Региональный филиал Космического Центра располагался в монументальном здании в центре парковой зоны имени Звездных коммунаров, за ажурным виадуком транспортного потока. И от любопытных глаз был закрыт купами деревьев. Чтобы пройти вовнутрь, пришлось достать карточку универсального паспорта и опустить в прорезь турникета.
Прозрачная кувшинка лифта подняла на одну из верхних террас, где находилась администрация филиала КЦ. В приемной было светло и прохладно. Стенные ниши были украшены голографическими портретами героев космической экспансии: Гагарин и Королев на фоне картонного "Востока", Армстронг и Олдрин с звездно-полосатым флагом на поверхности Луны, глава марсианского экспедиционного корпуса Брайт, навигаторы дальних полетов Самаон, Крис Парки, Эк Сидней, Гаряев, Буре, Тиклинг, исследователь малых планет Канопка... Последний слайд был мне незнаком: несколько молодых улыбающихся ребят в скафандрах без шлемов на фоне старого, широкого и потрескавшегося ствола березы...
-Вам помочь? - вернул меня в действительность голос. Я увлекся, рассматривая изображения слайдов.
Смуглая, с азиатскими чертами, с черным водопадом волос, влажными карими глазами. Влияние азиатских коммун докатилось и до наших равнин.
-Я ищу координатора, - мой голос чуть не выдал меня.
-Я и есть координатор, - сообщила собеседница.
Не желая показать свое волнение (не думал, что координатор окажется такой миловидной девушкой), просто молча протянул ей связку жетонов.
Быстро - видно эта процедура была знакома, - она один за одним провела жетоны через сканер, тут же что-то проиграла пальчиками по воздушной клавиатуре и вернув жетоны, мило улыбнулась. Улыбка ее звенела. А я из монолитного куска превращался в расплавленный лед.
- Хорошо, Мартын, - сказала она, - ждем вас через неделю для прохождения тестов на владение навыками по специальности и психофизическую толерантность. Успешно сдадите тесты - считайте, что вы зачислены!
Бутон лифта высадил меня в холле, где я встретил Леона, бывшего сокурсника. Обрадовались, похлопали друг друга по плечам.
Оказывается, Леон тоже собрался подать документы в судовую роль "Добровольца".
- Подожди меня пару минут, - бросил он и нырнул в кувшинку лифта.
Я вышел на улицу, присел на воздушную скамейку, недалеко от входа.
Весна только-только занялась, снег лежал большими плямами, уже не белый и искристый, а серый, тусклый и рыхлый. Солнце пряталось в тяжелые облака.
Я кутался в воротник куртки.
Леон задержался, еще с Академии я заметил, что он - большой дамский угодник. Его лицо сияло.
- Первый форт взят штурмом, остались какие-то там тестики!..
Я предложил пообедать в кафе, но Леон затащил к себе.
- ...Все герои мало живут!.. - говорил бывший штурман, низенький одноногий человечек с выпуклыми как у рыбы глазами, но обладающий несравненным басом убеждения, - Вспомните Гагарина и Комарова. Или вот, Великий Самаон - погиб от взрыва корабля! А легендарный Сидней - просто спятил от долгого пребывания на орбите. Или может Брайт, которого и похоронили на Марсе!.. Я думаю, что есть определенная закономерность: раз ты герой, то век твой недолог!..
- Ты ошибаешься, Гена! - это парировал Леон, - есть много героев, долгой судьбе которых мы можем только позавидовать! Там, где не прошел бы простой, обычный человек, пройдет, пусть даже на карачках, человек геройского склада.
- Да-да, - сказала сидящая рядом с ним белокурая девушка, - Ведь сколько у нас есть героев Коммун, героев Труда, героев Семьи... Вот в восточной Коммуне живет мать-героиня, которая воспитывает восемнадцать детей!
- Нет, я не об этом, - гнул свое Гена, - люди Космической Коммуны это иной очень закрытый мир, непохожий на другие...
Я вышел на балкон, прикрыл за собой ширму и звуки музыки и разговоров, словно были отрублены. Не люблю я все эти разговоры про "особые группы". Вот, скажите мне, чем человек из Северной Коммуны, допустим, медик, отличается от того же "гениального" Гены?
Я крутил в руках сигарету, но курить мне не хотелось.
- Не бросил курить? - спросил кто-то за спиной.
Я обернулся - это был Леон.
- Безвредные, - ответил я, - код прошел, а вот привычки остались. За курение мне влетало еще в Академии, но в Пассив, правда, повезло не попасть. С черным пятном в биографии не то что в космос, на гидрофермы не пустят, планктон разводить.
- Ты где работал, Мартын?
- На Балканах. Оператором нейтринной связи.
- Так это ты вел наводку для поиска экспедиции Элази? - встревожился Леон.
- Только участвовал в поддержке.
Многим попало за потерю связи с Элази. Тогдашний начальник, Хабаров, быстро был "командирован" в новую область Южной Коммуны - осваивать пустыни.
Я посмотрел на белесую полосу Млечного Пути. "Дорогой Водана" - называли Млечный путь древние викинги. Потом, уже в Средние века, Водан из героя-рыцаря превратился в предводителя нечистой силы.
- Далеко, далеко в выси неба звезда Пастух,
И светла, светла ночью Дева, где Млечный Путь!..
Это сказал незнакомый голос. На балконе было темно, и я не сразу узнал человека, прочитавшего "19 древних стихотворений". Это была девушка - координатор филиала КЦ.
Леон, все-таки, пригласил ее.
- Ты знаешь, откуда эти строки? - спросила она, повернувшись ко мне. Ее лицо было так близко, что чуть не вогнало меня в краску. Сами собой возникли строчки из оды "Великий Восток":
- Горит на небе Звездная Река
И видя нас, свой не умерит жар...
И покатилось... Моя новая знакомая, оказывается, очень хорошо знакома с переводной поэзией Восточной Коммуны.
... - Ну, друзья мои, - влез в наш разговор откуда-то взявшийся Леон, - нельзя же проводить вечность на балконе!
Мы вернулись в комнату.
Людей поубавилось, особенно вокруг Гены, но экс-штурман продолжал жечь глаголом в сердцах:
- Знаете, один мой приятель работает в социологической комиссии космической Коммуны. Так вот по последним данным, только восемь процентов космонавтов из общего числа согласны лететь к звездам. А из этих восьми лишь три процента, действительно, способны и сильны лететь.
- Кто же остальные? - спросила белокурая девушка. Она положила свою голову на плечо Леона и выглядела очень счастливой.
- Инвалиды, старики, обломки разума!..
Я заметил как по лицу моей соседки пробежала тень. А ведь я так и не знаю как ее зовут.
Ко мне подсел Леон.
- Знаешь, Мартын, а ведь Гена прав. Я учился на Марсе, в институте навигации, который основал Брайт. Там я и понял, как он был несчастлив! Может быть, именно поэтому к концу жизни он стал тем "обломком разума"?..
Я промолчал. Я ведь читал книгу Брайта "Марсианская одиссея" - действительно, столько боли было в этом человеке.
- ... Зачем лететь? - Вскричал Гена, как бы этим выкриком приглашая всех принять участие в дискуссии, - Это большая ошибка! Столько усилий, энергии и времени затрачено, а результат? Что даст эта попытка, если итог уже предсказуем? Что ведет людей? Что толкает на такие необдуманные поступки? Слава? Почет? Желание реализоваться?..
Леон наклонился к моему уху и тихо сказал:
- Нам будет не хватать его там, среди звезд, этого аккумулятора вербальных противоречий.
Но мне было не до споров.
Я поискал глазами незнакомку и Леон, заметив мое беспокойство, улыбнулся:
- Сабина вышла...
И всучив мне коктейли с цветастыми зонтиками, кивнул в сторону балкона.
Сабина (красивое имя, не правда ли?) стояла в тени балкона и была практически не видна.
- Сабина, будешь коктейль?
Девушка промолчала, но потом, когда я подумывал уже уйти, сказала:
- Мой отец участвовал в экспедиции Элази на Уран. Когда он ушел... мама плакала, словно уже знала...
Она прижалась ко мне и тихо заплакала, а я стоял, не зная, что сказать и лишь гладил ее волосы. Конечно, говорил я себе, космонавтика это риск. Но он не больше чем в любой другой сфере. Мореходство, авиация, глобальный метрополитен - везде есть риск. История человечества и подводит к тому, что лишь в борьбе с риском возможно развитие. Сначала риск получить в бок копье от соплеменника из-за куска мяса, потом напороться на нож в темном переулке, немного позже попасть в поезд, где сидит человек-бомба. Человечество многое прошло, чтобы придти к моменту, когда риск будет сведен к минимуму. Даже сейчас, в эпоху Великих Коммун, есть риск погибнуть, поддаться слабостям и выпасть из общества. Не лучше, если выбирать смерть, выбрать смерть среди звезд, а не на "островах отщепенцев" от передозировки?
Утро я провел за учебниками и справочниками по нейтринной технике. К обеду побывал в спортзале, где покувыркался на тренажерах, потом окунулся в прохладную воду бассейна.
После полудня я заехал к Сабине и, как ни странно, встретил там Леона и Ксану. Вчетвером мы добрались до станции речпроката на Березине.
Наш катер разрезал воду, обгоняя катер Леона и Ксаны на три корпуса. Я взял правее - катер приблизился к пологому берегу, поросшему мелкой травой. Было достаточно тепло - весна внезапно отобрала у зимы все права.
Катер медленно дрейфовал вдоль берега. Я положил свою ладонь на руку Сабины.
- Сабина, я хочу тебе сказать...
Девушка покачала головой:
- Ой, Мартын, не надо слов!
Сердце мое колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди. Хотел сказать важные слова. Но позволил лишь кисло улыбнуться.
Леон и Ксана умчались далеко вперед, их катер казался уже черным пятнышком на зеркальной глади реки.
- Сабина, махнем в Крым, а?
Сабина растерянно глянула на меня, потом засмеялась.
- Я серьезно!.., - сказал я и включил мотор. Катер быстро набрал скорость и полетел стрелой над пенящей волной. Мы нескоро нагнали второй катер, лишь у станции. Оставшийся вечер провели как обычно, у Леона.
Дни летели быстро. Мы бывали в разных местах, словно хотели набраться впечатлений на весь долгий полет. Помню, как гуляли по сосновому бору, трудно забыть запах хвои, и под ногами ломаются иголки и мягко пружинит ступни мох.
А в один вечер, когда на такси возвращались домой, под тихое шуршание воздушной подушки по полотну шоссе, я сказал Сабине:
- Завтра поедем в Крым.
В Феодосию мы не заезжали, вышли на станцию раньше, а до берега добрались на попутке.
Номер сняли с видом на море. Перед зданием росли кипарисы, можно было рукой с балкона дотянуться и потрогать упругие иголки.
Было уже темно - сумерки здесь наступают быстро. Мы решили с Сабиной спуститься к морю. Узкая тропинка через брешь в кипарисовом строю вывела на пустынный пляж. В апреле мало кто отдыхает в Крыму - не сезон. Справа желтым глазом фонаря подмигивал пирс, Черная гора Карадаг, воспетая Волошиным, сливалась с небом и видна не была.
Мы сидели на песке.
- Мартын, - говорила Сабина, - пойми меня, я не боюсь привыкнуть к тебе, но я потеряла отца из-за этих нелепых экспедиций, и я не хочу потерять тебя...
Голова была пуста, только имя стучало в висках: "Сабина, Сабина, Сабина!..".
- Пойдем искупаемся? - слова родились внезапно.
Я нырнул, вода была холодной, но я согрелся от быстрого плавания...
Сабина сидела на прохладном песке. Ее колотило от холодного ветра. Я поднял свою рубашку и накинул на плечи девушки.
Мы зашли в кафе. Полуночное кафе, которых много у дороги. Заказали кофе.
Когда начиналась заниматься заря, мы покинули поселок у моря. Домой вернулись под вечер. С вокзала шли пешком, такси не вызывали. Когда подошли к дому Сабины, прощаясь, она долго смотрела на меня, словно хотела что-то сказать, но молчала, а потом быстро поцеловала и убежала. А я стоял, пытаясь разобраться в своих чувствах.
Мама была дома. Она ждала меня в кабинете отца, а рядом у стола порхала воздушная газета с тридцатью стереофотографиями всех участников похода на 'Добровольце'. Одна из них была моя.
- Мартын, сынок... - только и сказала она. А щеки мокрые от слез.
Я подошел к ней, опустился на пол и прижал ее ладони к моим щекам.
- Ты поймешь меня, ма, я знаю... ты поймешь...
'Доброволец' был детищем Ревича. Эту историю знал каждый. Семь лет назад Ревича назначали на пост Советника Координационного Совета Планеты. Он и предложил построить корабль джамп-режима.
Однако не все в Совете поддержали идею о проекте Ревича, к тому же 'космическая' часть бюджета ушла на проект Флобера (постройки мощного орбитального терминала). Ревич же позиций своих не сдал и в крайне нелицеприятной форме отозвался о сомневающихся. Шум поднялся на всю планету. И Ревич легко отделался, получив направление на лунные базы.
После Ревича Советником был поставлен менее горячий Валентин Шеман, который, как говорили слухи, был достаточно близок к Ревичу, поэтому вскоре 'приговор' Ревичу был смягчен - бывшего Советника направили к Юпитеру возглавить проект 'Коммуна Трех Лун'.
На Землю Ревич вернулся через три года. В Совете было много ставленников и союзников Шемана, и проекту 'Доброволец' была подарена новая жизнь.
Сначала появился корабль, а потом появилось тридцать человек, готовых идти к звездам.
'Доброволец' возвышался над нами, прикрывая собравшихся от яркого солнца своим прохладным корпусом. Вообще-то, эта громадина была лишь маленьким ядрышком огромного корабля, находящегося в настоящий момент за орбитой Плутона, в поясе Квипера.
Собралось много человек, воздух был насыщен знаменами от представителей различных Коммун. Присутствовал весь Президиум КСП, были многие знаменитые космонавты: и Тиклинг, и Нагмат Гаряев (а говорили, что он давно умер!), и Владибор Канопка.
Говорят, что Ревич также подал свою кандидатуру на место в судовой роли корабля, на должность руководителя экспедиции, но медики ему отказали.
- Сегодня тридцатое апреля, - сказала голова, - и этот день войдет в историю как Великий День. Тридцать смельчаков отправляются в дальний и трудный полет. И не ради славы, а ради прогресса рода человеческого...
Я слышал, что где-то в Южном полушарии одной из новых Коммун присвоили имя нашего корабля.
Мама смотрела на меня - я это чувствовал. Сабина изо всех сил держала себя в руках. У меня в горле встал комок.
- ... Коммуны всегда будут ждать своих героев, своих сыновей. Для нас они всегда будут тридцатью богатырями!..
- Береги себя, Мартын, - прошептала мама.
Сабина тихо заплакала и вцепилась в мое плечо.
- Не надо, - сказал я, - я сказал же, что вернусь!
Проревел рожок сбора.
Я с трудом поборов себя, схватил свои вещи и, не оглядываясь, пошел к кораблю.
Уже в кольцевом коридоре, я прижался к одному из иллюминаторов. Нашел Ксану, провожающую Леона, потом отыскал Сабину и маму. И глотая слова, прижал ладонь к холодному стеклу...