Юрий Вересов

  Бастет

  Котиллов познакомился с Милой на кладбище. Хоронили учредителя фирмы, в которой она когда-то работала; Котиллова принесло туда по деловой надобности. В тот день он с ужасом почувствовал дыхание Судьбы.

  Погода стояла прекрасная, такая, от которой легчает на душе. По окончании торжественной церемонии заклания врачей, не уберегших покойного от старости, после отпевания и отмовения денег состоялось собственно захоронение.

  Все было весьма изысканно. В трехэтажную могилу бережно опустили янтарный саркофаг, инкрустированный бриллиантами и украшенный фресками от Ивана Рублева. На лице Хозяина покоилась платиновая скульптурная маска с каменьями и надписью Made in Swietzerland. При помощи строительного крана в могилу погрузили бронированный Bantley ручной сборки, двух арабских скакунов, свору борзых, боевого слона, безутешную вдову, семь любовниц покойного, их мужей и их любовниц, роту охранников в противогазах и кирасах, двух священников в торжественном облачении, дюжину чиновников обладминистрации, материалы евроремонта, оторванные от стен дома покойного, а также пакет учредительских документов. Оставшиеся пустоты были засыпаны антикварными золотыми скарабеями, черным жемчугом и серебряными долларами, затем все залили свинцом, покрыли бетоном и сверху водрузили милицейский пост.

  Ощутив благочестивое почтение к этому человеку, прожившему свою жизнь недаром, Котиллов обратил внимание на стройную брюнетку, скорбно утиравшую краешком застиранного платочка глаза. Было в ней что-то такое, чего Котиллов никогда не встречал. Нечто от другой породы—не той породы женщин, что попадались на его пути.

  Они удалились в кафе, где Котиллов ее накормил. Через три часа он знал о ней все.

  Мила с отличием окончила Нью-Йоркутскую художественную академию имени Писающего Мальчика, но ее всегда влекли деньги и потому она устроилась в фирму, возглавляемую покойным. В настоящее время Мила была безработной, поскольку лишь месяц назад ушла из фирмы. По словам Милы, весь менеджерат конторы представляет собой тайных членов общества Рихеров, и потому сотрудники обязаны ходить в форме сотрудников НКВД и стучать друг на друга, а также на своих друзей и близких. Она долго упиралась, разыгрывала из себя дурочку, но беседы у Генерального Менеджера становились все более прозрачными, все более настойчивыми, так что в конце концов она не выдержала и уволилась по собственному желанию, и не мог бы Котиллов занять ей пятьсот рублей? Конечно, не мог бы, -- подумал он. Дело в том, что Котиллов не занимал женщинам деньги. Только дарил. Однако пятисот у него не было и он отдал ей триста. На радостях Мила набрала продуктов, вина, обязала Котиллова прийти к ней домой завтра в полдень и вручила ключи от своей квартиры, так как она может задержаться (завтра ей предстоит беседа по поводу устройства на новую работу).

  Ї Подождешь? -- спросила она.

  Ї О’кей, -- ответил он не без волнения.

  На следующий день Котиллов пришел к ней ровно в 12.00. Мила отсутствовала. На столе меня ждала записка: "Буду скоро. Еда в холодильнике. По телеку—"From dusс to down". Не скучай. Жду, хочу, Мила."

  Котиллов вздохнул. Культовый шедевр он видел уже раз двадцать, дабы не прослыть лохом среди среди крутой менеджер-курьерской тусовки, в которой он вращался по служебной неизбежности. Потому он осторожно подошел к книжной полке и решил что-нибудь почитать.

  Будучи технарем по призванию и образованию, Котиллов любил современную литературу. Библиотека Милы приковала его взгляд. Для постперестроечной России выбор был богат необычайно. Тут присутствовали и книга о магии, и учебник по маркетингу, и дюжина дамских романов, и даже несколько детективов отечественного производства. Катиллов открыл самый свежий детектив под названием "Супермен N102" автора Пупкова и углубился в чтение. Словарный запас дореволюционного жандарма, коим в равной степени изъяснялся и автор книги, и все его герои, утомлял, но Котиллов неспроста слыл упорным человеком и сумел дотянуть до 12-й страницы. Когда он окончательно понял, каким неожиданным ходом закончится роман, про себя он отметил, что "Супермен N102" несколько лучше "Супермена N101" автора Дубинского, не говоря уже о "Супермене N94" автора Свинининова. Если "102-й" в тюремной драке сумел достать врага ногой до лба, то "101-й" дотянул лишь до подбородка и, следовательно, культурный прогресс был налицо. Тем не менее, "102-й" в каком-то смысле уступал "97-му" автора Мариновиной, где героем была интеллектуально неустойчивая женщина, упорно доказывавшая, что все люди—урки. "Все-таки бабе тяжелее вертолет рукой в небо метнуть", сострадательно подумал Котиллов. "Значит, "97-й" круче по определению. А 94-й—вообще конь педальный. Не смог даже БТР головой пробить." Котиллов захлопнул книжку и огляделся.

  Ї Нет, -- проговорил он.—Богатыри—не вы. А я.

  Привлеченная, его голосом, из кухни появилась белая пушистая кошка. Грациозно помахивая хвостом, она остановилась, посмотрела на Котиллова долгим заинтересованным взглядом, облизнулась маленьким язычком и выгнулась, потягиваясь. Катиллову вспомнилось, что кошку Милы зовут Франческа.

  Ї Кис-кис, Франческа, -- сказал он из приличия.

  Кошка удовлетворенно замурлыкала. Вдруг произошло то, что Котиллов ждал меньше всего. Франческа выгнулась дугой, издав белое сияние. Возник ослепительный светящийся шар, вмиг затопивший комнату. Когда белесая мгла рассеялась, перед Котилловым стояла обнаженная девушка ослепительной красоты, поправляя завиток за ушком.

  Не обращая внимания на гостя, она ходила по комнате, занятая своей прической. Котиллова заполнило тепло, плавно переходящее в огонь. Тело ее было абсолютно гладким по всей доступной взгляду поверхности, того нежно-белого цвета, которым отличаются северянки.

  Ї И когда ты успеваешь следить за собой? -- мягко спросил Котиллов.

  Ї Когда ее нет дома, -- ответила Франческа, убийственно эротичным жестом выгибая спину.—Как-то раз она застала меня в ванной, когда я выбривала там... Пришлось снова принять вид кошки, в спешном порядке. Она так удивлялась—мол, как это она заперла меня, и забыла?

  Котиллов привлек Франческу к себе и окунулся в ее объятия.

  ... Они лежали на диване и курили.

  Ї Только ты не говори Миле, что спал со мной, ага? -- промурлыкала Франческа.

  Ї Ты хочешь, чтобы меня сочли зоофилом? Кроме того, ты знаешь, как я уважаю Милу. Зачем ее расстраивать?

  Ї Ты совсем никому не говори. Даже психоаналитику.

  Ї Сейчас все—психоаналитики.

  Ї Тем более... Она хорошая баба. Только несчастная.

  Все вы, люди, несчастные.

  Ї Угу.

  Она наморщила носик и взглянула на Котиллова почти страдальчески.

  Ї Ну, не угукай. Ты же не филин. Вот милкин сосед, дверь напротив, тот сова. Не в том смысле, что не спит по ночам (а он спит утром, когда снова становится человеком, ходит на работу, делает чего-то). Просто он -- сова, птица. Маскируется под человека, так же, как я—под кошку. Их много таких... Он такой страшный. Когда я ночью задерживаюсь на прогулке, и хозяйка уже спит, это целая трагедия. Ой, так страшно становится... Этот филин за мной гоняется. А мужик со второго этажа—кентавр. Он ночью садится в свой мерседес и превращается в коня с человеческой головой, и гоняет по городу, убивает всех. Весь город -- зверинец. Таких, которые только днем животные, мало. А вас, людей, совсем немного. Мы называем вас УЧЕ, Уже человек.

  Ї Это естественно, -- пожал плечами Котиллов.—Вот мой приятель Иннокентий—бабуин. В смысле, обезьяна. А Матвей—макака. Он ночью карабкается по деревьям, днем—по лестнице карьерного роста.

  Она расхохоталась.

  Ї Клянусь святым Дарвином, таких миллионы!

  И утихнув, сомнамбулически проведя рукой по волнам своих белых волос, добавила:

  Ї Вам, УЧЕ, плохо. Все хотят вас просто сожрать, а вы не понимаете этого. Логику вам подавай... Душу, разум... Вы придумали цивилизацию, а они ее заселили. Смешные вы какие-то... Ведете себя так, будто вокруг—одни люди. УЧЕ. А потом негодуете, почему беспредел, криминал, войны, скандалы?.. И вам еще хуже, потому что вы Еще-Не-Боги.

  Ї Только давай без аббревиатур. Слушай, а почему бы тебе не стать УЧЕ? Насовсем? А то трахаешься со всяким дворовым сбродом. Ты же только прикидываешься кошкой. Знаешь, с твоими физическими данными...

  Ї Карма, -- пожала она плечами.

  Тут задребезжал звонок у входной двери, и они быстро восстановили статус-кво.

  ... Все дальнейшие встречи Милы и Котиллова происходили на квартире последнего. Однажды утром, собираясь на работу, Мила заметила мимоходом:

  Ї Слушай, тебе котенок нужен?

  Ї Он помрет у меня с голодухи. Не буду же я его пивом поить.

  Ї Жаль. А то Франческа моя—беременная. У них как-то быстро все происходит. Блин, кому котят всучить?..

  Котиллов погрузился в размышления, но реального ответа так и не нашел. Через неделю Мила рассказала ему, что Франческа три дня была почти что при смерти, лежала на своем коврике, не подавая признаков жизни, а когда пришла в себя, никой беременности уже не было. "Самое странное", сообщила Мила, "что я где-то потеряла свои таблетки. Ну, женские. Их название тебе ни о чем не скажет... Не могла же она их съесть? Может, я выкинула их ненароком?.."

  Ї Не беспокойся, -- успокоил ее Котиллов.—Ложная беременность. С кошками это бывает.

  Прошло полгода. Котиллов продолжает встречаться с Милой, и все-таки иногда, прогуливаясь ночью по крышам, жмурясь на Луну и помахивая пышным хвостом, он нет да и подумывает о том, что неплохо было бы остепениться, завести семью. Все-таки жаль ее, милую Франческу, умницу, непонятую хозяйкой, ибо такова судьба всех Золушек на свете. Да, да, -- добавляет Катиллов, -- ведь так или иначе, мы ищем в женщинах свою противоположность. Впрочем, не такую уж и противоположную...