Тишина после привычного суетливого гомона казалась нереальной. Так и хотелось крикнуть что-то озорное, звонкое, мальчишеское, и долго слушать потом, как эхо отражается от свода купола, кувыркаясь где-то высоко над головой. Константин Николаевич чуть неодобрительно качнул головой собственному настроению. Увы, должность не располагала к ребяческим выходкам, поэтому он просто огладил уже остывший корпус двуглавого прибора. Кто бы мог подумать, ведь ещё год назад всё это казалось мечтой! А теперь - вот она, мечта, руками можно потрогать. Да что потрогать! Он сам несколько часов назад оживил её! Правда, встаёт во весь рост другой вопрос: а что же дальше? Ну, это не та тема, над которой нужно думать в одиночку, да ещё после такого напряжённого дня.
- Костя? - Окликнули его от двери. - Ты здесь?
- Здесь, - ответил Константин Николаевич, не торопясь, впрочем, идти навстречу гостю. - Добрый вечер, Витя!
- Так я и думал! Где ж тебя ещё искать, раз в кабинете тебя нет, но домой ты ещё не уходил. Здравствуй! - Гость неспешно подошёл, и тоже погладил прибор. - Но я тебя понимаю. Серьёзная техника!
- Серьёзная, - согласился Константин Николаевич. - Ну, ничего. Научимся - будем делать не хуже Цейса!
- Ты - романтик, Костя!
- Я всего лишь учёный, Витя.
- Учёный! - Хмыкнул Виктор Леонидович, он же - для друзей, хороших знакомых и бывших однокурсников - просто Витя. - Великое научное достижение: читать полуграмотным невеждам лекцию "А создал ли добрый боженька наш мир за шесть дней"! Кстати! А почему ты теорию Дарвина не стал им рассказывать? Хорошее бы было добавление к лекции...
- Вить, чего ты злишься? - Перебил друга Константин Николаевич.
- Я? Злюсь?! Злюсь, это правда. Мне жалко, что ты растрачиваешь свой талант на пустяки. Я понимаю, тебе досталась редкая игрушка, ну так что с того? Забыть про исследования и похоронить себя под искусственным небом? Мелко это для тебя, вот что я скажу!
- Знаешь, Витя... Знай я тебя чуть хуже, я бы решил, что ты завидуешь.
- Да чему тут завидовать! Вот был бы это новый телескоп...
- Вот-вот! Просто у нас с тобой разные мечты, и это хорошо.
- Чем же?
- Тем, что мы не мешаем друг другу к ним идти.
- Всё-таки ты романтик, Костя! И не спорь со мной!
- Не буду. Пойдём лучше по домам. Зайдёшь в гости?
- Я бы с радостью. Но завтра к первой паре в университет. Кто бы знал, как я ненавижу первые пары! Ещё со студенческих времён!
Подшучивая друг над другом, учёные вышли из демонстрационного зала планетария, уже названного кем-то из причастных "Звёздным".
Отчитав две пары лекций, Виктор Леонидович подумывал ехать в институт. Но и с заведующим кафедрой надо было бы переговорить, а у того ещё две пары впереди. Пока решался почти принципиальный вопрос ждать или не ждать, в кабинет зашёл Алексей Иванович, давнишний оппонент, можно даже сказать недруг Виктора. Судя по тому, как обстоятельно он устраивался за столом, свои лекции он уже отчитал, или, наоборот, приехал заранее. В любом случае, на начавшуюся буквально пару минут назад пару он не торопился. Институтские дела сразу стали несрочным, вопрос ждать или не ждать решился сам собой.
К удивлению Виктора Леонидовича, старый учёный достал из потёртого портфеля не научный журнал или новую монографию, а самую обычную газету. Аристократический облик Алексея Иванович настолько не вязался с серой простынёй советской газеты, что Виктор Леонидович не удержался и с искренним любопытством спросил:
- Скажите, Алексей Иванович, что Вас так увлекло?
- Простите? - Алексей Иванович выглянул из-за листа.
- Вы так увлечённо читаете, что мне стало интересно, что же там написано?
- Там, коллега, написано про вчерашнее открытие планетария. Я очень хотел побывать на нём, но не смог, увы.
- Вы одобряете эту бессмысленную игрушку? - Удивился Виктор.
- Как Вы можете так говорить! - Возмутился Алексей Иванович и даже отложил газету. - Это же великолепная возможность рассказать людям о звёздах. Не просто рассказать: показать! Заинтересовать, увлечь!
- Звёздами?
- Астрономией, физикой, историей! Да просто знаниями, в конце концов! Мне странно слышать, коллега, что Вы так пренебрежительно отзываетесь о распространении знаний.
- Что Вы, Алексей Иванович! Я вовсе не против распространения знаний. Но конкретно в планетарии я не вижу смысла. Он всего один на всю страну! Почему бы для популярных лекций по астрономии не пользоваться картами, схемами, плакатами? Это намного легче. А планетарий с собой не повозишь.
- Значит, будут построены другие.
- А Цейс будет богатеть на нашей жажде красивых картинок! Что вы все заладили: знания, знания! Просто нам нужно доказать, что Советы не отстают от других стран. А то как же: в Берлине, Риме и Вене есть планетарии, а у нас нет! Непорядок!
- Непорядок! - Алексей Иванович лишь немного возвысил голос, но Виктор подавленно замолк.
- Разве можно считать порядком, что нас считают отсталой страной? Иностранцы до сих пор уверены, что у нас по улицам ходят медведи.
- А теперь они будут считать, что у нас медведи ходят не просто так, а с телескопами!
- Не перебивайте, молодой человек, это невежливо.
Виктора Леонидовича в его сорок лет уже давно не называли молодым человеком, но спорить под властным взглядом бывшего дворянина не получалось. Ненависть к "бывшему" вспенилась где-то в глубине души, но тут же откатилась, не найдя выхода ни в слове, ни в действии.
- Садитесь ближе, коллега, что орать через весь стол. - Виктор послушно пересел. - Медведи - это ерунда. Важно другое. Нас считают тёмной, безграмотной и отсталой страной, а мы каждым своим шагом доказываем обратное. Мы выбираемся из той ямы, в которую свалились после войны. Самое главное, у нас развивается наука. Только крепко стоящее на ногах государство может вкладываться в науку. Только государство, что твёрдо намерено идти вперёд, станет тратить деньги на популяризацию науки. Это вызов и Европе, и Америке. Только это тоже неважно.
- Почему? - Виктор неожиданно для себя заинтересовался.
- Потому что это вызов для нас самих: а выдержим ли? Осилим?
- Почему ж это не осилим?
- Потому что мало дать людям знания. Нужно, чтобы они могли им пользоваться. Вам, конечно, знакомы работы Циолковского?
- Конечно! Хотя я до сих пор считаю, что это всего лишь мечты!
- Вот из-за таких скептиков мы и не осилим. - Алексей Иванович потянулся к газете.
- Подождите! Вы что же, всерьёз верите, что его теории правильны?
- Я всерьёз думаю, что человек может выйти в космос. Для этого нужна сущая мелочь: люди, которые смогут развить его идеи и найти способ их технической реализации.
- И всё?
- Нет, конечно. Для этого ещё нужно государство, заинтересованное в таких исследованиях. Буржуазные концерны не смогут позволить себе их финансирование. Только государство. У нас оно есть. У нас пока мало людей.
- Ну, предположим, - не хотя согласился Виктор. - А причём тут планетарий?
- Не только планетарий, коллега. Знания, доступные каждому, кто способен их освоить. Без ограничения происхождением, деньгами, возможностями. Только личные способности и желания человека. Сможешь - достигнешь. Не сможешь - не достигнешь. Всё просто.
- Но планетарий-то тут причём? Что вы все так им восхищаетесь?
Алексей Иванович снисходительно посмотрел на собеседника, помолчал немного, будто раздумывая, надо ли отвечать на такой глупый вопрос. Но всё-таки ответил, вздохнув:
- Видите ли, коллега... ни одно знание не существует само по себе. Оно принадлежит людям. Более того, оно принадлежит конкретному человеку. И для того, чтобы оно не умерло вместе с нами, мы пишем книги и статьи, читаем лекции, делимся своими идеями, мыслями и планами с коллегами и друзьями. Думаю, с этим утверждением Вы спорить не будете?
- Не буду, конечно.
- Но есть и обратная сторона распространения знаний: пока мы его никому не отдали, оно будет принадлежать только нам. Это состояние рождает иллюзию избранности: я знаю то, чего не знают другие. Очень опасная иллюзия. Потому что, скрываясь за этой ширмой от незнающих людей, мы рискуем пройти мимо тех, кто могли бы стать нашими помощниками и продолжателями. Пока люди считают, что звёзды - это такие огоньки, которые к небу прибиты гвоздями, к нам не придёт ни один человек. Но достаточно рассказать людям, что это не так, как у них появится интерес узнать что-нибудь ещё. Не у всех, конечно. Так что чем больше людей узнают, что такое звёзды, как устроена Солнечная система и насколько велика Вселенная, тем больше по настоящему заинтересованных людей придёт к нам. Именно для этого людям надо дать хоть немного общих и понятных знаний, иначе к нам никогда не придут те, кто будут двигать науку вперёд после нас. А что интересного в блестящих гвоздиках?
- А причём здесь Циолковский и его идеи?
- А притом, коллега, что раз нам удалось приблизить звёзды к себе, хотя бы с помощью электрического проектора, когда-нибудь мы сможем приблизиться к ним с помощью уже других средств. Кто знает, может, именно сегодня на лекцию в планетарий придёт человек, который захочет отвести людей к звёздам? И он начнёт искать тот путь, по которому мы выйдём за пределы атмосферы? Главное - заинтересовать!
Алексей Иванович всё-таки взял газету, показывая, что не намерен продолжать разговор. Виктор попытался вызвать в себе ненависть к вызывающем манерам "бывшего", но вместо неё обнаружилась пустота. Кто бы мог подумать, что его идейный недруг так легко и непринуждённого перевернёт его мир, его представление о науке, о знании и о людях, его хранящих и добывающих. Он немного посидел в тишине, потом подошёл к телефону.
С планетарием соединили быстро, пришлось, правда, подождать, пока директора разыщут на подведомственной ему территории. Вскоре он услышал голос чуть запыхавшегося друга:
- Шистовский у телефона!
- Костя, это я, Витя. Костя, прости меня, я был не прав, что вчера тебе такого наговорил.
Октябрь 1933 года
Виктор Леонидович заглянул в кабинет директора планетария. Обстановка в кабинете была совсем не директорская: несколько человек о чём-то увлечённо спорили, исписанные и разрисованные листы лежали на столе, ходили по рукам и даже валялись на полу. Ещё на столе в окружении грубо порезанных сыра, колбасы и белого хлеба стояла забытая бутылка армянского коньяка. Виктор Леонидович догадался, что повод для сбора серьёзный, раз Костя выставил НЗ.
- Здравствуйте, товарищи! - Бодро поприветствовал он коллег
Кто-то рассеяно кивнул в ответ, остальные даже не заметили его. Только хозяин кабинета рассеяно отвлёкся от обсуждения:
- А! Витя! Заходи! Мы тут повышение отмечаем! - И тут же вернулся к прерванной беседе. - Так, какая, ты говоришь, приблизительная высота полёта такого зонда?
- Да, я так и понял, - пробормотал Виктор Леонидович, поднимая лист, заполненный перечёркнутыми формулами. - Вы эти расчёты свои потом не забудьте собрать. Это же всё серьёзно.
- Не учи учёного! - Отозвался Константин Николаевич, сообразивший, наконец, что у него появился новый гость. - Здравствуй, Витя!
- Здравствуй, здравствуй! Чьё хоть повышение отмечаете?
- Слышал, нашу ГИРД объединяют с ленинградской ГДЛ?
- Ещё бы не слышал! Слухи не просто ходят - бегают! Хоть это и называют государственной тайной.
- Уже не совсем тайна. Приказ подписан еще в сентябре самим Тухачевским, так что с тридцать первого числа у нас появится новый институт: реактивный! Руководителем назначили Ваню Клейменова из ГДЛ. А вот наш Серёжа будет его заместителем. За это и пьём!
- Что пьёте, это я вижу, - Виктор задумчивым взглядом проводил падение нового исписанного и перечёркнутого листа на пол.
Октябрь 1938 года
Зверская первая пара осталась позади, и Виктор Леонидович налил себе чаю, чтобы взбодрится. На кафедре было как-то неуютно. Чего-то не хватало. Понять чего не успел: к нему подскочил заместитель заведующего:
- Виктор Леонидович, дорогой, выручайте! У Вас же сейчас окно?
- Да, окно, - ответил Виктор Леонидович, недоумевая, что могло так взволновать всегда невозмутимого зама.
- А Вы сможете прочитать сейчас вторую пару? Алексей Иванович заболел, а заменить его некем. Когда он поправится, он в какой-нибудь из дней за Вас эту пару отчитает.
Виктор сообразил, почему на кафедре неуютно. По вторникам Алексей Иванович читал лекцию сразу после Виктора, поэтому они всегда встречались на перемене.
- Мы одну тему закончили, а начинать новую прямо сейчас рано. Не возражаете, если я устрою опрос по пройденному материалу?
- Конечно-конечно! Делайте, что сочтёте нужным!
- Один вопрос только. А что с Алексеем Ивановичем?
- Говорят, сердечный приступ был ночью. Я сегодня здесь допоздна, а завтра зайду к нему после работы. Он был моим научным руководителем.
- Мне тоже дайте адрес. Я зайду после занятий, узнаю, чем помочь.
- Спасибо, Виктор Леонидович! Только просьба, я здесь буду до одиннадцати часов, может, даже позже задержусь. Пожалуйста, позвоните, скажите, что и как. Я у Надежды Олеговны, жены его, расспрашивать не рискнул.
Записав адрес, Виктор вернулся к остывающему чаю. Пить больше не хотелось. Точнее, хотелось, но не чаю. Вот казалось бы, кто ему Алексей Иванович? Постоянный оппонент, непримиримый спорщик... в этом они были похожи, свои позиции не собирались сдавать ни на шаг. Встречаясь на кафедре, они редко разговаривали, обычно занимались своими делами, никак не задевая друг друга. Но уж если разговор завязывался... сколько интересных мыслей и идей родилось во время этих разговоров. Самое же главное, что Алексей Иванович своим молчаливым присутствием создавал удивительную атмосферу на кафедре. Когда он был, казалось, ничего плохого произойти не может. А теперь его нет, и сердце тревожно сжимается: что случилось?
Старый дом в центре Москвы вызвал лёгкую усмешку, ненадолго прогнавшую тревогу: конечно, где же ещё может жить настоящий аристократ? Небось ещё и домработница сейчас дверь откроет. Возле двери усмешка исчезла, как только Виктор увидел пять звонков с фамилиями. Неужели "бывший" живёт к коммуналке? Дверь открыла щупленькая старушка.
- Здравствуйте. Надежда Олеговна?
- Здравствуйте, - кивнула женщина.
- Я к Алексею Ивановичу. Мы с ним работаем вместе. Хочу узнать, как он.
Старушка впустила гостя и повела за собой.
- Только не волнуйте его, ему вредно, - попросила она тихим голосом перед тем, как отрыть дверь в комнату. - Алёшенька, тут к тебе с работы пришли.
Алексей Иванович лежал на кровати, и Виктор едва не задохнулся, увидев его. Старик чуть повернул голову.
- А, коллега! Что ж Вы замерли, проходите! Не ожидали увидеть несгибаемого аристократа в таком бедственном положении?
- Что с Вами, Алексей Иванович?
- Удар. Хотели в больницу забрать, да я не дался. Умирать лучше дома.
- Алексей Иванович, что Вы такое говорите!
- Правду! Что, Виктор Леонидович, боитесь смерти? Боитесь... В этом беда безбожия... Люди начинаются бояться смерти.
- А Вы не боитесь?
- Коллега, мне восемьдесят пять лет, и я из семьи потомственных военных. Если бы я тоже выбрал военную стезю, я бы уже лет тридцать, а то и больше был бы мёртв. Хорошо, что мой отец понял, что служить Родине можно и в науке, и не стал мне препятствовать. А братья мои оба... Старший ещё в русско-турецкую, молодой был совсем. Младший дослужился до полковника, да и его в германскую судьба настигла, так и не научился от пуль прятаться. Надеюсь, мне не стыдно будет смотреть им в глаза, когда встретимся.
- А Вы верите в загробную жизнь?
- Я верю, что за все наши дела с нас спросят. При жизни ли, после смерти, но ответ держать придётся.
- Кто спросит? Бог? - Виктор начал злиться.
- Может, и Бог.
- А Вы что, верите в Бога? В то, что он накажет злых и даст вечное счастье добрым? Когда-нибудь после смерти?
- Не злитесь, коллега. Я старый человек и имею право на причуды. А верю ли я в Бога... не знаю. Я столько лет смотрел в небеса, но Бога там не увидел. Зато к старости понял, что не там его надо искать.
- А где? - Удивился Виктор.
- Среди людей, конечно. Не понимаете? - Виктор помотал головой. - Вот и я не понимал. А теперь знаю. Ну, да не важно. Вы же, наверно, по делу пришли?
- Я узнать, что с Вами. Чем помочь?
Алексей Иванович Рывком приподнялся, пристально вглядываясь в собеседника. Виктор попытался уложить его:
- Алексей Иванович, лежите! Нельзя же так!
Старик тяжело упал на подушку, отдышался и тихо сказал:
- Вот так вот и рушатся миры. Вы же меня ненавидите.
- Уже нет. Молодой был, глупый. Делил мир на чёрное и белое. Теперь поумнел.
- Зря. Мир должен быть чёрно-белым. Как только он станет серым, человек чести должен пустить себе пулю в висок. Там, где допускается серость, прорастает подлость, прикрытая тонким слоем жалостливых оправданий. Запомните, для подлости оправдания нет и быть не может! Либо чёрное, либо белое. Полутонов нет.
Алексей Иванович с трудом дышал, но взгляд его оставался ясным. Тем не менее Виктор забеспокоился:
- Как Вы себя чувствуете? Давайте я Вам лекарства дам! - Он метнулся к столу, на котором стояли пузырьки, склянки и кувшин с водой. И замешкался, не зная, что выбрать, а жены его в комнате уже не было - она незаметно ушла из комнаты, чтобы не мешать мужчинам.
- Погано я себя чувствую, Виктор Леонидович, да лекарства мне не помогут!
Виктор обернулся, и застыл в ужасе: в глазах несгибаемого аристократа блестели слёзы.
- Такие мальчики, Витенька! Талант! Сила! Наш путь к звёздам... а их! Найти бы того гниду, что на них настучала... сам, своими бы руками удавил!
- О чём Вы, Алексей Иванович!
- Вы разве не знаете? Сергея Королева осудили. Зимой Ивана Клейменова расстреляли. Теперь вот Сергей. Что с Глушко Валентином пока не знаю, но перспективы не радостные. Эх, знать бы, кто их так...
- Как осудили? - Ошарашено пробормотал Виктор.
- А вот так! Их ведь давно арестовали.
- Да, мне Костя рассказывал. Но мы думали, это ошибка. Всё выяснится, их отпустят.
- Наивные вы люди... ошибка!
- Вы, что же, хотите сказать, они в самом деле...
- Я ничего не хочу сказать! Я прямо говорю: какая-то гнида донесла, и живёт теперь припеваючи!
- Не понимаю Вас.
- А что ж тут не понятного? То ли счёты кто-то сводит, то ли конкурентов убирает. Они ж ведь талантища! Они ж такого наворотить могут! А другим завидно. Другие тоже хотят звания, награды, карьеры. Как ребят обойти, если ума нет и за душой ничего? А вот так! Наговорить всякого и... Бойтесь серости, Виктор Леонидович. С чёрными всё просто: перчатку в морду, а дальше с десяти шагов судьба рассудит, кто прав. С белыми тоже: секунданты нужны. А вот серые... о них противно мараться, и это их главное преимущество. Они не чёрные, потому выживут. Помните, Витенька, серые - не белые. Им нет оправдания, им нет снисхождения. Боюсь, их будет всё больше и больше. Это страшно, очень страшно.
- Успокойтесь, Алексей Иванович! - Виктор тяжело опустился на колени рядом с кроватью, взял учёного за руку. - Вам нельзя волноваться.
- Можно, Витенька. Мне теперь всё можно. Обещайте мне, что будете беречься серых. Лучше уж пить с врагом, чем с таким бесцветным подонком. Пожалуйста, обещайте! Не подпускайте их к себе!
- Я подумаю над вашими словами, Алексей Иванович. Только и Вы обещайте, что не будете волноваться. Вам надо выздоравливать.
- От старости нет лекарства. Передайте в университете, что на работу я уже не выйду. Пусть ищут замену.
- Алексей Иванович!
- Не бойтесь смерти, Витенька. Запомните, если жить достойно, смерть - лишь мелкая неприятность из всего, что может случиться. Мне за свою жизнь не стыдно. Жаль, курс не дочитаю. Не люблю бросать дела на половине, да уж тут не судьба. И Надюша, надежда моя одна останется. Вот это плохо, грех мой - одну бросаю.
- Мы позаботимся о Надежде Олеговне.
- Спасибо, Витенька. Идите теперь. Время позднее, а Вам ещё до дому добираться. Спасибо, Витенька.
- Спасибо, Алексей Иванович.
Надежда Олеговна, невысокая щуплая старушка, прежде чем закрыть за гостем дверь торопливо перекрестила его спину.
Сентябрь 1941 года
Виктор шёл по безлюдной Пресне. Заклеенные крест-накрест окна придавали домам угрожающий вид, отчего идти по знакомым улицам было неуютно. Правда, где-то в глубине души тихо ворчало убеждение, что не в перекрещенных стёклах дело, но Виктор заталкивал его всё глубже и глубже, не позволяя себе даже думать о том, что немцы почти дошли до Москвы. А что ворчать? Секретарь весь день теребил аспирантов кафедры, требуя план работы на год. А какие тут могут быть планы? Тут уж не до конференций и публикаций, но как это объяснить человеку, убеждённому, что кроме науки ничего не существует? Единственные, кто избежали его требовательных вопросов, это два аспиранта, которые пришли попрощаться. Да и то, лишь после того, как сказали, что уходят на фронт. Секретарь задумался, потом сказал: "Да, это уважительная причина!" - и умчался куда-то по коридору, наверно, увидел ещё одного должника.
"Люди уходят на фронт, а он всё беспокоится о будущем кафедральном сборнике," - Виктор никак не мог понять, одобряет он такое поведение или нет. С одной стороны, война не навсегда, и наука не должна останавливаться. А с другой - немцы почти под Москвой, какая уж тут наука? От развития этих упаднических мыслей Виктора спасла дверь планетария. Точнее, не сама она, а толпа детей перед входом. Учебный год начался, и школьников привели на лекцию.
Задумавшись, Виктор некоторое время наблюдал за детьми, которых лектор музея - спокойная доброжелательная женщина повела в звёздный зал.
- Жизнь идёт, - философски заметил Константин, подошедший к другу.
- Да, о чём-то таком я и думал, - согласился Виктор. - Вы ещё долго будете работать?
- Что значит "долго"?
- Так ведь ходят слухи об эвакуации...
- Вот пусть слухи и эвакуируются! А у нас дел много.
- Так ведь война...
- Вот именно! Тебе по секрету расскажу: мы готовим специальный курс для лётчиков. Ориентирование по звёздам, в первую очередь... им ведь много придётся летать ночью.
- Самолёт - не неподвижный наблюдатель, - задумался Виктор. - Надо ведь учитывать скорость его полёта. И у лётчика не будет много времени, чтобы рассматривать небо.
- Да, я думал об этом. Там много сложностей, но мы справимся. Мы должны. Если мы можем чем-то помочь нашей армии, мы поможем. Кстати, ты тоже можешь помочь.
- Мы договорились с госпиталями и городским военкоматом. Будем читать лекции солдатам. Знаю, ты можешь возразить, что раненым солдатам не нужна астрономия, им скорей бы вернуться в строй ...
- Нет, Костя, не буду я тебе возражать. Потому что ты прав. Война не навсегда, мы победим, это не вызывает сомнения. Шведов били, французов били, так что и немцев разобьём. А вот звёзды... звёзды далеко, за них придётся побороться. За них нужно бороться!
- А ты романтик, Витя.
- А разве среди нас, замшелых звездочётов бывают другие?
Апрель 1947 года
Во дворе планетария было суетливо, к чему Виктор так и не привык. Утешало одно: стройка не навсегда. К тому же, дело явно двигалось к концу. Ещё три-четыре месяца, и обсерватория начнёт наблюдения за небом. Надо будет обязательно прийти на открытие: и друга поддержать, и на телескоп посмотреть. Интересно же, какой аппарат будет изучать московское небо.
Только это всё дело будущего, пока же требовалось решить дела настоящего.
- Добрый день, Костя! А я к тебе по делу.
- Вот так вот сразу? С порога и за дела? Здравствуй, Витя. Ну, раз ты такой деловой, тогда рассказывай.
- Что тут рассказывать? - Виктор положил на стол толстую папку. - У моего аспиранта скоро защита. Вот, прошу тебя быть рецензентом.
- Витя, извини, я бы с радостью, но дел сейчас так много, что даже на своих-то еле-еле время выкраиваю...
- Понимаю... Но хоть на защиту придёшь? Всё-таки твой крестник.
- То есть?
- Он ещё до войны занимался в твоём астрономическом кружке. Потом поступил к нам на факультет. А теперь вот диссертацию защищает.
- Ну, знаешь... Хоть и тяжело будет, а время на защиту я найду. Как назначат дату, сообщи. А рецензию я попрошу у Виталия Алексеевича. Шишакова. Как, ваша кафедра его одобрит?
- Думаю, да.
- Вот и хорошо. Тем более, к своему воспитаннику он точно будет снисходителен.
Октябрь 1957
Виктор рассматривал коньяк на свет.
- Эх, здоровье уже не то... Но и повод такой, что... - Он разом осушил бокал и осторожно поставил его на стол. Почему-то вспоминалась совсем другая бутылка коньяка. И стол тогда был другой. И народу в кабинете много больше. А сейчас - только он да хозяин, похоже, размышляющий о том же:
- Как вспомню, с чего всё начиналось... Стратосферные зонды, а? Помнишь?
- Ещё бы! Не так часто увидишь столько засекреченных учённых, закусывающих дорогущий коньяк листами с формулами. Но ведь не зря закусывали, а!
- Что не зря, это ещё в войну стало ясно, когда "Катюши" впервые дали залп.
- Это само собой. Только здесь другое дело. Костя, ведь это - дорога в космос! И первыми её проложили именно мы! Эх, как бы хотел на таком спутнике полететь, если бы ты знал! Мы всё на звёзды смотрим, а тут - посмотреть со стороны на нашу Землю. Представляешь?
- Представляю. Только никто нас в космос не пустит, и не надейся. У нас подготовки нужной нет, да и здоровье... хм... уже не то, как ты сам сказал. Вокруг Земли летать - это дело молодых.
- Постой... ты это серьёзно? Насчёт молодых и вокруг Земли.
- А ты сам подумай, Вить. Спутник мы уже запустили, и сейчас все радиолюбители ловят его позывные. Это вызов нам всем. Просто запустить маленький шарик вокруг Земли недостаточно. Нужно идти дальше. Нужно выводить на орбиту телескопы, метеорологическое оборудование... посылать в космос человека. Человечество не должно оставаться прикованным к поверхности. Даже легенда об Икаре говорит о желании людей преодолеть притяжение, подняться в небо, дотянуться до солнца... до нашей ближайшей звезды. А сколько звёзд во вселенной? Нам нужно идти вперёд.
Апрель 1961
На кладбище было грязно, но Виктор упрямо пробирался между рядами могил. В конце-концов он добрался до нужной.
- Здравствуйте, Алексей Иванович, здравствуйте, Надежда Олеговна.
Прибравшись на могиле, Виктор положил на плиту букет тюльпанов:
- Это Вам, Надежда Олеговна. Алексей Иванович, надеюсь, Вы не будет возражать? - Две красные гвоздики легли рядом. - А это Вам. С праздником! Сегодня, Алексей Иванович, большой праздник. Точнее, он ещё вчера был, но я только сегодня смог к вам добраться. Мы дотянулись до звёзд! Вы были правы, а я, скептик сомневающийся, неправ! Мы вырвались в космос! Наш советский космонавт Юрий Гагарин на космическом корабле "Восток" поднялся в космос. Триста два километра от Земли в апогее! Представляете? И мы это сделали! И знаете что? Только это засекречено. Мне Костя только вчера признался по большому секрету. Отряд космонавтов, оказывается, изучал астронавигацию в планетарии. Теряюсь в догадках, зачем им астронавигация, ведь всё равно управление идёт по приборам с Земли. Зато радует другое. Костя говорил про занятия отряда. Понимаете, Алексей Иванович? Целый отряд! Значит, будут ещё запуски, мы не остановимся на достигнутом. Нас ждёт Луна, Марс, Венера, вся Солнечная система. И вся Вселенная. Мы приблизились к звёздам. На один маленький шаг, но стали к ним ближе.