Аннотация: Все сказанное ниже не претендует на правду, и является лишь плодом больного воображения автора.
Суровая реальность далеко не так приятна взору, как вымысел. Мы слышим лишь то, что хотим слышать. Мы верим лишь в то, во что хотим верить. Мы - тупое стадо, которому приятно собственное блеянье. Глупо думать, что нас кто-то обманывает - это мы обманем себя.
В мире существуют тысячи вещей, тысячи событий нам непонятных. Мы просто не в состоянии осознать их, поскольку разум инертен. Он привыкает ко лжи, требует её, словно наркотик. Он требует свой информационный героин.
Нам всё время необходимо, чтоб кто-то говорил, что нужно знать.
Мы знаем, что в две тысячи седьмом году услугами Петербургского метрополитена воспользовались восемьсот тридцать миллионов пассажиров. То есть самый безопасный в мировой истории транспорт перевез всё население России, включая младенцев и глубоких стариков, без малого шесть раз. Мы знаем, что при таких колоссальных передвижениях, сравнимых с великим переселением народов, пострадало пренебрежимо малое число пассажиров.
Так, по официальным данным, в две тысячи седьмом году в метро произошло всего три смертельных случая, классифицированных как "самоубийства". Мы знаем, что, так или иначе, всего пострадало триста семьдесят семь человек, из которых на рельсах оказалось сорок три человека.
Мы всё это знаем. И, думаю, нет особого смысла обсуждать такие не вызывающие сомнения и откровенно неинтересные вещи. Лучше поговорим о тех, кто щедро снабжает нас нужными знаниями.
Знакомьтесь, Вадим Евгеньевич Домин. Тридцать пять лет, женат. Любит летать бизнес-классом, ездить на заднем сидении приличного седана и проводить отпуск со своей молодой женой на яхте. Довольно состоявшийся менеджер, в прямом и единственно верном понимании слова "менеджер". Он руководитель, возглавляющий отдел "Второй пресс-службы Петербургского Метрополитена", состоящий всего из двух человек.
По логике можно догадаться, что раз существует вторая пресс-служба, должна существовать и первая. В ней состоит десять человек, и именно она представляет собой ту самую верхушку айсберга, набранную из длинноногих экс-студенток и коммуникабельных молодых людей. Этакая ширма солдатского пушечного мяса.
Удивительно другое - при такой разнице в личном составе Вадиму Евгеньевичу на его отделение выделяют равное количество бюджетных средств, и, более того, несколько миллионов нигде не учтенных денег.
И всё просто потому, что Вадим Евгеньевич и есть тот человек, который говорит, что нужно знать.
Вот и сейчас, повесив на руку дорогое пальто, он привычно спрыгнул с платформы станции "Спортивная" на рельсы. Эта станция отличается о прочих тем, что по причине двухэтажной конструкции, на её путях отсутствуют лотки. Такое решение, возможно, стоило нескольких жизней, а, возможно, и нет. Официальной статистики смертельных случаев, связанных с падением пассажиров на пути, управлением петербургского метрополитена не ведется. Не ведется по причине многочисленности и обыденности таких ситуаций. И оно понятно - вы же не ведете статистику по количеству часов, проведенных у телевизора, или реестр выпитых чашек кофе.
Домин подает руку секретарше. Это второй и последний сотрудник его отдела. Как и всякой секретарше, Елене полагается организовывать всю бумажную волокиту, неизменно сопровождающую работу отдела. Особым рабочим моментом является написание "сырого пресс-релиза" - официальной версии, которая подается в первый отдел или реальную пресс-службу метро. Там пресс-релиз еще раз переписывается, и, в свою очередь, передается в средства массовой информации. Журналисты же, получив официальный пресс-релиз, уже просто пересказывают его своими словами, и сдают всё это в печать.
Так работает эта нехитрая информационная цепь, в которой Домин является первым и самым важным звеном.
Помимо Вадима Евгеньевича и Елены, в тоннель спускается еще один человек. Это Черкасов - начальник станции метро "Спортивная".
Метро закрылось около часа назад. Это как раз то время, когда подземка замирает, но жизнь в ней не прекращается. Вообще, метрополитен после полуночи совсем не то, что днем. Треть пассажиров либо мертвецки пьяны, ли представляют собой откровенный сброд.
После того, как милиция выгоняет на улицу всех попрошаек и бомжей, и запираются вестибюльные двери, в метро начинается "другой" час пик. Через станции один за другим, не притормаживая и истерично гудя, проносятся десятки пустых составов, технических поездов, разбитых вагонов. На ночное дежурство выступают сотни людей: уборщиц, электротехников, путейских работников. Начинаются обходы туннелей. Ищут повреждения пути: лопнувшие рельсы, выпавшие из кабелеукладчиков провода.
Именно во время такого обхода на перегоне между "Спортивной" и "Садовой" было обнаружено тело. Идти было недалеко.
На человека, впервые оказавшегося пешеходом в тоннеле метро, производят впечатление его невообразимые размеры. Удивительно, какой огромной представляется эта привычная, проносящаяся каждый день за окнами свистом воздушных потоков, пыльная нора. Она тянется в бесконечность, упираясь в абсолютную, аспидную черноту. Узкий свет промышленного фонаря выхватывает у нее то одно, то другое, пробегая по арочным сводам и блестящим нитям пути.
И вот, наконец, в ореоле света оказалось нечто, откинутое в сторону от полотна.
- Это он и есть? - спросил Домин.
- Угу. - недовольно буркнул в ответ Черкасов.
Ему сейчас уж точно не до дружелюбных разговоров. Смерть в метро дело, конечно, не новое. Но, всегда лучше, когда такое происходит на чьей-нибудь другой станции. К тому же, Черкасов еще к такому просто не привык. Молодой парень, вчера еще, можно сказать, от армии бегал, а сегодня уже отвечает за огромный подземный комплекс глубокого заложения и сорок четыре тысячи пассажиров в сутки. За какой-то месяц на посту он и видел-то всего ничего: пару инфарктов, несколько падений с эскалатора. А так что бы вот так, на рельсах - никогда. В невской (пятой) тяговой части, где он работал до этого, всю свою сознательную жизнь таких событий вообще никогда не бывало. Ну да - производственные травмы случались: пальцы там кому придавит, током дернет. Но, что б такое.
Парень - а, судя по куртке, это был парень - лежал справа по ходу движения. Лицо его представляло собой непонятное месиво, руки были как-то неестественно вывернуты, а ног не было вовсе.
Рядом с телом бил баклуши довольно бомжеватого вида путейский работник.
- Я, это, могу сваливать? - обратился он к Черкасову.
- Д-да... - неуверенно сказал начальник станции, и поморщился еще раз взглянув на труп.
- Ноги... Так, надо думать - раньше лежат! - развел руками путеец.
- Так, надо думать, пойди и принеси! - ожил Черкасов.
- И про свет скажите - заметил Домин.
- Раскомандовались, тоже мне... - процедил сквозь зубы обходчик, но отправился за ногами.
В принципе, если отбросить все моральные предрассудки, ситуация была довольно банальной. Человеческое тело крайне непрочная материя. И, когда она сталкивается с огромными разрушительными силами, как правило, исход известен. Вагон, перерубив несчастного, наверняка, даже не качнулся, а пассажиры ничего так и не поняли. Потом, люди неизбежно гибнут. На поверхности их гибнет гораздо больше, чем в пыльных саркофагах метро. С таким же успехом его могла убить автомашина, или обычный кирпич, сорвавшийся с кромки фасада какого-нибудь дореволюционного дома.
Но всё же, людей всегда шокирует смерть в метро. Как будто сама смерть становится чем-то неординарным, несвойственным человеку. Может разбиться хоть десять маршрутных такси - и это воспримут "нормально", словно данность. Но стоит одному дураку свернуть шею на эскалаторном каскаде, или попасть под поезд - и сразу разговоров на неделю.
- И, как его так? - дрожащим голосом спросила секретарша.
Тоже на службе всего ничего - каких-то пару месяцев. Первые две недели, вообще, не могла видеть кровь, боялась спускаться на рельсы. Теперь несколько осмелела. Но всё равно - эта дрожь в голосе, эти трясущиеся руки - они выдают остатки тех "наземных штампов", того страха перед чужой смертью, так свойственного для гуманного двадцатого века.
Ну, ничего. Скоро привыкнет. Или свихнется, как две предыдущих.
- Может, это "диггер"? - предположил Черкасов: - Из тех любителей лазать по подземельям.
- Диггер? - усмехнулся Домин.
- Или пьяный. - продолжал начальник станции: - Говорят, бывает, они заходят с платформы в тоннель по нужде. Или псих какой. Весной из такого, говорят, на Сенной пришлось на десять минут поезда останавливать.
- Может, и псих, - наморщил лоб Вадим Евгеньевич: - раз говорят.
В тоннеле зажегся свет, и путеец, не торопясь, отыскал вторую ногу. При хорошем освещении стало видно, что узкий след свернувшейся крови чернел практически от самого перрона.
- Хорошо его протащило. - заметил работник метро, положив отрезанные ноги на спину погибшему.
- У вас камеры, я надеюсь, пишут? - обратился к Черкасову Домин.
- Само собой. На жесткий диск. На несколько недель отмотать можно. - с гордостью отозвался начальник станции: - Пойдемте.
- Пойдемте. - как-то обреченно повторил Вадим, и взяв Елену под локоть, зашагал к, манившему желтым светом станции, входу в тоннель.
Техническое помещение представляло собой классический постсоветский бардак. Здесь сочеталось несочетаемое: плазменные панели современных и пухлолицые "Электроники" устаревших систем видеонаблюдения, кожаные кресла операторов и разодранный диван с лаковыми подлокотниками в углу, дорогая кофемашина и десятирублёвый китайский кипятильник. Люди здесь гармонировали приблизительно так же: на выцветшем диване спал краснощекий милиционер, у многочисленных мониторов курил оператор в деловом костюме с неотрезанной биркой на рукаве, а в раковине, которую любезно расположили так, что дверь, открываясь, била ей в бок, плескался какой-то чумазый товарищ в камуфляже.
Черкасов подлетел к оператору, отнял сигарету, и демонстративно затушил её об стол. Потом, закончив играть в командира перед гостями, он несколько минут объяснял, что именно хочет увидеть.
Выяснилось, что, несмотря на дикое количество камер, более-менее подходили два ракурса. Первый из них охватывал треть поезда с боку благодаря объективу "рыбий глаз", второй давал перспективу всего состава, начиная с последнего вагона. На большой плазменный монитор вывели оба этих ракурса.
- Какое время вас интересует-то? - спросил оператор.
- Сегодня. С открытия и до последнего часа работы. - вздохнул Вадим Евгеньевич.
- А поточнее никак? - с надеждой в голосе произнес жрец местного телеэфира.
- Никак. - отрезал Домин: - Высматривайте падения на рельсы и прыжки на сцепку вагонов.
Запись понеслась с шестикратной скоростью, и оператор, напятив очки, уперся носом в монитор.
- Кофе будете? - выказал гостеприимство Черкасов, и, подвинув милиционера, добавил: - Присаживайтесь. Дело это долгое.
В этом и кроется одна из причин несметного числа смертельных случаев. Человек. Или, как нынче модно стало говорить - "человеческий фактор". Разглядеть падение на рельсы, тем паче, падение на рельсы между вагонов - практически невозможно. Это дело одной секунды. И если бы даже операторы сидели, приклеившись к мониторам, не отрываясь на туалет, еду, сигареты, кофе и, иногда, даже сон - далеко не факт, что их замыленные глаза были бы в состоянии отделить эту секунду, это роковое мгновение от прочего однообразия черно-белого видеоряда.
- Ага. - минут через тридцать ожил "телевичок": - Кажется, нашел.
На часах было что-то около полудня. Народу в это время в метро относительно немного. Не слишком много. Все нормальные люди уже давно на работе, а все ненормальные уже давно вернулись по домам. Основной костяк пассажиропотока это безработные, бабки с тележками и всякие маргиналы.
Вот группа таких маргиналов и выкатилась на платформу. Человек пять. Пьют пиво, о чем-то спорят. Возраст от двадцати до двадцати пяти. Три парня и две девушки. Качество записи с одной из камер довольно приличное - видно лица, детали одежды.
- Какой-то колхоз. - прокомментировал оператор: - Обычные гопники.
Весьма ПТУшного вида девушка тычет парня пальцем в грудь, смеется. Он размахивает руками, словно что-то возмущенно доказывает.
В это время к перрону подлетает поезд. Всё как всегда - двери открываются, и стальной зверь покорно ждет своих пассажиров. Группа направляется в вагон, а парень, махнув рукой, подбегает к просвету между вагонами, и прыгает на сцепку. Состав трогается, и, как и тысяча тысяч составов до него, скрывается в зияющей темноте туннельных сводов.
- Хотите еще раз посмотреть? - поинтересовался, сняв очки, оператор.
- Нет, и так всё ясно. - махнул рукой Домин: - лучше на компакт-диск перепишите.
Дальше Вадим Евгеньевич берется за телефон. Это стандартная процедура.
- Алло, Ларион? Здравствуй. Не разбудил тебя. Нет? Странно. Третий час уже как-никак. Только за компьютер сел? Очень хорошо. Значит, слушай, у нас тут экстримал в метро погиб. Ага. Между вагонов провалился. Да придурок. Только, он с друзьями ехал - могли на сотовый телефон снять. Ну. Слушай, ты давай как обычно: пошарь там по социальным интернет сетям и видеообменникам. Увидишь - три нещадно. И в форумах посмотри, там личные сообщения проверь. Я потом тебя не обижу. Хорошо? Ну, давай. Ага. Доложи только.
- Вот, пожалуйста. - протянул диск оператор.
- Другие копии есть? - насторожился Домин.
- Да, откуда им взяться-то!
- Это хорошо. - улыбнулся Вадим: - Теперь жесткий диск форматни.
"Телевичок" аж вскочил со стула:
- Неположено же!
- Ты, давай, поменьше артистизма! - прикрикнул на оператора Вадим Евгеньевич: - "Положено-неположено". На "Невском" тоже неположено, однако трем чуть ли не каждые три дня. Стирай, давай, свою хронику!
На дисплее покорно высветилась пиктограмма жесткого диска и диаграмма, показывающая процесс его очистки.
- А что если завтра проверка? - спросил Черкасов: - А мы без записи камер наблюдения?
- Вот затем это и есть. Что бы вас, красавцев, тут всех не пересажали за халатность.
Домин, конечно, лукавил. Проверка в метрополитене была своя - "прикормленная" второй пресс-службой метрополитена. Она проверяла только исправность оборудования и сам факт наличия записей систем видеонаблюдения, что они ведутся и хранятся должным образом. Проверять их содержание так тщательно в нашей суетливой стране никто не стал бы. Однако, сохранялся другой риск, что чья-то добрая душа выложит запись в Интернете, или еще хуже - передаст на телевиденье.
- Елена, - обратился Домин к сонной секретарше: - что у нас там еще?
- ЧП на "Восстания". Там псих какой-то. - отозвалась девушка.
- Значит, нам проще. - развел руками Вадим: - Слушайте, Черкасов, а поезд до "Восстания" можно организовать?
- Да, да. Конечно. - засуетился начальник станции, осознав, что его сумасшедшая ночь скоро закончится: - Десять минут. Поезд уже стоит, можете идти. Я только утвержу.
- Ну, тогда надеюсь, что больше не увидимся. - ухмыльнулся Домин и вышел вон.
Поезд был технический: три разбитых после очередной игры "Зенита" и "Спартака" пассажирских и пара заваленных хламом открытых вагонов, прицепленных посередине. На весь состав моргало от силы пара десятков уцелевших ламп. Экстримала погрузили сюда же, уловив к противоположным дверям.
Поезд тронулся, и ветер засвистел в пустых оконных проемах. Елена, сидевшая напротив, довольно брезгливо, но с интересом рассматривала труп, небрежно накрытый капроновым мешком для строительного мусора.
Стоило поезду скрыться в тоннеле, Домин подсел к Елене ближе и обнял её. Девушка вздрогнула, почувствовав, как левая рука Вадима скользнула от колена к бедру. Он вцепился в губы, а затем принялся покрывать поцелуями шею и грудь. Елене впервые за эту страшную ночь стало тепло, он снова почувствовала как сердце стучит сильнее не из-за страха, а в предвкушении... Как вдруг она снова посмотрела на покойника. Его, скошенная в предсмертной агонии на бок, смотрела ей прямо в глаза своими остекленевшими белыми глазами.
Елена вырвалась, вскочив с пассажирской лавки.
- Я так не могу. - затрясла головой она.
- Да ладно - улыбнулся Домин, поправляя галстук: - Так ли часто нам удается побыть наедине.
- Только не так! - крикнула в ответ Елена, кажется, не услышав и половины его слов.
- Ну, хочешь - пойдем в другой конец вагона? - предложил Вадим.
- Нет. Довольно. - резюмировала Лена, и отсела к окну: - Ничего не хочу.
Тогда Домин решил заняться работой. Он подошел к трупу, откинул мешок, и принялся обыскивать разодранную спортивную куртку. Мягкие переломанные ребра буквально прогибались под каждым прикосновением. Именно поэтому Вадим сильно удивился, когда смог практически целый сотовый телефон и запутавшийся кармане куртки студенческий билет.
- Вот интересно, - заметил Домин: - монету пятирублёвую так пополам смяло, а телефон только треснул.
Елена ничего не ответила, а Домин принялся проверять номера. Отчего-то было принято считать, что если номеров больше сотни это очень плохо. В этом телефоне было семьдесят два номера, некоторые повторялись, некоторые принадлежали одним и тем же людям.
В студенческом билете значился второй курс Института Культуры.
- "Кулёк". - озвучил Домин: - Ну, оно и неудивительно.
- Почему это? - оживилась Елена.
- Да... - махнул рукой Вадим: - С ними всего больше проблем. Я так понимаю, что это как Профсоюзов - "типа высшее образование". Для тех, кто в другом заведении не усидел и курса, а родители жаждут своё чадо хоть кем-то дипломировать. Вот и "Кулёк" тут как тут.
Ровно в три технический поезд подошел к "Восстания", но вглубь станции проехал всего на два вагона. На рельсах белело накинутой простыней чье-то тело. Судя по тому, что ткань практически не пропиталась кровью, накрыли его совсем недавно.
Здесь комендантом станции был Георгий Лопатин. В отличие от Черкасова, он работал на этой должности уже тридцать лет, и был практически постоянным клиентом Домина. "Площадь Восстания" - одна из самых проблемных станций метрополитена обладала богатейшим ассортиментом несчастных случаев. С пятьдесят пятого года здесь случалось всё: начиная от отказа тормозной системы эскалатора (которую, в отличие от трагедии на станции "Авиамоторной" в Москве, удалось тогда скрыть) и обвала орочного свода станции, заканчивая банальными убийствами и самоубийствами.
Для станции петербургского метро сорок четыре тысячи пассажиров в сутки это довольно скромная цифра. В среднем нормальной загрузкой считается сто-сто двадцать тысяч в день. На "Пионерской" до открытия "Комендантского проспекта" это значение достигало трехсот пятидесяти. А "Восстания" может похвастаться тремястами тысячами пассажиров.
Естественно, что если даже исходить из расчета "один несчастный случай на десять тысяч человек пассажиропотока", то разница между "Спортивной" и "Площадью Восстания" становится более очевидной.
- Здравствуйте, Георгий Анатольевич. - выйдя из вагона, подал руку Домин.
- Здорово, Вадик! - сжал цепкой хваткой и радостно, словно в эпилептическом припадке, затряс руку Домина Лопатин.
- Что на этот раз? Снова суицидник?
- Эх, если бы. - тяжело вздохнул, и опустил седую голову Лопатин: - Тут, брат, ситуация. Дед лет восьмидесяти столкнул под поезд молодого человека.
- Во сколько это было? - нахмурился Вадим.
- Около десяти вечера.
- Свидетелей много?
- До черта! - рубанул воздух ребром ладони начальник станции: - Тут такая картина. Дед спихнул парня под приходящий поезд. Тот по тормозам. И главное, что странно - у нас обычно народ руки не подаст, а тут - скрутили деда и приволокли в ментовку при станции. Пойдем на деда смотреть?
- А что он еще у вас? - удивился Вадим.
- У нас, у нас. Приехал наряд милиции. Сказали, что это уголовное дело. Понятно, без вопросов! Переписали всех свидетелей, и тех, кто деда брал. Но самого деда оставили до утра. И тело, говорят, в наш морг нужно.
- Ну с телом, это ладно - я разберусь. - спокойно подтвердил Вадим Евгеньевич.
Дед сидел запертый в платяном шкафу, не весть откуда взявшемся в метрополитеновском отделении. Он орал что-то неразборчивое, шамкал беззубым ртом, и, вообще, вел себя довольно вызывающе. Собственно, к пенсионеру у Домина претензий не было - его интересовали списки свидетелей. Таковых набралось аж тридцать две фамилии. Неучтенных, судя по всему, должно было быть в несколько раз больше.
- Вот запись. - протянул диск Лопатин: - Оригинал я стер - можете убедиться.
- Да верю я. - ответил Домин, и похлопал начальника станции по спине.
Второй труп бросили рядом с первым. Оказалось, что одной простыни вполне достаточно им обоим. Поезд неспеша последовал в своё депо.
- Что, писать пресс-релиз? - наконец спросила Елена.
- И что писать? - словно издеваясь, она продолжила допрос.
А что было писать? Всё что выходило на поверхность, становилось достоянием общественности - нужно было просто подтверждать.
- Пиши как есть. - открыв глаза, прошептал Вадим: - Только... не отправляй пока. Вдруг устаканется.
Уголовное дело. Столкни бы дед кого утром пораньше или поближе к закрытию - его бы удалось избежать. Пенсионера бы культурно сплавили в психушку, тело в морг. Видеозаписи бы стерли. В Интернете что-то подчистили. И всё! А так, теперь одна надежда на то, что завтра в вечерних новостях не всплывут подробности.
В каждом уважающем себя метродепо города Петербурга есть морг. Не стоит представлять это учреждение огромным отдельностоящим зданием. Нет. Чаще всего это небольшая комната, снабженная старой холодильной установкой для мяса. Из персонала один-единственный патологоанатом.
Вероятно, вы спросите: зачем метро нужен свой морг? Не легче ли отправлять жертв транспортной системы в общие заведения такого рода? Технически, разумеется легче.
- Сколько у вас тут? - спросил человек в белом халате, заглядывая в дверной проем вагона.
Платформы здесь не было, и потому в дверях торчала только его голова в некогда белой шапочке.
- Двое. - доложил Домин.
- Всех официально проводить будем? - зашевелил марлевой повязкой патолог.
- Нет. Вот этого, - Вадим откинул простыню: - в спортивной куртке - надо сшить.
- Так. А второго?
- Второго? Черт с ним. - презрительно хмыкнул Домин: - Он у нас по легальным каналам пойдет.
В милиции у Вадима Евгеньевича был прикормыш - майор Поляков. За хорошие деньги он творил чудеса, превращая погибших в метро, в сбитых автомобилями, и упавших с последних этажей. Конечно, очередной "глухарь" через какое-то время находил себе хозяина. Так что - всем сестрам, так сказать, доставалось по серьгам.
- Ну, что, Лена, - подавая руку спускающейся из вагона секретарше, спросил Домин: - Может, поедем ко мне? Жены еще долго не предвидится.
- Устала я. - сказала Елена, оказавшись на твердой земле.
- Вот и отдохнем! - продолжал настаивать Домин, привычно взяв Елену под локоть: - Давай, подвезу. У меня машина за углом.
- Вадим! - вырвала руку Елена, и гораздо тише и сдержанный, практически шепотом добавила: - Я хочу пройтись. Одна. Мне нужно подумать.
Ах, эти женщины. Им вечно нужно подумать. Они так впечатлительны, так правдолюбивы. Они делают вид, изображая смелость, но... Эта дрожь в голосе, эти трясущиеся руки. Ну, ничего. Скоро привыкнет. Или свихнется, как две предыдущих.
Суровая реальность далеко не так приятна взору, как вымысел. Ведь нам как воздух необходимо, чтоб кто-то говорил, что нужно знать. Но как же мало способных на это.
Рабочий день Вадима Евгеньевича Домина закончился. Еще пара часов и по стальным струнам поземки снова побегут, стуча о стыки шпал, вагоны метро. Еще пара часов, и первые пассажиры самого безопасного в мире транспорта заспешат по своим делам, раскрутят механические турникеты, заснуют по эскалаторным каскадам одной огромной безликой массой пассажиропотока.
Очередной, полный своей банальной суеты, рабочий день закончился, чтоб начался, такой безмерно уверенный в своем знании, другой рабочий день.
![Красный мрамор [Виктор Беллоу]](/img/w/wiktor_bellou/redm/mramor2.jpg)