Глумов Виктор : другие произведения.

Враги по оружию

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Слишком долгое время Пустошь была под властью враждебных кланов. Наступает время порядка. Сейчас судьба мира находится в руках солдат из Омеги. Впереди молодого наемника Лекса и фермера по имени Артур ждет новое испытание большая война! Заключив союз со всеми топливными кланами, Омега отправляет свои бесчисленные войска на Москву. Правил больше не существует, и человеческая жизнь потеряла свою ценность. Уже не осталось времени думать о том, что случиться завтра. На данный момент единственная цель героев - суметь спастись в смертельном водовороте, когда кровные узы перестали что-то значить, а бывшие товарищи становятся непримиримыми врагами.

  Пролог
  
  Последний радиосигнал от Тео Лекс получил в полдень, что-де на место прибыли, всё в порядке. Обычно взимание платы занимало полчаса-час, после чего колонна отчитывалась о проведённой операции и отправлялась в гарнизон. Тео не спешил выходить на связь второй раз. Молодой радист, Рон, безрезультатно насиловал передатчик.
  - Наверное, точка накрылась, - наконец проговорил Рон и стянул наушники, щеки парня горели пунцовым, уголок глаза дёргался.
  Рон недавно выпустился и не достаточно хорошо освоился - Лекс сомневался в его компетентности и потому решил самолично проверить связь. Потупившийся Рон замер в сторонке.
  Связи действительно не было. За два года службы Лекс не помнил, чтобы передатчики ломались. По Уставу в подобной ситуации ему подобало выждать два часа - ровно столько времени требовалось, чтобы преодолеть расстояние от фермы Хмурого до Гарнизона - и лишь потом принимать меры. То есть высылать на место штурмовую группу.
  - Вольно, Рон, - Лекс отложил наушники, смерил кабинет шагами и, заведя руки за спину, уставился в окно, из которого открывался вид на красновато-жёлтый Холм, поросший щетинистой травой.
  Восемь сезонов назад в гарнизон явился проситель - Юри Хмурый, да не один, а с десятком отборных головорезов. Прослышал бандит, что разработана в Цитадели Омега бурильная машина, с помощью неё роют колодцы фермерам в обмен на сотрудничество: Омега фермерам - воду, фермеры Цитадели - продукты. Как мог, Юри рассыпался в любезностях, пообещал всяческую поддержку и солидную плату. Устал-де старый разбоем промышлять, мирной жизни ему захотелось. Лекс прикинул, решил помочь. И ни разу не пожалел. Сейчас на ферме Юри трудилось несколько сотен человек.
  В начале сезона Юри жаловался на неурожай: пшеница не заколосилась, кукурузу жара побила, скотина передохла, и просил уменьшит плату. Лекс отказался. Во-первых, как бы ни шли дела на ферме, Юри всегда ныл, а во-вторых, продовольственный план уже был составлен и заверен в Цитадели. Пожалей Лекс Юри, придётся других обирать.
  Получив отказ, Юри поник, потоптался у выхода, обернулся...
   Вспомнив его взгляд, Лекс метнулся к радиоточке и приказал:
  - Сержант Рик! Штурмовую группу - срочно на ферму Хмурого.
  Из наушников донеслось "так точно".
  ***
  Лекс наплевал на Устав, и к ферме ехал не в танкере, а в грузовике, чтобы обозревать окрестности. Он до последнего надеялся, что вот сейчас из-за поворота вырулит колонна, окутанная облаком пыли. Ни разу фермеры не оказывали сопротивления Омеге - с какой стати? Выгоднее от омеговцев откупиться и жить себе спокойно, чем бороться с ордами кетчеров и прочих неудачников, охочих до чужого добра. Но чем ближе колонна подъезжала к ферме, тем отчётливей становилось дурное предчувствие.
  У ржавых ворот Лекс заметил танкер, а вот ни грузовика, ни омеговцев поблизости не обнаружилось.
  - Полная боевая готовность, - скомандовал Лекс по рации.
  - Так точно, - отозвался Рик.
  За два года службы Лекс успел привыкнуть к своим бойцам и отказывался верить, что мог их потерять.
  В знойном мареве тонула ферма. Не обычная ферма Пустоши, ощетинившаяся колючей проволокой, ограждённая забором из побитого ржавчиной железа - мирное поселение с невысоким каменным забором, за которым угадывались сложенные из известняка постройки. Дозорная башня напоминала обычный дом, стёкла отражали лучи закатного солнца и отливали золотом. Обычно, завидев омеговцев, дикие начинали суетиться и заранее отпирали ворота. Сейчас же в окрестностях фермы - ни души.
  Танкер, шедший в авангарде колонны, затормозил. Лекс подождал, пока экипаж займёт боевые позиции, спешился.
  Поскрипывали петли незапертых ворот, да ветер со свистом вращал лопасти ветряков. Нехорошая тишина - мёртвая.
  Экипаж танкера, восемь человек, с автоматами наготове замерли у въезда. Трое рядовых устремились за ограждение - хлопая крыльями, в небо взвилась стая ворон. Птицы покружили над фермой и расселись вдоль забора. Донеслись сдавленные ругательства. Сжимая автомат, Лекс побежал к воротам, забыв о том, что ему может грозить опасность.
  В середине двора, у колодца, на виселице болтались голые тела. Ещё три трупа распластались на земле. На спине ближайшего краснела расклёванная рана, лица двух других вороны изуродовали до неузнаваемости.
  Танкист Глыба ногой перевернул тело, лежащее на спине, и многоэтажно выругался. Плечи его опустились, он сел на корточки возле мертвеца и ссутулился. Когда Лекс подошёл к Глыбе, узнал в погибшем рядового из новеньких. В трёх шагах лежал сержант Тео. Наверное, проклятые дикие напали внезапно, перебили бойцов и раздели, пуленепробиваемые жилеты - отличная добыча. Нелюди. Падальщики. Они ничем не лучше ворон, пирующих на трупах. Никому не будет пощады!
  Лекс сжал кулаки, кровь прилила к щекам.
  - Обыскать деревню! - крикнул он. - Найти выродков любой ценой!
  Но бойцы отлично знали своё дело и уже прочёсывали ферму.
  - Пусто! - донеслось издали. - Они ушли.
  Пока бойцы из второго танкера снимали повешенных, взбешённый Лекс обходил дом за домом, сарай за сараем, хотя отлично понимал, что бунтовщики погрузили пожитки в угнанный грузовик и покинули деревню. Найти бы хоть кого-нибудь! Растянуть на воротах и оставить медленно поджариваться. И предсмертные вопли будут ласкать слух, как самая нежная музыка. Смерив шагами очередную комнату, Лекс на миг остановился у почерневшего зеркала и не узнал себя. На него глядел хищник, замерший перед прыжком. Лекс ударил - зеркало рассыпалось осколками.
  На трупы, сложенные в рядок у колодца, Лекс старался не смотреть. Внутри бурлила и клокотала ярость. Отодвинув Глыбу, смолящего самокрутку, он вскарабкался на танкер, надел наушники, связался с гарнизоном и доложил:
  - У нас потери. Восемь рядовых и сержант Теодор. Ферма Хмурого взбунтовалась. Срочно доложить командиру гарнизона.
  Лекс откинулся в неудобном кресле, ожидая распоряжений, хотя заранее знал реакцию руководства. Поимка бунтовщиков была делом чести. Отныне Хмурый вне закона.
  ***
  Спустя два часа поступило донесение: беглецы расположились на ночлег на свалке недалеко от фермы Артура, названного брата Лекса. Женщинам и детям приют предоставил Артуров сосед - Феня, хотя в каждом посёлке была радиоточка, и всем сообщили, что людей Хмурого ищут омеговцы.
   Лекс получил приказ зачистить деревню.
  На место прибыли, когда Пустошь укутала серая шаль сумерек. В мареве, поднимавшемся над раскалённой землёй, трудно было разобрать детали, и ферма на вершине холма напоминала навечно застывшего гигантского киборга с дозорными вышками вместо глаз. Сейчас они равнодушно обозревали дорогу.
  Лекс сгорал от ненависти к каждому дикому и всей Пустоши, ведь недалёкий, немного наивный добряк Тео был его единственным приятелем. Месть мутила его рассудок, как чёрный дым пожара застилает разрушенный город. Он мечтал сравнять с землёй ферму предателя-Хмурого, а с каждого его человека живьём содрать кожу.
  По рации Лекс получил приказ поддержать лейтенанта Ашера, который прибыл на ферму раньше, хотя Лекс горел желанием зачистить помойку и с наслаждением наблюдать, как пламя пожирает преступников. Что ж, предатели - убийцы в перспективе. Вторая жена Хмурого - старшая дочь Фени. Неудивительно, что он вызвался помочь мятежникам.
  За распахнутыми воротами угадывались очертания танкера, преграждавшего путь. Пришлось оставлять боевую технику при въезде. Как только Лекс высунулся из люка, до слуха донеслись бабьи вопли.
  По мере того, как Лекс приближался, крики усиливались. Застрекотал автомат, выстрелы стихли. По-видимому, дикие не сопротивлялись.
  Диких выстроили вдоль ограждения, склёпанного из ржавых кузовов. Бабы толклись слева, угрюмые мужики, все как один бородатые, - справа. Мужчин и женщин разделяли двое солдат с автоматами. Ещё двое прохаживались вдоль пленных. Всего диких было человек тридцать. Возле офицера семенил коротконогий пузатый доносчик - Вымя. Феня стоял на коленях между автоматчиками и вытирал расквашенный нос.
  - Где мятежники? - спросил Лекс, шагнув к офицеру.
  - Прочёсываем деревню, - бесстрастно ответил Ашер и ткнул прикладом Феню, пытающегося встать с колен.
  Лекс схватил доносчика за грудки, встряхнул:
  - Наврал нам, паскуда?!
   Вымя втянул плешивую голову в плечи, выпучил белесые глаза и затрясся:
  - Я н-не знаю, н-не знаю, где они прячутся! Н-не знаю! Я всё сказал, что знал!
  Подоспевший сержант Рик, пожилой мужчина из диких, схватил за волосы первую попавшуюся девчонку, швырнул в пыль и прицелился ей в висок.
  - Где мятежники?
  Девчонка заскулила, закрыла лицо руками.
  - Считаю до трёх, - проговорил он. - Если не ответите, я вышибу ей мозги. И раз, и два...
  Все, даже тощая баба, похожая на высушенную рыбу, поняли, что он не шутит. Баба закричала:
  - Пощадите! Скажу! Всё скажу!
  Феня выругался и сплюнул, но тягучая слюна, смешанная с кровью, повисла на подбородке. Девчонка попыталась уползти к домам, но Рик пнул её, и она распласталась на земле. Баба, по-видимому, мать, указала на железные пластины ограждения и пробормотала:
  - Там убежище...
  Тотчас односельчане отшатнулись от неё, как от зачумлённой. Женщина всхлипнула и, будто молясь, сложила руки на груди.
  - Проверить! - Лекс стволом автомата указал на ограду - бойцы подчинились.
  Со скрежетом отошла крайняя пластина, и Рик воскликнул:
  - Вот они! А ну на выход, свиньи!
  Их было человек двадцать: молодые женщины семенили гуськом, прижимая к себе скулящих детей. Тонкая, как тростинка, девушка с младенцем на руках рухнула на колени и запричитала, пытаясь схватить Рика за руку:
  - Отпустите нас... мы не виноваты...
  Рик скривился и оттолкнул её.
  - Да будьте же людьми! - перешла на крик она.
  Стройная брюнетка, замыкающая шествие, споткнулась, откатилась в сторону - в её руке блеснул кинжал. Ударить Рика она не успела - её прошила автоматная очередь.
  На выстрелы прибежали люди Ашера, выстроились напротив пленных. Судьба их ждала незавидная: мужчин и баб, потерявших товарный вид, было приказано пустить в расход, молодых женщин отобрать, чтобы продать подороже - на Мосту, на невольничьем рынке, как и детей.
  Ашер ткнул автоматом в двух старух, кивком указал им направо. Ничего не подозревающие бабы подчинились.
  - Вы обвиняетесь в предательстве, - огласил приговор Ашер, прохаживаясь перед пленными мужиками, подождал, пока рядовые прицелятся, и продолжил, - и приговариваетесь к расстрелу. Готовься... Целься... Огонь!
  Рука Лекса не дрогнула, когда он нажал спусковой крючок. Эти люди пошли против порядка. Если сегодня дать слабину, завтра другие последуют их примеру.
  Грохот выстрелов утонул в женском вопле. Бабы продолжали орать, даже когда всё было кончено.
  Дальнейшую операцию надлежало выполнить взводу Ашера. Рядовые оттеснили молодых женщин и приготовили ножи - резать им уши. Когда девочку лет четырнадцати поволокли в сторону, она ошалелыми от ужаса глазами посмотрела прямо в душу Лекса. Сглотнув, он отвернулся и приказал своим бойцам:
  - Уходим. Дальнейшее - дело людей лейтенанта Ашера.
  Командование там, откуда не разглядеть заплаканных женских лиц. Высший офицерский состав должен принимать жестокие решения - во благо погрязшей в невежестве Пустоши. Когда-нибудь и Лекс научится быть отстранённым. Сейчас же ему хотелось вымыться, содрать форму, пропахшую кровью, ведь раньше Лексу не доводилось участвовать в зачистках, да и справедливость он представлял себе иначе. Но приказ обжалованию не подлежит.
  Глава 1. Манисова ферма
  
   - Ах ты, волчье дерьмо!
  Артур вздрогнул от неожиданности - бас Выползня, парняги тупого, но исполнительного, разорвал послеполуденную дрему, вспорол зной и громом пророкотал над Пустошью. Что у них там опять случилось? Кричали у загона с молодыми манисами, предназначенными на продажу. Артур отложил выменянную у торговцев двустволку, вытер о шорты руки, испачканные смазкой. Надо бы посмотреть, чего Выползень разоряется, но так лень идти из тени на солнцепек...
  - Заешь тебя некроз! - надрывался Выползень. - Сейчас Самому скажу!
  "Самому" - это, значит, Артуру. Скажет такой... Ох, скажет - все услышат. И, точно, из дома послышался детский плач. Разбудили малявку. Артур представил, как вышибает Выползню зубы прикладом. Полегчало. С кем там Выползень? Второго голоса Артур не услышал. Тяжело вздохнув, хозяин фермы поднялся с тюфяка и выбрался из-под навеса. По темечку будто сковородой стукнули - сезон дождей миновал давно, и Пустошь вместе с людьми, мутантами и мутафагами плавилась, выгорала, блекла под жаркими лучами.
  Во дворе фермы Артуру не встретилось ни души. Отсыпались гости, дрыхли рабочие, валялись на вонючих постелях шлюхи. Утоптанная потрескавшаяся земля обжигала ноги сквозь подошвы ботинок. Над крышами домов дрожало марево. У коновязи под навесом дремала одинокая кобыла. Ворота фермы были закрыты, от дозорной вышки доносилось тихое пение и пахло съестным. Артур любопытства ради свернул туда - дежурный Зяма жарил на листе жести выпотрошенную ящерицу. Костер Зяма разводить не стал - металл и так раскалился. Дежурный напевал себе под нос:
  - Я снимаю с камней ящерят,
  Даже если они не хотят,
  Даже если пищат и орут,
  Понимая, что скоро сожрут.
  А потом потрошу ящерят,
  И они так забавно скворчат!
   Увидев Артура, Зяма замолчал и подобострастно улыбнулся, хозяин фермы с достоинством кивнул в ответ.
  - Дерьмо жрать будешь! - Обещал кому-то Выползень.
  "Это мы еще посмотрим, кто и что будет жрать", - Артур взял от ворот правее и поспешил вдоль забора. Зря, ох зря Выползня на работу принял. При отце, покойном Шакале, такие здесь жировали, Артур же тупых исполнителей не жаловал. Надо было гнать этого шумного громилу, как на ферме появился. Сейчас всех переполошит, и вечером мужики Выползню морду начистят, а драки - последнее дело. Плохое дело...
  Артур потянул на себя калитку загона. Манисов не видно - попрятались в тень. А Выползень, должно быть, в хлеву с детенышами. Внимательно глядя под ноги, чтобы не вляпаться в дерьмо, Артур пересек площадку. Дверь в хлев была приоткрыта, оттуда тянуло кислятиной. Артур скользнул внутрь и замер, давая глазам привыкнуть к полумраку.
  Перед Выползнем, кряжистым, огромным, будто из камня вытесанным, мялся Высь, мелкий задохлик, шлюхин сын, предмет насмешек и издевательств молодежи. Артур Выся опекал. Не напоказ, чтобы парню еще сильнее не доставалось, но помогал и словом и делом. Вот, на ферме приставил за молодняком следить...
  -...скажешь, ты недоследил, понял? Скажешь, заснул, понял? А так и было, понял?
  - Нет, - с упрямством обреченного возразил Высь.
  Выползень набрал в могучую грудь воздуха и рявкнул:
  - Шлюхино отродье!
  - Хватит, - Артур шагнул к спорщикам.
  Уже всё было понятно, осталось уточнить масштаб убытка. Тупица Выползень, впрочем, не оставил попыток все свалить на Выся.
  - Эта манисова задница...
  - Хватит, я сказал! По делу давай. Что произошло?
  Артур говорил нарочито тихо. Пусть прислушиваются. Его ровный голос действовал лучше, чем вопли Выползня, и звучал страшнее. Высь хмурился и грыз ноготь. Выползень лихорадочно придумывал новую отмазку. Артур огляделся. Выползень заслонял стойло, в котором держали молодую самочку на продажу.
  - Эта... Тут такое дело, Артур... - Выползень скривился. - Сдохла тварюка-то... По недосмотру. Сожрала не то или специально потравили. Это всё шлюхин сын виноват!
  Выся аж передернуло. Артур в очередной раз вспомнил, что вырастает из таких вот на весь свет обиженных шлюхиных сыновей, и посочувствовал Выползню.
  - Да меня здесь не было даже! - Тихо пробормотал Высь.
  - Где падаль? - Артур отодвинул Выползня и заглянул в стойло.
  Морда манисихи - в хлопьях засохшей пены, пасть приоткрыта, длинный язык вывалился, и по нему уже ползали мухи. Сено на полу разметали удары мощных лап, по настилу тянулись борозды - животное в агонии скребло пол. Артур присел на корточки. Что делать - не понятно. Высь-то не виноват, его забота - дерьмо выгребать, недосмотрел Выползень. И подозрительно много Выползень кричит, будто отвлечь хозяина хочет, а мозгов не хватает. Нужно коновала Курганника звать, пусть вскрывает дохлую... Ох, досада. Людей Артур не жалел так, как своих манисов. Пока ферма была под папашей, Шакалом, он относился к тварям ровно, даже не любил, а теперь переживал, к недужным вставал ночами, кладки яиц проверял постоянно. И не столько из-за денег - манисы были под ответственностью Артура. А значит, и в гибели самки он виноват, как ни крути.
  - Потравилась, - жалобно повторил из-за спины Выползень.
  - Исчезни, - не оборачиваясь, посоветовал Артур, - ступай в лачугу и сиди там. Не отсвечивай. Попробуешь удрать - найду и шкуру спущу. Высь! Подойди.
  Рядом зашуршало, и Высь опустился на корточки рядом с Артуром. Артур глянул искоса - парень переживал, похоже, из-за Выползня, а может, из-за манисихи. Но виноватым не казался.
  - Что произошло, знаешь?
  Высь обернулся, удостоверился, что Выползень вымелся из хлева и кивнул. Артур подождал, пока парень решится. Высь не отрываясь смотрел на мертвую манисиху.
  - Это он ее потравил. Выползень. И на меня свалить хочет. Орал... Убить обещал. Только он тупой.
  - А зачем ему нужно было? - удивился Артур.
  - Не нужно. Он по дурости. Нечаянно. Тут крысы завелись, вот Выползень ядом все и присыпал. А о манисах не подумал. Я когда заметил, поздно было, даже Курганника позвать не успел, как она издохла.
  Артур поднялся. Ему было досадно: ладно бы происки конкурентов или болезнь, нет же, обыкновенная человеческая тупость. С ней Артур бороться не умел. Подлость и трусость окружали его со всех сторон, полноправно царили на Пустоши, и не было силы, способной вымести их, как сор из избы. Каждый - сам за себя, каждый - сам себе господин, но ферма держится на одном Артуре, на его уме и ответственности. Именно поэтому здесь хорошо людям и хотят наняться все новые и новые, и приходится отказывать им ради стабильности. Над Пустошью же нет хозяина.
  - Зови коновала, - велел Артур Высю.
  И вышел под палящее солнце, под белое небо Пустоши.
  ***
  Почему коновала прозвали Курганником, доподлинно не знал никто. Артуру рассказывали, что манисов доктор раньше лазал по старым кладбищам и могилам, золото искал, побрякушки, а на развалинах городов - книги... рассказывали и другое, мол, коновал слегка свихнулся, шарясь по курганам - местам захоронения даже не древних, а пранародов. Силу там думал обрести, а нашел одиночество и легкую сумасшедшинку. Как бы то ни было, Курганник людям предпочитал животных, а живым - мертвых. Был он уже старый, Артуру в отцы годился, здоровенный мужик с обожженным солнцем лицом. Руки - как у кузнеца, говор нездешний, и прошлое неизвестное. В общем, странный человек.
  Но дело свое коновал знал. Он пестовал и лошадей и мутафагов, да и бордельным девкам снадобья выдавал, случись чего.
  Артур уважал и побаивался этого человека, пришедшего шесть сезонов назад (Ника как раз малую носила) к воротам и попросившего работу. Сейчас коновал склонился над дохлой манисихой, осматривая ее морду.
  - Как есть - крысиным ядом потравили... - пророкотал Курганник. - Кто, начальник, не знаешь?
  - Выползень, - признался Артур.
  Он понимал: Курганник с Выползня шкуру спустит и будет прав. Но оставлять гада безнаказанным или вершить над ним справедливый суд Артур не желал. Нужно отвечать за свои поступки, даже совершённые по глупости.
  Курганник почесал выдающийся нос.
  - Значит так, начальник. Нужно весь хлев вычистить, промыть всё, чтобы другие манисы не подохли. А с этим...
  - А этого повесим, - решил Артур, - соберем людей и вздернем. Чтобы другие сначала думали, потом делали.
  - Добро, - коновал погладил оскаленную морду дохлой манисихи, - тогда до ночи я его не трону. А не повесишь ты - я придушу.
  ***
  Срочный вызов пришел во время обеда - Лекс вместе с другими офицерами сидел за столом и жевал кашу, заправленную жестким мясом. С другой половины столовой, где питался рядовой состав, доносился мерный гул, командование же чинно молчало. Когда вбежал радист, Лекс чуть не подавился, настолько диким казалось нарушение дисциплины. Первая мысль была: пожар, беда, кетчеры напали. Но радист не выглядел испуганным.
  Лекс поднялся из-за чисто выскобленного стола, кивком извинился перед товарищами по оружию. Подтянутые, опрятные, в черной форме Омеги, они ответили лейтенанту вежливыми кивками. Мимо солдат, замолкающих при его приближении, Лекс прошел к выходу из столовой. Помещение длинное, здание одноэтажное, стоит особняком. Окна большие, но ничего за ними не разглядишь - вместо дорого стекла они забраны шкурами ползунов. Сейчас обедало сто рядовых и пятнадцать офицеров, и это не считая обслуживающего персонала.
  Гарнизон напоминал Цитадель Омегу в миниатюре: несколько бараков, отдельно стоящие дома руководства, полоса препятствий, учебный плац, гараж, лазарет, подсобные помещения, и все это - за стеной, увенчанной дозорными вышками. От главных ворот дорога уходила к ферме Артура, земляка, товарища по первым боям... Ворота закрыты, и у них, под козырьком, замер караул.
  Лекс спешил за радистом. Срочный вызов из Цитадели, с этим не шутят. Сейчас всему составу положено питаться, потом - отдыхать, а не бегать по солнцепеку, за безопасностью гарнизона следят дежурные. Руководство об этом знает.
  Сегодня Лекс - дежурный офицер, случись срочное в другой день, остался бы за столом, и кусок в горло не лез бы от любопытства. О чём ещё думать? Служба рутинна и скучна, что, конечно, признак профессионализма личного состава... Но надоедает размеренный быт: тренировки, пища, сон, снова тренировки. Выезды случаются редко, и начинаешь понимать Артура, который ушел со службы.
  У связистов было прохладно и пахло озоном. Лекс с удовольствием опустился на табурет, нацепил гарнитуру, щелкнул переключателем и подал голос:
  - Лейтенант Лекс. Прием.
  - Майор Кова. Срочная радиограмма, - отозвался собеседник, - совершенно секретно, командованию гарнизона.
  Лекс напрягся. Он слышал о случаях, когда радистам не доверяли сведения, но сам не сталкивался. А майор продолжал как ни в чем не бывало:
  - Провести мобилизацию всех мужчин, способных держать оружие, на территории, подведомственной гарнизону. Явку диких в гарнизон обеспечить не позднее, чем через три дня. Должны быть созданы поименные списки вновь прибывших. Дезертиров расстреливать без суда и следствия. О дальнейших действиях будет сообщено дополнительно. Прием.
  - Майор, - прохрипел Лекс, - майор, что случилось?
  - Война, лейтенант. - Майор не обратил внимания на обращение не по Уставу. - Мы идем на Москву.
  Лекс выслушал инструкции, ответил по форме и больше не перебивал старшего по званию. Он мечтал об этом давно: собрать все силы, в кулак сжать пальцы-гарнизоны и ударить по Пустоши, по Москве, вышибая всю дурь, выбивая жажду убийства и уничтожая беззаконие. Объединить разрозненные кланы. Покарать подлецов.
  С тех пор, как рвань и голь напали на отряд Тео, с тех пор, как Лекс во главе карательной экспедиции зачистил местность, он мечтал об одном: повторять это бесконечно, повторять от Кавказа до Москвы, а от Москвы - до Минска и Киева.
  Рутина кончилась, скука бежала. Лекс собрал руководство, от имени командования, как и полагается дежурному офицеру, зачитал радиограмму, встреченную дружными аплодисментами. Солдат выстроили на плацу, объявили о начале операции. Этот сезон выдался особенно засушливым, припасов едва хватало, интендант побежал на склад, выяснять, достаточно ли будет пропитания для мобилизованных. Сразу появилась куча неотложных дел, и Лекс закрутился, отвечая на вопросы, отдавая распоряжения, счастливый и свободный, как человек, нашедший смысл жизни.
  ***
  На площади перед борделем собрались все жители фермы - от малых детей до наёмных рабочих. Закат полыхал на полнеба, обещая ветреный день. По указанию Артура Выползню связали руки, и теперь наемники волокли его, растерянного, мимо людей. Народ безмолвствовал. Артур почувствовал, как холодеют ладони: ему приходилось убивать и на Полигоне , и позже, когда служил в Омеге под началом Лекса. Но ни разу еще Артур не отдавал приказа: повесьте преступника.
  Ника сначала не хотела идти на казнь, но все-таки решилась, и теперь стояла рядом, поддерживала мужа. Малышка сидела у нее на руках, с интересом рассматривая сборище. Артур тронул темные, такие же, как у него, кудряшки дочери, и девочка зашлась счастливым смехом. В тишине младенческий голос прозвучал неожиданно страшно. Выползень рухнул на колени и пополз к Артуру, держа связанные руки перед собой:
  - Начальник! Погоди, начальник! Манисиха же... Тварь... Случай! Я ж не специально! Не губи!
  Наемные рабочие подхватили Выползня за локти, рывком поставили на ноги. Артур смотрел на небо: с каждым ударом сердца закат наливался кровью. Плохой закат. И то, что должно свершиться, не назвать хорошим. Необходимость. Це-ле-со-об-раз-ность, как сказал бы Лекс. Вот уж у кого рука не дрогнула бы ... Острое сожаление кольнуло грудь: будь рядом лейтенант, Артуру не пришлось бы решать. Но Лекса рядом нет, на площади собрались люди Артура, и сейчас он поступит по-мужски, может быть, жестоко, но по-мужски. А потом вернется с Никой и Ланой... Нет, маленькая дочь на казнь смотреть не должна. Значит, Артур вернется домой один. И напьется.
  По толпе пронесся легкий ропот. Артур понял, что молчит чересчур долго.
  - Люди. Перед вами - преступник. Вина его доказана.
  Выползень сделал попытку снова рухнуть на землю, но его держали крепко. Громче загомонили собравшиеся: все уже знали, что погибла манисиха, и мало кто разделял негодование Артура. Ну, прогнать. Ну, высечь. Но вешать?! За зверя?!
  - Его вина, - попытался объяснить Артур, - не в том, что ферма понесла убыток. А в том, что он не думал... не воспринимал свои обязанности всерьез. Поставь такого дежурным - забудет закрыть ворота...
  - Так выгнать! - посоветовали из толпы. - Пусть катится!
  - Какой! - отозвался кто-то рассудительный. - Он у нас все входы-выходы знает, сдаст кетчерам...
  - А Омега на что?! Мы им платим!
  - А Омега может и не успеть, - упорствовал рассудительный.
  - Короче. - Коновал Курганник растолкал народ и вышел вперед. - Люди. Сегодня он манисиху потравил, а завтра яд по двору рассыплет и дети наглотаются. А?! Что делать будете? Он же не думает. Не умеет думать. Я мужик простой, вы меня знаете. Я говорю: повестить, пока беды не приключилось.
  Стоявшие в стороне от девок мужние жены зашушукались: Курганнику удалось их напугать.
  - Да я к яду... Ни в жизнь не трону! Мамой клянусь! Чем хотите клянусь!
  - Заткните его, - приказал Артур.
  Выползень даже не сопротивлялся, пока ему в рот заталкивали тряпку. Только из глаз верзилы неожиданно полились слезы.
  - Мы его повесим, - припечатал Артур. - Потому что я так решил. Кому не нравится, может собирать вещи и валить с фермы. Здесь вам не кетчерский клан, здесь есть закон. Этот закон - я. Понятно?
  Свет заката мерк. Артур вглядывался в потемневние лица. Напуганная отцовскими интонациями, заплакала Лана. Ника на миг прижалась к плечу мужа, повернулась и молча пошла в сторону дома.
  - Вот это по нашему, - обрадовался Курганник. - Хозяин сказал - так и сделали. А то еще обсуждать... Как по мне - правильно решил.
  И вслед за коновалом другие поддержали: правильно, мы с тобой, Артур. Не важно, думали они так на самом деле или просто боялись уходить в неизвестность. Артур чуть не крикнул: "Хватит! Не надо! Он достаточно наказан!", но встретил взгляд Курганника и промолчал. Измени Артур сейчас свое решение, никогда ему больше не поднять авторитет.
  С вышки донесся нечленораздельный вопль, будто кого-то резали, а следом Зяма замолотил в рынду, оповещая ферму о нежданных гостях. Артур недовольно обернулся: кого еще нелегкая принесла... Зяма свесился с вышки и крикнул:
  - Омега!
  Омеговцы никогда не приезжают на закате. Их время - день, им незачем таиться в ночи. Артур бросил наемникам:
  - Держите этого... - и поспешил к воротам.
  Туда уже стягивались дежурные. Артур велел Зяме открывать. Неужто Лекс пожаловал?
  По дороге, поднимая тучи белой пыли, катили три грузовика и танкер. Артур опешил: Омега никогда, с того дня, как они с Лексом наводили порядок на ферме покойного Шакала , не приезжала таким составом.
  - Открывай! - скомандовал Артур.
  И Зяма скатился с вышки, нелепый, длиннорукий, встрепанный Зяма, ухватил засов на воротах, крякнул от натуги. Дежурные пришли на помощь, вместе сдвинули рельсу, прилаженную на толстые скобы, и створки со скрипом распахнулись. Артур стоял на въезде, поневоле копируя повадку отца: руки в боки, рубаха с короткими рукавами застегнута только от пупка, ноги расставлены широко. Утихший было ветер взъерошил его волосы.
  Грузовики притормозили, танкер остановился, из распахнувшегося люка вылез Лекс. Артур не видел его сезона четыре - когда Лана, доченька, родилась, по радио связались с Лексом, и он приехал. Гулял со всем поселком, и казался обычным человеком, но ближе к ночи не сдержался и набил морду двум обидчикам, которых с детства простить не смог. Артур тогда оттащил бывшего сослуживца, спать уложил в своем доме. И утром, завтракая, они вспоминали прошлое: как на Полигоне выживали, как Артур в самоволку к Нике бегал... А после Лекс ферму своим вниманием не баловал: связывался по радио, если давно не было новостей, да еще приезжали его подчиненные плату взимать. Налог на спокойствие.
  Артур поднял руку, приветствуя названного брата. Лекс был в полной форме, даже шлем надел. Лейтенант спрыгнул с брони, зашагал к воротам. Из грузовиков и танкера высыпали бойцы - много, больше необходимого. А ведь недавно плату брали, луна обновиться не успела...
  - Здравствуй! - Артур распахнул объятия, и Лекс повторил жест.
  Они сошлись, похлопали друг друга по спине, изображая радость.
  - Какими судьбами! - приговаривал Артур, пытаясь сообразить, что нужно Лексу. - Давай, заходи, и ребят твоих разместим, и тебя, посидим, старое вспомним, ты же не спешишь? Лану мою сколько не видел! Красавица дочка, уже ходить пытается, а ползает - манису не угнаться!
  - Что за сборище? - не обращая внимания на его трескотню, оборвал Лекс.
  Артур смешался. Посвящать омеговца, пусть даже Лекса, во внутренние дела фермы он не собирался. Но Лекс уже высвободился из объятий и, оставив Артура позади, уверенно шел на площадь. Конечно, от его взгляда не укрылся Выползень, бившийся в тихой истерике, наемные рабочие, держащие осужденного, люди, застывшие на своих местах...
  - Преступника казним, - небрежно ответил Артур.
  - Плохо... Мне нужно сделать заявление. Но сначала я скажу тебе. Мы призываем на службу всех мужчин, способных держать в руках оружие. Тебя. Твоих людей. Этого... преступника. Всех. Нам нужен каждый. Пришло время отдавать долги, Артур.
  - Мы платим регулярно, - Артур не узнал собственный голос.
  - Вы платите за охрану. А теперь заплатите за будущее. Завтрашний день я дам вам на сборы...
  - Погоди, - все: и коновал Курганник, и Зяма, и даже Выползень, смотрели на них, - погоди, как это - всех? А кто же здесь останется? Дети? Бабы? Кальмарку тебе в зад, Лекс, это даже не смешно! Я в эту ферму всего себя вложил, здесь порядок, здесь спокойно, а ты...
  - Это приказ.
  Артур зажмурился. Приказы остались в прошлой жизни, когда он вставал по команде, по команде умывался, одевался и шел завтракать, а потом прыгал в грузовик и, под командованием сержанта, ехал наводить порядок в деревнях и на фермах... А здесь он - сам себе господин.
  - Нет, Лекс, я не могу дать людей.
  - Ты не понял. Нам нужны люди, и мы их заберем. Или твою ферму с землёй сравняют. Не я, так другие... Ты же помнишь, как Омега относится к дезертирам. И не переживай, с оставшимися женщинами ничего не случится - мы собираем всех мужчин, больше не будет банд кетчеров, больше...
  - Лекс, - Артур, вроде бы, отыскал нужные слова, - Лекс, это невозможно. Люди свободны. Они просто не пойдут.
  Лекс снял шлем и улыбнулся. Эту косую ухмылку Артур хорошо помнил.
  - Пойдут. Не зря я приехал со взводом. Они пойдут, Артур, и ты пойдешь. Помнишь, что было двадцать дней назад с Хмурым? Я не смогу тебе помочь, даже если захочу.
  Конечно, Артур помнил. Все помнили, тихонько роптали, но даже с соседями не обсуждали бойню. Вдруг сосед окажется предателем, донесёт, как Вымя, и зажирует на чужом добре. Непослушных детей пугали кровожадными омеговцами и, завидев танкер, малышня с воем разбегалась.
  - Дай хотя бы день, - уронил Артур. - Чтобы с женой проститься.
  - Завтра в полдень выдвигаетесь под началом сержанта Рика. Он предупреждён и останется на ферме, чтобы проследить за сборами. А мне нужно назад, в гарнизон.
  Равнодушно разглядывая колодец, Лекс повернулся вполоборота. Даже в сумерках было видно, как он бледен. Светлые волосы, взъерошенные шлемом, стояли торчком, на скулах играли желваки.
  - Лекс... это ведь значит... Я помню: всеобщая мобилизация, да? Война?!
  - Я не имею права тебе этого говорить. Извини.
  Выползень, почуяв, что судьба его меняется, с надеждой воззрился на Лекса. Закат померк, площадь и ферма стали серыми. Над Пустошью зажглись безжалостные звезды.
  - Хоть чаю с нами выпьешь?
  Лекс неожиданно оттаял и пожал плечами:
  - Я бы с радостью, но совершенно нет времени. Увидимся в гарнизоне.
  И зашагал к воротам.
  
  Глава 2. Большая политика
  
  Утреннее солнце золотило плац, багрянцем отливали окружные скалы. Гордо реяло знамя Омеги - красное, с желтой перевернутой подковой. Хрустел гравий под ногами идущих на построение воинов, раздавались резкие, как птичьи крики, голоса командиров подразделений, пахло дегтем, металлом. Генерал Бохан стоял на пороге штаба, подставив лицо утреннему ветру. Рядом с ним, возвышаясь над малорослым генералом, как взрослый над ребенком, замер Орв, одетый в хламиду с капюшоном.
  - Хороший день, Орв. - Бохан окинул помощника светлым взглядом. - Ты только почувствуй, какой прекрасный день. Он подходит для начала великого дела, да, Орв?
  Орв дернул головой, капюшон соскользнул на плечи, солнце блеснуло на лысине, резкими тенями перечеркнуло худое, лишенное всякой растительности, лицо мутанта. Он снова содрогнулся - всем телом.
  - Хороф-фый, - бормотнул Орв, - хороф-фый день.
  - Что гронги?
  - Отдыф-фают. Они уф-фтали. Слифком много...
  - Я знаю Орв, знаю. Нашим маленьким друзьям нужен отдых. Ну, не будем терять времени. Мы справимся и без них, - Бохан рассмеялся, - уж со своими солдатами я справлюсь. Ты пойдешь со мной?
  Орв опустился на корточки, неестественно вывернув колени. Бохан смотрел на помощника без восхищения, но с доброжелательностью, и ждал, пока тот решит.
  - Много людей. Орв н-не любит много людей, - с тоской ответил мутант.
  - Опять ты за свое... Ладно, оставайся.
  И генерал, не оглядываясь на Орва, пошел на плац. Нахохлившись, Орв смотрел ему в след. Потом прикрыл глаза и замер причудливой статуей. Орв обманул покровителя: день вовсе не казался ему прекрасным. В контрастности солнца, скал, неба Орву чудилось недоброе: будто глубже, чем обычно, тени, будто ослепительней - свет, суше - ветер. И тянет откуда-то тленом. Орв отпустил свой разум, нащупал гронгов. "Маленькие друзья" спали чутко, в полглаза, сканируя окружающее пространство. Грядущее не нравилось даже им, лишенным разума в обыденном понимании этого слова. Орв коснулся гронгов мимолетной лаской, вернулся в свое тело. С плаца раздался дружный рев сотен глоток: солдаты Омеги приветствовали генерала Бохана.
  На краю плаца генерала встретил полковник Ринг, верный соратник, боевой товарищ. Полковник засеменил рядом, подстраиваясь под шаг Бохана:
  - Мой генерал, - он всегда обращался к командующему именно так, - все на месте. Курсанты, действительные рядовые, офицерский состав... Вы будете держать речь, мой генерал?
  - Да, полковник. Пришло время всё объяснить бойцам, которые встанут на острие молнии нашей войны.
  - Прекрасно сказано, мой генерал! - Полковник лучился счастьем, и, пригнувшись, пытался заглянуть в огромные глаза генерала.
  Всем в Омеге известно, что взгляд Бохана пробуждает в человеке боевой дух.
  Не ответив на комплимент, отдающий лестью, Бохан продолжил свой путь и замер посреди плаца, у флагштока. Сотни каблуков ударили друг о друга. Сотни ртов распахнулись, и воздух содрогнулся от ликующего:
  - Здравия желаем, генерал Бохан!
  - Здравствуйте, бойцы. - Он окинул взглядом строй, заглянув в лицо каждому, и завладел их вниманием. - Сегодня - великий день. Начало новой эры. Взгляните на это небо, взгляните на солнце - они приветствуют вас! Порядок и Закон - вот имена Омеги, наша жизнь посвящена служению им. Что видит светило, восходя над Пустошью? Разруху. Люди уподобились зверям, рвут на части друг друга, погружая клыки в теплую плоть врага. Люди забыли о долге, отринули цивилизацию. Лишь Омега - оплот прошлого, лишь Омега - предвестник будущего.
  - Славься! - рявкнули бойцы.
  Бохан выдержал паузу. Чистой радостью светились лица, обращенные к нему.
  - Что видит это небо, белое от ненависти? Кровь, пролитую во имя наживы, смерть ради мимолетного удовольствия. Люди Пустоши не ведут счет времени, люди Пустоши не ведают себя самих. Правильно ли это? Так ли должно быть? Нет! Мы - слуги порядка! Мы - последний рубеж закона! Омега!
  - Славься! - прокатилось над плацем.
  Генерал движением руки заставил воинов замолчать и продолжил в абсолютной тишине:
  - Что есть сердце зла? Где попраны все права человека, где гордость рода людского втоптана в грязь? В Москве. Очистить Пустошь - значит, очистить Москву. Вымести сор из великого города, выбить из него мразь. И мы сделаем это. Мы едины, и нас не победить. Омега нанесет удар, подобный удару молнии, и выжжет скверну жестокости. Омега прокатится по Пустоши, сметая бандитов. Вы, бойцы, пойдете на Москву! Вы принесете людям закон! Вы обновите этот мир! Закончатся войны! Из праха восстанут науки! Поднимет голову человечество! История начинается сегодня! Славься!
  - Славься!!!
  Рыдал от счастья, не стыдясь своих слез, полковник Ринг. И грянул гимн:
  Славься, Омега, славься, твердыня!
  Славься навечно, последний оплот!
  Знамя твое поднимаем отныне,
  Бохан великий к победе ведет!
  Дрожали мужские голоса, истинным чувством полнились простые слова песни. Генерал Бохан вбирал свет преклонения, стремления к лучшей жизни. Отрадно видеть, что твои воины преданы тебе душой и телом, готовы следовать за тобой, разделить твои мечты, стать орудием, пальцами, сжавшимися в кулак.
  На крыльце перед штабом Орв вынырнул из транса и болезненно сморщился, уловив отзвук единения. Орв знал о плане Бохана и разумом разделял мечту генерала. Но тьма клубилась на границах сознания, вкрадывалась фальшью в голоса людей, их мысли и чувства. И Орв никак не мог понять, откуда взялась тень.
  Отзвучал гимн, и к зданию штаба потянулось высшее командование, умудренные опытом офицеры. Их лица хранили отпечаток неловкости, как после вырвавшегося против воли откровения. Орв тяжело поднялся, шагнул в сторону, пропуская людей. С ним здоровались: все знали, что мутант нужен генералу. Орв улыбался в ответ. Генерал Бохан появился последним. Бледное лицо его порозовело, а огромные серебристые глаза, которых Орв побаивался, понимая их силу, казалось, светились.
  Орв надеялся, что его не позовут на совещание, но Бохан махнул рукой: заходи, и мутант поплелся следом за людьми, привычно сутулясь, бормоча шепотом: "Орв уф-фтал, Орв не любит много людей, Орв не хочет"...
  - Прекрати, - посоветовал Бохан, - никто не верит твоей игре. А ты все изображаешь убогого.
  - Орв н-не... Тяф-фело, генерал. Трудно. Фто-то давит. Фто - Орв н-не фнает.
  Остановившись, Бохан заглянул ему в лицо. Орв выдержал, не отвел глаза.
  - Это - твои страхи, Орв. Успокойся. Ты боишься войны? Но представь, что война - это кровопускание...
  - Варварство, - буркнул Орв.
  Бохан расхохотался:
  - И ты еще хочешь, чтобы мы верили в мутанта-дурачка! Нет, Орв, не варварство. Единственная возможность помочь укушенному ядовитой змеей. Ты хочешь посоветовать: прибереги красноречие для своих подчиненных? Не волнуйся, Орв, сегодня моим возможностям нет предела.
  - Хороф-фо... Будь оф-фторожен...
  - Спасибо за заботу, друг мой и собрат.
  Все стулья за огромным Т-образным столом были заняты. Когда вошел генерал, офицеры поднялись и отдали честь. Орв занял место по левую руку от Бохана. На доске за спиной генерала была пришпилена огромная, самая подробная из существующих, карта Пустоши, составленная профессионалами Омеги. Разными цветами были помечены зоны некроза, территории разных кланов, болота, озера, пути миграций мутантов.
  Генерал Бохан взял со стола указку и встал перед картой. Все взгляды устремились на Бохана, Орв тоже обернулся, облокотившись на спинку стула. Совещание было фикцией: собравшиеся не раз и не два видели карту и обсуждали план наступления. Лично Орв вносил поправки, касающиеся мутантов, и его слушали. Поэтому Орв позволил себе отключиться, не видеть и не слышать происходящее. Он обратился к своему прошлому, к жизни на просторах Пустоши - до Полигона, до Омеги, до знакомства с Боханом... Раньше, раньше, раньше.
  ... Орв жил наособицу, но содержала его община. Община же навязала Гопа, ученика. Сперва Орву показалось, что Гоп, как и он сам, наделен даром нестарения, но уже спустя четверть дня Орв осознал ошибку: Гоп просто был очень молод, несмотря на бороденку и усы. Ребенок этот, только переросший юношеские прыщи, внешне мало отличался от человека. Разве что ступни у него были огромные, а кожа на пятках - дубленая. В любую погоду, по камням ли, по колючкам, Гоп прыгал босиком. Именно прыгал, ходить он не умел. В душу Орва закралось сомнение: не пыталась ли община избавиться таким образом от непереносимого юнца?
  За учебу Гоп принялся со всем старанием и энтузиазмом. Правда, усидеть за книгами, свитками, справочниками он не мог, а считал, что Орв коснется его пустой головы указательным пальцем, и знания образуются сами. Орв предпочел бы дубину. Через десять дней Орв растерял остатки невозмутимости и всерьез подумывал скрыться от ученика в Донной пустыне. Гоп бегал и прыгал вокруг шамана Орва и тарахтел без умолку:
  - Скажи, учитель, а если представить, что Солнце вращается вокруг Земли? Скажи, учитель, а если представить, что мужчина может зачать от мужчины и размножиться? Скажи, учитель, а если бы у нас было по четыре ноги, как бы мы выглядели?
  Ответы, естественно, Гопу не интересовали. Орв, заикаясь больше обычного, пытался обратить внимание ученика на справочники, книги Древних, добытые предшественниками Орва с огромным трудом. Тщетно. Ни позабытая наука астрономия, ни медицина с биологией не трогали Гопа.
  Еще через десять дней Орв понял, что не способен больше работать. Наладить контакт с недужным, когда вокруг вертится Гоп, шустрый, как речная рыба, было само по себе трудно, но шаман справился бы, если бы оставались силы. Все мысли Орва вращались вокруг одной задачи: как отвадить Гопа, не обидев общину.
  Решение проблемы пришло само собой, когда Орв уже был близок к самоубийству.
  - Скажи, учитель, - подпрыгивая на одной ноге, крикнул Гоп, - почему меня не любят девушки?! Стоит мне подойти хоть к одной, они ссылаются на дела и убегают...
  Если ответь Орв правду: ни одна девушка из их общины такого "подарка" не заслуживает, Гоп бы, пожалуй, обиделся бы и пропал на половину дня. Но Орв схитрил. Он нахмурился, изобразил тяжелое раздумье, и ученик даже пританцовывать перестал. Испугался. Орв приблизился к Гопу, сделал несколько пасов руками, совершенно ненужных в данном случае, но эффектных, покачал головой, ссутулился и отправился в свою хижину, не проронив ни слова.
  Гоп засеменил следом. Тоже молча.
  В хижине Орв бросил в очаг щепоть душистых трав и вдохнул дым полной грудью.
  - Учитель, - простонал Гоп, - учитель, что со мной?!
  - Ф-фамо мироф-фдание... Ф-фядь. Девуф-фкам не нравятся ф-фаманы. Девуфки боятся. Будь ты пафтухом или охотником, они бы любили Гопа.
  Лицо юноши просветлело. И Орв понял, что спасен: сегодня же, сейчас же Гоп побежит в деревню и будет просить вождя и старейшин забрать его от шамана, перевести в пастухи или охотники. А как у него после сложится с девушками - не проблема Орва, сюда Гоп все равно не вернется...
  - По результатам мобилизации, - бубнил полковник Ринг, - количество дезертиров крайне незначительно. Сказывается недавняя зачистка, проведенная на ферме Юри Хмурого. Дикие осознали мощь Омеги. Правда, поступают жалобы на скудность запасов, но дикие всегда жалуются.
  Генерал Бохан внимательно слушал Ринга, хотя всё это было уже известно. Мобилизованные - необученные мужики, тупые, но сильные - должны были обеспечить надежный тыл армии Омеги. Уговаривать бесполезно: дикие не будут защищать свой дом, а сдадутся на милость победителя. Значит, нужно заставлять. Бохана не волновали такие мелочи, он уже разработал план войны, прекрасной в своей стремительности и простоте. Никто не был посвящен в него полностью, никому генерал не доверил всей полноты картины.
  Закончив доклад, полковник Ринг, худощавый мужчина с правильным, гордым лицом, опустился на место. Он надеялся, что Бохан сделает его полевым командиром, что Ринг своими глазами, не полагаясь на отчеты, увидит величие Омеги, в числе первых войдет в Москву и очистит Пустошь от мерзости, чтобы от Москвы до Кавказа могли спокойно и счастливо жить достойные люди.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"