Солнце еще не появилось из-за деревьев, но веселое щебетание разнообразной птичьей братии звенело уже давно. Дубняк здесь рос густой и высокий, к тому же с развитым подлеском из грабов, вязов и ясеней. Чуть дальше, в ложбине, темнела широкая полоса ельника. Под деревьями царила прохлада, а от влажной после вчерашнего дождя земли распространялись волнующие ароматы еще не проснувшегося ночного леса. Лето было в разгаре.
Осипший от ругани, Николай вернулся к своей батарее. С уже подготовленных удобных позиций на самой опушке большого лесного массива им приказали сняться и передвинуть пушки на полкилометра правее, в низкое еловое редколесье, еще и сильно прореженное снарядами и бомбами во время недавних боев. Их готовые землянки и окопы на сухом возвышении занимала охранная рота, обеспечивающая безопасность штаба армии. Сам штаб, со всеми своими службами, появился на рассвете совершенно для них неожиданно, и уже полным ходом разворачивался в глубине леса, потеснив и их полковые тылы. Ничего не попишешь, пришлось покидать только-только обжитое за последние сутки место.
Фронт, находившийся в наступлении уже почти две недели, практически без перерывов с боями прошел почти двести километров. Образовавшиеся "котлы" с остатками немецких войск окружались дивизиями второго эшелона и добивались артиллерией и авиацией. Но тыловики, как это уже случалось в начале лета, не поспевали за продвигающимися вперед передовыми частями. В большинстве рот и батарей оставалось меньше трети штатного состава, пополнения же давно не поступало. Плохо было и с продовольствием, и с боеприпасами. Части армии опасно растянулись, а противник активизировался, проводя неожиданные контрудары. Появилась также информация, что на это направление срочно перебрасывались дополнительные свежие дивизии вермахта из Югославии и Франции. Из штаба фронта пришел приказ закрепиться на занимаемых позициях, перейти к временной обороне, приводя в порядок тыловое обеспечение и все прочие дела, необходимые для следующего броска на запад. И вот они остановились здесь, на краю лесного массива, в холмистой местности где-то на юго-западе Белоруссии.
Четыре дня назад, еще во время наступления, к ним в отдельный противотанковый полк поступил приказ срочно сменить направление движения, оседлать рокадное шоссе, ведущее к Минску, закрепиться и любыми путями остановить большую колонну немецких танков, идущих с юга. Для прикрытия дали им роту пехоты, в которой и половины штатного состава не насчитывалось, подбросили дополнительно по два боекомплекта снарядов. Обещали и быстро прислать подкрепление.
Полк развернулся в боевой порядок. Им повезло - до подхода немцев они успели оборудовать огневые позиции, основные и запасные, вырыть траншеи, коноводы отвели подальше от передовой лошадей.
Атаки немцев они отбивали почти весь день, меняя позиции, снова и снова зарываясь в землю, пятясь, теряя людей и матчасть. Ни связи, ни подкрепления не было. К вечеру, когда от полка уже почти ничего не осталось, исход боя ни у кого сомнений не вызывал. Но тут им снова повезло - наступающие танковые группы обнаружили пролетающие штурмовики Ил-2. Несколько звеньев развернулись и отбомбились интенсивно и довольно точно. Потом подошли наши тяжелые самоходные орудия. Немцы отступили...
Хотя во всем полку, включая писарей и обозников, осталось живыми меньше полусотни человек, а на две сохранившихся батареи уцелело лишь пять орудий, полк не стали расформировывать, а пополнив сотней совсем еще зеленых новобранцев, отправили в дальнейшее наступление. И вот, наконец, долгожданный отдых, так нежданно прервавшийся.
...
К концу дня они обжились и на новом месте. Снова отрыли основные и запасные огневые позиции для двух уцелевших орудий батареи, окопы и ходы сообщения, выкопали и обустроили блиндажи. Нашли чуть подальше у ручья большую луговину с хорошей сочной травой, туда отвели лошадей. Из полка прислали наконец-то горячее питание в термосах, табак, спирт и снаряды. Николай вечером еще раз обошел позиции, проверил посты и маскировку. Пришедшее пополнение постепенно осваивалось. Хотя в настоящих боях им еще не довелось побывать, некоторых из этого зеленого молодняка он уже приметил, прикидывая кого и куда поставить, когда батарею пополнят пушками.
Николай втиснулся в узкую дверь своей землянки, занавешенную плащ-палаткой, стянул с себя сапоги, заполз на нары и блаженно вытянулся. Неожиданно он вспомнил, что сегодня исполнилось ровно три года, как он ушел на фронт. И жену, и своих троих сыновей он тоже не видел все эти долгих три года. "Как они там? Старшему... так, а сколько же сейчас Юрке? Десять! А осенью уже одиннадцать стукнет! Все равно мало... Лелька в госпитале работает сутками, дети дома одни..." В голове вертелись и другие бессвязные мысли, откуда-то возникали разные отрывистые сюжеты, но накопившаяся за последние дни усталость быстро взяла свое, и он уснул.
Среди ночи внезапно, где-то совсем рядом, поднялась автоматная стрельба. Николай, не мотая портянки, сунул ноги в сапоги и вылетел в окоп с криком:
- Батарея, в ружье! Пушки - к бою! Савчук, ко мне!
Все уже и так находились на своих позициях, сжимая карабины и вглядываясь в темноту. Яростная пальба шла в самом центре леса. Ухнула пара гранат. Взвились осветительные ракеты. Старшина, запыхавшись, вынырнул из-за поворота траншеи.
- Савчук, тут непонятки какие-то. Может, диверсанты штаб армии пытаются захватить или еще чего. Организуй круговую оборону на левом фланге! Я - на правом. Люди пусть не высовываются, а то от своих же прилететь может. Выполнять!
- Есть выполнять! - старшина, перехватив удобнее автомат, мгновенно исчез в темноте.
Через некоторое время стрельба стихла, затем пару раз снова вспыхивала в разных местах леса, потом окончательно прекратилась. Всю ночь никто не спал. Стало совсем светло, когда к Николаю в окоп спрыгнул Савчук:
- Товарищ старший лейтенант! Я Синькова туда отправил, узнать - что и как. Сейчас он вернулся. Там немцы, к своим прорывались. Через лес шли. Через первую линию охранения они как-то просочились, никто их не заметил. На второй, у блиндажей штабных, на часового напоролись. Их-то быстро кончили, дальше между собой в неразберихе перестреливались. Немцев трое, наших - девять убитыми и шестнадцать - раненых.
Часа через два Николая вызвали в полк. Штаб полка находился тоже в середине леса, недалеко от армейцев. После совещания, возвращаясь, он остановился на краю широкой поляны. Наших погибших и раненных уже куда-то увезли, на траве лежали лишь трое немцев. Измазанные болотной грязью летные комбинезоны на истощенных телах были изодраны и прожжены. Давняя щетина покрывала совсем молодые лица с открытыми застывшими глазами. Никому из них не было и тридцати. Судя по всему, эти сбитые летчики недели две или больше выходили по лесным чащобам и непролазным болотам к своим.
Легкое дуновение ветра перевернуло несколько сложенных бумажек. Это были письма. Видимо их, вместе с документами, вытащили у немцев из карманов и тут же выбросили за ненадобностью. Из одного письма высунулся край фотографии. Николай поднял ее. На фото у высокого розового куста с белыми цветами стояла красивая молодая женщина с двумя детишками. Мальчику в гетрах и коротких штанишках до колена с подтяжками было лет пять. Девочке в платьице с кружевами и большим бантом на голове - годика три. На обороте было по-немецки написано: "Дорогой Рихард! Мы тебя любим и очень сильно ждем! Возвращайся скорее!"