Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Путь в архипелаге. Рассказы 15-17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Много земель. Много людей. Рабство и свобода не в подарок. И - встреча с друзьями, которые уже и не ждали...

   0x01 graphic

Путь в снегах

РАССКАЗ 15

ГОРОД СВЕТА

   ...Но всё же нашла на камень коса!
   Тебе повстречался - я.
   Тебе не поладить со мной добром,
   Как водится меж людьми.
   В гробу я видел твоё серебро,
   А силой - поди сломи!

И.Басаргин

* * *

   Если вам было четырнадцать лет, когда вы попали из спокойного и тихого советского городка в мир, где всё решают клинки...
   Если вы три года странствовали по этому миру - не взрослея, но набираясь опыта - убили почти два десятка белых подростков и около четырёхсот негров...
   Если вы потеряли многих друзей и приобрели новых; если мёрзли, голодали, мучились от жажды и ран; узнали, что такое любовь и ненависть; научились командовать и колоть живое тело, не мучась потом кошмарами; ночевать в снегу и не жмуриться, когда в вас летит свистящая толла...
   Если всё это так, будьте уверены - вы сильно изменитесь. Не внешне, нет; если ваша рука достаточно верна, вы сможете избежать большинства шрамов, а то и всех. Изменения коснутся вашего "я". И через какое-то время вы поймёте, что от вас прежнего только внешность и осталась...
   ...Где-то около недели я провалялся на соломе в вонючем сарае, и негры несколько раз начинали обсуждать, съесть меня, пока не сдох - или нет. Меня это мало колебало, потому что я был без сознания и, наверное, умер бы, если бы не ребята, которых содержали тут же. Это оказались двое испанцев помладше меня, и они меня поили и кормили тем, что им самим давали. Я был в отрубе, но пил и глотал. Потому и не умер...
   Я не узнал, как их звали. Их убили в тот день, когда я всё-таки вынырнул из забытья прочно и лежал на отвратительно разящей соломе, ощущая тошнотную, рвотную слабость во всём теле. Вошедшие негры скрутили обоих и, обезглавив точными ударами топоров, начали потрошить и разделывать. А двое подошли ко мне. Я слишком слаб был, чтобы пошевелиться, поэтому просто плюнул в них и выругал, не узнавая собственного голоса, на нескольких языках. Негры стояли надо мной, переговариваясь и разглядывая меня. Я ощущал неудобства от того, что голый под их взглядами не больше, чем в присутствии собак или козлов. Другое дело, что собаки или даже козлы не вызывали у меня такой ненависти.
   Они вздёрнули меня на ноги и, вывернув руки назад синхронным движением, легко поставили на колени. Нога уперлась мне в спину между лопаток - так, что я невольно выгнулся, вытянув шею и почти касаясь лицом земли. От неё пахло сырыми нечистотами, и я ощутил не страх, не боль, а глухую тоску при мысли, что этот запах и эта мокрая земля будут последним, что я смогу ощущать и видеть в своей жизни. Стоило выживать!!!
   И я ждал этого удара. Сопротивляться не было сил, я представлял себе, как выгнется, расплёскивая кровь, моё обезглавленное тело, откатится в сторону голова (сколько раз я видел такое!) - и...
   И я больше никогда-никогда не увижу Танюшку. Это и было почему-то обидней всего.
   Только три года. Не пять, я не дотянул до "среднего срока".
   Меня отпустили, и я упал на эту землю уже всем телом. И медленно подумал (странно, именно так), что, кажется, остался жив.

Игорь Басаргин

   "Ложная надежда - это плохо! -
   Учит нас прославленный мудрец. -
   Если сил осталось на два вздоха,
   И куда сильней чужой боец,
  
   Если видишь сам, что дело худо
   И уже удачу не догнать -
   Надо ли надеяться на чудо?
   Лучше поражение принять..."
  
   Но тогда как быть, коль самый-самый
   Врач, к которому явился ты на суд,
   Разведёт беспомощно руками:
   "Тут и боги жизни не спасут!"
  
   Это значит - воспринять, как благо
   Темноту - и ждать своей судьбы,
   Позабыв про гордость и отвагу,
   Не пытаясь взвиться на дыбы?!.
  
   Ну уж нет! По древнему закону,
   Что ещё никем не отменён -
   Кто себя признает побеждённым,
   Только тот и вправду побеждён.

* * *

   Я всегда боялся боли. Но, как и любой нормальный мальчишка, ещё больше я боялся, что о моём страхе узнают, потому что это означало унижение, а унижение - намного страшнее. Ещё там, на той Земле, я научился терпеть боль. Здесь, на этой Земле, я научился смеяться, когда моё тело полосовали сталью. Научился отдавать приказы в то время, когда на мне по-живому зашивали раны - колотые, рубленые, резаные. Научился терпеть выматывающую, ни с чем несравнимую, ежемгновенную боль от заживания этих ран - по нескольку дней кряду.
   Не смог я научиться только одному - терпеть унижение. Не только не смог - я и не мог этому научиться, потому что окружающий меня мир не располагал к безответности, а чётко и определённо говорил: на оскорбление словом отвечают ударом клинка. Тот, кто не хочет его получить - не будет оскорблять. Граждане пассажиры, будьте взаимно вежливы.
   Можно посадить на кол человека. А можно посадить на кол душу. Нет, не ту, с крылышками и арфой, я в неё не верил никогда. Вернее, просто никогда о ней не думал. Душу - это честь, достоинство, верность, любовь. Всю, так сказать, составляющую - нематериальную, но самую важную составляющую - настоящего человека.
   Честное слово. Дико звучит. Не поверишь даже. Но посаженная на кол душа - страшней, чем посаженное на кол тело.
   Страшней.
   А ещё страшней - смириться, свыкнуться с тем, что тебя растоптали, унизили, обесчестили. Смирившись - умираешь. Живёт только твоя оболочка. Кому-то - всё равно. Но если ты несколько лет свыкался с тем, что в тебе живёт душа - тебе "всё равно" уже не будет.
   Наверное, к страху можно привыкнуть, научиться жить одним мгновением, радуясь тому, что именно в него, в это мгновение, с тобой ещё не случилось ничего плохого. Я это понимал, но сам так не мог.
   Может быть - пока не мог?
   Больше всего я боялся не смерти. Нет, не смерти, не боли, а... изнасилования. В этом было что-то чудовищно унизительное и мерзкое - меня, мальчишку, и мальчишку сильного, отважного, стойкого, бойца и рыцаря, заставили бояться именно этого.
   Я бы предпочёл умереть. Хотя и жить хотелось очень-очень, до воя, до онемения внутри. Но меня терзала неотступно одна мысль: почему они меня не убили? Почему меня не оставили жить, почему не сожрали, перед этим "попользовавшись"? Почему лечили худо-бедно? Куда меня везут?
   Говорят, если впереди неизвестность, то человек то впадает в отчаянье, то начинает надеяться. Со мной было не так. Неизвестность впереди была страшней, чем смерть сейчас, хотя путь в эту неизвестность продлевал мою жизнь...
   ...Я точно не знаю, сколько провёл ещё в этом сарае в одиночестве. Меня кормили и поили. Когда я более-менее восстановился, то попробовал копать, но земля пола была утрамбована вдоль стен до твёрдости бетона, да и, судя по звукам, негры были вокруг постоянно... Меня несколько раз охватывала лихорадочная, сумасшедшая надежда, что плен вот-вот кончится, как кончился он прошлые два раза. Я вслушивался, почти уверенный в том, что вот-вот послышится шум, лязг стали, голоса людей - и этот дурной сон оборвётся. Наверное, я бы чокнулся от этих мыслей, если бы в конце концов не запретил себе к ним возвращаться. Алгоритм, как в разделе "Игры с Чипом" журнала "Пионер". П.1: надо бежать. П.2: бежать нельзя. Значит - п3: надо сначала просто выжить. Потом см.п.1.
   Хуже всего срасталась левая рука, но и она восстанавливалась достаточно быстро. Просто удивительно быстро, если учесть, что я был в плену.
   Я не считал дней. Это не имело смысла просто потому, что я не знал, сколько провалялся без сознания и где вообще нахожусь - может, меня сюда неделю везли? Но моё заключение в сарае кончилось - просто открылась всё та же дверь, и трое негров без разговоров выволокли меня наружу, где, как оказалось, было весьма оживлённо.
   В большую крытую повозку были впряжены четыре медлительных и флегматичных безрогих вола. Кузов кривовато сидел на неровных колёсах, доски - и его, и верха - были обшиты пятнистыми шкурами.
   Меня пихнули в спину. Двое негров открыли, отодвинув засов, заскрипевшую дверь в кормовом торце. Снова толкнули сзади, потом - мерзко "подсадили" лапами под зад. Я оглянулся через плечо - лапавший меня ниггер, ухмыляясь, облизнулся, и я, с трудом переведя дыхание, ввалился в душное, тёмное нутро фургона.
   Позади стукнул засов.
   То, что в повозке я не один, я ощутил мгновенно. Она дёрнулась, поплыла вперёд в каком-то мерзком, взбалтывающем нутро ритме; я не удержался на ногах и, падая, попал рукой в человека. Тот немедленно отодвинулся, а я сел, буркнув:
   - Извини, я не хотел...
   - Ничего, - голос был тихий. Кажется - девчоночий... но, может, это просто младший мальчишка? Хоть не негр... Я таращился в темноту, стараясь поскорей к ней привыкнуть.
   - Ты советский? Русский?
   Это точно была девчонка, и я различил в голосе акцент.
   - Советский, - отозвался я.
   - Я догадалась. Я слышала, как ты говорил.
   - Ещё я голый.
   - Я тоже... - она сдержанно дышала в темноте. - Теперь, по крайней мере, не так страшно. Тебя как зовут?
   - Олег, - сказал я, садясь наощупь удобней. - А тебя? Ты откуда?
   - Дейна... Я из Ирландии.
   - Ты давно здесь?
   - Здесь - это здесь?
   - Ну... нет, в этом мире...
   - Четвёртый год.
   - Я тоже... - я вроде как начал различать её в темноте - как ещё более тёмный силуэт. - А в плену?
   - Почти месяц, - вздохнула она. Помолчала и спросила: - Ты очень устал?
   Вопрос был странным, но я почему-то понял, чего ей хочется, и ответил:
   - Да нет, не очень... Ты поговорить хочешь, да?
   - Ага, - она всё-таки хорошо знала русский. - Понимаешь, я раньше думала, что ничего не боюсь. За эти годы столько всего было... всякого, и я правда не боялась. Ничего. А тут так страшно...
   - Я понимаю, - тихо сказал я. - Мне тоже страшно.
   На самом деле страх немного отпустил. Дело в том, что мужчины (настоящие, конечно; ну и мальчишки - тоже) так устроены: если рядом с ними кто-то слабее них, то становится не до страха за себя...
   ...Дейна Джиллиан могла бы и не пересказывать свою историю, настолько обычной она была. В этом мире Ирландия была соединена с Британией перешейком, и они вместе представляли собой северный полуостров Европы - Темза впадала в Рейн. Дейну схватили в Малой Азии, раненую - их привёл туда эрл (очевидно, такой же упёртый, как я!) Джаспер, англичанин по национальности. Не добили, даже не насиловали, а зачем-то вылечили...
   - У тебя есть девушка? - закончив рассказ, спросила Дейна. Я стиснул зубы, прикрыл глаза и отрывисто ответил:
   - Да.
   - А моего парня убили, - она что-то сказала на непонятном мне, но красивом языке. - Он не смог меня защитить и погиб...
   - Он тоже был ирландец? - спросил я.
   - Нет, - вздохнула Дейна. - Мы познакомились здесь, он был валлон из Франции... Весёлый и сильный. Его звали Леон... А твою девушку как зовут, Алек? - так она произнесла моё имя, довольно красиво, кстати.
   - Таня, Татьяна, - сказал я, и у меня перехватило дыхание.
   - Таттиан, - повторила она. - Тебе хорошо. Она будет ждать...
   Я уже неплохо её видел. Ну - насколько это вообще возможно. Дейна была красивой, что и говорить. Черты лица я не очень различал (вообще почти не различал), но видел широкие скулы, копну растрёпанных волос, крупную красивую грудь, длинные ноги (она сидела, подогнув ноги вбок и опираясь ладонью об пол). Подробностей не было видно, и я надеялся, что и она меня видит примерно так же. Не то, чтобы я стеснялся, просто...
   - Ждать, - усмехнулся я, садясь удобней. - Не знаю, может, лучше пусть и не ждёт... Послушай, Дейна, - я невольно понизил голос, - я убегу. Ну, попробую убежать, как только возможность будет.
   Несколько секунд было тихо, только слышно, как она дышит. Потом вздорхнула:
   - Если поймают - убьют.
   - Наверное, - согласился я. - Ну и что? Ты сама подумай: ну куда нас могут везти? Хуже не будет.
   - Да я согласна, - кивнула она. - Возьмёшь меня с собой? Всё равно же кончится тем, что в какое-нибудь рабство продадут... и изнасилуют, что тебя, что меня. А подстилкой жить не хочется.
   Меня передёрнуло - ирландка угодила точно в мой страх. И, скрывая его, вновь появившийся, я заторопился:
   - Мы, наверное, где-то в Персии. Один мой знакомый как раз из этих мест выбрался... Главное - постараться духом не падать сейчас. И хоть как-то силы поддерживать, а то надо будет бежать, а мы и не разогнёмся... Ну, Дейна? Руку?
   - Руку, Алек, - и я почувствовал, как её сильные пальцы сжали мою ладонь.

Алексей Зацепин

   В краю, где пурга свистит,
   Где ветер и снег,
   Вдруг может на полпути
   Устать человек.
   Начнёт отступать, начнёт
   Ругать пургу...
   Но друг разведёт
   Костёр на снегу.
  
   Кто ночь раздвигал плечом
   У скал Ангары -
   Тот знает, они почём,
   Такие костры!
   Утихнет пурга, и жизнь
   Придёт в тайгу...
   И друга спасёт
   Костёр на снегу.
  
   Сейчас за окном цветы,
   И в мире тепло...
   Но если заметишь ты,
   Что мне тяжело,
   Что я отступить могу,
   Упасть могу -
   Ты мне разведи
   Костёр на снегу!
  
   Пускай не трещат дрова
   В ладонях огня...
   Скажи мне, что я права,
   Что ты - за меня!
   И будет назло беде
   Плясать в кругу
   Костёр на снегу,
   костёр на снегу...

* * *

   Мы тащились на волах двое суток, останавливаясь на ночь. Круглые сутки в закрытой повозке было жарко. Ночью - абсолютно темно, днём светлело, и через кожу полосками - пошире, поуже - просвечивали щели между досками. Нас аккуратно кормили три раза в день - какой-то кашей из сильно разваренного зерна и мясом. Точнее - птицей, мясо из рук негров я бы не рискнул есть. Раз в день ставили деревянное ведро с водой, тепловатой, но свежей. Самым неудобным был туалет - тридцатисантиметровая дыра в носу повозки, хотя каждый раз тот, кто был "не у дел", уходил в корму и там устраивался спиной ко второму. К тому, что мы оба были нагишом, и я и Дейна по молчаливому уговору относились так, словно не замечаем этого.
   Мы много разговаривали, вспоминая в основном свою жизнь в том мире - я свой Кирсанов, а Дейна такой же маленький городок Клонмел на реке Шур. Здешнюю свою жизнь вспоминали реже - она у нас была похожей... да тут любой сказал бы то же самое о своей здешней жизни. А в нашем коротеньком мирном прошлом оказалось много такого, о чём приятно и даже весело было вспоминать.
   О будущем своём мы не говорили, если исключить вопрос побега. Отсюда бежать было невозможно - доски, несмотря на грубую работу, оказались подогнаны прочно. Но мы были готовы использовать малейший шанс.
   Вечером третьего дня повозка остановилась вновь. И мы невольно застыли, стиснув зубы, когда застучал засов...
   ...Солнце садилось за плоские гряды лесистых холмов на западе. В километре от нас текла широкая ленивая река, ветерок, тёплый и лёгкий, качал заросли тростника, над которыми кружились густые птичьи стаи, устраивавшиеся на ночлег. Было жарко и сыровато, трава, короткая и жёсткая, у наших ног становилась ближе к реке всё выше и сочнее.
   Фургонов, оказывается, было несколько, но такой, крытый, как наша тюрьма - только один. Негров я насчитал не меньше двухсот, и среди них увидел бритых наголо, вислогрудых женщин, а рядом с ними - пузатых, шустрых детей, похожих на чёрных обезьянок. И те, и другие держались от нас подальше, хотя то и дело поглядывали в нашу сторону. Да и воины на нас не обращали особого внимания - несколько, правда, уселись вокруг нас, как часовые, но именно уселись, и я внезапно понял (с удивлением): нас выпустили просто погулять.
   У ирландки тоже было удивлённое лицо. Очевидно, и до неё это дошло.
   - С чего это они такие добрые? - процедила она.
   - Скорей всего - мы уже близко к цели, - так же тихо ответил я. Мы переглянулись тревожно. Дейна пожала плечами:
   - Ладно, хоть разомнёмся, - она неожиданно упруго подскочила вверх, вскинув руки над головой, а ноги стремительно разведя на шпагат. Я присвистнул от восхищения, а ирландка, ловко приземлившись, предложила как ни в чём не бывало: - Станцуем?
   - А они? - я кивнул в сторону негров, ощущая, как во мне начинает петь какая-то шалая струнка, словно зуд по всему телу идёт. Мне определённо хотелось выкинуть что-нибудь вызывающее.
   - Да пусть смотрят! - Дейна гордо-презрительно вскинула свой классический прямой нос с лёгкими веснушками. - Могут даже дрочить, если хотят.
   - Давай, - выдохнул я. - Танцор я не очень, но кое-что умею...
   - Подстрахуй, - она сделала знак, чтобы я чуть отошёл и упруго перенесла вес на левую ногу, чуть согнув колено. Я невольно подумал, что и сам не отказался бы на неё... гм...подрочить, но отогнал эту мысль - из тех, что появляются из каких-то глубин сознания и заставляют нас стыдиться, даже не будучи высказанными вслух.
   - Давай, - шевельнул я левой рукой...
   ...Дейна действительно умела танцевать. То, что мы делали, походило на смесь гимнастики, акробатического рок-н-ролла и спортивного танца-аэробики. А то, что мы выступали нагишом, только "заводило".
   Представьте себе эту картину: где-то в глубине Персии, про которую никто тут не знает толком, что это Персия, в окружении вооружённых негров самозабвенно и весело отплясывали взятые ими в плен обнажённые мальчишка и девчонка, забывшие обо всём на свете, кроме танца. Та ещё картинка, правда? Не знаю, что меня подталкивало, но скорей всего это был своего рода вызов неграм. По-моему, и Дейна ощущала то же.
   Когда я выпустил её руку, дыхание ирландки ничуть не сбилось. И на меня она смотрела вполне одобрительно.
   - Это ты называешь "не очень"? - поинтересовалась она. - Тебя учила твоя Таттиан?
   - И ещё мама, - усмехнулся я. - Она занимается аэробикой. Но там я танцевать так и не научился.
   Приятный разговор был прерван самым поганым образом. Меня огрели по заднице ладонью и, обернувшись, я увидел высоченного негра - костлявого, как Смерть и такого же страшенного. Скалясь - типичная их улыбочка - он одной рукой массировал свой член, а другой сделал мне недвусмысленный жест.
   Лицо у меня вспыхнуло куда жарче мягкого места. Негра окликнул кто-то из его приятелей (сожителей, блин!) - вроде бы предупреждающе, но он лишь визгливо огрызнулся и, упершись лапой мне в шею, попытался наклонить.
   Угумс. Щазз.
   Я наклонился... одновременно приседая на колено и, разворачиваясь корпусом, рубанул негра снизу вверх ребром ладони в промежность.
   Тот коротко ухнул и согнулся так, что его выпученные глаза оказались вровень с моими.
   - Больно? - осведомился я и стиснул в кулаке мужское достоинство горе-насильника, который судорожно открыл рот в ожидании дальнейших неприятностей. Он не ошибся. - Это ещё фигня, - сообщил я, и, не сводя глаз с глаз негра, с улыбкой повернул кулак по часовой и рванул на себя, с хрустом выдирая гениталии. Негр коротко, задумчиво икнул. Выпрямляясь, я вогнал оторванный член ему в рот и аккуратно протолкнул подальше пальцем.
   - Отлично, - прокомментировала Дейна, влепив негру в зад пинка - он зарылся в траву у моих ног и вяло закопошился. - Ненавижу пидаров.
   Нагнувшись, я вытер о его спину ладонь и, снова выпрямившись, спросил у обалдело молчащих зрителей:
   - Ну? Кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?

* * *

   - Даже не били, - почти с неудовольствием заметил я, когда засов со стуком закрылся. Вместо ответа Дейна показала мне толлу. - Блин! - вырвалось у меня. - Откуда?!
   - Когда там переполох начался, кто-то выронил, я её и подняла, - Дейна была явно довольна собой, - и просто в дверь швырнула.
   - А-а-а-атлично!!! - тихо завопил я, и, приобняв ирландку, поцеловал её. Совершенно неожиданно её сильные руки обвились вокруг моей шеи, и я замер. Потом тихо сказал: - Дейна... не надо...
   Её руки упали - и упавшим был тихий голос:
   - Мы, наверное, погибнем... и даже если выберемся - ты вернёшься к своей Таттиан, Алек, а мне не к кому будет вернуться... Извини. Я понимаю.
   Я почувствовал, что против воли кусаю губы. А потом услышал свой собственный тихий голос:
   - Ты правда хочешь этого?
   - Да...
   - Тогда давай.
   "Прости, Таня, - попросил я, кладя руки на плечи Дейны и вслед за нею опускаясь на тряский пол. - Прости, если сможешь. А я не обману тебя, если... когда вернусь.."...
   ...Засов вновь стукнул уже под утро, и мы (мы в первый раз за эти дни спали, обнявшись - нипочему, просто так, чтобы ощущать себя живыми...), откатившись в стороны, вскочили. Но негры не вошли внутрь, даже не заглянули. Вместо этого - зашвырнули кого-то, и этот кто-то упал мне на ноги.
   - С прибытием, добро пожаловать, - сказал я (на всякий случай) по-английски, отодвигаясь и садясь.
   Можно было различить, что этот новенький - мальчишка. Наверное, помладше нас с Дейной, такой же длинноволосый, как и почти все здесь (волосы - пепельно-русые). На мир мальчишка смотрел одним испуганным синим глазом, второй был подбит, и здорово. Не сводя с нас взгляда, он быстро сел, подтянув колени к подбородку.
   - Привет, ты кто? - вполне дружелюбно спросила Дейна. - Я - Дейна, это - Олег, - она очень постаралась выговорить моё имя.
   - Я... Димка... - ответил он по-русски, переводя взгляд с одного из нас на другого. - Данилов, Димка...
   - Так ты тоже русский?! - возликовал я.

* * *

   Как выяснилось, ликовал я зря. Не знаю, что делали с Димкой, но сейчас он вздрагивал даже если его просто окликали. На вид с ним не было ничего особо страшного, но, очевидно, его просто-напросто надломили страхи перед будущим. Когда мы это поняли, то сильно озаботились.
   Дело в том, что именно в этот - четвёртый - вечер мы решили начать подготовку к побегу. И вот, пока Дейна скребла бороздки на двух досках, намечая контуры лаза, я подсел к новенькому.
   - Слушай, - начал я без обидняков, - мы бежать решили. Сам видишь, у нас толла есть. Ты как - с нами?
   Его взгляд метнулся влево-вправо, потом остановился на мне - жалобный:
   - Нет... - вяло шевельнулись губы.
   - Ты что?! - я схватил его за плечо. - Ну, не сходи с ума! Бежать надо! Да ты не бойся, мы тебя не бросим!..
   - Они догонят, - вновь еле слышно шепнул Димка, и я увидел, что он беззвучно плачет. - Догонят и... хуже будет...
   - Да куда хуже-то?! - выдохнул я. - Всё равно конец...
   - Везут же куда-то, - покачал головой мальчишка. - Может, там можно будет приспосо... приспособиться... хоть как-то жить...
   - А если я не согласен "как-то"?! - зло спросил я. - А ну и чёрт с тобой!
   Я переместился к Дейне и, сменив её, начал ожесточённо скрести доски. Ирландка, подтолкнув меня, шепнула:
   - Что он?
   - Не хочет бежать, - ответил я зло, - боится.
   - Я попробую с ним поговорить, - решила Дейна, перебираясь к Димке. Я резал доски, по временам прислушиваясь и замирая. Всё было в порядке, если не считать того, что работа продвигалась, конечно, медленно.
   Вскоре вернулась Дейна. Покрутила головой:
   - Да, боится. Очень... Слушай, как бы он нас не выдал...
   Я ничего не ответил. Только вновь зашоркал по доскам...
   ...Весь следующий день мы, осмелев, продолжали с короткими перерывами резать доски. Димка сидел в углу, опустив голову на руки, скрещенные на коленях. Мы практически не обращали на него внимания, охваченные лихорадочным нетерпением. Но вечером, когда мы остановились, а лагерь угомонился, доски начали шататься - а потом с тихим хрустом просели наружу, удерживаемые только кожаной обтяжкой.
   - Всё, - выдохнула Дейна (резала как раз она). И мы снова оглянулись на Димку. - Слушай, мне его жалко. Он же не виноват... Мы ведь тоже боимся.
   - Мы боимся и спасаемся, - ответил я. - А он боится и ссыт, лапки сложил... Дай-ка, - я взял у неё толу.
   - Погоди, ты чего хочешь?! - она цапнула меня за плечо. Я молча освободился и перебрался к Димке, который встрепано вскинулся. Открыл рот. Вжался в доски так, что они скрипнули под его спиной.
   Сказать честно?
   Я собирался его убить. И не то чтобы очень пожалел. Просто... ну, не знаю. Я сел рядом с ним и, дёрнув за плечо, сказал:
   - Слушай, мы сейчас уйдём. Не хочешь с нами, боишься - ладно, чёрт с тобой. Но крик не поднимай. Будь человеком, а?
   Я встал и, не глядя больше на Димку, отошёл к Дейне. Присел и начал резать кожу - осторожно, оттягивая её и поглядывая наружу.

* * *

   То ли по наитию, то ли ещё как, но дырку мы прорезали - в самый раз пролезть и, вывалившись в неё, плотно прислонили кожу на место. Посидели у колеса, прислушиваясь и присматриваясь. Дул ветер - сильный и тёплый, шумели неподалёку деревья. Небо было чистым. Я нашёл взглядом Полярную.
   - Идём на неё, - шепнул я Дейне. - Пошли...
   ...До рощи за лагерем мы добрались без приключений. Там лично мне стало не по себе - отовсюду слышались стоны, вздохи, завывания. Неподалёку что-то плескалось, кто-то ревел. Будь моя воля - мы бы забрались куда-нибудь на дерево, заночевать. Но в том-то и дело, что сейчас вопреки разуму нужно было как раз идти ночью.
   Дейна, конечно, тоже боялась, хотя я и отдал ей толлу - какая-никакая, а защита. Но шла следом молча и бесшумно, никак не реагируя на все угрожающие звуки. Да, если вдуматься, большинство из них вряд ли были угрожающими на самом деле...
   ...Я провалился в грязь по колено, ткнувшись в тростники. За ними тихо плескалась вода.
   - Река, - сказала за моим плечом Дейна. Я раздвинул камыш.
   Перед нами в самом деле была речная поверхность, в которой ярко отражалась луна. До соседнего берега - шелестящей чёрной стены таких же, как здесь, камышей - был омметров сто. Но по этой глади неспешно крейсировали отлично видимые теперь источники того самого плеска и рёва.
   Крокодилы. Или что-то вроде. Их было много, и были они офигеть огромные.
   - Вот твари, - процедил я. - Отмель... пошли, Дейна, ниже по течению, там глубина... и их там не должно быть...
   Мы полезли через камыш, то и дело проваливаясь в грязевые ямы, но при этом стараясь не слишком шуметь. Какая-то здоровенная тварь с визгом, рёвом и хрюканьем рванула мимо нас откуда-то из грязи - мы едва не рванули с таким же визгом в другую сторону.
   - Кабан? - выдохнула Дейна, держась за моё плечо. - Какой огромный...
   - Энтелодон, - вспомнил я название водных кабанов. - Он неопасный... - вот в этом я как раз не был так уж уверен. - Пошли, пошли...
   - Эти сволочи плывут за нами, - Дейна указала толлой на воду. "Сволочей" во множественном числе я не увидел, но один крокодил действительно плыл параллельным курсом. То ли по своим делам, то ли умея в виду нас.
   Река стала ещё шире (хотя и ненамного), а крокодил внезапно наддал и ушёл вперёд с сильным отрывом. Мы переглянулись, и я вошёл в воду первым, разгребая её руками перед собой. Когда стало по живот - оттолкнулся и поплыл. Дейна быстро нагнала меня и двинулась рядом, ритмично взмахивая руками - в одной был зажат нож.
   Нельзя сказать, что я не боялся. Но страх был каким-то глухим и не особо беспокоящим, словно боль в заживающей ране.
   Никто не тронул нас на этой переправе. Никто и не заметил того, как мы, тяжело дыша - не от усталости, а от волнения - выбрались на берег и исчезли в камышах...

* * *

   Если честно, это всё не очень походило на Иран, который я себе представлял как равнинную пустыню. Вместо этого мы шли через субтропический лес, поднимаясь постепенно вверх и вверх, а с проплешин впереди поднимался горный хребет.
   - Эльбарс, - сказала Дейна, - а за ним - Каспий, - она, кажется, знала географию не хуже Танюшки. - Если возьмём западней, то выйдем на Кавказ, но это далеко и опасней. А здесь есть риск никого не встретить, на побережье появляются только казачата из Астрахани...
   - Лучше пойдём к Каспию, - предложил я. - Кавказ кишит неграми... А там как-нибудь.
   - Авось, как вы любите говорить, - подколола она меня, поворачиваясь - она шла первой. Ещё утром мы соорудили себе набедренные повязки, а Дейна вдобавок - накидку на плечи.
   - А что, - улыбнулся я в ответ, - авось - это великая вещь... Слушай, мы себе ноги не посбиваем?
   - Я бы не сказала, что ты такой неженка, - хмыкнула Дейна. - Ниггера того ты уработал здорово... Есть охота, - она сменила тему резко и неожиданно.
   - Пошли, - кивнул я ей, - стоя на месте, мы так и так ничего не отыщем...
   ...Финики - и в офигенном количестве - мы нашли там, где начался уже настоящий подъём в горы. Я никогда не ел свежих фиников, и то ли с голоду, то ли как объективная реальность - но они показались мне очень вкусными, а главное - были сытными. Набрать их, правда, было некуда, кузовок сделать - не из чего, но такие же пальмы видны были и впереди-дальше.
   Не знаю, сколько мы прошли за день. Погони не было слышно, а после суток на ногах мы буквально падали на ходу и, едва начало темнеть, завалились в какую-то расщелину, куда накидали по максимуму травы - как раз хватило, чтобы утонуть в ней, как в пуховой перине. И всё-таки я не спал ещё какие-то минуту или даже две.
   И думал - думал, что пока всё хорошо. Но это не ещё не значит, что так будет и дальше.

* * *

   Я проснулся от того, что Дейна хотела зажать мне рот - именно хотела. В нашу расщелину лился утренний свет. "Что?" - спросил я глазами. "Негры," - так же ясно ответил мне её взгляд.
   За ночь трава, конечно, не успела высохнуть и, на наше счастье, не шуршала. Я добрался до края...
   ...Негры двигались косой частой линией снизу. До щели, в которой мы сидели, им оставалось метров сто, не больше. И было ясно, что мимо неё они не пройдут.
   "Зароемся в траву," - показал я. Дейна быстро закивала. Я забросал её травой, нашарил толлу и закопался сам, постаравшись, чтобы сверху трава осталась примятой: вдруг решат, что заночевали и ушли?! Надежда была призрачной - но всё-таки надеждой...
   Сквозь спутанные былки травы было видно небо над краем расщелины. Метались, прыгали острые, колючие мысли. Не страх - нет.
   Две головы наверху. Без масок, но сами - как страшные маски.
   Напряжение свело меня в комок. Дейна, кажется, уже вовсе не дышала.
   Негр - один из тех двоих - соскочил вниз и принялся ворошить сено ассегаем.
   "Вот и всё," - холодно подумал я, вскакивая на ноги.
   Негр ничего сделать не успел - я вогнал толлу ему в солнечное: снизу вверх, по рукоять. Перехватил ассегай - и тот, который стоял на верхнем краю, повалился вниз несобранным мешком с ассегаем в груди.
   - Вверх! Бежим! - быстро скомандовал я, выскакивая наружу. Дейна вылетела без моей помощи - и я увидел, как она перебросила через себя в расщелину попытавшегося её схватить негра. Замахнувшегося на меня ассегаем (а убивать-то они нас не хотят... плохо...) я уложил двойным прямым в корпус.
   Мы рванули вверх по камням. Но в тот миг с отчётливой ясностью я понял: мы бежим лишь потому, почему бежит от охотников зверь. Не потому, что надеется спастись.
   Потому что страшно не бежать.
   Страшно сдаться без боя...
   ...Негры окружали нас на бегу - петлёй. На равнине, пожалуй, нам удалось бы от них оторваться за счёт скорости или выносливости. Но ни я, ни Дейна не привыкли бегать в горах, где то подворачивались под ноги камни, то попадались расщелины.
   Дейна бежала впереди. И сперва, когда она остановилась и подалась чуть назад, я подумал: увидела заходящий спереди второй отряд негров. Но уже через секунду понял свою ошибку.
   Впереди были не негры. А... пустота.
   Сначала я в каком-то умоисступлении совершенно спокойно подумал: "Край земли." и лишь потом понял, что это всего лишь обрыв. Метров десять шириной и глубокий. На дне среди камней щетинились чахлые кустики.
   Я оглянулся. Негры перешли на шаг. Они тяжело отдувались.
   - Недолгая нам выпала свобода, - горько сказала Дейна. - Ну что ж... Рабыней я всё-таки не буду... Прощай, Алек. Ты отличный парень.
   Её лицо стало вдохновенным и решительным. Словно в том танце, который танцевали мы с нею вместе назло неграм, она оперлась на левую ногу - и прыгнула, раскинув руки, вперёд. Прямо в восходящее солнце.
   На миг мне показалось, что она взлетела...
   ...Я боюсь высоты. Очень боюсь. Чтобы преодолеть этот страх - этот, а не страх смерти! - мне понадобилось две секунды.
   Неграм хватило и этого.

Игорь Басаргин

   Становятся длинными тени,
   Спадает дневная жара.
   Дружище, довольно сомнений!
   Пора нам в дорогу, пора.
  
   Родным поклонившись воротам,
   Шагнуть, как бывало, вдвоём
   За ближний рубеж поворота,
   А после - за сам окоём.
  
   Познать, как бывало, ненастье
   От тёплого крова вдали
   И, может, сподобиться счастья,
   Где радуга пьёт из земли.
  
   Узнать, что воистину свято
   И с кем разойдутся пути...
   Ещё далеко до заката -
   Немало успеем пройти.

* * *

   Это снова был сарай. Практически такой же, как тот, на Кавказе... Типовые они тут у них, что ли? По всему свету настроили?
   Горько мне было. И страшно. А ещё - жаль Дейну. Хотя - что её-то жалеть, тут меня надо было жалеть скорей уж...
   Почему не бьют-то?! Этот факт меня уже начал пугать. Раз хорошо обращаются - значит, уверены, что впереди меня ждёт нечто такое, по сравнению с чем любые побои - семечки...
   Если честно - я поддался тоскливому унынию полностью и сидел в углу, скорчившись и обхватив колени руками, когда вошли несколько негров. Я смерил их мрачным взглядом и улёгся на колени щекой, надеясь только на одно: сейчас подойдут, быстренько отмахнут ятаганом голову - и всё. Ну... или разложат, оттрахают, потом отрубят руки-ноги, а следом - опять же голову. Ну и ладно. Подольше, конечно, да и жутко - но потом зато всё равно конец этому ужасу.
   Пускай, только быстрее...
   Вместо этого меня быстро, но странно осторожно вздёрнули на ноги и выволокли наружу...
   ...Около полусотни негров живым кругом огораживали площадку шагов десяти шириной, на которую меня вытолкнули. Сощурившись от ударившего в глаза солнца, я не сразу понял, что с другой стороны, если так можно выразиться, круга вытолкнули мне навстречу другого белого мальчишку. Он точно так же моргал и щурился, переминаясь с ноги на ногу - и точно так же, как я на него, уставился на меня, едва немного пришёл в себя. Не знаю, как о, а я увидел пацана примерно одних с собой лет, роста, веса и сложения, такого же загорелого (и не очень чистого, мягко скажем), но светловолосого и голубоглазого. Это было всё, что я успел увидеть - меня пихнули сзади чем-то острым, и я заметил, что и этого парнишку ширнули в спину ассегаем, подталкивая нас друг к другу. Одновременно кто-то из толпы сказал по-немецки:
   - Деритесь друг с другом. Быстро, ну?!
   Вот оно что! я вспыхнул, сжимая кулаки. Парнишка, очевидно не сообразивший, что я понимаю немецкий, кажется, принял это за готовность к драке и вскинул к подбородку свои. Негры загудели в радостном ожидании.
   - Они хотят из нас сделать гладиаторов, - сказал я по-немецки.
   - Ты австриец? Швейцарец? - на лице у мальчишки появилось удивление. - У тебя акцент, только не пойму - какой...
   - Я русский, меня Олег зовут... и я не буду драться с тобой им на потеху, - твёрдо сказал я. Мальчишка опустил кулаки:
   - Я Элмар, - представился он. - Немец.
   - Драться! - заорал вновь голос из толпы. Мы с Элмаром посмотрели друг другу в глаза. Он усмехнулся углом рта и первым сделал шаг навстречу.
   В центре круга мы обнялись. И развернулись спина к спине, лицами к неграм, которые обалдело замолкли. Элмар весело хмыкнул и сказал на ломаном русском:
   - Вот теперь я буду драться с удовольствием!
   - Взаимно, - ответил я. - Надеюсь, нас убьют.
   - Взаимно, - так же заметил Элмар.
   На какое-то время негры опешили. Потом круг ощетинился внутрь широкими и длинными лезвиями ассегаев и начал смыкаться.

* * *

   На этот раз мне досталось - впрочем, вновь на удивление мало. Я этим воспользовался на полную. При желании удивительно много можно сделать просто руками и ногами... Не знаю, что произошло с Элмаром - нас всё-таки растащили в стороны - но, мне кажется, и он получил массу удовольствия. К сожалению, не удалось завладеть хоть каким-нибудь оружием. И вот теперь я вновь валялся в этом проклятом сарае...
   ...Шаги негров разбудили меня раньше, чем они вошли сами - трое. За их спинами в проёме двери вставало солнце, я на миг увидел рощу на берегу вялого, сонного потока и какую-то глиняную стену. В следующую секунду негры сомкнулись вокруг меня, двое рывками выкрутили руки, а третий затянул на глазах повязку, непроницаемо закрыв свет.
   Я не сопротивлялся, собираясь внутренне для того, что меня ожидало (в том, что не будет ничего хорошего - я был уверен, тем более, что меня опять-таки не били и вели осторожно). Земля под ногами была сухой и тёплой, я ощутил дыхание и жар толпы, услышал сдержанный шум голосом - голосов негров.
   Потом меня куда-то столкнули - в яму, неожиданно и резко. Я выставил вперёд руки, готовясь к падению... но оно оказалось коротким, и земля больно ударила по ладоням, как всегда бывает, если ты приготовился упасть с высоты, а оказалось, что она невелика.
   Я вскочил, одновременно сорвав повязку.
   Меньше всего я ожидал увидеть то, что увидел.
   Я находился в круглой яме, похожей на конфетную коробку из глины, обожжённой до твёрдости камня - даже цвет у неё был красновато-кирпичный. На верхнем краю ямы - по всему периметру, на высоте примерно двух метров - стояли негры. Они уже почти не болтали, переговаривались заинтересованно, а смотрели с откровенным любопытством. Губастые рты скалились, блестели подпиленные зубы и лезвия наклоненных ассегаев.
   Кроме меня в яме - шагов тридцати в диаметре - никого не было.
   Я облизнул высохшие губы, не переставая оглядываться. Чувство опасности не просто сигнализировало - оно вопило в голос...
   Опасность появилась сзади, но я успел повернуться ещё до того, как она стала реальной. Над краем ямы, среди раздавшихся в стороны негров, выдвинулся решётчатый край клетки. Я услышал сиплый... звук, скажем так, похожий на стон, но стон не больного человека, а... а опасного сумасшедшего. Точнее подумать я и не успел.
   На окаменелую глину бесшумно и от этого ещё более страшно соскочил зверь. Очевидно, его выпихнули силой, и он упал, но, как и все кошки, упал на лапы. Не глядя на меня, поднял голову, осмотрел верхний край ямы, ощетиненный ассегаями. И неспешно развернулся ко мне.
   Я был один. Я был ближе. Я был без оружия.
   Я не знал, что это за зверюга. Олег Фирсов определил бы, а я видел только, что это странно короткий - метра полтора - но очень высокий - почти столько же в холке! - невероятно широкогрудый хищник с мощными, чуть кривоватыми передними лапами, короткими задними (от чего он весь казался каким-то перекошенным) и куцым хвостом, резко подёргивающимся вправо-влево. На длинной, сильной шее сидела неудобно-прямоугольная голова с маленькими круглыми ушами и длинными - в две ладони - клыками, медленно выдвигавшимися сейчас из кожаных "чехлов" на подбородке. Жёлтые немигающие глаза светились нерассуждающей холодной злобой.
   Я увидел, как на загривке зверя жёстко поднимается щетина шерсти. Тихое, страшно рычание заклокотало в горле рыжешёрстной твари.
   "Саблезубый тигр, - спокойно подумал я. - Так. Меня что, тащили в эту даль, чтобы тупо затравить тигром в паршивой яме?"
   Мне стало тоскливо. Тоска сжала горло; тигр двинулся вперёд. Я невольно попятился. Сколько он весит? Килограмм триста? Наверное, меньше, но ненамного... Собьёт прыжком с ног, закогтит и тут же раздавит голову пастью. Не очень долго... Бегать от него по яме? Смешно, негры уписаются...
   Нет, не побегу, решил я. Но вновь попятился - тело бунтовало. Припадая на широко расставленные передние лапы, тигр двигался ко мне, клокоча горлом. Его клыки обнажились польностью...
   За моей спиной что-то зазвенело - упругим, знакомым звонов. Словно в момент смертельной опасности окликнул друг. Я не оглянулся.
   Я уже знал, что это. И продолжал отступать, но уже осознанно, пока не ощутил ступнёй холодную сталь.
   Не глядя, одним движением, я подсунул ногу под лезвие и бросил оружие в правую руку.
   Это был хиршфенгер - точно такой же, каким фехтовал против меня Андерс Бользен на мысе Малея в мае 88-го. Два года назад.
   "Ну вот и всё, - весело подумал я. - Теперь я умру в любом случае, но умру в бою. Кончился плен... Неужели эти идиоты и правда думают, что я отдам оружие, если убью тигра?!"
   Я посмотрел на верх ямы и громко сказал:
   - Хотите, чтобы я вас поразвлёк? Сейчас развлеку, не беспокойтесь...
   Я покрутил палаш, отключившись от "зрителей". Тигр медлил. Он увидел сталь в моей руке и не спешил нападать, потому что знал, что это такое.
   И было в его глазах что-то от глаз Марюса... или Нории-Мясника... Что-то жестокое, но человеческое, чего не было в глазах наблюдавших за нами негров.
   Я усмехнулся и отдал салют тигру.

Андрей Белянин

   "Варвары!" В хрип переходит крик.
   Фыркает кровь из груди часового.
   Всадник к растрепанной гриве приник,
   Вслед ему грохот тяжелого слова...
   Варвары! Вздрогнул седой Ватикан.
   Тяжесть мечей и задумчивых взглядов...
   Боли не знают, не чувствуют ран,
   Не понимают, что значит преграда.
   Город ли, крепость, гора ли, скала...
   Что бы ни стало -- едино разрушат!
   И византийских церквей купола
   Молят спасти христианские души.
   Но и сам Бог что-то бледен с лица...
   Страх как комок обнажившихся нервов...
   И под доспехами дрогнут сердца
   Старых и опытных легионеров.
   Хмурое небо знаменья творит,
   Тучи в движении пепельно-пенном.
   Варвары! Посуху плыли ладьи
   К окаменевшим от ужаса стенам.
   Быль или небыль о предках гласит...
   Ждет лишь потомков пытливого взгляда,
   Словно Олега порубанный щит
   На неприступных вратах Цареграда...
   ...Тигр всё-таки бросился первым - не прыгнул, а именно бросился, взмахнув лапой, на которой выросли разом четыре страшных, чуть изогнутых трёхгранных когтя. Я рванулся в сторону, прыжком спас ноги от второй лапы и тут же, приземлившись, вновь прыгнул - ещё дальше в сторону, потому что страшные клыки сверкнули у моего паха. Почти тут же я выпадом раскроил тигру нос, и кровь закапала с его клыков - его же кровь. Шарахнувшись вбок, он фыркнул и замотал головой. Я метнулся вперёд, но удар оказался неудачным - тигр очень быстро развернулся, и хиршфенгер вместо того, чтобы перерубить ему крестец, рассёк залившуюся алым рыжую шкуру. Тигр отплатил мне тут же. Он всего лишь зацепил меня когтем - по левому бедру снаружи - и кровь хлынула на глину, расплываясь чёрными пятнами. Следующий удар лапы выпустил бы мне кишки, но я отскочил и удачно рубанул по этой самой лапе - остриё ударилось в кость, и саблезуб, поджав лапу, захрипел от злости и боли.
   Тогда я рванулся вперёд, держа хиршфенгер обеими руками для укола. Лезвие вошло точно под левую лапу.
   Тигр дёрнулся, отшвыривая меня прочь. Я прокатился по глине, ссаживая локти, колени и ладони, вскочил...
   Тигр умирал. Разинув пасть, он выплёвывал кровь, одновременно когтями пытаясь достать палаш, сидящий под лапой. Потом - закашлялся, выгнул спину... и рухнул на бок. Скребнул задними лапами.
   Всё. Кровь ещё продолжала течь из настии, но уже просто вялым ручейком.
   Я подскочил к нему и, наступив ногой на ещё тёплый, ещё живой бок, вырвал оружие. На миг кровь хлынула из пасти сильней, но и только.
   - Цирк кончился, - пробормотал я, ладонью затирая рану от когтя, - начинается театр драмы... Ну, что притихли? - поинтересовался я уже у негров и громко. - Кто заберёт у мня палаш?
   Кажется, никому не хотелось этого делать, никто и не стремился. Но и растерянными они не выглядели.
   Странно.
   Снова какое-то движения я уловил за спиной. Слона они сюда решили спустить, что ли?
   Но это была всего лишь удобная приставная лестница, по которой спускался...
   ...Я даже заморгал. В окружении того, что было рядом, фигура, с пыхтением сползавшая про лестнице, выглядела комичной и нелепой. Я продолжал моргать. Этот персонаж, ничуть не напоминавший негра, очень походил на короля Дуляриса из любимого мной фильма "Полёт в страну чудовищ" - какое-то полосатое балахонистое одеяние, длинный вислый нос, вывернутые губы, маленькие глазки... Только Дулярис был высоким и тощим, а этот - низеньким и толстым. Даже на расстоянии я ощущал противный запах пота.
   - Ффухх... - сказал толстяк, промокая лоб рукавом. Не негр... кто такой? Сейчас я сам походил на зверя, не понимающего, чего ожидать от нового существа. - Ну хватит, я тебя беру, - махнул рукой толстяк, безбоязненно чапая ко мне. - Бросай палаш.
   Меня поразило даже не то, что он говорит по-русски. Куда более странным был беззаботный тон, которым он требовал от меня бросить оружие.
   Я усмехнулся и послал палаш по дуге - ему в правое плечо, чтобы отвалить весь верх жирного тела - с головой и левыми плечом и рукой - как краюху хлеба.
   Мне показалось, будто я всем телом врезался в обтянутую резиной стальную дверь. И, проваливаясь в темноту, я ещё успел заметить гаснущим сознанием совершенно странную, невозможную здесь вещь.
   Пояс. Пояс, который был почти скрыт складками одеяния толстяка.
   Пояс из квадратных, металлически-зеркальных секций на гибкой основе.

* * *

   Мозги тоже можно перегрузить.
   Этот толстенький типчик, кто бы он ни был, мог не трудиться заковывать меня в хитро соединённые вместе ручные и ножные кандалы - блестящие, похожие на какие-то злые игрушки. Во-первых, когда я пришёл в себя, у меня страшно ломило позвоночник. А во-вторых, я лежал в открытом кузове приземистого автомобиля-пикапа, нёсшегося по очень хорошей асфальтовой дороге в окружении деревьев красивого парка. Именно парка, не леса. Иногда навстречу проскакивали такие же автомобили. За деревьями мелькали фигуры в широких одеждах, слышались звуки веселья, музыка. Я отключился. Не потерял сознания, а просто перестал воспринимать окружающее, тупо глядя перед собой. Мне стало глубоко наплевать на происходящее. В какие-то несколько минут рухнула картина мира, которую я тщательно и непротиворечиво выстраивал больше трёх лет. Если бы автомобиль сейчас въехал на территорию, скажем, Трафальгарской Площади, как с фотки в учебнике - я бы и не ворохнулся. Обрывки мыслей-догадок о происходящем лениво странствовали в голове, особо не напрягая парализованный мозг.
   Автомобиль остановился. Я услышал несколько голосов - в том числе и голос "Дуляриса" - которые перекрикивали друг друга, что-то талдычили на совершенно непонятном визгливом языке. Интонация была весёлой, словно встретились старые друзья. Я всё ещё плохо соображал; над краем кузова появилась по пояс женская фигура. Смуглая брюнетка лет тридцати рассматривала меня сверху вниз странными глазами (я не знал слова "похотливые", поэтому не понял их выражения). Она, пожалуй, была бы красивой... но что-то мешало. Чего-то не хватало. Не во внешности - может быть, именно в этих глазах?
   Около кабины продолжали разговаривать и смеяться. Женщина движением больших пальцев спустила с плеч просторное платье, обнажив большие груди, в соски которых были продеты золотые кольца, украшенные зелёными и алыми искорками драгоценных камней. Большим пальцем правой массируя то один, то другой сосок, она перегнулась через борт кузова и, левой рукой взяв мой член, наклонилась к нему, несколько раз провела языком... В этот момент её окликнули. Женщина резко распрямилась, ответила. Подошёл "Дулярис", и женщина, указывая на меня, начала горячо его уговаривать, то и дело повторяя: "Абди!" Абди... арабы?! Похожи... "Дулярис"-Абди отмахивался, потом просто гаркнул на неё и ушёл; завёлся мотор. Женщина, фыркнув и не трудясь подтянуть платье, танцующей походкой пошла прочь, к обочине. Машина тронулась, и мимо меня проплыла чудовищная картина, которую я увидел во всех подробностях. Среди деревьев, на красивых скамьях и столах, шёл пир-оргия. Там было много этих... смуглых, мужчин и женщин, полуголых и вовсе голых, евших, пивших и смеявшихся. Но их я почти не различил. Зато различил и запомнил белую девочку лет четырнадцати - одетая в один золотой ошейник, она стояла на коленях перед мочащимся её в лицо вислопузым толстяком лет пятидесяти; светлые волосы потемнели от... от... И тут же, на столе, среди разбросанных объедков, был разложен мальчишка - кажется, помладше. Четыре женщины держали его за руки и ноги, а пятая ритмично опускалась и поднималась на его вздутом члене, натуго перетянутом лентой...
   ... - Вот мы и приехали, - сказал по-русски Абди, появляясь сбоку кузова. И. прежде чем потерять сознание от того же мягкого удара, я увидел за его спиной переплетенье улиц, домов и стен.
   Город...
   ...Я пришёл в себя от того, что меня били по щекам и, ничего не понимая, уставился в нависшее надо мною лицо Абди. Он улыбался, потом рывком за волосы приподнял меня и, дыша в ухо чем-то отвратным, сказал - по-прежнему по-русски:
   - Я хочу тебе кое-что показать, Кое-что очень интересное, - и вывернул мою голову в сторону.
   Мы были в улице, стиснутой с обеих сторон глухими серо-жёлто-белыми стенами - у меня мгновенной ассоциацией мелькнули кадры из фильмов о разных там басмачах и кишлаках. На улице было безлюдно, только сидел прямо посреди неё, возясь в пыли, невероятно грязный и обросший голый парень лет пятнадцати. Он негромко гудел на одной ноте.
   - Видишь? - Абди потянул меня за волосы. - Это Дурак. Он тут уже двенадцать лет. Когда его привезли сюда, он был непослушным. Очень непослушным. Пытался бежать. Вёл себя, как будт овсё ещё человек, а не раб. Не хотел подчиняться, как положено... Тогда его хозяин кое-что с ним сделал. Простенькое, но эффективное. Теперь он вообще ничего не хочет - вот так ходит, играет с песочком и гудит. Уже двенадцать лет. Не правда ли - поучительно и интересно? - он сжал мои волосы ещё сильнее.
   - Мамочка... - невольно вырвалось у меня, и я ощутил (первый раз в жизни!) резкий позыв к непроизвольному мочеиспусканию, если так можно выразиться. Короче, я чуть не обоссался. А думал-то, что всё самое страшное уже видел и испытал...
   - Запомни это, - Абди потрепал меня свободной рукой по щеке. - Запомни - и жизнь твоя станет куда приятней. А сейчас отправимся дальше, мы ведь уже почти приехали. Придётся тебе ещё полежать тихонько, отдохнуть. А там мы прибудем на твоё новое место проживания.
   Я не уследил, что он сделал с поясом - странным поясом! - потому что всё тот же мягко-беспощадный удар хватил меня наповал.

* * *

   Вот я и оказался в Городе Света.
   Впрочем, я немного не так представлял себе это прибытие. А сам город замкнулся для меня в один-единственный колодец дворика - пять на пять, большие ворота с засовом из кованой бронзы, навес в углу, как для собаки...
   Только это не для собаки, а для... меня.
   Для четырнадцатилетнего сторожевого мальчишки.
   Когда я пришёл в себя, всё уже было кончено, двор пуст, а на шее я ощутил холодный металл. Ощущение было таким страшным, что мне показалось, будто ошейник душит меня, как живые ледяные пальцы, и я вцепился в него обеими руками, хватая воздух открытым ртом.
   Я обернулся. Цепь от ошейника уходила в стену за навесом, под которым стояли две миски. От белёных стен пекло жаром, солнце стояло прямо над головой.
   Вторую - внутреннюю - дверь украшал сложный резной рисунок.
   Я ещё раз огляделся и застонал - раньше, чем сумел себя сдержать, застонал от тоски и ужаса. Мне было страшно сейчас - так, как не было страшно, когда мне собирались отрубить голову. Потому что смерть - это миг. А мне-то предстояло жить. Жить в этом душном четырёхугольнике. Жить долго. Может быть - вечно.
   Ноги у меня подкосились, и я сел в пыль голой задницей - кстати, оказалось, что я и правда ещё голый, и сейчас меня это добавочно беспокоило. Мне вспомнился тот норвежец, который умер у нас в плену - просто потому, что не мог быть не свободным - и на миг мне подумалось, что и я могу вот так умереть.
   Нет. Умирать мне было нельзя. Нельзя, надо было выбраться отсюда. Любой ценой и когда угодно, но выбраться, а для этого надо было жить и не распускаться...
   ...Цепь позволяла обойти весь дворик - при максимальном натяжении я как раз упирался физиономией в угол по диагонали от "своего". На меня снова накатила тоска. Странно. Я с удивлением понял, что ощущал себя лучше, когда валялся в сарае на Кавказе. Тогда я был пленным, воином, потерявшим свободу в бою. Сейчас я был рабом. Четырнадцатилетним мальчиком, которого лишили свободы - и которому весь его предыдущий опыт не подсказывал ни единого выхода.
   "Ибо неволе предпочитают все они смерть," - вспомнил я сказанные о наших предках-славянах слова византийского историка Захари Ритора. И опять подумал - а что, если?.. Ребята позаботятся о Танюшке... Сейчас разбегусь, и...
   Я был уверен, что у меня хватит воли раскроить себе череп о стену. У того меня не хватило бы, а сейчас - хватит.
   Нет, решил я. Я буду жить и выберусь, даже если отсюда ещё никто и никогда не выбирался. Я буду первым.
   Я вернулся под навес. У самого угла обнаружилась прикрытая деревянной крышкой яма - глубокая. Туалет... Очень мило, по крайней мере, не придётся гадить, где попало. Ещё бы рулон туалетной бумаги, но она и в Союзе дефицит, в конце концов.
   Миски были глиняные, неглазурованные, но явно серийные. В одной оказалась вода - не холодная, но чистая. В другой - с верхом обрезков жареного мяса. Пахло от них одуряющее вкусно - со специями, с перцем, как я любил и как уже давным-давно не ел. Объедки с хозяйского стола - со стола этого носатого губастого пузана.
   Ну и чёрт с ним.
   Я съел мясо (и правда - очень вкусное), выпил половину воды и улёгся на подстилку. Наверное, задремал - даже точно задремал, потому что вдруг оказалось, что передо мной на корточках сидит мальчишка на год-два младше меня.
   Он сидел, сложив руки на поднятых к подбородку коленях - загорелый и тоже голый, как и я. Таких ребят я видел там на картинках в книжках про Древнюю Грецию, да и здесь на Балканах - тоже: тугая копна золотисто-рыжих кудрей, брови вразлёт над большими серыми глазами, высокий прямой нос, чёткие губы... Он смотрел неожиданно весело, только вот что-то странное было в... в нём во всём. Я не мог понять - что, поэтому просто сел, меряя мальчишку взглядом.
   - Ты грек? - спросил я, подбирая слова. Мальчишка кивнул своими кудрями:
   - Я знаю русский, - сказал он почти без акцента. - Я был вместе с вашими. В самом начале, до того, как попал сюда. Я принёс тебе пить.
   Он кивнул на миску - снова полную воды.
   - Спасибо, - ответил я, продолжая пытаться понять, что с ним не так. - Меня зовут Олег.
   - Кристо, - преставился мальчишка. - Я буду тебе приносить есть и пить. И немного говорить с тобой, когда хозяина нет дома.
   - Хозяин... - я помедлил. - Чем он занимается-то?
   - Торгует, - пожал плечами Кристо. - Они все тут торгуют. И ещё что-то делают, я не понял, что. рано уходит, поздно приходит. Того, кто сидел тут до тебя, он бил каждый день - тот не успевал открывать ворота по звонку.
   - Ты давно в плену? - поинтересовался я.
   - Четвёртый год, - Кристо облизнул верхнюю губу и пошевелил большими пальцами ног.
   - И ты не пробовал... - я не договорил, но грек догадался:
   - Бежать? Отсюда не убегают... Город окружает стена.
   - Через любую стену можно перелезть, - заметил я. Кристо вздохнул:
   - Ты не понял... Такая стена... энергетическая, как в фантастических боевиках. Через неё может пройти только араб. На впуске любой, а на выпуске - только араб.
   - Чёрт, - вырвалось у меня, и я, чувствуя, как вновь подкатывает отчаянье, поспешно продолжал: - А с кем из наших ты был, где?
   - Сперва я был с нашими, мы все из Афин, - он опять вздохнул. - Нас вытеснили на Балканы, там остатки соединились с вашими, они пришли с северо-востока. Я попал в плен на реке Ергень...
   - Ергень?! - я вскинулся. - А... случайно, Кристо... не во время боя на лодках?!
   - Да, - кивнул он, удивлённо посмотрев на меня. - Откуда ты знаешь?!
   - Я этот бой видел, - признался я. - Я тогда только-только тут появился...
   - Совпаденьице... - Кристо смешно сморщил нос.
   - Слушай, - я помедлил. - А ты вообще тут... кто? Домашняя прислуга? Или, - я улыбнулся, - псарь, что ли?
   Кристо странно посмотрел на меня. Потом улыбнулся в ответ, и улыбка мне сильно не понравилась - её словно нарисовали одним взмахом злой кисти на детском лице, излучающем страдание.
   - Я девочка хозяина, - сказал Кристо и встал в рост. Каким-то образом я знал его ответ ещё до того, как он начал говорить, и у меня бешено забилось сердце, а кровь толкнулась в виски. Кристо подбоченился, продолжая усмехаться, и теперь я увидел, что он подпоясан тонкой золотой цепочкой, а его половые органы и соски выкрашены золотой краской. - Если хочешь, - он чуть откинул голову, - я и с тобой буду это делать - нечасто, но... У тебя, наверное, была девчонка?
   Первое, что я хотел сделать - заорать и уложить Кристо вмах одним ударом. Вместо этого я шумно перевёл дух и... просто сказал:
   - Мне тебя жалко, Кристо.
   Он вновь сел на корточки - сложился, как игрушечная "змейка" и уткнул лицо в руки. Нет, он не плакал. Потом - поднял лицо.
   - Тебя убьют, я по глазам вижу, - грустно сказал он. - Я бы хотел быть, как ты, но мне очень хочется жить. Очень-очень. Пусть даже... так. Я сначала хотел покончить с собой. Правда... А потом... - он тяжело вздохнул. - Потом... привык как-то...
   "И я привыкну, - подумал я с ужасом. - Привыкну сидеть на цепи. Ко всему привыкну..."
   - Уходи, - попросил я и отвернулся к стене.
   Кажется, он всё-таки не ушёл сразу, а ещё сидел рядом. Но мне не хотелось оборачиваться, слушать, видеть... жить вообще не хотелось, если честно.
   - Таня, Таня, Танюша, - вслух сказал я и вцепился зубами в кисть руки.

* * *

   Это может показаться диким, но у сидения на цепи есть свои плюсы. Можете смеяться (я бы точно расхохотался, скажи мне кто-нибудь об этом до плена!), но это так.
   По-моему, Абди аль Карнай купил меня из тщеславия. Кристо был нужен ему, чтобы трахать. Молодая негритянка - готовить жрать. Других слуг в доме я не видел (хотя это не значит, что их нет).
   А привратник - чтобы открывать ворота. Причём именно такой, как я - сильный и храбрый мальчишка. Чтобы можно было глядеть на меня и думать о своём могуществе, заставившем меня служить ему. В остальном я аль Карнайу не был нужен, и у меня оставалась куча свободного времени на самого себя.
   Может быть, и в этом было тонкое издевательство. Мысли, занимавшие свободное время, могли свести с ума.
   Толстый араб жил крайне неритмично. Я не мог понять, чем он вообще занимается, но большую часть времени Абди проводил вне дома, заявляясь то под утро, то поздно ночью. Не всегда, кстати, трезвый.
   Когда он первый раз пришёл пьяный, я открыл ему дверь - и вроде бы всё шло, как обычно. Но, дойдя до входа в дом, он вдруг вернулся и подошёл ко мне почти вплотную, постукивая по ноге длинной гибкой палкой. От него воняло потом и спиртным.
   - Ты непочтителен ко мне, - он покачивался, но смотрел достаточно трезво... и в то же время с пьяной злостью. - Ты не зовёшь меня хозяином. Я ведь я твой хозяин?! - его палка уперлась мне под челюсть и приподняла голову (до этого я рассматривал пыль у своих ног). - Ну? Повтори, кто я?
   Я молчал. Он посадил меня на цепь. В ошейнике. Я сидел у него во дворе голый, пил и ел из мисок, которые мне ставили, как собаке и справлял нужду в яме под забором.
   Но сказать: "Хозяин," - я не мог.
   Просто не мог. Я смотрел на него и молчал... а глаза выдают человека. И, наверное, он увидел в моих глазах меня - настоящего.
   Хлещущий удар обжёг мой правое бедро снаружи. Почти тут же я - автоматически - прыгнул на аль Карнайа... и вновь, как тогда, на арене, потерял сознание...
   ...Когда я пришёл в себя - болел не только позвоночник, а пыль вокруг была забрызгана моей кровью. Щедро. Абди аль Карнай "месил" меня уже потерявшего сознание...
   ...С тех пор это повторялось каждый раз, когда он приходил пьяным. Он требовал от меня назвать его "хозяин" и полосовал палкой по спине и ниже, причём гибкий конец захлёстывал на бока и часто рвал кожу. Я молчал. Смотрел в небо и молчал, смаргивая набегающие на глаза слёзы. Если становилось очень больно - я начинал повторять вслух снова и снова... не знаю даже, чьи это строчки:
   - Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
   Не горько остаться без крова,
   И мы сохраним тебя, русская речь,
   Великое русское слово...
   Он бил. Я говорил, твердил эти строки, словно молитву. Опять и опять, раз за разом.
   После этих побоев меня мучили мысли о вечности. Я лежал на подстилке, старался поменьше двигаться, поглубже дышать и не думать о том, что могу остаться тут навсегда. Навечно. От таких мыслей можно было сойти с ума... и это тоже означало вечность, но ещё более ужасную. Тот парнишка вставал у меня перед глазами снова и снова.
   Меня никогда в жизни до Города Света не били просто так. Не в драке, а именно вот так, как... как раба. От этого тоже можно было сойти с ума, я не раз жалел, что не погиб... но вспоминал Танюшку и начинал утро с разминки.
   Вообще говоря, я неплохо, хоть и однообразно, питался, если посмотреть непредвзято. Так что физические усилия даже были нужны мне. И после первого, совсем уж горького отчаянья, я начал изводить себя боксом и гимнастикой. Аль Карнай даже выходил несколько раз посмеяться над своим рабом, который колотил стенку кулаками так, что на ней постепенно образовалась вмятина.
   В это время он видел меня только со спины, не в лицо. Иначе, наверное, начал бы бить и за бокс тоже. А так - это его просто смешило...
   ... - Зачем ты это делаешь? - спросил меня Кристо.
   Он довольно часто разговаривал со мной, и я, сперва отмалчивавшийся, в конце концов перестал валять дурака. Кристо ведь ни в чём не был виновен. Он не был ни трусом, ни слабаком, как мне показалось сначала. Просто ему не для чего было бороться, в прошлом ничего не осталось, и он махнул на себя рукой.
   - Я убегу, Кристо, - ответил я, усаживаясь у стены. - Даже если это будет первый случай. Я убегу.
   Греческий мальчишка смотрел на меня печальными глазами.

Максим Леонидов

   Я - уличный пёс. Двор, в котором я рос,
   Бывал со мною часто жесток.
   Учил быть первым всегда, от ушей до хвоста -
   И ненавидеть хозяйский свисток.
   Мой первый педагог
   Отдавал мне всё, что мог -
   Он был героем уличных драк!
   Он твердил, что только тот
   Побеждает, в ком живёт
   Блюз
   бродячих собак!
   Я не считал своих врагов, я не боялся их клыков,
   Я не умел ходить с поджатым хвостом!
   А из всего, что в жизни есть, ценились верность и честь -
   А всё остальное потом!
   И в каждом новом бою
   В борьбе за шкуру свою
   Со мною были друзья - это факт!
   Мы свято верили в то,
   Что не забудет никто
   Блюз
   бродячих собак!
   Нас ненавидели те, кто труслив в темноте,
   Они считали: мы мешаем им жить...
   И вот, с учётом того, что сотня на одного,
   Нас в результате смогли победить...
   И я дружу теперь с котом,
   Дверь я путаю с окном,
   Мне доказали, что стар я для драк!
   И всё реже во сне
   Теперь приходит ко мне
   Блюз
   бродячих собак!
   "Удача - за нас!
   Мы уберём их "на раз" -
   И это, без сомнения, так!
   И движется в такт,
   и ускоряет наш шаг
   Блюз
   бродячих собак!"

* * *

   Абди аль Карнай ушёл рано утром, и я, открыв ему дверь и закрыв её за ним, вновь завалился спать "до завтрака". Плюсом моего угла было то, что за день стены нагревались и даже под утро всё ещё щедро отдавали тепло (даже если учесть, что тут и вообще жара!)
   Кажется, мне что-то снилось, но не помню - что и, проснувшись, я увидел, что на этот раз мне принёс есть не Кристо, а всё та же служанка-негритянка. Эта губастая бритая наголо тварька меня боялась (даже миски пододвигала специальной палкой), но в то же время я был ей любопытен. Вот и сейчас - она по-обезьяньи уселась на крылечке, выложенном мозаичной плиткой, свесив с колен положенные на них руки и внимательно-опасливо следила, как я ем. Вообще это не очень приятно, когда на тебя смотрят, как на волка при кормлении зверей. Но и льстит, если честно.
   Закончив есть, я чуть подтолкнул миску ногой:
   - Иди, забери, - предложил я негритоске. Она, поняв жест, вскочила и молнией исчезла в доме, словно я мог сорваться с цепи и разорвать её в клочья.
   Разорвать её в клочья я, наверное, мог. А вот сорваться... Я обсасывал эту идейку и внимательно исследовал стену. Её, вообще говоря, можно было бы и раскрошить. Но сквозь неё проходили - кажется, это называется "армировали" - стальные балки, в одну из которых уходил расклёпанный там, снаружи, на улице, штифт, которым заканчивалась цепь. А у самой цепи звенья были литые.
   Вот, кстати, ещё вопрос. Армированная стенка! Ради интереса я прикидывал, нельзя ли на неё влезть. Но допрыгнуть до верха я не мог, а встать было не на что. Хлипкий навес меня не выдержал бы.
   И вообще - многовато тут странного...Этот пояс на арабе, выглядевшем не то средневеково - рабовладельчески! Пояс, словно со страниц фантастического романа... А сам тот факт, что я здесь? Зачем? Я сильный и крепкий - меня сам бог велел запихать на какие-нибудь плантации... А если у них нет плантаций, то кто их кормит?.. Ну, положим, они прикинули и решили, что на плантациях я работать не стану (правильно решили, кстати) А Кристо? Симпатичный, вот и попал сюда? Ерунда, мальчишки в нашем возрасте почти все с точки зрения таких мразей - симпатичные...
   А этот странный звук, который слышен по нескольку раз в день? Ощущение такое, что... что прогревают авиационный двигатель, как это ни смешно...
   Почти со злостью я подумал, что раньше был сообразительней. И умел делать логические выводы на минимальном материале. Расслабил мозги, привык всё решать палашом! Король Поединков, блин...
   Это было не очень-то справедливо. Но я хотел на себя разозлиться, это иногда помогает...
   ...Во двор вышел Кристо и потянулся - совсем как обычный мальчишка, утром после хорошего сна вышедший на дачное крыльцо и увидевший, что и день будет хорошим тоже.
   - Привет, - окликнул я его.
   - Привет, - он снова улыбнулся, но уже мне и, подойдя, сел на корточки. - Поел?
   - Поел, - кивнул я. Кристо помолчал и осторожно сказал, пряча глаза:
   - Слушай... если всё-таки ты... ну... если тебе тяжело без... ты можешь... я, честное слово, не обижусь...
   - Нет, Кристо, - покачал я головой. - Я обижусь на себя.
   В одном он был прав. Я привык к Танюшке - в том числе и в плане того, что называют глупым словом "секс". Если у тебя есть девушка, то дрочка тебя уже не удовлетворит (если честно, я пробовал... но почему-то вдруг стало до слёз стыдно, и я больше не пытался...)
   А уж если быть совсем честным, то я на какой-то момент задумался: а что, если правда?.. Я же не собираюсь никого насиловать, Кристо сам...
   Но потом я вспомнил всё, что видел из этого раздела. И понял, что в случае, если поддамся, то потеряю своё самоуважение - в гораздо большей степени, чем может его разрушить унизительное сидение на этой цепи. А главное - главное, я ощущал это! - Кристо, что бы он не говорил, уже не сможет относиться ко мне, как сейчас. Я не мог этого выразить словами, но как-то смутно ощущал, что моё присутствие здесь что-то потихоньку меняет в Кристо. В сломавшемся и изломанном мальчишке, смирившемся со своей участью... Словно росточек какой-то в нём пробивался.
   Он был свободней меня физически. Я сидел в ошейнике на цепи. И всё-таки в чём-то я оставался свободней его...
   - Олег, - тихонько сказал Кристо, и лицо у него было странным. - Олег, я ведь не сразу сдался... Я и с дороги бегал... Меня поймали, били... И здесь... Я сначала есть и пить отказывался... А потом - потом испугался... Я хоть и грек, - он жалко улыбнулся, - но эллина из меня не получилось.
   А мне вдруг подумалось: вот не будь у меня якорей, которыми я вцепился в жизнь -Танька, друзья, мечта? Случись так, что всё это погибло бы у меня на глазах? Держался бы я так, как держусь сейчас? Или плюнул бы на всё, махнул бы рукой?.. Да. Ведь и я мог бы, ничем я не лучше его. Просто мне чуть больше повезло, вот и всё...
   - Да ладно, Кристо, - попросил я его смущённо. - Ты лучше скажи: в доме где-нибудь есть пара палок... вот такой длины? - я отмерил расстояние от кончиков пальцев вытянутой руки до противоположного плеча.
   - Ты хочешь напасть на... - Кристо помотал головой. - Это бесполезно.
   - Да знаю я, что бесполезно, - буркнул я. - Не собираюсь я на него нападать... пока. Так есть палки?
   - Сейчас принесу, - кивнул он, поднимаясь на ноги и забирая пустую миску...
   ...Это даже удивительно, но Кристо оказался очень неплохим бойцом. Конечно, мне здорово мешала цепь, но всё равно. Он раскраснелся, глаза воинственно блестели, когда Кристо ударами своей палки ловко отбивал мои выпады - и даже сам наносил ответные удары. Я подумал, что неграм он наверняка не за просто так дался...
   - Слушай, - я размаху оперся на палку, - а в доме ещё кто-нибудь есть, кроме тебя и этой черногубки?
   - Пятеро негров, - пожал плечами, блестящими от пота, Кристо. - Ты их не видишь, потому что они со двора входят и живут там же, сзади. Это вроде охраны. А больше никого...
   - Это хорошо, - я помедлил и сказал: - Вот, послушай, Кристо...
   В тяжёлой мантии торжественных обрядов
   Меня не встреть.
   На площади, под тысячами взглядов
   Хочу я умереть.
   Чтобы лился на волосы и в губы
   Полуденный огонь.
   Чтоб были флаги, чтоб гремели труды
   И гарцевал мой конь... Примерно так, Кристо. Примерно так - и никак иначе.

В.Высоцкий

   Когда я отпою и отыграю,
   Чем кончу я, на чём - не угадать.
   Но лишь одно наверняка я знаю -
   Мне будет не хотеться умирать!
  
   Посажен на литую цепь почёта,
   И звенья славы мне не по зубам...
   Эй! Кто стучит в дубовые ворота
   Костяшками по кованым скобам?!
  
   Ответа нет. Но там стоит, я знаю,
   Кому не так страшны цепные псы, -
   И вот над изгородью замечаю
   Знакомый серп отточенной косы.
  
   ...Я перетру серебряный ошейник
   И золотую цепь перегрызу,
   Перемахну забор, ворвусь в репейник,
   Порву бока - и выбегу в грозу!

* * *

   Обнажённый меч Арагорна лежал на балюстраде, огораживающей балкон. Я подошёл и, встав рядом, взглядом попросил разрешения. Король кивнул, и я коснулся ладонью холодной Возрождённой Молнии.
   - Я здесь уже третий месяц, Ваше Величество.
   - Там, - поправил Арагорн. - Здесь - это не там.
   - Там, - послушно повторил я. - Мне кажется, что я больше не выдержу. Часто кажется. Может быть, мне покончить с собой?
   - Это не слишком хорошее желание, - тихо сказал Король и посмотрел мне в лицо печальными глазами. - Тебя ждут, князь. Ты мог и потерять веру, надежду... А как быть им? Получается, что ты уйдёшь - и тебя будут ждать напрасно? Тебе не будет больно. А им? А... ей?
   - Я не знаю, как мне выбраться оттуда, - признался я. - Мне страшно. Я не знаю, что мне делать.
   - То же, что и всегда, - сказал Король, и его меч блеснул на солнце. - Бороться.
   - Бороться, - повторил я...
   ...Я проснулся от стука внутренней двери раньше, чем услышал голос Абди аль Карнайа - он громко и нетвёрдо распевал что-то весёлое, шаркал ногами и гнусно икал. Похоже, хозяин здорово повеселился и решил проветриться пешочком.
   Я встал и подошёл к дверям - открыть засовы. Но аль Карнай вместо того, чтобы выйти, ткнул меня палкой между ягодиц, а потом, огрев по плечу, заржал, рыгнул и попёр по-русски, сбиваясь и продолжая постукивать меня палкой то по левому, то по правому плечу:
   - Что подпрыгнул, белый жеребёночек?.. Не ожидал п... п... хрыг... позднего визита? Ну прости, про-пр... сти, что так позддддддд... Я был занят, проводддил вр... ульк... мя. А счас вышел сюсюсюда, чтобббблюэк... ык... - от него дико разило "пейсаховкой". - Пыр... пыр... азвлечься... - он нагнулся и метнул харч мне под ноги, продолжая хихикать. А у меня сжались кулаки, и я почти ощутил, как опускаю их, сцепив "молотом", на жирный загривок... Но я хорошо знал, что в ответ на замах будет оглушающе-мягкий удар, который впечатает меня в стену. А потом - долгая боль в позвоночнике. Аль Карнай распрямился и упёр палку мне в горло. - Я... я... счас ахну ттттттт... бя парализатором, - он гордо улыбнулся, выговорив такое сложное слово без запинок, а я обомлел, - и оттттт... - он мотнул головой досадливо, после чего выпалил: - Оттрахаю! Оттрахаю тебя, а если мене пы... пынравится, то я бубубду этта и дыак... дык... дальше делать! Или даже... пыминяю т... тебя с Кккррристо ме... блюк... стами. И ты пи-рис-та-нешь смотреть на меня, как будто это я, - он ударил меня по почке (на этот раз очень больно, я с трудом заставил себя стоять прямо, но на глаза навернулись слёзы), - как будто это я сижу на цепи, а ты - х... х... хозяин! Нач... нём!
   Он сделал шаг назад, опустил руку к поясу...
   И теперь я заметил, что пояса на нём - нет.
   Я в это не поверил. Кажется, и аль Карнай не поверил тоже - во всяком случаен, он пошарил там, на животе, обеими руками, а потом опустил туда глаза...
   ...и как же он изменился, когда поднял их!
   Он понял, что стоит один на пустом ночном дворике в двух шагах от своего раба.
   От мальчишки, да. И он весит больше этого мальчишки, и он старше. Но этот вес - жир, а возраст - тяжесть в ногах и руках. Аль Карнай внезапно понял, какой у него толстый и беззащитный живот. Какие у него короткие и слабые ноги. Как он задыхается от страха и как трясутся у него руки.
   А ещё этот мальчишка был сильнее. Аль Карнай вспомнил, как смешно ему было, когда глупый белый пацан по нескольку часов в день бил в стену кулаками... да, вот туда, там образовались выемки...
   А если он сейчас ударит... его? Абди аль Карнайа? Своего хозяина?
   Не может быть!!!
   - Ну что, - я улыбнулся и выделил следующее слово, - хозяин? Ты что-то забыл?
   - Я-а... н-не-е... - аль Карнай оглянулся, стремительно трезвея.
   - Это точно, - кивнул я. - Ни парализатора, ни чернозадых наёмников, ни даже палки. Ты. И я. Вот и поговорим, - и я с наслаждением добавил, - жидок. Расскажи мне ещё раз, что ты там собирался со мной сделать?
   - Ничего! Ничего! - в горле у аль Карнайа сорвано пискнуло, он замахал волосатыми ручками, словно хотел взлететь, на губах расцвела добрая улыбка. - Именем бога отцов клянусь тебе, мальчик, я пошутил! И в доказательство этого я тебя отпущу - прямо сейчас отпущу и выведу из города, вот только схожу за ключами, хорошо?.. Я сейчас, я быс... ай!
   Ухватив его кадык большим и указательным пальцами правой руки, я подвёл аль Карнайа к стене и, впечатав в неё спиной, перекрыл все пути к бегству намертво. Потом поинтересовался:
   - За какими ключами? Ошейник заклёпан.
   - А это ничего, ничего! - заторопился он, не сводя с меня радостно-умоляющего взгляда (вот видишь, я же очень хороший, я добрый и благородный, скулили его глаза...) - Я сейчас пилку...
   - Хватит, - брезгливо сказал я, падая вперёд, как учил Сергей. Хук левой в висок, прямой правой в солнечное. Я отскочил, опустив кулаки, и Абди аль Карнай тяжело свалился на дворовую брусчатку. Кровь, чёрная в лунном свете, вытекала у него из ушей, рта и носа.
   Я присел, коснулся жирного запястья, потом - шеи. Пульса не было. Я тронул голову - она послушно повернулась под странным углом.
   Я сломал аль Карнайу шею.
   Убил.
   Я выпрямился. Ощутил чей-то взгляд в спину, резко повернулся и увидел Кристо. Казавшийся серебристым в этом свете, мальчик стоял в дверном проёме, держась за притолоку высоко поднятой рукой.
   - Я принесу пилку, - тихо сказал грек. - Ты меня возьмёшь с собой?
   - Мы не выберемся, - улыбнулся я. - Погибнем, Кристо.
   - Пусть, - тряхнул он своими кудрями. - Лишь бы на свободе... Я сейчас, быстро. Только не бросай меня. Я с тобой, Олег...
   ...Пилка оказалась из легированной стали, как хороший клинок - новая загадка, кстати. Но цепь она пилила всё равно плоховато, и я потерял минут десять, прежде чем Кристо догадался взять пилку сам и довольно быстро срезал головку заклёпки. Я услышал щелчок и, нетерпеливо рванув ошейник, ссадил себе кожу справа на шее - сильно, до крови, которая брызнула на плечо. Но я даже не обратил на это внимания - просто швырнул ошейник под навес и тихо сказал:
   - Свободен...
   Покрутил шеей. Ощущение было странноватым, мне словно бы не хватало этой металлической полосы, и я, внезапно разозлившись, сгрёб ошейник и цепь - и, пихнув всё это в выгребную яму, выругался матом. Потом добавил:
   - Больше мне его не носить.
   - Пошли через дом, - поторопил меня Кристо. Глаза его блестели. - Охрана спит, а там ближе к задворкам.
   - Да, пошли, - опомнился я. Мысль работала лихорадочно быстро, ища выход: что делать дальше? Как выбраться за смертельный периметр? Стоп, это - потом. Будем решать проблемы по мере их поступления...
   ...Две лестницы вели из большой прихожей вправо и влево вверх. Они были кружевной каменной работы, широкие ступени отливали зеленью. Под моими ногами зеркально посвёркивал в свете луны, льющемся из нескольких высоких и узких щелевидных окон, пол, выложенный молочно-белым кафелем с каббалистическими рисунками. Другие плитки - золотые - образовывали на полу большой - во весь вестибюль - гексагон, и меня вдруг тряхнуло нервным ознобом, когда я понял, что вошёл точно в центр его.
   Я поспешно отскочил. Но было поздно...
   ...Конечно, на самом деле это никак не было связано друг с другом. Но мне почудилось, что связь есть.
   Перед нами, между двух лестниц, музыкально журчал - почти пел - фонтан-бассейн. Из-за этого бассейна и вышел негр. Скорее всего, он появился со двора. Здоровенный, не тощий, как подавляющее большинство из них. В левой руке он держал длинную - в руку же - палку.
   У него оказалась неплохая реакция. Он заорал, призывая на помощь, раньше, чем я вообще осознал его появление. И сам, не дожидаясь подкрепления, бросился ко мне, намереваясь сшибить на пол восьмидесятикилограммовой массой, а потом просто добить палкой. Кристо он и в расчёт не принимал.
   Наверное, за свою службу у Абди аль Карнайа негр не раз бил безоружных и беспомощных. Потому что ему, кажется, и в голову не приходило, что могут ударить его.
   Я замер на месте, словно поражённый и перепуганный встречей. Когда же негру оставалось сделать какой-то шаг и он уже занёс дубинку - точным и сильным ударом правой пятки в колено я разбил ему левую коленную чашечку. Так, что нога практически выгнулась назад и подломилась, заставив негра неловко завалиться на другое колено.
   Рёв, раздавшийся вслед за этим, был рёвом не столько боли, сколько изумления и возмущения - сорвавшийся с цепи голый пацан-"снежок" сделал Могучему И Великому Ему больно! Очень больно! Как же так?!
   А вот так... Короткое точное движение коленом - и рот негра превратился в оскаленную обломками зубов кровавую яму с лохмотьями разбитых губ. Подскочивший Кристо на лету подхватил выпавшую из пальцев негра палку и нанёс один-единственный "кроличий удар", перебивший негру верхние позвонки.
   Лицо у Кристо при этом было нехорошее. Такое нехорошее, что даже мне было не слишком приятно на него смотреть.
   Впрочем, я особо и не засматривался. Вопли негра не остались неуслышанными. Точно, за фонтаном была дверь наружу. И из неё уже вылезли четверо остальных охранников.
   С палками.
   - Отдать? - быстро спросил Кристо, качнув своим "оружием". Я покосился на него:
   - Оставь себе. Я их и так обижу, только по мне не попади.
   - Не попаду, - пообещал грек, раскачивая палку. Он преобразился буквально за несколько секунд и сейчас выглядел бойцом, а не мальчиком для постели.
   Негры остановились, тупо переглядываясь. Они явно заопасались. Кажется, почувствовали, что с ошейником я оставил во дворике и всё то немногое рабское, что во мне имелось... Но всё-таки их было четверо и у них были палки, они были здоровыми мордоворотами...
   Фонтан торчал как раз между нами.
   Я метнулся вперёд, в воду. Ещё в прыжке наклонившись, плеснул горсть в лицо крайнему слева. Тот откинулся назад, налетев на своего товарища - я костяшками полусложенного кулака ударил противника в горло. Удар бросил его ещё дальше назад, он окончательно сшиб второго. Я крутнулся на месте, вскакивая на поребрик. Двое оставшихся негров до меня не добрались потому, что Кристо их задержал. А они умели только бить. Не сражаться и, будь у грека настоящее оружие, он бы уже разобрался с обоими...
   Они напирали. Ударом ноги я подбросил себе в руку палку выведенного мною из строя и, быстро довернув её в пальцах, нанёс поднявшемуся на колено негру беспощадный, точный и размашистый удар в переносицу.
   Тот повалился без единого звука.
   Я всё-таки не Кристо. Я не сидел в этом проклятом доме четыре года. Мне и палка сойдёт...
   Проскочив под палкой Кристо, я перекатился через плечо по поребрику мимо обалдевших негров. Первый удар буквально вышиб из-под негра одну - правую - ногу, второй пришёлся в правый висок.
   Последний из стражников отскочил. Секунду смотрел на нас. И, быстро развернувшись, бросился бежать.
   Он пробежал шага три - палка, брошенная Кристо, запуталась у него в ногах. А я уже был рядом и без особых хитростей обрушил свою палку на затылок прежде, чем враг вскочил.
   - Всё, - я отбросил палку.
   - Не всё, - возразил Кристо. - Тут где-то та чёрная.
   Я быстро проверил негров. Все пятеро были мертвы. Я даже удовлетворённо кивнул. Это ещё не была полная расплата за ошейник. Но уже - задел.
   - Пошли поищем, - предложил я...
   ...Искать негритянку пришлось недолго - она спала, ничего не подозревая, в притворчике за большой кухней. В общем-то она толком и не проснулась - я свернул ей шею резким движением рук. И повернулся к Кристо:
   - Пошли поищем ещё.
   - Так больше тут никого нет, - покачал он головой.
   - Снаряжение для похода поищем, - пояснил я. - Выберемся, не выберемся - дело десятое, но сделать для того, чтобы выбраться, нужно всё.
   Если честно, я совсем не представлял себе, как можно выбраться из города, из которого выбраться нельзя. Но зато я совершенно точно знал, что моё рабство закончилось.
   Навсегда.

* * *

   Дом был огромен и роскошен - даже не верилось, что жирная тварь жила тут в одиночестве. В одну из комнат Кристо заходить отказался, и я понял, что это - спальня. А в другую мы войти не смогли. Она была заперта на врезной замок, и Кристо пояснил, что это - кабинет.
   - Так, уже интересно, - признал я. Петли двери, украшенной обычным тут орнаментом, были заделаны в косяк наглухо. Мы не нашли ни оружия, ни снаряжения, ни подходящей одежды. - А что там?
   - Не знаю, - Кристо вздёрнул плечи, - не был. Он запирается...
   - Видел, откуда этот... ключ доставал? - уточнил я. И подумал, что если из пояса (а забыл он пояс точно где-то в гостях) - то нам можно и время зря не терять.
   - С шеи, - тут же сказал Кристо. И просиял: - Точно! С шеи! Я побежал!
   - Жду, - кивнул я.
   Ждать-то особо не пришлось - не прошло и полуминуты, как Кристо затормозил возле меня, победно размахивая зажатым в правом кулаке довольно массивным ключом - такой вполне можно использовать, как кастет.
   Я осторожно - сам не зная, почему - вставил ключ в щель... И успел отдёрнуть руку - откуда-то сбоку упруго выметнулась и задрожала острая пружинка.
   В ушах зашумело. Я мгновенно вспотел, а ноги ослабли - пружинка, похожая на змейку-карайт из киплинговского "Рикки-Тикки-Тави", меня испугала в тысячу раз больше, чем мечи или топоры врагов. Эта дрянь наверняка была отравлена!!!
   Кристо, похоже, испугался ещё больше моего - он схватился за мой локоть холодными пальцами, с трудом переводя дыхание.
   - Дрянь, - я осторожно взялся за основание пружинки и, переломив её, бросил в угол, а потом довернул ключ. И вновь отдёрнул руку - на всякий случай.
   Но ничего не произошло. Только где-то в глубине двери упруго щёлкнул засов.

* * *

   Я не знаю, откуда он всё это брал и зачем хранил. Если я что-то понимаю, то пленных - будущих рабов - в Город Света доставляли вообще голыми, не то что не с оружием. Может быть, Абди аль Карнай просто испытывал тягу к холодному оружию? Или?.. Или?.. И ещё тысяча "или?..", которые так любил этот мир задавать и на которые так неохотно давал ответы.
   Никакого кабинета за дверью не было. Это оказался склад. Точнее - демонстрационный стенд. Не меньше полусотни клинков самых разных видов висели на стенах, и это было не негритянское оружие. А вдоль стен на низких скамейках лежали очень аккуратно размещённые вещи. Тоже самые разные, а главное - ношеные.
   Меня, если честно, охватило угнетающее чувство при виде этих вещей. Ведь они были с мёртвых. С погибших мальчишек и девчонок. И именно в этот момент я понял, зачем нужно было аль Карнайу это помещение.
   Затем же, зачем нужен был я. Чтобы, заходя сюда, упиваться своим могуществом.
   Жаль, что можно убить только один раз.
   Но нам это, так или иначе, было на руку. Я сбросил с одной из скамеек на пол два кожаных вещмешка (не промокнут, если что!), две фляжки (тоже из пропитанной смолой толстой кожи с затычками и ремнями) и кивнул Кристо:
   - Обмундировывайся...
   ...Оказывается, что очень отвык от одежды - и не в положительном смысле. Мне показалось, что, одеваясь, я окончательно возвращаю себе ту часть достоинства, которую у меня сумели-таки отнять... Ведь из таких переделок без ущерба для души не выходит никто.
   Я легко отыскал кожаную куртку со свободными рукавами, капюшоном и шнуровкой спереди, кожаные клёши со вшитым ремнём с костяной пряжкой, сапоги - под колено, с завязками по верхнему краю. Почти не удивился, когда увидел и бригантину из толстых полос кожи, сшитых внахлёст - и леворучную крагу для фехтования. Считай точно такие, как были у меня... Но вот что меня изумило несказанно, так это то, что я, перебирая оружие, нашёл свой палаш.
   Ну - конечно, это мне сперва так показалось, что свой - из парной лопасти торчала дага, и я, сняв перевязь со стены, почти с мистическим чувством различил на яблоке рукояти округлённую свастику! Из чехлов на ремне торчали три метальных ножа. На миг мне почудилось, что я держу в руках каким-то чудом возродившееся и попавшее сюда моё оружие.
   Но в следующую секунду я различил, что плетение совсем иное - на рукояти... и раковины, защищавшие её, были не в продольных рёбрах, а в мелких ямках... И всё-таки, обнажив лезвие, я ощутил восторженный толчок: да! Это было оружие. Настоящее. Мне показалось, что оно ждало меня с тех самых пор, как его выпустил из руки прежний хозяин. И я был почти уверен: он умер достойно.
   Я рывком затянул пояс и обернулся. Кристо тоже уже был одет и сейчас перетягивал кудри найденной повязкой. На поясе у него висели длинный охотничий нож и простой неширокий меч, к голенищам таких же, как у меня, сапог были притянуты ремешками фехтовальные парные кинжалы.
   - Вот, - сказал он, притопнув ногой.
   - Орёл, - без насмешки ответил я. - Давай-ка зимнюю одежду посмотрим. Снаряжаться - так по полной программе...
   ..."Зимку" мы тоже нашли быстро, она лежала на тех же скамейках - на несколько вкусов и размеров. Мы молча упаковывали её в вещмешки, по временам на всякий случай прислушиваясь.
   Тихо было в доме. Тихо в городе.
   Наконец всё было упаковано. Я посмотрел на Кристо. Он - на меня.
   Не знаю, как он, а я понял - мы просто боимся выйти из дома-тюрьмы навстречу неизвестности.
   Я лязгнул палашом в ножнах. И этот знакомый звук окончательно стёр последние остатки опаски.
   - Пошли, - не сказал - скомандовал я.

Борис Вахнюк

   Не вдоль по речке, не по лесам -
   Вдали от родных огней -
   Ты выбрал эту дорогу сам,
   Тебе и идти по ней.
   Лежит дорога - твой рай и ад,
   Исток твой и твой исход.
   И должен ты повернуть назад
   Или идти вперёд.
  
   Твоя дорога и коротка,
   И жизни длинней она,
   Но вот не слишком ли высока
   Ошибки любой цена?
   И ты уже отказаться рад
   От тяжких своих забот.
   Но, если ты повернёшь назад,
   Кто же пойдёт вперёд?
  
   Хватаешь небо горячим ртом -
   Ступени вперёд круты, -
   Другие это поймут потом,
   И всё же сначала - ты.
   Так каждый шаг перемерь стократ
   И снова проверь расчёт.
   Ведь если ты не придёшь назад,
   Кто же пойдёт вперёд?..

* * *

   На улице вовсю светила луна. Пыль под ногами казалась алюминиевой, было жарко, то ли с отвычки в коже, то ли на самом деле. И - пусто. В обе стороны тянулись заборы с калитками, один в один похожие на тот, за которым я просидел три месяца.
   - Куда пойдём? - спросил Кристо. Я начисто не знал, что ответить, но виду подавать было нельзя. Впрочем, по-моему, грек и не надеялся выбраться, а просто хотел погибнуть свободным.
   А я внезапно вспомнил тот периодический "самолётный" звук. И что-то такое забрезжило впереди, словно слабенький огонёк карманного фонарика в чаще леса.
   - Кристо, - медленно сказал я, - ты всё-таки был свободней меня... Помнишь такой гул? Ну, как будто...
   - Как будто самолёт на полосу выруливает? - быстро спросил Кристо. - Каждые три часа с шести утра до шести вечера? Да, помню, конечно.
   - Ты можешь определить, откуда он слышался? - Кристо кивнул. - Пошли туда...
   ...Город Света был запутанным лабиринтом чистых и безлюдных улиц. Бесшумными они не были - мы часто слышали шум гулянок и музыку из-за заборов, но в целом это было даже странно: вот так гулять в Оплоте Мирового Зла...
   Кристо вёл меня довольно уверенно, но часто останавливался, нервно оглядываясь и прищёлкивая пальцами. Я не торопил его, хотя уходило время, и пытался сам в себе разобраться: откуда эта надежда? На что она вообще?
   Делать в сложных ситуациях полезней всего то, что первым делом приходит в голову. Это и было единственным оправданием.
   - Кто-то впереди, - сказал Кристо, прижимаясь к стене. В руках у него оказались кинжалы. Я выругал себя (задумался, кретин!) и влип в стену рядом с ним.
   В самом деле. Такая же залитая луной фигура, как и всё вокруг, двигалась нам навстречу. Странно двигалась - не шла, а брела, жутковато и вяло. Но именно по этой жутковатой вялости я узнал Дурика. Виденного единственный раз - запомненного навечно.
   Сведённый с ума мальчишка двигался нам навстречу, временами присаживаясь и, что-то бормоча, начинал пересыпать в ладонях пыль. Кристо подался ко мне, и я, положив ладонь ему на плечо, отодвинул грека в сторону, а сам вышел на середину улицы.
   Дурик скользнул по мне равнодушным, внутренним взглядом и остался стоять, словно я был непреодолимым препятствием - чуть покачиваясь и тихонько гудя. Я почувствовал, как на коже по всему телу волоски встают дыбом. От ужаса. Жалости, если честно, я не испытывал, только ужас перед мыслью о том, что это существо было когда-то бойцом - и, видимо, отважным бойцом! - человеком с надеждами, увлечениями, любовью...
   - Подожди, - тихо сказал я, правой рукой доставая дагу. Левую руку я положил на лоб Дурику, откинув спутанные волосы и чуть отклонив голову назад. - Сейчас всё кончится.
   Не знаю. Лично я был бы благодарен любому, кто вырвал бы меня из такого существования. Не жизни, нет... Не смерть страшна, а унижение...
   Дага вошла в солнечное сплетение Дурика до упора.
   На миг он согнулся. Тихо кашлянул и поднял на меня неожиданно очистившиеся глаза. Больше не кусочки туманного стекла, а человеческие глаза, в которых были боль и... благодарность.
   - Меня зовут Клаус, - выдохнул он по-немецки. - Спасибо...

* * *

   Кристо ориентировался в этом городе намного лучше меня. Удивительно, но он в самом деле вывел нас туда, откуда доносился звук. И я сразу понял, что звук этот мог доноситься отсюда и только отсюда. Ниоткуда больше.
   Здание, стоявшее в центре небольшой площади, было тут не более уместно, чем космический корабль в первобытном племени. Большое колесо - глухое, без окон - вызвавшее у меня в уме слово "синхрофазотрон", было увенчано четырьмя решётчатыми башнями. В вышине между ними сиреневым светом переливался электрический крест.
   Странно, что это здание мы увидели только сейчас. Уж башни-то должны были торчать на виду в любой части города...
   - Электричество, - выдохнул Кристо, - Господи святый всеблагой всемогущий! Это электростанция! Вот оно откуда!
   - Не думаю, - покачал я головой. - Точнее - это не только станция... Пойдём, Кристо.
   - Что ты задумал? - впервые поинтересовался он.
   - Пока не знаю, - отрезал я. - Пошли...
   ...Дверь - точнее, большие ворота с дверью в них - нашлись, когда мы слегка огонули здание. Выйди мы из другой улицы - упёрлись бы точнёхонько в них.
   Дверь оказалась открыта и, если вдуматься, ничего странного в этом не было. Во всём городе никто не мог сюда проникнуть с враждебными целями.
   Кроме нас - исключения в истории Города Света.
   Сразу за дверью начинался коридор, плавным изгибом уходивший влево и вправо. Его освещало странно сияние, и мне понадобилось усилие, чтобы понять: светятся электрические лампочки. Самые обычные, в прозрачных плафонах, вмонтированные в потолок через каждые десять шагов.
   - Я же говорил, что это электростанция, - выдохнул Кристо, но я его уже не слушал. Я внимательно разглядывал пол коридора и мог поклясться, что он поднимается. Плавно, но явственно.
   - Пошли, - я щёлкнул пальцами, и звук запрыгал по коридору. - На... право.
   И достал палаш.
   Чувство лёгкой нереальности происходящего не оставляло меня.

* * *

   В сущности, всё это здание было одним кольцевым коридором, уводившим на крышу, в свою очередь представлявшую собой открытую галерею с перилами по краям.
   Главное было во внутреннем дворике, где несколькими концентрическими кругами стояли удобные скамьи со спинками. Ряды поднимались от краёв к центру и сейчас почти все были пусты. Десятка три арабов, сидевших и неторопливо ходивших внизу, терялись в этом большом пространстве.
   Они смотрели на экраны - большие, каждый метра по четыре в диагонали - четвёртым кольцом опоясывавшие пространство стен. Большинство экранов были либо пусты, либо показывали лес, луга, горы - короче, пейзажи. Но на некоторых перемещались люди... а в нескольких местах я увидел схватки. Именно за последними экранами и наблюдали арабы.
   Ошеломлённые и растерянные, мы с Кристо стояли наверху. На нас просто никто не обращал внимания, а мы забыли, что надо скрываться...
   ...Где-то над планетой вращаются спутники. Много. Очень много. Они ведут постоянную передачу снятого - информация идёт сюда потоком. В этот амфитеатр собираются горожане. Иногда спутник засекает схватку или вообще что-то интересное. Может быть, тогда они делают ставки. Кто победит. Сколько пройдут. Скольких убьют.
   Последнее, что я успел внятно осознать - прыгаю вниз...
   ...Последнего из посетителей этого кинозала я убил перед экраном, на котором несколько мальчишек и девчонок, шатаясь, брели по сверкающему алмазным светом леднику - оставляя кровавые следы изрезанных льдом полубосых ног. Огляделся. Трупы лежали вокруг мокрыми полосатыми тряпками. По сиденьям и ступеням стекала кровь.
   - Это всё не их, - сказал я. - Они этим пользуются, но они не могли это построить. Зачем всё это было нужно? Кому? Не понимаю... - я наклонился, тщательно вытер палаш о труп. Повторил: - Не понимаю.
   - Олег! - Кристо, рыскавший под стеной, как волчонок, махал мне рукой. - Олег, скорей сюда! Тут дверь!
   - А? - я рассматривал экраны, чувствуя, как меня трясёт. Может быть, и мы попадали на них... Меня смущало не то, что эти существа могли увидеть очень личное. Крыс не стесняются. Но крысы питались - да, питались! - нашими чувствами, нашими страданиями, нашим гневом, нашей болью. Они приходили сюда развлекаться!
   В эту минуту я поклялся себе, что вернусь и уничтожу Город Света. Уничтожу, как давят ногой паучье гнездо. Но сначала разберусь, что к чему и что всё-таки творится в этом мире!
   - Олег! - надрывался Кристо. - Да скорей же сюда! Смотри!
   Он уже открыл дверь и, стоя на пороге, бешено махал мне рукой. Стряхнув с себя оцепенение, подавив ярость, я подбежал к нему.
   - Смотри! - Кристо тоже трясло - от возбуждения. - Понял?! Смотри! Понял?! Вот как они!..
   У меня приоткрылся рот. Вспомнился Крит, вспомнились берущиеся словно бы из ниоткуда негры...
   Я достаточно прочитал фантастических книжек, чтобы понять смысл широких ворот, рядами уходивших в темноту сквозь одну из стенок коридора, открывшегося нам. Это были камеры для перемещения в пространстве. Для телепортации. И Кристо это сообразил ещё раньше меня.
   Почти все камеры были черны и пусты, их можно было принять просто за какие-то боксы. Но в нескольких - и это выглядело дико, ошеломляюще - видны были кусочки пейзажей там. Не телекартинки, как на экранах, а именно кусочки. Шагай. И всё.
   - Как всё просто... - заворожённо прошептал Кристо.
   Да. Сложно было выдержать рабство. Освободиться - вообще невозможно, это было сумасшедшим везением. Нелегко было выбраться из дома, найти оружие и снаряжение. И связать воедино странный гул (наверное, от каких-нибудь мощнейших моторов) с возможностью спасения - тоже сложно.
   А в результате всё получилось просто. Смешно, но Кристо был прав.
   За порогом ближней к нам кабины была тропинка в скалах. В другой - берег то ли моря, то ли океана.
   - Не пойму, - Кристо возбуждённо дышал. - куда идти-то?
   Он тоже разобрался с происходящим... Я уже собрался посмотреть ещё несколько кабинок - подальше... как вдруг за нашими спинами монотонно взвыла сирена. От этого звука мне показалось, что глаза начинают выпирать из глазниц, а кожа зазудела, словно под ней бегают десятки муравьёв.
   Я оглянулся.
   Из какой-то невидимой двери в амфитеатр с равнодушно перемигивающимися экранами выбегали негры. Свет трепещущей электрической зарницы мертвенно сиял в их оружии.
   - За мной! - крикнул я Кристо, бросаясь на горную тропку.

Николай Добронравов

   Светит незнакомая звезда...
   Снова мы оторваны от дома...
   Снова между нами города,
   Звёздные огни аэродрома...
  
   Здесь у нас туманы и дожди,
   Здесь у нас холодные рассветы,
   Здесь на неизведанном пути
   Ждут замысловатые сюжеты...
  
   Надежда - мой компас земной,
   А удача - награда за смелость.
   А песни...
   Довольно одной,
   Чтоб только о доме в ней пелось.
  
   Ты поверь, что здесь, издалека,
   Многое теряется из виду.
   Тают грозовые облака...
   Кажутся нелепыми обиды...
  
   Снова между нами города.
   Жизнь нас разлучает, как и прежде.
   В небе незнакомая звезда
   Светит, словно памятник надежде...
  
   Надо только выучиться ждать,
   Надо быть спокойным - и упрямым,
   Чтоб порой от жизни получать
   Радости скупые телеграммы.

РАССКАЗ 16

ВСТРЕЧИ В ПУТИ

  
   Где наш дом?!
   Отражаются звёзды в реке подо льдом...
   Я утраты считать разучился давно...
   Не сыскать ни следа, и на сердце темно...
   Кто судил нашу жизнь беззаконным,
   жестоким судом?!

И. Басаргин

* * *

   - Ну вот на кой чёрт мы сюда запёрлись?!
   Саня флегматично пожал плечами. С моря задувал ровный тёплый ветер, полный запахами соли и йода. Жёлто-серыми каменными обломками щетинилось побережье, между ними тут и там замедленно и флегматично перемещались бурые крабы. На плоских сопках ритмично раскачивались деревья, белые бурунчики вскипали у подножий гранёных "пальцев", возвышавшихся в море и похожих на странные шахматные фигуры.
   Сморч, сидя со скрещёнными ногами на плоском камне, пропускал между пальцев ремешок своего кистеня. Дальше по берегу виднелся вытащенный на камни корабль со снятой мачтой. Возле него передвигались люди, слышались деревянный стук и весёлые голоса.
   - Надо было остаться в Австралии, - добавил Сморч.
   - Надо было не расходиться, Игорь, - назвал Саня по имени своего помощника и друга.
   - А? - не понял Сморч и выпустил кистень.
   - Я хочу вернуться и найти наших, если они ещё целы, - раздельно и чётко сказал Саня, не поворачиваясь.
   - Чёрт! - Сморч вскочил, его широкое смуглое лицо озарилось глуповато-непонимающей, но радостной улыбкой. - Чёрт! - он хрястнул Саню по плечу так, что тот перекосился на сторону. - Чёрт, да конечно, я руками и ногами "за!"! Давно пора! Поднимемся на север, до ледостава пропрём побережьем - если будем стараться, то успеем в Белое море... А там уж как-нибудь найдём наших! Чёрт, Саня, да что ж ты раньше-то?!. Пошли к нашим, они офигеют от радости!
   - Подожди, - Саня легко поднялся на ноги, настороженно покрутил головой, и из его рукава плавно и бесшумно выскользнул кистень. - Кто-то идёт, кажется...
   Хоп! Гирька прыгнула в ладонь Сморча, ремень обвил кулак, готовый к броску. Он сам напряжённо и внимательно заозирался.
   - Не... - начал он, но в следующую секунду вместе с Саней молниеносно развернулся, взмахнув рукой для броска, навстречу двум неслышно подошедшим за камнями незнакомым мальчишкам.
   Раз! Кистень метнулся вперёд атакующей змеёй... и оказался плотно намотан на кулак улыбающегося темноволосого парня с прищуренными под длинной чёлкой ореховыми глазами.
   Незнакомого?! Да нет - очень знакомого!!! Очень! Просто... невозможной, невероятной была эта встреча на дальневосточном берегу - такое только в жизни и может случиться, в сказке не расскажешь, вруном назовут! Сморч даже не попытался сдёрнуть ремень кистеня с кулака - стоял с открытым ртом.
   Да и улыбающийся парень выглядел ошеломлённым. Видно было, что и он не очень-то верит в эту встречу.
   - Сколько же мы не виделись, князь? - медленно спросил Саня.
   - Больше двух лет, - ответил я. Почему-то не было других слов, нужных и важных, хотя это ведь Саня, всё тот же худощавый, остролицый, насмешливый Саня, и Сморч - улыбающийся во всю физиономию. И я просто повторил: - Больше двух лет... Вот это Кристо, ребята. Да, ещё... - я потёр лоб. - Я рад вас видеть.

* * *

   - Кто твои люди, Саня?
   Мы засиделись далеко заполночь, пересказывая друг другу всё, что с нами было. Звёзды в тёплом небе перемигивались, ветер сменился, дул с суши в море, принося запахи тайги.
   - Разные, - ответил Саня. Он немигающими глазами смотрел в пламя. - Кого только нет... Корабль строили в Швеции, давно уже... Значит, - он посмотрел на меня, - ты уже почти год не видел наших?
   - Почти год, - кивнул я. - Не лучший год в моей жизни.
   - Ты не изменился, - сказал Саня, и мы оба засмеялись. Здесь эти слова звучали, как хорошая шутка, старая, но неприедающаяся. - А оружие, я вижу, новое.
   - Старался подобрать похожее, - я похлопал по ножнам. - Старое потерял, обидно, конечно... А Олег, значит, погиб...
   Саня молча кивнул. К чему было рассказывать ещё раз, как почти год назад Фирсов попал под топор на мадагаскарском берегу... Смешной невысокий парнишка с весёлыми глазами...
   Тоже мой друг.
   - Значит, есть он, Город Света... - снова нарушил молчание Саня. - Не легенда...
   - Реальность, - подтвердил я и несколько секунд молчал, чтобы справиться с нахлынувшей холодной злобой, от которой мир вокруг сделался плоским и чёрно-белым, как фотография. - И я себе поклялся, что его не будет. Я хорошо умею держать клятвы.
   - А вот в этом я тебе не помощник.
   Мне показалось, что я ослышался. Да нет, это говорил Саня. Санёк. Тоже мой друг. А ещё... да нет, ошибся Саня. Оба мы изменились, и не князь я ему больше. Пиратский командир, сам себе вождь, говорил со мной.
   - Не помощник, - уточнил я.
   - Нет, - тоже уточнил Саня.
   - Два года - это много, - сказал я.
   - Немало, - согласился Саня. - Хватит, князь. Я не играю в рыцарей, спасающих мир. Свой мир я вожу с собой, и Город Света ему не противник. Мы не пересекаемся.
   Мне хотелось спросить - как же Олег и другие? Но вместо этого я спросил: - Как Щусь? Всё ещё спишь с ним?
   - Всё ещё сплю, - безо всякого выражения подтвердил Саня, не спуская с меня глаз.
   - Хорошая вещь - постоянство и верность старой дружбе, - заметил я.
   - Даже ради верности старой дружбе не стоит делать глупостей, - улыбнулся Саня.
   - А ты изменился, - сказал я уже вслух. Саня пожал плечами:
   - Поумнел, может быть?..
   - Может, - согласился я. - А можно и другие слова найти... Знаешь, Сань, не греет что-то твой костёр. Да и пути у нас, видно, разные. Рад был повстречаться.
   - Не поплывёшь со мной? - он вновь уставился в огонь, и глаза ушли в чёрные впадины, утонули в них.
   - Нет, - покачал головой я. - Да и ночевать не стану, пожалуй. Кристо, вон, останется, если захочет. А я - нет. Ты, - не удержался я, - только его не трогай. Его уже... любили.
   - Не останется, - хмыкнул Саня. - По глазам видно - тоже... рыцарь. А можно и другие слова найти.
   - В океане дорог много, а у меня одна, - я встал и поднял перевязи. - Ну - может, ещё и увидимся.
   Саня не встал и не поднял глаз. Только уронил:
   - Может быть, князь.

* * *

   Кристо нагнал меня, когда я поднимался на сопку. Собственно, я услышал его шаги издалека, остановился и подождал, а дальше мы пошли молча. И только во время спуска с сопки - километра через три - я сказал:
   - Зря ты пошёл со мной. Плыл бы с Саней, а там - куда хочешь, - Кристо дёрнул плечом и состроил гримасу. - Он хороший человек, - добавил я строгости в голос. - А я иду воевать. И не с неграми... не только с неграми... а с Городом Света. Понял?
   - Спасибо, объяснил, - кивнул Кристо. - А то я ведь раньше этого не знал... Почему, по-твоему, я с тобой вообще иду?!
   Я дал ему подзатыльник. Кристо хмыкнул. Потом спросил, глядя в сторону:
   - Этот... он твой друг?
   - Странно, да? - я имел в виду нашу с Саней встречу, но Кристо, кажется, подумал о другом и кивнул. - Был моим другом. Когда-то, в самом начале почти, он спас меня от очень страшной смерти, Кристо... И до этого мы долго дружили... там... - я сбивался и тоже глядел в сторону. - Как в этих книжках... друзья с детства - чушь, - тоскливо заключил я.
   - Нет, - тихо, но упрямо сказал Кристо, и я посмотрел на него. Грек не опустил дерзких глаз. - Не чушь. Я тоже так думал, когда... когда жил там. Я совсем перестал верить, понимаешь - совсем! А потом пришёл ты - как в книжке! И спас!
   - Как в книжке? - задумчиво спросил я. - Да, как в книжке... Помнишь, как зимой ты пересказывал мне Толкиена?..
   ...Да, это было в январе, когда мы пережидали буран в пещере на памирских перевалах. Горел костёр, и я, спросив Кристо, читал ли он "Хранителей", получил ответ - да, все три части. Я загорелся, сказал, что читал только первую, и Кристо очень хорошо пересказал мне книгу до конца. Чёрт возьми, чего только не было за эти восемь с лишним месяцев... Начать с того, что те горы, в которые мы прыгнули, спасаясь от поднятых по тревоге негров, оказались Гиндукушем, и на запад идти было просто нереально - перевалы кишели врагами, а никаких наших тут просто не наблюдалось. И мы неволей пошли на восток - в противоположную сторону от тех мест, куда безо всяких фигуральных выражений рвалась моя душа. Пошли, чтобы спастись, хотя я почти ни одной ночи не спал нормально. Мне снилась Танюшка. Сейчас, когда я был свободным, мысли о ней мучили меня ещё больше. Она могла погибнуть в этом чёртовом мире ежесекундно, а я вместо того, чтобы бежать к ней, уходил всё дальше и дальше от неё, не был рядом, не мог защитить, не мог закрыть её собой, не мог отвести смерть своим клинком... Хорошо ещё, что Кристо оказался отличным попутчиком. Не помню, сколько раз я срывался и начинал на него орать. Один раз я его сильно избил всего лишь за то, что он поспорил со мной о времени ночёвки. Потом долго просил прощенья - не столько у него, сколько у себя, я сам себе стал омерзителен... Кристо - тот как раз всё понимал правильно. И ещё многое было неприятно, тяжело, а то и страшно вспоминать. Земли, по которым мы пробирались, были не слишком гостеприимны к людям даже без негров...
   ... - куда мы теперь пойдём? - спросил Кристо. - Искать твоих?
   - Да, - я вздохнул. - На восток. И как можно быстрее, Кристо. Я очень, очень устал, дружище...
   - Понимаю, - серьёзно сказал он.

А.Дольский

   Раздвигаю я ветви взглядом -
   И слова, как листва, шуршат...
   Я туда, где мне будут рады,
   Хоть встречать меня не спешат,
   И не ставят на стол закуски,
   И не льют ни вина, ни речей,
   А встречают здесь безыскусно,
   Словно ранней весной грачей...
  
   Белые облака,
   Серые от гусей...
   Итака, Итака...
   Я - твой Одиссей...
   твой
   Одиссей...
  
   Слишком долго бродил я где-то,
   Где был нужен - хотя не мил...
   Там я бросил чужое лето,
   Там весну не свою забыл,
   Там я спорил о том, что ясно
   И не верил словам детей,
   Был я грешным, святым и разным
   И терялся в сетях путей...
  
   Мне вернуться давно пора бы...
   Не найти всё равно руно...
   Где мой остров? Там будут рады..
   Где мой остров - или окно?..
   Буду долго стоять у двери
   Под последним чужим дождём...
   Я не верю - нет, я не верю,
   Что меня там никто не ждёт!
  
   Белые облака,
   Серые от гусей...
   Итака, Итака...
   Я - твой Одиссей...
   твой
   Одиссей...

* * *

   Лотар Брюннер в своём дневнике писал правду. В этом мире Средняя Азия - сплошные степи серебристого ковыля.
   Август был жарким, солнечным и с частыми тёплыми дождями, шедшими чаще всего по утрам. А по ночам небо казалось засыпанным крупной солью почти сплошь. И часто-часто летели через эти россыпи длинные нити августовских звездопадов.
   Загадывай - не хочу...
   Мне ничего не хотелось загадывать. У меня оставалось одно желание. Уже давным-давно - только одно... Временами мне даже не верилось, что оно сбудется, что оно вообще может сбыться... У дороги, похоже, не намечалось конца, она разворачивалась, как серпантин, выпавший из небрежных рук - катится по полу, катится, катится...
   Август. Дожди из звёзд. Ещё говорят, что каждая такая звезда - чья-то смерть...
   ...Не люблю степи. Вообще не люблю больших открытых пространств. Я это давно понял, но оформилось окончательно это только здесь и сейчас. Наверху - небо, под ногами - земля с высокой редкой травой, вокруг - горизонт. Днём над головой - солнце, ночью - звёзды и неспешно изменчивая луна.
   Мы с Кристо почти не разговаривали. Топали себе и топали почти всё время босиком, перебросив обувку через плечо. Как ни странно, ручьёв и речушек в степи хватало (может быть, это и в нашей реальности так, не знаю, не был), а дичь, хотя и осторожная, всё-таки от опытных охотников уйти не могла. Но степь дурманила, и мне стоило усилий напоминать себе, что скоро осень, а зимовать в степи я просто не умею. Кристо - тем более. Успеть бы добраться до Арала-Каспия к середине сентября - совсем бы хорошо...
   ... - Там кто-то есть.
   Кристо остановился и, пригнувшись, взялся за рукояти кинжалов, не сводя глаз с плоского пригорка за широким тихим ручьём, почти речкой. Я уже с минуту наблюдал за этим самым пригорком, не вполне уверенный в том, что вижу - движение разогретого за день воздуха или осторожное перемещение людей. Сейчас я практически убедился: два человека следят за нами. И это не негры точно. Но и встреча с белыми может оказаться совсем не безопасной...
   - Два человека минимум, - тихо сказал я, обнажая палаш. - Держись сбоку от меня, - а про себя подумал, что стрелы, окажись там луки или арбалеты, я отобью.
   - Эй, там! - крикнули по-немецки, и на фоне заходящего солнца, уже не скрываясь, выросли две фигуры. - Не беспокойтесь, мы не собираемся нападать! Кто вы такие?!
   - Идём из плена на запад, к своим! - откликнулся я, не торопясь убирать оружие. Тем более, что двое парней, спускавшихся по склону холма, тоже держали его в руках. Ещё несколько шагов - на их лица легла тень, и я изумлённо разжал пальцы, роняя палаш; судорожным движением перехватил его на лету...
   Этот мир не меняет внешность людей, и это хорошо, потому что иначе я не узнал бы человека, с которым мы виделись один раз почти пять лет назад и говорили всего несколько часов. Передо мною стоял Йенс Круммер, "комиссар" немецкого конунга Гюнтера. А чуть сзади и сбоку от него совершенно растерянно и глупо улыбался Андрюшка Альхимович.

* * *

   - Значит, твои все погибли.
   Мы сидели у небольшого жаркого костра - костра низачем, ради живого огня - было достаточно тепло. Йенс кивнул:
   - Да. Последние - почти два года назад... - он погладил ладонью свой недлинный меч. - Почти два года назад, - повторил Йенс. - Как раз тогда нас Андрей, - он кивнул на Альхимовича, полулежавшего рядом с травинкой в углу рта, - нашёл.
   - Очень вовремя, - усмехнулся Андрей, и я с жадностью почти неприличной повернулся к старому другу. - Но, если уж совсем честно, я никого не искал. Просто шёл и шёл на восток... Разозлился я, Олег, - он положил ладонь мне на колено, сжал. - Извини.
   - Да ладно, - я смутился, - сам дров наломал выше крыши... Такая поленница получилась - не разворошишь...
   - Остались мы вдвоём, - продолжал между тем Йенс, глядя в огонь своими холодными, умными глазами. - Потом прибились к Игорю Комлеву, и сейчас с ним ходим. Мы тут дозором, а Игорёк, - он указал рукой на северо-восток, - там, километров двадцать, - он внезапно посмотрел на меня и спросил: - Ты что-то хотел сказать, Олег?
   - Нет, - поспешно отозвался я.
   - В самом деле - зачем предлагать уйти со мной в неизвестность, если у них тут есть налаженный мир, новые друзья... девчонки, может быть... Я всё-таки попытался перехватит взгляд Андрея. Но он смотрел в степную темноту, полную немолчным треском ночных насекомых...
   ... - Город Света есть... - задумчиво сказал Йенс.
   - Да, - подтвердил я, и невольно содрогнулся. Йенс заметил это и спросил негромко:
   - Страшно вспоминать?
   - Угу, - я кивнул и признался: - Каждую ночь снится, Йенс. В холодном поту просыпаюсь.
   Мы сидели плечо в плечо на склоне холма, одинаково обняв колени руками и поставив на них подбородки. По босым ногам гулял ночной ветерок. Вдали гудела степь - шёл волной табун диких коней. Костёр в низине догорал; Андрей и Кристо спали. А мы никак не могли договорить - и это было тем более странно, что разговор был ни о чём. Точнее - о вещах очевидных.
   - Тебе везёт, - задумчиво сказал Йенс. - Выжить после таких ран, в таких условиях... Скажи, Олег, с кем ты разговариваешь, когда грезишь?
   - С Арагорном, - не задумываясь, ответил я. - ЧТО?!
   Йенс тихо засмеялся:
   - Спокойно, спокойно... А ты думал, у тебя одного есть советник? Нет уж...
   - А что, у всех? - удивлённо спросил я. Йенс покачал головой:
   - Даже не у одного из десяти. У немногих... Я догадался, потому что... потому что догадался. Арагорн - король из книг Толькюна? - он произнёс фамилию Толкиена на немецкий лад.
   - Да, - подтвердил я. И, помедлив, спросил: - А с кем говоришь ты, Йенс Круммер?
   - С Зигфридом, - не удивился Йенс, поднимаясь на ноги. Он развёл руки в стороны, потом - приложил кулак ко рту - и в ночь рванулся резкий, переливчатый волчий вой самца-одиночки.

Игорь Басаргин

   Опять, опять! Пожалуйста - молчи!
   Когда луна парит холодной птицей,
   Вы слышали когда-нибудь в ночи
   Простую песню серого убийцы?
  
   Рука сама хватается за нож.
   Ужель, почуяв близость человечью,
   Он злобно вспомнил, как хлестала дрожь
   Его подругу, сбитую картечью?
  
   А может быть, он плачет на луну,
   Поняв беду совсем иного рода:
   Мы все обречены на тишину
   За горькой гранью нашего ухода.
  
   Но, словно пропасть гулкой синевой
   Иль ночью в чаще огонёк случайный,
   Тревожит душу этот жуткий вой
   Какой-то смутной и запретной тайной.
  
   Что знает он о звёздной глубине,
   Так безнадёжно в песне муча горло?
   Какая боль, немыслимая мне,
   Такую муку из него исторгла?
  
   Как будто ветер в ивах раскачал
   Глухое тело мёртвого рассвета...
   Такой тоски я в людях не встречал -
   Но, может быть, они скрывают это?!.

* * *

   "Чайка" - точно такая же, как черноморская - шла примерно в полукилометре от берега, и звонкий, сильный голос мальчишки, державшегося рукой за нос, донёся до нас отчётливо:
   - Эй, кто там, на берегу?!
   - Дед Пихто, - буркнул я по-русски. Кристо, раздувавший костёр, даже головы не повернул. Я поднялся и крикнул: - Свои! Куда плывёте, казаки?!
   - Есть свои свои, а есть свои чужие! - заорали с "чайки", но со смехом, и кораблик резко изменил курс. Ветерок развернул флаг - чёрное полотнище с золотым Андреевским крестом. Взмахивая вёслами, "чайка" приближалась, и я уже различал любопытствующие загорелые лица по бортам.
   - Не нападут? - тихо спросил Кристо, внешне совершенно спокойно занимаясь костром.
   - Увидим, - процедил я, а про себя подумал, что ничего глупей и не придумаешь: добраться до Каспия и погибнуть в схватке со своими же, русскими... Я подошёл к самой кромке воды и, широко расставив ноги, упёр руки в бока, рассматривая приближающуюся "чайку".
   Истошный, испуганный визг с казачьего кораблика заставил меня несолидно присесть. А потом послышался вполне членораздельный, но не менее испуганный вопль:
   - Не надо! Не приставайте! Это мертвец!!!
   ...Уговорить казаков причалить мне удалось через полчаса - после того, как я, угорая от смеха. Тщательно ответил на все вопросы перегнувшейся через борт Наташки Крючковой и поинтересовался, куда она дела Франсуа.

* * *

   - Нет, на Кавказе твоих уже давно нет. - Франсуа покачал головой. Наташка, улыбаясь, подлила мне чаю и села рядом с французом, чья сломанная нога гордо возлежала на удобном камне. - Как ты пог... пропал, они тебя искали, но не так чтобы активно... погоди, Олег, - попросил он меня, хотя я и не думал подавать голос. - Там же всё ясно было. Я сам на той тропе был. Свои трупы они свалили в ущелье, твой, ясное дело, съели... - мы оба расхохотались. Наташка дала Франсуа подзатыльник. - Ну и через две недели после твоей... гибели они ушли. Вадим их увёл.
   - Куда? - спросил я.
   - На Балканы или в Карпаты... - Франсуа задумался, уже уверенно повторил: - Да, в Карпаты, Олег, точно. А мы перебрались на Каспий, вот, с местными плаваем...
   - Сможете доставить меня к устью Куры? - поинтересовался я. Франсуа вздохнул:
   - Да сможем, о чём речь... Но понимаешь, осень, там, на черноморском побережье, ты вряд ли кого найдёшь, а местные ребята вряд ли тебя в Средиземку...
   - Значит, пойдём пешком вдоль побережья, - отрезал я. Франсуа, кажется, ещё хотел что-то сказать, но Наташка пихнула его в бок, и он махнул рукой:
   - Ладно. Завтра и поплывём, чего тогда ждать...
   - Франсуа, - тихо сказал я, - ты за это время... ты о них, о наших, ничего не слышал? Хотя бы краем уха?
   - Нет, - француз развёл руками и поспешил меня ободрить: - Да найдёшь ты их, обязательно найдёшь! Вон ты сколько отшагал - ну, зря всё это, что ли?!
   - Надеюсь, что не зря, - согласился я. - Было бы чертовски обидно, окажись... по-другому. Голова у меня, если честно, кругом идёт, Франсуа, - признался я. - Несёт меня куда-то, несёт...
   - А это ничего, - Франсуа пожал, нагнувшись ко мне, мой локоть. - Принесёт, куда нужно...
   Мы сидели на плоской каменной террасе, с которой открывался вид на лагерь казаков. Внизу на несколько голосов пели ухарски:
   - Вражью силу одолели -
   эх! -
   Астраханцы д молодцы!
   - Стой, погоди! - Франсуа звучно шлёпнул себя по лбу. - У меня же для тебя подарок есть! Ты, я помню, огнестрел какой-то имел?
   - Да было, - я махнул рукой, - наган был. Только он далеко, патроны-то ещё в первый год кончились...
   - Наган, говоришь... - Франсуа кивнул. Поднялся и, подхватив костыль, шустро зашкандыбал куда-то прочь, бросив: - Погоди, я сейчас.
   - Куда это он? - спросил Кристо. Наташка махнула рукой:
   - Сейчас придёт... Ешь вон давайте.
   Франсуа в самом деле вернулся довольно быстро и высыпал на неровную поверхность самодельного стола десять тяжело стукавшихся коробок промасленно-бумажного цвета. Я хмыкнул, придвинул к себе одноу, вслух прочёл:
   - 7,62х39 наган, 12 штук... - вскинул глаза на Франсуа: - Патроны к нагану?! Сто двадцать штук, целое богатство!
   - Бери, - он сделал щедрый жест. - Может, ещё когда доберёшься до своего револьвера, где он там у тебя, этого тебе надолго хватит...
   - Откуда? - уточнил я. Франсуа вздохнул:
   - Да печальная история вообще-то... Год назад были мы на соляных полях, я тогда ещё сам по себе, без казаков, гулял. Наткнулись на ребят - четверо, мёртвые уже все, а сколько лежат - там не поймёшь, просоленное всё... Наверное, от жажды умерли. Ну, мы их хоронить, а из сумки у одного пачки эти посыпались. Оружие всё негодное, соль поела, а пачки сам видишь - промасленные навылет, уцелели... Хотя, - он снова вздохнул, - если честно, так я не знаю, все ли патроны сработают. И сработают ли вообще.
   - Ну - проверим как раз, - пообещал я, сгребая пачки в вещмешок. - Спасибо, Франсуа!
   - О чём разговор! - широко улыбнулся он.

* * *

   Воду у берега сковал лёд - тонкий и прозрачный. Дул резкий холодный ветер, грозно стонали на перевале сосны. Километрах в трёх над берегом шёл серый дождевой заряд.
   - Холодно, - сказал Кристо. Он подошёл ко мне, оскальзываясь на покрытых плёнкой льда камнях. - Мы пойдём дальше?
   - Да, сейчас, - я тряхнул головой, отгоняя наваждение - мне показалось на миг, что берегом идут несколько человек - как, бывало, ходили тут наши девчонки, чтобы надрать мидий.
   - А в вашей пещере точно есть кто-то? - Кристо вытер перчаткой мокрое от солёных брызг лицо.
   - Не знаю, - грубовато отрезал я, и Кристо обиженно на меня поглядел. Мне не хотелось объяснять, что теплится во мне какая-то болезненно-идиотская надежда: вот сейчас подойду к пещере, а наши все - там, и ждут меня... обязательно ждут. - Пошли, - почти приказал я, и, отвернувшись от мрачнеющих на глазах вод залива, первым двинулся в сторону перевала... того самого, с которого - четыре года назад! - Сергей крикнул: "Ёлки, море!"...
   ...На перевале стоял крест. Очевидно, в солнечные дни - особенно при восходе - его хорошо было видно снизу, летящим чёрным силуэтом в небе, но сейчас я понял, что это не дерево, только когда мы поднялись на две трети склона.
   - Это вы поставили? - Кристо приостановился, оглянулся - он лез впереди - на меня. Я покачал головой:
   - Нет, при нас этого не было...
   Крест рос в хмуром небе - казалось, он раздвигает серую пелену, нависшую над землёй, чёрным разрезом. Теперь я видел, что вокруг креста - на высоту половину человеческого роста - насыпаны черепа. Множество, не меньше двухсот. А когда мы подошли ближе, то стало видно, что это низколобые, со скошенной челюстью, черепа негров.
   - Кто-то хорошо погулял, - заметил Кристо, трогая носком сапога один из черепов - расколотый наискось. Я наступил на другой череп, побалансировал, находя равновесие, подался вверх-вперёд, потому что на кресте что-то было написано.
   На перекладине всё ещё поблёскивали вбитые в дерево серебряные полоски букв. Это был чешский, и я, сосредоточившись и беззвучно шевеля губами, начал вчитываться в странно звучащие на слух, но знакомые слова...

18 мая 1990 года

ЗДЕСЬ,

на этом перевале,

одержав победу над врагом в бою,

ПАЛ

князь Борислав Шверда.

(р.1965 г.)

   Ниже - на опоре креста - шли колонкой одиннадцать имён и фамилий с датами.
   - Ты его знал? - тихо спросил Кристо.
   - Да, - машинально ответил я, всматриваясь в имена и фамилии - наших, вроде бы, не было, на кое-кого я, кажется, вспомнил. - Это чех, его крепость была в скалах... - я махнул рукой, - там, не очень далеко. Мы вместе сражались... Май 90-го - это как раз когда мы начинали битву на Кавказе... Жаль. Он был хороший парень. Спокойный и твёрдый, как эти скалы... Пойдём, Кристо.
   Мы обошли крест. Тропинки, который мы, бывало, выходили на перевал, просто не существовало - она лежала внизу грудами щебня. Похоже, Ян взорвал её порохом... Но с тех пор появилась ещё одна - петлёй спускавшаяся в долину с другой стороны. И я вздрогнул, увидев над ней - на чёрно-зелёном диабазе - белёсые штрихи букв, складывавшиеся уже в русские слова...

Зимой 91-го зимовали в нашем месте.

Ушли в мае на северо-восток, если кому интересно.

Люди отряда "НОРД" (вятичи с Тамбовщины).

   - Полгода назад! - вырвалось у меня. - Полгода назад!
   - Это твои? - быстро задал вопрос Кристо. Шмыгнул носом. Я кивнул:
   - Мы как раз встретились с Саней на Тихом, когда они отсюда ушли... Опоздал я.
   Кристо тронул меня за плечо:
   - Если хочешь - мы пойдём по их следам. Они ведь должны были где-то остановиться на зиму...
   - Пошли к пещере, - вместо ответа сказал я. И только когда мы миновали надпись, добавил: - Нет, Кристо. Мы зазимуем в пещере. Идти сейчас на север - это идти навстречу зиме...

* * *

   То, что пещера обитаема, стало мне ясно ещё довольно далеко от нашего прохода - пахло дымом. Я заметил, что и Кристо начал озираться, взявшись за оружие. Но характерных для негров следов - отходов, мусора, ломаных кустов - не было, и я немного успокоился, хотя оружия не выпустил. Кристо, повинуясь моему сигналу, сместился в тыл и чуть вправо. А я уже не сводил глаз с прохода.
   Нас, наверное, заметили ещё раньше. Едва ли очень обеспокоились - ясно было, что нас всего двое, и едва ли мы имели очень уж грозный вид (дождь нас наконец-то догнал и накрыл сплошным холодным потоком) - но, когда оставалось метров сто до прохода, навстречу вышел мальчишка в кожаном широком плаще, с непокрытой головой. По длинным белёсым волосам сбегала вода. Широко посаженные в стороны от курносого носа светло-синие глаза со скуластого лица смотрели спокойно и внимательно. В руках оружия у него не было, но плащ - отодвинут назад так, что я видел левую руку, лежащую на рукояти тяжёлого прямого кракемарта. "Финн, скорее всего, - подумал я и тут же заметил вышитый на широком поясе узор в виде утиных следов. Точно - финн."
   - Терве, - припомнил я словечко, медленно протягивая навстречу ему обе руки ладонями вверх.
   - Терве туоло, - неспешно кивнул финн, осматривая нас. Потом заговорил, но, видя, что я не понимаю, спросил на неплохом чешском: - Ты чех? Словак?
   - Я русский, - покачал я головой. - Мы жили здесь... давно... - я с трудом подбирал чешские слова, но финн, усмехнувшись, остановил меня:
   - Я знаю русский... В это... эту зиму тут жили русские. Когда мы пришли, их уже не было...
   - Это мои друзья, - сказал я, опуская руки. - Мы долго не виделись.
   Финн свёл широкие рыжеватые брови:
   - О. тебе не повезло немного. Проходи и ты, и твой друг. Если вам надо - вы будете зиму жить здесь. Или совсем останетесь. Если хотите.
   - Скажи... - я помедлил. - Чехи - тут, в горах - ещё живут?
   - Живут, - кивнул финн. - Но там мало чехов. Совсем мало. Много из других мест. Мы вместе обороняемся... А там, - он махнул на юго-восток медленным, плавным движением, - поселились испанцы. Они пришли вместе с нами... Так проходите же. Плохая погода...

* * *

   В пещере мало что изменилось. Может быть, поэтому я не ощутил себя тут чужим - Кристо задержался у входа, тщательно опуская занавесь, а я, кивнув всем, прошёл к огню, раздёргивая шнуровку плаща.
   На нас смотрели около тридцати пар глаз - в основном это были финны, причём ярко выраженные, но виднелись и другие. Сопровождавший нас часовой (он, оказывается, не один там дежурил) подошёл к сидевшему на чём-то вроде кресла, обтянутого шкурами, рослому парню - тот не перестал отбивать бруском длинный палаш, упёртый в шкуру между широко расставленных ног, но, когда часовой закончил короткий тихий доклад и вышел, парень поднял на нас лицо.
   Это тоже был финн. Но его нацпринадлежность я определил позже. А в тот момент мне бросился в глаза страшный шрам, уродующий лицо этого парня - лет четырнадцати-пятнадцати. Правого глаза у него не было - кожаная повязка закрывала эту сторону. Из-под неё, шрам, проложив жуткий провал в переносице, спускался, грубо расширяясь, на левую скулу, прерывался - и, очевидно, переходил на левое ухо, мочка которого была срезана.
   - Меня зовут Хаахти Салоранта, - сказал финн на безупречнейшем русском. - Я вождь этого племени. Так ты жил здесь?
   - Меня зовут Олег Верещагин, - я отсалютовал вскинутой рукой с перчаткой, - а со мной Кристо Ириди, он грек. Мы бежали из плена больше года назад и странствовали - сперва чтобы сбить погоню со следа, потом я искал своих. Они были здесь. Весной я вновь пущусь в путь, а сейчас - может быть, вы позволите мне и моему другу остаться у вас?
   - Конечно, - кивнул Хаахти.
   - Тогда... - я помедлил. - Тогда я хочу просить позволения взять здесь одну вещь, которую оставил когда-то.
   По кругу сидящих у огня парней и девчонок прошло любопытное движение. Сдерживая внезапно возникшую нервную дрожь, я подошёл к лежакам "для мальчиков" - они остались на прежнем месте и были те же самые, только кое-где настил поменяли, - испытывая странное чувство уже бывшего (кажется, оно называется "дежа вю"). В голове почему-то со стуком в ритме сердца колотились строчки:
   ...никогда не возвращайтесь
   В прежние места...
   Я приподнял край настила. Удерживая его левой рукой, правой достал дагу, несколько раз стукнул яблоком по размазанной у самого пола глине - она отвалилась кусками, открыв каменную забивку, которую я расковырял наконечником ножен. Убрав дагу в перевязь, я запустил руку в открывшуюся неровную дыру - и пальцы мои наткнулись на холодную кожу.
   При общем нетерпеливо-удивлённом молчании я достал кобуру, с которой свисал ремень с пустым патронташем. Отпустил топчан. Повозившись с клапаном - кожа высохла и потрескалась - я достал, пачкая пальцы салом, наган.
   - Ого... - выдохнул кто-то. Электрической искрой побежал по пещере удивлённый шепоток.
   - Я его оставил здесь тогда, перед уходом, - пояснил я, проводя пальцем по стволу. - Кончились патроны... А сейчас я снова ими разжился - буквально чудом.
   Хаахти, всё это время наблюдавший за мной цепким холодным глазом, кивнул:
   - Бери свою вещь... Садитесь, грейтесь и ешьте. Мы рады вам.

* * *

   К вечеру дождь перестал. Но ветер не унялся - сильнейший и плотный, он как будто стал ещё свирепей, нёсся над Карпатами, срывая с карнизов и склонов камнепады. Небо очистилось, на нём горели, почти не мигая, страшные крупные звёзды. Похоже было, что под утро придёт настоящая зима...
   Но в пещере, как и положено, было тепло, светло и весело. Не знаю, то ли хозяева каждый день так ужинали, то ли отмечали что-то, то ли дали пир в честь нас - но я не ел так уже давно. Кристо вообще расслабился полностью - он сидел рядом с какой-то девчонкой (не финнкой, кажется) и то и дело принимался болтать с ней, а потом они вместе хохотали. Глаза у Кристо блестели, и я вдруг подумал, что весной оставлю его здесь. Зачем и куда ему тащиться? Каждому своё...
   Шум слегка утих - на свободное место вышел и сел, скрестив ноги, один из мальчишек (нам всех представляли, но я никого не запомнил - мысли были напрочно заняты другим). Положил на расставленные колени кантеле - музыкальный инструмент вроде гуслей, у меня ещё была в своё время книга финских и карельских сказок, которая так и называлась: "Кантеле". И сейчас есть. У меня...
   Я не знал финского. Но песня, которую он запел, звучала красиво, незнакомые слова складывались в ритмичные строки, набегавшие друг на друга, словно волны прибоя. Все молчали, слушая парнишку - в точности как и мы слушали, когда пел Север или кто-то из девчонок.
   Сидевшая рядом со мной слегка веснушчатая, но в общем-то очень симпатичная девица, чуть наклонившись - очевидно, заметила, что я не понимаю и решила сыграть роль переводчицы. По-русски она говорила себе ("очень не очень"), но я понимал...
   ...Смелый мальчик был князем своего племени, а красивая девчонка верно его любила. Они вместе шли по воюющим землям навстречу опасностям, рука об руку сражались с врагом и бесстрашно смотрели в глаза смерти, заставляя её отступать. Но настала тяжёлая зима, и тоска вошла в сердца людей. Они обвинили своего князя в том, что он привёл к ним беду, хотя был он не только их князь, но и их друг. Тогда мальчишка и девчонка ушли прочь, и племя распалось. Они поселились в далёкой земле, где нет боли и крови, где можно отложить в сторону клинок и, ложась спать, знать, что проснёшься живым. Там они и жили - долго и счастливо. Но однажды на остров, где они нашли приют, добрался один из их друзей - опомнились те и хотели, чтобы их вождь вернулся. И девчонка с мальчишкой, оставив своё спокойное счастье, вернулись в мир войны и встали плечом к плечу с друзьями. Снова были бои - и вот мальчишка-вождь попал на лесной тропе в предгорьях Кавказа в засаду негров. Их было сто. А он - один... Но упал он последним - и никто из чёрных так и не смог похвастаться победой. Друзья похоронили павшего над тропой. А девчонка над свежей могилой подняла клинок и поклялась на светлой стали помнить и мстить.
   С тех пор её видели во многих местах. Она всегда одинока. И немного найдётся тех, кого так же боятся негры...
   ...Певец давно вернулся на своё место, и пир вновь забушевал (иначе не скажешь), а я всё сидел на своём месте, глядя в одну точку - в огонь. И не сразу понял, что Хаахти обращается ко мне:
   - А ты не хочешь спеть?
   - Я? - вопрос застал меня врасплох. Все одобрительно загудели. - Вы хотите, чтобы я спел? - когда все снова закивали и загалдели, я растерянно пожал плечами и, взяв протянутое кантеле, поставил его на колено. Попробовал - это немного походило на "инструмент" Игорька Басаргина. Я устроил кантеле удобней. Левой рукой - сгибом указательного пальца - потёр губы. - Я буду петь по-русски. Это песня одного нашего автора. Очень хорошего автора...(1.) Я только не очень хорошо играю... и пою.
  
   1.Отношение автора книги к Б.Окуджаве вот уже много лет резко отрицательное, на грани отвращения. Но советскому мальчику Олегу из 80-х годов Окуджава очень нравился.
  
   С этими весьма обнадёживающими словами я положил пальцы на струны.

Булат Окуджава

   - Мой конь притомился, стоптались мои башмаки...
   Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.
   - Вдоль красной реки, моя радость, вдоль красной реки,
   До синей горы, моя радость, до синей горы.
   - А где те гора и река? Притомился мой конь...
   Скажите пожалуйста, как мне проехать туда?
   - На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
   Езжай на огонь, моя радость, найдёшь без труда.
   - А где ж этот яркий огонь? Почему не горит?
   Сто лет подпираю я небо ночное плечом...
   - Фонарщик был должен зажечь, да, наверное, спит,
   Фонарщик-то спит, мой радость... А я ни при чём...
   ...И снова он едет один без дороги во тьму.
   Куда же он едет, ведь ночь подступила к глазам?..
   - Ты что потерял, моя радость?! - кричу я ему.
   И он отвечает: "Ах, если б я знал это сам..."

* * *

   Ветер улёгся. Земля стала железной - грязь схватило моментально, того и гляди - ноги поломаешь. Мороз ахнул моментально - и немаленький.
   Я сидел над пещерой и дышал, откусывая зубами ледяной воздух. Мне было холодно, но я упрямо дышал и не двигался.
   Больше всего хотелось плакать. Но это у меня давно не получалось. То ли я себя приучил, то ли мир вокруг приучил меня. А вот сейчас и надо бы, и хочется, а не выходит...
   Я достал наган, очищенный за вечер от сала. С журчанием покрутил барабан и начал снаряжать его патронами. Над горами страшно, немигающее горел глаз Венеры.
   Хаахти подошёл неслышно. Набросил мне на плечи пушистый меховой плащ и сел рядом.
   - Я догадался - песня о тебе, - сказал финн. Я убрал револьвер, застегнул тёплую и упругую от новой смазки застёжку:
   - Обо мне. О нас. Только она неточная. Негров было не сто, а всего четырнадцать. И я не погиб. Те, которые пришли потом, взяли меня в плен и отдали в рабство... А я, кажется, знаю тебя. Ты - тот самый финн, который попал сюда в начале века?
   - Да, - Хаахти кивнул. - Кто тебе рассказал обо мне?
   - Йенс Круммер, - ответил я. - Помнишь такого?
   - А, немец... Встречались. Он ещё жив?
   - В августе был жив, сейчас - не знаю... Послушай, ты прожил тут почти век. Скорей всего - не прятался по болотам и лесам. Так, может быть, ты мне скажешь наконец, какой во всём этом смысл?!
   Очевидно, эти слова у меня вырвались со злостью. Хаахти хмыкнули, достав финку из-за сапога, начал подбрасывать её на ладони.
   - Ты знаешь о Городе Света?! - так же зло задал я ещё один вопрос. Финн нехотя кивнул:
   - Да знаю я... Был там и бежал... А ты думал, тебе одному повезло?.. Ну - Город Света, ну и что? думаешь, арабы всем заправляют? По-моему, они как крысы, которые живут в брошенном людьми доме...
   - А ты знаешь, что отсюда можно вернуться домой? - задал я новый вопрос. Хаахти кивнул. - А знаешь - как? - спросил я ещё. Хаахти вновь наклонил голову; его молчаливость стала меня бесить. - А знаешь, что твоя Финляндия давным-давно не отсталая губерния России, а очень даже высокоразвитая страна? - финн кивнул опять. - И считаешь, что за сто лет не заслужил права вернуться?
   - О чём ты говоришь? - Хаахти погладил ладонью рукоять своего палаша, сделанную (я только теперь заметил) в виде двуглавого орла. - Разве такое возвращение - заслуга? Это смертная казнь длиною в жизнь. Если, конечно, у тебя есть совесть... У тебя она, кажется, есть. Только не уходи сейчас. В горах везде лёд, это опасно. Утром девчонки тебя соберут в дорогу.
   Я не удивился этим словам. Странно - ещё секунду назад я не собирался никуда уходить. На самом деле не собирался. И вдруг это стало само собой разумеющимся. Похоже, Хаахти просто высказал то, на что я уже давно решился подсознательно.
   - Я оставлю Кристо, - ответил я. - Похоже, ему понравилась одна из ваших девчонок.
   - Пусть остаётся, - кивнул Хаахти, - конечно. А теперь вставай. Тут холодно.
   Я поднялся, одной рукой придерживая на груди плащ. Хаахти тоже встал.
   - Послушай, - я повернулся к нему и встретился глазами с его взглядом. - Неужели тебе никогда не хотелось сломать эту клетку?
   - Хотелось, - спокойно подтвердил финн. - Хочется. Только я не знаю - как.

* * *

   Кристо проводил меня до морского берега, дальше, чем все остальные. Утром, когда Хаахти сказал, что я ухожу, он тоже начал был особираться, но как-то замедленно, а я поймал отчаянный взгляд, которым Кристо обменялся с той девчонкой (её звали Вильма ванКлейхен) - и понял, что не ошибся. Такое бывает - "с первого взгляда". И я был рад, что так получилось у Кристо. Это поможет ему окончательно преодолеть память о страшном и унизительном рабстве.
   Когда я объявил о своём решении, Кристо не смог даже сдержать радость. Но сейчас как-то угас, молчал всю дорогу и то и дело шмыгал носом.
   - Всё. Дальше не надо, - я остановился. - Кристо покорно встал тоже. И вдруг сказал, наклонившись и подобрав гальку:
   - Я пойду с тобой. Так нельзя.
   Чего-то подобного я ожидал, поэтому ответил спокойно:
   - Сам пойдёшь со мной, а сердце оставишь здесь? Не лучший вариант... Нет уж, Кристо. Оставайся здесь сам. Рядом со своим сердцем. Они хорошие ребята, и тебе будет с ними хорошо тоже.
   - А ты?! - вырвалось у него. Я пожал плечами:
   - А я найду своих.
   - А если... - начал Кристо, но я покачал головой:
   - "Если" - это не для меня. Может быть, мы когда-нибудь ещё встретимся, Кристо.
   Он неожиданно обнял меня. Кристо был немного ниже ростом и уткнулся виском мне в подбородок, шепча:
   - Я никогда... никогда не забуду, что ты для меня сделал... прости меня, что я... остаюсь...
   Я отстранил его и улыбнулся. По щекам грека сползали блестящие дорожки слёз. Но, увидев мою улыбку, он тоже улыбнулся дрожащими губами.
   - Ну вот. Говорить друг другу "до свиданья" надо именно так. С улыбкой.
   Я повернулся и пошёл вдоль берега...
   ...Когда я прошёл около километра и оглянулся - Кристо всё ещё стоял на берегу.

Игорь Басаргин

   Я когда-нибудь стану героем - как ты.
   Пусть не сразу - но всё-таки я научусь.
   Ты учил не бояться ночной темноты.
   Это глупо - бояться. И я не боюсь.
  
   Если встретится недруг в далёком пути
   Или яростный зверь на тропинке лесной -
   Прикажу им с дороги моей отойти.
   Я не ведаю страха, пока ты со мной.
  
   Я от грозного ветра не спрячу лицо
   И в суде не смолчу, где невинных винят -
   Это очень легко: быть лихим храбрецом,
   Если ты за спиною стоишь у меня.
  
   ...Только даром судьба ничего не даёт.
   Не проси - не допросишься вечных наград.
   Я не знаю - когда, но однажды уйдёт
   И оставит меня мой защитник, мой брат.
  
   Кто тогда поспешит на отчаянный зов?
   Но у края, в кольце занесённых мечей,
   Если грянет беда - я почувствую вновь
   Побратима ладонь у себя на плече.
  
   И такой же мальчишка прижмётся к ногам
   (Он, как нынешний я, беззащитен и мал...)
   И впервые не станет бояться врага,
   Потому что... ГЕРОЯ пацан повстречал.

* * *

   Лихорадочное нетерпение подгоняло меня, словно кнутом. "Позади" не было - оставалось лишь "вперёд", и я гнался за этим "вперёд", намереваясь или догнать свою прежнюю жизнь - или, чёрт побери, свалиться замертво, пусть так!
   - Никогда не возвращайтесь
   В прежние места... - повторял я эти слова, узнавая в самом деле
   места, через которые я спешил.
   Я решил завернуть к чехам. Нет, не из ностальгии, а просто в надежде что-нибудь узнать новенькое - обо всех вообще, не только о наших... но о них - особенно. Может быть, Юлия знает точно, куда Вадим увёл наших?
   Холодало резко, пронзительно, временами начинал идти снег, но я не боялся сбиться - уж эту-то дорогу я знал хорошо. Где-то в этих местах я встретил Богуша. Где-то здесь погибла Ленка Рудь. Где-то высится курган над кострищем, огонь которого поглотил Свена.
   Чутьё меня не подвело. Снег улёгся, ветер раскачивал чёрные деревья в роще, за которой начиналась крепость чехов - я видел крутую узкую тропу даже через рощу, насквозь. И не остановился, выйдя на опушку рощи - наоборот, прибавил ходу, по колено проваливаясь в снег, вылез на тропинку, вёдшую прямиком на подъём в скалы.
   Меня опять заметили издалека. Я вступил на горную тропу, а где-то впереди загудел рог - тут к обороне относились явно куда серьёзней, чем у Хаахти. Я откинул капюшон и, подняв лицо, на миг задержал шаг, чтобы дать себя рассмотреть. Шагнув дальше, я увидел - от скал в полутора километрах от меня, за которыми начинался подъём к пещерам, отделились два человека и неспешно пошли навстречу. Ветер относил в сторону их плащи, и мне казалось, что идущие взмахивают крыльями.
   Они остановились, пройдя до начала резкого подъёма - и это был чётко рассчитанный психологический эффект: поднимающийся видел растущие в небе неподвижно-вооружённые фигуры. Один из мальчишек опирался на боевой топор, другой держал ладонь на рукояти шпаги. Оба были в жёстких просоленных кирасах, подбитые мехом внутрь плащи украшали белые львы, но ни того, ни другого я не знал.
   - Кто ты? - тот, что с топором, поднял руку в высокой трёхпалой краге. - Назовись!
   Он говорил по-немецки. Я махнул в ответ руками накрест над головой и отозвался на том же языке:
   - Я Олег Верещагин. Мы были знакомы с вашим князем Бориславом Швердой, я знал и многих других ваших людей! Скажите, кто сейчас правит у вас?
   - Княгиня Юлия, - отозвался немец (?). Я встрепенулся:
   - Девушка Борислава?! Я хочу говорить с ней!
   - Она будет говорить с тобой, - кивнул страж. - А твоё имя мы знаем.
   - Пусть отдаст своё оружие, - сказал по-чешски второй страж. Я не двинулся с места, но ответил:
   - Я пришёл к друзьям и не сдам оружия.
   - Не надо, Габо, - покачал головой немец. - Пусть идёт так. Он и правда друг.
   0x01 graphic

Борислав и Юлия

  

* * *

   В пещерах царило обычное влажноватое тепло, заставлявшее факелы потрескивать и плеваться смолой. Обо мне, наверное, уже сообщили, потому что, когда я вошёл в сводчатый зал, там было уже светло. Юлия сидела на каменном троне, держа на широко расставленных коленях меч. Больше в зале никого не было, только слева от трона стоял хмурый рыжеволосый атлет, опиравшийся на топор. Он смерил меня прозрачным и ничего не выражавшим взглядом синих глаз, между тем как Юлия улыбнулась, и её точёное холодное лицо ожило.
   - Я тебе рада, Олег, - мелодично прозвучал под каменными сводами её голос. - Нам сообщили, что ты погиб, хорошо, что это оказалось ошибкой... Спасибо за весть о брате.
   - Княгиня... - на ходу сбрасывая мешок, я подошёл к трону и. опускаясь на колено, поднёс к губам узкую, с длинными пальцами ладонь Юлии. От неё пахло снегом и холодной водой. Я поднял глаза. Юлия улыбалась:
   - А ты всё тот же, Олег, - заметила она.

* * *

   Хорошо натопленный камин выгнал из комнаты Юлии сырость. Пламя гудело в дымоходе, бросало отблески на развешанное по стенам оружие, золотом искрилось в ворсе мехов. На широком каменном столе стояли блюда с жареной свининой, нарезанным луком, лепёшками, высокий кувшин с вином и две глиняные кружки.
   Я сидел у стола, облокотившись на него и вытянув ноги почти до ложа, на котором боком устроилась Юлия. Мы разговаривали уже несколько часов.
   - наших осталось мало, - Юлия чуть запиналась, она хорошо выпила, - но все, кто приходит сюда, ничего не имеют против того, чтобы подчиняться мне. Нас сейчас почти семьдесят. Последними пришли несколько шведов...
   - Этот парень у твоего трона - швед? - я отхлебнул немного незабродившего сока.
   - Да, это Кнут Йост... Не думай, Олег, он прост овозглавляет оборону. Я и сама бы справилась, но это дело парней... Мне хватает забот по хозяйству.
   - Хорошо, что Танюшка жива, - вновь вернулся я к тому, с чего мы начинали разговор и снвоа пережил почти оглушающее облегчение, которое испытал в тот момент, когда Юлия ответила на мой вопрос о том, была ли тут зимой с нашими Татьяна. - Они не говорили точно, куда пойдут? Там написано на скале, что просто на северо-восток...
   - Они собирались под Псков, - ответила Юлия и. сев прямее, налила себе ещё вина. - Ты, конечно, не захочешь остаться и догонишь их, может быть, ещё до конца года. Будешь со своей зеленоглазой... А мой Борислав... - она вдруг заломила руки в нешуточном жесте отчаянья. - Мой Борислав ушёл, а меня оставил - оставил меня этой бесконечной череде бегущих дней, этой вечности без него, этой пытке...
   - Юля... - я протянул руку, тронутый жалостью. - Юля, что ты...
   Она оттолкнула мою ладонь, резким движением подхватила кружку и осушила её до дна. Хотела налить снова, но я отодвинул кувшин, и Юлия, промахнувшись, вновь откинулась на шкуры. Несколько секунд её взгляд блуждал по комнатке, потом твёрдо остановился на мне.
   - Я завидую тебе, - раздельно сказала она. Её пальцы дёргали шнуровку на груди куртки. - И Татьяне твоей завидую... Я не прошу тебя не уходить, я не прошу остаться... Я прошу только одну ночь...
   Глядя мне прямо в лицо, она рывком распустила шнуровку до конца и нетерпеливым движением освободилась от куртки до пояса.
   У меня не было девчонки полтора года. А теперь представьте себе, что обалденно красивая девица вот так раздевается перед вами, недвусмысленно объясняя, чего ей хочется. Представили?
   - Я ненавижу его за то, что он ушёл, - горячечно бормотала Юлия, стягивая узкие сапоги с цветными отворотами. - Он не имел права оставлять меня... Теперь он мёртв, а я осталась... Иди сюда, Олег!
   Она встала передо мной - совершенно голая, бурно дышащая и... очень, очень красивая. Я ощутил запах - почти непреодолимый, зовущий; я видел, как напряглись её груди...
   - Не надо, Юля, - попросил я.
   Глухо зарычав, она метнулась к стене. В тонкой, но сильной руке сверкнул длинный кинжал-квилон.
   - Я убью тебя!
   Опрокинувшись назад со стулом, я встретил Юлию толчком ног в живот - не ударом, нет, но толчка этого вполне достаточно оказалось, чтобы опрокинуть её на ложе. Прыжком вскочив, подхватил квилон. Юлия пыталась встать, путаясь в мехах, и это зрелище возбудило меня так, что дыхание перехватило...
   Барахтанья быстро иссякли. Едва ли у Юлии была привычка пить, а последняя кружка оказалась явно лишней.
   Я убрал квилон на место и быстрым движением закинул уже благополучно уснувшую девчонку лёгким одеялом из пушистого меха. Нарочно медленно заставил себя собрать и разместить в надлежащем порядке своё оружие, поднял кресло. И тихо вышел наружу...
   ...Сильнейший рывок за куртку на груди бросил меня к стене, потом перевернул - и возле моего горла оказалось лезвие тяжёлого боевого ножа. Уперев колено между моих ног, рыжий Кнут Йост смотрел на меня бешеными глазами дикого зверя.
   - Что ты с ней сделал, русский?! - прохрипел он, скручивая куртку на моей груди так, что прочная кожа затрещала. - Ну?! Говори?! - он перешёл на шведский.
   - Убери нож, - спокойно сказал я, не двигаясь с места и не пытаясь освободиться. - Тогда поговорим.
   - Я зарежу тебя! - выдохнул он, тряхнув меня, как пойманного зверька.
   - Убери нож, - повторил я. - Третий раз я просить не буду, и тебе действительно придётся меня убить - или я убью тебя. Ну?
   Бешеные глаза смотрели мне в лицо. Потом послышался тихий выдох - и нож с коленом отодвинулись. Чуть позже разжались пальцы на моей куртке.
   Я расправил её.
   - Меня ждёт девушка, - пояснил я. - А если тебе нравится Юлия, то скажи ей об этом. И поскорее. Ей нужен не начальник охраны, а парень, который сможет заменить Борислава... хотя бы отчасти. А теперь покажи мне, где можно лечь спать. Я очень устал - и хочу выйти рано, чтобы не встречаться с нею.
   Молча, словно окаменев, Кнут провёл меня на следующий ярус, в маленькую, но тёплую комнатку, где всё было приготовлено для сна и горел факел. Я начал снимать снаряжение, а швед всё ещё стоял у входа.
   - Прости, я потерял голову, - вдруг сказал он. - Я люблю её. Полюбил сразу, как только увидел, как только мы пришли сюда.
   - Ничего, - отозвался я вежливо, но равнодушно. Мне вдруг стало пусто-пусто, потянуло то ли в сон, то ли в обморок. - Если можно, пусть меня разбудят, когда начнёт светать.
   - Хорошо, - сказал Кнут. Швед был умный парень - сразу вышел и прикрыл за собой дверь.
   Я лёг ничком. И обхватил голову руками, проваливаясь в какой-то бездонный колодец...

Юрий Визбор

   Ты у меня одна,
   Словно в ночи луна,
   Словно в году весна,
   Словно в степи сосна.
   Нету другой такой
   Ни за какой рекой,
   Ни за туманами,
   Дальними странами.
  
   В инее провода,
   В сумерках города.
   Вот и взошла звезда,
   Чтобы светить всегда.
   Чтобы гореть в метель,
   Чтобы стелить постель,
   Чтобы качать всю ночь
   У колыбели дочь.
  
   Вот поворот какой
   Делается рекой.
   Можешь отнять покой,
   Можешь махнуть рукой,
   Можешь отдать долги,
   Можешь любить других,
   Можешь совсем уйти -
   Только свети, свети!

* * *

   Костёр прогорел, кажется, ещё ночью. А под утро выпал снег, и я не сразу понял, что же на меня давит во сне и почему лицо мокрое?
   Высвободив руки, я очистил от снега спальник и выбрался наружу. С вечера потеплело. В лес уныло вползал рассвет, но небо плотным слоем покрывали тучи.
   Поёживаясь и зевая, я вытер лицо снегом и, не очень спеша, откопал свои вещи. Так же медленно скатал, вытряхнув, мешок, но в результате не так уж задержался и через каких-то десять минут неторопливо шёл на лыжах по лесу, жуя кусок копчёной свинины с прослойками жира.
   Мне никогда не нравился зимний лес. Он притихший и мёртвый - и в то же время так и кажется, что за тобой наблюдают, сверлят тебе спину взглядом, стоит отвернуться. Кроме того, велика опасность напороться на действительно опасных животных. Этот страх сидел во мне глубоко - очень глубоко, но волки выли часто. Кроме того, позавчера я видел следы тигрольва...
   ...Через час я вышел к реке. Похоже, это была Великая, если я правильно рассчитал своё движение. Покрытая снегом речная гладь тянулась передо мной влево и вправо; на той стороне по опушке казавшегося очень редким леса медленно и уныло шли несколько рыжих мамонтов; за ними трусили на расстоянии с дюжину волков. Нигде не было никаких следов человека.
   Я подождал, пока уйдут животные. Тем временем вновь начал падать снег - крупными редкими хлопьями. Рассвело, но светлее стало не намного.
   Я пошёл по льду на север - по течению Великой, туда, где она впадала в Псковское Озеро.

* * *

   Был полдень, когда я наткнулся на три брошенных, полузанесённых снегом и разбитых негритянских каноэ. Наугад пару раз копнув снег веткой, я нашёл несколько полусъеденных животными тел самих негров - судя по всему, их убили осенью. Наверное, вокруг тел лежало ещё немало, но это меня уже не интересовало. Настроение поднялось - просто от одной мысли, что я тут не одинок. Едва ли те, кто уложил чёрных осенью, куда-то откочевали из этих мест на зиму глядя.
   Я немного отдохнул, сидя на остатках одного из каноэ - жевал мясо вновь и бездумно рассматривал реку, заштрихованную медленным падением снежинок. Капюшон я сбросил. Может быть, поэтому и услышал отрезанные от меня мысом звуки.
   Прислушался. Да. Там лязгала сталь... а вот послышался человеческий крик... Через секунду я уже бежал сквозь лес, не тратя времени на обход мыса по реке...
   ...Снег вокруг большой полыньи был забрызган красным. Кто-то корчился в снегу. Странно одетый мальчишка поддерживал другого - прямо ко мне было повёрнуто запрокинутое белое лицо. К нему подходили двое негров. Ещё двое выкручивали руки извивающейся девчонке - она как раз снова закричала, отчаянно и безнадёжно.
   Разбег вынес меня прямо на заснеженный берег. Я не раздумывал и не сомневался - выдернул ноги из креплений, одновременно левой рукой сбрасывая мешок, а правой - выхватывая палаш.
   Снега на речном берегу было немного. Хрюкнул, садясь в него, один из негров, державший девчонку - свистнувшая из перерезанного горла струя добрызнула до береговых кустов. Второй схватился за ятаган, оскаливаясь во всю пасть, но я достал его красивым выпадом в левый глаз. Повернулся, приседая и отбивая брошенную толлу гардой, а через секунду оказался возле двух других негров. Поймал ниже лезвия выброшенный мне в живот ассегай, и через миг его хозяин стоял уже без головы, а ассегай мягко вошёл в живот последнего из негров.
   Прыжком, не теряя времени, я бросился к ворочающемуся в снегу человеку. Это тоже оказался мальчишка - в странной, неуклюжей, какой-то словно бы надутой куртке. Он смотрел на меня огромными от боли и ужаса глазами и силился что-то сказать. Рана была в левом плече - рубленая, глубокая. Я распорол куртку дагой, не понимая, почему мне до сих пор никто не поможет.
   - Дайте чем перевязать! - заорал я, оборачиваясь. Девчонка стояла в снегу на коленях, мальчишка по-прежнему поддерживал своего приятеля, хотя на том не было заметно зримых повреждений. - Дайте мой мешок! Живо, придурки, ну?!.
   - Ма-а-ам... - выдохнул-простонал мальчишка у меня на руках. Вроде бы по-русски... хотя это слово похоже у многих народов.
   - В-в-вот... держи... - это девчонка очнулась и совала мне мешок. Глазищи - как блюдца, тоже странная одежда... Да, русские.
   - Открой его, - процедил я сквозь зубы, сводя рану в плече у парня ладонями, - живей.
   - Н-не раз... развязывается... - доложила она через секунду.
   - Безручь! - прорычал я. - Иди сюда, зажми рану, живо! - а сам, прижав силой её ладони на место своих (по пальцам на миг вновь хлынула кровь), одним рывком распустил "коровий узел" на горловине мешка. Оглянулся - снежинки таяли над ладонями девчонки в кровавом пару. Руки сами нашарили нужное. Я бросился обратно. Заметил лежащий в снегу меч - короткий, но широкий... - Держи руки так, - приказал я девчонке...
   ...Мальчишка потерял сознание, но это было даже к лучшему. Переводя дух, я встал на ноги, зачерпнул снега, начал оттирать им руки, сбрасывая к ногам талые кровавые комья. Сменил снег, посмотрел на спасённых мной. Кивнул на висящего в руках друга мальчишку:
   - С ним что?
   - Он... он ничего, просто сознание потерял... - с запинкой ответил державший его приятель. Девчонка с ожесточённым отвращением тёрла ладони о снег - по моему примеру.
   - Извини, - попросил я. - Я на тебя орал.
   Она посмотрела ненормальными глазами. В глазах мальчишки вообще был страх. Я хмыкнул, подбирая дагу и палаш, тщательно вытер лезвия и убрал оружие. Поднял мешок и плащ.
   - Ну здравствуйте. Земляки, - обратился я наконец ко всем сразу. - Не бойтесь. Я свой. Но мне хотелось бы знать, какого чёрта вы тут делаете и почему вчетвером не смогли отбиться от четверых? Я жду ответа.

* * *

   - Значит, СССР больше нет...
   Я сидел по одну сторону от костра. По другую замерли, сбившись кучкой (невольно!) одиннадцать мальчишек и девять девчонок из-под Пскова, решившие встретить новый, 92-й, год на лыжной базе. Раненый лежал ближе к огню, у их ног. Было всё равно холодно - стенки большого шалаша насквозь простёгивало морозом.
   Мы только что закончили рассказывать друг другу две истории. Они - в чём-то вполне обычную, если исключить то, откуда они пришли - из изменившегося мира, о котором я ничего не знал. Я изумился, узнав, что СССР уже не существует - но, если честно, дальше изумления дело не пошло. У меня просто не оставалось уже никаких чувств к той стране, той земле, той жизни. Ну - разве что отстранённый интерес, как к рассказам об истории древних цивилизаций.
   А вот мой рассказ поразил их куда сильнее - этих чудно одетых ребят, вставлявших в речь непонятные мне словечки. Они попали сюда всего несколько дней назад, прямо на склад с оружием в маленьком гроте под берегом (слишком маленьком, чтобы там обосноваться) - и выглядели прямо-таки пришибленными, а не просто растерянными. Почти все они - даже явно младше - были выше меня и плечистей, так что их беспомощность выглядела смешной. Питались они всё это время одной печёной рыбой без соли, да и то - мало попадалось. Среди оружия оказались две аркебузы и лук, но пользоваться ими никто и не пользовался. Да и вообще - всё оружие лежало в углу этого "жилища".
   - Мох могли бы надёргать. И щели законопатить, - заметил я. Ответом мне были беспомощные взгляды. А во мне копилось раздражение на этих здоровых ребят и девок, которые даже не предприняли попытки обустроиться получше. Не умеют? Так учились бы - путём проб и ошибок, чёрт их дери!.. Ведь наверняка каждый что-то, да может... - Ну что вы смотрите, как телята?! - не выдержал я. - Я же сказал уже: не попадёте вы домой, да и не ждут там вас! Будете здесь жить, если будете за жизнь драться! С природой! С неграми! С безнадёжностью! С ленью своей!.. Да-а, теперь я понял, почему Союз гикнулся! С вами - только туда и дорога, вы же... растения какие-то!
   - Зато ты, наверное, был примерным пионером. А папочка вояка, конечно?
   Это сказал длинноволосый, изящный, но широкоплечий парнишка. Не просто сказал, а недобро прищурив глаза, со злом, словно я был его врагом - и мне на какую-то секунду вспомнился... Марюс.
   - Примерным пионером я никогда не был, - равнодушно и уже спокойно ответил я. - А отца у меня вообще нет. И у вас никого нет, кроме вас же.
   - Нечего нам ука...
   Его гневная тирада оборвалась испуганным кашлем,, он дёрнулся, чтобы отпрянуть, но не посмел - зеркально заточенный наконечник моего палаша вжался ему в сонную. Клинок в моей руке был протянут прямо через пламя. Сам я сидел, как сидел и говорил спокойно, даже вкрадчиво:
   - Я могу сделать так, что твоя голова будет прыгать тут у нас под ногами, как мячик. И хотя бы поэтому я имею право вам указывать. Поверь мне, я убил немало людей одного с собой цвета кожи. Мне это не нравится. Очень. Но делать это я умею.
   Палаш молниеносно вернулся в ножны, и я улыбнулся. Мальчишка отчётливо обмяк на месте и вдруг начал икать.
   - Воды попей, - посоветовал я.
   - Останься с нами, - попросила неожиданно одна из девчонок. - Мы же погибнем без тебя. Останься с нами...
   - Не могу, - отрезал я. - Но советами помогу. Хорошими советами. Выполните их - так глупо, как сегодня, не влипнете, - я помолчал. Было тихо - они слушали. - Выберите старшего. Настоящего, которого будете слушаться без трёпа и слёз. Только его, - я кивнул на длинноволосого, - не выбирайте, он дурак... Дальше. Учите друг друга, кто что умеет - и учитесь, учитесь, только по-настоящему. Ещё. Работать себя заставляйте. Заставляйте! Даже если холодно, голодно и неохота. И последнее. Самое важное. Не бойтесь. Если дерёшься - умираешь незаметно. А если ты овца - то страх тебя заставит умереть сто раз до того, как тебя убьют. Здесь настоящий мир, ребята. Здесь всё настоящее. Любовь и кровь, война и дружба. И вы или станете настоящими... - я помедлил и добавил, - ...русскими или проживёте недолго и в страхе. Вот вам все мои советы... Нет. Пожалуй - ещё один. Тут, в округе, болтается ещё одна компания. И, судя по её следам - не вам чета. Ищите её. Вместе с ними у вас будет больше шансов.
   Они смотрели на меня молча и с какой-то непонятной надеждой - как дети в опасности смотрят на взрослого. А я почему-то не мог найти в себе жалости к ним.

* * *

   Февраль был холодным. Через три дня после встречи с "новичками" я повстречал немецко-русский отряд, зимовавший в этих местах, и немцы уверенно сказали мне, что в неделе пути от них на северо-восток находится русский отряд, возглавляет который Вадим Демидов.
   Я не задержался у немцев, хотя они настоятельно предлагали не валять дурака и передохнуть хотя бы...

Олег Верещагин

   Кончался трёхлетний путь.
   Ночь катилась к утру.
   И к моему костру
   Придвинулась стылая жуть.
  
   Лежал за сугробом сугроб.
   Снег сверкал серебром.
   И с четырёх сторон
   Тянулись тысячи троп.
  
   Тропы ведут домой...
   Но так мой ложится след,
   Что в переплётах лет
   Стала тропа тюрьмой.
  
   Если дом опустел -
   Домом моим станешь ты.
   Жизнь - о тебе мечты,
   Ты - это жизни цель.
  
   Круг очерчен огнём.
   Выйдя из темноты,
   Тихо садишься ты
   Рядом со мною - в нём.
  
   Прости, дорогая, я
   К тебе долго шёл и устал...
   Меня снова метила сталь
   И новые гибли друзья...
  
   Не ведома жалость путям.
   Казалось - ну вот и ты!
   Но отступали мечты
   За горизонты - там...
  
   Третий кончился год.
   Мне до тебя - два шага.
   Но вот - под снегом тропа,
   И память подёрнул лёд...
  
   Я говорил с тобой,
   Девочка, сотни дней.
   Я становился сильней
   Общей с твоей судьбой.
  
   Общая наша кровь.
   В этой крови - весна.
   И - на двоих одна -
   Наша с тобой любовь...
   ...В эту ночь я просыпался дважды. Оба раза - от холода, во второй раз было градусов сорок мороза, не меньше, и я пододвигал брёвна в костре по мере прогорания, а потом вновь забирался в спальник (со стороны экрана всё равно было холодновато, но не настолько, чтобы от этого просыпаться). Во второй раз прежде чем заснуть, я слышал отдалённый прерывистый рёв и довольно долго лежал, высвободив правую руку с револьвером.
   В третий раз - окончательно - я проснулся уже когда небо стало белёсым, а в воздухе рассеялся призрачный утренний полусвет. Костёр догорал, но давал ещё достаточно тепла.
   Не вылезая из мешка, я перекатился на бок. Вставать не хотелось, и я лежал, раздумывая, смогу ли до темноты добраться к тому месту, где видел дым, пока именно мысль о том, что темнеет сейчас - не успеешь подняться - не заставила зашевелиться активней.
   Продукты у меня начинали подходить к концу. Оставался только "НЗ" из сушёного мяса и копчёной рыбы (и то и другое - коричневого цвета, совершенно одинаковой - полосками - формы и абсолютно неугрызаемое, но практически вечное в хранении), который я тащил аж с Карпат.
   - Надеюсь, - сказал я, завязывая ремни унтов, - что свежее мясо мне уже не пригодится и к вечеру я буду у людей...
   ...Мороз держался. К одиннадцати я вышел на берег Псковского озера и удивлённо остановился.
   Это было не озеро. В обе стороны насколько хватало глаз, а так же - прямо передо мной тянулось заснеженное поле. Но далеко впереди я различил серую полоску незамёрзшей воды. На озеро это не походило - скорей на морское побережье, и я решил, что вижу залив, врезавшийся тут в сушу на манер того, который рассёк Европу до Чехословакии из Средиземки. Или - до Словакии, если вспомнить то, что говорили мне те мальчишки и девчонки о распаде и этого государства.)
   Дым поднимался в десятке километров справа по побережью, где начинались холмы. Отсюда я не мог различить, где его источник - на одной из лесистых вершин или где-то в распадке. Но зато мог быть уверен, что через час буду там, особенно если идти по берегу, где ровно. Я так и не стал хорошим лыжником, но пройти за час десять километров вполне мог.
   Солнце висело в небе красное и очень чёткое, так и не поднявшись над горизонтом достаточно высоко. Неподалёку шло вдоль берега большое стадо северных оленей - серо-рыжих гигантов с размашистыми рогами. Я загляделся на них. А когда взглянул в другую сторону - то увидел лыжника.
   Он как раз скатывался по крутому склону - такому, что я бы не рискнул на него даже просто встать. На таком расстоянии я видел только, как искристо вспыхивает лёгкий пушистый мех на оторочке глубокого капюшона. На какой-то миг я залюбовался уверенным скольжением человека... а потом понял - он не просто скатывается со склона.
   Он спасается от смерти.
   Следом за ним мчались - не очень быстро, проваливаясь в снег, но уверенно - два амфициона. Я и раньше видел этих мощных зверей, похожих одновременно на волков и на медведей, но никогда с ними не сталкивался близко, Олег Фирсов (жаль его...), наш "палеоэксперт", утверждал, что эти животные редки и не ходят стаями. Похоже, что так оно и было (два - это скорей семья, не стая), но двухметровые в длину (и метр в холке!) зверюги и в одиночку были достаточно опасны...
   ...На бегу выхватывая револьвер, я бросился наперерез зверям - между ними и лыжником. Тот - смелый парень! - увидев помощь, не стал убегать дальше, а круто затормозил, развернулся, сбрасывая лыжи. Я тоже выскочил из креплений и вскинул оружие.
   О дьявол! Курок звонко тикнул, ударив в покрытый замёрзшим слоем сала патрон!
   Я успел нажать спуск ещё дважды, а потом, отбросив наган, выхватил палаш и приготовился.
   Передний амфицион с глухим хрипом прыгнул, насаживаясь на лезвие и своей тяжестью свалив и вмяв меня в снег. Отталкивая бьющуюся и ревущую тяжеленную тушу, я увидел разверстую вонючую пасть второго зверя, успел подставить плечо, вытаскивая дагу, но размаха для удара не было, а мощные клыки драли уже мех куртки. Над животным появилась голова человека - в капюшоне, в меховой маске - сверкнула сталь длинного кинжала, с коротким хрустом погружаясь в бок животного и, кажется, под лопатку. Потом человек отвалил убитого им амфициона, а я, отпихнув первого, переставшего дёргаться, поднялся на ноги, придерживая плечо.
   - У вас тут опасно, - заметил я по-русски. И впервые нормально посмотрел - вблизи и внимательно - на спасённого-спасителя.
   А он почему-то не двигался - стоял, опустив руки (в одной кинжал, с которого капала кровь - очень знакомый кинжал...) Я быстро перевёл взгляд выше - на закрытое маской лицо, почему-то ничего не говоря, а только пытаясь рассмотреть глаза в узкой прорези маски.
   Рука в меховой трёхпалой краге поднялась к лицу и с силой потянула маску - со щелчком лопнула завязка где-то под капюшоном. Маска упала в снег, почти брошенная к моему нагану.
   - Как долго, - сказала Танюшка. - Как долго я тебя ждала... Вот твои часы, Олег.
   И рухнула в снег - на колени - к моим ногам.

Юрий Ряшенцев.

   Как жизнь без весны,
   Весна без листвы,
   Листва без грозы
   И гроза - без молний,
   Так годы скучны
   Без права любви
   Лететь на призыв
   Или стон
   безмолвный твой...
  
   Увы -
   Не предскажешь беду.
   Зови -
   Я удар отведу!
   Пусть голову сам
   За это отдам -
   Гадать о цене -
   Не по мне,
   любимая.
  
   Дороги любви
   У нас нелегки,
   Зато к нам добры
   Белый мох и клевер...
   Полны соловьи
   Счастливой тоски
   И вёсны щедры,
   Возвратясь
   на север к нам...
  
   Земля,
   Где так много разлук,
   Сама
   Повенчает нас вдруг.
   За то ль, что верны
   Мы птицам весны -
   Они и зимой
   Нам слышны,
   любимая...
  
   За то ль, что верны
   Мы птицам весны -
   Они и зимой
   Нам слышны,
   любимый мой...

* * *

   Некоторое время я опасался, что Танюшка сойдёт с ума. После короткого ступора, в течение которого она цеплялась за мои колени, девчонка начала хохотать, что-то бессвязно выкрикивать, тормошить меня и не в шутку колотить в плечи и грудь кулаками. Потом - повисла на мне, стиснула и - не заплакала, нет; слёзы брызнули у неё из глаз ручьями.
   И тогда я почувствовал, что тоже плачу. И было это невероятно легко, а главное - эти слёзы приносили облегчение, словно вымывали из меня тот комок, в который я скрутил себя почти два года назад, чтобы сохранить достоинство, волю и мужество. Я плакал, захлёбывался слезами, ничего не видел и стискивал Танюшку в объятьях, счастливо до головокружения понимая: я дошёл! я добрался! я живой! это - правда, это всё правда!!! Ноги перестали нас держать, и мы рухнули в снег, не разжимая объятий и не переставая плакать. Я хотел сказать Танюшке всё-всё, что думал, на что надеялся, чего хотел, к чему стремился, что со мной было - но каждый раз, открывая рот, давился новым счастливым рыданием, ощущая только, как Танюшка неистово кивает: да, да, я всё знаю, я всё понимаю, я же всё это пережила вместе с тобой!!! И тогда я, не переставая плакать, начал, сбиваясь, читать - читать стихи, потому что говорить всё равно не мог - а Танюшка успокаивалась, уткнувшись в моё плечо и всё ещё судорожно вздрагивая...
   - Жди меня - и я вернусь!
   Только очень жди...
   Жди, когда наводят грусть
   Жёлтые дожди.
   Жди, когда снега метут,
   Жди, когда жара,
   Жди, когда других не ждут,
   Позабыв вчера,
  
   Жди, когда из дальних мест
   Писем не придёт,
   Жди, когда уж надоест
   Тем, кто вместе ждёт!
   Пусть поверят сын и мать
   В то, что нет меня,
   Пусть друзья устанут ждать,
   Сядут у огня,
  
   Выпьют жёлтое вино -
   На помин души...
   Жди! И с ними заодно
   Выпить не спеши.
   Жди меня! И я вернусь -
   Всем смертям назло!
   Кто не ждал мен - тот пусть
   Скажет: "Повезло!"
  
   Не понять неждавшим им,
   Как среди огня
   Ожиданием своим
   Ты... спасла меня.
   Как я выжил - будем знать
   Только мы с тобой...
   ...Просто ты - умела ждать.
   Как никто другой!
   - Это ты, - мокрые пальцы Танюшки коснулись моих мокрых щёк. - Это правда-правда - ты.
   Вот теперь я начал её целовать. Так пьют холодную воду, когда жарко - не замечая вкуса и количества выпитого, зная только, что с каждым глотком отступает сжигавшая всё существо жажда. На миг Танюшка замерла - и я с острой благодарностью понял, что она отвыкла целоваться, что никого-никого у неё не было за всё это неимоверно долгое время расставания. "А ведь она думала, что я погиб, - отчётливая мысль скользнула через моё сознание, - значит, собиралась прожить вот так всё, что ей осталось!" Но эта мысль сбилась и канула в никуда, потому что я ощутил язычок Тани у себя во рту... и сознание стремительно поехало, а я и не пытался включить тормоза...
   ...Солнце начинало клониться на закат. Поглядывая на меня, Танюшка с улыбкой шнуровала куртку.
   - Ну ты отшатал, - не удержалась она от грубости. - Видно, что у тебя никого не было...
   - Была, Тань, - я защёлкнул браслет часов и прямо взглянул на неё. - В том-то и дело, что была. Ты слушай, Тань... и решай...
   ...Танюшка дослушала всё до конца с совершенно спокойным лицом. Потом, когда я неловко замолк, она тихо сказала:
   - Ну что ж... Хорошо, что ты мне это рассказал. Я пока помолчу, ладно? И ты ничего не говори. Пошли лучше к нашим...
   ...Танюшка бежала первой. Я шёл за ней, глядя в узкую спину, обтянутую меховой курткой, и по-прежнему был счастлив. Надулась немного, ну да это ведь ясно; ничего - успокоится, и всё будет хорошо, уж теперь-то всё будет хорошо! У меня на языке вертелись десятки вопросов, буквально распиравших изнутри, но я благоразумно помалкивал.
   И, как выяснилось, оказался прав. Мы не прошли и двух километров, как Танюшка, чуть повернувшись, сказала:
   - А у нас Наташка Мигачёва ушла.
   - Как ушла? - опешил я. Танюшка дёрнула плечом:
   - А вот так, ушла - и всё. Летом, даже не сказала - куда... Боже погиб, тоже летом... Да! Раде с Зоркой! Она его обломала знаешь как, а то ведь он в князья метил, даже с Вадимом дрался! Ну Джек ему потом ещё ума вложил...
   - Джек? - переспросил я, и Танюшка, немного помолчав, сказала, отвечая на мой невысказанный вопрос:
   - Олег, он очень хороший. Знаешь, он один не верил, что ты погиб. Или делал вид, что не верил, чтобы меня подбадривать... И ещё у нас новенькие есть, сам увидишь.
   - Да, я гляжу - новостей впереди полно, - заметил я. - Опа!
   Мы снова оказались на берегу, но на этот раз было видно, откуда поднимается дым - словно бы прямо из вершины холма. В какой-то сотне метров от нас сидел на льду рыбак, и я с замирающим сердцем понял, что узнаю его со спины - это был Олег Крыгин. Танюшка закричала, подпрыгивая на месте прямо с лыжами:
   - Оле-ег! Олег! К нам Олег вернулся!!!
   Крыгин обернулся. Брови поехали вверх, нижняя челюсть - вниз, и, упустив удочку, мой тёзка со всех ног рванулся, проваливаясь в снег и скользя по наледям, вверх по косогору, оставив на льду несколько крупных рыбин.
   - Чувствую, нас ждёт тёплая встреча, - заметил я, осторожно спускаясь на лёд. Мы и до лунки не успели добраться - откуда-то, словно из-под земли, выметнулась галдящая толпа и лавиной покатилась в нашу сторону. Впереди бежал Вадим.
   - Береги бока, - уже совершенно обычно, весело и ядовито, бросила Танюшка.

* * *

   Я не мог уснуть. Наверное, от жары. Смешно - последние три месяца я ночевал в снегу и вот теперь не получалось уснуть на топчане в почти настоящем доме, хотя устал я страшно. Вместо того, чтобы отдыхать, я лежал, заложив руки под голову и смотрел в огонь, пляшущий в очаге посреди жилища.
   На этот раз пещеру найти не удалось, и моим друзьям пришлось потрудиться. Надо сказать, получилось неплохо. Они углубили, выровняли и выложили плетёнками естественный котлован на вершине прибрежного холлам, перекрыли его брёвнами и выложили сверху дёрном - получилась классическая большая полуземлянка, в центре которой сложили очаг. Получилось тёплое, просторное и надёжное жилище. Почти дом.
   Мы легли всего полчаса назад, хотя было уже утро фактически - ночь напролёт шёл общий разговор. Сперва говорили все - точнее, орали все, потом рассказывал я, потом - все остальные вместе, потом - все остальные по очереди, потом снова рассказывал я, потому что за воплями не расслышали половину... Правая рука и плечи у меня болели - от пожатий и хлопков, и я толком не мог поверить, что всё-таки среди своих. К концу разговора я только и мечтал - лечь и уснуть.
   И вот пожалуйста.
   Я сел. Посмотрел на Танюшку, спящую рядом, легонько провёл ладонью по её волосам и услышал, как она вздохнула, не просыпаясь.
   - Кажется, я и правда на месте, - прошептал я и, тихо спустившись с топчана, подсел к огню. Джек, подбрасывавший в огонь полешки, поднял на меня глаза:
   - Не спится?
   - Риторический вопрос это называется, - вздохнул я. И быстро спросил: - Не рад, что я вернулся?
   - А это называется - глупый вопрос, - равнодушно отозвался Джек. - Не волнуйся, Олег. Я когда-то поклялся тебе. Этого достаточно. Можешь мне поверить - твоему возвращению рады все.
   Я кивнул и, обернувшись вполоборота, начал по кругу осматривать спящих мальчишек и девчонок, задерживая взгляд на "новеньких", с которыми так ещё и не познакомился толком, но кое-что уже узнал про них.
   Лёнька и Лидка Смагины. Близнецы, им по четырнадцать лет, и они правда "новенькие", совсем. Русоволосые, сероглазые, высокие, худощавые, очень похожие. Им, пожалуй, повезло больше, чем их оригиналам, потому что они попали сюда из московского подпольного публичного дома... Да-а, что-то совсем неладненько на исторической родине...
   Линде Скольвен. Пятнадцатилетняя датчанка, ставшая уже здесь девчонкой Видова. Типичнейшая северянка, пришедшая в отряд вместе с Яном Франтой, своим ровесником-поляком. До этого они были в одном отряде, разбитом неграми в Швейцарии.
   Димка Юрасов, четырнадцатилетний русский мальчишка, друг Фергюса, прибившийся к нашим ещё на Кавказе, пока искали меня...
   Итого - пятнадцать парней, десять девчонок...
   - Я не спросил, где наш "Большой Секрет"-то? - спохватился я. В самом деле - забыл поинтересоваться... Джек улыбнулся:
   - Отстаивается у Лаури в Гибралтаре... Да, Тиль пропал.
   - Как?! - вскрикнул я. Джек вздохнул:
   - Да так... Поплыл куда-то в Америку - и с концами... Да ничего, может, ещё вернётся...
   - Может быть, - вздохнул я. Джек помолчал и, снова - низачем - бросив в огонь полено, сказал:
   - Ещё кое-что. серёжка Земцов обосновался в двух неделях пути к северу от нас.
   - Сергей?! - снова вскрикнул я. Джек наклонил голову:
   - Да. Мы даже виделись несколько раз. Ему про тебя рассказали.
   - Да. Конечно. Ясно, - пробормотал я. И потёр виски ладонями: - Ну что ж, мне надо будет сходить с ним повидаться.
   - Повидайся, - согласился Джек. - А потом что будем делать, Олег?
   - Потом? - я встал на ноги. - Потом - посмотрим. Ну а сейчас я пойду спать, и дело с концом.
   - Похоже, что дело-то только начинается, - сказал Джек.

* * *

   Почти две недели уже я пробирался по заболоченным лесам вдоль кромки морского залива, поглотившего здесь Псковское, Чудское и Ладожское озёра, а с ними - большую часть Ленинградской области. Я шёл на север вдоль правого берега Волхова, превратившегося здесь в цепь болот и, судя по времени, подходил к Онежскому озеру, на берегах которого и должен был найтись Сергей.
   Потеплело, прежних морозов уже не было, хотя я и двигался прочь от тепла. Это, кстати, было не к лучшему - верхний слой почвы плыл, лыжи частенько шли плоховато, и я выбирал гребни, высотки, где снег был подходящим. В солнечные дни с таких высоток лес впереди и за спиной серебристо посвёркивал десятками острых огоньков - солнечные лучи дробились о поверхность множества болотец.
   У меня было хорошее настроение. Хотя, казалось бы, я снова был далеко от своих, да ещё и удалялся от них больше и больше. Но огромная разница была между сегодняшним моим странствием - и прошлым.
   Сегодня я вышел из дома. И знал, куда могу и должен вернуться. Если есть дом, то можно уйти за тысячи километров от него на годы.
   Он ведь всё равно есть...
   ...За двенадцать дней пути я дважды видел оставленные стоянки "наших". На первой даже ещё зола не успела остыть, а следы большой группы людей уводили на юго-восток. У них с собой был карабин - в нескольких местах я нашёл отпечатки приклада на снегу - и один человек курил самоделковые сигары. Были в Америке... Негров не встречалось вообще, но это, к сожалению, не значило, что их нет.
   В их наличии я убедился именно в этот - двенадцатый - день.
   Я срезал путь краем припая и взбирался "лесенкой", кляня лыжи, снег и зиму, на довольно пологий склон берега.
   - Лыжи - это не моё, - признался я в пространство, добравшись до верха. И, обернувшись, присвистнул.
   Наверху начиналась корабельная роща. Сосны в обхват, а то и в два, росли насколько хватало глаз.
   На каждой сосне висел скрюченный, траченный воронами, а снизу ещё и лисами, голый труп негра. Их удавили испанским способом - не классической петлёй, а захлёстнутой на горле вокруг ствола верёвкой. А шагах в десяти от меня, на высоком пне, был вырезан знак, окрашенный чем-то бурым.
   0x01 graphic
   - Чёрный лебедь Туонелы, - пробормотал я и оглянулся. Птица обозначала Смерть. Калму. Так её метили финны. Подойдя к пню, я тронул рисунок - вырез был свежий. Хотя - сыро, могли и давно прорезать. Я свистнул и, приставив ладонь ко рту, гикнул: - Аллля-ля-ля! Терве, суомалайнинен!
   "Эннн!!!" - гаркнул в ответ сосняк. И - тишина, только скрипел где-то мрачно ворон.
   Я всё-таки ещё порыскал вокруг. Негров вешали всё-таки давненько - до последнего снегопада, следов не оказалось. Пройдя рощу насквозь, я оказался над косогором, низом которого шли рассеянным клином с дюжину рыжешёрстных носорогов. Неспешно и уверенно. За ними оставалась распаханная до земли широченная полоса.
   А на другом конце косогора стояли, опершись на длинные - почти как английские - луки, двое лыжников. Они смотрели в мою сторону.

* * *

   Мальчишек звали Рюти и Антон. Были они, кстати, не финнами, а оба наши, советские (или российские, как теперь правильно говорить?). Один - карел, второй - русский из поморов. И я почти не удивился, когда они вполне вежливо предложили мне "проехать" к их князю.
   Сергею.
   - И давно он у вас князем? - уточнил я.
   - С начала, - ответил Антон. - Он нашу команду и сколотил два года назад, из кусков...
   - Идти-то далеко? - поинтересовался я. Антон весело махнул рукой:
   - Час, не больше! - посмотрел на мои ноги и поправился. - Ну три. Около того.
   - Ясно, максимум четыре, около пяти, - вздохнул я. - Ну ладно, поехали...
   ... - А фамилия у вашего князя как? - на ходу уточнил я. Антон, обернувшись (и продолжая ловко объезжать кусты и валежины), наморщил лоб:
   - Фамилия?.. Во, а я и не знаю.
   - Земцов, - обронил Рюти, скользивший у меня за спиной. - Сергей Земцов.
   - А его девчонку зовут Ленка? - я спрятал улыбку.
   - Точно, Ленка, - Антон вновь обернулся. - Вы что, знакомы, что ли?
   - Встречались, - дипломатично ответил я.
   И вдруг подумал, что, похоже, зря иду туда, куда иду. Будет радостная встреча... и всё. Как с Андреем.
   Никого мне больше не собрать.
   ...Кажется, море и здесь вгрызлось в землю, превратив Онежское озеро в свою часть. После короткого, но тяжёлого подъёма на косогор я увидел узкий залив-фьорд. Километрах в трёх от нас, в его окончании, на пологом длинном холме из-за частокола поднимались дымки над крытыми корьём скатами. У воды стоял длинный шалаш-сарай. Через лёд залива шли трое или четверо лыжников.
   - Узкая Губа, - вытянул руку Антон. И вихрем понёсся вниз со склона.
   Я тяжело вздохнул. И приготовился спускаться "лесенкой".

* * *

   На взгляд в Узкой Губе жило человек пятьдесят, и я снова подумал, что напрасно пришёл сюда.
   Он там богат, он царь тех стран,
   Владыка надо всем Кавказом, - всплыли в памяти строчки "Емшана".
   Да, Сергей стал князем. Настоящим. Более настоящим, чем я. Не сравнить... Куда мне звать его?
   "По крайней мере - пожму ему руку и попрошу прощенья," - решил я, на ходу поправляя перевязь оружия. Антон уже махал мне из приоткрытой двери полуземлянки, откуда дышало теплом и слышался шум.
   Пригнувшись, я полез вниз по ступенькам, выложенным подогнанными досками и сбрасывая капюшон.
   Длинный - не меньше двадцати шагов - и довольно высокий дом был освещён и жарко натоплен десятком факелов. Посередине горел костёр в очаге, выложенном камнем, крышевое бревно поддерживали четыре подпорки, красиво увенчанных настоящими лосиными рогами; на самих рогах и столбах висело оружие. Вокруг огня - кольцом - стоял стол с таким же круговым сиденьем. Прямо напротив входа сиденье прерывалось высокоспинным троном, покрытым шкурами. Вокруг стола сидели человек шесть мальчишек и две девчонки. Все ели и перебрасывались фразами на русском и финском.
   Рюти уже стоял у большого сиденья и что-то говорил человеку, сидевшему там - как раз закрывая его от меня. Ощущая на себе взгляды, я шёл по утоптанному полу через установившуюся тишину.
   Рюти разогнулся.
   Мои глаза встретились с изумлённо и радостно расширившимися светло-серыми глазами под светло-русой чёлкой.
   - Олег!!! - вскрикнула одна из девчонок, в которой я мельком узнал Ленку. Она хотела вскочить, но мешал стол.
   А Сергей уже шёл ко мне, раскинув руки (свисали широкие рукава кожаной куртки, отделанные вышивкой) и улыбался во весь рот.
   Мы обнялись на полдороге к его сиденью. Потом я отодвинул Сергея от себя и, держа ладони на его плечах (сильных, крутых), негромко сказал:
   - Я пришёл попросить прощенья, брат. Я был не прав тогда... почти три года назад.
   - Живой, - вместо ответа сказал Сергей. - Живой.

* * *

   Тот, кто не сидел с другом заполночь, не знает ощущения братства. Стол давно опустел, погасли факелы, а мы сидели вдвоём при свете очага и рассказывали друг другу историю последних лет.
   Внешне Сергей не изменился, да и в манере разговора - тоже... но в нём появилась властная настойчивость человека, привыкшего принимать ежечасные решения о судьбах других людей и даже подчинять их себе. Но для меня он был прежним моим другом и братом. Сергеем.
   Мы прикончили вкуснейший кабаний окорок, нашпигованный чесноком и какими-то травками, которые я так и не научился различать. И вот именно тут Сергей спросил...
   - Почему ты не скажешь, зачем пришёл?
   - Повидать тебя, - пожал я плечами. Сергей закинул ногу на ногу и покачал головой:
   - Нет, не надо, Олег... Ты ведь пришёл звать меня обратно... К тебе.
   - А, может быть, проситься к тебе? - спросил я.
   - Правда?! - вспыхнул Сергей. - Да, конечно, приводи своих... чёрт, наших приводи... - он угас и хлопнул меня по руке: - Нет, я же вижу.
   - И я вижу, - тихо ответил я. - Ты ведь не пойдёшь со мной. Ты на голом месте создал хороший посёлок. У тебя есть люди, которые тебе верят. И корабли у тебя есть...
   - Да, две ладьи, - гордо сказал Сергей. - И люди, и посёлок... Всё есть, Олег.
   - Поэтому и не зову, - заключил я, наливая себе брусничного настоя из деревянного жбана.
   - Может быть, тебе всё-таки сюда со всеми нашими? - почти умоляюще предложил Сергей.
   - Дорога, Сергей, - тихо сказал я. - Меня ждёт дорога. Я пойду по ней до конца - и никого не веду с собой насильно... Я сумасшедший романтик, и с этим поделать ничего нельзя.
   - Я провожу тебя на день пути, - сказал Сергей. - Ты когда собираешься уходить?
   - Завтра, - отрезал я.
   - Уже?! - голос у него упал. - Я думал, погостишь...
   - Сергей, я не видел Танюшку два года, - тихо сказал я. - И ушёл повидаться с тобой, пробыв с нею всего два дня. Пойми.

* * *

   Меня буквально подбросили звуки тревоги. Я сел на ложе, отбросив шкуру и несколько мгновений обалдело смотрел, как мальчишки вокруг в бешеном темпе одеваются и хватают оружие.
   - Сергей, что случилось?! - гаркнул я своему другу - он затягивал ремнём зимнюю куртку и, подняв на меня бешеные глаза, секунду не узнавал. Потом сморгнул плёнку ярости и пояснил, перекрикивая общий шум:
   - Дозорные донесли - на побережье, километрах в пяти, потрошат рыбный склад...
   - Да кто, кто?! - я вскочил на ноги.
   - Варрррряги, блин! - прорычал Сергей. - Повадились, суки, то один, то другой... Живей!!!
   - Погоди, я с вами! - я схватил штаны. Сергей застыл, потом неуверенно заметил:
   - Это не обязательно...
   - Обижаешь, - отрезал я, влезая в штаны.

* * *

   Пришельцы - а их было пятеро парней с салазками, все с оружием - скорей всего подошли к краю припая на лодке и, оставив её, добрались до берегового склада на лыжах. По дороге Сергей объяснил мне, что подобные фокусы пришельцы с моря откалывали уже не раз - и не всегда дело заканчивалось просто грабежом.
   Но на этот раз у них не получилось уйти. Один десяток ребят Сергея пробрался вдоль берега и отрезал обратный путь. А второй - с самим Сергеем и со мной - спустился из леса.
   Бросив салазки, пятёрка пришельцев встала в круг. Двое поспешно натянули луки. Ещё у двоих были щиты. Мы создали широкое кольцо и застыли, тоже держа оружие наготове. Кобуру нагана я не расстегивал - это было бы нечестно. С каких-то десяти шагов я рассматривал навечно загорелые, обветренные лица. Да, это, пожалуй, были скандинавы... кроме одного лучника, слишком беловолосого. Финн или прибалт... а может даже - наш северянин. На парне без щита и без лука ловко сидел кожаный шлем, в обеих руках были недлинные широкие мечи.
   - Меняю рыбу на хлеб или апельсины, - сказал Сергей. Он держал палаш на плече. - Апельсины у вас есть?
   - Нету, - отозвался по-русски тот, что в шлеме. Точно, он тут был главным... и "нету" у него прозвучало с акцентом. - И хлеба нету.
   - А, значит, бесплатно рыбкой решили разжиться, - уточнил Сергей добродушно. - Кто послал-то вас? Или голодающие? Тогда берите рыбу и гуляйте...
   Трусами они, конечно, не были. На лицах у всех троих появились ухмылки, а тот, что в шлеме, ответил:
   - Мы не побирушки.
   - Угу, вы воры, - согласился Сергей и сделал шаг вперёд. Тот, что в шлеме, шагнул навстречу. - Я князь этих мест. Зовут меня Сергей, и не может быть, чтобы вы не слышали про меня.
   - Слышали, - кивнул парень. - Меня зовут Блум, а кто у меня старший - тебе знать не обязательно.
   - Ну что ж, вот и познакомились, - левой рукой Сергея сбросил с головы капюшон. - Я вот что хочу предложить. Вас пятеро. Нас двадцать. Начнётся свалка - вам не уйти, но и я потеряю троих минимум; может - больше, а мне это не нужно. Давай - один на один. Победишь ты - мои отпустят вас. И рыбу заберёте. Мой верх - твои отдадут оружие и уйдут.
   - Все? - уточнил Блум. Сергей кивнул:
   - Все. Кроме тебя, разумеется. Тебя мы похороним.
   На миг Блум задумался. Потом беззаботно улыбнулся:
   - Пойдёт, - он поднял руки и прокрутил в них мечи умелым движением бойца.
   Я почувствовал, что собираюсь сделать шаг вперёд. Наткнулся на удивлённый взгляд Сергея... и остался стоять.
   Князем здесь был он. Он принимал бой. Всё было правильно и справедливо.
   Сергей левой рукой обнажил свою дагу...
   ...Все поединки похожи друг на друга - одинаково красивы, притягательны и страшны. У Блума были обычные мечи - такими не колют, но они плели в его руках двойное плотное кружево рубящих ударов. Каждый из них, обманчиво-плавных, грозил стать смертельным. Сергей держал руку с дагой у бедра, остриём к противнику - удар мечом в полный размах дагой не перехватишь, сила не та. Его палаш нырял вверх-вниз, мгновенно отдёргиваясь, словно челнок ткацкого станка.
   "Рука устанет!" - хотел крикнуть я, но стиснул зубы и промолчал. Палаш Сергея был тяжелее, чем меч Блума. Оставалось надеяться, что у того работают обе руки, а значит, он устанет раньше...
   Когда первое напряжение прошло, я увидел, что Сергей за прошедшее время научился очень многому. Творчески развил, так сказать, моё наследие. И я следил за ним с искренним восхищением.
   Рука Сергея с дагой вылетела из-за спины. Он не пытался отбивать удары, он парировал их скользом. А вот палаш его начал "ходить" туда-сюда в нешуточных рубящих ударах, расплёскивавших бледные искры в только-только разлившийся полусвет короткого дня.
   Блум дрался очень хорошо. Великолепно он дрался. Уж не знаю, сколько он тут прожил, но годы эти прошли не зря, не зря...
   ...Косым ударом снизу вверх - таким разваливают лицо от подбородка до лба - Сергей сшиб с него шлем, и наши восторженно заорали. Не все. Промолчал и я - я хорошо видел, что Блум в последний миг чуть припал на отставленную назад ногу, и палаш Сергея только это и сделал - шлем сбил, и тот улетел прочь, кувыркаясь.
   Сергей проводил его глазами!!! И тут же у его левого бока полыхнула сталь одного из мечей Блума. Всё, что мой друг успел сделать - это прикрыть бок рукой...
   Мне сперва показалось, что в сторону улетела отрубленная левая кисть!
   Но через секунду я понял, что это Сергей выронил дагу - меч Блума разрубил ему руку выше запястья. А в следующий удар сердца - второй раз. Уже над локтем.
   Из рукава побежала в истоптанный снег яркая кровь.

Владислав Крапивин

   Серёжка! Не падай! Надо стоять!
   Держись ещё хоть немного!
   Ты разве забыл, что на свете есть я
   И наша одна дорога?!
  
   Сквозь тыщи галактик и чёрных дыр,
   Сквозь жаркий огонь звездопада,
   Сквозь вражьи ряды и колючий дым
   К тебе я прорвусь и спасу от беды -
   Ты только стой и не падай!
  
   Горят города, и все наши лежат
   В пыли и каменной крошке...
   Но как я учил тебя шпагу держать -
   Ты помнишь ещё, Серёжка?!
  
   Пускай этот день от крови намок,
   Пускай молчат барабаны!
   Ты только держись и не падай с ног!
   Я дам тебе лучший на свете клинок!
   Я сам щитом твоим стану!
   - Рыбу грузите, - через плечо бросил своим Блум. Не затем, чтобы поиздеваться над Сергеем. Просто он был уверен в совей победе и отдавал привычную команду.
   - Не торопись, - процедил Сергей, вжимая руку в бок (мех куртки слипся сосульками). - Не так-то всё просто...
   Честное слово, я не понял, что он успел сделать! Я не понял! Просто Сергей вдруг оказался за спиной Блума. И пониже грудины, из солнечного сплетения, у того выскочило на пол-руки окровавленное лезвие палаша.
   Блум упал с удивлённым лицом, мягко соскользнув с клинка и не выпустив мечей из рук.
   Сергей, тяжело дыша, стоял спиной к остальным четверым налётчикам, и я напрягся, ожидая чего угодно... но увидел лишь, как в снег тяжело ныряет оружие, выпущенное ими из рук.

* * *

   - Сухожилие повредил, - заметила Ленка, аккуратно зашивая рану.
   - Фигня, - отозвался Сергей, - не первый раз, разработаю...
   Он сидел, широко расставив ноги, и только сжатая в кулак правая рука показывала, что ему больно. Говорил Сергей совершенно спокойно, даже весело.
   - Как ещё кость уцелела, - продолжала ворчать Ленка. - Нет, вот тут трещина. В лучевой... Так и есть. Потерпи, я шью.
   - Терплю, - хмыкнул Сергей и повернулся ко мне. Я шнуровал куртку. - Я видел, как ты хотел идти драться вместо меня. Ты по-прежнему остаёшься королём поединков.
   - И всё-таки я не заметил, что ты сделал с Блумом, - признался я. - Великолепный удар.
   - Разозлился, - признался Сергея, пытаясь пошевелить пальцами. Ленка сердито двинула ему по затылку:
   - Я ещё не зашила!
   - Извини, - Сергей вновь посмотрел на меня. - Уходишь, - вздохнул он. - Ладно, я сейчас соберусь. Обещал, надо проводить...
   - Не надо, не надо! - запротестовала Ленка.
   - Долгие проводы - долгие слёзы, - улыбнулся я, протягивая ему руку. - Увидимся ещё. Что нам сделается...
   ...Я не выдержал - оглянулся, когда поднялся на косогор над Узкой Губой. След моих лыж тянулся за мной двумя тонкими нитками. Всё. Если я и вернусь сюда - то нескоро и только как гость.
   Но жа-а-аль...
   Я шёл сквозь лес и думал, что хорошо бы заплакать.
   Опять не получалось.

Игорь Басаргин

   Рыцарь Роланд, не труби в свой рог...
   Карл не придёт. Карл забывчив в славе.
   Горечь баллады хрипит меж строк
   В бесчеловечной игре без правил...
   Им это можно. Нам - нельзя.
   Бело-чёрное поле. Клетками...
   В чьём-то сраженье мои друзья
   Валятся сломанными марионетками...
   Золото лат заплатило дань,
   Каждому телу продлив дыханье.
   Смерти костлявой сухая длань
   Так не хотела просить подаянья!
   Много проще - придти и взять
   Этих мальчишек породы львиной...
   ...Как же теперь королевская рать
   Без самых храбрых своих паладинов?!.
   ...Музыка - в лету. А кровь - в песок.
   Совестью жертвовать - даже в моде.
   Плавно и камерно, наискосок,
   Меч палача над луной восходит...
   Бурые камни над головой...
   (Господи, как же сегодня звёздно!)
   Бог им судья. А о нас с тобой
   Многие вспомнят - да будет поздно...
   Брызнуло красным в лицо планет.
   Как это ново - и как знакомо...
   Радуйтесь! Рыцарей больше нет!..
   ...Мир и спокойствие - вашему дому.

* * *

   На пятый вечер обратного пути я разбил стоянку в небольшой пещерке над берегом одной из вытекающих из болота рек. Днём метательным ножом я сшиб глухаря и сейчас, откинувшись на спальник, постланный на лапник, жевал не очень вкусное, припахивающее смолой мясо. Было достаточно тепло и почти уютно - у входа я поставил наскоро сплетённый из веток щит.
   Ещё неделя, и я доберусь до нашей стоянки. Кстати, всё начнёт раскисать уже через два-три дня, и мне впору не лыжи, а лодку, как бы неделя в две не превратилась...
   ...Стоп. Странное ощущение. Двое... один остановился над берегом, второй начал спускаться. Очень-очень тихо.
   Очень-очень тихим и аккуратным - как движение человека снаружи - скользом ребра ладони я взвёл оружие и положил кулак с ним на колено, левой рукой нащупав дагу. Если что - ею тут удобней будет драться.
   Щит легко покачнулся. Я двинул стволом и бровью - однако, опытные граждане. Снаружи тьма тьмущая, а они так точно вышли... Что же это за поздние гости такие? Не негры, мало слишком, а значит, скорее всего обойдётся без кровопролития. Но лучше подстраховаться.
   - Олег, - послышался голос Сергея, - насколько я тебя знаю - ты сейчас целишься мне в район лба. Так ты опусти свою пушку и пригласи нас с дамой в дом.
   - Ленка тоже там? - спокойно спросил я, не сразу попадая в кобуру револьвера - меня вдруг начало трясти от всеобъемлющей и неконтролируемой радости, булькавшей где-то в горле, словно пузырьки газировки. - Какого же ты таскаешь девушку ночью по болотам?
   - А что делать, если ты такой ходок?
   - Он не ходок, он спринтер, - щит отвалился в сторону, и внутрь всунулись два неразличимых силуэта.
   - Черти, - сердито сказал я. И в следующую секунду мы с Сергеем тискали друг друга, а Ленка кричала, чтобы я не повредил ему раненую руку...
   ... - Лехто остался там вместо меня. Он пойдёт, справится... Отпускать, правда, ни в какую не хотели, - Сергей засмеялся виновато, - я думал - вообще свяжут. И ещё думал - пополам разорвусь, не иначе...
   - Почему всё-таки со мной? - спросил я негромко.
   Мы лежали плечо в плечо на разостланных спальниках. За спиной Сергея тихо сопела Ленка. И сейчас он не сразу ответил на мой вопрос...
   - Вот тут, Олег, - он, я различил, хлопнул себя по левому бедру, - помнишь, от чего у меня шрамы? И тут... - он коснулся левого плеча. - Помнишь?
   - Помню, - кивнул я.
   - Ну вот и я вспомнил... Если друг зовёт - нельзя отказываться и чем-то оправдывать свой отказ. Иначе всё в прошлом не имеет смысла... а у нас и так не очень много того, ради чего стоит жить... В общем, Олег, я пойду с тобой и дальше. И, - он засмеялся уже весело, - честно говоря, я рад, что повидаю наших... и останусь с ними, чёрт побери!

* * *

   Как я и опасался, болота распёрло весенними водами, и нам пришлось забрать южнее, удлиняя свой путь на сутки, а то и двое. Весна катилась нам навстречу. Днём через небо - то хмурое, то солнечное - летели и летели бесконечные птичьи стаи. Оживали леса. Реки вспучивали разливающиеся воды, лёд кряхтел и трещал, по ночам это даже пугало, звуки были резкие и оглушительные, как артиллерийская стрельба или удары грома.
   На двенадцатый день начался разлив, и я понял, что мы не успеем и за две недели. Но, если честно, меня это не очень беспокоило. Сергей и Ленка шли со мной.
   Мы возвращались...
   ...Мы с Ленкой во время короткой днёвки в очередной раз сушили сапоги, поставив босые ноги на вещмешки. От сапог валил пар. Налетели какие-то мошки, толклись чуть в стороне, хорошо ещё - не кусались. Сергей должен был вернуться с минуты на минуту - он убежал на пару километров вперёд, посмотреть, что там и как.
   Мы как раз успели зажевать по пластинке копчёного мяса, когда Сергей показался на опушке метрах в ста от нас. Он бежал - быстро, скользя на раскисшей под снегом земле.
   - Что случилось? - быстро спросил я. Мой друг, присев на корточки, махнул рукой назад:
   - Во-первых, там огромное стадо мамонтов, я такого ещё не видел. А во-вторых - два человека. Идут на лыжах в нашу сторону по опушке леса.
   - Ну что ж, - я отряхнул подошвы ног и начал натягивать сапоги, - удивительно было, что мы до сих-то пор никого не встретили. Пошли знакомиться...
   ...Двое бежали на лыжах ходко, умело. Один - впереди, второй - следом метрах в пяти. Капюшоны курток у обоих были сброшены и, хотя на разделяло метров двести, я видел, что первый - тёмно-русый, как я, а второй - блондин.
   Едва я это подумал - оба остановились и, явно перебросившись какими-то репликами, обнажили оружие.
   Почуяли нас. Опытные. Очень... И странно знакомые... Впрочем - этот мир на всех накладывает свой отпечаток, нивелирует реакцию на опасность у разных, но поживших здесь людей.
   - Лен, ты посиди здесь, - Сергей тоже держал палаш в руке, - а мы пойдём поглядим... Пошли, Олег.
   - Пошли, - я поднялся с колена.
   Мы успели сделать друг друга навстречу около сотни спокойных шагов. Потом Сергей остановился, а я, запнувшись на миг, ускорил шаг, чувствуя, как вновь поднимается во мне знакомая бурная радость... и замечая, что Сергей бегом нагнал меня.
   Мир всё-таки был не очень велик. Не вообще, а для тех, кого мы зовём друзьями... или не зовём, потому что они приходят сами.
   Андрюшка Альхимович и Йенс Круммер тоже спешили нам навстречу. И ничего в этой встрече не было странного.
   Только хорошее. Словно сигнал о том, что жизнь начинает налаживаться заново.

Юрий Никитин

   Не секрет, что друзья не растут в огороде,
   Не продашь и не купишь друзей...
   Вот поэтому я
   так бегу по дороге
   С патефоном волшебным
   в тележке своей...
  
   Не секрет, что друзья убегают вприпрыжку,
   Не хотят на цепочках сидеть...
   Их заставить нельзя
   ни за какую коврижку
   От безделья и скуки
   балдеть...
  
   Не секрет, что друзья в облака обожают
   Уноситься на крыльях и без...
   Но бросаются к нам,
   если нас обижают.
   К нам на помощь бросаются
   даже с небес...
  
   Не секрет, что друзья - это честь и отвага,
   Это Верность, Отвага и Честь...
   А отвага и честь -
   это рыцаря шпага.
   Всем глотателям шпаг
   никогда их не съесть...
  
  
   0x01 graphic

Вспоминаем ремесло предков...

0x01 graphic

Португалец Жоэ

0x01 graphic

Помор Лёшка Званцев

РАССКАЗ 17

...В ДАЛЬ СВЕТЛУЮ

  
   Так вперёд - за цыганской звездой кочевой -
   На закат, где дрожат паруса...

Дж.Р.Киплинг

* * *

   Наверное, нет на свете всё-таки более зелёной зелени, чем зелень английского лета. Лёгкий ветерок с юга равномерно покачивал верхние ветви кряжистых дубов, а в тёмной глубине чащи лежала плотная, незыблемая тень. Перекликались в кронах птицы, и большое стадо оленей неспешно и спокойно брело вдоль опушки. Плотной стеной сплетались в подлеске ветви можжевельника. На двух плоских гранитных валунах высыхала под лучами солнца ночная роса. В синеватых ложбинках, сбегавших к невидимой речке, всё ещё медленно ворочался туман.
   На опушку бесшумно вышел мальчишка. Он не касался ветвей подлеска руками, и те словно бы расступались перед ним. Затянутый в тугую потёртую кожу, мальчишка казался тоже каким-то лесным животным. Тёмные волосы, схваченные широкой повязкой, падали на плечи и спину, внимательно и холодно смотрели прищуренные карие глаза. На широких, плотно пригнанных ремнях висели ухоженные клинки и большая кобура нагана. За поясом торчала жёсткая крага.
   Постояв, мальчишка подошёл к камням и, легко вспрыгнув на один из них, уселся там, подняв левое колено и положив на него обманчиво расслабленную руку с большими часами на потемневшем металлическом браслете...
   ... - Колька, - негромко окликнул я русого паренька в камуфлированной куртке, вышедшего из леса неподалёку с автоматом наперевес. Он быстро повернулся на звук, лицо было строго-напряжённым, но тут же расслабилось.
   - Доброе утро, командир, - на ходу забрасывая АКМС за плечо, он подошёл к камням, на ходу сорвал травинку и, сунув её в зубы, уселся рядом, быстро жуя стебелёк и стреляя по сторонам весёлыми, с золотистыми искрами, серыми глазами.
   - Где остальные? - спросил я.
   - Идут, - отозвался Колька. Я с симпатией посмотрел на Гришина. Он прибился к нам в начале мА, больше двух месяцев назад, когда мы, уйдя с берегов Волхова, "зашли" на Кавказ снова - проведать старых друзей. До сих пор помню изумление и тревогу, охватившую вас всех, когда, остановившись на днёвку у отрогов Кодорского хребта, мы услышали автоматные очереди. Кто-то отстреливался короткими всего в километре от нас, не больше. Мне трудно передать, какая сумятица мыслей возникла в тот миг лично в моей голове. Мы, тем не менее, пошли на стрельбу - и перебили не около тридцати негров, обложивших на горном отроге мальчишку. Если честно, их перебить было легче, чем убедить парня, что ему ничего не грозит - он едва не пристрелил Сергея, попробовавшего выступить парламентёром. Вообще-то его можно было понять. Разведчик одного из русско-абхазских отрядов, Колька Гришин, пятнадцатилетний житель Очамчир, заночевал в горном лесу, а утром напоролся на негров, долго уходил от них, уже почти рехнувшись от непонимания происходящего, в конце концов его блокировали на скале, с которой Колька не смог разглядеть ни одного селения! По-моему, он ещё не меньше недели после этого не мог поверить в происходящее - что не удивительно.
   Колька представлял собой, если так можно выразиться, иную ипостась мальчишек того, нового мира, который родился там, на той Земле - если рассматривать его в сравнении с компанией, встреченной мною в феврале. Такие ребята (и девчонки!) всё чаще появлялись, по слухам, на Кавказе, в Молдавии, на юге Европы, но с Колькой первым я познакомился близко. Он, оказывается, участвовал в какой-то непонятной войне абхазов (?!) с грузинами (?!?!), в которой участвовали русские (?!?!?!), чеченцы (?!?!?!?!) и ещё чёрт знает кто. Но, во всяком случае, он оказался у нас " ко двору", и у него ещё оставалось примерно полста патрон.
   Девятнадцать парней и одиннадцать девчонок - вот каков был мой отряд теперь, с которым я к середине лета 92-го добрался в Англию. Через десятые руки я передал Лаури просьбу пригнать сюда наш "Большой Секрет" - и вот ожидал его, без особых приключений (пока) блуждая по здешним очень красивым землям.
   Впрочем, с нами и вообще последнее время ничего серьёзного не случалось...
   ... - Командир, - нарушил спокойное молчание Колька, рассматривая носки своих начинающих разлезаться кроссовок. Он один называл меня не "князь" и не "Олег", а именно так - "командир", - я не пойму, что Лидке надо?
   - А что ей надо? - я положил рукоять палаша на колено, поглаживая ладонью свастику.
   - Ну... - он длинно вздохнул. - Я к ней и так и сяк... Короче, она мне нравится. Я ничего плохого не хочу, я её не обижу, - он заторопился, - а она чуть ли не шарахается... Я ведь всё серьёзно...
   - Коль, - я хлопнул его по плечу, - ну ты пойми. Её почти два месяца разные скоты трахали, как хотели... не вскидывайся! Она, заметь, ото всех парней стороной держится. Лёнька погрубей, да и тот только недавно отошёл, ты его раньше не видел, а я-то ещё застал...
   - Ну а мне то-то что делать?! - в сердцах стукнул кулаком по камню Колька.
   - То же, что и делал, - ответил я. - Будешь добр, настойчив и предупредителен - и она выправится, вот тебе и награда...
   - Командир, - тихо спросил Колька, поворачивая ко мне побледневшее лицо, на котором чёрными точками выступила обычно незаметная россыпь редких веснушек, - в этом мире вообще бывает счастье?
   - Счастье? - я потянулся, скрипнув кожей: -
   Быть или не быть, вот в чем вопрос.
   Достойно ль
   Смиряться под ударами судьбы,
   Иль надо оказать сопротивленье
   И в смертной схватке с целым морем бед
   Покончить с ними? Умереть. Забыться.
   И знать, что этим обрываешь цепь
   Сердечных мук и тысячи лишений,
   Присущих телу. Это ли не цель
   Желанная? Скончаться. Сном забыться.
   Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
   Какие сны в том смертном сне приснятся,
   Когда покров земного чувства снят?
   Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
   Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
   А то кто снес бы униженья века,
   Неправду угнетателей, вельмож
   Заносчивость, отринутое чувство,
   Нескорый суд и более всего
   Насмешки недостойных над достойным,
   Когда так просто сводит все концы
   Удар кинжала! Кто бы согласился,
   Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
   Когда бы неизвестность после смерти,
   Боязнь страны, откуда ни один
   Не возвращался, не склоняла воли
   Мириться лучше со знакомым злом,
   Чем бегством к незнакомому стремиться!
   Так всех нас в трусов превращает мысль,
   И вянет, как цветок, решимость наша
   В бесплодье умственного тупика,
   Так погибают замыслы с размахом,
   В начале обещавшие успех,
   От долгих отлагательств...
   - Что это? - спросил Колька.
   - "Гамлет" Шекспира, - нехотя ответил я. - Есть здесь счастье, Коль. Какое сами себе слепим, такое и есть. Что возьмём - то и наше. И в какой-то степени это справедливо... - я встал на ноги. - А вот и наши идут.

* * *

   Я не знаю, какова Темза в нашем мире, хотя всегда мечтал побывать в Англии. Но здесь я увидел широкую и спокойную, полноводную реку, незаметно и плавно катившуюся в ивовых зарослях. Местами от берегов отступали островки гордо стоявшего в воде тростника, над ними пролетали густые стаи уток.
   - Темза, - сказал Джек. - Господи боже, - он перешёл на английский, - я не был здесь двадцать два года!
   - Двадцать два? - недоверчиво спросил Ян, сидевший на корточках у воды и плескавший её себе за ворот куртки.
   - Двадцать два, - с неуместной, казалось бы, улыбкой подтвердил Джек. - Я был только у тех мест, где Темза впадает в Рейн, а сюда не заходил... - он сунул два пальца в рот и резко свистнул. С отмели километрах в полутора от нас замахал рукой Вадим, оттуда тоже засвистели, и кто-то поднял в обеих руках здоровенную рыбину. - Улов, Олег...
   - Улов, - я прислушался. - Улов... Тихо, ребята.
   Вопросов не последовало. Умолкли все - и сразу. Джек глазами спросил: "Что?" Я дёрнул щекой. Что-то мне не нравилось... что-то двигалось на самом краешке беспечного шума природы.
   Я не успел понять, что это за звук. Позади нас возник Йенс Круммер. Губы немца кривила улыбка.
   - Негры, - сказал он. - Гребут этим берегом против течения, со стороны Рейна. Шесть лодок, шестьдесят штук. Сейчас километрах в двух.
   Я посмотрел на Джека, и тот исчез, а через несколько минут с отмели смело рыбаков Вадима. Со всех сторон шуршали кусты - собирались наши...
   ...У берега, на глубине, течение в этом месте убыстрялось резко. Угол течения между отмелью и остальным берегом создавал тихую заводь с прозрачной водой, в которой над песчаным дном "ходили" несколько больших щук.
   Я уселся на торчащую над водой коряжину, оплетя ногами один из нижних сучков. Достал револьвер, толчком ребра ладони взвёл курок.
   - Сома поймали, - сказал Вадим, бездельно играя тесаком в ножнах. Он стоял на берегу. - Слушай, может, пусть себе плывут? Чёрт с ними!
   - Пусть плывут, - согласился я. - Только обратно по течению. И мёртвые... Пока меня не было, - я повернулся к нему, - один Боже погиб, да? - Вадим кивнул, не спуская с меня глаз. - И скольким ты вот так... разрешил плыть? - он молчал, но серые глаза сузились. - Со мной убитых будет побольше, - добавил я. - Потому что у меня с ними, старый друг, никакого мира и согласия быть не может. Вижу - бью. Ты чем-то недоволен?
   Я знаю, как спросил это. Тон моего вопроса отразился в лице Вадима, как в зеркале. Кажется, он хотел что-то сказать, но промолчал и, отшагнув в кусты, слился с ними...
   ...Первая лодка появилась из-под ветвей ив - привычная, сухоглавая, страшная. Негры в ней гребли, размеренно ухая и опустив головы, меня они не видели, собираясь проскочить под дерево.
   - Привет, - сказал я. И вогнал первую пулю прямо в задранное ко мне удивлённое безлобое и губастое лицо.
   Визжа и бросаясь из стороны в сторону, по лодке метался какой-то клубок. Слыша краем уха отрывистые щелчки "калашникова", я соскочил в лодку на нос, в прыжке бросив в кобуру револьвер и выхватывая клинки. Удар - в грудь сидящему на корточках негру, ногой. Круговой удар палашом - в брызгах крови взлетает отсечённая голова, тяжело падает в воду. Круговой удар вбок дагой - с неё увесисто сваливается тело. Резкий толчок от борта, и я, в прыжке поймав дагу ножнами, ухватился за ветви ив и спланировал на берег. Вонзив палаш в землю, откинув шторку барабана, быстро перезарядил наган. Звуки боя слышались ниже по течению, и я заспешил туда.
   Схватка шла в лодках и на берегу - кое-кому из негров удалось выбраться, но их было даже меньше, чем наших, и я не успел к финалу. Последних добили у меня под носом.
   - Раненые есть? - быстро спросил я, видя, что все стоят на ногах. Оказалось несколько поцарапанных, но серьёзно - никого, и я усмехнулся: - Теперь можно продолжать рыбалку.

* * *

   Я нашёл Вадима, когда он разговаривал с Иркой. Она, кажется, поняла, что лишняя - и сразу ушла, а Вадиму, собравшемуся за ней, я преградил дорогу вытянутой рукой:
   - Подожди.
   - Убери руку, - тихо сказал он, и я убрал, а он остался стоять.
   - Мне надо поговорить с тобой, - сказал я.
   - Я слушаю, - его голос был так же ровен и спокоен.
   - Мы живы и почти счастливы, - начал я. - А теперь вопрос: знаешь ли ты, что я хочу делать дальше?
   - Догадываюсь, - кивнул Вадим и, так как я молчал, добавил: - Идти на Город Света.
   - Нет, - ответил я, с удовольствием глядя на то, как изумлённо дрогнуло лицо Вадима. - Не сейчас, я имею в виду. Два горда назад я собирался побывать в Америке и на Пацифиде. Мои желания остались прежними, Вадим. Отсюда, из Англии, когда Лаури пригонит "Большой Секрет", мы поплывём на запад. Я и... - я выдержал паузу, - те, кто захочет плыть со мной. А вот потом, когда мы вернёмся, настанет черёд Города Света. Обязательно настанет. Месть - это блюдо, которое едят холодным, Вадим.
   - Боюсь, Олег, что ты сошёл с ума, - ответил он.
   - Может быть. Даже наверняка, - признал я. - Тебя это удивляет?
   - Чего ты хочешь, Олег? - Вадим не сводил с меня глаз.
   - Я? Увидеть этот мир, - я описал ладонями в воздухе шар. - Увидеть всё, что не видел. Потом вернуться и перерезать глотки тем, кто надел на меня ошейник. А перед смертью дознаться у них, кто играет в нас, как в солдатиков. Вот и все мои скромные желания.
   - А сколько человек погибнут на пути к их исполнению? - спросил Вадим резко.
   - Когда-то я пытался спрятаться от этого на острове, где ты меня нашёл, - напомнил я. - Если хочешь, я высажу вас с Иркой там, на островке, откуда нас забрал Лаури.
   - Олег, ты мой друг, - тихо сказал Вадим. - Помнишь, я как-то говорил тебе, что пойду за тобой до конца, потому что мне это интересно? - я кивнул. - Сейчас мне уже не интересно. Ты очень широко замахиваешься. А ты сам нас учил, что на замахе легко пропустить удар врага.
   - В меня нельзя играть, - ответил я. - И пусть я умру на своём пути, но - на своём пути.

Юрий Ряшенцев

   Я один свой путь пройду,
   И похвал ничьих не жду,
   И прошу коль не понять,
   так запомнить,
   Что свой долг перед собой,
   Что зовут ещё "судьбой",
   Должен я любой ценой,
   Но исполнить!
  
   Я давно понять успел:
   Белый свет - совсем не бел,
   А смирись я с ним таким -
   станет чёрен!
   Но, пока таков я есть,
   Я кому-то нужен здесь,
   А иной - сам себе
   я никчёмен!
  
   Взглядом ночи, а не дня
   Жизнь встречает здесь меня -
   И не каждому она
   улыбнётся...
   Человеком стать решись -
   Человечней станет жизнь,
   Человечество с тебя
   и начнётся!
  
   Не одну прощу вину,
   Но измену - не умею!
   Никого за взгляд иной
   не виню...
   Только если изменю
   Сам себя - и сам себе - я -
   Что тогда я на земле
   изменю?!.
   На Йенса я наткнулся буквально за кустами и выругался. Немец спокойно кивнул, словно я похвалил его, а потом сказал:
   - Orlogs.
   - Что?! - раздражённо переспросил я.
   - Orlogs, - повторил он. - На древненемецком это значит "изначальный закон". "Судьба".
   - К чёрту, я не верю в судьбу, - отрезал я.
   - Потому что не понимаешь, что это такое, - любезно пояснил немец. - Принято думать, что судьба - это некий высший рок, определяющий жизнь человека, - он сделал рукой раздражающе-красивый жест; я хмыкнул. - Но это не так. Я ведь недаром сказал, что на языке моих предков определяющим в жизни является "изначальный закон", а это совсем не то, что "высший рок". Orlogs внутри нас. Он просто не даёт нам поступать иначе, чем это продиктовано нашими личными качествами, воспитанием, характером и верой. Мы таковы, каковы мы есть, и это, а не какие-то внешние факторы ведут нас по жизненному пути.
   - Мало мне было Джека, - раздражённо сказал я, - с его заумью про камни Зонтгофена, валькнуты и высшие законы.
   - Джек очень умный парень, - заметил Йенс.
   - Ты слышал наш разговор с Вадимом? - напрямую спросил я. Йенс кивнул:
   - Слышал, но не подслушивал... Вадим не рыцарь. Он не понимает тебя. И боится.
   - Меня?! - искренне и неприятно поразился я. Йенс пожал плечами:
   - Нет. Будущего. Для него будущее - вечно длящееся настоящее, и никаких перемен не нужно.
   - Он мой друг, - отрезал я.
   - И тем не менее, - Йенс вдруг ответил мне мушкетёрский поклон. - И тем не менее, мой князь.

* * *

   Ровными движениями камня Танюшка отбивала кромку корды. Я наблюдал за её механическими движениями, плечом и виском привалившись к коре дуба и скрестив руки на груди. Танюшка взглянула на меня снизу вверх и улыбнулась.
   - Порежешься, - сказал я, не удержав ответной улыбки.
   - Не-а, - с озорной ноткой ответила она. - Смотри!
   Девчонка вскочила прыжком даже не на ноги, а на толстое бревно, проходившее, как наклонный мостик, между двумя дубами. Это была подгрызенная бабрами подсохшая осина. Танюшка сделала сальто вперёд, подсекая сама себе ноги кордой, сжалась в комок, распрямилась в полёте, оттолкнулась ногами (дуб дрогнул) от одного из стволов, от другого, перекатилась с упором на свободную руку и, поймав двумя пальцами за клинок корду - подброшенную за миг до этого в воздух и летевшую ей в голову! - перебросила её рукоятью в ладонь и соскочила, привычно зафиксировав приземление.
   Потом - показала мне язык и ловко щёлкнула в нос со словами:
   - Вот так!
   - Ты знаешь, что про тебя песня есть? - любуясь её движениями, спросил я. Танюшка мотнула гривой распущенных волос и, закусив губу, кивнула:
   - Да, только она с плохим концом... А ты знаешь такую? - она посмотрела на кроны деревьев, затянула:
   - Над Волховым зимние бури вились,
   Рушил припай прибой,
   Когда его кочевая жизнь
   Наконец привела домой...
   После первой же строчки я удивлённо поднял лицо. Баллада была на немецком, я внимательно вслушивался в слова, будто отчеканенные в стальной пластине...
   - Лунная ночь воздвигала сугроб
   И в сумрак швыряла снег,
   Когда к своим друзьям в городок
   Пришёл наконец князь Олег.
  
   Ребята сбежались с разных сторон
   И вслед валили толпой,
   А он шёл, как призрак прошедших времён,
   С поднятой головой.
  
   Он сел к огню и смотрел вокруг,
   И странен был его взгляд.
   Он видел столько горьких разлук
   И вот - вернулся назад.
  
   И в доме тёплом сквозь гул голосов
   Поскрипывали слегка
   Стропила из кряжистых дубов,
   Помнивших века.
  
   Олег поднял чашу из бука в честь
   Павших в давних боях.
   "За тех, кто лежит на юге - не здесь!
   Помните те края?
  
   Тела мертвецов с собой унося,
   Шумела морская вода...
   Из нас на каждого по пятьдесят
   Негров было тогда!
  
   Люди со скал падали вниз,
   Шпаги ломались в руках,
   Но только яростней мы дрались,
   И прочь отступал страх!
  
   Ревела багровая круговерть...
   И новый рассвет вставал...
   И сотни клинков приносили смерть...
   Помните - Север пал?
  
   Каждому с ним наступит пора
   Чашу испить одну...
   Так пусть же хватит отваги и нам
   С честью уйти во тьму!"
  
   Костёр отражался в его глазах -
   Рыжего пламени зыбь...
   А по запястьям - рубцы на руках,
   Память вражеских дыб.
  
   "А как, - он спросил, - поживает Санёк?
   Не больно-то ладил я с ним..."
   "Его следов не хранит песок,
   Их нет ни в лесу, ни в волне..."
  
   "Ну что ж!.. - Олег молвил. - Конец земной -
   Могильная тишина..."
   А ветер свистел и бился в окно...
   И позеленела луна...
  
   Скользили по лику её облака,
   Когда для друзей Олег
   Неторопливо повёл рассказ -
   И память ринулась в бег:
  
   "В безбрежной земле, на чужих ветрах,
   Под багровой звездой,
   В Городе Света безжалостный страх
   Свивает своё гнездо.
  
   Я видел кровь, смерть и колдовство,
   Которого больше нет.
   Я очень близко познал его -
   Оно мне оставило след.
  
   В том городе, старом, как Смерть сама,
   Живут Сатаны рабы.
   Во взглядах их - безумия тьма,
   Ожиданье кровавой судьбы.
  
   Там грудами скалятся черепа
   Во славу затей их.
   Там крови требует толпа,
   Там голос Совести стих.
  
   Сразил я вампира, что высосал кровь
   У многих людей из жил,
   А после блуждал меж серых холмов,
   Где Мёртвый Народ жил.
  
   Я демонов видел в ночи полёт,
   И кожистых крыльев песнь
   Сперва моё сердце одела в лёд -
   Потом позвала на месть.
  
   И всё это в прошлом... Родной порог
   Меня наконец манит.
   Я очень устал от дальних дорог,
   Мои заполнивших дни.
  
   Мне хватит схваток и дальних стран,
   Отмеренных мне судьбой..."
   ...А где-то в ночи ревел океан,
   Припай крушил прибой.
  
   Он пену валов швырял в снега,
   Пытаясь достать до звёзд -
   В ответ океану выла пурга,
   Как бешеный гончий пёс.
  
   Олег услыхал тот призрачный зов,
   Тот бестелесный стон,
   И в глубине опустевших зрачков
   Зажёгся холодный огонь.
  
   Олег оглянулся по сторонам,
   Как будто бы в первый раз,
   И вышел за дверь, где свистела пурга,
   С неба на землю мчась.
  
   И все за ним поспешили вслед...
   ...Чей голос их всех позвал?..
   ...И только победную песню пел
   Над Волховым яростный шквал...
   ... - Ну и ну, - сказал я. - Это что за народное творчество?! Всё же было начисто не так, Тань, ты же сама знаешь! Прекрасная погода, и рассказывал я, кажется, не таким... готическим слогом, и ушли мы, конечно, не в ту же ночь... Игорёк что, спятил, что сочинил такое?.. И вообще, - я спохватился, - почему по-немецки-то?!
   - Ты ничего не понял, - ласково ответила Танюшка. - Басс не сочинял этой песни. Я их слышала в Германии - помнишь, когда мы недавно гостили на Рейне у Андерса?
   - Да-а? - я потёр висок. - Эй, погоди, Тань, а что значит - "слышала"?! Это ещё не всё?!
   Вместо ответа Танюшка вновь запела, и я обалдело замер:
   - Туман стелился под луной,
   Клубясь, перетекал.
   Один в лесу, во тьме ночной,
   Князь Олег спал.
  
   Его друг Север встал над ним
   В каких-то двух шагах:
   "Олег, Олег! Скорей проснись
   И встреть клинком врага!"
  
   Вскочил Олег и испытал
   Лишь радость, не испуг:
   Его в ночи остерегал
   Давно погибший друг!
  
   Сказал Олег: "Ого! Ты здесь?!
   Но чёрт! Как всё понять?!
   Мой друг, я видел твою смерть,
   Но ты со мной опять!
  
   Как вышло, что из пустоты
   Вернулся ты в наш мир?!"
   "Постой, Олег! Дрожат листы,
   Грядёт кровавый пир!"
  
   Сюда несутся дикари -
   По голову твою!
   И каждый клялся до зари
   Предать тебя копью!
  
   Убийства жаждает толпа -
   И в бегстве смысла нет!
   От их шагов гудит тропа,
   Где ты оставил след!"
  
   Едва Олег успел вскочить,
   Стряхнув последний сон -
   А в масках жутких палачи
   Бегут со всех сторон!
  
   Но клич "Россь!" грянул, будто гром!
   "Нет, твари - я не ваш!"
   И под луною серебром
   Сверкнул в руке палаш!
  
   И с каждой вспышкой серебра
   Багровый пламень гас
   В зрачках не ведавших добра
   Дикарских злобных глаз!
  
   А рядом с ним другой боец
   Разил в полночной мгле,
   И с каждый выпадом мертвец
   Пластался на земле!
  
   Добычи неграм не видать -
   Поют, звенят клинки...
   ...И прочь отхлынула орда
   И сгинула в ночи.
  
   И вновь утих шумливый лес,
   И ночь молчит опять,
   И к другу бросился Олег,
   Спеша его обнять,
  
   Спеша прижать его к груди:
   "Откуда же ты здесь?!."
   И что ж? Он снова был один
   Под куполом небес.
   - Вот и всё, - обречённо сказал я. - Угодил в историю. Попал в легенду. С ручками... Уже и мои собственные поступки мне не принадлежат...
   - Не расстраивайся, - лукаво заметила Танюшка. - Я же не протестовала, когда из меня в песне сделали деву-воительницу-мстящую-за-погибшего-парня? И, между прочим, ты мне в этих песнях нравишься. Такой мужественный... загадочный, решительный, неприступный... А ещё прими к сведению, что песни есть и про Джека, и про Серёжку Земцова. И ещё, наверное, есть - просто я не слышала. А песни Игоря поют в разных местах, даже не зная, кто их автор.
   Я фыркнул, потом рассмеялся. Танюшка удивлённо посмотрела на меня, толкнула локтем:
   - Ты чего?
   - Да вспомнил... - и я процитировал, как стихи, кусочек из той самой песни, про которую упоминала Танюшка. Как раз то место, где Басс "возвышенным штилем" повествовал об очередном подвиге Таньки-амазонки, а сама амазонка то и дело его перебивала весьма прозаически:
   - Хватит горя и муки, беспомощных слёз!
   Зажился он на свете, подлюга!
   И по просьбе страдальцев им ветер принёс
   Очистительных молний подругу!
   Справедливое солнце горит на клинке,
   Разрубающем чёрные узы...
   - Мы, порыскав, прижали его на скале,
   Возле края. И датого в зюзю!..
   - Дева-воин не пятится перед врагом,
   Наступает с решимостью храброй...
   - Я влепила ему между ног сапогом
   И по рылу добавила гардой!..
   - Выпад! Выпад! Поёт несравненный булат
   О желанной и близкой победе...
   - Кто же знал, что он спьяну качнётся назад
   И башкою о камни заедет?!.
   - Так настала погибель источнику зол!
   - Мы девчонку нашли на дорожке:
   "Был твой парень, подруга, изрядный козёл!
   Там лежат его рожки и ножки..."... Там лежат его рожки и ножки, - с удовольствием повторил я. - Это ведь правда, Тань?
   - Ты об истории с Йонасом? - буркнула моя амазонка. - Правда. А остальное - чушь. Он просто пристал ко мне и правда был пьяный. Я знать не знала, что он такая сволочь и что его вся округа ненавидит! И я его честно предупредила, что следом идут наши. А он руки распускать... Мы даже не фехтовали. Я его отпихнула, а он себе башку о пенёк раскроил. А из меня в Полесье героиню сделали. Национальную... Олег, - безо всякого перехода продолжала она, - знаешь, что поразительно? Ты читаешь стихи. Ты такой вежливый. Ты умеешь интересно рассказывать. Ты весёлый. Ты горой стоишь за друзей. Ты умный. Ты умелый воин. Ты меня любишь и можешь быть таким нежным... А ещё ты пытаешь пленных. И это, кстати, никого не удивляет, Олег.
   - Больше того, - спокойно сказал я, - мне нравится пытать пленных. Но всё, что я делал с неграми, померкнет в сравнении с тем, что я сделаю с обитателями Города Света. За всех, кого они убили своими и чужими руками. Таня, ты понимаешь - вот пока мы сидит здесь и дышим воздухом, там по-прежнему мучаются мальчишки и девчонки. И большинству из них не хватит везения... или мужества, чтобы вырваться из ада. Когда я думаю об этом - у меня мозги вскипают, Тань. Я готов идти туда прямо сейчас. Но я не пойду. Отложу на год. На два, может - больше. И когда у меня окончательно поедет крыша - тогда пойду мстить... - я положил ладонь на щёку девчонки. - А знаешь, почему? Потому что никто из ушедших со мной обратно не вернётся. Я и не надеюсь на это. Просто мне не хочется ждать, пока смерть найдёт меня. Я найду её сам и схвачусь с нею, а потом - умру с клинками в руках. Это и будет финал, Танюш.
   - Я пойду с тобой, - сказала она.
   - Конечно, - согласился я. - Мы умрём вместе. Когда сами этого заходим. Посмотрим мир - и уйдём из него. Так, чтобы остаться в новых песнях. Но до этого у нас будут ещё несколько лет.
   - Наших лет, - Танюшка коснулась пальцами моих губ. - Олег, у меня есть предложение. Нас всё равно пока не хватятся. Давай бегать по лесу голыми?

* * *

   Есть такое иностранное слово - "эротика". Объяснять его - дело совершенно безнадёжное. Но по-моему, это когда ты, задыхаясь от странного пьянящего чувства, бежишь по лесу, а впереди между деревьев мелькает загорелое тело обнажённой девчонки, которая мчится, не желая от тебя убежать совсем, а ты догоняешь её, зная, что завтра этого всего может не быть.
   Я догнал Танюшку в сырой низинке, около двух ясеней, а точнее - между ними. Схватил за плечи; ко мне повернулось разгорячённое, почти злое лицо, с пробившимся сквозь загар тёмным румянцем. Она молча и резко царапнула меня по руке - я вскрикнул, перехватил её запястья, рывком вывернул в стороны и прижал девчонку спиной к одному из деревьев. Танюшка пригнула голову, нешуточно укусила меня в левое плечо, начала отталкивать коленом.
   - Ах, так... - процедил я - тоже без шуток, налегая на неё. Танюшка была сильной, рослой и ловкой, но всё-таки не сильнее меня, и я, ломая сопротивление девчонки, силой раздвинул её ноги, тоже действуя коленом. - Догнал? - спросил я, лбом упираясь в лоб Танюшки и отводя бёдра. - Догнал, а? - её глаза дико блестели, она всё ещё пыталась выкрутить запястья из моих рук, но при этом сама подавалась навстречу.
   - Давай же... - простонала она. - Олег, ну, скорее, давай!!! Отпусти, слышишь?! Давай же!..
   - На, - сказал я, подаваясь вперёд и вверх...
   ...Я понял, что Танюшка плачет, только когда закончил. И жутко испугался, потому что до меня дошло - я фактически её изнасиловал.
   - Тань!.. - я отпустил её, отступая, но она вдруг обвила меня руками за шею и тихо сказала, задыхаясь от слёз:
   - Мне... мне так захотелось домой... так захотелось, Олег...
   Я ничего не успел ответить. Перед глазами вдруг встало лицо мамы, и сердце разорвалось, останавливаясь... Стиснув зубы, я помотал головой, пережидая боль - не сразу вернулись ощущения: ветерок на мокрой от пота спине; горячие руки Таньки на плечах; сырая земля под босыми ногами.
   - Мы живые, - прошептал я. - Это нечестно, мы живые...
   - Олег, - вывел меня из отстранённого состояния голос Таньки. - Мне здесь не нравится. Смотри, что там?
   Я повернулся вбок. В ложбине, в которую переходила наша низинка, медленно клубился синеватый туман.
   - Туман, - сказал я. - Просто туман, - и отметил, что не поют птицы. Туман вращался неспешно и размеренно, против часовой стрелки, и этот водоворот подползал ближе и ближе.
   - Олег, здесь что-то не то, - повторила Татьяна, скользя рукой по древесной коре. - Ты слышишь? Музыка...
   Я хотел ответить, что ей кажется, но... но в этот момент и сам услышал музыку. Странная, какая-то капельно-звонкая, она звучала на самом краешке слуха, невольно заставляя напрягаться, чтобы понять, что и на чём играют. Музыка была знакомой, и инструмент - знакомым, и я знал, что играет мой хороший знакомый...
   - Оле-е-е-ег!!! - Танюшка даже не кричала, а визжала, срывая голос, и я, обернувшись, изумлённо понял: не зная, когда, я отошёл от неё и стоял по колено в тёплом туманном кружении. - Вернись, Олег! - она сжала кулаки и притопнула. В голосе у Таньки был страх. - Вернись немедленно!!! Там страшно!
   - Ничего тут нет страшного, - я провёл сквозь туман ладонью - и отшатнулся. На миг мне почудилось бесплотное, но явное прикосновение чьих-то холодных пальцев. - Что это?..
   - Олег, иди сюда, не стой там! - кричала Танюшка. И не подходила! - Там нельзя, бежим отсюда! Олег, бежим, уйди оттуда! Там кто-то есть! Олег!
   Да, это точно - там кто-то был... И я это ощущал. А вместе с этим ощущал и интерес, несмотря на крики Танюшки. Музыка утихла, очарование пропало, а вот любопытство осталось.
   "Мальчик, - услышал я тихий, нежный голос, в которым странным образом не было жизни, - здравствуй, мальчик... Подойди поближе, дай мне руку, мальчик... Подойди поближе, дай мне руку - я заблудилась в тумане..."
   Так ветер дует в забытый рог, и тот вдруг начинает выводить красивые, но мёртвые мелодии, от которых становится страшно... Против своей воли я вглядывался в туман - и вдруг увидел.
   Лицо, смотревшее на меня из спутанных белёсых волокон, само походило на туман. Оно было безжизненным, белым и прекрасным. Большие глаза казались кусочками льда в оправе из длинных, плавно изогнутых ресниц. Подбородок, тонкий нос с широкими ноздрями, высокие узко-острые скулы казались отчеканенными из заиндевелого серебра.
   Очень красивое лицо. И очень страшное. Такое же страшное, как и мелодия - нечеловеческое. От этого лица надо было бежать, не оглядываясь и со всех ног, потому что ничего общего с людьми оно иметь не могло.
   Да только вот в чём проблема - я не мог сдвинуться с места. А лицо наплывало, и тонкие губы улыбались; ниже появились сотканные из туманных струй руки. Они поднимались над моими плечами, чтобы лечь на них...
   И это будет всё. Глаза цвета льда заполнят весь мир - и меня не станет. Ничего уже не сделать, ничего не изменить...
   ...Туманная девочка вдруг отшатнулась, её холодно-невозмутимое лицо сломалось, как отражение в разбитом зеркале.
   - Уйди, тварь! - между мною и ней вклинилась Танюшка, вытянувшая вперёд руки ладонями к этому существу. - Не тронь его! Он мой! Прочь!
   Продолжая вытягивать вперёд одну руку, другой Танюшка начала отталкивать меня, тесня прочь из тумана. Я более-менее пришёл в себя, когда мы выбрались на склон лощины и наблюдали, как туман быстро, словно в ускоренной съёмке, всасывается куда-то в низину. Я тяжело дышал. Лицо Танюшки покрывал бисер крупного пота, но она улыбалась.
   - Испугалась, - с одышкой сказала она.
   - Я тоже испугался, - признался я. Танюшка отмахнулась:
   - Да не я испугалась, вот ещё. Вернее, я тоже... немного... но это она меня испугалась... Ты знаешь, кто это?
   - А ты знаешь? - удивился я. Танюшка кивнула:
   - Фергюс рассказывал... Это лланнан-ши. Дева Тумана. Они боятся девчонок, а парней утаскивают с собой.
   - К-куда? - осведомился я, обнимая себя за плечи. Меня начало трясти.
   - Спросишь у неё, если снова встретишь, - отрезала Танюшка. - Пошли скорей. Вот будет смех, если наше барахло стырили?
   Я поспешил за нею. Но перед этим оглянулся. И мне почудилось, что в лощине, возле кустов можжевельника, стоит прямая белёсая фигура.

* * *

   В быстром, холодном ручейке мы помыли ноги. Странно, но я не ощущал никакого неудобства, разгуливая по лесу голяком в обществе такой же голой девчонки. Когда мы выбрались на берег, я негоко сказал:
   - Тань, прости... за то, что я сделал... там.
   Мне это далось с трудом, но Танюшка улыбнулась и подмигнула:
   - А знаешь, мне даже понравилось. Сперва я, если честно, на тебя разозлилась - ты меня так схватил... - она свела длинные брови. - Олег, скажи честно... вот ты про ту ирландку рассказывал... с ней тебе было хорошо?
   - Не помню, Тань, - честно сказал я. - Это как во время боя. Потом не вспомнишь, что и как делал.
   - А у меня, кроме тебя, никого не было и не будет, - твёрдо сказала она и улыбнулась уже лукаво. - А давай ещё как-нибудь попробуем опять так же? - в её глазах появился смешок, а голос сделался отчётливо-клоунски жеманным. - Только ты меня ещё свяжи... и ножнами вон хоть побей... немного... Может, вообще классно будет?! - и она, закатив глаза, высунула кончик язычка.
   - Не смогу я тебя ножнами побить, - напряжённо сказал я. - Ножны свистнули. И всё остальное.
   - Ойблинннн!!! - вырвалось у Танюшки, и она присела, сведя вместе коленки и прикрывшись руками, заоглядывалась. - Может, мы не туда вышли?!
   - Да сюда, - я сплюнул, - вон под теми кустами раздевались... Хватит идиотничать! - повысил я голос. Если честно, я ни капли не испугался, только немного рассердился. И угадал. Послышался смех, и из-за дубов вышел Сергей, тащивший в охапке всю нашу одежду.
   - Ай-ай, - сказал Земцов, широко улыбаясь, - потеря бдительности и полное расслабление... Тань, ты знаешь, что у тебя вся попа в ссадинах? Что он с тобой делал? - Танюшка вспыхнула, ойкнула, прикрыла руками мягкое место; Сергей поднял брови: - Ого... - она вернула руки назад и жалобно-сердито завопила:
   - Верни одежду, па-ра-зит!
   - Держите, - Сергей высыпал ворох к ногам. - Это я добрый, другой бы на дуб её позашвыривал...
   - Завидуешь? - я нарочито медленно одевался. Танюшка фыркнула и тоже начала натягивать одежду такими неспешно-плавными движениями, что Сергей покраснел и со смешной деловитостью повернулся ко мне:
   - Я чего искал вас... Олег, ты давай быстрей. Там кадр один от Лаури прибыл, тебя ждёт.

* * *

   "Кадр" оказался не от Лаури, а весёлый рыжий парнишка, которого звали Джок - из отряда англичан, стоявшего у слияния Рейна и Темзы, на перешейке. Оказывается, Лаури причалил туда, и местные вызвались передать нам известие о том, что "Большой Секрет" готов. Джек прошагал за трое суток больше ста пятидесяти километров, и сейчас наши ахающие девчонки чинили его сапоги (подошва в нескольких местах протёрлась до дыр), а сам англичанин смешил всех какими-то невероятными рассказами о своих приключениях. Заночевать он наотрез отказался, мотивируя это тем, что его ждёт девчонка - почти такая же красивая, как наши, а главное - совершенно своя...
   ... - Тебе повезло, - сказал Джек.
   Мы сидели над речным берегов на подточенном течением древесном стволе, лицом к лицу. В реке отражался гигантский костёр, возле которого слышались взрывы смеха и обрывки песен.
   - Значит, эти... лланнан ши, они вроде носферату и прочих? - спросил я, бросая в воду кусок коры. Джек пожал плечами:
   - Да кто его знает... Хаахти - помнишь Хаахти? - он мне как-то говорил, что лланнан ши когда-то были обычными девчонками... давно, может даже - тысячу лет назад. В племени вроде нашего или любого другого... Но получилось так, что их парни не вернулись из похода. Не погибли, а просто пропали. И девчонки стали ждать. Они были верные и преданные. Ждали долго и постепенно... изменились, что ли. Стали вот такими. Не знаю, правда ли это, но мальчишкам в руки им лучше не попадать. Хотя, если верить рассказам, смерть в их руках не назовёшь неприятной. Я как-то раз всерьёз подумывал прыгнуть к одной - и кранты.
   - Джек, а как ты вообще... без девчонки? - было темно, и я спросил это довольно легко. Джеку, наверное, темнота тоже помогала, потому что он ответил:
   - Руки-то у меня целы... Ты, кстати, на брудершафт никогда не пробовал.
   - Чего? - не понял я.
   - Ну, это когда парни друг другу...
   - Так бы и говорил, - буркнул я и признался. - Так у меня с этого и началось. Мне двенадцать лет было, когда я того... созрел. Сперва по ночам - там сны всякие, прочее, ну ты знаешь. Я и знать ничего про это не знал. А потом, весной как-то, один девятиклассник меня за хоккейной коробкой просветил. Как рак как ты сказал, только у нас про это говорили просто "накрест"... Эй,- я с подозрением посмотрел на него, - а ты на что это вообще намекаешь?.. Если... эй, Путешественник, я не буду! Ты меня не возбуждаешь, и вообще не хочу!
   - И не собирался, - хмыкнул Джек. - Хотя, если не знаешь, этим...
   - ...многие занимаются, - равнодушно подтвердил я. - Странно было бы, если у парня нет девчонки, и он не дрочит. А там хоть пусть по кругу этим занимаются, мне важно, чтобы извращенцы не заводились... - я вышел в упор на руках и встал. - А вот теперь, Джек, мне предстоит весьма интересное и значимое во всех отношениях мероприятие.
   Джек тем же движением встал напротив меня:
   - Ты решил говорить о начале путешествия? - напрямую спросил он. Я наклонил голову. - Ладно. Тогда пошли. И... не удивляйся последствиям своего выбора.

* * *

   Если честно, у меня не хватило духу начать разговор сразу, хотя это было бы правильней. Я копчиком чувствовал, что "просто так" этот вечер мне не обойдётся - и смалодушничал. Просто сел у костра и, набираясь мужества, слушал, как Басс поёт какую-то незнакомую, очень красивую и грустную песню - про коня...
   - Выйду ночью в поле с конём...
   Ночкой тёмной тихо пойдём...
   Мы пойдём с конём
   ПО полю вдвоём...
   Мы пойдём с конём
   По пОлю вдвоём...
   - Красиво... - вздохнула где-то рядом Клео. Ясо приобнял её, притиснул к себе. Я заметил, что Колька сидит рядом с Лидкой, и она не против, хотя и жмётся к брату. А потом - поймал взгляд Вадима. Он не слушал песню. Он смотрел на меня.
   - Дай-ка я разок посмотрю,
   Где рождает поле зарю...
   Ай брусничный свет,
   Алый да рассвет -
   То ли есть то место,
   То ли его нет...
   - А правда - где рождается заря? - спросила Танюшка, дыша мне в затылок.
   - Рядом с радугой, - ответил я, не поворачиваясь.
   И встал.

Юрий Ряшенцев

   В море
   соли
   И так до чёрта.
   Морю
   не надо
   слёз...
  
   Наша
   вера
   Верней расчёта.
   Нас
   вывозит
   авось...
  
   Нас мало.
   Нас АДСКИ
   мало.
   А самое страшное -
   Что мы врозь.
   Но из всех притонов,
   Из всех кошмаров
   Мы возвращаемся
   на авось!
  
   Вместо флейты подымем флягу,
   Чтобы смелее жилось!
   Чтобы
   смелее жилось
   Под российским Андреевским флагом
   И девизом "авось!"
   И девизом
   "авось!"
  
   Нас мало -
   И нас всё меньше,
   И парус пробит
   насквозь!..
   Но сердца
   Забывчивых женщин
   Не забудут - авось!
  
   От ударов о наши плечи
   Гнётся земная ось,
   Гнётся
   земная ось!
   Только наш позвоночник крепче -
   Не согнёмся авось!
   Не согнёмся -
   авось!
  
   В море соли и так до чёрта -
   Морю не надо слёз!
   Наша вера верней расчёта -
   Нас вывозит авось!
   АВОСЬ!!!
   - Моё решение обжалованию не подлежит... - я помолчал, оглядывая такой же молчаливый круг возле костра. - Но только для меня самого. Я имею в виду, что в любом случае буду делать то, о чём рассказал. Но любой может отказаться идти со мной. Повторяю: мы уходим на несколько лет. Мы можем вообще не вернуться. И когда мы вернёмся, я начну готовить поход на Город Света. Вот и всё. А теперь я ставлю вопрос на общее голосование. И пусть каждый скажет не просто "да" или "нет", но объяснит хотя бы в двух словах - почему он это говорит.
   Я сел и, достав один из метательных ножей, начал строгать деревяшку. Я не глядел на ребят и девчонок, а они молчали. Обдумывали сказанное? Или уже всё обдумали, но не решались сказать? Тогда результат неутешителен... Но почему молчит Танюшка?!. Я не выдержал, повернулся к ней и встретился с настолько удивлённым взглядом, что всё сразу понял.
   Для неё вариантов просто не было. Она и не "рассматривала" ничего.
   - Я за, - поднялся Серёжка Земцов. - Просто потому, что Олег - мой друг, а кроме того, мне хочется посмотреть этот мир за пределами Европы.
   - Я в любом случае с Сергеем, - пожала плечами Ленка. Похоже, и для неё вопрос просто не стоял...
   - Я тоже за, - Йенс не стал подниматься. - Я здесь ищу приключений, это весь ответ.
   - И не только твой, - подал голос Басс. - Я за путешествие.
   - Я с Игорем, - сказала Ингрид. - Просто с Игорем - и всё.
   Фергюс что-то сказал по-ирландски и перевёл тут же:
   - Лучше узнать и умереть, чем жить и не знать. Я за поход.
   - Мне просто всё равно, - тихо сказала Радица. - Я со всеми и как все.
   - Я с Фергюсом, - махнул рукой Димка. - Полюбить, так королеву, проиграть - так миллион. Тем более, что в Америке я ещё не был.
   - Я против, - Вадим встал. Он смотрел на меня. Он всё это время смотрел на меня! - Я против, потому что это авантюра. Я против, потому что это гибель. Я против!
   - Песня блаженной памяти Сани, - пробормотал Джек, поднимаясь. - Я за поход. Потому что мне интересно в него идти.
   - Я не знаю, - отрезала Ирка. Вадим покосился на неё: девчонка повысила голос: - Не знаю! Как все, так и я, ясно?!
   - Мы идём, потому что мы все друзья, - высказался Видов. - Правда, Линде? - Линде просто кивнула и положила светловолосую голову на плечо серба.
   - Собственно, я могу только повторить то же самое, - пожал плечами Ясо. - А ты, Клео?
   - Идти - так всем, - подтвердила гречанка.
   - Я иду, - буркнул Мило. - Мне скучно на одном месте.
   - Мне вообще-то хотелось идти на восток, - признался Ян. - Никогда не видел Сибири. Но, в конце концов, придти в Сибирь можно и с другой стороны.
   - Я иду, - Андрей Альхимович зевнул и ничего не стал объяснять, хотя я и поглядывал на него выжидающе.
   - Наступать - бежать, отступать - бежать... - вздохнул Колька. - Мне как татарину. Что водка, что пулемёт - лишь бы с ног валило... Короче, я иду.
   - Тогда и я иду, - вдруг сказала Лидка. Её брат покусал уголок губы и тоже подал голос:
   - И я иду. Мы с сестрой вместе, да и правда - интересно же...
   - Ave, Ceasar... - с улыбкой поднял руку Раде. - Мне кругосветные путешествия нравились ещё в школе... Зорка, ты как?
   - С условием, - улыбнулась красавица-сербиянка. - Что моя смерть будет героической и безвременной.
   - Обещаю, - серьёзно заверил я.
   - Картина маслом... - сказал Олег Крыгин, вытягивая ноги в сапогах почти в самый огонь. - Извини, Вадим, - и больше ничего не добавил.
   - Давай, Лена, - заворчала Власенкова. - Собирайся, Лена. Тащи продукты, Лена. Ах нет, Лена?! Так найди, срок до вечера... Ладно. В Америку, так в Америку. Вы ж без меня пропадёте...
   - Я на "Большом Секрете" - куда угодно. А с вами - вообще, - не очень ясно, но эмоционально сообщил Анри.
   - Плыть, так плыть, - заявил Серый. - Я согласен. Мне просто интересно.
   - Мне - тоже, - согласилась Вильма. - Плывём!
   Я победно улыбнулся, глядя в глаза Вадиму.
   - А ты - остаёшься?
   - Я тоже плыву, - спокойно ответил он. - Не бросать же вас здесь. И там. И вообще.

* * *

   - Продуктов погружено на девяносто дней, - Ленка стояла возле меня со своим любимым блокнотом в руках. - Колумб плыл, кажется, семьдесят?
   - Семьдесят два, - поправил я, - из них месяц штилел... Вода?
   - Воду грузили под руководством Радицы, - с лёгкой ревностью сказала Ленка.
   - Позови её, Лен, - попросил я. И уже вслед добавил: - И Ингрид!
   - Хорошо, хорошо! - махнула она на бегу рукой.
   Мы с Лаури стояли на уступе мелового холма ("Альбион" - "белый", помните?). Точнее - я стоял, а он сидел и лениво смотрел в небо.
   А я наблюдал за тем, как у берега грузят - точнее, заканчивают грузить - "Большой Секрет". Основная часть погрузки была завершена ещё вчера, сейчас дотаскивали мелочь - но мелочь необходимую. Отплытие было назначено на вечер, чтобы с вечерним ветром уйти подальше.
   - Я бы поплыл с вами, - вдруг сказал Лаури и, потянувшись всем телом, встал рядом со мной. - Хотя бы затем, чтобы найти Тиля... Но меня ждут на Скале, а потом мы ещё успеем сплавать в Северную Африку...
   - Не беспокойся, - угадал я его мысли, - ничего с нами не случится. Джек был в Америке, и опыт плаваний у нас есть...
   - Да я и не очень беспокоюсь, - пожал плечами Джек, ставя на крутой выступ ногу в высоком сапоге с отворотом. - Недалеко от побережья, в устье Делавэра, если лагерь Сэнди Кларика. Если успеете до конца сентября - застанете его, он поможет освоиться... Ну, пойду я.
   - Ты не будешь ждать отплытия?! - я искренне огорчился. Лаури помотал головой:
   - Нет, зачем?.. - но медлил, а потом протянул мне руку и, когда я пожал её, цепко задержал мою ладонь в своей и печально улыбнулся: - Ну... ладно. Успехов тебе, Олег. Вроде и виделись нечасто, а всё равно ты мой друг... Если вернёшься, то, наверное, года через три, не раньше - меня, должно быть, уже не будет...
   Я не стал возражать, потому что это было правдой. И от этой правды мне стало горько и обидно. Лаури тряхнул меня за плечо:
   - Ладно, не надо ничего говорить... Если встретишь Тиля - передавай привет!
   - Передам, - тихо ответил я, и Лаури, придерживая ладонью рукоять клинка, зашагал широко внизу по тропинке. На полпути замедлил шаг и, повернувшись ко мне, крикнул:
   - А всё-таки мы не так уж плохо жили! А, русский?!
   Вместо ответа я вскинул ладонь. Лаури засмеялся, махнул рукой - и, уже не оглядываясь, исчез в зарослях...
   ...Радица сообщила мне, что на "Большой Секрет" погружено воды на тридцать человек на те же девяносто дней по три литра в день, и в воду положены комочки смолы - не зацветёт и не протухнет, можно не бояться. Шторм бурдюкам тоже не страшен, так что всё будет в порядке. Следом явилась Ингрид с докладом о сделанных запасах лекарств, и мы вместе с ней отправились на берег. Джек перехватил меня по пути, чтобы сообщить об уложенных двух запасных парусах... короче, я и опомниться не успел, а солнце уже клонилось к лесным вершинам, и на берегу возле сходней оставался я один; за моей спиной резко разносились в ясном вечернем воздухе команды Джека.
   Я отвернулся и, в несколько прыжков поднявшись по вздрагивающим сходням, прокричал:
   - Сходни убрать! Парус и флаг - поднять! Отплываем!
   Закатное солнце ярко осветило белый с алой катящейся свастикой флаг, развернувшийся под ветром - в море, как стрела компаса...

Николай Добронравов

   Орлята учатся летать.
   Им салютует шум прибоя,
   В глазах их - небо голубое...
   Ничем орлят не испугать,
   Орлята учатся летать!
  
   Орлята учатся летать -
   То прямо к солнцу в пламень алый,
   То камнем падая на скалы
   И начиная жизнь опять -
   Орлята учатся летать!
  
   Орлята учатся летать.
   А где-то в гнёздах шепчут птицы,
   Что так недолго и разбиться,
   Что вряд ли стоит рисковать...
   Орлята учатся летать!
  
   Орлята учатся летать.
   Вдали почти неразличимы
   Года, как горные вершины,
   А их не так-то просто взять -
   Орлята учатся летать!
  
   Орлята учатся летать...
   Гудят встревоженные горны,
   Что завтра злее будут штормы.
   Ну что же... Нам не привыкать!
   Орлята учатся летать!
  
   Орлята учатся летать,
   Они сумеют встретить горе,
   Поднять на сильных крыльях зори,
   Не умирать, а побеждать!
   Орлята учатся летать!
  
   Не просто спорить с высотой,
   Ещё труднее быть непримиримым...
   Но жизнь не зря зовут борьбой,
   И рано нам трубить отбой! Бой! Бой!

* * *

   - Приятели, живей разворачивай парус -
   Йо-хо-хо, веселись, как чёрт!
   Одни убиты пулями, других убила старость -
   Йо-хо-хо, всё равно - за борт! - мурлыкал неподалёку Серёжка. Я тяжело вздохнул и, повернувшись на бок, натянул на голову одеяло. Сергей наддал:
   - По морям и океанам
   Злая нас ведёт звезда!
   Бродим мы по разным странам
   И нигде не вьём гнезда...
   - Гос-по-ди-и, Сергей, - я отпихнул одеяло и сел. - Ну что за хрень собачья, ну чего ты ноешь, как больной зуб?!
   - О, доброе утро, - ничуть не удивившись, поздоровался со мной оседлавший борт Земцов и от полноты чувств начал выбивать босыми пятками дробь по борту. С носа доносился деловитый шум камбуза. Большинство народу, конечно, дрыхло и собиралось дрыхнуть и дальше. - Ветер хороший, идём шесть узлов... Смотри, какой восход!
   - В следующий раз лягу спать в каюте, - сказал я в пространство и, поднявшись, подошёл к борту.
   Сергей был, конечно, прав. Восход оказался классным. Вровень с "Большим Секретом" шли, выскакивая из воды равномерными прыжками, почти полсотни дельфинов. Атлантика была спокойно-серебристой.
   Двенадцатый день плавания начался. Последние три дня нас упорно сносило к северу, но не очень сильно. Ветер дул ровный, бело тепло и безоблачно.
   - Пятнадцать человек на сундук мертвеца -
   Йо-хо-хо и бутылка рому!
   Пей, и дьявол тебя доведёт до конца -
   Йо-хо-хо и бутылка рому! - жизнерадостно бухтел Сергей. Я покосился на него, борясь с искушением устроить ему внеплановый заплыв. Потом спросил:
   - А как ты думаешь, акулы тут есть?
   - А как же? - Сергей покосился на меня. - Ты меня скинуть собрался? Не надо... Есть, есть акулы. Помнишь, какую мы видели пять дней назад?
   Я молча кивнул и невольно передёрнулся. Чудовищная тварь - не меньше когга длиной! - бесшумно всплыла слева по борту и часа полтора шла вровень с нами, не прилагая к этому никаких усилий. Во всём её теле - от скошенного рыла до острого огромного хвоста - была тупая, непреклонная жестокость, направленная на одно: на убийство. Мы всё это время торчали у борта в абсолютном молчании, ожидая одного: атаки, которая превратит нас в груду щепы. Но акула ушла так же бесшумно и мгновенно, как и появилась. А я навсегда запомнил её чёрный, бездумный и холодный глаз, который видел с расстояния метра в три. Дело было даже не в величине и хищности кархародона - дело было в его абсолютной чуждости миру, в котором я жил. Негр-переросток. Такой же враждебный моему окружающему...
   - Не напоминай, - повторил я. - Так, ладно. Я пойду... подумаю, а потом - с инспекцией по кораблю. Пора начинать день.
   - Ну давай, - сказал мне вслед Сергей, и я услышал, как он завопил вслед:
   - Ещё не бывал ты на Конго-реке...
   Дёрнем, парни! Дернули!
   Там жмёт лихорадка людей в кулаке...
   Пёрн... ой, то есть - дёрнем, парни! Дернули!..
   ...Первым делом я завернул в сортир. Пардон - в гальюн, помещавшийся в корме, за-под каютой. У меня это заведение всегда вызывало отчётливое опасение. Мне так и представлялось, как я сажусь над дырой, доски подламываются - и я лечу в гостеприимные воды Атлантики. Басс напротив - уверял, что там ему приходят в голову самые лучшие идеи и именно там он сочинил песню, которую вот уже три дня распевал весь "Большой Секрет". Как там? "Если в безветрии парус повис..." И что-то ещё. Обычно я учил стихи "на раз", без напряжения, но тут что-то не то было, не успел запомнить. Ладно, успею ещё. Она недлинная и хорошая, эта песня.

Игорь Басаргин

   Если в безветрии парус повис,
   А это тебя не трогает,
   И если ты равнодушен и тих
   Перед дальней дорогою,
   И если ты перед шквалом дрожишь,
   Кто за это в ответе?
   Ты сам!
   Ты не понял,
   что жить
   Тем лучше,
   чем крепче ветер!
   По столу качка таскала бортжурнал, который я вчера забыл закрыть. Как ни странно, но рундуках сидели Ленка Власенкова и Ленка Чередниченко. Наша завхоз зачитывала что-то по блокноту, девчонка Сергея писала обломком угля прямо на столе. На меня они нагло внимания не обратили.
   - Вы, может, спать бы пошли? - почти робко предложил я. - Поздно... то есть, рано уже.
   Ленка Власенкова снизошла до ответа:
   - Мясо плесневеет, - угрожающе, как о конце света, заявила она. - Из той партии, где... которую, то есть, перед самым отплытием коптили. И лук подгнивать начал. Витаминов лишимся, надо перебрать лук, а мясо почистить и подсушить на ветерке...
   - Бери, кого надо, - отрезал я, - и работай, - после чего поспешил ретироваться.
   На кормовом весле с хладнокровным лицом полувисел Йенс. Немец в деле мореплаваний был новичком, но курс вполне мог держать. Меня он поприветствовал взмахом руки и поинтересовался:
   - Завтрак скоро?
   - Как только - так сразу, - пояснил я. - Ты увидишь - как бросятся все на нос, значит - завтрак и есть... На мачте кто?
   - Вильма, но, по-моему, она спит, - Йенс поднял голову к "вороньему гнезду", над которым и правда не было видно ничьей головы. - Пользуется тем, что ты туда не полезешь.
   - Поговори... - лениво заметил я. Впрочем, Йенс был прав. На мачту я не лазил ни разу и не собирался, не скрывая, что боюсь такой - да ещё раскачивающейся - высоты (Раде по этому поводу иронизировал, что не ожидал от меня боязни вообще чего-то. Я ответил тогда, что боюсь ещё и пауков). - Вильма, ты не спи! - неоригинально, но громко заорал я. Белокурая голова немки тут же появилась над краем.
   - Я задумалась, - объяснила она...
   ...На носу Линде и Лидка готовили завтрак. Одновременно Лидка учила Линде произносить русские слова и фразы как можно правильней, и обе смеялись.
   - Люк.
   - Лук, Лиин.
   - Лу-ук. Люк. Шеснок. Или это - чест-нок?
   - Чесн-нок. "Люкин брат", знаешь анекдот?
   - Я не до такой степени плохо знаю русский...
   Девчонки обернулись ко мне. Лидка помрачнела, замкнулась. Она до сих пор шугалась от парней, если исключить брата, хотя Колька, пользуясь моими советами, в самом деле ненавязчиво о ней заботился. У них должно было "свариться" рано или поздно. А я иногда подумывал, что сделал бы с теми сволочами, которые держали её с братом в публичном доме. Ну, сразу они бы у меня не умерли - это точно. Я поймал себя на мысли, что хочу улыбнуться Лидке и остановил это побуждение. К ней надо было относиться без "сю-сю ля-ля", просто как ко всем - самое лучшее лекарство...
   - Чем кормим? - я присел на скамейку у борта.
   - Горох со свининой и луком, - Лидка поболтала черпаком в котле, болтавшемся над разожжённым на глиняном круге огнём. - Ещё чай... Послушай, Олег, а там картошка есть? В Америке?
   - Есть, - зевнул я, прикрывая рот. - Я тоже соскучился.
   - Ещё там есть помидорки, перец... - мечтательно сказала Линде.
   - Помидоры, - поправила её Лидка. - Ты будешь есть, Олег? Готово.
   - Клади, - лениво махнул я рукой, - попробуем... На обед сделайте что-нибудь... - я щёлкнул пальцами. - Короче, ясно.
   - Рыбу пожарим, - решительно ответила Линде. - Вчера рыбы много поймали... Олег, а Видов спит?
   - Спит. Почти все ещё спят, - я взял из рук Лидки котелок и вспрыгнул на перильца фальшборта, обвив ногами прочные столбики. Здесь мне всегда сиделось хорошо, и высота не пугала. Я знал, что "Большой Секрет" идёт всего лишь со скоростью быстро бегущего человека, но отсюда казалось, что скорость очень высокая, и выглядело это красиво. Кстати, я никогда не задумывался, что на парусниках флаг развевается по ходу судна, а не против, как я рисовал в своё время - ветер-то дует в корму... И кухня - ну, камбуз - по этой же причине на носу, иначе дым, чад и запахи несло бы на палубу...
   ... - Олег, ты здесь? - Джек всунулся за загородку. - Доброе утро, девчонки, - и он движением бровей позвал меня за собой.
   Я неспешно доел завтрак и, взяв кружку с чаем, пошёл следом за Джеком...
   ...Корабль лениво просыпался. Я решил, что не буду особенно гонять ребят, пока мы здесь, и они быстро разленились - по крайней мере, по утрам их стало не поднять. Джек стоял по правому борту, скрестив руки на груди, и я, подойдя, толкнул его плечом:
   - Привет, Нельсон. Чего надо?
   - Не шути так, - Джек вздрогнул. Я вспомнил, что английский адмирал был одноглазым и одноруким...
   - Извини... Так что ты хотел?
   - Ты сегодня восходом любовался? - тихо спросил он. Я кивнул:
   - Ну да, был... - и осекся, всматриваясь в небо: - О ёлки.
   - Увидел? - Джек поднял палец.
   - Красный рассвет, облака плавают, эти, как их - перистые... - медленно заговорил я. - И несёт их с запада, и вон как коверкает...
   - А ещё посмотри, какой кружочек возле солнца нарисовался, - Джек вытянул руку.
   - Короче, будет ненастье, - заключил я и выругался: - Ну как всё было хорошо!
   - А ты думал махнуть через Атлантику без единого шторма? - удивился Джек. - Да ладно. Тут не восточные моря, внезапный тайфун не налетит. Покидает и перестанет.
   - "Покидает", - я поёжился. - В прошлый раз вон их как покидало - изо всей команды два человека осталось...
   - Это в Средиземке, - возразил Джек. - В море бури всегда опасней. Да и тогда - помнишь? - с коггом ничего не случилось. Даже о камни не разбило... Не бери в голову! - он хлопнул меня по плечу. - Я больше боюсь, как бы нас с курса не снесло... Не дай бог, закинет за Ньюфаундленд, а там в этом мире месиво из островов, протоки все перепутаны... Да и лёд там уже наступает - август не июль.
   - Тебе легко говорить, - сказал я. - А я терпеть не могу все эти штормы и морских жителей. Мне сразу разная ересь про морских чудовищ начинает в голову лезть.
   - Да, они тут есть, - спокойно подтвердил Джек. - И не только акулы... Но не думаю, что они нападут, они редко поднимаются со дна.
   - Вот спасибо тебе, - поблагодарил я. - Ладно, что делать?
   - Готовить судно к шторму, - вздохнул Джек. - Давай, поднимай всех к чёртовой матерее, пусть быстро жрут и занимаются делом...

Юрий Кукин

   Ни боли, ни досады,
   Прощаться мне не надо, -
   Я - вот он весь.
   Да дело и не в этом,
   Идём по всем приметам
   В последний рейс.
   Маяк кровавым глазом
   Мигнул; забезобразил,
   Завыл норд-вест. Качаются постели,
   Дешёвый крест на теле
   И Южный Крест.
   Когда рукой усталой
   Я струны у гитары
   Перебирал,
   Я понял: в жизни прошлой
   Поверь, что не нарочно,
   Переиграл.
   И счастье моё ветер
   Унёс и не заметил,
   Как жёлтый лист.
   Теперь без всяких правил
   Я сам с собой играю
   Под ветра свист...
   ...ни боли, ни досады,
   Прощаться мне не надо, -
   Я - вот он весь.
   Качаются постели,
   Дешёвый крест на теле
   И Южный Крест.

* * *

   После полудня в тучах, в которые превратились идущие с запада лёгкие красивые облака, не осталось ни одного просвета. Ветер усиливался - и тут, внизу, он дул пока в нужном нам направлении. Паруса убрали уже два часа как, но нас всё равно несло с приличной скоростью. Я приказал всем уйти в трюм и кормовую надстройку, убрал дежурного из "вороньего гнезда". На кормовом весле, заранее привязавшись верёвками, стояли Раде и Вадим (Вадим вызвался сам, сказав, что в закрытом помещении его мутит совсем уж беспредельно). На носу устроился, тоже привязавшись, Басс - вперёдсмотрящий. Джек, впрочем, тоже никуда не ушёл. Когда я в последний раз тщательно осмотрел весь груз и поднялся наверх, он торчал около мачты.
   - Кажется, всё, - сказал я, становясь рядом.
   - Иди внутрь, наверное, - предложил он. Я хмыкнул:
   - Я всё-таки капитан, хоть и фуфловый. Лучше ты иди...
   - А я штурман, причём настоящий, - усмехнулся он и пропел:
   - Наш клипер взлетал на крутую волну,
   А мачты его задевали луну -
   Хэй блоу бойз блоу бойз блоу!.. Не трусь, Олег, всё наш с нами и горизонт впереди!.. Всё-таки вы, русские, сухопутный народ! Смотри, красиво же, чёрт побери! - он выкинул руку.
   Впереди облака были уже не серыми, а чёрными и образовывали на небесах подобие клубящегося входа, какой-то бездонной двери. Бесшумным промельком пересекла этот вход на тот свет белёсая широкая молния, у самой воды разветвившаяся на десяток отростков-игл.
   - А что, если это и есть вход на Бесконечную Дорогу?! - смеялся Джек. - Сейчас доплывём, ухнем - и дело с концом! Или с началом!
   - Давай привязываться, - нервно сказал я, - если уж уходить не хочешь... Я пойду на нос, а ты к рулю.
   Мы разошлись. Я ещё не успел добраться до Баса, когда по моему лицу хлестнул тёплый упругий дождь.

* * *

   "Шторм шестой день. Нас несёт приблизительно на северо-восток со скоростью не менее пятнадцати узлов, точнее ничего определить нельзя. Все живы. У Яна сломана левая ключица. Олег вывихнул левую щиколотку, у Ирки лёгкое сотрясение мозга. У всех ушибы. Течей нет, но быстро плесневеют многие продукты, - я опустил карандаш и уставился в мечущийся свет масляной лампы. Поющую на разные голоса каюту качало из стороны в сторону, но скрипы и шорохи не могли заглушить стонов по углам. Морская болезнь одолела многих. У меня была другая проблема - я не высыпался. Вздохнув, я вновь склонился над бортжурналом. - Джек опасается, что мы можем оказаться далеко на севере."
   Заложив журнал карандашным огрызком, я закрыл его и встал, удерживая равновесие широко расставленными ногами...
   ...Снаружи свистело и выло. На нос снова и снова наваливались увенчанные белыми султанами пены волны, появлявшиеся из ревущей тьмы, как странные чудовищные существа. Мне даже глядеть в ту сторону было жутковато. Я нашарил мотающийся конец, закрепился. Позавчера меня почти вышвырнуло за борт - аж рёбра хрустнули, а синяя полоса на них останется ещё долго.
   - На ру-ле-е!!! - заорал я.
   - ...и-и-им!!! - донеслось с кормы. "Стоим", кажется. Там сейчас Серёжки - оба сразу. Хватаясь руками за борт, я полез на нос, вопя: "На но-су-у!!!"
   - Здесь я, - отозвался Андрей, когда я подошёл уже вплотную и повис рядом с ним на ограждении.
   - Чего молчишь? - поинтересовался я. Андрей неуверенно сказал:
   - Понимаешь, я огни вижу. То вижу, то не вижу, вернее. Уже с час, не меньше.
   - Огни?! - я напрягся. - Так какого чёрта ты молчишь?! А если это берег?!
   - Да не берег это, - отмахнулся Андрей, - а впечатление такое, что фонарь на мачте раскачивает, или в окнах каюты свет... вон! Вон опять, там, вон, смотри!
   Андрей был прав. Огонь метнулся, потом упал куда-то вниз и исчез. Полное впечатление, что корабль взлетал на гребень волны...
   - Кто-то идёт параллельным курсом, - пробормотал я. - Далеко, нет - не поймёшь... Ладно, я спать пойду. Если что - буди моментально... Кто тебя меняет, Колька? - Андрей кивнул. - Скажи ему, чтобы тоже будил в случае чего.
   - Давай, - Андрей хлопнул меня по ладони...
   ...Бросив в угол мокрую куртку, я завалился на одеяло, набросил на себя его край. От тепла меня заколотило, и Танюшка, сонно вздохнув, обняла меня, прижавшись со спины, спросила, не просыпаясь:
   - Как там?
   - Без изменений, - ответил я. - у Танюшки был убойный даже для гимнастки вестибулярный аппарат, и она не собиралась не спать из-за какого-то шторма. А перед Вадимом мне даже было стыдно. Он молчал и выстаивал вахты, но не мог ни есть, ни толком спать.
   Я успел подумать об этом за секунду пред тем, как уснул. А ещё через секунду - ну, конечно, показалось, что через секунду - меня разбудили. Судя по тому, что сделал это не Андрей и даже не Колька, а Мило, мне удалось проспать около трёх часов.
   - Это драккар, - сказал серб. - Я видел его раза два совсем близко, потом его унесло и вот уже минут двадцать даже огня не видать.
   - Это не Тиль? - быстро спросил я. Сон слетел тут же, я приподнялся на локтях.
   - Паруса и флага не было, - Мило пожал плечами, - но на носу, я разглядел, голова хищной птицы. Такого корабля я не знаю.
   - Хорошо, спасибо, иди, - кивнул я, и Мило вышел, а я опять вытянулся под одеялом, понимая, что уснуть снова нельзя, надо вставать, надо идти опять всё проверять... и где я видел птичью голову на носу драккара?
   Где я видел её?

* * *

   - Нас всё-таки занесло к северу.
   Было не холодно, но промозгло. Ветер так и не улёгся до конца, морщил воду, гнал гряду за грядой мелкие, злые волны, качавшие когг. В разрывах туч то и дело мелькало белёсое, усталое какое-то солнце. В километре от нас ветер покачивал широкие кроны высоких медноствольных сосен за полоской пляжа, забеленной пеной.
   - Так это что, уже Америка? - широко раскрытыми глазами глядя на этот берег, спрашивала Лидка. - Это уже Америка, да?
   - Похоже, что да, - Джек поставил ногу на борт, положил на колено кулак. - Только это как раз и есть острова на том месте, где в нашем мире Лабрадор.
   - Лабрадор?! - изумилась Танька. - Ничего себе нас швырнуло! И что теперь?
   - Теперь проверим, что это всё-таки за земля и куда нам отсюда дальше плыть, - решил я. - Так. Вадим, Сергей, Видов, Йенс... Андрей - пойдёте со мной на разведку. Джек, останешься за старшего.
   - Эй, а мы?! - подала голос Ленка Чередниченко. - А нам что, опять тут сидеть?!
   - Мы почти три недели на землю не сходили!
   - Нас тоже берите!
   - Да что это такое?!
   Это были голоса девчонок. Но я скучно посмотрел поверх их голов... и они утихли. Правда всё ещё бурчали, разбредаясь к бортам, но уже безотносительно, на вечную тему "всепарникозлы". Названные мною начали быстро собираться.
   - Взял бы хоть человек десять, - тихо сказал Джек. - Кто его знает...
   - Тут могут быть негры? - удивился я.
   - Они везде могут быть, - Джек тряхнул меня за плечо.
   - Да, это верно... - я задумался, потом махнул рукой: - Корабль дороже, чем мы. Да и не случится ничего... - я поднял лицо к небу и, вскинув правую руку, ударил по её сгибу локтя ребром левой.

* * *

   - Сумах, - Андрей пнул кустик, крайний из зарослей у еле заметной тропинки. - Значит, мы точно в Америке... не трогай! - он перехватил руку Видова. - Тронешь - до самого локтя опухнет.
   - Эти места населены, - Йенс, сидевший на корточках метрах в десяти от нас, распрямился. - Я отсюда видел ложбину и оленей. Они меня учуяли - и драпать.
   - Если населены - значит, не негры, - я прислушался. Пасмурный лес неуверенно перекликался голосами редких птиц. - Ладно, пошли дальше.
   Мы двигались по тропинке длинной цепочкой. Йенс впереди, за ним, шагах в десяти, от него и в трёх - друг от друга - Андрей и я по левой, Видов - по правой стороне, а в десяти шагах ещё за нами, по обеим сторонам стропы- Вадим и Сергей. Лес был густой, справа поддувало сыростью. Я с тоской подумал, что, не дай бог, погода испортилась окончательно, и в августе началась осень - кто её знает, здешнюю эту Америку?
   Йенс снова остановился и, легонько свистнув, махнул мне рукой. Я подбежал. Немец, улыбаясь, указывал носком сапога на умело замаскированное чуть сбоку тропы переплетение палок и жил.
   - Капкан? - я присел, осторожно потрогал одну из палок. Йенс кивнул:
   - Вот и доказательство... Живут здесь.
   - Ладно, пошли дальше, - я встал на ноги. - Как видно, этой тропинкой не только звери ходят, но и люди...
   ... - Остров или по крайней мере - полуостров, - Вадим подкинул в руке камешек и далеко бросил его в хмурую воду.
   Мы стояли на берегу. Если это и был пролив, то очень широкий - берега "того" видно не было, а "этот" изгибался дугой, и мы стояли в левой части этого изгиба. Каменистый пляж тянулся вдаль. В полукилометре от нас пляж кончался и начинались пологие холмы, уступами.
   На берегу, метрах в двухстах от нас, лежала лодка. Прочная, просмоленная и пустая. Мы толком и не успели это осознать, когда кусты прямо напротив лодки раздались, и из них выскочила, побежала в нашу сторону девчонка. Она неслась к нам, как к последней своей надежде, и я не сразу понял, что она нас просто не видит, а точнее - не замечает от ужаса. Девчонка так и влетела в руки Йенса, только теперь забилась, вырываясь, а потом закричала, да как - истошно, дико, вибрирующее, и немец отпустил её от неожиданности. А наше внимание тут же переключилось на дальнейшее развитие событий.
   Там же, где на пляж выбежала она, выскочил рослый мальчишка - русоволосый, разгорячённый бегом, лет четырнадцати-пятнадцати. Увидев нас, тут же остановился, оглянулся и, выхватив шпагу, застыл, меряя нас взглядом, в котором были настороженность и вызов.
   - Ну и что тут происходит? - миролюбиво спросил я. Вообще-то нормальные парни не гоняются по лесу за девчонками, доводя их до полного офигения... но дела в жизни случаются самые разные, чего лезть, не разобравшись?
   - Вы кто такие? - мальчишка говорил по-русски, без малейшей боязни, а это наводило на определённые мысли, и я краем глаза заметил, как Андрей, Вадим и Сергей сместились к воде, повернувшись лицами к лесу, а Йенс и Видов отделили от леса меня. Девчонка дальше не побежала - стояла за нашими спинами и часто дышала. Она была черноволосая, но синеглазая, широкоскулая, однако красивая, босые ноги - сбиты в кровь.
   - Проезжие, - пожал я плечами.
   - Вот и проезжайте мимо, - отрезал он и, быстр оглянувшись, заметно расслабился. Через несколько секунд стало понятно - почему. По его следам на пляж выбежали ещё двое - уже с обнажённым оружием, на одном была бригантина, а у другого в левой руке арбалет, который он тут же вскинул. - Это наша территория.
   - Да мы и не претендуем, - пожал я плечами. - Нам бы просто узнать, где мы.
   - Он врёт! - вдруг крикнула девчонка. - Он врёт! Они нас грабят! Это наш остров, мальчишек нет, и они...
   - Заткнись, сука!!! - прорычал парень.
   - Повежливей с девчонкой! - издал такой же рык Видов. Я сделал в его сторону короткий жест и поднял подбородок:
   - Она правду говорит?
   - Это не ваше дело! - крикнул мальчишка. - Оставьте её и убирайтесь!
   - Как вам это нравится? - я повернулся к своим. - Трое говорят шестерым - "убирайтесь"... хха!
   Молниеносно крутнувшись, я ударом кулака отбил направленную мне в лицо стрелу. Арбалетчик, складываясь в поясе, повалился вбок - сверкнувший серебряной молнией топор, брошенный Йенсом, подрубил его слева. Тот, который разговаривал со мной, метнулся вперёд, я прыгнул ему навстречу... Визгливо столкнулись клинки; кто-то закричал рядом... удар, удар - и мальчишка стал заваливаться назад с прямым корпусом на подгибающихся ногах. Я выдернул палаш из его рёбер и огляделся.
   Раненый топором Йенса корчился на боку, загребая песок ногами и одной рукой. Третий - тот, в бригантине, совсем щенок - стоял на четвереньках рядом со своим выбитым оружием. Вадим, упираясь ногой ему в спину, держал лезвие бастарда у его шеи.
   - С этим что? - спросил он. Йенс подошёл к "своему" раненому, выдернул топор, прикинул его на руке и быстро перерубил парню позвоночник у затылка. Объяснил:
   - Этот всё равно умер бы... Неудачно я попал.
   - Убери меч, - попросил я Вадима, подходя ближе. Тот забросил бастард в ножны, снял ногу. Мальчишка поднял голову. Да, этот совсем "зелёный". Лицо исковеркано ужасом, из ставших огромными глаз текли слёзы, открытый рот вибрировал. - Вы кто такие? - я толкнул мальчишку в бок, он содрогнулся, словно я ударил его дагой. - Да перестань те реветь, мы тебя не убьём! Вообще пальцем не тронем, даю слово! Кто вы такие, кто у вас старший?
   Взгляд мальчишки приобрёл некоторую осмысленность, он тяжело сглотнул и ответил по-французски, я понял:
   - Старшим у нас Сашен. Саня Бубнёнков.
   Из рука Вадима выпал длинный нож, который он рассматривал.

* * *

   - Вот чей драккар видел Мило. С орлиной головой, - я бросил в костёр ветку и, не выдержав, тяжело выругался. - А я ещё не мог вспомнить, чей это драккар - с орлиной головой!
   - Он ваш знакомый? - тихо спросила Люси.
   - Он был нашим другом, - вместо меня ответил Вадим, и я был благодарен ему за это.
   Наверное, истории об амазонках - всё-таки фигня. Трудно им без парней, и эта группа девчонок на острове Таунсендд не представляла исключения, хотя и два их дома - настоящих, рубленых - и огороды, и хозяйство вообще - содержались в полном порядке, позавидовать можно. Наши девчонки конечно и позавидовали.
   А в остальном - нечему. У десяти девчонок были парни, пятнадцать человек. Был корабль - для прибрежных плаваний, но корабль. Ещё в мае парни уплыли "на континент". Должны были вернуться в начале июля, но не вернулись до сих пор. Надежда ещё не исчезла, но пришла беда.
   Саня появился две недели назад, элементарно забрав часть продуктов. А сейчас - вернулся, но с драккаром на берег не пошёл, остался где-то за мысом, прислав лодку опять-таки за продуктами. И приплывшие парни начали, собрав еду, развлекаться. Примерно на такое развлечение мы и попали...
   ... - Сергей, Видов, - позвал я, - давайте за нашими. Час вам на всё, чтобы все были здесь. Можете даже на корабле никого не оставлять.
   - Есть.
   - Есть.
   - Вадим, - я повернулся к нему, - тащи сюда нашего пленного... Йенс, Андрей - на берег, приготовьте лодку и дежурьте...
   - Что вы собираетесь делать? - Люси смотрела на меня серо-золотыми глазами.
   - Помочь, - коротко ответил я и повернулся к пленному, которого как раз подтолкнул к костру Вадим. - Мы тебя отпустим. Один догребёшь до своих?
   Он кивнул, потом прошептал:
   - Да...
   - Вот и хорошо... Ты должен поговорить с Саней. С глазу на глаз и сразу.
   - Что ему сказать? - мальчишка сглотнул.
   - Скажи, что на берегу Король Поединков, - я усмехнулся. - Только это и скажи.

* * *

   Сев на валун, я ждал, пока подойдёт Саня. Тускло и тоскливо мне было. Настроение - словно промокший плащ. Волны тихо шуршали на песке и гасли, оставляя белую пену. Я не поднял глаз от этой пены, даже когда Саня подошёл вплотную.
   - Да. Это неприятно, - сказал он, и я поднял голову. Саня совсем не изменился с нашей последней встречи на дальневосточном берегу. Только сейчас на нём были толстые краги и ремённая кираса, похожая намою, правда, не сшитая, а склёпанная на стыках явно разрезанными гильзами - медно-красным поблёскивали их донца, очень красиво... - Я себе не могу такого и представить...
   - Поговорим, - предложил я.
   - Поговорим, - кивнул Саня и сел на камень напротив меня, поставив валлонку между ног в песок. Пена докатывалась до его узких сапог. Но мы молчали, глядя прямо в лица друг другу. И вспоминали. Вспоминали нашу дружбу, игры, ссоры, мечты - там. И то, как мы вместе ходили в бой - здесь.
   За его спиной на волне качался корабль.
   За моей - стояли на склоне холма люди.
   И там и там были те, кто, так же, как и мы с Саней, когда-то клялись друг другу в вечной дружбе.
   - Я ждал, что ты найдёшь нас и присоединишься, - нарушил я молчание.
   - Я хотел, - тихо ответил Саня. Провёл концом ножен резкую линию, посмотрел на то, как её заполняет вода. - Правда хотел. А потом понял, что это невозможно. Как ты говорил? "Никогда не возвращайтесь в прежние места..."
   - Это возможно, Сань, - покачал я головой. - Мы - не место. Мы - друзья.
   - Ты ещё не понял, что нет, - сожалеющее и беспощадно возразил Саня. - Ты - князь и борец со Злом. А я - пиратский капитан и Зло. Иное, чем негры, но - Зло. Я выбрал такой путь, потому что мне так захотелось, Олег... мой старый друг, мой враг.
   - Смысл? - в упор спросил я. Саня рассмеялся, пожал плечами и покачал головой:
   - Никакого. Понимаешь, Олег - никакого, мне просто нравится делать то, что я делаю. Этот мир дал мне возможность делать то, что я хочу и что всегда хотел, Олег. Понимаешь, он высвободил в нас - нас, тех, какими мы должны быть, - лицо Сани раскраснелось, глаза поблёскивали. - Ты в душе всегда был сторонником порядка, добра, правильности. И здесь ты защищаешь их. А мне всё это претило. И я понимаю негров, которые разрушают всё, что видят. Я бы делал так же, будь у меня побольше сил...
   Я слушал его молча. Потом вздохнул и, сняв перчатку, пошевелил пальцами:
   - Сань, уходи. Уводи своих людей... Там тоже есть мои друзья, и среди моих людей - они же, зачем им резать друг друга? Уходи. Если не хочешь вернуться - давай просто разойдёмся.
   - Нет, - Саня кивнул за мою спину. - Там запасы. А мне надо кормить людей.
   - Они бы поделились с тобой. Так было много раз и всегда будет.
   - Поделились бы, - согласился Саня, - только мне нужно всё. Я так хочу.
   Он улыбался. Весело и открыто.
   - Не надо сходить на берег, Сань, - сказал я, не вставая с камня. Только тон изменился, и это изменение Саня заметил.
   - Запрети, - тихо ответил он, глядя мне прямо в лицо своими большими глазами. Он по-прежнему улыбался, но худое лицо заострилось и побледнело.
   - Не хочу, - сказал я. - Но придётся. Подумай, Сань. Крепко подумай.
   - Я хочу сойти и взять всё, что мне понравится. И я сейчас сойду и возьму, - почти нежно объяснил он.
   Я встал, отстёгивая плащ. Санёк тоже поднялся:
   - Давай договоримся так, - предложил я, ставя ногу на камень и опираясь локтем о колено. - Не будем устраивать свалку с резнёй. Если тебе и засвербило, то ни твои, ни мои люди, я думаю, не хотят убийства.
   - Ты что, хочешь поединка? - хмыкнул Саня.
   - Не хочу, - повторил я. - Очень не хочу. Но что делать?
   Саня вложил два пальца в рот и, полуобернувшись, свистнул. Я увидел, что с корабля в мелководье спрыгнули двое и побрели, широко размахивая руками, к берегу. Я махнул рукой тоже, не оборачиваясь, и мы стояли и молчали, разглядывая друг друга, пока его и мои люди не подошли к нам. С моей стороны - Вадим и Сергей, с его - я не удивился даже. Увидев Сморча и Щуся.
   - Привет, ребята, - сказал Вадим.
   - Привет, - Сморч кивнул, лицо у него было хмурое и печальное. Щусь смотрел настороженно и молча. Сергей быстро перескакивал взглядом с одного на другого, на третьего и обратно - и тоже молчал.
   - Привет, Игорь. Саш, привет, - поздоровался я. На этот раз Щусь кивнул.
   - Что это вы тут придумали? - осведомился Вадим.
   - Ничего, Вадис, ничего, - Санёк вновь улыбался. - Просто хотим выяснить один старый вопрос.
   - Вы чокнулись, - убеждённо сказал Вадим. - Это что, шутка?!
   Сморч уставился себе под ноги. Сергей сплюнул в белую пену возле ног Сани и, посмотрев на него, процедил:
   - Это не шутка... Он грабил берега на моём севере, однажды я его почти прищемил ему хвост...
   - И ты молчал?! - поразился Вадим. Требовательно бросил Сане: - Это правда?
   Саня с шаловливой улыбкой развёл руками.
   - Встреча друзей, - горько сказал Вадим. Повернулся и пошёл прочь по берегу. Я окликнул его, но он только махнул рукой.
   - Позови ещё кого-нибудь из своих, - предложил Саня, но Сморч вмешался:
   - да не надо... Ты извини, Сань, но я тоже... пойду.
   И двинулся за Вадимом, непривычно сутулясь.
   - Не уйди насовсем, - бросил ему вслед Санёк. Сморч не обернулся.
   - Олег, уступи мне, - попросил Сергей. Я покачал головой и шепнул:
   - Где Танюшка?
   - Девчонки её не пустят, - ответил он. - Олег...
   Я тронул его губы пальцем, и Сергей, покривившись. Замолчал.
   - Лет пять назад у меня не было бы шансов, - сказал Саня, подняв руку - Щусь молча раздёргивал шнуровку на его боку. Я, ничего не спрашивая, отстегнул на боках крючки. Передал оружие Сергею, потом отдал бригантину и начал снимать крутку. - Но сейчас - лучше бы ты подумал, Олег...
   Ветер был холодным и сырым. Но, хотя он дул с моря, до меня донёсся от суши девчоночий крик:
   - Оле-е-ег! Не сме-ей!
   Я заставил себя не услышать его, беря из протянутых рук Сергея палаш и дагу. Подмигнул ему. Потянулся, размял плечи, вздохнул.
   И повернулся к Сане.

Андрей Макаревич

   Увы, расставанья теперь не в цене,
   Увы - не в цене обещанья.
   Нас ветром разносит по этой земле -
   Какие тут, к чёрту, прощанья?
   Не прощаясь, выходят в люди...
   ...Только в детстве
   Мы встретили старых друзей
   И новых "старых" - не будет.
   Пусть нас оправдают тысячи раз
   (А мы уж себя - непременно!),
   Но старых друзей всё меньше у нас,
   А новые им - не замена.
   И как получилось, и кто виноват?
   Нечистая чья-то игра...
   Прощались мы тысячу лет назад
   И верили, что до утра...
   ...пусть день пройдёт без забот о былом.
   И вечером этого дня
   Мы сядем все за одним столом
   У одного огня.
   А наш огонь никогда не гас!
   А что невелик - ничего.
   Не так уж много на свете нас,
   Чтоб нам не хватило его.
   Я с ними проблемы свои решу -
   Те, что не решались без них, -
   А после - прощенья у них попрошу,
   У старых друзей моих...
   У Сани, как и у меня, прибавилось шрамов (интересно, многие ли ему оставили те, кого он вот так грабил?) Но в целом он не изменился - по-прежнему был худощав и гибок. И оружие осталось то же самое - валлонская шпага, такая же длинная и широкая, как мой палаш, и дага-пойнгард, цельнокованая, с ремённой оплёткой тонкой рукояти, короче, но шире, чем моя.
   - Кистень-то оставил? - поинтересовался я.
   - А ты - револьвер и ножи? - ответил он, салютуя мне. Салюту научил его я, и на миг мне почудилось, что это просто обычная тренировочная схватка.
   Я ответил на салют и, плавно пригнувшись, мягко пошёл по кругу, подняв оба лезвия: даги в вытянутой и поднятой левой, палаша - в опущенной к бедру руке. Саня двинулся напротив меня, зажав пойнгард в левой, согнутой перед грудью, руке испанским хватом, а валлонку - положив клинком на плечо.
   Круг. Ещё. Ещё.
   Саня, кажется, ждал, пока у меня устанет правая рука. Он не заметил, что я упираю кулак в бедро...
   ...Его клинок с плеча выстрелил мне в лицо! Я перехватил удар дагой, отбросил, атакуя палашом в колено. Саня отшвырнул ударом вниз-вбок моё оружие своим пойнгардом. Я подпрыгнул, спасая ноги от кругового рубящего удара валлонки, из-под правой руки уколол дагой в левой...
   Саня отскочил, и мы вновь закружили в той же позиции. Я не хотел его убивать. Я не мог его убивать.
   Он был мой друг. Друг.
   Валлонка со свистом рубанула в голову. Я вскинул дагу на блок, одновременно уколол палашом в грудь... и не понял, в какой неуловимо краткий миг валлонка отдёрнулась, не завершив удар. Её клинок скрестился буквой Х с клинком пойнгарда. Саня поймал палаш на уколе в эту развилку. Его пойнгард резко взвизгнул по клинку валлонки, быстро, сильно и беспощадно отшвыривая мой палаш в сторону, а правая рука Сани молниеносно метнулась назад - и тут же вперёд, прежде чем я успел опустить дагу в защиту.
   Всё это заняло меньше секунды. И всё, что я успел - чуть повернуться, поэтому валлонка пропахала брызнувшую кровью рану слева по рёбрам.
   А должна была вонзиться между них - в сердце.
   - А ведь ты мне показывал этот удар, - Саня улыбался.
   - Я, - согласился я, на миг прижав к ране локоть. - Знаешь, я не верил, что ты правда будешь стараться меня убить.
   Саня поцеловал окровавленный кончик своей валлонки и принял мою же стойку. Я тоже вернулся в неё. А через секунду круговой свистящий удар на уровне лица заставил Саню отшатнуться. Не завершая круг, я нанёс укол в плечо обратным движением - Саня перехватил клинок гардой пойнгарда, рванул в сторону; я заблокировал его валлонку дагой, дёрнул в другую и с такой силой ударил Саню ногой в открывшуюся грудь, что он полетел в воду. Щусь вскрикнул. Я, махнув клинками, бросил:
   - Сань, хватит. Уходи.
   Улыбаясь, Саня поднимался на ноги. Валлонка в его руке загудела, описывая круг, постепенно превращавшийся в серебряный кокон. Рука с пойнгардом спряталась за спину. Держа свои клинки скрещенными на уровне колен, я отступал. Кокон вдруг разразился серебряной молнией - клинки тяжело лязгнули, а через миг наши даги столкнулись гардами где-то у живота. Палаш и валлонка с противным визгом соскользнули на гарды тоже, и я увидел совсем близко лицо Сани - улыбающееся, с тёмной прядью на лбу.
   Стремительно наклонившись вправо, я перестал сопротивляться, расслабив правую руку - валлонка давившего изо всех сил Сани неудержимо соскользнула влево-вниз, а он сам, увлечённый в падение собственной силой, получил резкий встречный удар локтем в лицо. Ударом ноги в запястье правой я вышиб валлонку, а рывком даги - пойнгард.
   - Всё, Сань, - мирно сказал я, опуская оружие. - Уплывайте.
   Он отнял руки от лица. Из носа и угла рта текла кровь. Но Саня - улыбался.
   - Ловко, - сказал он и спустил на песок длинную, густую алую нить.
   - Ты спас мне жизнь тогда, - вздохнул я.
   - Мы давно друг другу ничего не должны, - возразил Саня.
   - Уходи, - я показал палашом на море. - Уговор.
   Бок засаднило. Навалились тоска, усталость, холод подступил к сердцу. Я повернулся и пошёл по песку к Сергею.
   Не знаю, что меня предупредило. Лицо Сергея? Какое-то мелькание теней? Боевой инстинкт?
   Падая на правое колено и одновременно поворачиваясь туловищем назад, я толчком даги вверх отбил валлонку Сани на ударе. Палаш выбросил вверх и вперёд. Уколом.
   Саня наделся на него солнечным. До гарды. Мягко упала на песок выбитая валлонка. Я услышал, как закричал Щусь, ещё крики, но не понимал, что происходит. Саня нависал надо мной, как башня, рассматривая меня очень внимательными спокойными глазами. Он улыбался.
   Потом руке стало тяжело, её невольно повело в сторону, и Саня рухнул на песок сбоку от меня. Его рука ударила меня по колену, голова чуть повернулась, и он смотрел мимо меня задумчиво и печально. С улыбкой.
   Я посмотрел в сторону металлического лязга - это Сергей выхватил палаш. Но Сморч, всё это время, оказывается, бежавший ко мне, вдруг остановился и опустил топор - верхняя часть полотна бессильно уткнулась в песок. Догнавший его Вадим положил на плечо Сморча ладонь.
   Щусь, подойдя, долго смотрел на тело Сани. Потому рухнул на колени и, ломаясь в поясе, упал ничком на грудь убитого. Плечи мальчишки затряслись от рыданий, он стонал сквозь зубы и обеими руками гладил волосы мертвеца. Смотреть на это было противно и... страшно. Жалости во мне не было.
   Я поднялся с песка. Отдал дагу Сергею, который наклонился посмотреть, что у меня с боком - но я его отпихнул. А в следующий миг Щусь с каким-то утробным хрипом прыгнул на меня, выхватывая кинжал.
   Но в последний миг - задержал удар. Может быть, потому что я не двинулся с места, не попытался защититься, не отвёл взгляд. Только выпрямился и сказал в искажённое бешенством лицо:
   - Бей. Только сразу насмерть.
   Щусь рыдал. Беззвучно теперь, захлёбываясь слезами. Его рука с кинжалом дёргалась, словно он мысленно колол меня снова и снова.
   - Прости, - сказал я, покачав головой. Щусь заглянул мне в глаза. Быстро оглянулся на труп Сани. Искривил губы.
   И с размаху вогнал кинжал под рёбра слева.
   Себе в грудь.

Александр Городницкий

   Предательство,
   предательство,
   предательство,
   предательство -
   Души незаживающий ожог!
   Рыдать устал,
   рыдать устал,
   рыдать устал,
   рыдать устал,
   Рыдать устал над мёртвыми рожок!
   Зовёт за тридевять земель
   Трубы серебряная трель,
   Где лошади несутся по стерне...
   Но что тебе святая цель,
   Когда пробитая шинель
   От выстрела дымится на спине?!.
   Учитесь вы,
   учитесь вы
   учитесь вы
   учитесь вы
   Учитесь вы друзьям не доверять!
   Мучительно,
   мучительно,
   мучительно,
   мучительно,
   Мучительно нам после их терять!
   И в горло нож вонзает Брут,
   И под Тезеем берег крут,
   И хочется довериться врагу!
   Земля в пожаре и в дыму,
   Я умираю потому,
   Что жить без этой веры не могу...
   ... - Последний год он словно с ума сошёл. Одного за другим убил троих наших ребят, которые отказались грабить. Однажды приказал утопить пленных - парня и девчонку, связать спина к спине и утопить.
   Сморч замолчал и, свесив руки между колен, вперил взгляд в море. Лицо у него было печальным и сосредоточенным.
   - Что ты будешь делать? - спросил Вадим. Сморч промолчал, и Вадим продолжал: - Оставайся с нами... Игорь.
   Вот теперь Сморч покачал головой:
   - Нет... Понимаешь... он и раньше был моим лучшим другом... а за эти годы... когда только палуба и чужие берега... нет.
   - Он хотел убить Олега, - заметил Сергей.
   Подошедшие люди Сани уже укладывали тела Сани и Щуся на импровизированные носилки. Один из них хотел бросить мой палаш, извлечённый из трупа, к моим ногам, но, помедлив, протянул рукоятью вперёд. Я взял. Лезвие уже очистили от крови.
   - Знаю, видел, - кивнул Сморч. На меня он не смотрел. - Не, Вадим, я не останусь. Я поведу корабль в море.
   - Продолжать дело Сани? - кривовато усмехнулся Вадим.
   - Нет, - Сморч покачал головой. - Попытаться кое-что исправить. Я знаю, - он вдруг улыбнулся, - вообще-то меня считают туповатым, это, кстати, правда... но кое-что я понимаю.
   - А те, на корабле, они захотят? - уточнил Вадим. Сморч поднял бровь:
   - Там разные ребята... А кто не захочет... - он погладил рукоять топора.
   - Значит, не останешься? - повторил Вадим.
   - Нет, - Сморч встал. - Может быть, когда-нибудь мы встретимся...
   - Ладно, - Вадим посмотрел в сторону, потом подал Сморчу руку. - Бывай.
   - Угу, - вместо рукопожатия Сморч крепко обнял его, и Вадим ответил. Сергей, помедлив, пожал руку, спросил:
   - Передать привет остальным?
   - Конечно, - Сморч повернулся ко мне.
   - Слушай, - сказал я, - ты, может, встретишь где-нибудь наших - Наташку Мигачёву там, Крючкову Наташку, - я с извинением покосился на Вадима - он смотрел в море, - или Арниса - он плавает со скандинавами... Вот им передавай привет.
   - Хорошо, - кивнул Сморч и, круто повернувшись, пошёл в прибой к кораблю. Так и не подав мне руки, не попрощавшись...
   ...Мы долго смотрели вслед кораблю. Потом тучи вдруг разорвались, и тонкий луч солнца упал на корму, где серебряной искрой что-то сверкнуло.
   Но уже не понять было, кто стоял там, на корме - и салютовал нам клинком на прощанье.
   Впрочем - это мог быть лишь Сморч.

* * *

   - У тебя сейчас не очень получается, - Таня погладила меня по щеке, по плечу и сочувственно добавила: - Давай просто полежим.
   - Давай, - я со вздохом откинулся на вересковую подстилку. - Извини, Тань.
   - Ничего, - хмуро-понимающе ответила она.
   "А-ах-х-хш-ш... а-ах-х-хш-ш..." - хрипло вздыхало неподалёку море. Пронзительно свистел где-то меж камней сырой ветер, но в гроте, где мы лежали, было тихо и даже тепло. Танюшкины пальцы, блуждавшие по моей груди, запнулись о два параллельных шрама, шедших от ключицы, стали очень-очень нежными, и Танька выдохнула:
   - Этот тот медведь, да?
   - Да, - отозвался я задумчиво. - Мои первые раны... Я ещё терял сознание, когда Олька их шила... А ты плакала...
   - А вот от этой ты едва не умер... - она осторожно притронулась выпуклому шраму на левом боку. - А где те... которые на тропинке на Кавказе?..
   - Там, - буркнул я, - на берде, справа... на левой руке, под локтем. И ещё - слева под рёбрами. Самая опасная была.
   Пальцы Танюшки легко коснулись шрамов - там... там... там... Я замер, переживая эти прикосновения, как наслаждение.
   - А что у тебя сзади? - вдруг спросила она. - Ниже спины, я давно хотела спросить - рубцы...
   Я резко сел, обхватив колени руками и уставился взглядом в море. Свежая рана на рёбрах вспыхнула болезненной огненной полосой. Танюшка, тревожно глядя на меня, поднялась на локте. Помолчала и тихо спросила:
   - Это... там, да?
   - Да, - ответил я, не поворачиваясь. - Это от палки. Тот, кто называл меня своим рабом, бил меня палкой. Как плохой хозяин бьёт собаку.
   - Бедный ты мой... - руки Танюшки обвили меня за шею сзади, щека легла на плечо. - Как же ты вытерпел...
   - Не в боли дело... - начал я, но Танюшка меня перебила немного удивлённо:
   - Но я и не о боли...
   Я повернул к ней голову и увидел в её глазах понимание.
   - Спасибо, Тань, - выдохнул я.
   - Почитай мне стихи, - попросила она. Я положил свою ладонь на её сцепленные у меня на груди руки...
   - Слушай. Это Игоря стихи.
   Вкус медной денежки во рту под языком...
   Харон весло обмакивает в Лету.
   Я сам с собой сегодня не знаком
   И в каждой песне путаю куплеты.
   Мороз, мороз!
   Ты не морозь меня.
   Чего стараться? Ни жены, ни дома...
   Никто не ждет, а белого коня
   И след простыл...
   Ночная глаукома
   Навеки ограничивает взор
   Одним пятном безлико-грязной формы.
   Лишь зодиак чеканит свой узор,
   И парки судьбы расшивают в нормы.
   Нормально...
   Отдышавшись от петли,
   Простить, смешав потери и утраты,
   Всеядности кладбищенской земли
   Пожертвовав тупой удар лопаты.
   За все мои высокие грехи
   Мне денег в рот
   Досыпят сами боги,
   Чтобы я молчал и не читал стихи,
   Мешая перевозчику в дороге...
   ... - Грустные стихи, - тихо выдохнула Таня, щекоча мне щёку шёпотом.
   - Грустные... - согласился я. - Понимаешь, Танюшка, я ведь его убил. Он был моим другом, а я его убил... Не надо ничего говорить! - почувствовав, что Танюшка открыла рот, попросил я её. - Я всё знаю, Тань. Только от этого не легче. Совсем. Ни чуточки.
   - " - Тима! - неожиданно мягко сказа Гейка и взял товарища за руку. - Что это? Ведь мы же ничего плохого никому не сделали. А ты знаешь, если человек прав... - Да, знаю... то он не боится ничего на свете. Но ему всё равно больно."
   Я удивлённо повернул голову к Танюшке.
   - Это же "Тимур и его команда", - напомнила она мне книжку, которую я очень любил.
   - Да... - медленно сказал я. - Ему всё равно больно... Тань, ты меня держи, ты меня не отпускай! - почти выкрикнул я и порывисто зарылся лицом в её волосы.

Николай Гумилёв

   Это было, это было в те года,
   От которых не осталось и следа...
   Это было, это было в той стране,
   О которой не загрезишь и во сне,
   о которой не загрезишь и во сне...
   Я придумал это, глядя на твои
   Косы-кольца огневеющей змеи,
   На твои зеленоватые глаза -
   Как персидская больная бирюза,
   как персидская больная бирюза...
   Может быть, тот лес - душа твоя,
   Может быть, тот лес - любовь моя,
   Ну а, может быть, когда умрём -
   Мы в тот лес отправимся вдвоём,
   мы в тот лес отправимся вдвоём...

* * *

   С утра жарища была такая, что я невольно удивился: неужели вчера была осенняя унылая погода?
   - Глянул карту: сверю-ка.
   Ан нет - не Америка,
   А остров Буян, будь он окаян... - пробормотал Басс, стоявший возле сходней. Девчонки вышли нас провожать, и я в напряжении ждал, что Люси - как минимум она! - попросит нас остаться.
   Но она так и не попросила. И я не выдержал - сам сказал:
   - Если встретим ваших - обязательно скажем, что вы ждёте.
   Глупость я, конечно, сказал, как почти всегда бывает, когда мы хотим утешить, но не знаем, как. Однако канадка улыбнулась и кивнула:
   - Да, конечно... Попутного ветра...
   ... - Три десять! - заорал с лодки Колька. Раде размеренно грёб. Когг полз очередной протокой.
   - Ты похож на капитана Смоллетта, - заметил я Джеку, державшему кормовое весло. Он в самом деле стоял, широко упершись в палубу ногами и поглядывая то вперёд, то на убранный в одну четверть парус и болтающуюся в "ласточкином гнезде" Танюшку. Разве что Смоллетт не ходил голый по пояс и босиком.
   - Это из "Острова Сокровищ"? - уточнил Джек. Не ожидая ответа, добавил: - Ещё дюйма три - и заскребём дном по капусте...
   - Как бы вообще не пришлось буксироваться обратно, - заметил Анри, висевший на ванте за кормой. Пахло смолой, мокрым деревом и лесом с берегов.
   - Не каркай, - пробормотал Джек и рявкнул: - Докладывайте, не молчите!
   - Три пятнадцать! - отозвались спереди.
   - К повороту оверштаг! - завопила сверху Танюшка. Джек крикнул в ответ:
   - Ты знаешь, что такое оверштаг?!
   - Не-а! - отозвалась она. - Просто впереди протока направо поворачивает!.. Ой, уронила!..
   На палубу упала куртка. К ней тут же ринулись Лёнька с Димкой и приволокли её мне.
   - Три десять! - крикнул Колька. Танюшка, свесив голову вниз, обратилась ко мне:
   - Олег, принеси куртку!
   - Ничего себе, - я слегка обалдел от такой заявки и, вскинув голову, ответил: - Тань, зачем тебе куртка?! Жарко же!
   - А как я вниз полезу?! - отозвалась она. Я опустил голову и встретился с невозмутимым взглядом Джека. Только на самом дне его глаз подрагивала усмешка.
   - Нарочно сбросила, - пояснил я. Джек перевёл взгляд куда-то в дали.
   - Давай я подниму, - безо всякой задней мысли предложил Димка.
   - Иди ты... уныло сказал я, меряя взглядом мачту. Шестиэтажный дом... Я меланхолично представил себе, как меня "заклинит" где-нибудь на двух третях высоты, и я буду покачиваться с мачтой вместе, пока меня будут снимать тросом...
   Никогда в жизни я ничего не делал "на слабо", чем очень удивлял друзей и приятелей. Но здесь-то речь шла не о "слабо"... Хотя эта негодяйка, конечно же, сбросила куртку нарочно.
   - Три пять! Осторожней!
   - Три пять, - повторил Джек. Он уже забыл обо мне, да и от остальных можно было как-то отшутиться... а вот Танюшка обидится.
   - Полезу, - сообщил я, завязывая её куртку вокруг пояса.
   - А-га... - рассеянно ответил Джек. - Сколько, не молчите, козлы?!
   - Три пять! Течение на повороте!
   Джек ещё что-то пробормотал, но я уже не слышал, потому что шёл к мачте. Подёргал левый трап. Скажи сейчас кто-нибудь хоть слово - я бы, наверное, полез в драку. Но все или занимались своими делами - или по крайней мере бездельничали, и мне ничего не оставалось, кроме как поставить ногу на первую ступеньку, долбанную выбленку, так их, кажется, называют...
   И полез, ощущая себя Тигрой из "Вини-Пуха". Глядеть я старался только вверх, где в ясном небе с каждой секундой всё сильней раскачивалось "ласточкино гнездо". Или всё-таки "воронье гнездо"?.. Как правильно-то?..
   - Три пятнадцать! - гаркнули внизу, и я невероятным усилием воли заставил себя не глядеть вниз. Ступеньки резали ноги.
   - Привет, - Танюшка открыла внутрь небольшую дверку, и я, ввалившись туда, захлопнул её ногой. С трудом сказал, не поднимаясь с корточек:
   - Спасибо тебе, любовь моя.
   - Ага, - не без злорадства заметила девчонка, не спеша надевать куртку, - вот я и вижу тебя испуганным... Олег, тут так красиво, да встань же, посмотри!
   - Ни за что, - решительно сказал я, с ужасом думая, что мне придётся перед тем, как спускаться, посмотреть вниз.
   - Ты правда очень боишься? - Танюшка обернулась ко мне, и лицо у неё было уже не насмешливым, а немного удивлённым и раскаивающимся. - Оле-ег... ой, прости, я же... правда, что ли?!
   - Нет, я шучу так, - сердито ответил я, берясь рукой за бортик. Мне пришлось сделать усилие, чтобы встать. - О-ох-х...
   - Не смотри вниз! - Танюшка подняла мой подбородок. - Вокруг смотри!
   Я глубоко вдохнул, стараясь не обращать внимания на то, какие круги описывает в пустоте "гнездо". И посмотрел вокруг...
   ...А было и правда красиво. Вокруг на многие километры лежали острова и островки, прихотливо разделённые прямыми и извилистыми линиями проток разной ширины. Я видел, как тут и там буквально кишит жизнь, как бегут в океанские протоки ручейки и речушки...
   - Красиво, правда? - Танюшка положила мне руку на плечо, прилегла на неё щекой.
   - Очень, - признался я.
   - Три десять! - раздался крик Кольки, и я посмотрел вниз. Пересилил себя, отвёл взгляд от лодки и вновь поднял глаза к горизонту.
   - Парочка! - крикнул Джек с кормы. - Что там видите?!
   - Вижу открытую воду! - весело крикнула Танюшка, и секундой позже я тоже увидел далеко впереди, за лесистыми островами, широкий океанский простор.

* * *

   - Откуда он взялся? - пробормотал Вадим. Я плохо видел его лицо - туман делал предметы плохо различимыми уже на расстоянии вытянутой руки, путал и искажал звуки. На носу возились, слышалась приглушённая ругань - там вновь спускали лодку. Джек настоял на этом, упирая на то, что лучше еле ползти, чем разбиться на мелях у Кейп-Кода.
   - Тут часто бывает так, - отозвался Джек. - Ладно, пойдём понемногу... Принесите кто-нибудь поесть сюда.
   Девчонки философски готовили ужин. Я перехватил полосу копчёного сига и, усевшись рядом с Сергее у борта, чиркнул ногтем:
   - Пополам?
   - Давай, - он резанул складником. - Пожуём под туман.
   Басс мурлыкал где-то неподалёку - не поймёшь, то ли рядом, то ли на носу, то ли на корме:
   - Опускается ночь - всё чернее и злей,
   Но звезду в тучах выбрал секстан.
   После жизни на твёрдой и грешной земле
   Нас не может пугать океан...
   Подошёл и сел Вадим. Мы отломили ему по куску копчушки, молча передали.
   - Не ворчи, океан, ты не так уж суров.
   Для вражды нам причин не найти.
   Милосердный Владыка морей и ветров
   Да хранит нас на зыбком пути...
   - Двинулись, - ухнул туман голосом Олега Крыгина - он был в лодке.
   - От тебя, океан, мы не прячем лица,
   Подымай хоть какую волну.
   Но того, кто тебя не пройдёт до конца,
   Без упрёка прими в глубину...
   Туман ползал слоями над палубой. На носу, кажется, негромко переговаривались те, кто ещё не взяло себе поесть...
   - После тысячи миль в ураганах и мгле
   На рассвете взойдут острова.
   Беззаботен и смел там мальчишечий смех,
   Там по плечи густая трава... - Игорь передохнул (до нас донесло короткий выдох) и продолжал?
   - Мы останемся жить навсегда-навсегда
   В этой лучшей из найденных стран.
   А пока... среди туч нам сияет звезда -
   Та, которую выбрал секстан.
   - Хорошая песня, - негромко заметил Сергей.
   - Сам знаю, - откликнулся Басс из тумана.
   Подошёл Йенс. Немец хмурился.
   - Я сейчас был на левом борту, - сказал он так, словно речь шла о какой-то дальней стране. - Мне там что-то не нравится.
   - Мне и на правом борту не очень нравится, - философски ответил я. Йенс сердито посмотрел на меня и продолжал:
   - У меня такое ощущение, что там что-то движется. Вровень с нами.
   - Ладно, пошли глянем, - я встал и вслед за Йенсом пересёк палубу.
   - Смотри, - он взялся рукой за борт. - Внимательно...
   - Ничего там нет, - сказал я, но притих, вглядываясь в движение пластов тумана. А про себя подумал, что, если так вслушиваться, то можно вообще чёрт те что услышать. Впрочем, пока я слышал только привычно-успокаивающие звуки на когге...
   Стоп!!! Я подался вперёд. На миг мне показалось, что движение тумана как бы разбавилось неким другим движением. Почти таким же плавным, но более... вещественным, что ли?
   - Да, там что-то есть, - выдохнул я, расстёгивая кобуру нагана. - Не пойму, что?
   - Или кто... - прошептал Йенс. Я дёрнул плечом:
   - Не пугай.
   - Я серьёзно.
   - Может быть, чужой корабль? - я снова вглядывался, вслушивался - и не прогадал. Вновь то же самое движение... - Нет, не корабль...
   - Поразительно точно подмечено, - прошептал Йенс. - Что делать?
   - Тревога по кораблю! Левый борт! - заорал я, стреляя в стремительно приближающееся движение - казалось, туман обретает плотность, превращаясь в молниеносно раскрывающийся цветком букет белёсых щупалец. - Ой, блин!
   Нападение было стремительным - и, что придавало ему окончательную иррациональность - абсолютно молчаливым. Просто вдоль борта туман выстреливал целые гроздья этой пакости. Пули то ли ни фига их не брали, то ли вязли в этой слизи, поэтому я выхватил палаш - и выяснилось, что сталь эту тварь вполне берёт. Со звуками, которые издают падающие на гладкий пол куски студня, ошмётки щупалец начали таять, разбрызгивая бледно-серебристую, похожую на ртуть, жидкость. Мимо меня по палубе протащило Ясо, и я, охваченный ужасом - а что если эта мразь уже всех утащила?! - в прыжке отрубил щупальце. Ясо перекатился через плечо и пропал в тумане.
   - Оно по правому борту! - послышался чей-то неузнаваемый вопль. Ему ответила другой голос:
   - Кой чёрт, на корме оно!!!
   - Огонь! Огня! - закричал кто-то. Рядом со мной мелькнул полукруг огня - факел в чьей-то наносящей удар руке...
   ...Дико озираясь, я сжимал в руке палаш. Лидка рядом тяжело дышала, то и дело отбрасывая локтем с лица мокрую от пота и тумана прядь волос. "Где оно?! - крикнул по-прежнему неузнаваемый в тумане голос. Ему ответил другой: - Нет, исчезло!"
   - С... пасибо, - судорожно, в два приёма, даже не выдохнул, а как-то выикнул я. Лидка посмотрела на меня сумасшедшими глазищами и ничего не ответила. Я перевёл дух и крикнул: - Все целы?! Это Олег! Все целы?!

* * *

   - Не знаю я, что это было, - Джек попинал с брезгливой миной студневидную лужицу - в такие превращались все куски неизвестного чудовища. - Никого не утащило - и отлично.
   - "Отлично"! - передразнил его Сергей. - Туман-то кругом вон какой! А если сейчас опять явится?!
   - А я что могу?! - огрызнулся Джек. - Явится - опять огнём пугать будем, оно огня боится... Как ещё?!
   - Тихо, тихо, дети, не ссорьтесь, - усмехнулся я. - Не стоим? Плывём? Туман тоже когда-нибудь кончится, и все живы. Ну и отлично...
   ...Я нагнал Джека через три шага и, придержав его за плечо, тихо и быстро спросил:
   - Кто это был?
   - Не знаю, - пожал он плечами. Я приблизил к нему лицо:
   - Кто это был?
   - Да не знаю я, - англичанин не пытался освободиться, и у меня крепла уверенность, что он врёт.
   - Джек, кто это был?
   - Ладно, хорошо, - зло прошептал Джек. - Отпусти плечо... Это Живая Вода.
   - Это? - я бросил взгляд в сторону борта. - Я её себе не так представлял.
   - Не шути, - оборвал меня англичанин. - Это не из сказки, а если и из сказки, то из очень страшной. Я думал, что мы всё-таки не встретим эту тварь, поэтому молчал.
   - Ты знал, что её можно отпугнуть огнём - ты с ней уже встречался? - уточнил я.
   - Да, встречался... - неохотно обронил Джек. - Понимаешь, Олег, она не нападает просто так. Это не животное, это... это существо. Его можно вызвать и натравить. Точнее - сделать, вызвать и натравить. В прошлый раз эта тварь напала на нас у самого Кейп Кода.
   - Негры? - спросил я.
   - Скорее уж - твои друзья из Города Света, - задумчиво возразил Джек. - Тогда я об этом ничего не знал и потерял шесть человек, прежде чем мы случайно обнаружили, что Живая Вода боится огня. Они не хотят, чтобы мы сюда плыли, Олег.
   - Они просто развлекаются, Джек, - зло и горько возразил я. - Кто-то взглянул на экран и увидел, как наш корабль вплывает в туман. И решил развлечься. Джек. Всего лишь развлечься.

* * *

   - Опять скрипит потёртое седло,
   И ветер холодит былую рану...
   Куда вас, сударь, к чёрту понесло?!
   Неужто вам покой не по карману?! - распевал Игорь, и ещё с десяток голосов подхватил:
   - Пора-пора-порадуемся
   На своём веку
   Красавице и кубку,
   Счастливому клинку!..
   - Девкам, пьянке и поножовщине, - весело сказал Олег Крыгин, похлопывая ладонью по фальшборту. Я опустил палаш, отсалютовав Анри и повернул голову вверх, крикнув:
   - Ну как?!
   - Вижу землю! - крикнула Ингрид.
   - Это Делавэр! - ответил Джек, сбегая с кормовой надстройки. Лицо его стало серьёзным ещё когда он подходил ко мне - издалека. - Мы при таком ветре не сможем подняться к устью реки. Придётся ждать.
   - Не придётся, - ответил я, убирая палаш. - Спустить паруса! Бросить якорь! Говорить буду!..
   ... - Мы прибыли к Американскому континенту, - я значительно оглядел расположившихся на палубе, трапах и даже бортах своих ребят и девчонок. - Вы пошли за мной, ничего не спрашивая. Но сейчас я хочу всё объяснить досконально. Я намереваюсь пересечь Америку до Калифорнии. Там нас должен будет ждать "Большой Секрет". И те, кто привёдет его туда... - я помолчал. - Нам нужно будет разделиться, друзья. Здесь. И сейчас...
   ...Вопреки моим опасениям, мысль о расставании больше чем на год никого особо не испугала, особенно когда Сергей внёс предложение, что "парень и девчонка автоматически считаются за одно" - под общий хохот и весело-возмущённые вопли этих самых девчонок.
   - Муж и жена - одна сатана! - выкрикнул Димка и получил по шее от Зорки.
   Ясно было, что я иду. Но совершенно неожиданно вести корабль в Калифорнию захотел Вадим - при его-то приступах морской болезни! Я собирался поручить это Джеку и растерянно на него посмотрел, но англичанин совершенно спокойно заявил, что ему всё равно, у кого быть штурманом. Потом - я сказал, что Кольке и его автомату лучше быть там, где меньше людей, а значит, ему надо идти с Вадимом. Колька уныло кивнул - с нова сюрпризом оказалось, что Лидка вдруг тихо сказала, что ей хочется тоже плыть. Соответственно, пришлось оставить на корабле и Лёньку, а остальных делить жеребьёвкой, в результате которой получилось вот что:

Экипаж "Большого Секрета"

Экспедиция

   Вадим Демидов
   Олег Верещагин
   Ирка Сухоручкина
   Танька Бурцева
   Джек Сойер
   Йенс Круммер
   Колька Гришин
   Видов Земич
   Лидка Смагина
   Линде Скольвен
   Лёнька Смагин
   Мило Бранкован
   Радица Милованич
   Ян Франта
   Сергей Лукьяненко
   Андрей Альхимович
   Вильма Швельде
   Раде Рачацки
   Ясо Сарагис
   Зорка Коржич
   Клео Бальи
   Игорь Басаргин
   ИТОГО: 11 чл.
   Ингрид Сёген
  
   Олег Крыгин
  
   Лена Власенкова
  
   Сергей Земцов
  
   Лена Чередниченко
  
   Димка Юрасов
  
   Фергюс о'Коннор
  
   Анри Пюто
  
   ИТОГО: 19 чл.
   - Думаю, до настоящих холодов мы успеем добраться до Калифорнии через Амазонский пролив, - Джек протянул мне руку. - Будем ждать вас там.
   - Если к концу весны - не следующей, а которая за ней, - пояснил я, - нас вдруг не будет, то больше ждать не нужно.
   Я сказал это негромко и спокойно.
   - Вы придёте, - так же спокойно и уверенно возразил Джек.
   - Ладно, - не стал я больше ничего говорить и пошёл к ребятам, выстроившимся по обе стороны трапа. Трап казался каким-то шлагбаумом, рубежом, разделившим нас на две группы. Но все вели себя бодро, шутили и перебрасывались советами, обещаниями и подначками. За плечами у наших были вещмешки и скатки.
   - Мы будем ждать вас на самом севре Калифорнийского Залива! - излишне громко сказал Вадим. Словно корабль уже отплыл, и ему надо было до нас докричаться... Я помедлил - мне очень хотелось пожать ему руку, но Вадим уже первым взбежал на палубу "Большого Секрета", и я - тоже слишком громко - приказал:
   - Всё, пошли!
   - Подожди, Олег, - попросил Анри, - пусть отчалят...
   - Пошли, я говорю, - тоном, не терпящим возражений, повторил я.
   Потому что знал: если поступить так, то мы будем стоять на берегу, пока за горизонтом не скроется парус.

Юрий Визбор

   Ищи меня сегодня среди морских дорог,
   За островами, за большой водою,
   За синим перекрёстком двенадцати ветров,
   За самой ненаглядною зарёю...
  
   Здесь горы не смыкают снегов седых одежд,
   И ветер - лишь неверности порука.
   Я здесь построил остров - страну сплошных надежд
   С проливами Свиданье и Разлука...
  
   Не присылай мне писем - сама себя пришли,
   Не спрашивая тонкого совета.
   На нежных побережьях кочующей земли
   Который год всё ждут тебя рассветы...
  
   Пока качает полночь усталый материк,
   Я солнце собираю на дорогах.
   Потом его увозят на флагах корабли,
   Сгрузив туман у моего порога.
  
   Туман плывёт над морем, в душе моей дурман,
   Всё кажется так просто и не просто.
   Держись, моя столица, зелёный океан,
   Двенадцать ветров, синий перекрёсток!
  
  
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"