Аннотация: Просто рассказ - образ. Кто не любит импрессионизма - не читайте.
Хоть в мешок засовывай эту проклятущую лунищу: прямо в душу светит, ведьма желтоглазая! Вынимает из тебя сердце, наизнанку выворачивает, пробегает прозрачными, заскорузлыми от бесконечного свечения пальцами по всем шовчикам, точно крошки выискивает.
Вот так же дед перед Песахом, когда квасного есть нельзя, жёлтыми, узловатыми руками проверяет лапсердак: не завалялись ли где крошки. И похож тогда дед на суровый месяц, который не просто так прогуляться на небо выполз - служба у него.
Лошадь в конюшне копытом ударила. Петух вскинулся со сна, выпятил шею, гребень раздул, кукарекнул надсадно, пугая случайных бесов - и снова затянуло дремотой его глупый круглый глаз. За забором скрипнуло что-то. По пруду плеск прошёл. А надо всем этим - луна с жёлтыми глазами и жёлтыми пальцами.
И весь городок пожелтел, точно подхватил лихорадку. Дома шафрановым подрагивают; вода в вёдрах подгнившими яблоками отсвечивает.
Пинхас тихонько спускает с лавки босые ноги. Замирает. Не скрипнуть бы.
Дед, конечно, ругаться станет. Проснётся вот, выйдет, потирая волосатую грудь, к ведру, зачерпнёт протекающей кружкой стоялой скучной воды.. оглядится, зевая - а внука-то и нет! Что поделать, он, Пинхас, полуночник.
Не даёт ему уснуть ворожея-луна. У ворожеи той лучи-волосы, точно паутинные. Вечно октябрь. Небо - прозрачней и выше не бывает, и летят в синеве паутинки, выпавшие из кос луны.
Дед пугал, бывало. Говорил: в глухую пору по дорогам шейдим (черти) бродят, и смерть в разбитой телеге поскрипывает. Идёшь куда - сунь за пазуху молитвенник. И защитит тебя Царь Вселенной рукою праведников или самого пророка Элиягу, являющегося на заброшенных тропах в ночи отчаявшимся путникам.
Но не берёт Пинхас сидура (молитвенника). Идёт по тёмной улице вдоль косых заборов. Заборы в ночи точно желтоватые старые кости, скалятся на него; и твердит имена ангелов:
Уриэль. Михаэль. Гавриэль. Рафаэль.
А над головою - Господь.
Идёт в ночь под косым взглядом луны в окружении невидимых ангелов. Чудится Пинхасу будто ангелы огненными мечами освещают ему дорогу.
Алым светит на кочки меч Рафаэля
Синим идёт по деревьям отблеск лезвия от меча Уриэля
Белой чистотой, сияющей чистотой правды пылает меч Михаэля.
И незримо - присутствие Господне.
Всегда так было.
А в этот раз - темно вокруг. Точно отступились от него сияющие лезвия, растворились в мертвяще-жёлтом колдовстве луны.
И луна - вот она уже как череп, окружённый паутиной растрёпанных волос - хохочет ведьмовским смехом:
-Идите сюда, шейдим, нет больше защиты у мальчишки, отступились ангелы!..
Разве ангелы могут уйти?
-Рафаэль! - темна дорога. Тишина.
-Уриэль! - недвижны ветви. Молчание. Только филин ухнул вдалеке.
-Михаэль! - туча клубится впереди, и черти подвывают, заводя хоровод.
-Гавриэль!.. - Пинхас падает на колени.
Кровавыми следами проходится по ладоням земля.
Такой доброй казалась она раньше, земля!
Липкий пот глаза застил и точно шепчет:
-Не смотри. НЕ смотри. Потеряйся в темноте. Что тебе стоит не видеть?
И телега скрипит. Смерть едет. К телеге коса привязана. Огромная коса, ржавая. Скребёт по дорожной пыли, дьявольские знаки выводит.
-Во имя Господа, Бога Израиля..- это уже не он. Это его губы прорвали сухость,очно ударили по ним плетью знакомые слова.
Разбиты болью губы: слушай, Израиль.
И звёзды над ним - будто сито.
Каждый день насыпают в сито жизни, которым суждено ныне прерваться. Приглушают ангелы свет своих спасительных мечей. Отворачивается присутствие Божие - и высыпается жизнь сквозь звёзды.
Высыпается...
Которая в болоте захлёбывается
Которую океан на могучих руках уносит
Которую пустыня в барханах баюкает...
Которую просто закроет тёмной повязкой неведомая дорога.
Звёздное сито.
Неужели всё?
Тут слабо - слабо.. точно дрожащую ниточку.. протянули перед ним свет.
Не встал Пинхас. Ноги сами подняли его, скрючиваясь от боли и страха, но - подняли и понесли вдоль костяных заборов. Закрыл он глаза, чтобы не смотреть на жуткую луну, и чувствует -
Мерцают мечи архангелов.
Такую вот бессвязную историю рассказывал моему деду один раввин. Говорят, гений и мистик. Давно уж умер.