Верещагин Олег Николаевич. Русское сердце

РУССКОЕ СЕРДЦЕ

Четырём с лишним тысячам русских детей

в возрасте от года до 15 лет, убитых в 1993-

2009 годах в трансплантационных клиниках

мира - посвящается с надеждой на месть.

Автор.

Держась за руку идущей по коридору медсестры, маленький русоголовый мальчик с любопытством озирался и без умолку весело говорил, нимало не заботясь о том, что его тут никто не понимает. Мальчика последние две недели хорошо кормили (в его прежней жизни это встречалось редко), было тепло, много игрушек - только почему-то никто не понимал русского языка. Но шестилетнего Илюху, пятнадцать дней назад совершившего перелёт из Москвы в этот заграничный небольшой город, такая мелочь не заботила совершенно. Он понимал только, что в его тяжёлой жизни маленького беспризорника, которую он вёл уже год, произошла сказочная перемена к лучшему. Может, его хотят взять какие-нибудь хорошие люди, которым нужен сын? Пусть только будет так, а уж он им станет самым-самым лучшим на свете сыном! Он даже уже много слов выучил на здешнем языке, только поговорить не с кем, показать, какой он умный и способный... Никто почти ничего не отвечает, если с ними заговариваешь...

Правда сегодня с утра его почему-то не кормили, а теперь ещё и вели куда-то по зданию - хотя раньше выводили только гулять в сад.

- А я есть хочу, - прервал наконец свой щебет мальчишка. Медсестра улыбнулась ему...

...В маленькой комнатке перед дверью, из-за которой доносился лязг и негромкие голоса, Илья вдруг испугался. Он закрутил головой, заморгал и даже подался назад в коридор... но медсестра уже ловко сделала укол. Мальчик ойкнул, посмотрел на своё предплечье. Потом поднял глаза на медсестру... и тут же из удивлённых и обиженных они стали сонными и равнодушными. Мальчик совершенно спокойно позволил себя раздеть и даже не огляделся кругом, когда его ввели в сверкающую никелем, кафелем и эмалировкой операционную. Позволил себя уложить на стол, зафиксировать. В его глазах не было ни опаски, ни любопытства, и он никак не реагировал на передвижения вокруг стола людей в халатах и масках - хотя до этого масок почему-то побаивался.

Потом в глаза ему ударил ослепительный свет. Неожиданность переборола на миг действие препарата, мальчик открыл рот, чтобы вскрикнуть и попросить убрать это яркое... но сверху опустилась чернота. Последней вспышкой солнца в сознании было забытое и вдруг всплывшее лицо улыбающейся мамы. Но позвать её мальчик уже не смог.

Илья вдохнул - и успокоился.

Навсегда.

* * *

- Папа, я боюсь.

Рыжеголовый, чуточку веснушчатый мальчик лет шести, сидя в кровати, судорожно прижимал к себе одеяло. В его больших синих глазах были растерянность и действительно страх.

Кроме него в небольшой, роскошно обставленной палате был ещё только один человек - изысканно, хотя и неброско одетый мужчина лет 30-35, такой же рыжий и вообще чем-то отдалённо похожий на мальчика. На его лице - холёном и обычно бесстрастном - сейчас было написана только искренняя любовь, почти обожание. Он пересел на кровати поближе и взял в свои руки маленькую ладошку мальчика.

- Тимми, мальчик мой, - голос мужчины тоже был полон любви, теплоты, веры, - мы же с тобой уже обо всём переговорили. Не надо бояться. Тут отличные врачи. Да ты и не почувствуешь ничего даже! Ты просто уснёшь, а когда проснёшься - будешь здоровым. Совсем здоровым, ты же столько об этом мечтал, мальчик мой! Ты будешь бегать, ездить на велосипеде, играть в бейсбол, плавать, баловаться с Шарло... ты будешь делать всё, что захочешь, я тебе обещаю! Разве ты не веришь своему папе, Тимми?

В глаза мальчика, загоревшиеся при словах отца, вернулась опаска. Он кивнул:

- Я... я верю, конечно, папочка... Но я всё равно боюсь, - тихо пробормотал он, не отпуская руку мужчины. - Пап... а это... с-сердце... оно откуда?

Мужчина помедлил. Спрятал глаза. Но всего на миг - потом он улыбнулся сыну и погладил его по волосам - жёстким, рыжим, как у отца, как у всех в их роду:

- Понимаешь, умер мальчик. Русский мальчик. Так получилось... дети тоже умирают... И его сердце вставят тебе. Ему оно ведь больше не нужно... и я думаю, он был бы рад, что после смерти получилось вот так...

На глазах Тимми блеснули слёзы. Он посопел носом и потянул к себе отца. Пробормотал:

- Пап, мне его жалко...

- Ничего не поделаешь, - покачал головой мужчина. - Так уж вышло - кто-то умирает и должен быть счастлив, что его смерть продляет чью-то жизнь, понимаешь?

Мальчик помедлил, опять кивнул. Неожиданно спросил:

- А его родители? Мама и папа?

- У него никого не было. Ты не бойся, он был совсем здоров, и...

- Если он был здоров, то почему он умер?! - изумился Тимми, но в дверь постучали легонько, и вошла улыбающаяся медсестра. На лице мужчины отразилось облегчение...

- Доброе утро, маленький герой, - сказала женщина с широкой улыбкой. - Ну, вот, всё готово. Тебя уже ждут. Не бойся, сейчас я сделаю тебе один укол...

- Па-па? - мальчик быстро посмотрел на мужчину, но тот лишь кивнул подбадривающе.

Укол на самом деле был почти незаметным. И почти сразу глаза мальчика Тимми стали сонными и безразличными... Мальчик совершенно спокойно позволил себя раздеть, уложить на удобную каталку и даже не оглянулся на шедшего следом, пока это было можно, отца. Не огляделся он и кругом, когда его ввезли в сверкающую никелем, кафелем и эмалировкой операционную. Позволил себя переложить на стол, зафиксировать. В его глазах не было ни опаски, ни любопытства, и он никак не реагировал на передвижения вокруг стола людей в халатах и масках.

Потом в глаза ему ударил ослепительный свет. Неожиданность переборола на миг действие препарата, мальчик открыл рот, чтобы вскрикнуть и попросить убрать это яркое... но сверху опустилась чернота. Последней вспышкой солнца в сознании было забытое и вдруг всплывшее лицо улыбающейся мамы - какой он видел её в последний раз год назад, перед её странным для шестилетнего ребёнка исчезновением. Но позвать её мальчик уже не смог.

Тимми вдохнул - и успокоился.

Наркоз был рассчитан профессионалами этого дела - скрупулёзно и точно.

- Смешно, - ассистент, подняв руки в блестящих перчатках, ждал всё ещё тщательно готовящегося старшего хирурга и рассматривал лежащего на столе мальчика. - Два ребёнка, а какая разная судьба.

- Один, - старший хирург подошёл к столу. - Ребёнок один. Сын этого мешка с долларами, юноша. А ещё был - донор. И не более того. Работаем!..

... - Ну что же, мистер Фитц-Рой, - стоя в коридоре напротив отца прооперированного мальчика, старший хирург довольно улыбался, словно не замечая, что мужчина явно старается держаться от него на расстоянии, значительно большем, чем пресловутое "личное пространство", - операция прошла успешно. Донор подошёл идеально и содержался в замечательных условиях...

- Избавьте меня от этих подробностей, - брезгливо сказал Фитц-Рой и, повернувшись, быстро пошёл по коридору.

- Чистоплюй, - усмехнулся врач ему вслед. - Подробностей он знать не хочет, а на меня смотрит, как будто это я, а не он заказал ребёнка.

Он зашагал в другую сторону. За исключением сердца тело ребёнка было в полном распоряжении клиники - и из него можно было изъять ещё немало дорогостоящих предметов. А остаток пойдёт в печь крематория. И получившийся пепел, кстати, тоже ходовой товар - отличная прикормка к цветам, овощам, фруктам... Подобные операции были очень и очень выгодны - родители оплачивали ВСЁ тело, а интересовались, как правило, каким-то ОДНИМ органом, оставляя прочее без внимания...

...Когда шестилетний Тим Фиц-Рой очнулся, то первым человеком, увиденным им, был его отец - сидевший рядом, он встрепенулся, и сухое деловитое лицо, усталое и вечно недовольное, осветилось полной радости улыбкой. А первыми словами Тима были произнесённые еле слышным шёпотом тихие слова:

- Папа, у меня теперь новое сердце, да?

Фиц-Рой-старший с трудом удержал вскрик радости. Дрожащими от счастья руками он поймал, упав на колени, руку слабо моргающего сына и выдохнул едва ли не тише его самого, стараясь лишь никак, ничем, даже дыханием, не причинить всё ещё непонимающе глядящему на него Тиму вреда:

- Да, сынок... да, новое и здоровое...

- Я буду кататься на велосипеде, и плавать, и бегать, и мы будем играть в бейсбол? - шептал мальчик прерывисто и счастливо.

- Да, сынок, да, да, да...

Джонотан Фиц-Рой плакал от счастья.

Тим закрыл глаза и улыбнулся, засыпая...

* * *

Блёклые, водянистые глаза старика смотрели Джонотану Фиц-Рою прямо в глаза, и ему вдруг стало не по себе - как было не по себе всякий раз в детстве под таким вот взглядом отца. Счастье ещё, что отец всегда мало обращал на него внимания - вечно занятой, резкий, быстрый и хваткий успешный финансист-ирландец... Сейчас от него не очень много осталось, а после недавней смерти горячо любимой жены он и вовсе сдал - и Джонотан видел, как сухое старческое тело в кресле-каталке под клетчатым пледом неудержимо мелко подрагивает от вечного теперь озноба - говорят, старость не может согреться даже у огня...

Но глаза были знакомыми. И знакомым был голос - всезнающий, видящий все прегрешения сына. Откуда он об этом-то узнал?! А ведь узнал - и вызвал сына в своё поместье именно за этим, ни за чем другим, никакой особой близости между ними не было, так - несколько визитов в году... откуда он узнал?!

- Ты вырезал у ребёнка сердце? - вопрос был похож на сверкнувший клинок, так представилось Джонотану, хотя он ни разу в жизни не видел такого клинка.

- Отец... я ничего ни у кого не вырезал... - Джонотан Фиц-Рой всё-таки больше не был тем юным шалопаем, он умел смотреть прямо в глаза и лгать и давно разучился краснеть, а научился - плести неразрываемые, плотные словесные паутины... - Ты неправильно понимаешь все обстоятельства дела...

Седая лохматая голова Энгуса Фиц-Роя вдруг дробно, крупно затряслась, но голос остался прежним - сильным и резким голосом разгневанного ирландца, любимчика Божьего, добряка, драчуна и пьянчуги:

- Господь покарай меня за то, что я сделал тебя таким. Я ведь старался не давить на тебя, сынок. Я часто говорил суровые слова, но... но прощал тебе всё... и ещё я был слишком занят. И вот, когда ты погубил нашу ирландскую кровь травкой, виски и блудом - ты зачал больного ребёнка. А чтобы спасти его - больного! - Господь всемогущий всемилостивый, Дева Мария, Святой Патрик! - купленные тобой изверги вырвали сердце здоровому мальчику... - Энгус медленно вытянул вперёд дрожащую руку со скрюченными яростью узловатыми длинными пальцами, и Джонотан Фиц-Рой невольно почувствовал реальное удушье. - Мой внук... мой бедный Тим... лучше бы он умер. Лучше бы умер во чреве моей старухи и ты, Джонотан Фиц-Рой!

- Отец, опомнись, что ты говоришь! - Джонотану стало страшно. По-настоящему страшно.

- Пошёл вон! - вскрикнул тонко и жутко старый Фиц-Рой, ломко вставая с кресла. - Вон, ублюдок! Вон из моего дома, из моей жизни и памяти, вон! Вон!!! Будь ты проклят... - и, захрипев, начал беспомощно валиться обратно.

- Отец! - Джонотан бросился к старику, но тот, упрямо отталкивая руки сына, сипел перекошенным ртом:

- Будь ты проклят... будь проклят... проклят... прок...

* * *

Новое сердце шестилетнего Тима было здоровым и неутомимым. Оно верно служило своему маленькому хозяину, помогая кататься на велосипеде, играть в бейсбол, бегать, прыгать, плавать и вообще - жить так, как должен жить нормальный мальчишка. Вот и сейчас Тим, валяясь на сочной, яркой траве у бассейна, тяжело, бурно дышал, весело поглядывая на смеющегося отца, который никак не мог отдышаться после забега вокруг большущего клёна. Потом резко перевернулся на спину, разбросал руки и ноги. Замер как-то окаменело. И очень осторожно положил руку на вздымающуюся под модной маечкой грудь - слева. Застыл снова.

Тук, тук, тук, тук, весело стучалось в ладошку сердце. Оно потихоньку замедляло свой бег, отдыхало, успокаивалось, но его стук оставалось таким же весёлым и ровным...

- Тимми, сынок, ты что?!

Джонотан Фиц-Рой с испугом наклонялся над сыном. И облегчённо вздохнул, увидев его чуть удивлённую улыбку:

- Да ничего, папа, - мальчик отнял ладонь от груди и улыбнулся радостно и ясно. - Стучит...

- Ну конечно, стучит, сынок, - Фиц-Рой перетянул сына себе на колени. Тот уселся удобней, запрокинул голову и, глядя в глаза отцу, вдруг вспомнил:

- Пап, а мне сегодня ночью приснился такоооой сон...

- Страшный? - уточнил отец. Тим замотал головой:

- Не... не страшный... странный такой сон. Что я - это не я. Совсем не я, другой мальчик... и мы живём не здесь... - Тим говорил медленно, слегка удивлённо, будто вспоминая. - И даже я на другом языке говорил... во сне я понимал всё, а сейчас не помню даже... Кругом маленькие дома и много-много леса... и ещё у меня есть пёс - не Шарло, а беспородный какой-то, он живёт прямо на улице, большой и смешной... И меня звали не так... по-другому... Как-то на И. Я во сне помнил, а тут забыл, - огорчённо признался мальчик - он сполз с отцовских колен, опять растянулся рядом с отцом и болтал ногами.

- Интересный сон, - согласился Джонотан Фиц-Рой. - А вон и Шарло! Смотри!

Тим со смехом вскочил и побежал навстречу мотающему на бегу ушами весёлому бассету...

* * *

... - Мистер Фиц-Рой, родители одной из наших учениц обвиняют вашего сына в сексуальном домогательстве к их дочери. Он подал ей руку во время выхода из школьного автобуса...

... - Мистер Фиц-Рой, ваш сын нанёс оскорбление преподавателю, назвав его "старым жирным пидарасом". Мы все знаем, что мистер Даннинг имеет альтернативную сексуальную ориентацию, но...

... - Мистер Фиц-Рой, Тимоти назвал своего одноклассника-афроамериканца "негром"...

... - Мистер Фиц-Рой, ваш сын с приятелями устроил драку на заседании школьного клуба поддержки сексуальных меньшинств...

... - Мистер Фиц-Рой, Тим надругался над национальным гербом, он - простите - пририсовал учебнике в лапы ему... СЕРП И МОЛОТ!..

... - Мистер Фиц-Рой, Тимоти отказался участвовать в сборе средств для помощи "зелёным" России...

... - Мистер Фиц-Рой, перед школьным концертом рэпа ваш сын раздал ученикам более ста листовок, где было написано, что рэп - это звуки оргазмирующих обезъян...

... - Мистер Фиц-Рой, у Тимоти найдена ксерокопия "Майн Кампф", он читал её на уроке толерантности...

... - Мистер Фиц-Рой, на семинаре по истории ваш сын назвал Сталина величайшим государственным деятелем в истории человечества...

... - Мистер Фиц-Рой, ваш сын обвиняется в нанесении ножевых ранений двум латиноамериканцам их собственными ножами! Несчастные мальчики всего лишь спросили у него пару долларов на пиво, у вашего сына неадекватные реакции...

... - Мистер Фиц-Рой...

... - Мистер Фиц-Рой!..

... - МИСТЕР ФИЦ-РОЙ!!!

* * *

Беспомощный и жалкий, стоял Джонотан Фиц-Рой в комнате Тима. Ни сказать, ни сделать что-то он просто не мог - не было ни слов, ни сил. Казалось, что не двадцатиоднолетие сына отмечали только сейчас, а случилось что-то страшное.

- Тимми, - наконец выдавил он. Сын, насвистывавший "Greensleеvеs" над собираемым им рюкзаком, повернулся к отцу - повернулся совершенно чужой человек. Совершенно. - Сынок... вспомни, сколько неприятностей ты мне доставил в школе... и вот теперь... колледж... и моё дело... наше дело... - паутины не получалось, слова падали ватными шариками - беззвучно глохли, таяли. Губы сына раздвинула улыбка:

- Не надо, папа. Ты сам купил мне сердце русского мальчика. Чему ты теперь удивляешься? - он перестал улыбаться. - Моё дело... доставил мне неприятности... папа, а ради кого ты спасал меня в детстве? Ради меня? Или ради себя, ради своего дела и бла-бла-бла? О ком ты всё-таки думал в первую очередь - тогда и всю св... мою жизнь?

- Что ты говоришь... опомнись... - выдавил Джонотан Фиц-Рой. Тимми рывком затянул горловину рюкзака и улыбнулся снова:

- Я записался в армию, папа. На пять лет. И да. Ещё, - он подошёл вплотную к отцу - и Джонотан увидел, что Тимми выше его на полголовы. - Я знаю, как сюда попало моё сердце. Знаю, отец.

Джонотан Фиц-Рой опустил голову. И не двинулся с места - ни когда сын обошёл его, как предмет мебели, ни когда хлопнула внизу дверь, ни когда пискнул сигнал, означавший - открылись и закрылись внешние ворота кондоминиума.

Тимоти Фиц-Рой ушёл.

Ушёл, чтобы через два года быстро спивающийся и полуразорённый Джонотан Фиц-Рой получил сообщение о том, что "ваш сын, капрал Корпуса Морской Пехоты Тимоти Фиц-Рой, дезертировал во время миротворческой операции "Свет для тьмы""...

* * *

Утро 9 мая 20... года в Ричмонде было солнечным, ясным, тёплым и полным цветочных запахов - обычное весеннее утро в этой части света.

Около большого овального окна, похожего на окно стратоплана, заложив руки за спину, стоял высокий плечистый мужчина - рыжий с сильной сединой, в клетчатой рубашке, голубых джинсах и высоких ботинках. Его голос, ровный и звучный, заполнял весь небольшой, удобно обставленный кабинет и разносился сейчас не только над его родной страной - нет, над всем миром.

- ...и мы можем смело сказать, прямо глядя в глаза людям этой планеты - нет, никогда больше! Никогда больше! Никогда!

Он знал, что его слышат сейчас миллионы и миллионы. Самые разные люди - от простого рыбака с Гавайев, принёсшего с войны протез и простреленные лёгкие, до тех, кто равен ему, стоящему здесь, по весу и влиянию. Но он знал, что и те люди, и эти поймут его правильно. В конце концов, может быть, именно он возглавлял ту безоглядную атаку, в которой рыбак потерял ногу. И разве не пили они в подвале-блиндаже чёрный сладкий чай с хитроглазым, заросшим бородой до самых бровей, показушно-медлительным человеком, чьё слово сейчас звучит законом с той стороны океана - от Рейна до другого океана, от третьего океана до четвёртого?

Я не лгу, Дмитрий, подумал он, замолчав. Я не лгу, и те, кто вокруг меня - не солгут, когда меня не станет. Никогда больше. Хватит. Я смог. Мы смогли. МЫ ЗАПЛАТИЛИ ДОЛГИ.

И при мысли об этом он вдруг испытал странную весёлую лёгкость - словно сваливалось с рук, ног, тела что-то тяжёлое, грузное - и...

...Сделав шаг назад от окна, он неожиданно мягко, плавно упал на пышный ковёр, подарок женщин испанского Бильбао.

Вбежавшие в кабинет люди уже ничего не сумели сделать, хотя суетились больше часа.

Первый президент СКА Тимоти Фиц-Рой скоропостижно скончался - поразительно рано и странно. Тридцативосьмилетний здоровый мужчина, боец и спортсмен, спасший свою страну для будущего, умер от инфаркта...

...Взятое взаймы сердце остановилось, как останавливается для долгого отдыха человек, сделавший адски трудную работу...

...Но Тимоти Фиц-Рой не ощутил даже мгновенной боли. Он просто оказался на большом зелёном лугу. Зелени травы не было края, не было края синеве неба над головой, дул тёплый нежный ветер, и Тим, обернувшись, увидел другого мальчишку. Он стоял и с интересом рассматривал маленького американца - Тим вдруг понял, что ему снова шесть лет.

- Пойдём, - мотнул головой незнакомый мальчишка, ровесник Тима. - Нас мама ждёт.

- Пойдём, - охотно согласился Тим. - А ты кто?

- Илья, - беззаботно отозвался мальчишка, топая через луг рядом с Тимом...

...Когда вы будете в Северной Конфедерации Америки - обязательно зайдите "в гости к Тиму" - в Мемориал Русского Сердца. Его вам покажет любой.

* * *

Весь 2011 федеральные власти РФ пропихивали закон "О здравоохранении", позволяющий в числе прочих отвратительных вещей делать самое отвратительно: по парадоксально упрощённой процедуре делать донорами органов не только "детей, находящихся на попечении государства" (например, воспитанников детских домов), но и практически любого ребёнка. При этом фактически не требуется согласие родителей и - внимательно читайте - не нужно даже точно констатировать реальную смерть маленького донора. Пример: сбитый на улице машиной или подвергшийся нападению в подворотне и раненый (и то и другое очень легко организовать по заказу) ребёнок, доставленный в больницу, может быть тут же "выпотрошен" - нужно будет лишь чтобы "медицинский работник" сказал: "Это мертвец," - возможно над ещё живым и более того, даже не слишком пострадавшим ребёнком. Родителей дожидаться не обязательно, возразить что-либо против потрошения ребёнка задним числом они тоже ничего не смогут, так как он после смерти априори рассматривается, как донор.

Когда читаешь про это - не верится. Но это так.

1 ноября 2011 года проект закона прошёл последнее - третье - чтение. Власть протаскивала его с таким упорством, с такими изощрениями во лжи (так, например, было официально заявлено перед вторым чтением, что из текста закона убраны более всего возмутившие народ и экспертов положение... но при чтении текста перед самым голосованием оказалось, что эти положения никуда не делись!), что становилось просто удивительно. Ну и конечно возникал вопрос: КТО ЗАПЛАТИЛ?

По оценке одного моего друга-эксперта - бесстрастной и жестокой - в первый же год после принятия этого "закона" БУДУТ ТАК ИЛИ ИНАЧЕ УБИТЫ И ИСПОЛЬЗОВАНЫ КАК ДОНОРЫ ПОРЯДКА 10-12 ТЫСЯЧ РУССКИХ ДЕТЕЙ В ВОЗРАСТЕ ОТ ГОДА ДО 16 ЛЕТ. До 90% изъятого "материала" будет переправлено на Запад и мы об этом ничего не узнаем. На почве остального СМИ будут раздуты слезливые истории о "спасённых благодаря трагически погибшим маленьким донорам больных детях из глубинки".

Фактически черта подведена.

Мира быть не может и не будет.

Люди и людоеды не могут сосуществовать в одной культуре, в одной стране, на одной планете.

Комментарии: 26, последний от 26/05/2014. © Copyright Верещагин Олег Николаевич (tambwolf.73@yandex.ru) Размещен: 23/10/2012, изменен: 23/10/2012. 24k. Статистика. Рассказ: Проза		Оценка: *7.444** Ваша оценка:
Аннотация: Я верю в отмщение и победу.

Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Русское сердце