Автор предупреждает: все персонажи, географические названия и события являются вымышленными. Случайные совпадения не являются подлинными фактами. Хотя не совсем...

Жизнь на Земле -

это всего лишь

подготовка к аду

Стивен Кинг

* * *

- Ну, вот и все. Прощай, моя деревня. Пошли, чего тут стоять...

Гена, или, как его называли в селе, Гендос, подхватил на плечи, обтянутые коричневой болоньей, связанные меж собой два мешка, остальное - два китайских баула - взяла его жена. Они вышли с уже не принадлежавшего им двора и, не оглядываясь, пошли по тропке, усеянной битым стеклом, к шоссе. Действительно, больше тут делать было нечего. Гендос с женой держались до последнего, но прошлогодняя засуха уничтожила не только урожай, но и ростки надежды на лучшее. Субсидию горе-фермер так и не получил, а министерша сельского хозяйства даже не заехала во время рейда по хозяйствам края, пропылив со свитой на трех полированных джипах мимо полумертвого села прямиком в райцентр. Там ее уже давно ждал сытный банкет. Гендосу и жене оставалось надеяться на далекую, но, по слухам, фартовую Читу...

* * *

- Заключенный Журавлев Виктор Иванович, статья сто девяносто вторая, часть вторая, срок - четыре года, окончание срока второго февраля две тысячи десятого года!

Перед замом по оперативной работе, "кумом", в строевой стойке вытянулся молодой высокий мужик, чертами и выражением лица резко отличающийся от общей массы заключенных.

- Все, Журавлев, наступило твое второе февраля. Поздравляю.

- Спасибо, гражданин начальник.

- Иди подписывай обходной. Ну, сам знаешь. Потом ко мне зайди. Есть куда ехать-то?

- Сообразим! Главное, отсюда. А там все равно.

* * *

Он потыкал пальцем в одеревеневшее тело в последний раз и своим сумрачным, но все же действующим разумом понял - она уже не встанет. И лицо у нее точно такого же цвета, как было у отца, когда он тоже не встал, и пахнет от нее так же. А значит, можно уходить отсюда, где он появился на свет, хотя в данном случае это выражение совсем не подходит. Света при рождении не было, если не считать масляную коптилку на ящике из-под взрывчатки, которая заменяла тумбочку в этом подземелье. Его родители боялись людей больше чем хищников, и потому сумели добраться, прячась от людей в форме, до заброшенной штольни, о которой как-то рассказал сослуживец отца. Можно, конечно, было выйти в ближайшее село. Но дурная молва и так уже ходила по всем окрестностям, так что до ментов сразу донесли бы слухи о пришельцах. Но слишком много трупов висит камнями на душах этой пары. Нет, пусть идет как идет. И шло. Ребенок рос, как растут все дети, правда, игрушки ему заменяли гильзы от карабина, а затем ножи, удавки, самострелы и другие изобретения первобытной охоты. Всему этому отец стал учить его, как только пацан начал уверенно ходить на толстых коротких ножках по таежным тропкам. И еще многому научил своего Маугли папаша, который сам постигал науку убивать в особом армейском подразделении. Так и служил бы прапорщик Кайдалов, да только в одночасье треснула на части и страна, и армия. И ничего не светило впереди: ни жилье, ни работа. Даже еды не было - только вынесенный из части мешок лука, который они с женой жарили на остатках комбижира, тем и питались. А потом понеслась душа под горку: коммерческие магазины, барыги и, наконец, инкассаторы. Вот на инкассаторах с женой и погорели. Та тоже отлично стреляла, бегала и прыгала - детдомовская, как и он сам. В общем, денег не срубили, и с цивилизацией пришлось расстаться - четыре "жмура" за спинами. Хорошо, тайгу Кайдалов знал. Тайными тропками добрались они до укромного местечка, где можно было пережить самые лютые забайкальские холода. Да так и остались там, кормясь дичью и дикоросами. А куда им было идти? Вот только не знали они, что в приютившей их штольне добывали совсем не золото...

Он погладил холодное и твердое тело, завернул его в шкуру медведя и вышел наружу. Он уже давно решил: как только останется один - идти на восход Солнца. Говорят, там есть большой и красивый город, который называется Чита.

* * *

Мэр был раздражен. Покалывало в почках и мучила изжога. Крупное тело все чаще давало сбой, и подступала предательски страшная мысль о бренности бытия. Но хотелось стоять, стоять еще на мощных ногах, попирать эту землю, которую он уже давно считал своей. Хотелось попирать ковры, паркеты и знать, что именно от тебя зависят судьбы тысяч, десятков тысяч людей. Это держало невидимой рукой за воротник, куда сильнее, чем постоянно растущие банковские счета. И все бы хорошо, но черт бы побрал этих писак, этих журналюшек, сующихся во все щели читинского бытия. Иногда, читая газеты, он ловил себя на том, что правая рука непроизвольно сжимается, словно в ней зажато горло очередного борзописца. Мэра обвиняли во многих грехах, и по большей части справедливо, но сам он считал, как и большинство российских руководителей, свой путь единственно верным.

Вживую мэр давно не общался с прессой, предпочитая давать интервью умильно улыбающимся тетенькам с его практически личного городского телеканала. Имея возможность сделать массу дублей, мэр говорил рассудительно, хотя и не совсем гладко, и обычно смотрел куда-то вбок экрана, вертя в руках ручку. Но сегодня придется общаться вживую: мэра ждали на заседании городской Думы, депутаты которой периодически, раз в четыре года, в канун выборов заболевали острой любовью к народу и требовали от главы города отчета.

* * *

- Вот список арестованного имущества, которое поступает к нам на ответственное хранение, - привычной скороговоркой протараторила приземистая упитанная тетенька в черном мундире судебного пристава, который издали можно было принять за эсэсовский. Сейчас вы имеете право взять необходимый минимум вещей, не подлежащий аресту, продукты питания и предметы личной гигиены, и затем обязаны освободить квартиру. Она будет опечатана до выставления на торги.

- Вы... вы поймите... Мне совсем некуда идти! У меня в Чите никого нет! Даже друзей близких! Ну будьте людьми! - молодой женщине казалось, что она кричит эти слова в равнодушное лоснящееся лицо, но на самом деле она лишь шептала их себе под нос - сил не было. После гибели мужа остались долги банкам, и вот пришел день и час, когда лихо подскочившие исполнители в несколько минут завершили процедуру ареста.

- Так, девушка, не надо нас задерживать, у нас еще выезды. Освобождайте квартиру, или придется применять физическую силу и спецсредства.

Бордовую дверь с кое-где облупившейся краской перечеркнула белая бумажная полоса, отмеченная круглой синей печатью. Не только дверь, но и судьбу бывшей хозяйки она перечеркнула.

* * *

Лист, покрывающий сложенную из желтых остроугольных камней печку, раскалился - и внутри чайника зашумело. Миха дождался, когда вода забурлит, и сыпанул в покрытое налетом ржавчины и чая нутро горсть заварки. Покипятил ее около минуты, снял и, поставив на чурку, покрыл своей шапкой. День выдался неудачный: мусор на рынке за него успели убрать молодые и верткие бомжи, в "Восточной кухне" знакомая посудомойка уволилась, и на улицах насобирать ничего не удалось. На ужин у Михи был только чай - повезло как-то стащить большую коробку на оптовке, да к нему несколько лежалых сухарей со стойким привкусом плесени. Зато в землянке было тепло, и никто не знал про это убежище неприкаянного бывшего читинца высоко над городом. Нет, конечно, проходили порой туристы-путешественники, грибники шастали, косились, перешептывались. Но никто не рискнул зайти внутрь. Мало ли что. А другие бомжи сюда не заглядывали - здоровья не хватило бы карабкаться по кручам чуть не до вершины. Михе что - он не пьет и не курит. Теперь не пьет. А вот с квартирой, от родителей оставшейся, распрощался как раз по синьке. Это еще десять лет назад случилось - тогда и жена у Михи была, и дом, как положено, с полированной стенкой и японским телевизором. Видик, ковры-хрустали тоже имелись. А Миха решил фарта поймать и завербовался в старательскую артель на сезон, дизелистом. Только по окончании сезона раздали мужикам билеты на поезд, выдали консервов, хлеба и крутых яиц на дорогу. А председатель речь толкнул из окошка джипа: - Поймите, мужики, пролетели мы. Нету денег в кассе. Вон как солярка подорожала, мы еще и должны остались. Так что зла не держите, может, на будущий год повезет.

Хотели мужики его вытащить из внедорожника и закинуть под колеса поезда, но вокруг быки с карабинами "Сайга" - не подступишься. Кто-то судиться пробовал, да все без толку. А жена Михи, узнав, что пробыла "соломенной вдовой" без малого восемь месяцев без всякой за это компенсации, собрала вещи и ушла. Миха ударился в запой и очнулся тогда, когда его под белы рученьки вывели из квартиры и захлопнули дверь. А в кармане какая-то мелочевка хрустела. Вот тут и отшибло у него к алкоголю тягу напрочь, но - поздно. Работу он так нигде и не нашел, и, наконец, вырыл себе скит на склоне сопки к востоку от города. Жил подножным кормом, случайными заработками, да приворовывал по мелочам иногда.

* * *

Когда мэр начинал отбиваться от наседавших на него депутатов городской Думы, не принадлежащих к партии "Единая Россия", он напоминал разъяренного носорога в стае львов. Ему до почечных колик было противно оправдываться и давать какие-то пояснения по поводу своей деятельности, а на следующий день еще и читать в Интернете собственные словесные перлы, приправленные сотнями едких комментариев. Много раз он давал себе слово не реагировать остро и бурно, медитировал у зеркала, вглядываясь в свое крупногабаритное отражение с мясистым носом и щелочками глаз, придавал лицу благостно-мудрое выражение, с которым так хорошо сочеталась фраза, любимая всеми читинскими чиновниками: "Собака лает, а караван идет".

Но сегодня его опять вывели. И вывели надоевшим от изжоги вопросом: "Господин мэр, в городе уже огромное количество бомжей, их становится все больше и больше, что вы намерены делать?" Мэра взорвало. Он вообще не терпел, когда речь шла о каких-либо тратах и расходах. Его сознание ласкали понятия "прибыль" и "доход". А уж что касается этих бомжей, этих существ, на которых он равнодушно-неприязненно взирал только из окошка своего джипа за двести тысяч долларов, то тут мэра перемкнуло. Он, трясясь от негодования (пальцы привычно вращали авторучку, правда, раза в три быстрее, чем на телеэкране, с ловкостью барабанщика из рок-группы), выпрямился во весь рост и бросил в публику:

- А что я могу поделать? К сожалению, у меня нет лицензии на их отстрел, а других законных способов справиться с ними сегодня тоже нет!

В зале ахнули. Кто-то зааплодировал. Но аплодисменты сперва потонули в свалившейся, как куль с полки, тишине, а затем в зале возник и стал расти гул голосов...

* * *

- Мэр отжег, - констатировал факт средних лет круглолицый широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и в костюме от Raffaele Caruso. - Нет, надо быть таким дураком, на почитай, - он протянул своему собеседнику, молодому высокому парню с холеным лицом, планшет. Тот пробежал глазами по тексту на экране и засмеялся. - Мля, это пипец какой-то. На западе после такого надо сразу в отставку подавать. Хотя, с другой стороны, смотри, сколько его поддерживают. Примерно половина комментариев. Может, это и не так глупо?

Разговор происходил в элитном ночном клубе, куда из-за цен вход был заказан не только рядовым гражданам, но даже завзятым тусовщикам. Правда, истинной финансовой элиты в Чите было маловато. А большинство нуворишей предпочитали домашние обильные застолья или выезды на природу. Чтобы не разориться, владельцу клуба пришлось сдавать его на три дня в неделю местной гей-тусовке, у которой деньги почему-то водились. Но сегодня был обычный день, и собеседники заказали еще по порции Курвуазье.

- А правда, вот что с ними делать? Работать они не будут, да и негде у нас работать. Заразу разносят. Воруют. Да и вообще, по идее, разве это люди? Так, мусор. Зверьки.

- Зверьки? - тот, что был в костюме, задумался, грея в ладони круглый бокал. - А ты знаешь, у меня, кажется, появилась идея...

* * *

Он почти не умел считать и вообще слабо разбирался в символах и условностях, принятых человечеством. Рожденный и выросший в урановой штольне, он умел выживать при сорокаградусных морозах, без оружия и еды, лекарств и одежды. Сейчас он пробирался, ступая почти неслышно по тропке, тянувшейся вдоль шумной автотрассы. Ему был присущ интерес ко всему новому, трасса, машины и люди манили его. Но звериной интуицией он понимал - это опасно. Родители всегда прятались в штольне, когда изредка в их глуши раздавались голоса, лай собак или рев вездеходного двигателя. "Это враги, - объясняли они ему, - они поймают тебя и увезут далеко-далеко и будут делать тебе больно". Он впитал эту истину, но изредка на него накатывало жгучее любопытство - что же происходит на самом деле там, за тем хребтом, отрезавшим их маленький мирок от огромного и страшного мира?

И вот сейчас он шел и шел, почти не отдыхая. Он вообще редко уставал. Вот только не мешало бы поесть. Как раз на соседнем дереве мелькнул хвост белки. Мгновенный прыжок - и зверек безжизненно обмяк в зубах. Стащить шкурку и сжевать сырую тушку было для него делом привычным. Он вообще мог делать то, что не могли делать люди, потому что сам был уже не совсем человеком.

* * *

На все про все осталось сто рублей. Сейчас Гендос с женой сидели в зале ожидания на вокзале и никак не могли собрать воедино мысли. Впереди зияла пропасть полной неопределенности. Дальние родственники жены встретили их без особого восторга, а уж насчет переночевать были непреклонны - тесно у нас. И бабушка болеет. Несколько тысяч рублей, вырученные за продажу дома с участком, ушли на аренду комнаты в неблагоустроенном бараке. И Гендос, и его Тамара сразу начали обход предприятий и заведений в поисках любой, даже самой низкооплачиваемой работы. Ответ был везде одинаков: "Нет. Не требуется. Своих девать некуда". Тамаре вроде повезло - она нашла место технички в школе. Но школа находилась так далеко от дома, а зарплата была столь мизерной, что ее хватило бы как раз на проезд. И вот наступил день, когда хозяйка комнаты молча выставила их вещи в коридор. Идти было некуда.

Сейчас они сидели рядышком на жестких металлических сиденьях. Вокруг сновали люди, пахло едой, репродуктор разносил по зданию гулкие объявления. Они хотели есть, но понимали - эти сто рублей надо использовать в самом крайнем случае.

- Куда едем, - вывел их из состояния морального анабиоза вопрос. Задал его румяный крепыш в черной униформе с дубинкой и электрошокером. На рукаве красовалась эмблема "ЧОП Богатырь". Поодаль стояли еще два "богатыря".

- Да мы... мы никуда, - сказал Гендос вставая. - Мы ждем тут. Подойти должны.

- Ага, типа того: что так есть хочется, что переночевать негде? Сидите тут, бомжатня, мля, а пассажирам мест не хватает. Встали и вышли, чтобы я видел. Чего не ясно? - охранник демонстративно щелкнул разрядом электрошокера.

Супругам ничего не оставалось, как взвалить на себя мешки и баулы и поплестись к выходу в ледяной город. У самых дверей охранник решил для острастки дать легкого пинка. Нервы Гендоса не выдержали. Он скинул мешок и отвесил наглому церберу увесистую плюху. Тот отлетел и сел на задницу. Но двое других вытащили Гендоса на улицу и профессионально заработали дубинками. Один из них ударом локтя отшвырнул Тамару, которая пыталась оттащить охранников от мужа.

Однако все пошло не так, как обычно. Неожиданно на помощь Гендосу пришел высокий молодой мужик с короткой щеткой черных, но изрядно тронутых сединой волос. Охранники были раскиданы за считанные секунды, а спаситель помог Генке встать, потом отряхнул пуховик Тамары и сказал: - Быстро пошли отсюда. Сейчас менты набегут. А это еще хуже.

Все трое спешно покинули привокзальную площадь.

* * *

Наталья сидела в заведении со сложно выговариваемым названием, где за кухонной стойкой шустрили молодые азиаты. Здесь было тепло - и постепенно ноги обретали чувствительность. Сегодня в поисках жилья она обошла десяток адресов - и все безрезультатно. Ее зарплата нянечки в детском саду не позволяла снять даже койку в квартире, уже нашпигованной разношерстными жильцами. Нашелся, правда, на Большом острове один дяденька, который щедро предложил флигель с дровами, причем не за деньги. А за помощь по хозяйству. Вот только не сказал он сразу, какое хозяйство имел в виду этот крепкий меднолицый пятидесятилетний мужик с крепкими руками и мощной шеей. Не успела Наталья распаковать вещи и прикинуть - что и где разместить, как он заявился во флигель, пустив струю морозного пара из двери, ни слова не говоря, поставил на стол бутылку с криво приклеенной этикеткой "Портвейн 777", достал с полки два стакана и сказал: "Ну, новоселье положено обмыть". Пришлось пригубить мерзко воняющее пойло. А после этого хозяин, бесцеремонно посадив Наталью к себе на колени, стал тискать ее грудь и лезть под юбку, приговаривая: "Давно я такую помощницу ждал". Разумеется, надавав ему оплеух по красной шершавой морде, она уже через четверть часа брела, нагруженная сумками, по переулкам. И когда ноги уже перестали ощущать землю, Наталья зашла в этот павильон, распространяющий по району невероятно вкусные запахи жареного мяса и теста. Взяла стакан чая и чебурек и застыла в углу, слабо осознавая свою причастность к сегодняшнему дню.

А забегаловка постепенно заполнялась людьми - наступало обеденное время.

- Девушка, у Вас не занято?

Перед столиком стояли двое мужчин: один подтянутый, высокий, одетый в старую камуфлированную зимнюю куртку, второй - явно сельский житель, в вязаной шапочке - "петушке" и чуть поодаль женщина с блеклым и очень усталым лицом. Казалось, ей было все равно, что происходит вокруг.

- Конечно, пожалуйста.

Высокий выдвинул стулья и сказал своим спутникам: - Седайте, знакомится будем.

* * *

А мороз никак не спадал. Даже привычный Миха ускорил шаг и, натирая нос и щеки, стремительно передвигался по городу к пункту назначения - восточной забегаловке. Там когда-то трудилась его старая знакомая посудомойкой. Потом уволилась, найдя работу поприличнее, а Миха договорился с узбеками, и те давали ему небольшой, но стабильный заработок. Нужно было вынести мусор, рассортировать отходы, подмести вокруг павильона и сделать еще кое-какие мелочи. За это Миха получал гарантированный обед из трех блюд и кое-какие харчи из нереализованных с собой сухим пайком. Это обеспечивало Михе относительную сытость, особенно в зимнее время.

Наконец, попав в царство пара и вкусных запахов, он повеселел.

- Салам алейкум, дустлар! - поприветствовал он узбеков, успев за все это время научиться нескольким словам и выражениям.

- О! Салам алейкум, дайди! - расплылся в улыбке и без того луноликий Тулейбай. - Кушать будешь или работать сперва?

- Работать, Тулиб, работать! На сытое брюхо-то кого наработаешь.

- Ну, иди тогда подметай, потом коробки отнести и сжечь надо. Уже много накопилось.

* * *

"Аэродромных" размеров стол из натурального лионского дуба был освобожден от бумаг, пепельниц, письменных принадлежностей. Коньяк, бокалы и сигары ждали своей участи на низеньком столике возле массивного кожаного дивана, который габаритами мог соперничать с бегемотом. Но сейчас всем присутствующим было не до этого. Несколько хорошо одетых молодых мужчин с холеными лицами расстелили на столе подробную карту пригорода Читы и постоянно вносили в GPS-навигаторы коррективы.

- Вот же суки, а? Вот яйца оторвать надо тем, кто такие карты издает, в натуре, - возмущался невысокий плотный кавказец. - Вот так поедешь, а там вместо моста - болт с прицепом, а?

- Я те говорил - в викимапии надо смотреть, - ответил вальяжно раскинувшийся в кресле у стола тоже невысокий, но уже славянин - с большой круглой коротко стриженной головой. - Там все точно. Я еще ни разу не нагребался.

- Там качество не всегда хорошее. Если пригороды, то да. А вот тайга - уже не то разрешение. Тоже хрен что поймешь, - вставил свою реплику высоченный худой верзила со значком депутата на лацкане, - и вообще, вы что-то не то задумали. Отвечаю!

- Ай, Дима, не надо, да? Бздишь - товар коптишь. Я тебе тоже отвечаю - прокатит. Такого не было просто еще. Спасибо нашему мэру. Подкинул идею. А то мне эти охоты ваши уже до усрачки надоели. Приедешь, напьешься - и домой.

- В тот-то раз неплохо поохотились, - начал было длинный, но кавказец перебил его: - Какой нормально? Дизель почти убили у вездехода. За изюбрем этим сраным полночи таскались, пока нашли. Замерзли и нахерачились опять же.

- Дичи нет, реально. Повыбили и распугали всю. Браконьеры какие-то, - сказал еще один, безликий, в серой одежде, но с цепким волчьим взглядом и широкими плечами, распирающими сейчас тонкую шерсть водолазки. После этой фразы все присутствующие дружно заржали.

- В общем так. Сейчас я кое-что уточню. Ждите, - сказал большеголовый и приложил телефон к уху.

- Алле? Сережа? А ты сейчас где? А... Слушай, помнишь, один из писак в моей газете накропал что-то про поселение бомжей у Читы? Ага! Найди его мне прямо сейчас, пусть приедет в офис. Ага, давай, жду.

Журналист явился очень быстро - нечасто сам всемогущий владелец газеты вызывал рядовых сотрудников. Гости хозяина рассматривали невысокого толстячка с каким-то легким презрением и веселым интересом.

- Ты у нас кто? Андрей же, да?

- Да. Скопцов Андрей.

- Андрюша, ну-ка вспомни свою статью про поселок бомжей. Сможешь показать на карте, где он находится?

- Конечно! Корреспондент подскочил к столу и, взяв золоченый карандашик, едва заметным штрихом обвел эллипс на карте.

- А дороги там как идут? Подъезд есть?

- Есть. Но только на джипе можно проехать. Вот отсюда. Тут летом ручей размывает все. А зимой - можно. Летом вот с этой сопки. Тут поселок заброшенный дачный. Там, кстати, тоже живут бомжи. И вообще, много стало за последние лет десять.

- Ладно, ладно. Я читал. Все, свободен!

Когда журналист ушел, хозяин обвел гостей взглядом, улыбнулся как-то светло, по-детски: Ну что, господа? Каково будет резюме?

* * *

От плотной еды Гендос и Тамара осоловели. Захотелось спать. Этому поспособствовала еще и распитая на троих чекушка, как и еда, купленная новым знакомым. Разлив водку, он сказал: - Ну, за знакомство. Я - Виктор, - и опрокинул содержимое стаканчика в рот. Сморщился и стал смачно хлебать лагман. Гендос с Тамарой сперва стеснялись. Но теперь языки развязались. Они рассказали Виктору все: от момента разорения фермерского хозяйства до сегодняшней первой ночевки на вокзале.

- Да... - помолчал немного Виктор, - у меня почти та же беда. Ладно, предлагаю держаться вместе. Может, нам повезет.

И только тут он, наконец, обратил внимание на по-прежнему сидевшую без движения, словно оцепеневшую, Наталью.

* * *

Собирались у кладбища. Черные, темно-синие, зеленые внедорожники сверкали никелем кенгурятников и многочисленными фароискателями, размещенными, где только можно. Люди курили, звонили, рассказывали анекдоты, притоптывали от пронизывающего мороза. Кто-то уходил греться в салоны джипов. Кто-то только что подъехал. Со стороны все это напоминало тусовку автотуристов перед началом рейда. Но в багажниках были припрятаны палатки и спальники...

Лидером и организатором как-то спонтанно стал 40-летний миллионер, владелец множества магазинов и других объектов бизнеса. Свой первый миллион он заработал еще в смутные девяностые, пригнав с Кавказа несколько цистерн с фальсифицированным спиртом. Благодаря недюжинным способностям, железной хватке и пронырливости, заработанное он не промотал, а удачно вложил в приобретение по бросовым ценам никому не нужной на тот момент городской недвижимости. И через пяток лет стал обладателем самой крупной торговой сети, специализирующейся на продаже продуктов и напитков.

- Антон! - окликнул его недавний собеседник в клубе, молодой преуспевающий адвокат, сделавший капитал и имя на скандальных процессах, связанных с переделом объектов потребительского рынка.

Как-то так совпадало, что представители сторон, подававших иски на клиентов Артура (так звали адвоката), внезапно пропадали без вести, погибали при несчастных случаях или вдруг оказывались фигурантами уголовных дел. Клиенты Артура были очень довольны, что благотворно сказывалось на росте его благосостояния.

- Антон. Давай уже что-нибудь делать? Собрались все. Нет только Красавца, труба у него молчит.

- По коням, господа! - трубно скомандовал Антон, и люди моментально рассосались по машинам. Кавалькада сползла с объездного шоссе и стала продвигаться вдоль границы кладбища, вверх по лесной дороге. Замыкал колонну кавказец Миша на серебристом "Гелендвагене".

* * *

Наталья и сама не заметила, как разговорилась с людьми, подсевшими за ее столик в забегаловке. Выглядели они непрезентабельно, но выслушали ее невеселую историю о потере жилья из-за взятого и не погашенного мужем кредита с живым участием. Семейная пара - Гена с Тамарой тоже рассказали, как оказались без копейки денег в холодной неприютной Чите. Только Виктор - тот самый высокий мужчина в камуфляжной куртке - был немногословен. Зато именно он показался Наталье надежным, и поневоле подумала она: такие, как этот рано поседевший человек с молодым лицом, но усталыми глазами, смогут решить любую проблему.

- А с работой у меня тоже все, - закончила она свое повествование. - Заведующая как узнала, что я прописки лишилась, сразу сказала: пиши заявление. У нас тут дети. А ты фактически бомж получаешься. Такого я допустить не могу. Выкручивайся уж как-нибудь сама. Вот, расчет дали, думала комнату снять, но бесполезно. Не хватит даже на барак.

- Есть идея. Сейчас едем на КСК. Там приют работать должен - для таких вот, как мы, - усмехнулся невесело Виктор. - Месяц там перекантоваться можно будет, а за это время с работой, может, повезет.

- Зря прокатитесь, бродяги, - раздался из кухонного окна веселый, чуть хрипловатый тенорок. К их беседе давно уже прислушивался невысокий улыбающийся мужичок, который деловито переваливал объедки из ведра в алюминиевый помятый бачок.

- А чего так?

- А того. Я уже второй год бичую. Был там. От ворот поворот дали. Сказали - сперва встаньте на учет. Зарегистрируйтесь как лицо без определенного места жительства, получите направление и потом приходите. Сунулся в собес - а там очередь года на три. Переночевать еще пустят туда, но не за так. Полтинник с человека могут взять. И то - при наличии паспорта. Но я бы все равно не советовал. Прокатитесь, а там мест нет. Или еще что-нибудь. А вам что, идти некуда?

- Как видишь. С вокзала и то прогнали.

- Ладно. Ждите меня. Сейчас решим.

* * *

Холода он почти не ощущал. Иногда начинало неприятно тянуть пальцы ног и рук. Но он зачерпывал снег, растирал конечности, натягивал ботинки и шел дальше. К концу второго дня пути он привык к шуму трассы и теперь вышел на обочину. На него никто не обращал внимания. Он двигался размеренно, фиксируя все, что происходит вокруг, и только чувство голода опять мешало ему перемещаться в заснеженном пространстве.

Вскоре за поворотом показалось строение. Ноздри уловили запах чего-то необыкновенно вкусного. Мышцы напряглись, обоняние усилилось, он весь подобрался, словно ему сейчас придется сделать стремительный рывок и выдернуть из-под воды здоровую, неистово бьющуюся рыбу. Запах становился все сильней. Он заметил, как дверь распахнулась, и из нутра здания вышло существо в белой куртке и сером пуховом платке на голове. Это была женщина, и она несла сейчас таз вглубь двора. За ней, нетерпеливо приплясывая, семенили две большие собаки - белая и серая. В секунду он перемахнул через шоссе и, дождавшись, пока женщина уйдет, приблизился к громко чавкающим собакам. Они разом обернулись, оскалились, показывая ярко-белые резцы, и как по команде бросились на него. Первая псина сдохла от неуловимо быстрого пинка в шею: кадык хрустнул, и животное задергалось в агонии, поливая грязный снег, усыпанный опилками, розовой слюной. Вторую он подмял под себя и, зажав пасть, резко дернул голову вверх. Треснули кости позвоночника, и, схватив таз, убийца моментально скрылся в ближайших зарослях ерника. Никто ничего не увидел - настолько быстро все случилось. Съехав в небольшой овражек, он, урча и сопя, принялся за еду. Одна из собак успела схватить его за предплечье, и теперь из дырок сочилась кровь. Но боли он не чувствовал. Он вообще не знал, что такое боль.

Съев все, что было в тазу, он протер руки и лицо снегом - когда-то давно к этому его приучила та, которую он называл матерью. Еще немного полежал на рыхлом снегу и стал выбираться на трассу. А в это время с двустволкой по двору закусочной метался здоровый пожилой бурят. Он не мог понять - кто так быстро и люто расправился с его собаками.

* * *

Миха закончил хлебать борщ. Потянулся сладко, с хрустом, глотнул чая из пластикового стаканчика и сказал:

- Пока суд да дело, пойдем до меня. Идти, правда, далековато, но зато там тепло и даже задницу есть где помыть в случае чего. Осмотритесь, а там решите, что и как. В тесноте да не обиде. Живу я, други мои, в лесу, там, в горах. Зато никого нет рядом. Никто в душу не лезет и документы не спрашивает. Как-нибудь разместимся. Что ж теперь поделать?

Гендос, Тамара, Наталья и Виктор ни слова не говоря, стали собираться. Еще один читинский день догорел, только на юго-западе тлела в дыму ТЭЦ мрачная вечерняя заря. Город был насыщен визгом снега под ногами спешащих домой людей, и никому не было дела до этих пятерых, которым теперь тоже было куда идти.

По дороге непривычная Наталья отстала - ей пришлось цепляться за бушлат Виктора. В лесу было совсем уже темно, но Миха уверенно вел свою группу по только ему известной тропке. Она петляла среди гранитных валунов, спускалась в овражки, и затем начался долгий подъем наверх. А город оставался все ниже и ниже, мигал огнями и гудел тысячами машин. Но шум этот становился все тише и тише, зато звезды делались ярче и ближе.

К землянке подошли уже в полной темноте. Миха нырнул внутрь, повозился там, и бледное свечение керосиновой лампы выхватило его убогое, но теплое и относительно чистое жилище. Новые постояльцы по одному просочились внутрь.

А Миху охватил хозяйственный азарт - он вдруг с удовольствием ощутил себя хозяином дома.

- Сейчас чайку забацаем! Витек, затапливай печку, сушняк под нарами лежит. Так... бабы пусть на нары ложатся, а мы как-нибудь тут, у печечки.

Сидя в полумраке в углу нар, слушая, как шумит вода в закопченном чайнике, неслышно, но горько плакала Наталья. Она чувствовала себя похороненной заживо...

* * *

В редакции было накурено и шумно. Редактор независимой газеты "Окраина", и он же, по совместительству, ее единственный владелец, кипел и фонтанировал идеями.

- Значит, делаем так: раз мэр решил расстрелять бомжей, то мы, журналисты "Окраины", в свою очередь решили перед расстрелом напоить их чаем.

- Может, водкой? - осведомился его помощник и ведущий журналист.

- Так. Оставить эти настроения. Хватит спаивать народ. Поить будем именно чаем. Завтра едем на хлебозавод, я договорился, берем нереализованную продукцию - торты, булки, пирожные и везем на городскую свалку. Там целое поселение живет. Приедем, попьем чая с ними и поговорим. Пусть расскажут, что они думают о мэре и его идее с расстрелом.

- Как скажешь, капитан, - ответил помощник и подумал, что он сам непременно выпьет хотя бы грамм сто перед поездкой в очередную мертвую зону.

- Возьмем с собой оператора, снимем сюжет, вложим в Ютюб. Ссылку дадим на нашу газету. Мало не покажется кое-кому, - продолжал просто кипящий идеями редактор.

Это была странная, не похожая на прочие местные издания газета. Учрежденная на голом энтузиазме отставным капитаном-разведчиком, она собрала прожженных заматеревших сорокалетних мужиков и баб, ценящих и любящих свое проклятое журналистское ремесло. Их никогда не приглашали на великосветские фуршеты и знаковые пресс-конференции. Они не мелькали на телеэкранах, зато часто попадали в судебные хроники как ответчики по искам о защите чести и достоинства, причем истцы, как правило, были сплошь и рядом чиновники министерств и ведомств. Зато в провинции "Окраина" шла на ура. Жители Забайкалья считали ее своей, народной газетой. И не ошибались...

* * *

Головной джип - черный "Хаммер", чуть качнувшись трехтонным кузовом, встал на небольшой полянке. За ним выстроились прочие внедорожники. В "Хаммере" Антон говорил в рацию:

- Миша, Влад, вы сейчас поднимаетесь по отвороту, который впереди вас. Нормально пройдете. Я проверял. Мы с Артуром и Баржей идем по низу. Поселок за поворотом. Там - по обстановке. Но, бля, не дай Бог, чтобы кто-то ушел. Палево голимое может получиться. Вперед, мужчины! - и "Хаммер" на малых оборотах двинулся к повороту.

За ним, на вырубленном склоне сопки, в снегах и тишине, лежал заброшенный дачный поселок. Когда-то место считалось престижным. Всего пять километров от города, зато чистый воздух, грибы и ягоды. Но потом, после революций и катаклизмов, оказалось, что дачники не в состоянии оплачивать ни привоз воды, ни бурение скважины, а потом и электричество пропало - кто-то украл несколько километров проводов. Покупателей на такие "фазенды" не нашлось - и поселок стоял в тайге, глядя пустыми глазницами выставленных рам на окрестные красоты забайкальского леса. Ну а затем сюда стали стекаться бесприютные и неприкаянные: кто-то не мог найти места в жизни после того, как вышел из зоны, кто-то бежал из армии, кто-то просто пропил или проиграл квартиры, в одночасье ставшие ходовым товаром. А кто-то приехал в Читу с целью начать новую жизнь, не зная, что на самом деле он тут ее и закончит.

Сейчас в нескольких домах за окнами, затянутыми мутным полиэтиленом, мерцали огоньки самодельных коптилок. Из труб просачивался дым. Когда автомобиль Антона остановился у въезда в поселок, на верхней улице мощно вспыхнула фара галогенового искателя с "Гелендвагена" Миши-Магомета. Взвыв турбонаддувом, "Хаммер" резвым кабаном рванул по дачному поселку. Шесть прожекторов, установленных на крыше, с оптической четкостью выхватывали из сумерек мельчайшие детали окружающего ландшафта: шаткие, щербатые заборы, кучи золы на снегу, засохшие, не закопанные на зиму кусты малины и смородины на покрытых сухой высокой травой участках. У ближайшей дачи не было двери - ее заменяло засаленное ватное одеяло непонятного цвета. Вот оно отодвинулось - и в проеме показалось сощуренное лицо старика с длинной пегой бородой. Он, прикрыв глаза трясущейся ладонью, пытался всмотреться в этот странный и страшный источник света. Антон встал, высунулся из люка и, почти не целясь, нажал на спусковой крючок "Сайги". Бородатая голова украсилась отверстием, туловище упало и нелепо засучило ногами. Пальцы сорвали одеяло с двери, и там, в мерцающей полутьме, Антон уловил какое-то движение. Выскочил из машины с "Сайгой" наизготовку и заметил, как, прорвав пленку на окне, из дома пытается выбраться еще кто-то. В этот раз пуля попала в верхнюю часть черепа, снеся ее напрочь. Дымящиеся мозги мягко стекли на завалинку. Антон довольно закурил. Организм потряхивало, но в голове была необыкновенная бодрость и четкость.

А по поселку уже рыскали рычащие вездеходы. То тут, то там слышались выстрелы. Криков не было - шла выверенная, спланированная бойня, и вели ее опытные охотники, привыкшие убивать. Правда, на такую дичь они еще не охотились.

Угомонились через полчаса. Из поселка никто не вырвался, да и не пытался, не считая довольно шустрого мужичонки в унтах и старом армейском тулупе. Он уже почти перебрался через прибрежные заросли у замерзшего ручья и рванул, петляя по-заячьи, в небольшой распадок. Но у Артура мощный итальянский карабин был снабжен прицелом ночного видения. Стрелок довольно хехекнул, увидев в зеленом свете прицела, как пуля вспорола овчину тулупа и как беглец съехал со склона в овраг. Артур выбросил вверх руку, согнул ее, сжав кулак, и выкрикнул: "Йес!"

Когда с верхней части поселка спустились загонщики, Антон скомандовал: "А сейчас будем делать уборку. Каждый берет свою дичь. Тащим всех вот в этот сарай. Миша, а ты доставай канистру с бензином".

Всего в сарае оказалось полтора десятка бомжей. Двое или трое еще дергались и стонали. Когда колонна стала покидать место охоты, сарай уже горел дымно-оранжевым пламенем.

* * *

Город появился внезапно, лежа внизу, в котловине. В мутном мареве дрожали размытые огни, над огромной чашей, населенной людьми, висел тяжелый дым. Наступал еще один вечер, точно такой же, как и тысячи прошлых вечеров.

Он спускался к городу, чувствуя в своем сыром сознании непонятный страх. Раньше он ничего не боялся. Ему, выросшему в таежной заброшенной штольне, были нипочем ни морозы, ни хлесткие весенние пыльные ветра, ни щелкающие пасти волков, ни смертоносные лапы медведя. Хищников он не боялся - они боялись его, чувствуя в нем природу, отличающуюся от прочих двуногих. Он же сам легко справлялся в самых сложных ситуациях без огнестрельного оружия, раны и травмы считал как само собой разумеющееся, поэтому понятие о боли у него отличалось от человеческого.

Теперь он опять хотел есть, и голод гнал его вниз, в дым и огни. Голод был сильнее страха, но чем ближе становился шум Читы, тем нерешительнее делались его шаги. Но все равно он перемещался уже по убогой окраине, в темноте, среди развалин и одноэтажных деревянных домов. Он уже решил искать место для лежки, как вдруг сзади показались яркие огни и раздался скрежет. Зачарованный огнями, он замер.

Это был милицейский "УАЗ", и от отца он знал, что на свете есть такие люди - менты, которые носят форму, и у них есть оружие, от которого нет защиты. И что ментов надо бояться. Но тут он словно все позабыл. Он смотрел на две фигуры, которые неторопливо приближались к нему.

- Ох, ни хера себе, снежный человек, - присвистнул один из них, - ты посмотри, какое чучело.

Действительно, для них он был более чем экзотическим субъектом: в самодельной обуви из шкур, в старом отцовском бушлате, подбитом во многих местах шкурками белок, при этом с обветренной грубой кожей и темными, почти без зрачков, глазами. Ростом он превосходил обоих полицейских чуть не на две головы.

- Откуда ты, чудо, - насмешливо спросили его. Он умел говорить, правда, очень неуверенно, как недавно заговоривший немой. Но сейчас он просто неопределенно махнул рукой в сторону леса.

- Ты чего машешь руками? Немой, что ли? Документы есть? Откуда идешь?

Молчание.

- Да ладно, бомжара какой-то. Немой и правда, наверное. Пусть идет.

- Не, смотри, у него кровь на бушлате.

На куртке и, правда, остались пятна крови - шесть часов назад он поймал в молодом соснячке куропатку и, наскоро ощипав, съел сырой. Руки и лицо он по привычке протер снегом, но на бушлате осталось несколько свежих пятен.

Он видел, как они подходят к нему вплотную, и еще не до конца понял, что происходит, как сознание дало команду - защищайся! В следующее мгновение сержант агонизировал у колеса машины, захлебываясь булькающей из вырванного кадыка кровью, а второй, не успев вскинуть автомат, ощутил, как в оба глаза вошли невероятно жесткие и сильные пальцы. Он прожил на полчаса дольше своего напарника...

* * *

Серо-зеленый потрепанный микроавтобус пробирался между мусорных пирамид. Журналисты газеты "Окраина" выехали на городскою свалку. Несмотря на недовольство редактора, которого все называли просто - командир, для поднятия духа во время поездки приняли по кружке изумительного брусничного самогона, который прихватил с собой приглашенный доброволец - видеооператор. Учитывая эффект "старых дрожжей", доза оказалась для него убойной, и когда "Тойота" замерла у кучки греющихся у костра людей, оператор, настроив перед этим тщательно камеру, выпал из передней дверцы, чем очень расположил к себе обитателей свалки.

Впрочем, ни тортам, ни прочим угощениям бомжи особо не обрадовались. И не потому, что им не привезли еще и водки. Они были угрюмы, сосредоточены и перед приездом корреспондентов обсуждали явно что-то очень важное. Наконец, один из них, самый авторитетный, представившийся Валерой-пальцем, отвел редактора в сторону и долго о чем-то ему говорил. Вернулся редактор в машину уже совсем в другом настроении.

- Ох и ни хрена ж себе, что мне сейчас рассказали. Санек был с утра в городе, виделся там со своими. По слухам, вчера ночью в заброшенном дачном кооперативе за кладбищем кто-то расстрелял бомжей. Вроде как приехали на нескольких джипах, устроили охоту, а потом трупы стаскали в сарай и подожгли. Человек десять завалили, не меньше.

- Так надо поехать туда! Я знаю, где этот кооператив. Рядом совсем! - взвился его заместитель по кличке Старпом.

- Олег, сможешь? - спросил редактор владельца автобуса. Тот молча кивнул и повернул ключ зажигания.

* * *

Новые друзья Михи оказались людьми деятельными, особенно Виктор. С его подачи возле Михиной землянки началось самое настоящее строительство. Долбить мерзлую землю было тяжело, но мощные костры за сутки прогрели грунт на полтора метра. Стены образовавшегося котлована укрепили тонкими стволами сосенок, дно закидали ветками устелили картоном, принесенным с городских мусорных баков. Через два дня над объемной землянкой уже высился бревенчатый скат, крытый полиэтиленовой пленкой, а внутри уже потрескивала самодельная печь из камней, с листом железа сверху. Приятно пахло свежим деревом от срубленных нар и стола. Рядом что-то подобное строили себе Гендос и Тамара. Впрочем, и там большую часть работы делал Виктор - его большое крепкое тело словно изголодалось по такому вот простому и тяжелому труду.

О себе он рассказал мало - служил в армии, поссорился с командованием, ушел в отставку, мыкался без работы, потом познакомился с одним дельцом, который сблатовал его нелегально мыть золото в лесу. В конце осени, изъяв весь намытый шлих, делец вывез бродяг в город и аккуратно передал в руки оперов из ОБЭП, предусмотрительно подкинув в карман Виктора бутылек с десятью граммами желтого песка. Пока отбывал срок, жена Виктора развелась с ним, продала квартиру и уехала куда-то в Краснодарский край.

Все это время Наталья находилась как в анабиозе. Понимая ужас всего происходящего, она несколько раз мысленно уговаривала себя вернуться в город и что-то делать, чтобы не выпадать из общества, но другое чувство подсказывало ей, что она никому там не нужна. А здесь после тяжелой работы, у костра, за кружкой чая и немудреной едой было по-семейному уютно и спокойно. А еще рядом был Виктор. Она еще не встречала таких мужчин в своей жизни - решительных, умелых и сильных. В конце каждого трудового дня он, сказав обязательную фразу: - Так, девчонки, не подсматривать, - брал полотенце и шел в лесную чащу. Там, раздевшись догола, он купался в снегу, потом растирался полотенцем. Возвращался к костру свежий, раскрасневшийся, с тающими на ресницах льдинками. Его пример стал заразителен и для других мужиков. Женщины же мылись в землянках, одалживая у Михи ведро, ковш и таз. Тут же и стирали белье, вывешивая затем его на мороз.

Построенную землянку Виктор разгородил на две части - в одной поселилась Наталья. Он относился к ней ровно, вежливо, но не выделял ее из остальных. Впрочем, ни о каком романе она и не думала - ей было просто хорошо оттого, что он рядом.

* * *

Микроавтобус полз вверх по лесной дороге. Вокруг на деревьях висели тяжелые шапки недавно выпавшего снега, и сейчас он светился миллионами кристалликов под уже почти весенним солнцем. Чуть позади осталось городское кладбище, кругом стояла тишина, и как-то не верилось, что еще ночью тут в свете фар и грохоте выстрелов к небесам рикошетом летели обреченные души. Но вот за поворотом внезапно вырос другой микроавтобус - "УАЗ"-таблетка. У обугленных останков какого-то строения возились мужики в штатском и в форме. Широкий прапорщик с крупным мясистым лицом, смешно косолапя, подбежал к машине с корреспондентами.

- Стоять! Чего тут надо? Кто такие?

Журналисты предъявили удостоверения, и прапор укосолапил звать старшего по званию. Им оказался крепкий лысоватый мужик в возрасте около сорока пяти лет, представившийся майором из краевого УВД.

- У вас откуда информация? И какая именно?

Редактор передал суть беседы с источником информации.

- Ну так вот, товарищ Гранитский, вместо того, чтобы всяких бомжей слушать и по свалкам отираться, лучше бы делами полезными занимались. Написали бы про работу комиссии по делам несовершеннолетних, например, или про службу участковых. А то высасываете из пальца чушь всякую, а народ верит.

- Тогда что вы тут делаете?

- А тут, товарищ редактор газеты, обычная бытовая трагедия. Несколько лиц без определенного места жительства, как говорится, в состоянии алкогольного опьянения оставили ночью без присмотра самодельное отопительное устройство - и в результате возникшего пожара погибли. Все комментарии позже - через пресс-службу. А сейчас попрошу вас покинуть место происшествия. Иначе составлю протокол о воспрепятствовании сотрудникам правоохранительных органов.

Тойота с корреспондентами поползла теперь уже вниз. Пока она не скрылась за деревьями, ее номер успел украдкой записать себе в телефон молодой эксперт, который сейчас тщательно, по приказу майора выискивает ружейные гильзы.

* * *

Герои недавнего безумного "Сафари" восседали сейчас в одном из городских ресторанов. Заняв отдельный кабинет для вип-персон, хозяин ресторана, полный и рыхловатый блондин по кличке Баржа распорядился - и гости скромно угощались чаем, коньяком и блинами с икрой.

- Ну что, мужчины, - председательствовал большеголовый вальяжный Антон, - какие будут мнения?

- Слушай, отлично получилось, - поставил чашку на блюдце Магомет. - Как заново родился.

Шутку оценили и немного поржали от души.

- Я вот что думаю, - сказал молодой адвокат Артур, - а что, если нам попробовать на этом, так сказать, немного подзаработать? Устроить сафари, клиентов я найду. Даже в других городах. Кстати, говорят, что московские пацаны давно уже так развлекаются. У Сергея Минаева в романе "Раб" про это написано.

- Звездобол твой Минаев, - отдуваясь после дозы "Хеннеси", пробурчал Баржа, - ладно, мы, все свои, все друг друга знаем, а так, со стороны привлекать - палево голимое. Хоть и бомжи, а все равно, как-никак, люди. Еще неизвестно, чем эта бойня закончится. Шуму-то наделали, не дай Бог никому.

- Известно, чем закончилось уже, - подал голос самый немногословный участник этой компании Влад - безликий, неброский, с цепкими волчьими глазами. - Бывшие коллеги поделились информацией. Стрельбу и правда слышали - сторож на кладбище. Обосрался и вызвал ментов. Но те, сами понимаете, только утром приехали. Короче, дело не возбуждено. Списали на то, что пьяные бомжарики не уследили за печкой и сами себя зажарили. Так что дышите спокойно.

- О! Вот за это надо выпить! - шумно предложил Магомет, и все потянулись с бокалами к центру стола.

После того, как коньяк занял место в желудках, гости откинулись на спинках стульев и продолжили.

- Я так считаю, - сказал предводитель Антон. Сейчас на месяц все равно прервемся, пусть поутихнет. Как раз и потеплее будет потом. Да, надо искать место новое - в "Вершинке" мы, по любому, всех вышибли.

- Э, городскую свалку можно, да? Там этих тварей, как ворон, - внезапно возбудился Магомет.

- Забудь про свалку. Там не все так просто. Там есть интересы у людей. И лучше туда не лезть, - ответил Влад.

- Пацаны, я вот что предлагаю, - подвинулся ближе к столу Артур, - скинемся, арендуем вертолет и полетаем над пригородом. Засечем кого - забьем в GPS, и все, вэлкам ту сафари!

* * *

Весна словно упала с неба внезапно и оглушительно. Таял снег, надулся лед на ручьях, в городе с крыш капало. Каждый день утром Виктор уходил в город вместе с Михой и Гендосом на заработки. Миха по-прежнему пахал в кафешке, а им оставалось либо надеяться на счастливые случай в виде разгрузки вагона или фуры, либо выискивать бесхозные железяки и тащить их в пункт приема. Впрочем, они не оставляли попыток найти подходящую работу - регулярно покупали газеты с рекламными объявлениями, но тщетно. Без городской прописки ловить было нечего.

Сегодня им повезло - в небольшом магазинчике стройматериалов, с хозяином которого они успели свести дружбу, так как не пили, работали быстро и честно, потребовалось разгрузить контейнер. После чего, передохнув и ополоснувшись под краном, отправились за Михой.

А Миха в это время, жуя чебурек, рассматривал странного человека, не сводящего глаз с изделия из теста и мяса. Выглядел он как бомж, но, судя по всему, жизнь этого бомжа хорошенько потрепала. Даже обуви нормальной у него не было, а были какие-то невообразимые не то унты, не то еще что - из шкур явно диких зверей. Видавший виды бушлат был запачкан чем-то темным, похожим на кровь. И глаза, которые, не моргая, смотрели на чебурек, но Миха не мог различить в них зрачков, они все были темные, почти черные.

Миха протянул недоеденный чебурек, и странный человек в ответ молниеносно выхватил еду и в секунду заглотил.

- Ну ни фига себе, паря, ты доешь! - удивился Миха. - Ты что, такой голодный? Есть, спрашиваю, хочешь? Ам-ам? - показал он незнакомцу жест, обозначающий еду. Только после этого тот кивнул.

- Ты глухой, наверное? Или даже глухонемой... - поразмышлял вслух Миха, затем снова обратился к языку жестов.

- Сюда иди! Вот тут сядь! Сиди тут! - он похлопал верхонкой по пустому ящику. Человек подошел и сел. Миха нырнул в теплое нутро кухни и вынырнул уже с пластиковым стаканчиком чая и беляшом.

- На, ешь. Тебе!!! - он пытался говорить как можно громче.

Незнакомец опять набросился на еду.

- Что ж с тобой делать-то? Тебе в таком виде и в город-то нельзя. Как сюда добрался, даже удивляюсь. Ладно, в тесноте, да не в обиде... и опять перешел на повышенный тон: - Со мной пойдешь? Я в лесу живу! Лес! Вон там!

- Лес, - каким-то странным, скрипучим голосом сказал вдруг новый знакомый и тоже махнул рукой в ту же сторону.

- О, так ты не немой, что ли? Зовут-то тебя как? А?

Тот, к кому он обращался, замер. Внутри происходила мучительная работа - найти правильный ответ. Он помнил, что мать и отец, давно еще, обращались к нему как-то, но вот как? И об этом ли его спрашивает этот человек, от которого он не уловил волны опасности или страха. Наконец он вспомнил. Когда его звали родители, они всегда кричали ему: "Сын, ты где? Сын, иди сюда!"

- Сы...ын.

- Что - сын? Зовут, что ли, так? А имя-то есть? Ну, хрен с тобой, сын, так сын. Ты, видать, немного крышей поехавший.

В это время, торопливо перебежав улицу, подошли Виктор и Гендос. Рюкзак, с которым Виктор ходил в город, заметно отяжелел.

- Ну что, Мишаня? Как сам? У нас сегодня все в елочку. Дня на три затарились провиантом. Еще мыло купили и порошок. А это кто?

- Да чудак какой-то. Сын, говорит, его зовут. Голодный, как собака. Больше ничего не сказал, по ходу немного проблемы с башней. Но не бросать же его тут. Смотри, в каком он виде. Или шпана забьет до смерти, или менты.

- Да кто спорит, берем с собой, на месте разберемся.

- Э, сын! - крикнул Миха незнакомцу, как собаке, - пошли со мной.

Тот моментально двинулся за друзьями.

* * *

Редактора газеты "Окраина" из вязкого, тяжелого сна настойчиво выдергивал в реальность звонок телефона. Матерясь про себя, он, наконец, нащупал трубку.

- Алло! Это господин Гранитский?

- Он самый...

- Я вам не могу назвать свое имя, я сотрудник полиции. Но у меня для вас есть информация. Помните, вас не пустили на место происшествия, где в дачном поселке сгорели бомжи?

Гранитский моментально проснулся.

- Да-да, помню.

- Так вот, там не было никакого пожара. Вернее, он был, но уже потом. Там все гильзами усеяно. От "Сайги", от "Зауэра". Такое ощущение, что кто-то на бомжей охотился, как на дичь. Они там по всему поселку валялись. Двенадцать человек. А потом уже их в сарай оттащили и сожгли. Все, больше мне рассказать нечего. Но начальство наше дело возбуждать не стало. Списали на несчастный случай. Имейте в виду. До свидания!

- А погоди... - но в трубке уже была тишина. На дисплее светилась надпись "Неизвестный номер"

- Вот бл...ство, а? - мгновенно подскочил редактор и стал собираться.

* * *

В салоне вертолета пахло топливом, и нещадно вибрировали кресла - машина была старой. Сейчас Ми-2, арендованный в местном аэроклубе, закладывал вираж чуть севернее развязки на обводной трассе, в районе Верхоленской улицы. Артур и Антон расположились по обоим бортам и прилипли к иллюминаторам. Вертолет сделал еще один разворот и стал удаляться на север. Вдруг Артур встрепенулся и толкнул своего приятеля в спину.

- Вон, смотри, там полянка и типа землянки что-то...

- Ага, вижу! О, а вон еще одна! И еще!

- Все, забиваю это место, - и Артур затыкал пальцами в экран планшета.

Пилот обернулся.

- Время, господа! Пора на базу.

- Родной, давай еще вдоль просеки пройдем, а? Чуть подальше! Не обидим!

Пилот кивнул, и машина, чуть опустив нос, двинулась на северо-восток.

Только что сошедшие с трассы в лес Миха, Гендос, Виктор и их новый знакомый проводили вертолет взглядами.

* * *

Вышедшая на следующий день "Окраина" на обложке несла крупную надпись: "Бойня на окраине Читы. Что скрывает полиция?". Тираж размели за несколько часов. А еще через день в редакцию как то мягко и плавно вкатился невысокий улыбчивый и круглолицый подполковник полиции.

- Я ж все понимаю, мужики, - начал он, как только ему предложили сесть, - вам темы жареные нужны, чтобы газета продавалась. Туда-сюда бизнес, да! Но зачем же херню откровенную пороть? Обратились бы в пресс-службу - вам бы там все рассказали. Да, имел место несчастный случай. Да вы знаете, сколько таких каждую зиму происходит? Вот (тут он порылся в папке и достал лист бумаги), по нашим данным, на сегодняшний день в пригороде, в самостройных жилищах типа "землянка" и на заброшенных дачах проживают более ста тридцати лиц без определенного места жительства. Ну, что за контингент, вы сами знаете: опустившиеся люди, алкоголики, пьют всякую химию. Дуреют, ну и подыхают кто как. А вы понаписали - чуть не охоту кто-то на них устроил. Да кому они нужны?

- Господин подполковник, а почему же тогда нас не пропустили на место происшествия?

- Ну, хлопцы мои, ну вы же должны понимать, что там работали криминалисты, эксперты, следователь. Там следы могли быть всякие...

- Следы чего? Или кого?

- Ну, всякие. Знаете, у вас своя работа - у нас своя.

- Да. И в рамках этой работы, по закону о СМИ, журналист имеет право на посещение оцепленных мест как раз в таких случаях. А, может, вы патроны просто не успели собрать, а, подполковник?

Полицейский подобрался, взгляд у него резко изменился, голос стал каким-то брюзжащим.

- Ну откуда у вас эта информация, вам все равно придется сказать.

- Только по решению суда...

- Решение будет очень скоро, можете не сомневаться. А за клевету на полицию мы с вас сдерем столько, сколько посчитаем нужным. И вообще, господин Гранитский, в городе многие вами недовольны, как я слышал. Многих вы обидели, говорят. Смотрите, вам жить!

* * *

Тот, кого они назвали Сыном, нашел пристанище в землянке у Михи. Он привязался к нему, как привязывается прикормленная на улице бездомная псина, и был готов всюду ходить по пятам за своим хозяином. Миха заставил новичка выкупаться в тазу и, когда тот, после долгих объяснений жестами и словами, разделся, удивился сложению новичка - каким-то нереально мускулистым для бомжа трицепсам и предплечьям. В отличие от лица, кожа на теле была ярко-белая, даже какая-то синева просвечивала на ней. Миха подобрал своему "питомцу" кое-что из одежды, нашел старые валенки - и теперь незнакомец стал больше походить на человека. Правда, всех прочих обитателей поселения он сторонился, а поданные в миске макароны с тушенкой стал суетливо, руками, запихивать в рот. Миха отобрал у Сына миску, всучил ложку и стал медленно управлять его рукой, пока тот не понял, как надо есть.

Но вечером, когда сидели у костра, новичок, внезапно прислушавшись к чему-то, быстрее молнии выпрыгнул с поляны, исчез в зарослях и через минуту вернулся, бросив к ногам Михи тушку белки.

- Да... я всякое видел, но такое, - протянул Виктор, - сдается мне, парнишка-то непростой.

Слова Виктора подтвердились на следующий день. Было воскресенье, в город в этот день не ходили. Поэтому Виктор, наконец-то, взялся за постройку бани.

- Конечно, не то, что на подворье личном, но мыться и париться можно будет. А то снег скоро сойдет - где я освежаться буду? Давайте, мужики, навалимся.

Как и жилища, баню делали в землянке. Гендос нашел на вершине сопки поваленные стволы лиственницы, полдня ушло на распиловку, а затем их стали стаскивать вниз. И тут Сын, поняв, что от него требуется, взвалил на каждое плечо по увесистому бревну и легко, словно нес пару удочек, зашагал по склону горы.

- И еще раз я скажу - непростой паренек. Не хотел бы я попасть ему под горячую руку, хотя уж за себя постоять-то умею, - глядя вслед, задумчиво пробормотал Виктор.

- Как думаешь, может, лучше прогнать его? - Гендос остановился, чтобы перевести дух, он тащил лесину вполовину уже тех, которые унес их странный новичок.

- Да безобидный вроде... И Миха к нему привяза...

Договорить фразу ему не дал страшный вопль, раздавшийся откуда-то из района их землянок.

* * *

Виктор рванул вниз со скоростью зайца. Гендос зашлепал следом. Вопль снизу повторился, затем все стихло. На поляне, недалеко от костровища, валялась огромная овчарка. Бока ее тяжело вздымались, из пасти непрерывно текла кровавая пена. Держась за прокушенную ногу, сидя на бревне, мерно раскачивалась от боли Наталья. Сын держал за горло прижатого к мощной сосне пожилого мужика. Лицо у того было под цвет первого снега, зрачки расширены, язык не слушался. Мужик просто хрипел.

- Сын, отпусти! - заорал еще издали Виктор.

Сын расцепил пальцы. Мужик сел в снег стремительно, как будто ему косой срезало ноги. Он все еще не мог прийти в себя. Овчарка тем временем вытянулась, по ее мощному телу волнообразно пробежала дрожь, и животное замерло с оскаленной пастью. Только тут владелец собаки обрел дар речи.

- Гнида, пидор гнойный! Ты что с Альмой сделал?

Сын уже утратил интерес к незваному гостю и отправился вверх за очередным бревном.

- Что случилось? - Виктор уже осматривал укусы на левой икроножной мышце Натальи.

- Я костер раздувала. Вдруг сзади толчок, я упала, ладонь сожгла. И эта собака вцепилась в ногу. Я закричала, - Наталья прерывисто, как дети после плача, вздохнула и продолжила: Сын прибежал. И... я сама не поняла, что он сделал с собакой. Как-то быстро все случилось. Потом смотрю, она уже лежит, а Сын мужика за горло взял.

Виктор подошел к гостю. Тот отряхивал свалившуюся ондатровую шапку и смотрел на бомжа с ненавистью.

- Вы мне, суки, ответите за собаку. Я ее три года воспитывал. Она у меня дачу от таких, как вы, охраняла. Козлы, бля...

- От каких это, от "таких"? - спокойно, нехорошим тоном спросил Виктор.

- От мразей таких вот. Бомжи поганые. Город весь засрали, теперь еще тут от вас прохода нет...

- Ты считаешь нормальным, что твоя собака бросается на беззащитную женщину?

- Какая это женщина? Женщину, бля, нашел! Прошмандовка грязная!

Виктор слегка побледнел, и было видно, что он еле сдерживает себя. Но тут раздался хруст не до конца растаявшего наста. На тропинке показался Сын, играючи несущий на плече огромное бревно. Мужик, увидев это, звучно испортил воздух и бросился бежать вниз.

Виктор обследовал труп собаки и определил, что она сдохла от того, что ей ударом разбили основание черепа. Наталья уверяла, что в руках у Сына ничего не было. Сам победитель в этой схватке сейчас беспечно крутился возле Михи, а тот что-то ему говорил. Виктору пришла в голову мысль. Он выбрал средних размеров камень, подошел к Сыну метров на пять и с криком: "Сын!" - метнул камень ему прямо в голову. Но булыжник словно прилип к широкой ладони Сына. Он заулыбался, приняв все происходящее за игру.

- Ни хера себе, - в который уже раз пробормотали Миха и Гендос.

* * *

На этот раз охотиться поехали вчетвером. Антон с Артуром на правах командиров, с ними подвизались Баржа и Миша-Магомед. За горнолыжной трассой, которую так и не достроили, а лишь вырубили под нее строевой лес на западном склоне красивой сопки, по данным воздушной разведки, расположилось небольшое поселение бомжей: пять-шесть землянок, в которых обитали около двадцати человек.

На этот раз джипы пришлось оставить внизу - склоны были крутыми даже для полноприводных вездеходов. По команде Антона, который когда-то давно отучился три года в общевойсковом военном училище, растянулись цепью и стали обходить поселения снизу, двигаясь условным полукругом. В весенних сумерках сквозь пелену облачности просвечивал, как через марлю, молодой месяц. На фоне светло-серого неба сосны казались черными, словно нарисованными тушью на бархате. На поляне разгорался костерок, вокруг сидели понурые фигурки. В котелке что-то булькало. Двое разгружали старый капроновый баул.

Выстрел шарахнул, как внезапно лопнувшая пятисотваттная лампа. Один из тех, кто возился с баулом, ткнулся головой в плечо напарника и завалился на бок. Сидевшие у костра люди вскочили, заметались, бросились, не разбирая дороги, по кустам и овражкам, но у охотников были приборы ночного видения. Лопались все новые и новые выстрелы, один за другим валились неприкаянные создания на еще не оттаявшую землю, отогревая на какое-то время ее своей кровью. Только один - самый молодой и отчаянный, месяц назад вышедший за ворота колонии, рванул по извилистой тропе вверх, сообразив, что шмаляют снизу. В прицел Антон заметил, как верткая фигура мелькает уже за крутым поворотом.

- Сука!!! - проревел он на весь лес, - уйдет, падла. За ним, пацаны! - и тоже рванул вверх. Но привыкший к коньяку и сигарам организм отказался преодолевать непосильную нагрузку. В правом боку закололо, и к горлу подступила тошнота. Прочие охотники и не думали участвовать в гонке преследования.

- Антон, э, хорош ты! Поехали отсюда, - закричал вслед преследователю Магомед.

Тот вернулся к месту бойни злой, красный и потный.

- Какого хера стояли? Ушел он! Это лишний свидетель, не ясно, что ли?

- Антон, ты реально загоняешь! Какой свидетель, куда он пойдет, кто его будет слушать? А нам уже надо валить.

- Ладно, уболтали!

* * *

Пальбу и вопли услышали в лагере Виктора. Миха в этот раз опомнился первый и махом затоптал костер. Причем сделал он это так быстро, что опомнился сам только тогда, когда последний уголек перестал шипеть под ногами.

- Ничего себе, Миха, реакция у тебя! Как у спецназовца, - похвалил его Виктор. - Ты в армии-то, кстати, служил?

- Служил, как же не служить? Тогда все служили. Только я не в спецназе. Я в ВВС служил. В Казахстане.

- Летал. Что ли?

- Да ну, кого ты, летал! В роте охраны служил.

Миха уже на протяжении нескольких дней замечал, что с ним происходит что-то непонятное. Вчера на работе повар Тулип зацепил плечом металлическую стойку с посудой. Еще мгновение - и она бы покрыла черепками кафельный коричневый пол, но этого мгновения Михе хватило, чтобы удержать стойку на месте. Сегодня он, работая топором на постройке бани, неосторожно ссадил с указательного пальца левой руки изрядный лоскут кожи. Миху напугало не это, а то, что он совершенно не почувствовал боли, ну, может быть, в самом начале. Еще он стал замечать, что некоторые движения других людей он временами видит как в замедленной киносъемке. А по ночам, вернее под утро, в нем просыпалось непонятное чувство: Михе казалось, что вот-вот и его изнутри разорвет на куски непонятная сила. Миха боялся, что он сходит с ума, и ничего не говорил о происходящем своим друзьям. И зря - Гендос испытывал почти те же самые ощущения. И тоже боялся их.

* * *

На закоченевшие трупы бомжей наткнулись туристы. Сообщили в полицию, дождались на месте опергруппу и отправились дальше по заданному маршруту. Один из прибывших сотрудников, еле вскарабкавшийся к месту происшествия полковник, посоветовал:

- Только давайте языком трепать не будем. Да? Зачем нам все это? Всякие неприятности? Ведь все же мы не без греха. Мало ли что может случиться. Я надеюсь на ваше понимание.

Тем не менее, на следующий день информация стала известна в редакции "Окраины" - один из туристов был постоянным читателем этой газеты, и в очередную среду обложка газеты кричала: "Кровавая бойня в пригороде продолжается. Необъявленная война".

Один экземпляр лег на стол мэру города. Тот в ненависти воткнул взгляд маленьких заплывших глазок в текст.

- Мразь, бля, - наконец, выдавил он.

- Теперь Вы видите, господин мэр, к чему привели ваши, скажем, так, совсем необдуманные слова? - Жестко спросил его сидевший напротив мужчина средних лет с неприметным лицом, одетый в неброский серый костюм. - Вы отдаете себе отчет в происходящем? И что предполагаете делать?

- Я... - мэр поперхнулся и проглотил комок, - я буду думать и вырабатывать решения.

- Поздно. Уже за Вас подумали. От Вас остается одно - обеспечить размещение, как минимум, пятисот человек без определенного места жительства в социальных учреждениях.

- Я... у нас нет столько мест. Максимум сто - сто пятьдесят.

- Это Ваша головная боль. Срок - неделя. И молите того, в кого Вы верите, если верите, конечно, чтобы ничего подобного больше не произошло. Иначе..., - и посетитель вышел из кабинета, не попрощавшись и не закрыв за собой дверь. Мэр остался сидеть за столом неподвижно, как фундаментальный монумент собственному идиотизму.

* * *

- Господин Гранитский! - раздался в телефоне редактора "Окраины" режущий жесткий голос, - Вы так и не поняли, о чем Вас просили! Что ж, мы даем Вам последний шанс. В следующем номере газеты Вы размещаете подробное опровержение ранее вышедших материалов и просите публично извинений у краевого Управления внутренних дел. В противном случае, мы будем действовать очень жестко, но, я предупреждаю сразу, строго в рамках закона.

- Для начала Вы, может быть, представитесь? - спросил редактор.

- Вы слишком незначительная фигура, чтобы Вам представляться.

- В таком случае купите себе путеводитель на хер, - ответил Гранитский и отключил телефон.

* * *

В воздухе висел запах сигар. По искусно выделанному английскому зеленому сукну скользили костяные шары и проваливались в лузы. Влад играл лучше всех в этой компании, и проигрывающий уже третью партию подряд Антон все чаще прикладывался к стакану с виски.

- Все бы ничего, - продолжал Влад, - мои коллеги мясо это сгрузили в труповозку - и прямиком на золоотвал. Там и закопали. Но какая-то сука сливает информацию писакам из "Окраины". И в результате этим делом заинтересовалось ФСБ. Я знаю, что уже с мэром беседа была. Спросили с него за базар дурной не по-детски.

- Тогда завязываем. Повеселились, и хватит - рассудил Антон.

- Ты чего, хватит! - взвился с массивного кожаного кресла Артур. - Я уже людей пригласил. У нас пять стоянок еще есть.

- Артур, ты нормальный вообще? - остро и зло глянул на него Влад. Каких людей?

- Не бздеть! Нормальные люди, раз со мной общаются. Два клиента моих. Да вы сами их знаете, - и тут молодой адвокат назвал прозвища двух известных в Чите предпринимателей, один их которых занимался похоронным бизнесом, другой, пользуясь дружбой с мэром, штамповал на месте скверов безликие торговые центры.

- Да, честно говоря, меня затянуло уже это. Не поверите, я после последней охоты на жену полез, хотя она давно меня уже не заводит, - добавил Баржа.

- Э, мы полезное дело делаем, да? - как всегда, реплика Магомеда вызвала смех, - мы эти, санитары леса, да?

- Хорошо, - Влад сделал еще один мастерский удар. - Все, партия. Я сегодня пробью, что в конторе слышно, потом созвонимся. Но все равно, еще пару раз - и надо завязывать. Не забывайте, старого губера больше нет. В случае чего, никто не поможет...

***

Апатия - вот что царило теперь в душах обитателей лагеря для бесприютных. Все его жители, даже вечный оптимист Виктор, общались все меньше и меньше друг с другом. Весельчак и балагур Миха забросил свои походы в город, кафе и незаметно перешел на питание белками и воронами. А когда Сын притащил только что отловленную собаку, вместе с ним преспокойно принялся жевать сырое, чуть парящее на весеннем морозце мясо. Изменения коснулись и женщин, они стали реже выходить из землянок, делая это только после захода солнца. Обе жаловались, что при дневном свете сильно режет глаза. Зато ночью они теперь видели, как кошки. Виктор пытался осмыслить все происходящее, он заметил, что его тело приобрело невероятные, даже для бывшего спецназовца, скорость и реакцию. Но ему все еще было далеко до навыков Сына. Даже не отличающийся статью миролюбивый Гендос в один из редких выходов в город играючи отметелил у мусорного бака трех городских бомжей. Виктор даже не успел вмешаться, как все трое уже валялись на грязном, усеянном мусором снегу. Община еще сохраняла видимость нормального существования - ее жители все также дружно таскали дрова, топили баню, готовили еду. Но каждый из них ощущал внутри себя непонятные процессы, которые вели к почти ежедневным изменениям. Впрочем, долго размышлять об этом никто не хотел. От множества мыслей становилась тяжелой голова, и хотелось спать. Теперь они предпочитали жить, не думая, а действуя.

***

Редактор "Окраины" в самом благоприятном расположении духа попивал кофе и просматривал комментарии на лентах информационных агентств. Очередной номер газеты вышел в срок, и уже поступил в продажу. Так что можно было расслабиться. Редакторскую душу еще и согревала мысль о плоской бутылочке коньяка, припрятанной за сейфом. Но тут в шумно распахнувшуюся дверь вторгся его заместитель, буквально буксируя за собой невысокого худощавого паренька, судя по одежде, - бомжа.

- Здорово, командир! - запыхавшись, выпалил заместитель. - Прости, не позвонил - батарея села, но я тут такое нарыл! Ты меня отправил с бомжами городскими пообщаться. Вот, пообщался. Сейчас он сам тебе все расскажет...

После чашки чая, сигареты и рюмки "Белого аиста" приведенный корреспондентом гость начал рассказ.

- Я с Оловяшки откинулся, с колонии. Пятеру отбыл. А пока отбывал, сестра померла и дом наш соседи на бревна раскатали. Да там не дом был, кого, одно название. А соседи новые - кавказцы - его разобрали, и павильон поставили. Я сунулся туда-сюда, но, кого там, кто меня послушает, на руках только справка об освобождении. Познакомился с мужиками, бичуют они в лесу уже давно, приняли к себе. Ну и это, сидим, короче, вечером, суп варим, костей набрали в одном месте. Время часов семь было. И тут как начал кто-то шмалять! Один рядом со мной сидел, ему в спину пуля попала, другому тыкву разнесло. Я за валун спрятался. Смотрю - они снизу идут, все в камуфляже зимнем, с карабинами. Четверо их было. И грамотно шли, полукругом. Как при облаве. Ну, тут я жопу в горсть и на рывок встал. Они давай палить, я успел за поворот убежать, один погнался, да отстал. Там дорога идет на каменный карьер, я по ней чесанул, потом всю ночь на сопке мерз, костра не разводил. Ну, а утром уже в город подался.

- А сколько вас было?

- Со мной семеро. Я один выжил. Ноги спасли, в натуре. - Показать это место сможешь?

- Да вы что, мужики? Меня туда теперь ничем не заманишь. Если только издали.

- Давай издали. Мы в долгу не останемся.

* * *

Очередной номер "Окраины", как всегда, вызвал резонанс. На обложке крупно значилось: "Я выжил в этой бойне. Свидетельство очевидца". Сливший информацию бомж был надежно спрятан на даче у одного из друзей газеты, снабжен продуктами и одеждой. Ему настрого запретили наведываться в город до особого распоряжения, а в день появления газеты на прилавках в редакции появился молодой, розовый от смущения, полицейский и долго заполнял протокол допроса свидетеля. Особенно его интересовало, где найти этого самого бомжа.

- Ничем не могу помочь. Бомж есть бомж. Сегодня здесь - завтра там, - ответил дознавателю Гранитский, затем записал внизу прото- кола: "С моих слов записано верно, мною прочитано" и расписался на каждой странице.

- Ты д...еб? - орал на юного по- лицейского, сотрясаясь всем телом, полковник, который уже имел опыт общения с редакцией.

- Ты какого хера всю эту туфту выслушал, записал и ушел? Что значит: не знает он, где этот бомж? Не знает или не хочет обозначить его? Вот, по второму варианту надо было действовать. Не сдает источник, значит способствует сокрытию преступления. Переводишь его из свидетеля в подозреваемого и - в камеру! Именно такая постанова была!

- Виноват, товарищ полковник. По закону он может выдать источник только по реше...

- Насрать мне на твой гребаный закон! - перебил его полковник. Насрать и размазать! Гранитского и его звездобратию надо закрывать! Иначе лично ты до старлея даже никогда не дослужишься.

* * *

В ресторане у Баржи широко отмечали Масленицу. Блины с икрой, мясом, семгой, сыром, и прочие изыски русской кухни украшали стол в отдельном кабинете. Сегодня собралась вся компания, спаянная теперь не только общими финансовыми делами и образом жизни, но и повязанная кровью. После нескольких порций водки и коньяка, после трепа о женщинах, машинах, бизнесе и развлечениях заговорили об оружии и, разумеется, об охоте.

- Шум в городе все равно есть. Газетка эта долбанная раскочегарила муравейник. Я думаю, надо все-таки завязывать. Времена не те уже наступают, - философски резюмировал Антон.

- Докладываю, - заявил Влад, - в ближайшее время редактор газеты "Окраина" будет нейтрализован. Выпросил на свою жопу приключений. Он половине города поперек горла стоит. Закроют его правильно, по закону, а в камере все может случиться.

- Я думаю, еще пара хороших операций - и все. У нас все данные есть по местам обитания этих тварей. Реально, зачистим город и будем придумывать что-нибудь другое. Трусоватый Баржа отмалчивался. Зато внезапно возбудился Магомед.

- Э, поедем, да? Раз начали - надо заканчивать. Бздеть не надо, да? Все ровно будет. Кому эти звери нужны? Артур уже достал из кейса планшетник и водил пальцем по экрану.

- Вот тут в тот раз мы выбили стоянку. В километре от нее еще есть, но, блин, там стремно - совсем рядом с трассой. Есть в пяти километрах от города, но там их очень много живет. Самое старое поселение. И люди тоже не простые - почти все после зоны. Всех, по любому, не выбьем. Свидетелей много останется.

- Кстати, я вам говорил, - взвился Антон, - в тот раз добить надо было. Нет, всем было в лом булками шевелить. А эта тварь уцелевшая слила в газету информацию.

- Не кипишуй, - осадил его Влад. - По поводу "Окраины" я тебе сказал, а потом, у нас есть и свои газеты и телевидение. Надо просто разумно сделать отвод - типа, желтая газетенка, брехня, слу- хи и все такое прочее.

- Ну, давай сделай. Завтра и займись тогда вон с Артуром - он у нас юрист все-таки. Артур в это время изучал что-то на мониторе планшета.

- Вот хитровыделанная стоянка бомжей. Почти на вершине сопеи. Как они туда забираются - не представляю. Каждый день столько ходить...

- Может, не бомжи? Может, что- то другое? - спросил Баржа.

- Бомжары. Мы ж пролетали там на "вертушке". Типичное логово бомжей со всеми причиндалами. Землянки, правда, добротные, на совесть сделаны. Наверное, какой ни-будь бывший плотник там есть.

- А как мы туда доберемся? Я на своих двоих не пойду, - заявил Антон.

- С Антипихи туда ведет дорога. Грунтовка, но нормальная. Вот тут за каменным карьером она сворачивает и как раз выводит на эту стоянку. Влад подсел к Артуру и оценил местность.

- Не пойдет. Мы же сверху подъедем, они вниз ломанутся, рассыплются по склону - и ищи-свищи. Не так надо. Не доезжаем примерно полкилометра. Делимся на две группы. Одна уходит вот этой тропкой вниз, и там делает засаду. Другая атакует сверху - и все, колечко получилось. Никто не уйдет. Вокруг планшета уже сгруппировались все прочие участники очередной охоты.

Дни Михи, Виктора, Гендоса, Сына, Тамары и Натальи были почти сочтены...

* * *

- Если ты идиот, то это надолго, - не повышая тона, но с интонацией, вызывающей мурашки на спине, выговаривал круглому полковнику безликий человек в сером костюме, который недавно отчитывал мэра. - Ты представляешь, что начнется, если Гранитского официально закрыть? Пикеты и митинги - это еще цветочки. А вот сколько говна сразу вылезет в Интернет, я промолчу. Это, как минимум, проверка, причем очень детальная. Нет, с Гранитским надо решать по-другому. Я тебе обрисую, а непосредственно исполнение - за тобой. Прихватить его надо, когда будет один, отвезти в лес, накачать водярой, и аккуратно проломить голову. И подбросить потом поближе к бомжовским землянкам. Легенда такая: пошел брать интервью, выпил с бомжами, а они его с целью ограбления грохнули. А убийц вы найдете сразу - тут не мне вас учить.

* * *

Гранитский вышел из редакции и неторопливо побрел вверх по улице. На всякий случай он недавно отправил жену и дочку в пригород к родне, готовить еду самому дома не хотелось - и теперь он направился в небольшую позную в районе бывшего армейского стадиона.

- Вован, блин, привет! Ох, ни хера себе встреча! - вдруг раздалось в тиши пустынной улочки, и на Гранитского надвинулся всей массой здоровый высокий парень, радостно обнимая редактора и похлопывая по спине. Со стороны все и, правда, напоминало встречу старых друзей. Но на самом деле Гранитский был обездвижен и в следующее мгновение упакован внутрь серого потрепанного микроавтобуса. Зарычал дизель - и автобус стал набирать скорость, двигаясь к обвод- ной трассе.

* * *

Михе нездоровилось. Вернее, силы его не покидали, а напротив, распирали изнутри. Он маялся с ночи - бродил вокруг лагеря, пил воду, без нужды разводил костер и тут же закидывал его комьями мерзлой земли. Немного ныли мышцы рук и ног, словно изнутри их накачивал воздухом невидимый дьявольский насос. Не спалось и Гендосу. Он, сидя на нарах, держался за голову и раскачивался вперед-назад, как еврей на молитве. Виктор в своей землянке тоже не спал, глядя широкими, изменившимися зрачками в невысокий бревенчатый потолок. Замерла в своей половинке Наталья. Миха не выдержал первым. Упав на колени и задрав лицо к предутреннему небу, он исторг из глубины своего организма невероятный, жуткий, сверлящий душу и барабанные перепонки вой. И сейчас же, словно по взаимному уговору, завыли Виктор, Миха и Гендос. Но всех перекрыл вой, который издал Сын. Он выл с видимым удовольствием, широко улыбаясь и довольно скалясь. В ужасе замерла на нарах Наталья, а Тамара присоединилась к этому нечеловеческому хору. В этом вое было ощущение близкой смерти. Но умереть должны будут не те, кто выл. Они просто заранее оплакивали свои будущие жертвы.

* * *

- Ты не дергайся, - увещевал Гранитского в салоне микроавтобуса его похититель. Кроме него там сидели еще двое - серьезных, суровых, молчаливых.

- Сейчас на природу выедем, перетрем тему, найдем общий язык, выпьем, закусим - и по домам.

Гранитский молчал. Он чутьем бывшего разведчика уже предполагал, чем кончится это "перетирание темы", и потому молился только об одном - чтобы ему удалось выйти из салона. Шторки на окнах были закрыты, и потому он в наступающих сумерках не мог определить, куда же его везут. Но вот автобус сбавил скорость, пропустил на встречке пару машин и стал забираться на лесную дорогу. Зарычал дизель под двойной нагрузкой - водитель включил передний мост. Немного порыскав по отворотам, "Делика" замерла на небольшой поляне.

* * *

В лагере царило молчание. Только Сын, как ни в чем не бывало, резвился и вертелся возле насупленного притихшего Михи. Молчал и Виктор, и Гендос, и Тамара. Весь день они провели в землянках - при солнечном свете почему-то слезились глаза и болела кожа. Есть тоже не хотелось, но когда сын исчез на часок и притащил тушу довольно здоровой дворняги, все, как по команде, потянулись к ней и, содрав шкуру, принялись жевать сырое мясо. От увиденного Наталью едва не стошнило. Она уже давно поняла, что с ее друзьями происходит что-то необыкновенное. Сама в себе Наталья перемен не ощущала и теперь потихоньку готовилась к побегу из этой компании. Впрочем, наверное, ее никто бы и не стал удерживать, но все равно ей было страшно.

Сейчас она сквозь щели перегородки рассматривала лежащего на нарах Виктора. Совсем недавно он нравился ей, и она даже стала позволять себе мечтать о том, что когда-нибудь он будет ей не просто другом и покровителем. Она даже против воли задумывалась о тех временах, когда жизнь войдет в другую фазу и у них с Виктором будет и дом, и семья, и даже дети. Но теперь она видела, что он постепенно превращается в существо, похожее на Сына. Наталья чувствовала, что Виктор не причинит ей вреда, как и прочие обитали лагеря, но будущего у них теперь нет. Подсознательно она догадывалась, что невольным виновником этих превращений является Сын.

И в этом она была права. Зачатый, рожденный и выросший в заброшенной урановой штольне, он был уже не человеком, а генно-модифицированным существом с нечеловеческой силой и скоростью реакции, с уникальным механизмом регенерации и способностью к выживанию. А мутировавший организм сфабриковал особого рода вирус, который и поразил всех прочих обитателей этой компании, и теперь стремительно видоизменял их. Почему вирус не тронул Наталью, оставалось загадкой. Возможно, потому что она большую часть жизни, до смерти родителей, провела в уранодобывающем Краснокаменске - и ее организм словно бы получил своеобразное противоядие.

Внезапно Виктор насторожился, приподняв голову с нар. Лицом и позой он сейчас напоминал хищника, готовящегося к атаке. Своим обостренным слухом бывший воин расслышал, как кто-то далеко, но приближаясь с каждым мгновением, движется в сторону землянок. Виктор скользнул к выходу - молча и почти беззвучно.

* * *

- Выходи, приехали, - сказал Гранитскому его недавний знакомец, и двое его коллег аккуратно вытащили редактора из салона. Тот, что разыграл сцену с радостной встречей, извлек из спортивной сумки литровую бутылку водки, скрутил крышку и протянул Гранитскому.

- Давай. За знакомство. Пей, я сказал!

В это время тот, что стоял справа, вынул пистолет и передернул затвор.

- Пей, а то для начала мы тебе дырок наделаем в руках и ногах.

Гранитский не торопясь поднес бутылку к губам, словно собираясь сделать глоток, и тут резким движением изо всех сил впечатал донышко в рожу того, кто держал пистолет. Нос хрустнул, хлынул поток крови, пистолет выпал на снег, а господин редактор в следующее мгновение присел на одно колено и зарядил мощный удар в промежность главаря. Затем хотел схватить ствол, но третий похититель бросился на него сзади. Перекинув его тело через спину, Гранитский провел добивание ребром ладони по основанию черепа и опять хотел схватить пистолет, но тот куда-то делся. Еще через мгновение редактор "Окраины" несся по лесу, на всякий случай постоянно смещаясь влево - страхуясь от выстрела в спину. Впрочем, похитителям было не до стрельбы: на полянке корчились от боли два тела, еще одно лежало неподвижно.

* * *

Виктор выскочил из землянки. То же самое сделали и Гендос с Михой. Сын уже заранее притаился в кустах. Из зарослей багульника на полянку осторожно выдвинулся мужик средних лет в расстегнутой зеленой куртке. Виктор чутьем понял, что зла этот человек не несет, и моментально успокоился. Гендос вернулся к себе, а Миха и Сын подошли ближе.

- Здоровы будьте, мужики! - поздоровался гость. Все молчали. Только Виктор сумел произнести: "Здорово..." - и сам удивился, как трудно даются ему слова. Пришелец же с самым беззаботным видом подал ему руку и сказал:

- Володя!

По инерции еще не утраченных навыков Виктор в ответ протянул свою ладонь:

- Витя.

Потом показал на остальных и назвал их. Гость не удивился прозвищу Сына и продолжил беседу.

- А вы, я так понимаю, бичуете? Живете тут?

- Живем! - согласно промычал Виктор, - а ты кто?

- Да так. Попал тут в историю одну, бежать пришлось от нехороших людей. В гости пустишь?

- Иди туда, - махнул Виктор рукой в сторону своей землянки.

Войдя в землянку, Гранитский (а это был он) заметил женский силуэт, съежившийся на нарах.

- Здравствуй, хозяюшка! Погреться пустишь?

Женщина метнулась с нар.

- Вы кто? Что вам тут надо?

- А вот Виктор сказал, что я тут могу переждать. В город мне нельзя пока.

- Вам лучше уйти. Тут такое... - и Наталья, не зная почему, рассказала обо всем, что происходило в лагере.

- А ты знаешь, - сказал он ей после того, как рассказ закончился, - что на вас охотятся? Уже два случая было: нападают на поселения бомжей и отстреливают.

- У нас тут вон за той сопкой недавно стреляли. Наверное, туда нам и дорога...

- Нет, так нельзя. Выход всегда есть, погоди, я решу свои проблемы и...

Тут в землянку проник Виктор и, почти не разжимая губ, сказал:

- Сюда идут...

Гранитский вместе с ним выбрался наружу, но ничего не увидел и не услышал. Стоял тихий, чуть морозный весенний вечер.

- Там, - махнул рукой Виктор куда-то в горы.

- Там дорога на карьер каменный. Наверное, машина пришла.

- Сперва машина. Потом люди. Злые. Сюда идут! Уходи!

И тут Гранитский понял, кто это может идти.

- А знаешь, это не за мной. Это за вами. Убивать вас будут. Убегайте!

Виктор нехорошо оскалился и пошел в соседнюю землянку. Вскоре все жители лагеря, кроме Натальи, растворились в темно-синих лесных сумерках. Гранитский ринулся в землянку Виктора и сказал:

- Наташа! Срочно собирайся. Это вас убивать идут. Бежим. Твои друзья спрятались.

- Они не спрятались, - как-то безжизненно - спокойно ответила женщина. - Они сейчас сами их убивать будут.

* * *

Из УАЗа-"таблетки" выбрались шестеро - все с карабинами и в белых зимних камуфляжах. Троих Артур повел вниз по малоприметной тропке. Остальные остались ждать звонка от группы, которая уходила в засаду ниже стоянки будущих жертв. Позвонили они через полчаса, когда сумрак стал плотным и густым.

- Ну, вот и нам пора. Оружие к бою! По моему сигналу рассредоточиваемся и ведем стрельбу с колена.

Охотники двинулись вниз по лесной дороге.

- Баржа, ты влево, Влад - вправо. Я по центру за вами. И старайтесь не наделать шума прежде времени. Нам надо незаметно попасть к этим землянкам.

Это были последние слова, которые Антон произнес в своей жизни. Пока его подельники шли вперед, осторожно ступая по корявой от булыжников дороге, чья-то не просто сильная, а неимоверно мощная рука обхватила шею охотника, вторая ладонь невидимого существа дернула подбородок вверх - и только тихий хруст и биение большого тела означили гибель предводителя.

Между тем, к отряду, который ушел в засаду, бесшумно приближались Сын и Миха. Они не испытывали злобы или страха. Они сейчас тоже чувствовали себя охотниками - словно выслеживали белку или бродячую собаку. Их жертвы опомнились слишком поздно. Сын свалился откуда-то сверху на Артура и моментально вырвал ему кадык. Миха ударом кулака размозжил затылок впервые приехавшему на охоту бизнесмену - строителю, лучшему другу мэра. А Сын уж несся за потерявшим от страха карабин третьим - молодым предпринимателем, занимающимся перепродажей бывшего военного имущества. Впрочем, долго бежать ему не пришлось - он налетел в темноте на пенек и, перекувыркнувшись, растянулся на снегу. Тут же на него навалилось яростно рычащее существо - горло рванула неимоверная боль, затем как-то странно стал выходить из тела оставшийся в легких воздух, а потом ничего не стало. Задрав лицо к уже звездному небу, Сын торжествующе завыл. Откуда-то сверху раздался ответный вой - в это время Гендос так же рвал кадык хрипящему и орущему Магомеду. Виктор, вышибив карабин из рук Влада, сидел на нем верхом и заливисто выл. Непроизвольно обмочившийся бывший силовик молчал - его парализовало от ужаса. Наконец Виктор ударом ладони разбил его гортанные хрящи. Охота закончилась, не начавшись.

* * *

Услышав вой, Наталья вздрогнула и невольно придвинулась к редактору "Окраины".

- Все. Они со всеми покончили.

- Но как? Без оружия?

- Я же тебе говорила, это уже не люди. Надо уходить отсюда. Я взяла с собой самое необходимое, чтобы не возвращаться.

Медленно пробираясь в кромешной тьме, спотыкаясь и скользя, Гранитский и Наталья искали выход на дорогу. Впереди был длинный и опасный пусть. За спиной где-то далеко в тайге выли победители. Сейчас они устроят шикарное пиршество. Потом будут спать весь день. А следующей ночью уже сами выйдут на охоту. И тогда торжествующий вой всемогущих изгоев раздастся уже в городе. В любом дворе, на любой улице. Охота мертвецов начинается...