Аннотация: Период жизни 1943-53 г.г. Запасные части. Участие в войне на Западе и Востоке. Служба в Китае. Военное училище, Воздушно-десантные войска.
ФРАГМЕНТЫ ЖИЗНИ
Глава 2
АРМИЯ - ВОЙНА
ТЮМЕНЬ
Итак, в начале ноября 1943 года я впервые в жизни сел в поезд (телячий вагон) и поехал в Армию.
...Ночь. Вагон качается, периодически вздрагивая
на стыках всем нутром.
Я не сплю - тоска захватила меня. Красноватым
мотыльком приплясывает огонёк фонаря. Мысли
сумбурно - неуютны: и потому, что я еду в этом
колыхающемся ящике и еще более - что ждет там.
Перед глазами стоит плачущая мама, удивленно-
- расширенные глаза братьев, непонимающих про-
исходящее, но чувствующих тревогу взрослых.
Это видение прогоняется картинами дома, огоро-
да, деревни, полукружием леса за полем, где я так
безмятежно проводил время.
Мне полегчало: сосущая тоска отступала.
И над всем - нависла одна роковая мысль:
"всего этого я больше не увижу НИКОГДА".
Колеса замедлили ход,скрежетом , встали.
Кто-то зашел в вагон: фонарный огонек дернулся,
поплыл к выходу.
Вдруг вопль: - Куда..а..а.а?! И тут весь вагон за-
шелся в неистовом крике. Я тоже орал , испытывая
какую-то сладостную ярость.
Фонарь остановился и повис на прежнем месте.
Я оказался не одинок: весь вагон, охваченный унынием, не спал, прислушиваясь к грядущему.
Поезд шел на восток, в Тюмени встал. Эшелон стал пополнением Учебно- стрелковой бригады. Я попал в артиллерийский дивизион. Начальство изрекло: учимся 6 месяцев и сержантами едем на фронт.
В1-й батарее было много ребят из Опаринского района. Из нашего сельсовета был Шубин Витя - крепкого телосложения, веселый хохотун (последнее до Тюмени).
Командир взводе лейтенант Дворянкин с нами занимался мало: приходил на развод, на построение, проводил некоторые занятия в классе.
Пом. командира взвода ст. сержант Черный, высокомерно -неприятный тип, во время занятий часто просто издевался над некоторыми, слабо восприимчивыми курсантами. Командир другого отделения сержант Ведёркин, бывший фронтовик, был более лоялен.
Батарея 100 человек. Жили в общей казарме, спали на двухя- русных кроватях. Одеты были плохо: старая шинель, х/б гимнастерка и брюки, х/б же нижнее белье, шапка из искусственного меха, поношенные ботинки с обмотками и простыми портянками, рукавицы из байки, брезентовый ремень.
Из нас готовили артиллеристов противотанковой артиллерии. Материальная часть - 45-миллиметровая пушка, которую на фронте называли "Прощай родина": ее снаряд танку - слону дробина.
Кормили по так называемой третьей норме: капустный суп без мяса, каша, стакан чая , 700 грамм хлеба. А мы в самом росту (17 лет мне исполнилось уже в Тюмени); зима - 30 и более, с пронизывающим ветром с реки Тура. И почти каждый день несколько часов занятий на воздухе. Если строевая - куда ни шло, в движении. А огневая - тренировка стрельбы из пушки - на месте. Правда, тут никто не стоит и слушает спокойно; все стучат ногами, машут руками - иначе замёрзнешь. Как с утра ноги охладились, на морозе, замерзли, продолжают быть холодными и в казарме, вплоть до отбоя, когда окажешься под одеялом.Голод и холод создавали гнетущую атмосферу: в казарме 100 молодых парней, по существу, подростков, но в ту зиму не звучал не только смех, но громко как-то не говорилось.
В полку была специальная команда "доходяг": туда отправляли отдохнуть и набраться сил совершенно истощенных солдат. Правда у нас в дивизионе таких было немного: мы были отобраны по росту и телосложению.
Очень угнетал распорядок дня.
- Перва..я..я! ПОДЪЕМ! - раздается зычный голос старшины и вспыхивает реальность, от которой ты был избавлен на некоторое время сном.Я и сейчас в подробностях вижу: плотное сытое тело старшины Егармина посреди казармы, с по-хозяйски расставленными ногами в добротных хромовых сапогах, в которых, надо полагать, кроме портянок, еще и шерстяные носки. Лицо у старшины мужицкое, красное, сытое. Надев брюки, гимнастерку, ботинки с обмотками, слышу громовое:
-Надеть головные уборы , выходи строиться!
Темно.Строимся в рыхловатую колонну, старшина впереди:
-За мной, бегом, марш!
Километра полтора, до кладбища на окраине города и обратно. Бегут все исправно - мороз подгоняет. А после такой зарядки - завтрак не в счет.Голодное чувство сопровождало все время службы в Тюмени. Только во время редких нарядов по кухне еда была более или менее досыта.
Из памятиТюменского периода:
...Подняли батарею по тревоге: пропал затвор от
винтовки! Ч.П.! Задача: найти во что бы то нистало
Винтовка учебная, выморочная: затвор без бойка,
стрелять из винтовки нельзя. Но ПОРЯДОК:
неслыханное дело - пропал затвор от ОРУЖИЯ!
Пропажа, скорее всего- протест против тяжких
условий службы.
Не один день искали всем дивизионом.
Нашли...в выгребной яме.
...Идут классные занятия. Взвод сидит в казарме и
слушает гнусаво-нудный голос Черного. Тянет в
сон, неожиданно резко-срипучее:
- Красильников!
Рыхлый, рыжеватый курсант, вздрагивая, с
трудом приходит в себя.
- Два наряда вне очередь!
Вечером, после отбоя Красильников с кем-то, таким же бедолагой, шваброй драит деревянный, замызганный за день, пол. Отдраили, будят дежурного сержанта. Хорошо, если сержант, не поднимаясь, буркнет: -"Ложитесь спать". Но часто он встает, скребет пяткой сапога, на полу возникает белесая полоса; бухает ведро воды на вымытый подсыхающий пол. Уборщики еще долго гоняют воду и осушают пол. Спать им остается всего - ничего.
На следующий день у Красильникова снова слипаются глаза и все идет по кругу.
...- Выходи строиться!
Столовая, в которой питается, кроме артиллеристов
еще и минометный батальон, находится в нашем
расположении, в 30 метрах от двери казармы,
но старшине захотелось посмотреть или кому-то
показать: как мы ходим строем.
- Правое плечо вперед!- мы выходим на улицу.
И через полминуты:
- Запевай!
Молчание и только сердитый топот наших ног:
ну никак нам, вечно голодным, не хочется петь.
- Перевалов, запевай!
Раздается хрипловатый баритон Перевалова:
- Наверх вы товарищи, все по местам...
Жидкие голоса нестройного подхвата. Идущий
сбоку старшина - быстрым шагом в голову ко-
лонны:
- За мной, бего о ом, марш!
Излюбленный маршрут - до кладбища, перед ним
поворачиваем обратно.
- Батарея, шагом.
И через минуту мы дружно поём, как после хоро-
шего застолья.
Итог такого моциона: обед пролетает и хроничес-
кое -ХОЧЕТСЯ ЕСТЬ, не бледнеет.
...Лесная зимняя дорога. Группа курсантов тянет
сани: шесть человек на одни; вольным шагом в
тихом заснеженном лесу. Без команды и песни, не
ощущая обычного холода, как-то даже весело ша-
гаем по узкому коридору вековых елей. Идём за
дровами; дорога километров 12-15,туда - обратно
около 30-ти. Обратно-с дровами, но сани идут легко,
мы не чувствуем тяжести.
Приходим поздним вечером. Ужин давно прошёл,
но нам оставлен и обед. После свободно проведён-
ного дня, без казарменного распорядка и команд-
ных окриков, без мёрзнущих ног-еще и сытный ужин-
почти праздник.
Эти немногие походы за дровами вспоминаются,
как приятное времяпрепровождение.
...Строем шагаем по своей улице. Навстречу теле-
га. На ней что-то прикрыто рогожей:
виднеются бледносинюшные руки, ноги. Это везут
умерших, они без одежды; в конце нашей улицы
кладбище. В Тюмени много госпиталей.
...-Мишка, Мишка? - голос Ивана Катарина, моего
земляка. В ответ я сую в щель в стене
довольно крупную и аппетитную "копчёнку".
Я в наряде по кухне и разделываю рыбу для супа:
беру из короба золотисто-копченого леща и
сдираю чешую. Лещ хорош даже по нынешним сытым
временам; не понятно, как он мог попасть на
нашу солдатскую кухню 1943-года. До оклика
Ивана я уже порядочно напихал в чьи-то руки этого
леща. К разделочному цеху кухни примыкает сарай -
дровяник и через него уплыло немало чего с сол-
датской кухни, в немногие посвященные руки.
Вдруг грозное:
- Стой! Из какой батареи?!
Я похолодел: это голос старшины - зав. столовой.
Через минуту он спрашивает на кухне:
- Кто в наряде- Мишка?
Появляется курсант с винтовкой и нас с
Иваном -в штаб дивизиона. На лестнице на 2-й этаж
Иван, чуть замешкавшись, что-то на себе поправил
(как мне показалось).
В штабе: командир дивизиона, командир
нашей батареи ст. лейтенант Вараксин, Дворянкин.
Начинается допрос:
- Катарин, где взял рыбу?
- Купил у минбата.- (купил у солдата минометного
батальона). И вдруг Дворянкин:
- А ну, покажи перевод !- Иван Катарин из
семьи служащих и время от времени получает из
дома деньги, на которые покупает картофельные
оладьи, приносимые к забору - пять рублей штука.
Иван лезет в карман и подает лейтенанту деньги.
Тот считает: 200 рублей, пятидесяти рублей из
из перевода нет. (Ваня пятидесятку предусмотрительно
спрятал).
Меня почти не допрашивают, но снимают с наряда.
Ивана же, без шинели, но в шапке, на два
часа- в лыжную каптерку, где под минус 30.
Я лежу на койке, вслушиваюсь в непрекращаю-
щийся топот в каптерке и каждый стук ивановых
ботинок отзывается во мне болезненным током.
В дальнейшем мы вместе с Иваном служили еще в Казани и Наро-Фоминске. Из Наро-Фоминска на фронт он уехал раньше меня.Приезжая в Опарино, я бывал у него, а однажды, проездом из южного санатория, он был у меня.Работал он зам. председателя райисполкома. Мы переписывались, но последнее письмо пришло от его жены с вложенной вырезкой из "Опаринской искры": "...Катарин Иван Прокопьевич, кавалер ордена Славы 3 ст...."
Наступил апрель, появились проталины. Холод отступал, голод становился терпимее.Прошел слух: едем на фронт полным составом - сержанты стали покладистее. С Ведерниковым уходим на полевые занятия за кладбище: солнце, зеленые росточки вылезающей травки, длинные перерывы.К боям нас готовили плохо: мы почти не стреляли из стрелкового оружия ( нет патронов), всего однажды были показательные стрельбы из пушки
Настроение было такое - скорее на фронт: хотелось прервать этот голодно- холодный кошмар, не думая, что можно попасть в ад.Я тоже хотел поскорее покинуть Тюмень, хотя внутри и жила мысль о гибели (ворожба немого).
Настал май. Нам присвоили звание "ефрейтор", выдали новое обмундирование.
И вот большой колонной, под звуки оркестра, идем через центр города на вокзал. Услышав знакомые звуки марша, из домов выходят жители, в основном женщины, прощально машут нам, вытирая глаза.
...Поезд идет по Удмуртии. На горизонте деревня.
Из вагона прыгает солдат и по полю. Охрана стре-
ляет. Это не дезертирство.За минуту до того,
увидел свою деревню, он и не подозревал, что ско-
пившаяся тоска вырвет его из теплушки и понесет
к родному дому.
И охрана стреляя, вряд ли целилась в него
КАЗАНЬ
В Казани с эшелона сняли часть солдат и направили в такую же учебно- стрелковую бригаду, расквартированную недалеко от озера Кабан.
Лето. Буйно цветет акация, которую я раньше не видал. Все поле было занято ею, в ней- пешеходные тропинки.Казармы были в виде огромных землянок, с двухярусными нарами.
Кормили по 9-й норме, намного лучшей чем 3-я. Кроме того, не надо было расходовать калории на обогрев и мы почувствовали себя сытыми.
Но почему-то в памяти от пребывания под Казанью мало чего осталось, а от учебы и командиров - ничего. Объяснить это можно разве тем, что условия службы там разительно отличались от Тюменьских и мы расслабились до нормального состояния равновесия, а в памяти больше всего откладываются отклонения от него.
...Мы с товарищем идём по виляющей тропинке в
желтой пене акаций. Несем с полковой кухни вед-
ро супа, подвешенное на палке. В ведре
колышется толстый слой коричневого комбижира
с розовыми кубиками американского баночного фарша.
Почему не запомнились командиры и учеба? В Тюмени командиры в основном были тыловики, в Казани - фронтовики.В Тюмени сержанты преобразились, когда прошел слух о совместной отправке на фронт.
Человек, побывавший на фронте становится независимее от сиюминутных обстоятельств, от начальства в том числе; он становиться добрее к тем, кого готовит к отправке в увиденный им ад.
В один из августовских дней нас по тревоге построили и объявили об отправке на фронт.И опять, под щемящие звуки "Прощания славянки", шагаем мимо башни Сююмбеки и по сторонам женщины- с мокрыми глазами.Нам было грустнее, чем тогда, когда отправлялись из Тюмени: служба была, не в пример, легче, да и солнце ярко светило - день был налит благодатным теплом. Нам никуда не хотелось ехать, тем более в тревожную неизвестность смертельной опасности.
Но, в поезд и ау!
НАРО-ФОМИНСК
Где-то наверху, может на небе, опять нас пристопорили. Ехали несколько дней, в подмосковье остановились: эшелон был расформирован --часть курсантов направлена в г. Наро- Фоминск.Здесь была база танковых частей; в это время находились остатки 201-й танковой бригады, выведенной с фронта.По реке Нара проходила линия фронта и город и гарнизонные строения были разбиты. Три огромных полукруглых казармы были совсем непригодны для жилья и нас поместили в танковые ангары. В них были устроены из жердей трехярусные нары. На жердях - сено, накрытое маскировочными сетями. Были подушки и одеяла. Казарма освещалась и отапливалась соляркой и в помещении, особенно вверху, витали черные снежинки сажи, никак не добавлявшие уюта нашему жилью.
На базе 201 бригады был развернут учебный полк для подготовки экипажей бронетранспортеров с зенитным вооружением.Бронетранспортеры на обрезиненных гусеницах имели пушку 37-го калибра и 2 пулемета Кольт- Браунинг. Они поступали из Америки, через Иран.В полку было 25 батарей, я попал в 20-ю.Нас построили и командир полка майор Орлов сказал:
- На учебу нам отведено 28 дней. За это время мы изучаем ма- териальную часть: машину, вооружение, рацию. И едем на фронт.
Начали заниматься по 12 часов. Офицеры, по три человека на батарею, в основном были из запаса.Строевой подготовкой почти не занимались, дисциплина была относительно легкой, кормили плохо. Опять, как в Тюмени, постоянно хотелось есть.
Из памяти:
... На реке Наре была полковая баня. Я с двумя сол-
датами в карауле у бани. Должно: один стоит с
винтовкой у бани, другой отдыхает -спит, третий бодрствует.
Мы, рассудив, что баню никто не украдет, забарри-
кадировались и сладко заснули. Сквозь сон послы-
шался невероятный грохот - рушилась наша барри-
када и вслед громовое:
- В ружье!
У распахнутой двери, держа все наши винтовки стоял нач.штаба ст.лейтенант Гуров. После длинной тирады о нашем разгиьдяйстве , посулил губу.Но мы вроде не сидели - времени было мало.
...Был в наряде по кухне, вынес банку тушенки- с
килограмм. Оказалась очень жирной, спрятал
в укромном месте. Улучив время, несколько
раз наведывался к ней.
...Картофельное поле охраняется сторожем с ору-
жием. От леса оно отделяется дорогой,
политой нечистотами, чтобы нельзя было к нему ползти.
Несколько человек : сидим на опушке, у самой до-
роги. Один смотрит за охранником,
остальные приготовились.
- Пошел.- Быстро перебежав дорогу, падаем в
ботву. Лёжа роем картошку, засовывая в брюки.
Услышав команду: "Назад", вскакиваем и в кусты.
Поодаль - печём, вкусно.
...В доме офицеров, уцелевшем в ходе боев, хра-
нится картошка. Мы её перебираем. Перед уходом
затариваемся под гимнастерку, в брюки.
Выходим : в фойе стоит старшина - зав. складом и
около него ворох конфиската. Мы пополняем его.
Прошел месяц, первые 7 батарей с поступившими бронетранспортерами, уехали на фронт. Затем, по мере поступления матчасти, батареи уезжали. Наконец, уехали два расчета 19-й батареи и на этом все застопорилось.Идёт месяц, второй, занятий практически нет - транспортеров тоже нет. Хоз. работы, политзанятия. Зима в разгаре: холодно, голодно.
Наступил 1945 год, матчасти нет. Нас стали посылать на разные хозработы вне части.Поехали в совхоз Ермолино, под Боровском. Живем здесь вольно, нет строя. Кое-что из еды перепадает от совхоза.Работа: долбим мерзлую землю, делаем небольшие ямки. Для чего это делать зимой? Требуется очень много сил; летом было бы совсем просто. Но мы долбим - солдатский труд дёшев.
Проходит зима. Машин нет и нет. В Кубинке рубим мелколесье: расчищаем полигон.
ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
...Март. Кубинка. Ночью поднимают по тревоге .
Начальник штаба полка читает: "...Лихачев, Ша-
ульский, Верещагин..."- всего10 человек -на машину
и в Наро-Фоминск.Утром - в эшелон и на фронт.
Третий раз еду на фронт. И судя потому, что на этот раз эшелон везёт технику, а не людей - доеду.Поезд состоит из платформ, на которых "летучки" -ремонтные мастерские на колесах.Выехали 20-го марта; в Подмосковье еще не притаивало. В поезде несколько теплушек.
Мы 10 человек 1926 года рождения, служили вместе еще в Тюмени. В новом обмундировании: фуфайки, ватные брюки, ботинки с обмотками, байковыми портянками. Занимаем маленький вагон - теплушку. Еще в нескольких вагонах едут бывшие фронтовики - танкисты 201-й бригады более старшего возраста.
Вначале думали, что нас 10 - взяли в качестве охраны эшелона, но нам не выдали оружие; мы ехали целевым пополнением - как потом и оказалось: влились в одно подразделение, закрыв некомплект.
По России ехали не спеша. К эшелону подходило много людей с просьбой подъехать: пассажирские поезда ходили редко и были перегружены. В свой вагон мы никого не брали, не нарушали порядок. На тормозных площадках, наверно по разрешению охраны, ехали гражданские.
В пути:
...Эшелон подходит к станции. У вокзала малень-
кий базарчик. Наши танкисты идут и бесцеремон-
но забирают у испуганных тёток продукты.
Мы, молодые не мародерствовали. В большинстве случает при подходе нашего эшелона, импровизированные базары разбегались.Старшие во время стоянок шныряли по путям, проверяя вагоны и тащили, что приглянулось.
потекла в котелок, другой , третий. Подошел солдат
охраны приказал отойти. Куда там! Выстрелил
в воздух - отобрали винтовку,затвор закинули за вагоны.
...На тормозной площадке едет женщина с узлами.
Паша Лихачев "увел" у неё один мешочек. Вскрыли - соль,
хотели выбросить, но кто-то надоумил:
обменять на съестное - на остановках меняли коробок
соли на молоко и хлеб. Это было хорошей добавкой к чёрным
сухарям, которыми нас снабдила Москва..
...На одной остановке из вагона, стоящего рядом поезда,
старшие перекатили несколько бочек пива.Потом перепились,
передрались, в драке покалечили друг- друга.
После этого случая, на следующей станции с эшелона сняли несколько танкистов.Проехали гос. Границу Румынии. Тепло! Карпаты в зелени! Вместо заснеженного Подмосковья вдруг оказаться в цветущих горах - чудо! На подъеме поезд идет медленно, успеваем спрыгнуть с платформы и набрать воды с водопадика, которым нет числа .На вершине горы большой крест - памятник Елене - матери короля Михая.
Здесь в Румынии я впервые увидел ( и не один я) настоящий белый хлеб. Он предстал в виде круглых больших, необычайно пышных караваев, изумительного запаха и вкуса.
Пожалуй, с этого времени кончилась моя ГОЛОДНАЯ служба.
...Подъезжаем к станции, выходим из вагона, снимаем
телогрейки (зачем они в такое тепло) и получаем чудо -
хлеб. Почти все новое обмундирование пошло в обмен на
продукты и в конце пути мы предстали настоящими
оборванцами.
Переехали границу Румыния - Венгрия. Наконец встали, помнится название местечка - Рожиндоль. Был поздний вечер. Какой-то офицер, нас-10 человек, отвел в частный дом с хозяевами. В большой комнате на полу мы улеглись спать. Хозяева за стенкой. Приходит старшина:
- Вы ужинали?
- Нет. Старшина идет к хозяевам, на столе появляется хлеб, копченое мясо и отличный компот - ужин царский.
Эшелон пришел в расположение 7-го Механизированного корпуса, части которого выведены из боя для пополнения. Нас определили в Отдельную зенитно- пулеметную роту 16-й Шумлинской ордена Суворова Механизированной бригады.
Построив, старшина, увидев лохмотья нашей одежды, проорал:
-...вашу мать, оборванцы; у меня ничего нет, в этом и будете воевать!
Рота состояла из двух взводов, по три пулемета ДШК калибра 12,7. Расчет: командир, наводчик, заряжающий, водитель; машина "шевроле". В походе, пулемет на треноге, закрепляется в кузове.Личное оружие: у командира - револьвер "Наган", у остальных - карабин.
В штате роты три офицера: командир и два командира взвода; старшина, писарь, механик, ружмастер, санинструктор и ездовой. Командир роты лейтенант Петр Леженко, 1923 года рождения, среднего роста, спокойный и доброжелательный.Рота расквартировалась в просторном жилом доме с садом.
Леженко повел новичков в глубину сада, поучить бросать гранаты:
- Знаю, что вы никогда этого не делали.
Он был прав: во всех трех частях, где мы служили, боевую гранату нам и не показывали. К войне нас готовили достаточно долго, но плохо - впрочем об этом я уже говорил. Но Леженко допустил ту же тыловую ошибку: не дал каждому бросить гранату, а ограничился двумя бросками.
В роте был многонациональный состав: русские, украинцы, белорус, грузин, два азербайджанца, еврей - наш шофер. Всего -33 человека.
Рота - отдельная часть со своей печатью, входила в мех, бригаду.Бригада имела почти все виды наземных войск: мотострелки, артиллеристы, танкисты, минометчики, зенитчики (наша рота), разведчики, саперы, связисты, медики, тыловое обеспечение. Такая организация бригады позволяла, при необходимости, действовать автономно.
И вот наступило мое боевое крещение. Корпус входит в прорыв. Рота в передовом отряде бригады. Отвлекаясь, поясню, как использовалась зенитно- пулемётная рота в боевой обстановке. Как имеющая сильное вооружение - крупнокалиберные пулеметы, на марше - в передовом отряде, с разведчиками на бронетранспортерах, ротой мотострелков и взводом танков.
После соприкосновения с противником, когда уже основные силы бригады ввязываются в бой, мы отходим и занимаем оборону у штаба бригады - как зенитчики.
...Теплый солнечный день. Местность открытая:
кое-где небольшие рощицы леса, видны деревни,
поселки, дороги с двигающимися, словно гигант-
ские гусеницы, колоннами войск - это другие бри-
гады и приданные корпусу части.
Обстановка спокойная, но во всем чувствуется на-
стороженность, тревожное ожидание. Не слышно
выстрелов, только стрекот гусениц и гул моторов.
На земле тут и там останки прошедшего боя: воронки,
подбитая и еще дымящаяся техника, по
канавам - фауст-патроны, неубранные трупы.
Пулемет у нас на треноге, без щита; мы с команди-
ром и заряжающим Васей сидим без касок.
Впереди, на броне танков, едут чешские партизаны.
Вдруг в монотонный гул вклиниваются пулемет-
ные очереди и сразу близкие шлепки пуль.
В теле всплеск жара , в голове: " ВОТ И ВСЁ!"
Крик Васи:
- А где моя каска?!
И властное командира:
- Щит!
Я вскакиваю, хватаюсь за щит, и Вася тут, а коман-
дир уже дает длинную очередь в сторону рощицы.
Возня со щитом, близкое, четкое потакивание на-
шего ДШК и поднявшаяся вокруг какофония стрельбы,
действуют на меня успокаивающе и
обреченность отступает.
Огонь ведет уже вся колонна, гулко бухают танки.
Сорвавшиеся с брони чехи бегут к рощице.
Подходят и разворачиваются основные силы бригады, мы возвращаемся к месту дислокации штаба. За месяц, что я был на фронте, наша бригада трижды входила в прорыв и дважды пополнялась людьми и техникой. Когда, во время боев, истощались силы мотострелковых батальонов, они пополнялись за счет частей, несущих наименьшие потери. К их числу относилась и наша рота.
Немецкая авиация была подавлена нашим превосходством в воздухе; мы только раз вели огонь по самолетам.Из роты в мотострелки за месяц ушел десяток солдат, в том числе -шесть, из прибывших со мною.
...Видим на поле появилось множество бумажек,
Листовка: "Бойцы и командиры 7-го Мех. корпуса!
Вы окружены. Группа генерала Плиева, шедшая к вам
на выручку - разбита. Сдавайтесь!"
Подпись: "Бойцы Народно- освободительной Армии России".
Листовки от имени армии Власова. Читать это было забавно и только. Хотя мы были далеко впереди линии фронта, но наши тылы не были отрезаны и никакого окружения не было.
В Брно я сменил свои рваные галифе на гражданские брюки коричневого цвета, заодно обменял ботинки с обмотками на сапоги пленного немца.
...Стоит большая группа пленных немцев. Наши
солдаты ходят среди них, ищут часы: "Ур есть?"
Я тоже ищу. Останавливаюсь около рослого немца.
Он, видя перед собой юнца, на мое негромкое "Ur",
отрицательно крутит головой.
Из-за моей спины возникает какой-то старшина,
решительным движением вытаскивает из брючного
карманчика немца и передает мне карманные
серебряные часы "Павел Буре".
Через несколько лет эти часы у меня " увел" новоиспеченный Советский офицер, в последнюю ночь моего пребывания в стенах училища.
Чехословацкие деревни- поселки разительно отличаются от наших. Комфортные, чистые дома; если в доме нет водопровода, то на улице - колонка. Дороги - асфальт или мощенка. Деревенский быт мало отличен от городского.
,,,Рота расположилась в доме с просторным двором и
разными надворными строениями.
Солдат нашел какой-то коричневый кусок с
приятным ароматом. Собрались человек 10, гадаем:
- Что это такое?
Подходит мальчик лет восьми:
- Какао,какао! Дай на памятку. "На памятку" -так
они выпрашивают съестное: война - голодно.
Кто-то из нас и слышал "какао", но никто не пил.
Отколов часть, за науку, мальчику, остальное
отдали повару и большинство из нас впервые в
жизни пили какао.
...Солдат кричит с чердака:
- Ребята, здесь мешки с чем-то!
- Бросай их сюда!- На мощеный двор мешок летит с
сухим треском. Вскрыли - светлокоричневые
узорчатые шарики? Как и в случае с какао - озадачены.
Подходит грузин Читайшвили:
- Хо, грецкий орех! - Со скрежетом давит, доставая зерно.
Это тоже, для большинства из нас, оказалось первым
ореховым деликатесом, причем сразу в огромном количестве.
Фронт стабилизировался. Мы оборудовали огневые на окраине поселка, в котором расположился штаб бригады.
...Я дежурю на точке, на высоком месте. В низине,
километрах в 6 - 8 проходит линия фронта: слышна
стрельба и видны разрывы. Надо мною летят наши самолеты
и бомбят немецкие окопы.
За два часа, что я стоял на дежурстве, прошли четыре
группы "Бостонов" , или ЛИ-2, по 9 -12 самолетов.
Пролетели,- через пару минут там все небо в разрывах зениток,
по земле ухают бомбы.
И вот они возвращаются, я считаю - все. За два часа не был
сбит ни один самолет; причем летали без сопровождения
истребителей на небольшой высоте.Немецкой авиации не было.
...Среди местной тишины вдруг в уши врывается грохот- вой
и теплая волна метет землю. Догадываюсь: "Катюша" и вижу
уходящие, в сторону переднего края, удлиненные цилиндры
снарядов.
Через секунды -фонтаны разрывов с огненными стержнями,
море дыма и пыли заволакивает немецкие окопы.
В корпусе был дивизион Гвардейских минометов, в просторечии "Катюш". На марше я видел машины необычных форм: что-то прямоугольно-наклонное, закрытое брезентом. На этот раз "Катюши" вели огонь, находясь недалеко от наших огневых точек.
Пожалуй самый тяжелый бой, за мое время пребывания, 7-й Мех. корпус вел под Брно. Наша бригада действовала в районе города Густапече.После боя на поле стояли подбитые Т-34 и "Тигры". Наших было значительно больше. У немцев в это время танков было уже мало, но очевидно и то - против "Тигра" Т-34 - слаб.Несмотря на превосходные качества Т-34 - это был средний танк и он не мог на равных противостоять "Тигру".Наша промышленность не смогла создать качественный тяжелый танк, способный действовать паритетно с "Тигром".
В полосе действия нашей бригады было подбито несколько "Тигров". Можно было кого-то из участников боя представить к званию Героя Советского Союза. Претендентами были: Танковый полк и Артиллерийский дивизион. На самом деле, в ходе и после боя, видя результат, нельзя однозначно определить: кто и какой танк подбил.Приоритет получил Танковый полк, командиром которого был подполковник Амелин - высокий, представительный человек, коммуникабельный и авторитетный. К званию Героя представили молодого лейтенанта Миренкова- командира танкового взвода.
Из артиллерийского дивизиона, командира батареи представили к ордену Боевого Красного знамени.
Знамя командир батареи получил сразу. Герой где-то застрял.
Прошло два года. После войны с Японией бригада стояла недалеко от Порт-Артура. Однажды, в 1947 году получаем "Правду". На развороте " Указ Президиума Верховного Совета о присвоении звания Героя Сов. Союза" и там "...Миренкову Ивану Степановичу - командиру танка Т-34"
...Весна 1948 года, Владивосток, я схожу с корабля,
прибывшего из Китая, где провел почти три года и
почти- тюрьмы.
РОДИНА!
На пирсе пустовато - пара милиционеров и два армейских
офицера: подполковник и старший лейтенант
Миренков со звездой Героя- он возвращается из Москвы,
где получал награду.
Прошли годы, начались встречи ветеранов Корпуса. Я в первых не участвовал, потом решился.
...Ресторан Арбат. Сослуживец по Квантуну ст. лейтенант
Сорокин подвел ко мне генерал- лейтенанта. Тот:
- Миша, Верещагин!
В облике невысокого плотного черноволосого генерала
я вижу молодого, худенького сержанта Павла Гутенко,
который был писарем 2-го батальона и ежедневно
приносил ко мне, в строевой отдел полка, суточную ведомость.
Во время той встречи Гутенко еще служил в должности нач.
Инженерной службы ВО.
В ту же встречу, в ходе воспоминаний о боях под Густапече,
Миренков - полковник в отставке, попросил фронтовые фотографии: он собирался писать книгу о боях в Чехословакии. Я посылал ему фото; мы с ним обменялись несколькими письмами - книгу издать не удалось, а потом и встречи ветеранов прекратились, как и многое другое.
Мы идем на Прагу. Солнце. Тепло. Как будто и нет войны. В деревнях , поселках на обочинах стоят массами жители, с веселыми улыбками, с цветами и приветствуют криками:
- Наздар! Наздар! На Прагу двигается лавина войск. Наш корпус в составе 6-й Гвардейской танковой армии. Куда ни глянь: до горизонта по всем дорогам змеится техника, в пелене пыли и дыма.
Мы идем очень тесно. Тут же, вперемешку с машинами, едут казаки Плиева. Кое- где, увидев казачьи кубанки, жители с возгласами "Казаки". "Казаки"! - покидают дорогу. Может на слуху было вольное поведение казаков, в части мародерства или же здесь присутствовала историческая память людей.
Ночью вспыхивают стычки между конниками и мотострелками, когда в тесноте лошадь получает толчок машиной.
...Входим в небольшой городок; на площади
группа немцев, в основном старших офицеров,
среди них - цивильно одетые женщины. Может,
это штаб соединения.Леженко вызывает старшего -
им оказался полковник и приказывает построиться.
Меня оставляет в машине у пулемета, развернуто-
го в сторону колонны, с приказом:
- В случае выстрела дай очередь над колонной.
Остальные бойцы роты - цепью сбоку колонны.
Немцы идут, складывая на одну из плащпалаток
личное оружие, на другую - часы и ювелирные
украшения.Немцев увели на сборный пункт пленных.
Часы и оружие разобрали бойцы. Украшения забрал старшина.
Я, пришедший к "шапочному разбору", удовлетворился
маленькими карманными серебряными часиками и Парабеллумом
с обоймой на 16 патронов.
После войны, на квартире командира роты в г.Дальнем, я видел чемоданчик с украшениями. Позднее, изучая цветные камни, стала понятна красота и ценность того чемоданчика.
Лейтенант Леженко почему-то с Квантуна быстро уехал. Он не бывал на встрече ветеранов. Может и так, что заполученные украшения, цену которых он вряд ли предполагал - обернулись злом.
В ночь с 8-го на 9-е по двигающейся колонне прошел слух - радисты уловили - КОНЕЦ ВОЙНЕ.
Ранним утром вошли в Прагу, остановились на окраине. Нигде не стреляют. Никто не говорит о конце войны, но прекрасная погода, не видно разрушений в городе - внутренняя напряженность притихла. Позавтракали, лежим: кто на солнце, кто в тени машин.
...Прошла группа военных. Немцы? Но какая-то
необычная форма - власовцы. Вслед бежит жен-
щина и по-русски:
- Здесь не проходили военные?
Мой командир к ней:
- А зачем вам это знать?
- У меня там муж.
- Ах...у тебя там муж! И навел на нее револьвер.
Ребята успокоили его, отвели руку с оружием.
Уже полдень. От нечего делать, решили пристрелять приобретенное у немецких офицеров, оружие.
...Я выстрелил по банке из Парабеллума и не поста-
вив на предохранитель, иду к своей машине, держа
пистолет к земле.
Бухает выстрел - из под машины выкатывается наш
шофер Володя, с каскадом "приятных" слов мне и
Парабеллуму.
Я спотыкаюсь о свою беспечность.
Наконец мы уразумели, что войне конец, но числа до 12-го еще
вылавливали немцев.
Штаб бригады дислоцировался в небольшом городке; занял богатую усадьбу с садом за высоким забором.
...Мы с Пашей Лихачевым патрулируем вокруг штаба.
Ночь. На фоне неба видим двигающуюся фигуру.
Паша:
- Хенде хох!- Человек остановился, поднял руки.
Я ложусь и беру немца на прицел.
Паша идет к нему; обыскав, отводит на пункт сбора пленных.
Наша рота расположилась на территории спиртового завода.
Ребята, особенно кто постарше , пили этот напиток: его много было в трубопровода, я не пил. День Победы для нашей бригады прошел внешне незаметно: никакого празднования не было. Но наступило 20- мая - день формирования бригады и его решили отметить как день Победы.
...Меня, видимо как непьющего, в этот день наз-
начили патрульным к штабу бригады. Я взял карабин - ухожу.
Ребята:
- Выпей в честь праздника!
Думаю: "Сейчас надо" Три четверти алюминиевой
кружки 96%-го с неприятным запахом -выпил.
Пришел к штабу.В усадьбе и снаружи у ворот много
веселых офицеров, освободившихся от многолетия тревог
и лишений, группа чехов.Из ворот усадьбы выходит нач.
штаба бригады,(в это время врио.командира ),
подполковник Егудкин:
- Часовой! - Я, пошатываясь, сделал несколько
шагов в его сторону.
- Разгони их, я танцевать буду!
Я повел карабином в сторону стоящих чехов;
они несколько отступили.
А дальше, ничего не видя и не слыша, чувствуя,
что сейчас я здесь лягу, отошел за угол ограды,
положил карабин в травянистую канаву и лег на
него. И все - отрубился.
Через какое-то время я очнулся, сообразил,
что на посту. Голова трещит, ноги не держат; сел на бровку
канавы.С облегчением увидел подходящую смену.
За месяц моего пребывания на фронте наша рота непосредственно потерь не понесла, за исключением тех, кто был направлен в стрелковые батальоны. В роте был ранен и выбыл командир взвода, да пара легких ранений, был легко контужен Паша Лихачев. А в батальонах было по-другому; после войны никто из отправленных, в роту не заходил.
Потом была у меня одна встреча:
...В Порт-Артуре проходит слет физкультурников. Колонны на
стадионе, все в одинаковой форме: майка- трусы.
В соседней колонне стоит парень, кого- то напоминающий мне.
Я смотрю на него, он - на меня.Наконец я понял,
кто это может быть:
- Володя, не ты ли?- И он:
- Миша?. Это Володя Иванов из нашей десятки,
отправленный в батальон; был ранен, сейчас служит
в стрелковой дивизии.
Настала мирная жизнь. Никаких пока занятий, только наряды на кухню и охрану. Учусь ездить на велосипеде
...Еду под горку и въезжаю прямо в Володю Читайшвили.
Его велосипед в восмерку, да и еще ушиб колена.
Горячий кавказец- за пистолет, но вспомнив, что война
закончилась, отвел душу на своем наречии.
...Ночью стою часовым в расположении роты. Во дворе:
машины, стоит повозка с мешками и бочкой.
От безделья - поел сахарную пудру, которая оказалась
в одном из мешков. Сильно захотелось пить - воды нет.
В бочке - вино; потянул из шланга - терпко
-кисловатое, воду не заменило.
У старшины было небольшое стадо коров; где он их реквизировал- не знаю. На одну корову он выменял пиво; привезли несколько бочек. Большинство роты пило и нахваливало; я был из непьющих то, наверное неплохое, чешское пиво. Остальных коров увезли на колбасный завод и обменяли на сырокопченую колбасу. Мы её ели в течение месяца: пока собирались, а затем ехали, не спеша, в Монголию. Висела под тентом в кузове машины и со временем только твердела.
Разрешалось отправлять посылки с трофеями домой. Многие это делали; я считал - цел остался и ладно.
Конец войне.Прага 9 мая 1945 года. Я- у борта
ЯПОНСКИЙ ПОХОД
В начале июня мы погрузились в эшелон и - в РОССИЮ! Настроение было приподнятое, но чувствовалась какая-то неопределенная грусть. Как будто оправдывалось высказывание Володи С. Когда мы шли на Прагу и Володя, ехавший в где-то подобранной открытой амфибии, сказал : " Ребята, пройдет время и мы будем вспоминать эти дни, как одни из лучших". А ведь тогда еще шла война. Для роты выделено несколько платформ и крытый вагон. Машины с тентами, на полу кузова сено: многие располагались в кузове, я- тоже. Везли трофейный дизель "Мерседес-Бенц", который потом, на Хингане, нам хорошо послужил. Ротный вез легковушку. Ехать приятно, скорость передвижения небольшая. Уже поспела черешня. Чехи, в своих чистых и удобных для жизни поселках, радушно приветствуют и провожают нас.
И вдруг вокруг все изменилось: жалкие, часто одиночно стоящие, домишки, угрюмо встречающие нас люди. Это Польша. Нам приказали привести пулеметы в боевую готовность и установить круглосуточное дежурство. Как потом узнали, что была опасность нападения или подрыва эшелона со стороны бандеровцев.
Белоруссия. Внешне мало чем отличается от Польши; только меньше хуторов, а деревни и поселки в основном разбиты. Но люди приветливы и рады нам.
Незаметно проехали границу Российской Федерации. Запомнилась одна остановка в центре европейской части Союза.
...Город Ряжск, вероятно районный центр. Был
выходной день. На привокзальной площади гуляет молодежь,
в основном девушки моего и старше возраста. Они танцуют
под какую- то музыку. Часть офицеров с эшелона с ними.
Меня охватывает смешанное чувство радости от только что
пережитой огромной опасности и смутной тоски: может это
предчувствие новой опасности - мы не знаем, куда нас везут.
Проехали Урал, недоброй памяти - Тюмень. И вот уже станция Отпор - граница Монголии.Здесь эшелон проверяла контрразведка и сняла с него всех, кто не имел отношения к войскам. На всем пути от границы с Польшей в эшелон подсаживалось много гражданских . В роте однажды ехала женщина-прокурор в командировку; одна девица, из свободно путешествующих была скрыта от проверки и проехала в Монголию.
Разгрузились в Чайболсане - рельсы кончились. Конечно, когда повернули в Монголию, стали догадываться: куда едем и зачем. Но официально не знали и офицеры среднего звена.
Большую часть Шевроле у нас забрали для перевозки мотострелков. На оставшихся и Мерседес-Бенц долго двигались по пустыне, наконец , разбили лагерь.Людей был некомплект и роту дополнили солдатами и парой мл. сержантов 1927 года рождения, человек 10. Поставили палатки. Я разместился в палатке с двумя - из пополнения: Борис Пугачев и Олег. Олег - небольшого роста с пухлыми щеками и совершенно ребячьим взглядом. Было очень жарко; ночью жара спадала, но с вечера долго не удавалось заснуть.
...Пришли с занятий: отрывались от колодца на час;
солдат припадает к ведру и видно, как убывает из него вода.
Раньше я такое наблюдал -когда поили лошадей.
К этому времени у меня было звание мл.сержант.
...В роту приехал капитан - пом. нач. политотдела
по работе среди комсомола- такая вот длинная должность.
Вызвали меня:
- Мы думаем рекомендовать тебя комсоргом части.
Отказываться не принято. Собрали комсомольцев- я стал
комсоргом роты.
Вскоре пошли в наступление - не до собраний. После боевых действий, осенью 1945 года меня перевели в штаб бригады, где я не встал на комсомольский учет. По прошествии трех месяцев неуплаты членских взносов - механически выбыл из комсомола. Вступил- по чужой воле, выбыл- по своей.
8-го августа нас построили и зачитали приказ: "СССР вступает в войну с Японией. На рассвете идем в наступление". Так вот зачем мы здесь объявились: помочь американцам добить Японию. Добром отплатить ей за то, что она не стала помогать немцам добивать нас в 1941 году.
Ночь была беспокойной - не спалось: представлялась канонада боя - был опыт. Вернулись мысли о гибели.
Ранним утром заурчали моторы. По степи фронтом покатилась лавина войск; дорог там нет, а каменистая почва позволяет ехать где угодно. Едем, ежесекундно ожидая пулеметный шквал. Проходит час,два три, уже полдень - только гул моторов и шлейфы пыли в растянувшихся колоннах.
Одновременно с механизированными и танковыми частями шли в наступление и пехотные дивизии; они остались далеко позади, но многие пехотинцы, может даже по личной инициативе, ехали на броне наших танков. В течение дня встречались только стада баранов, реже коров и лошадей.
Тылы, в ходе марша, отстали; снабжение продовольствием нарушилось. Не было хлеба. Повар варил кулеш из муки и мяса баранов. Бараны курдючные, жирные и мы быстро ими наелись.
На пути попадались монастыри, но без монахов. Что запомни- лось в них: огромнейшие барабаны, диаметром может метра три и колосники, на которых были навешены тысячи тряпочек бурого цвета- вероятно жертвенная кровь.
А бой? Относительно серьезный бой однажды держал 2-й мотострелковый батальон. Мы не имели прямого соприкосновения с японцами; наш командир время от времени пускал трассы по показавшимся отрогам Хингана. Большой Хинган - горы невысокие и перевал не такой уж сложный, но на нем верховое болото: внизу - каменная твердь, наверху- засасывающая грязь. Из наших машин самостоятельно проходил Мерседес- Бенц с двумя ведущими, который и перевез за несколько рейсов вооружение и имущество роты, помог пройти другим машинам. Преодолев Хинган, мы скатились в цветущую долину Внутренней Монголии. Здесь появились посевы гаоляна, кукурузы, бахчи арбузов и дынь. Может от того, что местность высоко над уровнем моря- арбузы и дыни были очень мелкими. Спелая дыня, размером меньше кулака, но сочная и с удивительным карамельным вкусом. Большинство из нас не были избалованы этими овощами южных широт и мы, после многодневного бараньего поста, отвели душу на неожиданно свалившихся витаминах.
Здесь не чувствовалась изнуряющая жара степной Монголии, японцев не видно; ожидание боя спало и мы пришли почти в благодушное состояние.
Первый город Тициань. Рота остановилась на окраине, хотя в этом городе окраина была везде. Что же это за город? В центре улицы с перекрестками, дома из дикого камня и глины, одноэтажные. Я не видел ни одного, хоть сколько высокого дома, магазинов тоже не видно. На некоторых перекрестках стоит человек со столиком, на нем полукруг какой-то желтоватой массы - может мамалыга из кукурузы. Немного отойдя от центра, видишь: улицы переходят в улицы- поля: по одной стороне улицы стоят дома, по другой- растет кукуруза, гаолян.
Солдаты не только самовольно брали с бахчи арбузы, дыни, но иногда и покупали. В качестве платежа шли румынские леи, билеты Осовиахима и прочие цветные бумажки
- Хорошо бы достать свинины - мечтательно произнес повар, услышав, что будто бы в гаоляне полно поросят.
...Мы с Митей Дижевским идем на охоту. У меня автомат ППШ.
Улица: слева- дома, справа - высокая, метра под три кукуруза,
с толстенными стеблями , широкими листьями и здоровенными
початками,- сплошная стена зелени.
Видим, что-то мелькает между кукурузных стеблей -
это небольшой чернопятнистый поросенок. Даю короткую очередь-
поросенок бежит. Стреляю еще и еще - поросенок продолжает кросс.
Я с трудом поспеваю за ним, обдираясь о шершавые кукурузные листья.
Наконец, поросенок повергнут.Митя взваливает его на спину и несет
в роту. Меня посещает желание: достать ещё утку или гуся.
Выхожу на улицу. Она была пустой, пока мы охотились на кабанчика,
а тут вдруг за мной увязывается небольшая толпа китайцев.
Соображаю, что они недовольны результатами нашей охоты и решаю
уходить в роту без гуся.
Улица- поле переходит в настоящую, толпа за мной растет,
переулков не видно.
Впереди ворота, я вхожу в них и с тревожным удивлением обнаруживаю:
замкнутый двор с группой, сидящих на земле людей. Вошедшие за мной
что- то говорят, сидящие встают.
Гуляющий по спине холодок усиливается внезап- но возникшей мыслью:
"А есть ли в диске патроны?!" - Ведь по кабану палилось нерасчетливо
щедро. Оборачиваюсь, автоматом показываю спутникам отойти в сторону и
спокойным шагом с беспокойным сердцем, выхожу на улицу.
Затем широким шагом, поплутав по городу, с явным облегчением, выхожу
к своей роте.
На ужин вместо жирной баранины был не очень тощий поросенок.
Несколько дней мы ехали по плохим дорогам, даже по полотну железной дороги и остановились в городе Кайтун. Город был заполнен войсками.
Поздним вечером вдруг началась массовая стрельба по всей округе. В темное небо тут и там всплывали разноцветные ракеты и на- вешивались пулеметные трассы. Мы не стреляли, так как не знали причину такой канонады; рации у нас не было. Когда все уже стихло, кто-то, ходивший к недалеким соседям, буднично сказал, что закончилась война. К счастью, на нашем направлении Забайкальского фронта, эта война, по сравнению с боями 2-го Украинского, была просто нелегким походом. Потери бригады и корпуса были незначительными. Некоторые потери понесли пехотные части; в основном не от противника, а от трудностей похода. В Кайтуне же мы узнали и об американской атомной бомбе, конечно совершенно не представляя её реальную силу.Через несколько дней погрузились на станции Кайтун в эшелон и, неспешно двигаясь, разгрузились на станции Инченцзы, находящейся почти посредине между городами Порт- Артуром и Дальним.
ТОВАРИЩИ ПО АРМИИ,ДРУЗЬЯ ПО ЖИЗНИ
Иван Катарин
Паша Лихачев
Зенитнопулеметная рота 16 Мех. Бригады. Сидит в центре- командир
Лейтенант Леженко, слева от него Читайшвили Володя, справа лейтенант
Гайдуков, мл.сержант Верещагин Михаил. За Леженко стоит
Паша Лихачёв. 1946 год, Квантун, Дайрэн.
К В А Н Т У Н
Станция Инченцзы. По обе стороны железной дороги несколько технических строений, небольшой поселок одноэтажных домов китайцев. Поодаль - группка из десятка аккуратных японских домиков. Километрах в двух от станции находился поселок с монастырем и двумя трехэтажными зданиями городского типа. В этих домах располагалось японское учебное заведение - пансионат.С одной стороны железной дороги, километрах в трех проходит невысокий горный хребет; с другой- примерно на том же растоянии - море.
Все время, как мы выехали из Чехословакии и до дислокации в Инченцзы, из-за секретности, не писали и не получали письма. И вот, осенью 1945 года, мне приносят письмо от тети Насти: узнаю о смерти мамы, случившейся в июне. Я представляю её, мечущейся в жаркой лихорадке после той ледяной купели. В редкие минуты выхода из забытья высвечивалась одна и та же мысль: "...что будет с детьми?" - дома их трое: большему 11 лет, младшему нет и 3-х. "...Что со старшим?". Наплыв боли в разбухших ногах опять мутит сознание. Бедная МАМА!
Роту вначале разместили на одном этаже дома- школы. Рядом был монастырский двор, сплошь в виноградной лозе. Я впервые в жизни попробовал настоящий виноград: крупные гроздья "дамских пальчиков" висели над головой: лоза вилась по решетке, перекрывавшей монастырский двор.
В роте произошло ЧП:
...С десяток бойцов, сгрудившихся вокруг стола,
слушают веселые байки рассказчика. Тут же,навалившись
грудью на стол, с автоматом ППШ -дневальный.
Переживая рассказ, он непроизвольно дергает рукоятку затвора
- внезапный грохот очереди. В растерянности,
не прекращая стрельбу, клонит автомат к полу и прошивает
себе ногу.Все оторопели, хотя вроде бы что особенного:
столько слышали это и сколько сами стреляли.
Но в мирно-веселой обстановке гулкий треск прозвучал
грозным набатом - всех выдул из помещения. Вернулись:
дневальный лежал в крови. Резкий переход из смеха в трагедию
и мирная кровь подействовали угнетающе.
Дневальный получил серьезное ранение и после
госпиталя был комиссован и уехал домой.
Вскоре мы расселились в палатках, недалеко от станции и жили в них некоторое время.
Наконец, перебрались в помещение, в котором рота и осталась на тягучие послевоенные годы.
Погода на Квантуне: лето жаркое, зима мягкая; часто дуют ветры и несут песок, забивающийся всюду.
Осенью 1945 года началась частичная демобилизация: рядовых и сержантов до 1920 года рождения и имеющих тяжелые ранения из более молодых возрастов.Из роты уволились: старшина, писарь, ружмастер, механик, повозочный (самый старый) и солдат-украинец 1910 года рождения. Я его вижу и сейчас: усатого, круглолицего, среднего роста, со смеющимися глазами. В роте он исполнял обязанности почтальона. Он у меня попросил маленькие карманные часики, "для сына". Рота стала состоять в основном из ребят 1927- 26 г.г.Мне нет еще 19-ти, но я уже почти 2 года под ружьем.
Я стал писарем роты. Годы голодной и холодной жизни, а потом фронтовые волнения меня сделали тощим и легким. Спокойные и сытые какие-нибудь полгода меня преобразили и уже будучи писарем, я слышал: "отъелся наш начальник штаба".
Как только мы обосновались на постоянном месте дислокации, нас направили на демонтаж и отправку в Союз трофейного заводского оборудования, в город Дайрен (Дальний). Рота вела работы по погрузке, в порту.В порту было много всяких складов. Солдаты шастали по ним и однажды обнаружили коробки с бутылками, в которых была какая--то темная жидкость. Показали бутылку китайцам и тут началось:
...Высокий забор, из металлических заостренных прутьев,
ограждающий порт. По внешней стороне забора огромная
толпа китайцев, тянущих сквозь прутья руки с юанями.
А изнутри - в эти руки солдаты суют полулитровые бутылки с
неизвестной жидкостью. В несколько минут рукотворный
конвейер перенес последнюю бутылку.
Что было в бутылках, мы как следует так и не узнали. .Пробовали -не вино; что-то сладковатое и не очень вкусное. Может это была какая-нибудь лекарственная настойка. Во всяком случае китайцы, с необычным энтузиазмом, все расхватали. Мы даже не сообразили сколько-нибудь оставить у себя, хотя бы из любопытства.
После того, как вышли из пекла войны, мы стали какими-то безразличными. Наш мозг отдыхал, ни чем не интересовался. Например - опиум. Он достаточно распространенно употреблялся в то время на Квантуне местным населением. Были опиокурильни и часто можно было видеть окурившихся китайцев, которые буквально валялись на улицах. Сначала мы думали, в соответствии с русской традицией, что это пьяные от алкоголя и только спустя время узнали - наркоманы.
Тогда же в порту нашли небольшую коробочку с шариками опиума; это оказалось валютой.
...Мы, несколько человек, идём в ресторан. Подзываем официанта.
Он берет из коробочки две-три горошины и несет на стол
обильное угощение.
Но пожалуй самое странное, особенно в свете настоящего, ни кто из нас никогда не пытался попробовать наркотик. Более того, по- видимому, за все три года, что я провел на Квантуне, не было случая пристрастия к наркотикам, ибо это обязательно нашло бы отражение в приказах по личному составу, которые проходили через наш отдел.И тут дело не в дисциплине: она не блистала среди бывших фронтовиков, запертых после победы в бессрочной тюрьме чужого Квантуна. Извечной и известной национальной забавы было более чем достаточно, на почве её , дебошей- тоже. Для сегодняшнего россиянина поведение тех солдат и офицеров вряд ли понятно. А если еще добавить, что "дедовщина" не только отсутствовала, но и не намекалась. Может быть вот она. Писари штаба жили в казарме 2-го батальона. Писарь Оперотдела Заяц рисовал. Однажды, когда он сладко спал еще до отбоя, в окно казармы уперлась полная луна, батальонные ребята его подняли: - "не проспи натуру, Леша".
Дальний имел вид европейского города: многоэтажные дома, трамвай, магазины, рестораны. Многие из них принадлежали русскому купцу Чурину. В городе, кроме китайцев, жило много русских и японцев, квартиры последних отличались особенной опрятностью.
На улицах шла торговля жареной рыбой, земляными орехами и изделиями из теста, которые, в форме завитушек, запекались в кипящем масле.
За время нашей работы в порту, в городе произошли два ЧП, известные мне.