышу! И пчёлы меня искусали, и зайцы стаями бегут из подсолнечника в кукурузу. Не замечал? - Как только повернул на эту дорогу, троих видел. Они мне тоже странными показались. Как и пчёлы. - Меня Миша зовут, - протянул он руку. Я ответил на рукопожатие. - Если какие-то инопланетяне откроют для себя нашу планету, то наверняка подумают, что главные живые существа на ней - автомобили; люди же - их начинка, внутренние органы, средства размножения. - Он опёрся толстым задом о свою "девятку" и отскочил, как от кипятка. - В подсолнухи не ходи. Я тебя предупреждаю, - обречённо сказал он. Если я хоть как-то пытался себя успокоить, то Миша, напротив, нагонял эмоций - от него так и пылало пессимизмом! - Это ты о чём? - Понятно, что не о зайцах. - А чего в кукурузе прячешься, Миша? - я окинул его взглядом с ног до головы. Он мне не нравился. Бывает так, человек с первого взгляда не внушает доверия. - Под стеблями не так жарко. Тебя как зовут? Не представился ты, нехорошо. - В посёлок пойдёшь - познакомимся ближе. По-другому не вижу смысла - Миша! - называть своё имя, - я давал ему почувствовать своё презрение. - Ну и не надо, твоё право. - Всё ясно. Так почему ты в посёлок не идёшь? Два километра - не так уж далеко, - задаю вопрос, желая услышать ответ, так как указатель этот стал внушать ужас больше, чем гул в ушах и предупреждение не ходить в подсолнухи; я посмотрел на указатель снова. - Жду. - Чего ждёшь. - Тебя, может быть, жду, - огрызнулся он. Кажись, до него дошло, что я не питаю к нему уважения. - Я мог и не появиться. - Ты же появился. - Смотрю, у тебя третий глаз открылся. Только что? - Не трудно догадаться. - С такой плотностью населения, не мудрено... - я издевался. - Я вижу, а ты не прогляди, - он решил съязвить. У него получилось. - Что будем делать? - вот и поговорили, думаю. - Я буду ждать. - А чего ждать, не понимаю. Надо в посёлок идти. - Ты иди, а я здесь посижу. И про меня не забудь сказать. В посёлке. Странный человек этот, Миша, - мешок картошки! Я так не смог бы сидеть, спрятавшись в тени. Всему своё время, а момент пришёл тот, когда ждать - смерти подобно. - Как хочешь, я ухожу, - но я продолжал стоять на месте. Оставаться одному, по правде, мне не хотелось. - Иди, чего стоишь? - Иду. Попытка увлечь его за собой не увенчалась успехом. Он снова скрылся в кукурузе. А я пошёл прочь от него. Если доберусь до Латышей, специально не обмолвлюсь о нём ни словом. Забуду. Пусть дальше сидит, ждёт... Миша.
Приключения, риск - вот чего мне было меньше всего нужно. Конечно, это могло раскрыть мои настоящие возможности. Но мало хотелось. Знал я таких, рискованных, ездили в непогоду на водохранилище и кончили тем, что утонули в своём искусственном море. Я в этом отношении фаталист. Двум смертям не бывать, значит - суждено сгинуть на пустынной дороге. Я ловлю себя на мысли, что подобным образом человек начинает стареть, не телом, а душой, когда ему ничего другого не хочется, кроме, наверное, спокойствия и определённости. Дети, наоборот, стремятся к приключениям, стабильность - это не для них. Я пытаюсь сравнить себя со стариком. Мало приятного. Но надо быть честным. Понимаю, что у меня занижено самомнение. Но это к лучшему. Такие, как я, не часто щелчки по носу получают... Кажется, я оправдываюсь перед самим собой - а что мне остаётся делать? Ни одного деревца на обочине! Слабый ветерок дует со стороны подсолнухов. Они шевелят листьями - кукуруза же, напротив, не шелохнётся. Я беру левей, не зря Миша заикнулся, чтобы я не совался в подсолнухи. Жизнь не идёт спокойно своим чередом, она - кусается. Взгляд падает на асфальт. Почему-то раньше я не особо обращал внимания себе под ноги: насекомые - кузнечики и жуки - переползали через дорогу, они уходили из подсолнухов, их что-то гнало оттуда. Может, ядохимикатами опрыскивают подсолнечник? Смотрю вдаль. Дымка. По чести сказать, я был близорук, но кто-то шёл мне навстречу. Серая точка увеличивалась в размерах, приобретала гуманоидную форму - большая голова, тонкая шея, длинные руки. Затем она преображалась более отчётливо в человеческую - некто с палкой в руках шагал, но, в отличие меня, он торопился, семенил мелкими шажками. Незнакомец поравнялся со мной. Это был старичок, маленький и щуплый. Из местных, однозначно. Его длинный нос и узкий подбородок придавали ему сходство с гномом. Колпака не хватало. Вместо него на голове старичка была натянута кепка, козырьком назад, так сказать, всё у нас по моде. Лёгкая белая футболка, грязная, трико с оттянутыми коленками, на ногах калоши. Ноги у него, подумалось, потные (сам я был в пляжных тапочках), жара ведь, но потом вспомнил, что в Афганистане, например, всё мужское население ходит в калошах - в советские времена эта была единственная страна, которая импортировала у нас "национальную обувь". - До Латышей далеко, отец? - Два километра, - он не сделал попытки остановиться. Я преградил ему путь. - Это я знаю. Указатель видел, не слепой. Но я иду, ни два, ни три километра, но никакого посёлка и в помине нет. Мистика какая-то! Старичок усмехнулся, сказал что-то своё: - Гиблое место у нас, гиблое! Автобусного сообщения с районом нет, я сам ни один километр наматываю, покуда доберусь... - и пошёл дальше, оттолкнув меня палкой, чтобы я уступил ему дорогу. Останавливать я его не стал, значится, посёлок близко. Сколько ж там людей проживает? Одни старики, поди. Помощи от них никакой, понятно, но хотя бы водой напоят, и на том спасибо. Провожая его взглядом, откручиваю бутылку, допиваю минералку. Пустую тару выкидываю в подсолнечник. Шум листьев, как будто кто-то удаляется вглубь поля, дал точно понять - там нечто живое есть. Позабыв о странном гуле и страхе, я ринулся за кем-то, кто, как казалось, следил за мной. Однако, не пройдя и пяти метров, чего-то я испугался, повернул обратно, вышел на дорогу - показалось, думаю. Но там, в подсолнухах, было ощущение, надо полагать, отчуждённости, как будто ты совсем в другом месте находишься, а не в поле, где рядом проходит дорога, - кто-то б другой назвал бы это другим измерением, наверно, но я не был так категоричен. И вообще, всё это сущий бред параноиков! Мистификация, ложь. Старичок скрылся из виду за бугром. Сколько точно прошло времени, я не знал. Сотовый не работал. А ручных часов я не носил. Я по-прежнему шёл прямо, никого не встречая. Хотелось плакать. От безысходности. Так не бывает, успокаивал я себя. Просто посёлок далеко, поздно или рано я доберусь до него. Видимо, я находился в какой-то прострации, потому что вокруг себя ничего не замечал. Шёл, как прежде, изнывая от зноя (от жажды больше), думал ни о чём, наверное. Пока не наткнулся ещё на один автомобиль. Это был микроавтобус. Он стоял по ходу моего движения - очередной несчастный. Я заглянул в него - никого. Двери открыты, ключей в зажигании нет. - Где же водитель? - я начал разговаривать сам с собой. Это не удивительно. Выйдя из салона, увидел две фигуры, удаляющиеся в направлении "призрачного" посёлка. Я кинулся вдогонку. Тот же самый указатель говорил об одном и том же: Латыши, два километра. Подхватив камень, я кинул его в знак. Раздался грохот. Те, кого я пытался догнать, оглянулись. Это были женщина и мужчина.
- У вас то же самое, смотрю. Давно стоите? - я догнал их. Ждать да догонять - нет того хуже. - Надо было торопиться? - спросила девушка. - Случай такой, - говорю, - приходится. - Мы потеряли счёт времени, - сказал парень. - День сегодня во всех отношениях для всех неудачный, отстой. Пареньку было лет двадцать, а его спутнице, вероятно, и того меньше. Они казались братом и сестрой. Блондин и блондинка. Черты лица утончённые, изящные. Если девушку это украшало, то паренёк казался слабеньким совсем, на чём душа-то держится... - В посёлок идёте? - Сколько ждать-то можно помощи, а? - ответил паренёк. - Есть и такие людишки, готовые сидеть сутки напролёт и ждать с моря погоды. Встретил до вас. Значит, нам по пути, - сказал я. - Старичка не встречали? - Видели, - сказала девушка. - Со мной он не стал разговаривать, хотел прояснить ситуацию, но он меня палкой прогнал, - я улыбнулся. Мы шли вместе. Я чуть отставал ото всех. Паренька звали Андрей, его девушку Таня, они, как и я, срезали путь, но ехали в гости к родителям Тани. В отличие от меня, как выяснилось, они были скреплены узами брака. Я поинтересовался, не рано ли сковали себя одной цепью, можно было ещё погулять. Андрей сказал, что они знают друг друга десять лет. Стало быть, время пришло. Про себя я ничего не стал говорить, заметил, что ехал в Геленджик, чтобы отдохнуть. Вопрос, который беспокоил меня больше всего, крутился в голове, но я не мог его правильно озвучить. Накопленная за день информация не была разложена по полочкам. Я сказал: - Вам не кажется странным всё это? К моему удивлению, ответила Таня, хотя я обратился к Андрею. Она сказала: - Нет, - и смолкла. Девушка, казалось, могла всё объяснить, но не хотела себя утруждать. (Сейчас-то, задним числом, я мог бы частично всё растолковать.) Повисла пауза. - Я думаю иначе, - говорю. - Во-первых, почти пустая дорога, вы третьи, кого я встретил за всё это время, во-вторых, зайцы, бегущие из подсолнечника в кукурузу, насекомые, пчёлы... далее, гул в ушах, необъяснимое чувство страха... несколько минут назад у меня создалось впечатление, что за мной следят, кто-то прячется в подсолнухах... и сейчас это происходит... - Неужели, Серёжа, ты не знаешь, что в жизни бывают такие положения, в которых решительно нельзя ничем помочь и решительно ничего нельзя сделать путного? - Таня говорила как будто она уже взрослая женщина, достигшая сорокалетнего рубежа. - Разве ты не видел? - спросил Андрей. Он как бы обронил слова между прочим. - Что именно? - Значит, не видел. Я тоже не видел. А Таня утверждает, что видела. - Да, видела, - сказала она, - тарелку видела, серебристо-жёлтого цвета, она - то появлялась в небе, то - растворялась, как сахар в стакане с чаем, словом, пульсировала... и вижу прямо сейчас, как некто скрывается в подсолнухах. - И что же он делает? - Андрей, было заметно, не верил ей. Он похож на меня, подумалось, только ещё больше Фома неверующий. - Сергей правильно сказал, кто-то следит за нами. - Но я никого не вижу. Где, Таня, он прячется? Там, - Андрей указал рукой назад, - или там? - его рука указала вперёд. Я заметил, что у него необычайно длинные руки. - Тебе не дано. Я вмешался в их разговор, сказал: - Лично я, честно признаться, никого не видел, не встречал, что могло ввести в самый настоящий ужас, летающие тарелки считаю вымыслом, но чувствую какое-то присутствие... не знаю, как объяснить. - Потому что мы разные, - сказала Таня. - Это нормально. - Вот поэтому я на ней и женился, с ней не соскучишься. Некуда от неё было деваться, как только бежать под венец. Любовь у нас! Крепкая штука... Я понимал Андрея, думая о Майе. - Не знаю, а мне Таня кажется нормальной девушкой. Я бы сам на ней женился, - пошутил я, а сам удивился своей шутке, зачем я всё это говорю. Действительно, она выглядела намного симпатичней Майи, не только физически. Видимо, поэтому я распустил язык. - Потому что ты её плохо знаешь, - Андрей не обратил внимания на мои слова. - Не спорьте, мальчики. Я польщена вашим особым вниманием, но, если говорить об этих мистических событиях, всё очень просто, на мой взгляд. Некие "вирусы", заложенные у нас в подсознании - у одних их больше, у других, наоборот, меньше - дают повод сомневаться, а внешние силы оказывают физическое воздействие на органы чувств, происходит борьба между тем, что мы видим и чувствуем. Хорошее не всегда лучшее, потому что есть ещё и плохое, а это хуже хорошего: всегда приходится спотыкаться. Мы споткнулись на необъяснимом феномене. - Она будущий психолог, - пояснил Андрей. - Я мало чего понимаю, Таня, но ответь мне на такой вопрос. Он меня не покидает с того момента, как заглохла машина. - В тринадцать часов двадцать три минуты? - Наверное, так. Точно не скажу. - В этот самый момент, - сказал Андрей, - она заметила НЛО и машина заглохла. Самое интересное то, что она его видела, а я не видел. Даже злиться на меня стала, чурбаном обозвала. - Я не могла представить, что ты действительно слепой. - А теперь? - Да, слепой, - она посмотрела на подсолнухи, - так ты, Сергей, говоришь, чувствовал что-то... и сейчас чувствуешь? По-видимому, Таня обладала хорошей памятью, не девичьей, интуицией и, может, чем-то ещё - она отличалась от обычной девушки из ночного клуба, она отличалась интеллектуально, она отличалась и от Майи. - Вот я и хочу спросить, нормально ли это... ну, с головой у меня. Так как и я, и ты, Таня, кажемся сумасшедшими в глазах Андрея. Я ещё скажу, что посёлка Латыши не существует, - пожалуй, я задал вопрос, тот самый, какой хотел, чтобы разрешить некоторые свои сомнения. - Да, ребята, - Андрей усмехнулся, - на солнце вы перегрелись. Скажите, что старик - это инопланетянин, - он засмеялся, - дорога эта ведёт в ад, а мы находимся на другой планете... С меня хватит! Я пошёл в подсолнечник... Отолью! Андрей быстро свернул с дороги. Таня попыталась его остановить, но он нырнул в густые заросли и исчез. Я, стало быть, собрался последовать за ним, чтобы не дать ему уйти далеко, но Таня резко предупредила: - Не ходи, он не вернётся, его уже забрали. Всё произошло в одно мгновение. Было видно, как кто-то удаляется быстро вглубь поля, ломая подсолнухи, но я думал, это был Андрей. Честно признаться, человек вряд ли разогнался бы до такой скорости. - Я его встречу через несколько часов, - добавила Таня. - Сумасшедшие не ты и не я. Сумасшедший Андрей - он ринулся в омут с головой, потому что не верил, не боялся и был не осведомлён. Он сознательно так поступил. Пространные речи не вселяли надежды. Казалось, надо мной зло шутили. Но не могли разные люди одновременно сговориться и всё эдакое подстроить, не верилось. Скрупулёзное расследование причин этой пропажи и всего остального, по-видимому, ни к чему бы ни привело. - Получается, дорога эта является неким буфером? - я стал ей доверять, что ли. - И буфер, и защита, но почему так происходит, я объяснить не могу, - Таня перевела взгляд на дорогу. Всё это время она смотрела сквозь стебли подсолнечника. Мы пошли дальше. Казалось, что Андрей должен выйти - есть ли смысл ему прятаться от нас? Но он не выходил. Я спросил: - А что там, в конце пути? Мне кажется, что посёлка нет. Может, остановимся? - Серёжа, я не знаю, поэтому стоит идти, - она внимательно посмотрела на меня. На её лице не дрогнул ни один мускул. Действительно, очень странная девушка. И очень красивая! Мы шли молча. Не разговаривая. Каждый думал о чём-то своём. Я вспоминал Майю, а Таня, не сомневаюсь, думала о своём муже. Её сухая реакция на исчезновение Андрея меня удивляла, другая девчонка заплакала бы, а эта - нет. Почему так? Слишком много вопросов и мало ответов. Таня неожиданно сказала: - Удивляюсь, как такой человек, как Андрей, мог так глупо поступить, опрометчиво? - Об Андрее думаешь? - О нём, конечно, - со вздохом ответила она. - Как не думать? Но дело не только в этом... - Боишься, чего бы ни случилось с ним? - Уже случилось, но он вернётся. Только что это будет за человек, ей-богу не знаю. Татьяна сумела понравиться мне, но чувствовалось предупреждающее "быть бычку на верёвочке". И я отогнал дурные мысли. Майя не простит.
После пяти или шести часов ходьбы жажда была плохим попутчиком. Я предложил попробовать пожевать молодую кукурузу - кочаны только-только наливались молочной белизной. Таня отнеслась к этой идеи с некоторым скепсисом, типа выйдет ещё хуже. Я отломил кочан - сырой продукт, за вкус не берусь, а мокренько будет, - очистил и первым попробовал: терпкий привкус, но не противный, заглушил потребность пить. Девушка последовала моему примеру, закашлялась, сгрызла зёрна ещё раз - заодно исчезло чувство голода. Наш путь лежал дальше. Честно сказать, я уже не горел желанием идти вперёд, не видел смысла. Было разумнее, я предполагал, повернуть обратно - из-за всякого пустяка может человек много выстрадать. Правда, пугало то расстояние, которое я преодолел, - может, я ошибаюсь, и совсем скоро всё закончится, сказать, благополучно, мы придём в посёлок и забудем, как дурной сон, что с нами приключилось: Таня встретит Андрея, я найду мастера, чтобы починить автомобиль... - Не молчи, - сказала Таня, - говори, и так гнетущая обстановка. - А что говорить? - мне не особо хотелось разглагольствовать. - Расскажи про себя. Мне интересно. Я о тебе совсем не знаю. Странная просьба. Распространяться о себе не хотелось, так как стал я излишне осторожен, боялся даже того, что не таит в себе особой опасности. Я не привык быть открытым, Майя много про меня не знала, кстати сказать. Но Таня мне нравилась, и я решил довериться, не вдаваясь в подробности, выложить, представим так, вершки. Ведь иногда, конечно, хочется довериться человеку, но здесь, правда, сработал автостоп. Я сказал: - Говорить особо-то нечего... Не знаю, за всё время моего, скажу так, существования у меня никогда ничего не получалось: в школе учился посредственно, наука навевала скуку; дрался плохо, чаще получал по физиономии, чем давал сам; работать не любил, и это не странно - физический труд вряд ли облагораживает: в трудовом лагере преподаватели меня называли лодырем; в армию не пошёл - откупили родители. Я сейчас всё это говорю - где-то не договариваю. - И замолчал. Таня спросила: - Куришь? - Тебе дать сигарету? - Если есть, пожалуйста. - В такую жару и курить особо не хочется, - я протянул девушке огонь от зажигалки, и сам закурил. Мы остановились. - У нас у всех есть свои червоточины, - сказала девушка, глубоко затянувшись дымом. - Поэтому, видимо, так и складывается. Понимаем, видим, а менять - желания нет, приложить усилия надобно. Если бы ни ты, Таня, я повернул обратно, - признался я. - Всё сказанное - задним умом выстрадано. Ни я один такой - многие. - Я натурщицей подрабатывала у одного художника, - стала она говорить, глядя куда-то в сторону. - Антонов его звали. Имени не знаю, так все его называли, мужчина в возрасте. Он смотрел на меня всякий раз и всегда повторял, что чрезмерная красота внушает ужас. Я не видела, как он делает наброски карандашом на бумагу и, взглянув после, приходила всякий раз в крайнее негодование, когда рука художника портила ту самую натуру, с которой она писалась. А он часто меня приглашал в мастерскую, полуподвальное помещение, и всегда, мне казалось, издевался надо мной, превращая мою фигуру в бесформенное тело, а лицо - в некий шарж. Его восприятие окружающей действительности походило на кривое зеркало, но смешно не было, - то, что видел он, я не замечала. Почему-то я не представляла цветок розы, который смог бы меня напугать - не получалось. Разве только шипы, но я видела только сам цветок. Однажды я дала понять Антонову, что он старомоден, косвенно, не прямо, мол, где-то я уже подобное видела. Он улыбнулся и сказал, что не пытается передать в мельчайших подробностях тот объект, который он пишет, в рисунке нет новизны - самовыражение есть. Мой карандаш - это гвоздь, бумага - это стена: я царапаю на стене. Я заметила, что это преувеличение, а он сказал, типа, так должно быть. Потом он спросил, как отзываются обо мне мужчины. Я сказала, мол, всегда лестно, мужским вниманием не обделена. Он заметил, значит, во мне видят красивую девушку. Я не отрицала его утверждения. Но он добавил, что идеальная красота не имеет той самой изюминки, которая смогла бы покорить мир, или маленький его участок. Обижаться на слова художника не имело смысла, а когда я узнала, что он дальтоник, то не могла поверить, что этот человек вообще художник! Свои черно-белые наброски он переносил на полотна, наполняя жуткие сюжеты реалистичными красками, - его сознание жило в другом мире, а тело находилось, как у всех, здесь и сейчас. - Из твоих слов я делаю вывод, - сказал я, - что мы всецело переместились в другое измерение, мир иной. Неужели эти миры так похожи друг на друга? Я отбросил окурок, добавил: - Не верю я этому. - Быстро ты, Серёжа, делаешь выводы. Не скрою: и я не верю, - сказала Таня, выпуская дым тонкой струйкой, - поэтому у нас с тобой проблемы. - Не только у тебя и у меня - по меньшей мере, у четверых, кого я сумел встретить. А у Андрея - и того хуже, видимо. - Со своими проблемами он справится сам, так как определил своё место. А нам, кажется, надо друг другу помочь... Я давно не курила, - сказала она, - голова кружится. Непреодолимое желание прикоснуться к Татьяне возникло спонтанно. Я не мог с собой совладать, её пространные речи делали намёк только на одно - она желала, чтобы я прикоснулся к ней. Руки сами обняли потное тело девушки, губы впились в губы - она не возражала, и я знал, что всё это вряд ли можно назвать взаимопомощью... Тлен будет, прах будет... и ощущение того, что я - добыча. Я целовал губы, а чувствовал вкус некой опасности, которая отзывалась уже знакомым гулом в ушах...
Таня увлекла меня в сторону подсолнухов - это должно было произойти! Я сорвал с неё одежду, стащил трусики. В сей момент гул прекратился, как будто всё успокоилось специально для этого соития. Я оказался внизу, девушка сверху. Что-то необычное было в её поведении - да, она имела силу, неприсущую такому хрупкому созданию. Попытка сопротивления не получилась, я был прижат к земле. - Прыткий ты какой! - произнесла Таня. - Не дергайся, - и я узнал в ней ту самую блондинку в своей квартире. А где же шипящая буква "ш"? Тёплые потоки энергии стали передаваться от неё ко мне - я уже пронзал её на всю свою длину. Сладкое чувство! Она - иномирянка. Я - человек. Для чего всё это? Тут же отозвалась шальная мысль, что мы заблуждаемся, раз верим, что пришельцы превосходят нас во всём. В техническом плане, наверное, - да, но в биологическом - они ниже нас. Вот им и надо наладить воспроизводство. Они живут среди нас. Только зачем они выбрали меня? Она сказала: - Почувствуешь приближение оргазма - положи руки на землю и раздвинь пальцы. Глядя ей в лицо, я уже не видел ту самую Таню, с которой шёл в Латыши. Мне показалось, я смотрю в лицо красивой самке, она ужасна, но она мне нравится... Все те же черты лица, белоснежный волос, бронзовый загар точёного тела, тёмные соски маленькой груди... Но это - особь, она приворожила, она и погубит, а я буду её любить... Стебли подсолнухов раздвинулись. Вышел Андрей. И в то же время не он это был - казалось, он напоминал того самого незнакомца в моей квартире, но мне, видимо, только казалось, потому что лица разглядеть я не мог, как и тогда у себя в квартире. Я непроизвольно дёрнулся. Таня нечеловеческим взглядом парализовала мою волю. - Он третий, так надо, - сказала она. Псевдо Андрей вытянул руки в нашу сторону. От него исходила иная энергия. Объединяясь с энергией Тани, я чувствовал всем телом особенное тепло - оно отличалось от тёплой воды, с которой я попытался это чувство сравнить. Это было космическое тепло посторонней сексуальной энергии. Андрей был тем самым, кто усиливал эту энергию, участвуя в контакте иным путём, мне не понятным. Оргазм подходил волной цунами. Я положил руки, как она просила, и развёл пальцы... Боже, как же я за это поплатился! В самый завершающий момент моя партнёрша изогнулась и со стоном прижалась пальцами своих рук к моим рукам. Из меня потёк огонь... Было полное ощущение, что мой член превратился в огнемёт. Боль страшная! Я не закричал - я заорал! И это был не вопль удовольствия - меня буквально скрутило от боли. Несколько минут я не мог прийти в себя и всё кричал, тряся руками. Потом боль в пальцах потухла, и меня всего стало корёжить: тело изгибалось самым немыслимым образом. По всем сосудам гулял огонь, самый настоящий, похожий на "горячий укол", но в сотни раз сильней. Я думал, что сгорю в этом огне. Мне помог Андрей. Когда я уже отправлялся на тот свет, он подошёл к нам, скинул с меня Таню и брызнул с овального сосуда мне в лицо какой-то жидкостью. Последнее, что я услышал перед тем, как потерять сознание, так это обвинительный тембр голоса Андрея: - Ты что делаешь? Это же низшее существо! Его могла убить твоя энергия! Пусть он нам уже не нужен... - и я отключился. Забвение. Пустота.
Сколько был без сознания, не знаю. Голый, я очнулся в подсолнухах. Рядом никого нет. Одежду я не нашёл. Осмотрев себя, заметил на кончиках пальцев небольшие ожоги. Но боли не было. Царапая тело о жёсткие листья подсолнечника, я выбрался на дорогу. Солнце поднималось над горизонтом. Раннее утро. Я пошёл, покачиваясь, в сторону посёлка. Очередной указатель (не такой обшарпанный) упрямо гласил об одном и том же: Латыши, два километра. Дорога пустая. Ничего не изменилось. Я вспомнил о Майе и о том, как иномирянка в последний момент, на пике оргазма, пыталась коснуться всеми пальцами рук моих пальцев. Что это? Я верил всему случившемуся потому, что шёл голый. Прикрыться чем-либо не хотелось, даже если бы навстречу шла незнакомая женщина. Зуд. Неприятное ощущение на головке члена. Я откатил крайнюю плоть. Тонкий золотой волосок блестел на солнце - последнее доказательство того, что случилось. Я смачно сплюнул на ладонь, протёр крайнюю плоть и головку члена. Волосок не был человеческим. Даже на первый взгляд у него была совсем другая структура. Я взял его двумя пальцами, поднял руку, посмотрел в последний раз - и дунул, разжав пальцы: волосок полетел в подсолнечник, как лёгкая паутинка. Контакт состоялся. Для меня. В душе что-то происходило. Похоже, меня не посчитали равноправным человеком, стоящим на одной ступени с ними. Поделиться подробностями своих испытаний, когда выберусь отсюда? Придётся. Хотя не хочется. Был ли я подопытным кроликом? Был. Нас, видимо, мало таких, но мы есть. Особые особи, над которыми теперь будут измываться другие. Дорога пришла в тупик. Она должна была когда-нибудь кончиться. Я не предполагал, что именно так произойдёт. Асфальт обрывался: передо мной расстилалось бескрайнее пшеничное поле. Я стоял и смотрел вдаль. Бесконечность. Повернулся назад - прошедший путь. И снова посмотрел вперёд. Мысль о том, что пшеницу должны уже убирать, толкнула в спину. Я нырнул в колосья, как в морские волны, и поплыл прямо, как делал всё это время.
*** Я спросил у врача: - Майя знает обо мне? - Дорогой мой, теперь о вас никто не узнает - вы станете совсем другим человеком. Понимаете? - и он сделал укол. - Вы - без вести пропавший. - Понимаю, - сказал я и лёг в кровать, устеленную белоснежной простынею. Ничего не хотелось, только спать.