================ О том, как Лидочка каталась на корыте
Мама, расскажи, как вы с бабушкой жили в Сибири, - просила Рита, усаживаясь на старый диван, который был куплен ещё при бабушке и который давно пора было заменить новым, да не поднималась рука его выбросить: диван "помнил" бабушку, его истёртые валики хранили тепло бабушкиных рук, в нём жила память - о Полине. Нет, никак нельзя было выбрасывать бабушкин диван!
Они садились рядышком на бабушкин диван, и мама начинала неспешный рассказ... Рита ловила каждое её слово, жадно выспрашивая подробности...
- Да я уж и не вспомню всего, - говорила мама. И вспоминала... Рита словно видела - маленькую девочку с тугими светлыми косичками и серьёзным взглядом синих, как у бабушки, глаз.
- Расскажи, как ты на корыте каталась!
- Да я уж сто раз про это рассказывала, - смеялась мама. Эти детские смешные воспоминания, будто маленькие цветные клубочки шерстяной пряжи, плелись узорчатой вязью слов и сплетались в жизнь...
Мама много рассказывала Рите о том, как она жила в далёкой холодной Сибири, куда её привезли родители. В 1941 году в страну пришла чёрная беда - без объявления войны границы Советского Союза перешли немецко-фашистские войска.
Степан ушёл воевать, а Полина с семилетней Лидочкой осталась в Сибири одна-одинёшенька, без своего угла, без родных и близких - совсем одна.
Но детство всегда остаётся детством, даже если беда, даже если война... Наступила зима, и детвора с упоением лепила снеговиков, строила крепости, с хохотом и гиканьем скатывалась на санках с крутых горок... И только у Лидочки не было санок. И денег, чтобы их купить, тоже не было. А кататься хотелось.
Как же ей быть? Лидочка думала-думала и придумала - вместо санок можно кататься на корыте, всё равно оно стоит без дела, когда ещё Полина будет стирать... Лидочка покатается и вернёт корыто на место, никто и не узнает!
... Когда Лидочка явилась на горку, волоча за собой оцинкованное корыто, все ребята побросали санки и с завистью на неё уставились. Съехать с горки на корыте хотелось всем, а Лидочка рада была компании.
В корыто садились вчетвером и даже впятером, вцепившись в железные борта и затаив дыхание, и мчались с ужасающим грохотом вниз - по крутому ледяному жёлобу...
Домой девочка пришла вся вывалянная в снегу, в мокрых, набитых снегом валенках, с горящими глазами и не умещающимся в груди восторгом. В ушах стоял свист ветра, счастливый визг ребятни, грохот железа о лёд... И не было на земле человека счастливее Лидочки.
Увидев, во что превратилось новенькое блестящее корыто, Полина окаменела.
- Это что ж ты наделала? Это кто ж тебя надоумил? Это как же мне теперь стирать-то? - причитала Полина, оглядывая покоробленное, покрытое многочисленными вмятинами корыто. А
Лидочка никак не могла понять, почему её мама плачет.
- Ничего такого страшного, - со знанием дела сказала Лидочка. - Правда, оно помялось немного, так его выпрямить можно, молотком. По другой стороне постучать - оно и выпрямится, - утешала Лидочка мать. Но Полина только качала головой, вытирая слёзы.
- Да оно оббитое всё, поржавеет теперь... Как стирать-то буду? Нет, ты скажи, кто ж тебя надоумил - на корыте с горки?
- Я сама придумала, - с гордостью ответила Лидочка. - Знаешь, как здорово! Мы вчетвером скатывались, и впятером даже! А хочешь, завтра вместе пойдём кататься? - великодушно предложила она матери. - Ты если ноги подожмёшь, поместишься. Ты не бойся, я тебя держать буду...
Корыто кое-как выпрямили, колотя по вмятинам молотком и оббивая последнее оставшееся оцинкованное покрытие... Санки Лидочке были куплены, для чего Полине пришлось продать новую кофту. Она не стала наказывать Лидочку за безнадёжно испорченное корыто - таких счастливых глаз у дочки она ещё не видела, девочка словно светилась от радости. А радостей в её жизни почти не было...
Мамины воспоминания поблёскивали яркими стёклышками затейливой мозаики, завораживали круговертью снежинок за окном, плелись разноцветной вязью - и превращались в бабушкину жизнь, в которой Полина была молодой и красивой.
Рита не знала её такой, а сейчас - ясно представляла свою тридцатилетнюю бабушку, и синие глаза и волосы цвета светлой соломы... А главное - в маминых воспоминаниях бабушка оставалась живой, она была - здесь, с ними, и Рита ощущала её незримое присутствие. Бабушка улыбалась и ласково гладила её по волосам, и Рита чувствовала тепло её рук...
================ Железная хватка
Другое мамино воспоминание (Рита столько раз просила её рассказать об этом случае, что мамино воспоминание словно стало её, Ритиным) - о том, как бабушка покупала дом. Впрочем, тогда она ещё не была бабушкой - молодая деревенская девчонка, так неожиданно ставшая замужней женщиной и Лидочкиной мамой.
Полинин муж мало о себе рассказывал. Полина знала только, что он родом из Ярославля, что у него есть замужняя сестра (которая, как поняла Полина, мало интересовалась жизнью брата). О своих родителях Степан ничего не рассказывал, Полина даже не знала, живы ли они... Умерли, наверное, вот он и молчит, не хочет рану бередить...
Степан, в отличие от своей полуграмотной (четыре класса сельской школы) жены, имел за плечами Плехановский институт. Высшее образование в те времена ценилось на вес золота, и с деньгами у Степана и Полины не было проблем. А вот с жильём - проблемы были всегда.
В родительском доме в Ярославле жила старшая сестра Степана с семьёй. А Степан с Полиной, сколько помнила себя мама, всегда жили на съёмных квартирах. Степан работал по контрактам преподавателем в разных учебных заведениях - в училищах, техникумах, ПТУ, и вместе с женой колесил по разным городам, которых в жизни Полины было не перечесть: Саратов, Новосибирск, Астрахань, Гурьев, Златоуст, Новочеркасск.
Полине с мужем полагалось служебное жильё, и она поначалу была довольна тем, что имела. Но срок договора истекал - и с квартиры приходилось съезжать. Они возвращались в Москву, где Степан заключал новый договор - уже с другим учебным заведением, каждый раз в другом городе. И снова - переезд и новое жильё, которое приходилось обживать - заново. А мебель? А посуда? Одеяла, подушки, постельное бельё... Всё с собой не возьмёшь, не увезёшь. У Полины опускались руки...
- Да не жалей, не плачь, Полинка, на новом месте всё новое купим, - смеялся муж, видя как огорчается его Полина, расставаясь с обжитым углом. - Денег у нас достаточно, что скажешь, то и купим! Вот приедем на новую квартиру - и купим. А ты пока список напиши, что нужно.
И Полина, высунув кончик языка от усердия, выводила на листке корявые буквы... Не в деньгах счастье, - думала Полина, но как объяснить это мужу, не знала.
В Новочеркасске, где они прожили полгода, в декабре 1933 года родилась Ритина мама. После рождения дочери Степан расторг договор с техникумом, вытребовав всю положенную сумму и сверх того ещё премию и материальную помощь на рождение ребёнка.
Бухгалтерия злополучного техникума, который в самый разгар занятий лишился преподавателя (Степан преподавал несколько дисциплин: товароведение, бухгалтерский учёт, кулинарное дело, и кроме этого руководил музыкальным кружком, обучая студентов игре на струнных инструментах и мастерски дирижируя их маленьким оркестром, на выступлениях которого всегда собиралась публика) - бухгалтерия поначалу упрямилась, но хватка у Степана была железная, и спорить с ним было бесполезно.
Впрочем, через месяц Степан обещал вернуться. И сдержал слово: отвёз Полину с маленькой Лидочкой в Москву, а сам уехал обратно в Новочеркасск.
Для своей семьи Степан снял на Варшавском шоссе маленькую комнатку с узеньким оконцем, выходившим прямо на тротуар. Зато до тётки Александры отсюда было рукой подать - полчаса езды на трамвае, и Поля часто приезжала к тётке в гости. Александра всегда была рада племяннице и не спускала с рук маленькую Лидочку, так что Поля даже ревновала к ней дочку.
============ О том, как Полина покупала дом
- У тётки комната своя, а у нас ни кола ни двора, перекати-поле. Когда же у нас будет - своя? - приставала к мужу Поля. Степан после рождения дочери готов был на всё - дворец построить, а не то, что комнату...
- Почему комнату? - Полина упёрлась руками в бока и вскинула голову. - Я дом хочу, свой. Даже не обязательно в Москве, за городом бы лучше. И чтобы сад свой был и огород.
Степан слушал жену молча и не возражал... Да неужто согласен?!
- Курей, значит, желаешь? - рассмеялся Степан, и Полина обиделась: что тут смешного? - Да, желаю! И курей, и кабанчика... и кошку! У нас в деревне три кошки были.
На том и порешили. Оставив Полине деньги на житьё-бытьё и на дом, Степан уехал в Новочеркасск, наказав напоследок жене: "Ты, Полинка, по окрестностям поезди, посмотри да поспрашивай. Выбери себе дом, какой поглянется. Я приеду, тогда и купим. Вот деньги, держи. Только чтоб в пределах суммы..." - и укатил в Новочеркасск.
А Полина, оставив дочку на попечение тётки Александры, занялась поисками дома. Времени у неё было предостаточно - работать Степан ей не позволял, да она и не хотела - наработалась уже, натерпелась. Да и Лидочку - куда девать?
Поиски дома затянулись - Полину не устраивало жильё "в пределах суммы", назначенной мужем. Ей хотелось, чтобы дом был каменным, и непременно с садом, а на имеющуюся у неё "сумму" такого не находилось.
Но Поля была упорной и продолжала искать. И нашла-таки - дом! Точнее, полдома, в подмосковных Люберцах. Другую половину занимал хозяин с семьёй - женой и двумя детьми.
- Будемте знакомы, Михаил, - хозяин дома сунул ей здоровенную как лопата ладонь, которую смущённая Поля взяла в обе руки и тихонько пожала. Из-за спины Михаила выглянула миловидная женщина с испачканными мукой щеками и приветливо улыбнулась:
- А я как знала, с утра с пирогами затеялась... Ты заходи, не стесняйся. Чай, соседка будущая. Заходи, пирожков моих отведаешь и дом посмотришь. Наша половину такая же, как та. Там заколочено, дак открывать не будем, нашу посмотришь... Там всё в точности так, и печка есть, и веранда такая же самая, и вход отдельный! И цена божеская... Миш, ты глазами-то на неё не сверкай, она, вишь, стесняется.
- А это моя Галя, - представил жену сконфуженный Михаил. - А вас как звать-величать?
- Поля... Полина.
Михаилу сразу понравилась синеглазая красивая девушка, которая упрямо не соглашалась с требуемой "божеской" ценой (дом стоил дороже оставленной мужем суммы). Не соглашалась - и не уходила, упорно настаивая на своём. В конце концов Михаил сдался (к неудовольствию жены), и они с Полиной ударили по рукам. Оставленной мужем суммы хватило на задаток. Остальное Полина сулилась отдать, когда вернётся из Новочеркасска муж.
Полину пригласили в дом, напоили чаем с яблочным пирогом, остатки пирога жена Михаила завернула в салфетку и сунула ей в руки (сумки у Полины не было, да и зачем она ей? Чтобы отняли, с деньгами вместе?): "Это тебе на дорожку. Яблоки свои, так что бери, не стесняйся. Яблок много в этом году уродилось, не объешь".
Гале понравилась немногословная Полина, и она рада была будущей соседке. Хорошая она, сразу видно, и муж - человек образованный, и дочка у них. Хорошими соседями будут!
К тётке Александре Полина приехала окрылённая, и всё говорила и говорила о своём будущем доме. Ведь это такое счастье - свой дом!
- Ну-к что ж, теперь заживёте, своим-то домом! - сказала ей тётка. - Набедовалась ты, Полька, на весь век вперёд, теперь вот - порадуешься. Денег-то, что Степан оставил, хватило?
Полина кивнула. О том, что мужниных денег хватило только на аванс, тётке она говорить не стала. Но в письме Степану написала всю правду: Полина никогда не лгала мужу, да и нужды в этом не было - Степан ей ни в чём не отказывал.
Смотреть дом ездили с тёткой Александрой и её мужем. Дом обоим понравился, они наперебой хвалили Полину и радовались за неё - как они заживут со Степаном в новом доме, какая светлая терраса, какой чудесный сад, яблони и вишни плодоносят, Поля наварит варенья, насушит яблок на зиму... Не жизнь, а рай! Полина слушала их и была на седьмом небе от счастья.
================ Гром с ясного неба
Гром с ясного неба грянул, когда вернулся из Новочеркасска Степан. Рассказ Полины о том, как она искала и нашла дом, он выслушал с улыбкой, одобрительно кивая жене. Услышав о том, что оставленные им деньги пошли на аванс, крякнул в усы, но встретив Полин встревоженный взгляд, обнял её за плечи: "Не тревожься, Полюшка. Деньги будут. Заработаю, отдадим. Говоришь, обождать согласен с деньгами-то, хозяин-то? Это хорошо..."
В воскресный день, оставив Лидочку у тётки Александры, они отправились в Люберцы. Дом Степану понравился. И сад с вишнёвыми и яблоневыми деревьями, часть которого Михаил великодушно уступил Полине - "в подарок" к половине дома.
Дом был "богатый" - красный, кирпичный, с железной двускатной крышей и нарядным новеньким штакетником. Полина сияла от гордости - ведь это она нашла такой чудесный дом, и о цене договорилась тоже она!
С замирающим сердцем постучала в калитку. На стук вышел хозяин - чернобородый черноглазый Михаил. Тепло поздоровался с Полиной, с которой успел подружиться: смотреть дом она приезжала четыре раза - сначала одна, потом с тёткой Александрой, потом с тёткой и её мужем, которому тоже хотелось посмотреть на новый Полин дом. Потом с подругой Машей, которой Полине хотелось похвастаться...
Михаил встречал гостей радушно, каждый раз показывал дом, сад, сарай, угощал яблочным и вишенным вареньем. Жена Михаила Галя накрывала на веранде стол и поила гостей чаем с домашним печеньем и пирогами. Ей очень нравилась их будущая соседка, они с Полиной успели подружиться и общались друг с дружкой по-свойски.
Увидев, что Полина приехала с мужем, Михаил обрадовался: других покупателей на полдома не нашлось, и он был рад, что уступил Полине в цене и что она приехала. Полина звонко хлопнула ладонью по его руке, здороваясь. От глаз Степана не укрылось, как Михаил смотрел на его жену - Полина надела синий нарядный сарафан с жёлтыми ромашками, оставлявший спину и плечи голыми.
Михаил по-свойски взял Полину за плечи и повёл в дом. Оглянулся на Степана, приглашающе кивнул...
... И через мгновенье лежал на земле, опрокинутый крепким ударом в челюсть.
- Ты вот что, парень... Свою жену обнимай, а мою - не касайся! - сурово сказал ему Степан. Сдвинул к переносице широкие брови и, крепко держа за руку жену, повёл её назад, к станции.
- Ты что наделал-то? Ты за что его ударил? С ума, что ли, спятил?! - ястребом налетала на него Полина. Степан, не слушая, тащил за собой упиравшуюся жену. На них смотрели...
В электричке Степан "отошёл". Заговорил.
- Я-то думал, что тебе дом этот так уж понравился... А смотрю, тебе и хозяин приглянулся! И ты ему... Смотрит на тебя и аж светится весь, твою ммм... Полгода не прошло, а вы уже, смотрю, другу дружке понравиться успели. Успели ведь?! Отвечай, когда муж спрашивает!
- Чего это мы успели? Да типун тебе на язык и два под язык! Да как тебе не совестно! Чего городишь огород-от? Ничего у меня с им не было, и быть не могло. Я и не думала о таком, это ты напридумывал... Да как у тебя язык повернулся! - пошла в наступление Полина.
Степан смотрел на её раскрасневшееся лицо, горящие гневом синие глаза - и сердце его захлестнула тягучая волна нежности. Ничего меж ними не было. Врать Полька не умеет. Да и нет у неё нужды - ему врать.
Степан едва удержался от улыбки, глядя на Полину - расстроенную и сердитую одновременно, красивую даже в гневе: синие глаза, синий сарафан, округлые загорелые плечи, щёки - алые маки, губы - спелые вишни... Как же ему повезло в жизни, что он её встретил! И теперь никому не отдаст!
- Напридумывал, говоришь? А чего ж тогда завелась-то? Как солома вспыхнула...
- Да ты же челюсть сломал Мишке! Как кабан кинулся. Кабанюга.
- Ах, он тебе уже - Мишка? А тебя он как зовёт? Полюшкой? Полинкой? Что молчишь? - Степан строго смотрел на жену. - Ничего я ему не ломал. А сломал - заживёт. А тебе, значит, жалко его стало? Пожалела, значит... Значит, нравится он тебе.
- Да ничего не значит! - вспыхнула Полина. - Ты зачем так сделал, зачем ушёл? Как же теперь - дом? А задаток - как же?
- Не нужен нам этот дом. И сосед не нужен такой. Больно весёлый, я погляжу. Всё смотрит на тебя и скалится. Теперь уж долго не будет... Поучили его маленько. А задаток - чёрт с ним. Зубы себе вставит твой Мишка на этот задаток. А про дом забудь. Жили с тобой без дома, и дальше будем жить. Без крыши над головой не останешься, не твоя это забота, у тебя муж есть.
Так закончилась история с покупкой дома. Полина тогда расстроилась, но не сильно: ей льстило, что Степан так её ревнует. И то, как он уложил фамильярного простоватого Михаила. Так и надо, наверное. Степану, поди, видней.