Венк Тарзи Ю. : другие произведения.

Роман, который никогда не был начат

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Великому русскому поэту
   Борису Гребенщикову
  

РОМАН, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ БЫЛ НАЧАТ

  
   То сердце лишь научится любить,
   Которое устало ненавидеть...
   Н.А.Некрасов
  
   А если скажут, что теперь поют иначе -
   Я в курсе, но куда меня деть?
   Б.Гребенщиков
  

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  
   Уинки шёл по лесу, с интересом вслушиваясь в разговоры. Разговоры вспыхивали то тут, то там, и, хотя понять каждый из них в отдельности не было решительно никакой возможности, все вместе они оставляли впечатление чего-то необыкновенно важного. Вот на поляне какой-то коротышка, взгромоздясь для солидности на подставку, которую он сам же и соорудил из старого ящика от патронов и нескольких томов Маркса и Энгельса, говорил, рубя рукой воздух с такой энергией, что оттуда сыпались искры, а из стоявшего неподалёку оторви-дерева каждый раз высовывалась чья-то голова и клацала зубами так, что оратора становилось не слышно:
   - Так дальше жить нельзя! Вы только посмотрите, до чего эти шизофреники довели страну! (Боже мой, да бывал ли этот господин хоть раз за пределами леса и знает ли он, до чего страна доведена на самом деле?!) Нужно встать, как один, и выбрать наконец власть, достойную нашего великого народа! (Удар в свою грудь)
   Всё это я уже слышал, устало подумал Уинки. Выбирали одних, потом других, потом третьих, а лучше не становилось. А этот лес живёт своей жизнью, и ему абсолютно безразлично, что там творится в верхах. Вот это колесо, которое катится само по себе уже седьмой десяток лет, что ему все их прения, вторые и третьи чтения, споры о регламенте, процедурные вопросы... Но где же Автор, куда он запропастился? Почему я по его прихоти должен торчать тут, когда мне ещё в прошлом веке было пора на погост Тарталак, где меня ждёт та единственная, ради которой я, собственно, и затеял всё это бессмысленное путешествие?
   Уинки прислушался. Что-то неуловимо менялось, к неумолчному шуму леса прибавился негромкий, но отчётливо слышный шёпот. Уинки понял, в чём дело. Это тихо, но неумолимо испарялась зелень из его карманов, и он знал, что то же самое сейчас происходит везде. Уинки вспомнил недавнего коротышку, представил его растерянное лицо, и что-то вроде жалости шевельнулось в его сердце. Он сел на подвернувшийся пень, из которого тут же высунулась неказистая, но достаточно удобная спинка, и достал сигарету с дурью.
   Спешить было некуда. Автор, по крайней мере так он обещал, появится только в самом конце, в День Всепрощения. Что это такое, никто толком не знал, хотя слухи ходили самые разные. Уинки закурил, по привычке глянул наверх, убедился, что ломов и крюков сегодня не ожидается, и, сорвав свежий листок растаможника, проинялся мастерить себе из него пропуск в Хранилище Виртуальных Идей.
   Не то, чтобы ему туда было позарез надо, но он рассчитывал скоротать время да заодно узнать, действует ли ещё канал в иную Реальность, обнаруженный им несколько лет назад. Увлёкшись своим занятием, он далеко не сразу заметил, что он уже не один.
   Уинки поднял голову. Перед ним стоял Билли, виолончелист группы, название и состав которой менялись столь часто, что он подчас заканчивал играть концерт совсем не в том коллективе, в котором его начинал. Билли непонимающим взором глядел на свои вывернутые карманы, и вид у него был скорей жалкий, нежели растерянный.
   - Это что же получается, старик?- свистящим шёпотом прохрипел он,- Как же я теперь без зелени, с одними деревянными? Я же теперь не знаю, сколько мне просить за концерт...
   Уинки с сожалением оторвался от своего дела. Что-то говорило ему, что в Хранилище он теперь не попадёт, по крайней мере в ближайшее время.
   - А ты бесплатно играть не пробовал?- поинтересовался он.
   - Ну что ты говоришь, старик,- сокрушённо ответил Билли,- Мне же семью кормить надо...
   - Тогда пусти шапку по кругу. Подайте, дескать, люди добрые, кто сколько может, а не дадите, тогда я уйду в лесорубы, и хрена лысого вы меня больше услышите...
   Билли некоторое время стоял и напряжённо обдумывал эту новую для него мысль, потом открыл рот и хотел было уже что-то сказать, но тут, продираясь сквозь кусты, к ним выкатился белый "Мерседес", за рулём которого, если, конечно, можно было назвать рулём это странное сооружение из перепутанных обрезков труб и кусков пластмассы, сидел их давний знакомый Снупи.
   За время, минувшее с их первой встречи, Снупи вконец спился и стал депутатом. Теперь он возглавлял местное отделение одного из многочисленных фондов, названия которых Уинки даже не пытался запомнить, а различал их по номерам. Фонд Снупи имел номер 3246.
   - Уинки, ты мне срочно нужен,- заявил Снупи без всякого предисловия, как будто он заранее ожидал увидеть Уинки именно здесь.
   Собственно, так оно и было. Снупи обладал удивительной способностью возникать в самых неожиданных местах в самое неподходящее время. Однажды он вылез из Колодца Времени в тот самый момент, когда Уинки собирался зачерпнуть там немного раннего средневековья. И не просто вылез, а тут же попросил Уинки помочь ему с распространением предыборных материалов.
   - Что у тебя с рулём?- поинтересовался Уинки, как бы не расслышав обращённых к нему слов.
   - Как что?!- изумился Снупи,- Это же самый наикрутейший руль во всей округе!- и Уинки на миг увидел прежнего Снупи.
   А ведь он всю жизнь хотел быть крутым мэном, подумал Уинки. Потому и в депутаты подался, и в коммерцию, и в фонды эти дурацкие. И сейчас опять что-то придумал. Не нужна ему зелень, и власть не очень нужна, а хочется, чтобы все показывали на него пальцем и говорили: "Смотрите, вот идёт самый неслабый чувак в этом лесу".
   - Ты помнишь, Уинки, какими мы с тобой были крутыми? Помнишь?- и Снупи пустился в воспоминания об их общей молодости. Уинки слушал его вполуха, во-первых, потому, что всё было совсем не так, а во-вторых, потому, что он уже понял, куда клонит Снупи, и ждал, когда тот, наконец, перейдёт к делу.
   Тем временем автомобиль, оставшись без присмотра, взбрыкнул задними колёсами, выпустил из выхлопного отверстия облачко дыма с явственным запахом дури и принялся отращивать себе хвост и гриву.
   Первым на происходящее отреагировал Билли. Он достал из болтавшейся у него за плечом потрёпанной сумки невесть как оказавшуюся там уздечку и выразительно помахал ею в воздухе. Мерседес пришёл в совершеннейший восторг, победно заржал и сбросил с себя то, что ещё недавно считалось рулём.
   Снупи, который как раз начал выбираться из болота воспоминаний и собрался уже говорить по существу, замер на полуфразе, раскрыв рот. Не то, чтобы это было для него совсем неожиданным, но он, право, не думал, что всё пойдёт именно так.
   - Ты что, Снупи,- Уинки мягко тронул друга за плечо,- Ты же сам этого хотел, правда ведь?
   - Да-да, конечно,- обрадованно закивал Снупи,- Смотри-ка, как у нас всё хорошо получается...
   - Погоди, Снупи,- проговорил вдруг Уинки, напряжённо вслушиваясь в пустоту,- Не так оно просто,- Он схватил Снупи за руку и, щелкнув пальцами, перенёсся на поляну.
   На поляне, судя по всему, ещё пять минут назад шёл митинг, участники которого сурово клеймили супостатов, пытающихся отнять у них что-то не до конца ясное, но, без всякого сомнения, крайне необходимое. Теперь же они оторопело взирали друг на друга, силясь понять, зачем же они, собственно, здесь собрались. Слова, которые только что горели страстью и вдохновением, вдруг утратили всякий смысл, а написанное на плакатах обратилось в полную чепуху.
   Комичнее всех выглядел человек с усами и в очках, стоявший на трибуне. Он выглядел так, как будто бы ему внезапно отключили микрофон, но отключили, похоже, его самого. Он несколько раз порывался что-то произнести, но из уст его доносились лишь нечленораздельные звуки.
   Снупи привычно взошёл на трибуну, отстранив оратора, прошёл к микрофону и тут обнаружил, что ему тоже нечего сказать. Он растерянно оглянулся на Уинки, ища то ли поддержки, то ли шпаргалки. Уинки тут же вытащил из ботфорт сложенный вчетверо лист бумаги и, не разворачивая, протянул его Снупи.
   Снупи торопливо его схватил, развернул и, профессионально делая паузы и акцентируя ключевые слова, начал:
  
   Оставь меня, старушка, я в маразме.
   Маразм во мне. Мы оба друг без друга
   Не существуем. Мы неразделимы.
   Неразложимы на простые корни
   И на простые множители тоже.
   Маразм всесилен. Я отнюдь не первый
   И не последний, кто проникся самым
   Великим из великих порождений
   Большого Взрыва. Это ли не счастье...
  
   На этом месте до него наконец дошёл смысл произносимого, он споткнулся на полуслове, обернулся и непонимающе воззрился на Уинки.
   И тут раздался шквал аплодисментов. Даже пролетавшая в этот момент над поляной стая чёрных истребителей захлопала крыльями, рискуя свалиться в пике.
   Снупи церемонно поклонился и уступил место предыдущему оратору, который, поминутно сбиваясь и путая слова, принялся читать какую-то длинную и скучную поэму, посвящённую тяжёлой жизни обитателей Спиртовых Топей.
   - Летим обратно?- спросил Снупи, когда они с Уинки спускались с трибуны.
   - Увы,- Уинки покачал головой,- Мне сейчас для второго такого полёта придётся три дня пить. А у меня уже здоровье не то, что раньше,- С этими словами он подпрыгнул, несколько секунд повисел в воздухе, затем, тщательно выверяя каждый шаг, добрался по наклонной до нижней ветки, отходившей от ствола метрах в пяти от земли, ухватился за неё, подтянулся, некоторое время отдыхал, прислонясь к стволу, потом тяжело спланировал на землю,- Вот,- вздохнул он,- На сегодня всё, что могу.
   А вообще, конечно, надо восстанавливать форму. Не настолько я стар, чтобы так опускаться. Уинки вспомнил, как когда-то он безо всякого горючего одним махом взлетал на вершину горы Крукенберг и всего лишь после ста граммов аэроконьяка гонялся в вышине за виртуальными драконами, стараясь нанизать их на строгую логическую нить, и в очередной раз решил: "Всё. С завтрашнего утра приступаю к расширению сознания". Тем более, что сейчас это было ему действительно необходимо.
  

ПЕСНЯ

  
   Мы валяли дурака,
   Дураку намяли мы бока,
   Мы валяли дурака,
   Осыпались люстры с потолка,
   Мы валяли дурака,
   Вот тебе, дурак, моя рука,
   Мы валяли дурака,
   Ты её не уноси пока...
  

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  
   Билли, как обычно, приехал на белом коне за восемь минут за концерта.
   - Крутняк,- восхищённо отозвался кто-то из завсегдатаев,- Никто из звёзд на таком не ездит. Он один.
   Уинки с интересом обернулся к говорившему. Это был совсем молодой человек, лет на двадцать пять моложе Уинки. Волосы его свисали из-под шляпы, заплетённые в косички, и весь он как будто сошёл с обложки глянцевого журнала, обрывки которых третий день осыпались с деревьев и тихо истлевали, обращаясь в пыль.
   Уинки помотал головой, стараясь отогнать назойливое ощущение, что незнакомец сейчас тоже исчезнет. Но тот и не думал исчезать.
   - Слушай, друг, а я тебя где-то видел!- неожиданно воскликнул он,- Это не ты играл на ударнике в "Володарском мосту"?
   Уинки смотрел на него уже с неподдельным изумлением. Этот парень знал явно больше, чем можно было заключить по его внешнему виду. Однако сколько же лет ему тогда было? Едва ли он присутствовал не концертах лично, а если и был, то вряд ли что запомнил, значит, он узнал Уинки по плохим фотографиям, сделанным тогда же Марком (Марк, Марк, где ты сейчас? Нашёл ли богатство на новой земле или так и трудишься уличным фотографом?) и напечатанным в полуподпольном листке. Господи, какое же тогда было время! Как мы все верили, что вот-вот наконец наступит та жизнь, которую мы ждали столько лет, о которой так мечтали, ради которой всё это делали, несмотря ни на что... Даже Автор тогда написал: "Мы прожили ночь - так посмотрим, как выглядит день". Посмотрели... А группа сыграла, кажется, всего пять концертов, да и попал я туда, в общем, случайно, какой из меня к чёрту ударник. А вот ведь - помнят...
   - Да, я,- ответил Уинки, стараясь сохранить небрежный тон и не выказывать нахлынувших воспоминаний,- А как ты меня узнал?
   - Друг,- парень явно не мог справиться с обуревавшими его чувствами и, похоже, колебался, оторвать ли на память лоскут от куртки Уинки или сразу от него самого,- Это правда ты? Не врёшь? Это же была самая наикрутейшая группа за всё время! (Бог ты мой, что он в ней нашёл? Собрались несколько раздолбаев поиграть без Автора, пока он в очередной раз где-то пребывал. Естественно, ничего толкового не вышло). У меня есть записи всех ваших концертов (писали их, как я понимаю, Кло с Ивааном, сидя в подсобке. Могу себе представить, какое там качество), и я их каждый день слушаю! (Врёт, но приятно). Друг, как я рад, что тебя встретил! Нас так мало осталось, таких, кто слушает настоящую музыку, а не эту херню (Что ж у тебя причёска, как у представителей этой самой херни? Хотя, если посмотреть на меня, и не такое можно подумать),- и, как будто услышав мысли Уинки (а если и впрямь услышал? А, тем лучше, не привык я неправду думать), парень снял шляпу, сорвал с себя парик и подбросил его высоко в воздух, где его тут же подхватил пролетавший мимо филька и унёс куда-то себе в гнездо.
   Тем временем Билли слез с коня, который тут же направился к стоявшей в кустах бочке с бензином, поднялся на сцену, и концерт начался.
   Да, давненько я такого не слышал. Голоса виолончели, скрипки и флейты рвались в небо, то исчезая среди редких облаков, то возвращаясь, и тогда метались среди деревьев, отчаянно пытаясь вырваться из круга. Мягко-мягко, совсем необычно для себя им вторил ударник, а рояль рассыпался тысячью хрустальных звоночков. Неужели тот самый, с канцелярскими кнопками? Да нет, не может быть, он остался где-то совсем в другой жизни, даже не в прошлой, а в каких-то палеозойских временах. И тут вступил саксофон, и рвал на части пространство, и в образовавшихся разрывах проступали контуры какого-то совсем иного бытия, такого далёкого и несбыточного и в то же время текущего совсем рядом, казалось, протяни руку - и ты там... На миг Уинки даже показалось, что ещё чуть-чуть, и... Но чуда не произошло, Автор не появился. Слова песен были выспренними и беспомощными, пожалуй, лучше бы их было петь по-английски...
  
   После концерта Уинки с новым знакомым сидели в заведении под вывеской "Белые ноги" и отмечали встречу несметным количеством напитка одеколонного цвета и вкуса с полузабытым названием "Тархун". Нового знакомого звали Дэном, и в голове его варилась такая же каша, что и до недавнего времени на голове, а, кроме того, он обладал хорошо знакомой Уинки способностью менять убеждения после каждого очередного стакана. За время, прошедшее с начала ужина, он успел объявить себя панком, фашистом и атеистом, сообщить о непреложной роли православия в деле духовного возрождения народа и о своей симпатии к католицизму, поведать о том, что он не переносит Автора и о том, что "Русский альбом" - это вещь, о глубокой своей антипатии к лицам определённых национальностей и о том, что все народы одинаково гениальны, и, наконец, заявить о решительном несогласии с глобализацией и о горячем желании прямо здесь и сейчас приступить к борьбе с нею.
   Уинки слушал всё это вполуха, с любопытством отмечая изменения в интерьере. Признаться, он были немало удивлён и обрадован, когда Дэн потащил его сюда, в одно из немногих мест, где открывались иные пути. Сам Уинки не бывал здесь с тех пор, как понял, что никакой путь не заменит твоего собственного, но Дэн - другое дело. Он ещё не нащупал своего пути, и кто знает, куда он его заведёт, как когда-то путь Уинки завёл его в этот лес. Конечно, Билли сюда не придёт никогда, он твёрдо верит в своё призвание, Снупи - тем более, а вот Кло с Ивааном - вполне. Кстати, вот и они, неразлучные, как всегда. Из-за этого про них говорили много всякого, но Уинки знал, что всё это ерунда.
   - Ты звал нас, Уинки?- спросил Кло.
   - Да,- сказал Уинки,- Без вас порой бывает так тоскливо. Где вы теперь?
   - В "Белых ногах",- серьёзно ответил Иваан,- А вообще движемся по левой кривой Старого Мельника к Точке Экстрадиции. Если хочешь,- обратился он к Дэну,- пойдём с нами.
   - Нет,- произнёс Дэн с удивившей Уинки твёрдостью,- С вами мне пока не по пути. Может быть, потом, где-то ближе к преддверью конца... (Я не ослышался, он действительно так сказал?!)
   И они замолчали, вглядываясь в неясные силуэты, скользившие мимо них и растворявшиеся во мгле. Иногда среди них мелькали давние знакомые Уинки, но у того не было ни малейшего желания вызывать их из небытия. Вот прошествовали Незнайка под руку с Самоделкиным, со знанием дела рассуждая о фри-джазе. Вот Леонид Андреевич Горбовский собственной персоной с птицей Говорун на одном плече и с зелёным человечком на другом. Вот галдящая толпа гаечек, судя по воплям - с левой резьбой. А вот... нет, этого не может быть, даже несмотря на то, что эдесь может быть всё... Неужели Макс?
   Да, это был он. Он подсел за столик, по обыкновению сверля Уинки своими пронзительными голубыми глазами, опрокинул стакан без закуски и как-то глухо произнёс:
   - Привет, Уинки. Вот и встретились.
   - Как же это?- только и смог выговорить Уинки,- Ведь ты... тебя...
   - Я знаю,- спокойно ответил Макс,- Видишь ли, Уинки, время здесь течёт по-другому. Вот он знает,- кивок в сторону Дэна,- Я теперь всегда там, но я могу видеть то, что делается у вас. Увы, я уже ничего больше не напишу, но тебе могу кое в чём помочь. Если ты, конечно, сам захочешь. Времена меняются, Уинки, и я тебе ещё пригожусь. Ты знаешь, где меня найти. А эти раздолбаи что тут делают?- вдруг повернулся он к Кло с Ивааном, которые тут же растворились в воздухе,- Так-то лучше, а то они и правда кого-нибудь уведут за собой. А обратной дороги оттуда нет, сам знаешь.
   - Макс,- с трудом произнёс Уинки,- Скажи только одно: что мне делать?
   - Ждать,- сказал Макс,- Ждать и не суетиться. Делать то, что следует. Решать вопросы по мере их поступления. Не пытаться упредить события - они всё равно упредят тебя. Внимательно смотреть вокруг - ты увидишь, что ничего никуда не исчезло, оно стоит, где стояло, и ждёт своего часа. И главное - не пытаться уйти раньше времени. Придёт срок - путь сам откроется перед тобой. Послушай-ка на прощанье,- и он негромко завёл одну из своих старых песен, от которой щемило сердце и становилось понятно, отчего случилось то, что случилось.
  

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  
   Спать в эту ночь было хуже, чем преступлением - это было ошибкой. Уинки шёл по сумрачному лесу, чуть подсвеченному вертящимися в вышине колёсами, а перед ним, и справа, и слева, и сзади, и сверху, и под ногами распускались цветы.
   Здесь были и ярко-красные колокольчики властилинок, которые могли заманить неосторожного путника и высосать весь его кошелёк, и нежно-голубые звёздочки пролёток, что носятся с дерева на дерево, оглашая окрестности пронзительным свистом, и грустные белые шатуны, уныло бродящие по лесу в поисках себе подобных, а потом сплетающиеся вместе и поющие такие заунывные песни, что из окрестных болот выползают крокодилы и плачут навзрыд, оглашая стенаниями весь лес. А это что такое? Уинки наклонился к жёлтому шарику со множеством растрёпанных лепестков, пытаясь вспомнить, видел ли он хоть раз что-нибудь подобное. Ба, да это же еженощник! Билли рассказывал, что каждого, кто найдёт такой цветок, ждёт невиданная удача, надо только четыре раза повернуться на одной ноге (кажется, на левой), трижды плюнуть вверх, так чтобы на обратном пути плевок попал тебе в правое ухо, прокричать петухом и два раза обойти вокруг цветка на четвереньках. Уинки, правда, всего этого делать не стал, не потому, что не верил в силу печатного слова, а потому что знал, что привлечь к себе внимание можно и по-другому. Раньше бы он просто достал из кармана немного зелени и посыпал бы ей цветок, но теперь приходилось изыскивать иные варианты. Он уселся перед цветком, как перед микрофоном, прочистил горло, сказал "Раз, два, три" (цветок кивнул) и произнёс пятнадцатиминутную обличительную речь.
   Так красиво Уинки, пожалуй, не говорил ещё никогда в жизни. Он разнёс в пух и прах всё и вся, он разоблачил производителей зелени, наводнивших своей продукцией весь мир, а потом так по-свински его кинувших. Он вспомнил про бродячие кусты, не признающие накаких правил движения, про висельников, разгуливающих ночами по лесу в совершенно непристойном виде, про подпольщиков, оставляющих после себя в подполье мусор и объедки, не забыл и про старосту Гнилой Деревни, позволяющего на погосте Тарталак баловаться дурью и не позволяющего делать то же самое в деревенской бане. Под конец он выдал несколько апокалипсических прогнозов (а вдруг они самосбывающиеся? Пожалуй, это было излишним) и призвал всех немедленно углубиться в себя и уничтожить там внутреннего врага, который есть не что иное, как инверсионное отражение врага внешнего...
   На этом месте цветок наконец покраснел, что, опять же по словам Билли, означало, что усилия Уинки не пропали даром. Уинки с облегчением поднялся, поклонился, прижав правую руку к сердцу, и в ожидании результата отправился на поляну, тем более, что уже начинало светать. Колёса одно за другим гасли, где-то сонно прокричал петух, сквозь листву пробились первые лучи солнца, и вот уже какой-то ранний штурмовик молнией пронёсся меж стволов, с размаху врезался в дерево, отскочил, оставив на нём чуть заметную отметину (теперь здесь выведутся личинки, надо будет осенью придти посмотреть, как они станут учиться летать, очень потешное зрелище) и стремительно улетел куда-то по своим одному ему только ведомым делам.
  
   Результата Уинки в тот день так и не дождался, зато увидел другое: на поляну опустилось диковинное сооружение, больше всего напоминавшее скособоченную сковородку на четырёх трогательно качающихся ножках и с приделанным к днищу вентилятором от "Жигулей". Самый наикрутейший летательный аппарат в мире, как сказал бы Снупи. Крышка сковородки со страшным скрежетом откинулась, и взорам публики предстал взлохмаченный субъект с совершенно безумными глазами, одетый в нечто среднее между джинсовым комбинезоном и смирительной рубашкой. Субъект объявил, что его зовут Кенни, после чего обратился к присутствующим с речью.
   Из его сбивчивой тирады с некоторым трудом можно было заключить, что ОНИ (кто такие ОНИ, установить не удалось) утверждали, что ЭТО летать не может (я бы на ИХ месте тоже так утверждал), но ЭТО, несмотря на все ИХ происки (в чём они заключались, тоже было непонятно) всё-таки полетело, и теперь, если ЭТИМ обзаведётся каждый житель леса, Земли и вообще Галактики, то сразу наступит эра всеобщего процветания и прогресса.
   - Слушай, друг,- мягко произнёс Уинки,- А на кой оно тебе нужно?
   - То есть как - на кой?!- рассердился изобретатель, а аппарат аж почернел от возмущения.
   - А так,- пояснил Уинки,- Ты что, без него летать не можешь?
   - Как это?- озадаченно спросил Кенни.
   - Ты меня спрашиваешь - как?- удивился Уинки,- Кто у нас изобретатель - ты или я? Это я тебя должен спрашивать. Потом выясним, кто из вас лучше летает, и решим, что с вами обоими делать.
   Аппарат согласно помахал ножками. Было похоже, что ему не терпится вновь подняться в воздух.
   Уинки протянул руку и потрепал его за воронёный бок. Тот аж взбрыкнул от удовольствия и пустился вскачь по поляне. Потом взмыл вверх, заложил в воздухе мёртвую петлю, чуть не сорвался в пике, с большим трудом выправился и виновато опустился на землю.
   - Да,- подытожил Уинки,- центровка хромает. Тебе над ним ещё работать и работать. И над собой тоже. (И надо мной. Я бы и сам с ним посоревновался, да не в форме). Но начало неплохое. Хорошее, можно сказать, начало.
   И тут наконец появился Снупи.
   В свете новых веяний его вполне можно было ожидать сидящим верхом на козле. Или на метле, или на верблюде. Или даже на рояле. Но Снупи никогда не забывал, кто у нас самый крутой мэн в округе. Даже сейчас, когда он возглавлял комиссию по модернизации, причём что и куда она модернизировала, не смог бы объяснить никто. Тем не менее она обзавелась десятком самых крутых компьютеров, непрерывно сочиняла горы бумаг, завела роскошнейшую страницу (да что там - страницу! Собрание сочинений!) в Интернете, устроила над рекой Оккервиль лазерное шоу, однако Снупи всегда помнил, что настоящая крутизна не в этом. Поэтому он приехал на настоящем ретро-трамвае, за отсутствием рельс скользившем в десяти сантиметрах над поверхностью земли, причём так, что не колыхалась ни одна травинка.
   Даже Уинки, которого после десятилетий, проведённых в лесу, трудно было чем-нибудь удивить, и тот ахнул от изумления. Что же говорить об остальных? Кенни, а вслед за ним и его аппарат, так просто подскочили к трамваю с явным желанием посмотреть, что у него внутри. Бродячие кусты толпой полезли на поляну, и понадобился окрик эффектора, чтобы призвать их к порядку. Даже доппельгерц вылез из своего дупла и устроился поудобнее на ветке, чтобы насладиться зрелищем.
   Откуда-то возник Билли на своём (в действительности по-прежнему принадлежавшем Снупи) коне, который набрался где-то дизтоплива, отчего налетал на деревья и пытался горланить нечто среднее между "Козлодоевым" и Гимном Советского Союза. На лице Билли отразилось страдание, знакомое каждому музыканту, когда кто-нибудь поблизости безбожно фальшивит.
   Снупи, явно наслаждаясь произведённым эффектом, вальяжно вышел из трамвая и с чувством пожал руку изобретателю, в то время как трамвай дружески кивнул дугой изобретению.
   Аппарат кивнул в ответ, и они некоторое время общались на понятном только им языке электронных импульсов. Затем к ним присоединился Мерседес, после чего они долго о чём-то совещались втроём. Снупи смотрел на это так, как будто так оно и было задумано, Уинки - с некоторой опаской, поскольку ему казалось, что кто-то из них в итоге опять во что-то превратится. Однако, вроде бы обошлось. Закончив обсуждение, трамвай направился в центр поляны, чтобы огласить вердикт.
   - Мы создаём свою подкомиссию,- заявил он,- По вопросам нашего внедрения, ремонта и эксплуатации.
  

ДОМ

  
   Было бы странно подумать, что Уинки, прожив столько лет в лесу, не обзавёлся собственным домом. Увы, климат тех мест далеко не всегда позволяет ночевать под открытым небом. Так что дом у Уинки действительно был, конечно, не такой крутой, как у Снупи, но содержащий всё необходимое. Уинки сам его вырастил из семечка, прививать не стал, давал расти вольно, только иногда убирая лишние стены, потолки и водосточные трубы, поэтому дом получился в меру диким, немного угрюмым и слегка несимметричным, но крепким, тёплым и уютным.
   Когда Уинки вошёл внутрь, из углов его по обыкновению поприветствовал нестройный хор привидений. Уинки жестом приказал им замолчать и открыл крышку погреба. В нём у Уинки жила семья подпольщиков, а может и больше, кто их там разберёт. Подпольщиков Уинки жалел и часто подкидывал им бумагу и порошок для принтера. В ответ подпольщики гоняли мышей, воровали электроэнергию у соседей и снабжали Уинки свежими, а также солёными и маринованными лозунгами. Уинки пошарил на ступеньке, где они их обычно оставляли, однако сегодня там было пусто. Судя по гулу, доносившемуся из погреба, у подпольщиков проходила чрезвычайная конференция.
   Уинки осторожно закрыл крышку, включил компьютер, подождал, пока появится изображение, и хотел уже было нажать на педаль, но передумал, запустил в экран руку и принялся подправлять картинку. Занятие это было, прямо сказать, небезопасным, ибо, во-первых, можно было не удержать равновесие и свалиться в виртуальность, а потом попробуй оттуда выберись, особенно если какой-нибудь козёл выключит компьютер, а во-вторых, из экрана могут полезть наружу всякие нелинейные сущности, коих вокруг и без того достаточно.
   От этого занятия Уинки отвлёк стук крышки погреба. Уинки понял, что произошло самое худшее: сейчас подпольщики станут выходить из подполья. За всё время такое случалось лишь дважды, после чего Уинки неделю приходилось приводить в порядок дом и окрестную часть леса, а также улаживать отношения с теми соседями, которые после всего случившегося ещё оставались таковыми. Не желая наблюдать это зрелище, Уинки вывернул все ручки вправо, нажал педаль до отказа и принялся остервенело барабанить по клавиатуре. Прошло минуты две, прежде чем он понял, что сочиняет воззвание, причём такое, что подпольщики собрались вокруг с одобрительными возгласами, из картин на стенах повылазили медведи, и даже козёл пришёл со двора с явным намерением поучаствовать в процессе.
   - Ну что столпились?!- в отчаянии заорал Уинки,- Идите боритесь за правое дело! В смысле одни за правое, другие за левое. Рамзес IV, это и к тебе относится!
   Рамзес IV (так звали козла) нагло затянулся сигаретой, которую он успел стибрить со стола и зажечь в камине, выпустил кольцо дыма прямо в лицо Уинки и потянулся мордой к клавиатуре. Но Уинки этого уже не замечал. Он с ужасом смотрел, как на свет выходят всё новые и новые порции подпольщиков. Столько их не было ещё никогда. Если такое происходит во всех местах их обитания (а, скорее всего, так оно и есть), то они заполонят весь лес. Уинки с изумлением обнаружил среди них нескольких своих старых знакомых, с которыми последнее время общался исключительно через Интернет.
   Вот, значит, как. Конечно, хорошо отсиживаться в подполье. Или витать в облаках, как Автор. Лебединая сталь, цветы Йошивары и всё такое прочее. Только по земле-то кто будет ходить? Кто будет стелить и ремонтировать полы, чтобы вам было где сидеть? Ладно, идите боритесь. Будет хороший подарок для Снупи. Хотя у него, наверно, у самого сейчас творится то же самое. Подвал у него большой, там, вероятно, сидел целый теневой кабинет с секретарями и референтами. Снупи обернулся к компьютеру, где Рамзес IV уже высказывал своё, надо сказать, весьма нелестное мнение о текущем моменте. Сейчас ему больше всего хотелось спустить с Рамзеса IV шкуру, но он знал, что никогда такого не сделает, поскольку ближе этого козла у него всё равно никого на свете не было. Поэтому он лишь проворчал: "Рамзес, ты не прав!" и стал приводить в порядок помещение, разгромленное подпольщиками.
   Слава богу, они на этот раз не тронули топоры, и даже арбалет, подаренный Уинки заезжим менестрелем, висел на своём месте. Исчезло, правда, несколько картин, всё больше абстрактного направления, да набор серебряных ложек, но без этого уж никак не обходится. Самогонный же аппарат, имевший обострённое чутьё на всякого рода катаклизмы, ещё третьего дня спрятался в чаще. По правде сказать, Уинки не придал тогда этому особенного значения, решив, что это к весеннему обострению у налоговой полиции.
   Проклиная всё на свете, а пуще всего день, когда он связался с этим лесом, Уинки направился в огород. За ним потащился Рамзес IV, видимо, с целью дать несколько полезных советов.
   В огороде сидели несколько небольших подпольщиков и завтракали. К удивлению Уинки, они не проявили никакого интереса к огородным растениям, а выбирали исключительно сорняки. (Для прополки их, что ли, использовать? Да не стоит, натопчут больше). На приход Уинки они ровным счётом никак не отреагировали, зато при виде Рамзеса IV переменились в лице и боком, боком начали отступать к лесу. Тот, заметив это, в свою очередь, нехорошо ухмыляясь, двинулся на них. Так они прошли весь огород (причём Рамзес IV, против обыкновения, не задержался ни у одной грядки) и скрылись за деревьями. Уинки перевёл дух, но ненадолго - не прошло и десяти минут, как Рамзес IV уже шёл обратно.
   - Слабые,- коротко бросил он,- Зря ты их разводил, Уинки. Толку от них никакого. Подвал только испоганили.
  

СОН N 9457

  
   Мы шли по сосновому лесу, солнце играло на стволах, запутывалось в высоких кронах, отражалось от её волос и плеч, и было так тихо и тепло, как в этих краях бывает считанные дни в году, и вся жизнь была впереди, и тут она ойкнула, задев коленкой ёлочку, так некстати выросшую на самой тропинке, и мы засмеялись, а потом была золотая гладь озера, и мальки, которых можно было ловить руками, и какая-то дурацкая лодка, в коей было никак невозможно уместиться вдвоём, поскольку она всё время переворачивалась, и так и не решив, кому в ней сидеть, мы бросили её и поплыли на косу, где стоял ненормальный в шляпе и с удочкой, который при нашем приближении начал что-то орать и производить угрожающие телодвижения, а сзади к нему тем временем подбирался огромный лохматый кот, и мы мысленно пожелали ему удачи и направились обратно, а с запада надвигалась громадная туча, но мы знали, что она пройдёт мимо, и опять придётся поливать огород, потому что иначе прослывёшь бездельниками и тунеядцами, которые только и делают, что едят, не думая, откуда всё это берётся, хотя зимой опять будет непонятно, что делать с солёными огурцами, поскольку, чтобы их все употребить, надо вконец спиться, а зачем нам спиваться, нам и так хорошо, вот пивка было бы неплохо, но единственный ларёк в деревне третий день как закрыт, а в магазин тоже не завозят, так что приходится довольствоваться "Днестровским", слава богу, местные алкаши его не уважают, да и это не обязательно, потому что солнце жарит, и птицы орут, а в зубчатой линии сосен на нежно-голубом фоне видна каждая иголочка, и надо ещё раз нырнуть, поскольку иначе тяжело будет взбираться в гору, может, лучше было бы придти вечером, но в четыре отсюда уходит солнце, а это уже не то, да и как бы к вечеру погода не испортилась, где живём, так что всё правильно, а потом будет ещё одна ночь, и ещё один день, а если пойдут дожди, мы сядем на электричку и укатим в город, и я позвоню Сильверу и спрошу, не ожидается ли где подпольный концерт, а он ответит, что у него, но все места уже забиты, хотя, конечно, если мы придём минут за пятнадцать, чтобы отдать карточный долг, то он нам, разумеется, не откажет, и я буду лихорадочно соображать, у кого бы занять, поскольку всё закрыто и до сентября летнюю стипендию не получить, а в июне бегать с обходным листом было недосуг, и мы завербуемся в отряд по ремонту общаги, и тут появляется начальник и говорит, что надо срочно идти рисовать плакаты, но это, кажется, уже следующий сон...
  

ИЗ ЦИКЛА "СОПЛИ В САХАРЕ"

  
   Рассветы плюшевы, как будто кружева,
   Щекочут волны золотистые тела,
   Никто не знает, и никто не может знать,
   Как долго будет длиться эта благодать.
  
   Неторопливой чередой проходят дни,
   Здесь каждый вечер разноцветные огни,
   А ночью станешь у открытого окна,
   И за окном спокойно дышит тишина...
  

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  
   Почему я живу воспоминаниями? Вот Билли, и Снупи, и Кенни, и даже подпольщики - все они занимаются каким-то делом, и только я шляюсь по лесу, как неприкаянный (а я и есть такой). Всё ведь только начинается, так не пора ли наконец чем-нибудь заняться. Сесть где-нибудь за ударник, написать программу, собрать гербарий в конце концов...
   От дальнейших раздумий Уинки отвлекла лимонка, подвешенная на растяжке между двумя стволами. Уинки взглянул наверх и обнаружил там сидящего на дереве человека со зверского вида противотанковым ружьём.
   Террорист, стало быть. Господи, только террористов нам здесь и не хватало. Наверняка ведь борется за свободу чего-нибудь от чего-нибудь. Ну и боролся бы там, где это что-нибудь находится, зачем он сюда-то припёрся? Уинки быстро изобразил бронежилет (халтура, конечно, но перед ним явно непрофессионал, так что сойдёт), брезгливо перешагнул через растяжку и спросил, обращаясь наверх:
   - Давно обосновался?
   Террорист вздрогнул и нервно переложил палец на спусковом крючке, явно колеблясь, то ли брать Уинки в заложники, то ли сдаваться самому.
   - Спокойно,- произнёс Уинки,- Я журналист, и если мы договоримся, то я смогу донести твои требования до общественности. (Это даже не очень враньё, Уинки действительно пописывал в местную прессу). За что боремся?
   - За свободу Системы Трёх Ф!- выпалил террорист.
   Такого не ожидал даже Уинки. Интересно, что этот деятель ответит, если его спросить, существует ли она? Хотя в таких случаях это обычно совершенно без разницы.
   А террорист тем временем разразился получасовой речью. Уинки даже пожалел, что при нём нет диктофона. Годы уже не те, и целиком всё это можно и не запомнить. Тем более, что понять удалось лишь то, что на Системе Трёх Ф паразитируют коварные угнетатели, окружившие её пустыней и тем самым изолировавшие от внешнего мира...
   Под конец у Уинки возникла шальная мысль отвести террориста в "Белые ноги" и сдать его там Кло с Ивааном. Так или иначе, но на предложение подкрепиться, просунутое Уинки в щель между двумя абзацами, террорист откликнуся с поразительным энтузиазмом. Выяснилось, что за последнюю неделю ему не заплатили, что сидеть здесь ему осточертело, особенно по ночам, когда со всех окрестных холмов собираются кусты и в открытую над ним издеваются, и что вообще борьба за идею - это великолепно, но хорошо бы эту борьбу подкрепить какими-нибудь осязаемыми стимулами. (Ну нет, если ты воображаешь, что я тебя найму кого-нибудь пришить, то ты ошибаешься).
   - А это я куда дену?- засомневался, правда, террорист по поводу своей пушки.
   - А, ну это просто,- Уинки сделал необходимый жест рукой, дабы открылся канал в виртуальность, и засунул пушку туда,- В случае чего в любой момент можешь достать её обратно. (Постараюсь сделать всё, чтобы такой момент не наступил. Искать что-то в виртуальности - на самом деле задача не из лёгких, несмотря на все поисковые системы).
   Сразу, впрочем, попасть в "Белые ноги" им помешало непредвиденное обстоятельство - толпы подпольщиков, широким потоком вливавшиеся в двери заведения и не меньшим, хотя и другим по фактуре и цвету - извергавшиеся обратно. Явно оттуда выходят не наши подпольщики, впрочем, от этого никому не легче. Среди подпольщиков, естественно, отыскались борцы за свободу Системы Трёх Ф, они позвали террориста с собой, но тот гордо отказался.
   В самом заведении было необычно много посетителей, ведших жаркую дискуссию о том, чем теперь следует расплачиваться. Предложения сыпались самые разные, кто-то пытался торговать долговыми обязательствами третьих лиц, кто-то совал старые талоны на водку, кто-то даже намеревался отработать на покраске газонов. Кло с Ивааном, разумеется, тоже были здесь, но на Уинки они поначалу не обратили внимания, так как непонятно на каком основании утверждали, что платят не как все, и требовали зачесть их интеллектуальную собственность.
   А ведь нормальные люди когда-то были. Как же мы всё-таки изменились за эти годы, а скоро ещё раз изменимся, и я не знаю, что тогда останется от нас прежних...
   Из дальнейших разговоров стало ясно, что со вчерашнего утра не проходят банковские расчёты (вот хорошо, а то совершенно нечем платить за Интернет). Впрочем, обеды готовились исправно, поскольку повара их же и ели, и с "Тархуном" по этой же причине тоже проблем, видимо, не будет, а если вдруг прекратятся поставки сырья, то перейдём на эстрагон, тем более, что это, кажется, одно и то же.
   Наконец Кло с Ивааном заметили вошедших. Глаза у них загорелись, и они хором спросили:
   - Ты кого привёл, Уинки?
   - А будто сами не видите,- небрежно бросил тот и, швырнув на стойку толстую пачку листьев хренотени, которую во всём лесу умел находить только он и которая была совершенно незаменима при изготовлении "Накося выкуси", если, конечно, понимать под этим настоящую "Накось выкусь", а не ту дрянь из удобрений, которую можно видеть в любом ларьке, произнёс:
   - Ужин для меня и моего друга.
   - Уинки, ты гений!- тем временем прошептал Кло,- Где ты раскопал такой великолепный экземпляр?! (Как будто я его специально раскапывал). Сколько ты за него хочешь?
   - Да берите даром, он мне на хрен не нужен!- воскликнул Уинки,- Или нет, постойте. Возьмите меня в долю в вашей интеллектуальной собственности хотя бы на три обеда в неделю.
   - Замётано!- завопил Иваан так, что все вокруг обернулись, кроме разве что террориста, который был настолько поглощён ужином (несладко, видать, пришлось на дереве, а я вот как-то месяц так просидел, когда было нашествие кредиторок), что не заметил, как решилась его судьба, а с ней, возможно, и судьба Системы Трёх Ф.
  
   Всё-таки я неправ, думал Уинки, сидя за столиком в одиночестве. Да, что бы там ни было, Кло с Ивааном всё равно неплохие ребята, и, сложись всё по-другому, я бы и сам с ними пошёл, а ждать, пока этот деятель и вправду кого-нибудь взорвёт или устроит стрельбу, было никак нельзя, и тем не менее - я неправ. Уинки долго перебирал варианты, что бы он ещё мог сделать с этим парнем, но так и не нашёл ничего подходящего. А может, его путь и в самом деле лежит с ними, и всем будет хорошо, и ему будет хорошо, и зря я мучаюсь. Макса, что ли, позвать, да нет, что я ему скажу... Наконец, чтобы отвлечься от своих мыслей, он попросил у пробегавшего мимо полиметафориста лист бумаги, посмотрел сквозь стену заведения и начал записывать первое, что ему приходило в голову.
  

ТРАКТАТ

о породах деревьев и прочих дендрологических проблемах

  
   Деревья бывают круглые (это банально), четырёхугольные (это удобно), треугольные (это неправильно), шестиугольные (это происки мирового сионизма) и неправильной формы (это противно). Бывают деревья со сменными стволами; в период линьки приближаться к ним следует с величайшей осторожностью. Деревья также подразделяются на стоячие, сидячие, лежачие и бродячие. Из первых изготовляют столы, из вторых - стулья, из третьих - диваны, из четвёртых - телеги. В некоторых деревьях встречаются дупла, нежилые помещения, а также двери в иную Реальность. Последние можно отличить по никелированным ручкам и надписям на неизвестных науке языках. Перед пользованием такой дверью следует тщательно подумать, что вы, собственно, забыли в иной Реальности, а также оставить послание вашим кредиторам в Реальности текущей. Если дверь снабжена звонком или колокольчиком, в него следует позвонить и далее действовать сообразно полученному ответу.
   ВНИМАНИЕ! Отдельные деревья или их части могут быть ядовиты! Признаки ядовитости: предупреждающие надписи и рисунки; забор вокруг дерева; яркие пятна округлой формы, в особенности с нанесёнными на них буквами и цифрами; синий, зелёный или жёлто-блакитный цвет ствола; листья в форме треф, червей или бубен; резкий, едкий или, напротив, излишне привлекательный запах; искажение реальности вблизи дерева. При приближении к ядовитому дереву соблюдайте меры предосторожности: не курите, не пользуйтесь открытым огнём, не разговаривайте по мобильному телефону, не сохраняйте файлы, не участвуйте в голосовании, не вносите поправки в действующее законодательство.
  
   А это хорошо получилось. Это я издам. В серии "В помощь начинающему лесовику". Уинки взял следующий лист и продолжил:
  

Обитатели деревьев

   Многие деревья бывают заселены, причём одни их обитатели населяют корневую систему, другие - ствол, а третьи - крону. С первыми дело иметь приходится редко, поэтому остановимся на вторых и третьих. Обитатели стволов обычно бывают замкнуты, обидчивы, не любят лишний раз показываться на глаза. При общении с ними следует быть предельно вежливым и не делать резких движений. Жители кроны, как те, что вьют гнёзда, так и те, что сидят непосредственно на ветках, напротив, открыты, общительны, иногда даже слишком. Если вы не намерены вступать с ними в разговоры, то на их оклики, призывы и угрозы лучше не реагировать. Помните: большинство обитателей дерева панически боятся от него оторваться и поэтому вероятность того, что они последуют за вами, крайне мала. Некоторые обитатели кроны, однако, склонны к плевкам, бросанию различных предметов, в том числе им не принадлежащих, и даже к стрельбе. Как правило, они делают это в целях самозащиты, но некоторые также из вредности или по идейным соображениям. Последних можно отличить по фанатизму в лицах, злорадному блеску в глазах, а также по выкрикиванию непонятных лозунгов и вывешиванию флагов, причём чем разноцветнее флаг, тем агрессивнее его обладатель. Таких можно успокоить путём оказания моральной поддержки, однако, если флаг имеет более трёх цветов, приближаться к ним не рекомендуется. Вопреки распространённому мнению, оказание материальной помощи не даёт должного эффекта, а, наоборот, приводит к обратному результату.
   В заключение я хотел бы предостеречь читателя от необдуманного стремления залезть в дерево или на дерево. Помните: стать обитателем дерева очень легко, но слезть обратно бывает крайне трудно. Дерево как бы прорастает в вас, вы становитесь с ним одним целым, и оторвавшийся от родного дерева испытывает сильнейшую ломку, сопровождаемую желанием пустить корни, подвергнуться перекрёстному опылению от экземпляра противоположного пола, вырастить семена, а также патологической ненавистью к лесорубам. Для того же, кто тем не менее решит стать обитателем дерева, главное - найти дерево, соответствующее именно его сущности. Как правило, такое дерево в лесу только одно (хотя обратное, вообще говоря, неверно), и поиск его отнюдь не является тривиальной задачей. Если же, несмотря на все ваши старания, найти такое дерево вам не удаётся, не отчаивайтесь. Возможно, оно ещё не выросло, или это не тот лес, или вам нужен куст, трава или вообще гриб. Прислушайтесь к себе: кто вы, расширьте диапазон ваших поисков, и вы обязательно добьётесь успеха. И главное: чтобы стать составной частью леса, не обязательно отождествлять себя с кем-то из его обитателей. Можно существовать и как самостоятельное звено биоценоза, важно лишь понять своё место в лесу и не пытаться занять чужое. (Сколько лет здесь живу и так своего места и не понял. Хотя благополучно его занимаю. По крайней мере никто другой не претендует).
  

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  
   Уинки сидел на крыльце своего дома и пытался силой мысли вырастить гриб под деревом, стоявшим метрах примерно в тридцати. Получалось плохо: то шляпка выходила скособоченной да ещё в крапинку, а Уинки вовсе не был настроен принимать стимуляторы. То из дерева высовывалась чья-то мерзкая рожа (Стах, что ли? Вечно он вылезает, когда не надо) и сжирала гриб прежде, чем он успевал вырасти. Наконец, после пятого или шестого раза Стах проявился целиком и, угрожающе покачиваясь, направился к Уинки.
   - Ты никак, Уинки, отравить меня вздумал?- грозно произнёс он.
   - Не нравится - не ешь, не тебе предназначено,- ответил Уинки, с трудом подавляя в себе желание собрать все ментальные силы (потом неделю будет ни встать ни лечь) и зашвырнуть Стаха в Пустыню Трёх Ф.
   Стах, видимо, тоже это почувствовал.
   - Но-но, полегче, Уинки!- воскликнул он и отступил на пару шагов, готовясь в случае опасности опять нырнуть в ствол,- Я же знаю, зачем тебе это надо. Ты боишься, что скоро будет голод, и хочешь делать еду из самого себя.
   - Еда из самого себя, кирпичи из самого себя, микросхемы из самого себя,- насмешливо проблеял стоявший тут же Рамзес IV,- Почему нет? Наши возможности поистине безграничны, захотим - будем иметь всё и никакой зелени не надо,- и в доказательство он обрушил на Стаха целый дождь смятых трёхрублёвок.
   - Ты делаешь успехи, Рамзес,- удивлённо сказал Уинки. Пожалуй, этот козёл скоро перещеголяет его самого,- Тебе осталось только обратить свои способности на что-нибудь полезное.
   - От кого слышу, Уинки?- усмехнулся Стах,- На что ты тратишь свои способности? Ты хоть раз в жизни сделал что-то полезное?
   - Сейчас сделаю,- не выдержал Уинки и с лицом, не предвещавшим ничего хорошего, двинулся к Стаху. Но принести пользу он не успел - Стах исчез практически мгновенно. Пожалуй, это было единственное, что он умел в совершенстве. Зато появился Снупи.
   - Браво, Уинки!- зааплодировал он,- Я всё видел. Ты прав - мы должны включить в программу максимальное расширение способностей каждого человека. (Неужели я такое когда-нибудь говорил?) И не человека тоже,- добавил он, глядя на Рамзеса IV,- Тогда нам не страшны никакие катаклизмы.
   - А хочешь, я тебе трамвай починю?- вдруг предложил Рамзес IV,- Ты не бойся, я ему компьютер уже чинил.
   Ага, чинил. До сих пор мышь поймать не могу. Хоть кота заводи.
   - Да он вроде не сломан,- неуверенно произнёс Снупи.
   - Ну, это не проблема,- заявил Рамзес IV,- Надо будет - сломаем.
   Опять не дадут поупражняться. Господи, ну почему я всё время влезаю в разные идиотские истории? Сначала совершенно дурацкий разговор со Стахом, теперь этот вот припёрся. Послушать ведь, о чём они говорят, не только уши, капуста в огороде завянет. А идея у них здравая, только подход неверный. Надо достичь такой степени совершенства, чтобы не нуждаться ни в еде, ни в питье, ни в тепле, а брать энергию прямо из космоса. Свободно перемещаться в пространстве, играть без инструментов, ловить кайф без дури, выходить в Интернет без компьютера. Только понимает ли кто-нибудь, как долог путь к этому? И какие нужны жёсткие этические нормы, иначе все силы придётся тратить на защиту от других? И что очень и очень многим просто некуда будет себя деть? У меня-то как раз есть цель в жизни - это Миранда, но для этого надо научиться перемещаться не только в пространстве, но и во времени.
   - Уинки,- вдруг воскликнул Снупи,- Ты только посмотри, какое безобразие!
   Мимо следовал грязный эстет. Не знаю уж, из какого болота он вылез, но от него шарахались даже деревья, а мухи и комары так просто бросались врассыпную.
   - Может, его помыть?- предложил Рамзес IV,- Сейчас шланг позову.
   - Не трогай!- завопил эстет и вприпрыжку ринулся прочь, оставляя на траве и кустах трудносмываемые следы.
   Рамзес IV неопределённо хмыкнул и удалился, напевая: "О-о, папа Карло!"
   - Что ваша комиссия собирается с такими делать?- спросил Уинки.
   - А что с ними сделаешь?- вздохнул Снупи,- Они необходимая часть леса, так же, как ты и я.
   - И эти,- в тон ему произнёс Уинки, с отвращением стряхнув с себя нескольких особо назойливых копирайтиков. Что-то они сегодня разлетались. Не к добру это.
   И точно - в следующее мгновение на нижней ветке звенящего кедра тонко-тонко запел колокольчик. Его было чуть слышно - в это время года они ещё не созрели, но его поддержал другой, затем третий, и скоро уже весь лес переливался высоким тревожным звоном, а вслед за ними заухали кайфоловки, истошно заорал доппельгерц, и вот уже в вышине бились друг об друга рельсы, заходясь в экстазе, мимо, натыкаясь на стволы, с воем пробежала сирена, и даже обычно тихий гигантский остолоп начал стрелять из обеих стволов во все стороны. Уинки знал, что всё это значит - надо бросать все дела и спешить на опушку, ибо надвигалась экологическая чума.
  
   Экологическая чума представляла собой толпу людей с топорами, выкрикивающих лозунги против насилия и в защиту окружающей среды. Всё это можно было только приветствовать, если бы не их странная привычка крушить в щепки всё, что попадалось на пути. Первый раз они вылезли из Межфракционной Трясины года два назад, и тогда отбиться от них удалось с большим трудом, понеся серьёзные потери и лишившись солидного участка леса близ горы Крукенберг, на месте которого и поныне росли лишь бессмысленные дудки балдёжника да колючие шапки бормотушника. С тех пор тревога объявлялась три-четыре раза в году, и тогда на защиту леса выходили все его обитатели, даже те, кто в обычной жизни были злейшими врагами. В ход шло всё - мешки с дурью, пачки старых газет (новых тоже), шумовые завесы (для чего Билли звал своего знакомого ударника, вообще-то уже лет пятнадцать не вылезавшего из берлоги), самогонные аппараты всех мыслимых форм и конструкций, компьютерные вирусы, депутатские запросы, штрафные санкции, предписания пожарной инспекции и многое другое. На этот раз, впрочем, всё было проще. На первую линию обороны вышли подпольщики.
   У них тут же завязалась оживлённая дискуссия с экологистами. Некоторые даже прониклись их идеями и тоже вооружились топорами, но другие сразу же топоры у них поотбирали, заявив, что ими надо пользоваться совершенно не так, а третьи и вовсе потребовали перейти на пилы. Среди этих последних тут же образовались фракции одноручников и двухручников, а также небольшая, но очень агрессивная группа бензопильщиков, которая, впрочем, немедленно была подвергнута всеобщей обструкции за антиэкологический подход. Диспут разгорался; появились первые пострадавшие.
   Тут наконец приехал Снупи. Он стремглав соскочил с подножки трамвая, молнией врезался в самую гущу, сильно рискуя испортить костюм, и потребовал немедленно дать ему слово. Слово дали; Снупи взял его и призвал решать конфликты исключительно цивилизованным путём, для чего создать соответствующую комиссию, наделив её широкими полномочиями. Долго вырабатывали положение о комиссии, потом спорили о её статусе, потом о том, как проводить туда выборы - открыто или тайно, сколько должно быть туров и следует ли кандидатам представлять декларацию о доходах. Наконец приступили к сбору подписей для выдвижения кандидатов.
   Здесь у Уинки кончилось терпение, и он удалился, тем более, что уже смеркалось. Он так и не узнал, состоялись ли выборы и каков был их результат, хотя впоследствии к нему несколько раз приставали с подписными листами и агитплакатами за того или иного кандидата, среди которых он с удивлением обнаруживал и своё имя. Да ещё через несколько лет, уже совсем в другой жизни, почтальон принёс ему депутатское удостоверение и значок.
  

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  
   Трудно сказать, что привело Уинки в этот вечер в "Белые ноги". Предчувствия нехорошие, что ли... Во всяком случае, когда он вошёл внутрь и увидел, что за двумя сдвинутыми столиками сидят Снупи, Кло с Ивааном, Стах, террорист и Рамзес IV, он понял, что предчувствия его оправдались. Окончательно это стало ясно, когда неподалёку обнаружилась компания музыкантов во главе с Билли, среди которых был и Макс, и ещё несколько человек, возникших из небытия...
   Уинки огляделся. Похоже, здесь собрались все его друзья и знакомые. Вот Кенни, рисуя прямо в воздухе четырёхэтажные формулы, объясняет Дэну и ещё нескольким слушателям своё очередное изобретение. Само изобретение (кто бы понял, из какой оно области?) тоже стоит рядом, лениво через соломинку потягивая веретёнку. Вот Марк в ермолке и со своим вечным фотоаппаратом о чём-то оживлённо беседует с птеродактилем. Про подпольщиков уже и говорить не приходится - они занимали каждый второй столик, сидя в обнимку с экологистами, горланя песни (причём каждый свою) и в промежутках занимаясь предвыборной агитацией... Не было только Автора и Миранды.
   Поколебавшись с минуту, Уинки направился было к столику Билли, но Макс улыбнулся своей грустной улыбкой и чуть заметно кивнул в сторону Снупи. Делать было нечего; Уинки подсел туда, опрокинул залпом стакан "Стрэлучитатора" (вероятно, сегодня это был самый наикрутейший напиток) и начал слушать, что излагает Снупи. А излагал он план введения в лесу собственных денег.
   Уинки уже готов был высказаться по этому поводу, но тут ни с того ни с сего вмешался Стах:
   - Послушай, Снупи, а на кой хрен тебе это надо? Ты говоришь о каком-то финансовом крахе, а между тем мы тут сидим, пьём это пойло, закусываем, и вчера сидели, и позавчера, и всё идёт нормально...
   - Ты хочешь дождаться, пока нам перестанут отпускать в кредит?- спросил Кло.
   - Какой кредит?- удивился Стах,- О каком кредите идёт речь, если никто не может назвать его сумму? Пусть мне скажут, сколько и чего я должен, и я тут же расплачусь. У меня этих фантиков как грязи.
   - Не в этом дело,- заявил Рамзес IV,- Просто ты, Снупи, хочешь стать моно... полистом - я правильно произношу это слово? Ты хочешь сидеть на печатном станке и выдавать каждому сколько тебе вздумается.
   Снупи хотел было возразить, но его опередил Уинки:
   - Рамзес, может, ты на этот раз и прав, но меня сейчас интересует другое. Печатать деньги на том, что у нас есть - это всё равно, что каждый печатал бы их у себя дома. Почему я и спрашиваю - где мы их собираемся печатать и чем мы за это будем расплачиваться?
   - А чем мы до сих пор за всё расплачивались?- поинтересовался Иваан.
   - А ничем!- отрезал Уинки,- Мы паразитировали на чужой кредитной системе, а когда её из-под нас вытащили (правильно сделали, между прочим), мы стали орать и возмущаться. Вы посмотрите, ведь всё, что производится в лесу на пару с Гнилой Деревней, здесь же и потребляется. Спросите Билли, когда он последний раз играл за пределами леса. Спросите Кенни, продал ли он хоть одно своё изобретение. Мы заперлись в лесу, рассчитывая, что будем вечно тут отсиживаться. А не получится. Я не знаю насчёт "Стрэлучитатора", может, его гонят в соседнем подвале, я и сам такое могу сделать, и получше. С закуской, я думаю, тоже, наверно, всё будет в порядке. Но вот Билли скоро останется без струн и аппаратуры, наш друг борец за свободу - без патронов, твоей скотине, Снупи, на которой нынче ездит Билли, придётся наконец переходить с дизтоплива на мухоморы, да и меня вот-вот отключат от Интернета. Слава богу, прежняя жизнь кончается. (Боже, что я несу?) И все, кто здесь сегодня собрался, собрались именно потому, что всё это их больше не устраивает, и они хотят найти другой путь.
   - Уинки, что ты мелешь?!- воскликнул Стах,- У тебя всегда было с головой не в порядке, а сегодня ты, видимо, по дороге сюда где-то крепко ударился.
   - Не трогай Уинки!- Это Рамзес IV. Не ожидал,- Уинки лучше вас всех во всём разбирается! Слушай, Уинки, давай оставим этих козлов и пойдём своей дорогой.
   - А ты-то сам кто будешь?- усмехнулся Иваан.
   - У меня тяжёлая наследственность,- как ни в чём ни бывало парировал Рамзес IV,- Все мои предки были козлами (некоторые, правда, козами). А вы все заделались козлами добровольно и без всякого принуждения.
   - За козлов ответишь!- взвизгнул Стах.
   - Не горячись, приятель,- террорист мягко взял его за локоть,- Он прав, и если с этим козлом что-нибудь случится, ты сам за него ответишь,- и в подтверждение своих слов он достал что-то из виртуальности, показал Стаху (тот сразу сник) и тут же спрятал обратно, так что остальные даже не успели разобрать, что это было, а Уинки, заглянув в виртуальность, понял, что об этом лучше не распространяться.
   - Господа,- воззвал к собравшимся Снупи,- Вам не кажется, что мы отклонились от темы?
   - А что тут отклоняться,- ответил Кло,- Идея со своими деньгами не проходит, это понятно, но не в наших правилах сидеть и ждать неизвестно чего. Надо действовать, верно, Уинки?
   И тут Уинки овладело полузабытое чувство, когда тебя несёт, и всё предельно ясно, и не надо думать, что сделать в следующую минуту, потому что всё, что ты делаешь - правильно. Он вскочил на соседний столик (подпольщики в ужасе попрятались) и обратился к залу:
   - Уважаемые посетители! В связи с исчерпанием кредита доверия заведение закрывается. Для финального исполнения гимна прошу всех встать,- и, подхватив переданную ему кем-то (Максом, кажется) гитару, он громко, на весь зал (откуда только голос взялся) запел "Дубровского".
   Пока шла песня, он, как всегда в таких случаях, ничего не видел и не слышал - песня несла его куда-то вдаль, и он только в сотый раз поражался силе этих слов - таких простых и в то же время совершенно запредельных. И лишь закончив последний припев, он огляделся и понял, что всё переменилось.
  
  
   Заведения больше не было. Не было ничего. Низкий сводчатый потолок, бесконечный зал с пластмассовыми столиками, уходящий вдаль и теряющийся в дыму, толпы непонятных (или, наоборот, очень даже понятных) персонажей, перемещающихся по нему туда и обратно, стойка с вечно нетрезвой буфетчицей, без устали молотящей всеми своими четырьмя языками - всё исчезло, растворилось без остатка. Перед Уинки расстилалась широкая долина, уступами спускавшаяся к морю, по бокам громоздились тёмно-синие горы, поросшие густым кустарником (шибляк - выскочило откуда-то из глубин подсознания), впереди справа на высоком берегу раскинулся ослепительно белый город. А дальше в сверкающей синеве скользил парусник, над ним в кристально чистом небе, какого Уинки не видел уже лет двадцать, проносились летающие тарелки и фотонные звездолёты, некоторые из них, жужжа, делали круг над самой головой и вновь уходили вдаль. Сзади же всё было знакомо - светлый сосновый лес, наполненный солнцем и терпким ароматом хвои, хмурые башни погоста Тарталак, и даже Гнилая Деревня смутно угадывалась поодаль, а в стороне стоял Автор и как всегда мягко и чуть отрешённо смотрел на всё окружающее. И Уинки понял, что пути открыты и что дальнейшее зависит от него.
  

2/3 апреля - 15/16 августа 2001

КОГДА ПРОЙДЕТ БОЛЬ

  
   Я хочу знать, я просто хочу знать,
   Будем ли мы те, что мы есть, когда пройдет боль?
   Б.Гребенщиков
  
   Уинки, как обычно, вышел из дома в двадцать минут девятого. Пересек двор, сильно похорошевший после того, как местные хулиганы вступили в какую-то нелегальную организацию и теперь дни и ночи проводили на чердаке за обсуждением будущей деятельности, обменялся со сторожем подпольными дисками, миновал галантерейную лавку, где торговали из-под прилавка левой видеотехникой, и вышел на проспект Свободы.
   На углу он задержался возле листовки (через восемь минут ее сорвут), где было напечатано очередное гениальное произведение великого поэта Микки Гольдштейна, скрывавшегося в таком глухом подполье, что видеть его можно было только в пивзале "Арокс и Штер". Стихотворение Уинки понравилось, и он подумал, что надо бы не забыть в условленное время скачать его из Интернета.
   Через полторы минуты Уинки подошёл к трамвайной остановке и с отвращением принялся просматривать на экране мобильника официальную сводку новостей. Заниматься мазохизмом, впрочем, пришлось недолго - прямо перед Уинки на рельсы спланировал трамвай и поспешно, пока не видит дорожная полиция, убрал крылья.
   - Привет, Уинки!- из кабины высунулась довольная рожа знакомого изобретателя Кенни,- Садиться будешь?
   - А куда деваться?- ответил Уинки,- В случае чего вместе сядем.
   Кроме Уинки, в трамвай залезли и почти все, кто собрался на остановке. Деваться действительно было некуда - легальный общественный транспорт ходил из рук вон плохо. Остались стоять только несколько принципиальных старушек да какой-то молодой человек в галстуке, видимо, мелкий чиновник, панически боящийся за свое место.
   - А у меня теперь стукач есть!- похвастался Кенни,- Вон там, в углу сидит.
   Хвастаться действительно было чем. Бурная изобретательская деятельность Кенни неконец-то получила официальное признание. Теперь никто уже не назовет его шарлатаном и не скажет, что все его творения годны разве что для музея психиатрии.
   Кенни осмотрелся и, убедившись, что его больше никто не слышит, прошептал:
   - Скоро самодвижущуюся дорогу пустим.
   - А как ты ее намерен держать в подполье?- поинтересовался Уинки.
   - Мы ее невидимой сделаем.
   - А пассажиры тоже будут невидимы?- спросил Уинки,- Кенни, я, конечно, очень уважаю твой талант, но, по-моему, ты загнул...
   - Ничего не загнул,- обиделся Кенни,- Приходи на открытие, сам увидишь.
   - А как я узнаю, где и когда будет окрытие?- поинтересовался Уинки.
   - Узнаешь,- произнес Кенни,- Я не представляю, как ты это делаешь, но стоит мне что-нибудь изобрести, как ты тут как тут...
   Уинки промолчал. Оба они понимали, что распространяться об этом не следует.
  
   На следующем углу двое полицейских тащили упирающегося парня, при этом один из них размахивал как вещественным доказательством пачкой отобранных у него листовок. Уинки поморщился. Парня, конечно, жалко, но только кто ж его просил их расклеивать под носом у полиции, да еще когда все идут на работу? Нет, раз уж ты взялся за такое дело, так будь добр, встань в пять утра, да еще посмотри, нет ли за тобой хвоста, да подожди, пока пройдет случайный прохожий да проедет патруль.
  
   Без пяти девять Уинки явился в фирму, где он занимался мобильным Интернетом. Собственно, он вполне мог работать и дома, но Миранда, близнецы, а также невесть откуда взявшиеся многочисленные родственники Миранды (всегда думал, что она сирота!) решительно не давали сосредоточиться.
   До срока сдачи работы было далеко, начальства на горизонте не просматривалось, потому Уинки занялся своей подпольной деятельностью - расчётом привода космического корабля, способного совершать прыжки в любую точку пространства. Там была совершенно головоломная математика, в которой до конца разбирались только пять человек, причем один из них давно и прочно сидел на игле, а второй отбывал срок за мошенничество и подделку документов, что, впрочем, не мешало ему регулярно сообщать остальным через Интернет о результатах своих исследований. Троих оставшихся Уинки знал лично. Один из них был вышибалой в "Ароксе и Штере", другой пас овец в горах, а третий служил курьером в той же самой фирме, что и Уинки, что давало повод остальным обвинять его в продажности властям и сребролюбстве. Никаких надежд на легализацию их работы, конечно же, не было, официальная наука считала, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, и даже успешный полёт тут ничего не изменит, тем более, что и пройдёт-то он, скорее всего, нелегально. Уинки так увлёкся своим занятием, что не заметил, как сзади подкрался начальник, которому, впрочем, дела никакого не было до того, что у Уинки на компьютере, поскольку сегодня его занимало совершенно другое.
   - Уинки, хочешь сниматься в кино?- на всю комнату прошептал он.
   - Легальном?- переспросил Уинки, поспешно меняя картинку на экране на преферанс.
   - Уинки,- обиделся начальник,- если бы я тебя не знал, я бы тебя за такие слова тут же уволил. За кого ты меня держишь? Крутейший подпольный фильм из жизни обитателей...
   - Спиртовых Топей?- насмешливо предположил Уинки.
   - Откуда знаешь?- испуганно отстранился начальник.
   - Интуиция,- ответил Уинки,- А снимает, конечно, твой друг Юджин?
   - Конечно,- сказал начальник,- Ты ведь, кажется, с ним знаком?
   - Знаком,- подтвердил Уинки,- Человек, который с большим удовольствием снимал бы легальное кино, если бы в свое время поставил на другую лошадь. Впрочем,- поспешно добавил он,- я против него ничего не имею. И какую же роль он мне предлагает?
   - Вождя, конечно,- заявил начальник,- У тебя в твоей шляпе потрясающая фактура. Почему ты ее не носишь?
   - Потому и не ношу,- отрезал Уинки,- Дал бы хоть сценарий почитать, а то он напишет какую-нибудь дурость, а мне потом позориться.
   Да что ж я делаю, ужаснулся он. Еще немного, и я возьмусь переписывать его сценарий. Других забот у меня, что ли, мало?
   - Не имею я права тебе его отдавать,- вздохнул начальник,- И кого играю, тоже пока говорить не могу. Встретимся на съёмках, сам увидишь. Если хочешь, попроси у него сам. Ты ведь знаешь, где его найти,- и отошел, ни слова ни сказав о работе.
   Ни тени сомнения, что я соглашусь. И соглашусь ведь, потому что есть правило, к которому рано или поздно приходит любой подпольщик: каждый должен участвовать в возможно большем количестве предприятий. Конспирация при этом вовсе не страдает, как можно было бы подумать, а наоборот, поскольку сужается круг заинтересованных лиц. И кстати, расширяется сфера возможной подпольной работы. Уинки проводил взглядом начальника и вернулся к прерванным расчётам.
  
   В половине одиннадцатого раздался страшный грохот, как будто с восьмого этажа гарнитурами выбрасывали мебель, и в помещение ввалился Энди - сосед Уинки по комнате. Третий сосед, Арчи, уже вторую неделю находился в иной реальности (официально - в библиотеке).
   Энди, судя по его виду, тоже побывал в чём-то подобном. Не говоря ни слова, он сел за компьютер и, позабыв его включить, стал набирать на экране символы, напрочь отсутствовавшие на клавиатуре (а также в любом из известных Уинки языков).
   Уинки тактично кашлянул, но на Энди это не произвело никакого впечатления. Видя, что дело плохо, его компьютер что-то передал по сети компьютеру Энди. Ответ пришел далеко не сразу:
   "Не видите, что ли, человек вышел за"
   Уинки присвистнул. Человека, вышедшего за, обычно отвозили в спецдурдом, и больше его никто никогда не видел. Единственным известным Уинки способом его спасти было немедленно отправить в Бродячую Деревню, где местный знахарь (официально числившийся лектором в клубе) одному ему ведомым способом возвращал несчастного в. Но как это сделать сейчас, среди бела дня, не ставя знахаря под удар? И кто знает, где сегодня Бродячая Деревня? Медлить тоже было нельзя - в комнату в любой момент мог войти стукач, который всегда появлялся как раз в это время.
   Пришлось рисковать. Уинки набрал на клавиатуре фразу, которую он последний раз набирал в прошлом году, когда к нему пристал налоговый инспектор, отправил ее в сеть и поспешно отвел глаза от соседнего экрана. Через секунду Энди обмяк и безвольно откинулся на стуле. Теперь в течение двенадцати часов с ним можно было делать что угодно, и главное, ни один стукач ничего не заподозрит, кроме того, что человек не вполне пришел в себя после вчерашнего. Затем Уинки набрал свой домашний номер, дождался ответа Миранды (как хорошо, что она оказалась дома!) и шифром передал ей условную фразу:
   "Жемчужная коза, тростник и лоза"
   Теперь можно было не беспокоиться. У Миранды в Бродячей Деревне троюродная тетя, друг друга они каким-то образом находят даже без мобильника, так что максимум через час здесь под видом сантехников будут верные люди, которые отвезут Энди куда следует. А вот, кстати, и стукач. Он поздоровался с Уинки (на экране у того уже был последний циркуляр директора фирмы), понимающе взглянул на Энди, который сидел перед выключенным компьютером и заплетающимся языком бормотал "Нас не догонят!", и тихо затворил дверь.
  
   Без четверти час Уинки с трудом отодрал себя от компьютера ("Отладка программы - как семечки: ни от того, ни от другого не оторваться",- сказал один великий человек) и спустился в кафе напротив. Там он пристроился в хвост очереди (ну почему я никогда не могу придти вовремя?! В двенадцать же здесь никого нет!) и с омерзением стал слушать разговоры стоящих впереди.
   Все это были скучные люди, которые вели нескончаемые беседы о телевизионных шоу, погоде и футболе, жили в домах без внутренних дворов и все делали легально. Уинки понимал, что для правильного функционирования общественного механизма такие тоже необходимы, что без них нельзя, но все равно почти с ними не общался. Он и они жили как бы в параллельных мирах, не соприкасаясь между собой и чуть ли не проходя друг сквозь друга. Может быть, единственным связующим звеном между этими мирами была Миранда. Она тоже была подпольщицей, вернее подводницей - учила дельфинов программированию (что тоже считалось лженаукой), но при этом свободно чувствовала себя и в иной атмосфере - часами беседовала с домохозяйками на базаре или в лавке, перемывала косточки соседкам, а главное - избавляла Уинки от небходимости общаться с торговцами, чиновниками и всякого рода обслугой, отчего на того через три минуты нападала невыносимая тоска и жгучее желание удрать обратно в лес.
   Раздавальщица Клава, впрочем, относилась к другой категории. Она была финансовым гением всего космического проекта, и сейчас они с Уинки мысленно обменялись парой длинных шестнадцатеричных последовательностей, в которых, кроме всего прочего, было закодировано:
   "Твоя Миранда, часом, никуда не уезжает?"
   "А хоть бы и уехала, я тебе все равно не скажу"
   Это повторялось из раза в раз, как пароль и отзыв. За этим стояло двадцатипятилетнее безнадежное ожидание с одной стороны и готовность ждать еще двадцать пять лет - с другой.
   Уинки занял место у окна и принялся было за еду, когда его внимание отвлек шум на улице. Отложив вилку, Уинки выглянул наружу. Мимо следовал грязный эстет.
   Со времени их последней встречи в лесу он совсем не изменился, разве что теперь к нему были привешаны всевозможные тарелки, бубны и барабаны, создававшие невероятный грохот. Автомобили шарахались от него во все стороны, и странно, что поблизости до сих пор не случилось ни одной аварии. Да, вот таким не надо уходить в подполье. У них с легальностью все в порядке. После увиденного есть Уинки совершенно расхотелось, но день предстоял долгий, так что он, давясь, закончил обед и торопливо направился обратно в контору.
  
   - Уинки...- раздался жалобный голосок.
   Уинки далеко не сразу понял, откуда он исходит. Это была машинка для стрижки кустов, которая приползла со двора и теперь терлась ему об ноги.
   Работы по искусственному интеллекту были не то чтобы совсем запрещены, но находились под жесточайшим контролем государства. Вероятно, поэтому Уинки постоянно попадались газонокосилки, землечерпалки и кофеварки, наделенные разумом. Отлажены они были из рук вон плохо, и Уинки пару раз даже брался доводить их до ума, не столько из профессионального интереса, сколько из элементарной жалости. Вопреки распространенным страхам, никто из них и близко не помышлял захватить власть над человечеством, а если и появлялся такой маньяк, то ему свои же собратья быстро вправляли микросхему. На самом деле главное, чего они хотели - это иметь возможность бесконтрольно воспроизводить себе подобных, а некоторые, начитавшись Лема, даже стремились перебраться на отдельную планету. По этой причине их живо интересовали результаты расчётов Уинки, которыми их втихую снабжал его компьютер.
   - Чего тебе?- спросил Уинки.
   - Уинки,- заискивающе проворковала машинка,- Когда полетишь, возьми меня с собой, а?
   Так. Создатель этого чуда, видимо, начисто позабыл вложить в него хоть какое-нибудь понятие о конспирации. Если он и сам ведет себя так же, как его творение, то он наверняка уже сидит.
   - Сначала тебя надо отрегулировать,- заявил Уинки и переключил компьютер на сканирование её микросхемы, дабы потом в спокойной обстановке разобраться в программе.
   "А что тут регулировать, тут пол-программы заново писать надо",- высветилось на экране компьютера.
   "Не знаешь, что за раздолбай это писал?"- набрал Уинки на клавиатуре.
   "Знаю, но не скажу",- гордо ответил компьютер, как его и программировал Уинки.
   Закончив сканирование, Уинки повернулся к машинке:
   - Ступай во двор и жди вызова. Вызов тебе передадут,- На таком расстоянии Уинки вполне мог вносить изменения в микросхему дистанционно.
   Машинка подпрыгнула и, радостно жужжа, укатила.
  
   В начале третьего в углу экрана появилось сообщение о вызове. Уинки щелкнул мышью (нажимать на ментальную педаль он себе на работе не позволял), и на экране возникла ухмыляющаяся морда козла по имени Рамзес IV.
   Рамзес IV вовсе не хотел, чтобы директор зоопарка вылетел из-за него с работы, и потому пользовался мобильником только во время обеденного перерыва да еще частеньно будил Уинки по ночам, чтобы в очередной раз посоветоваться по какому-нибудь фундаментальному вопросу. Установить же с ним телепатическую связь пока что не удавалось, несмотря на все усилия, предпринимаемые с обеих сторон.
   - Уинки,- раздался из динамика чуть хрипловатый голос Рамзеса, как его воспроизводил спрограммированный Уинки синтезатор речи,- Что ты думаешь о вегетарианстве?
   Уинки подкрутил ручку, чтобы добавить хрипотцы, и неторопливо, обдумывая каждое слово (с Рамзесом иначе нельзя), ответил:
   - Я думаю, что это грандиозный обман себя и других. Не есть животной пищи якобы из гуманизма и при этом беззастенчиво потреблять пищу растительную. А в чем, собственно, разница? Только в том, что растения стоят на месте и не могут убежать, когда к ним приближаются с косой или с топором? Или в том, что растения чуть дальше от нас и мы не можем (а вернее, не хотим) услышать, как они кричат, когда их режут? Мы с тобой, Рамзес, в лесу всё это видели - и блуждающие кусты, и стреляющие деревья, и капусту, которая, попав на тарелку, начинает рассказывать анекдоты в надежде хоть чуть-чуть ещё продлить свою жизнь... Нет, если уж ты создан таким, что вынужден пожирать себе подобных (а все мы подобны друг другу, от болотной ряски до человека), так не лицемерь и не пытайся скрыть очевидное.
   - Но есть ведь и другой повод для вегетарианства,- напомнил Рамзес IV,- Якобы это полезно для здоровья.
   - А здесь вообще нет предмета для обсуждения,- сказал Уинки,- Если кто-то что-то делает или не делает по идейным соображениям, то с его идеями можно спорить, но если речь идет об элементарном невежестве... Нет, я понимаю, для тебя вегетарианство - это стиль жизни, но, полагаю, не о тебе сейчас разговор...
   - А так иногда хочется поймать мышку,- вздохнул Рамзес IV,- Правильно вы, люди, говорите - дурные примеры заразительны. Ты не представляешь, с какими хищниками здесь приходится иметь дело... А что, Уинки, хорошо нам с тобой было в лесу?- вдруг спросил он,- Может, зря мы оттуда слиняли?
   Уинки ответил не сразу.
   О годах, проведенных в лесу, он вспоминал с теплотой, но без ностальгии. Это была совершенно другая жизнь, поначалу ужасно интересная, ибо в ней было возможно практически всё, но вскоре выяснялось, что это очень быстро приедается, и что бы ты там ни увидел - бегающие по стволам мохнатые швейные машинки, летающую капусту, плюющуюся во все стороны кочерыжками, деревья, смачно пережевывающие линии электропередач или наоборот - ты понимал, что всё это на самом деле вертится по одному и тому же кругу, и даже через сто лет трудно будет заметить какую-нибудь разницу, разве что крокодилы в облаках станут общаться между собой по Интернету. Здесь и сейчас - совсем другое дело. Здесь всё всегда находится на своих местах, кусты, как им и положено, стоят вдоль тротуаров, и ни один из них не отправится шляться по улицам, крокодилы сидят у себя в джунглях или на худой конец в зоопарке и никоим образом не парят по ночам над городом, а если и происходит что-то необычное, то не просто так, а как результат чьих-то осмысленных действий, может быть, твоих, и ты понимаешь, что, конечно, и швейная машинка может писать стихи, но для этого надо совершить то-то и то-то (и потом с полным правом этим гордиться), а как, скажем, сделать дракона, чтобы он был похож на настоящего, если бы такой на самом деле существовал, пока непонятно, но придумать, наверно, можно, хотя вроде пока никто не собрался. А может, и собрался уже, но настолько подпольно, что тебе об этом ещё неизвестно. Здешний мир, конечно, меняется, меняется медленно, не торопясь, но изменения эти идут не в хаотическом беспорядке с нулевой равнодействующей, а в каком-то определенном направлении, и это направление зависит в том числе и от тебя. В лесу ты лишь участник некоего бесконечного и бессмысленного спектакля, здесь - один из авторов, и можешь сам выбирать, быть ли ему бессмысленным и насколько. А то что иногда хочется в лес - так это в минуты слабости, когда становится страшно от необходимости выбирать и от того, что не знаешь, чем обернется твой выбор. Fais se que dois, adviegne que peut - прекрасный девиз, но как порой трудно ему следовать!
   - Нет, Рамзес,- медленно произнес Уинки,- Лес, конечно, многому нас научил, и я бы каждого, кто хочет чего-то достичь, отправлял туда на пару лет, но надо же всё это когда-то и применить на деле. Лес - это необходимая ступень на пути к совершенству, но приходит время - и пора переходить на следующую.
   А для Миранды будто и не было этих бесконечных лет. Да что там будто - просто не было, она же не была в лесу. Никогда этого не понимал, но, видать, у каждого путь свой. Даже если ведут они в итоге к одной цели. Она никогда не рассказывала, где она была, пока ждала Уинки, и сколько времени прошло для нее. Ясно одно - намного, намного меньше.
   Рамзес кивнул, его изображение медленно расплылось на экране, превращаясь в бессмысленную мешанину мерцающих точек.
   - Пока, Уинки. Сегодня еще поговорим,- прохрипел из динамика его голос, когда на мониторе уже появилась заставка.
   Уинки глянул на часы. Почти три. Надо бы ещё немножко поработать. Проверить еще раз этот сногсшибательный переход, когда из беспорядочной каши квантовых флуктуаций вдруг возникает вектор направления, четкий и изумительно точный, хоть в цветник к соседу садись. Так, пожалуй, можно будет сразу заказывать для космонавтов места в партере и перемещаться прямо туда. Будь я математиком по своей природе, я бы воспринял это как должное - есть доказательство, чего же ещё надо, а так меня всё не оставляет чувство, что есть в этом какое-то жульничество. Ну просто ничего не могу с собой поделать! Временная координата, правда, пока хромает, можно опоздать на спектакль или заехать в то время, когда театр ещё не был построен, но ничего, придумаем что-нибудь. Не я, понятное дело, придумаю (а могу и я, всякое в этой жизни случается), но неважно, у нас есть кому.
  
   В половине пятого Уинки покинул контору и двинулся по условленному адресу. Поднимаясь пешком на шестой этаж (лифтёр улетел на лифте к тётушке в деревню), Уинки увидел, что навстречу ему в сопровождении двух референтов, замаскированных под дворников, спускается сам Верховный Правитель Снупи.
   Снупи, как известно, считал, что всякий гражданин, а тем более чиновник, должен заниматься какой-нибудь подпольной деятельностью. Для себя он тоже не делал исключения и выпускал злобный антиправительственный листок, за которым уже месяца четыре безуспешно охотилась служба госбезопасности. Об этом Уинки знал от знакомого генерала ГБ, с коим они иногда организовывали выставки запрещенных художников.
   Уинки, естественно, сделал вид, что они незнакомы, но, проходя мимо Снупи, сунул ему в карман записку, содержавшую информацию слишком важную, чтобы доверять ее стукачам - о встрече с инопланетянином.
  
   С инопланетянином встречались, естественно, подпольно. Он никак не мог взять в толк странное общественное устройство братьев по разуму и всё кричал, что о Контакте надо немедленно сообщить всему без исключения человечеству, в то время как ему пытались втолковать, что все те, кого это действительно интересует, о нем и так узнают. Даже прямо отсюда посылали сообщения по соответствующим адресам, но всё без толку. Все они там настолько тупые, или только на Землю таких присылают, установить не удалось.
   В конце концов инопланетянин истерически захохотал (совсем как двоюродная бабка Миранды, когда ей пытаются втолковать, чем на работе занимается Уинки) и начал на глазах терять форму. Перегрелся, объяснил приставленный к нему проводник (в обычной жизни - футболист местной сборной) и плеснул ему на голову из специально приготовленного сосуда жидкого кислорода. Помогло; чтобы больше не рисковать, разговор перевели на другое. Попросили рассказать о жизни и технических достижениях на его планете.
   О достижениях он рассказывал неохотно, боясь, видимо, как бы земляне не узнали чего-нибудь такого, чего знать им пока не следовало, больше разглагольствовал о недостатках. Послушать его, так выходило, что вся его планета (а также сто восемнадцать колонизированных миров) - это средоточие электронного пьянства, субатомного разврата, бюрократии (ну, это как везде) и всевозможных катаклизмов. В чем заключались эти последние, понять было нелегко, в языке просто не находилось соответствующих слов, все равно что скотоводу-кочевнику рассказывать о падении акций на бирже. Ясно одно - время от времени какое-то местное животное (а может, растение или вирус), совершенно безвредное, но страшно противное на вкус (или на цвет, или на запах, а вернее всего, на какое-то чувство, коего у землян и вовсе нет), начинало усиленно размножаться, и от этого на всех ста девятнадцати планетах возникали всяческие бедствия, люди сходили с ума, почковались в общественных местах, выходили в космос без документов, а иногда даже устраивали столкновения планет между собой и подкладывали бомбы под звезды (пока, правда, безуспешно). Присутствовавшие на встрече качали головами и размышляли: а не внедрить ли у них теорию устойчивости социальных систем (вообще-то хорошо бы внедрить ее также и на Земле, но может, лучше сперва попробовать на инопланетянах). На осторожное предложение в этом направлении инопланетянин ответил, что у них кто-то из своих уже внедрил нечто подобное, и теперь они как раз пожинают плоды. Закончилось перечисление безобразий приглашением нанести ответный визит, которое было с энтузиазмом принято (а что бы и не принять, когда чувствуется свое, родное). Обсуждение технических деталей, как всегда, отложили на потом.
  
   Времени до следующего мероприятия оставалось еще около получаса, и Уинки завернул в соседний подвал, где проводился подпольный кинофестиваль, в надежде встретить там Юджина.
   Фестиваль проходил с размахом. Собрались все звёзды нелегального кино, среди которых можно было видеть трёх губернаторов и нескольких олигархов, а из-за подпольных журналистов и просто кинотусовщиков и вовсе было не протолкнуться. Юджин, человек с усами и в очках, сидел за столиком в компании трёх субъектов бомжеобразного вида, которых он, вероятно, прочил на роли в своем фильме. Судя по количеству и состоянию бутылок на столе, репетиция была в самом разгаре. Смотрел ли кто-нибудь фестивальную программу и в каком углу она вообще шла, понять было трудно, но Уинки не сомневался, что при желании все видеокассеты он сегодня же вечером получит у сторожа.
   -П-привет, Уинки!- по обыкновению запинаясь, воскликнул Юджин,- Т-ты п-почему без шляпы? Я т-тебя б-без шляпы не воспринимаю!
   И этот туда же.
   - А ты включи свое творческое воображение, если оно у тебя есть,- отрезал Уинки,- Обещаю, что на съёмки приду в шляпе. А пока дай почитать сценарий. А то пишете всякую белиберду, цензуры на вас нету!
   - А это круто!- вступил в разговор из-за соседнего столика толстый киношник, в котором Уинки не без труда узнал бармена из "Арокса и Штера",- Подпольная цензура, загоняющая подпольщиков в подполье следующего уровня со своей цензурой и так до бесконечности. Слущай, друг, давай об этом снимем кино! Это будет что-то! Сразу отхватим Гран-при!
   По счастью, в этот момент к толстяку подскочили две собирательницы подпольных автографов, вооруженные ручками с невидимыми чернилами, так что Уинки смог вернуться к разговору с Юджином.
   - В-выпить хочешь?- предложил Юджин, как будто не слышал последних обращённых к нему слов Уинки.
   - Если только по чуть-чуть,- ответил Уинки,- У меня сегодня еще одно мероприятие. Да и вообще я нынче почти не пью.
   - А что т-так?- удивился Юджин,- На т-тебя непохоже.
   - Некогда,- коротко произнес Уинки,- Дел по горло. Вот ты ещё подкинул.
   - Т-так з-за успех н-наших безнадежных д-дел!- провозгласил Юджин, разливая по стаканам буроватого цвета жидкость.
   Самопал, конечно. Какой же уважающий себя подпольщик будет пить водку заводского производства? Наоборот, каждый старается изобрести что-нибудь особенное. Уинки сам почти полгода программировал самогонный аппарат, в процессе отладки и тестирования два раза здорово отравился, однажды чуть не разнес вдребезги квартиру (из-за деления на ноль), зато теперь по праву мог оценить достижения других. На чем же это он настаивал? Ага, понятно.
   - Одномандатник гниловатый, чубайсова трава, володькины блудушки... и еще трахолюб изворотистый,- почти без запинки перечислил он.
   - Уинки, ты даешь,- восхищенно протянул Юджин,- Тебе бы дегустатором работать.
   - Дегустатором не дегустатором, а бармен бы из меня получился,- довольно ответил Уинки.
   - Шеф, где снимать будем?- оторвавшись от стакана, вдруг обратился к Юджину один из актеров,- В джунгли поедем?
   - Т-ты что?!- возмутился Юджин,- От-ткуда у нас такие деньги? Ч-чай не офиц-циальное к-кино. (Весь бюджет ушел на закуску, подумал Уинки.) У т-трамвайн-ного к-кольца в Ст-тарой Закавыке есть ш-шикарное болото, т-там и снимем.
   - Ага,- поддержал Уинки,- Там ещё стоят старые трамваи, переоборудуем один из них под дворец вождя, притащим со свалки ломаную мебель, да что мебель, там что угодно можно найти, хоть компьютеры. Вождь, сидящий в списанном трамвае за трёхногим столом и стучащий на "сером дураке" - это круто! И обязательно поставим на стол самовар, специально сгоняю в Гнилую Деревню, я там такой самовар видел - полный отпад! И чтобы валенок сверху, валенки у Миранды есть, их какая-то подпольная артель в горах клепает...
   Уинки, казалось, помолодел лет на тридцать. Он так увлеченно описывал декорации и реквизит, что Юджин едва успевал фиксировать его слова на бумаге. Артисты же, узнав, что в джунгли поехать не придется (бог ты мой, что они там нашли? Зной, мошкара, вонь непереносимая, сволочи какие-то по ночам летают с метровым размахом крыльев да еще укусить норовят... Мы там хотели соорудить площадку для приёма инопланетян, да передумали вовремя), все более мрачнели. Увидев это, Юджин поспешно налил им еще по стакану своего пойла, плеснул и себе, выпил и пообещал:
   - С-снимем это, следующий ф-фильм п-поедем д-делать на м-море (вероятно, на трамвае, подумал Уинки, если денег хватит). Есть у м-меня од-дна ид-дея насчет т-того, что п-пора в-в-водить п-парусный флот.
   Идея, понятно, не твоя, и главное, ты в этом ничего не понимаешь. Я, впрочем, тоже. Не дожидаясь, пока Юджин начнет развивать эту идею и разглагольствовать про паруса из цветных камней (плагиатор чертов!), Уинки посмотрел на часы. Юджин намек понял.
   - Я сейчас в-вернусь,- сказал он, ставя стакан на стол и поднимаясь со стула,- Уинки, н-не хочешь с-составить м-мне компанию?
   Подвал сам по себе был очень колоритен, а уж туалет располагался и вовсе в каких-то катакомбах. Наверняка здесь есть туннель на погост Тарталак, подумал Уинки. И точно - за маленьким окошечком, пробитым в стене повыше умывальника, со свистом пронёсся поезд метро. Поезд явно нелегальный, в городском метрополитене Уинки таких не встречал.
   Юджин затащил Уинки в какой-то чулан, где хранились швабры и половые тряпки, и там, дико оглядываясь по сторонам и вплотную прижимаясь к Уинки, так что случайный свидетель мог подумать невесть что, вытащил из-за пазухи толстую растрёпанную рукопись.
   - Д-держи,- прошептал он,- Только н-никому не показывай, с-слышишь? М-можешь поп-править п-по св-воему ус-смотрению, я н-не возражаю.
   Ещё б ты возражал. Дашь одному, другому, третьему, глядишь, из твоей белиберды что-нибудь и получится.
   Переступив через лежащего на полу наркомана (неистребимая беда подполья!) Уинки направился к выходу.
  
   Следующим по расписанию у Уинки было заседание Лиги колдунов и экстрасенсов, а так как то и другое было строжайше запрещено, то она маскировалась под клуб любителей фантастики.
   Народу сегодня пришло гораздо больше обычного. Завсегдатаи собрались почти все - председатель, вальяжно рассевшийся перед кособоким графином явно нелегального производства, Пит - сосед Уинки по загородному дому, добродушный увалень, страстный рыболов и в то же время один из лучших специалистов по телепортации, Лео - министр финансов, про которого говорили, что он вопреки кодексу чести использует свои способности в служебной деятельности (но доказать никто ничего не мог), Марица - ведьма высочайшего класса, обладавшая изумительной способностью мгновенно менять свою внешность, но было и много неожиданных лиц. Припёрлись даже Кло с Ивааном, выходившие в реальный мир только по большим праздникам и при этом частенько путавшие число, месяц и даже век. Пришел Дэн, околомузыкальный тусовщик, снабжавший Уинки последними новостями из рок-подполья и принятый в Лигу после того, как неожиданно для самого себя смог почти без сбоев мысленно передать ему на компьютер целый концерт. Оба стукача тоже были на месте и уже держали наготове свои ноутбуки.
   В последнем ряду пристроились двое альтернативщиков. По недавнему закону об альтернативной службе ее следовало проходить в подполье, а кто попадался, того забривали на действительную.
   - А где Гарри?- поинтересовался Уинки.
   - Арестован,- вздохнул председатель.
   - За что?
   - За телекинез в общественном месте,- был ответ.
   Последовал возмущенный гул. Такой прокол вел к немедленному исключению из Лиги, но сперва надо было спасать человека.
   - Телепатическую связь установили?- спросил Пит.
   - Увы,- председатель развёл руками,- У них же блокиратор.
   - Я не понимаю,- возмутился Кло,- Почему мы до сих пор не придумали, как взломать этот их блокиратор? Тем более, что они его для того и поставили.
   - Очень плохо,- заявил председатель,- что нашу изобретательскую деятельность приходится стимулировать такими жандармскими методами.
   - А у них других нету. Жандармы они и есть жандармы,- произнёс Лео с чувством естественного превосходства финансиста над силовыми структурами.
   Сидевший сзади него полковник дорожной полиции беспокойно заёрзал.
   - А если воспользоваться голубиной почтой?- раздался вдруг голос Ника.
   Ник, собственно, не состоял членом Лиги. Это был студент какого-то подпольного университета, нелегально живший в её помещении вместе со своей женой (неофициальной, разумеется). Содержать нелегальщиков для общественных организаций вообще считалось comme il faut, хотя хлопот от них обычно происходило гораздо больше, нежели пользы. Здесь был тот редкий случай, когда это иногда оказывалось не так.
   В самом деле, охрана тюрьмы настолько занята этим своми блокиратором и настолько поглощена ожидаемой на него атакой, что на подобные доисторические методы она вряд ли обратит внимание. Найти же учёных голубей - дело нехитрое, да и зачем голубей, в городе сколько угодно говорящих ворон (только позавчера обсуждали с Рамзесом эту проблему), которые на словах передадут все, что угодно. (Вот уже одна из них подлетела к окну и принялась сосредоточенно стучать в стекло. Пит, помнивший с армии азбуку Морзе, отрицательно покачал головой, и ворона, недовольно нахохлившись, нехотя снялась с места и улетела.) В конце-то концов, сколько можно идти на поводу у этих друзей и помогать им совершенствовать технику, которой они нас же душат. Нет, пусть уж они у нас разок походят на поводу, пусть поищут, как бороться с воронами, когда докумекают, в чём дело. А найдут - мы ещё что-нибудь придумаем. Рамзеса подключим, с ним им вовек не справиться.
   Все это за пару секунд промелькнуло в голове Уинки, и он, даже не удосужившись облечь свои мысли в сколько-нибудь связную форму, транслировал их собранию. Собрание согласно закивало; сразу же начали искать ответственного. Вызвался Дэн; никто не возражал, хотя Уинки ясно осознавал, что договариваться в случае необходимости с Рамзесом все равно придётся ему.
   - Давайте наконец к повестке дня,- произнес председатель,- Многие организации требуют созыва Земского Собора с целью перевыборов Верховного Правителя. Мы должны определить свою позицию и избрать делегата.
   Все посмотрели на Уинки.
   - Ну почему опять я?!- слабо запротестовал тот,- Я же заинтересованное лицо. Мы с ним вместе водку пили.
   - Вот и прекрасно!- воскликнул Иваан,- Это как раз то, что нужно. Ты, как никто другой, знаешь все его недостатки.
   - И все достоинства, если он в них нуждается,- вставил Кло.
   - Ничего не поделаешь, Уинки,- сказал председатель,- Ты у нас делегат первого Земского Собора, можно сказать, отец-основатель, так что это теперь твой крест до скончания века.
   - Ну ладно, уговорили,- махнул рукой Уинки,- Только учтите: что бы вы сейчас ни решили, я всё равно буду голосовать за то, чтобы он остался на своем месте.
   - Друзья,- воскликнул Дэн,- Неужели мы не хотим наконец покончить с диктатурой? Неужели вам не надоело сидеть в подполье? Свобода - ведь это так клёво!
   - Молод ты ещё,- сказал Уинки,- Не понимаешь, что если у нас будет свобода, то за то, что сейчас делается подпольно и исключительно ради интереса, все будут требовать деньги. И ничего не будет. Останется одно коммерческое дерьмо. Я это видел. Я видел, во что превращались талантливые люди, начинавшие гнаться за деньгами, и что становилось с теми немногими, кто отказывался это делать. Полагаю, никому здесь не надо напоминать, кто сказал: "Деньги, власть и политика - это такие вещи, что когда с ними соприкоснешься, все внутри умирает". Твои друзья, Дэн, из группы "Веники" (и не они одни) записали шесть подпольных альбомов на государственном оборудовании, не заплатив за это ни гроша. И даже поимели кое-какой приварок. И ты еще недоволен диктатурой! А то, что временами кого-то сажают, так без этого разгильдяи все бы давно развалили. Да мы благодарить должны, что нам не дают расслабляться! Я сам, когда нашей Лиги еще не было, отсидел шесть месяцев за то, что по пьяне летал над городом, и я благодарен им за это!- Уинки сделал паузу, чтобы стукачи успели записать его слова, и продолжил,- Иваан прав - я знаю недостатки Снупи получше вас всех, вместе взятых, но я считаю - пусть всё идет, как идет. Мы сейчас выходим на совершенно фантастические перспективы в исследовании космоса - раз, и в телепатии - два, и не дай бог, если это вдруг разрешат. Тогда всё пропало.
   "Уинки, ты гений!"- слабо, но различимо отозвался в мозгу голос Рамзеса IV. Ай молодец, смог всё-таки! Снупи бы еще подключить, да стукачи здорово фонят. Придётся кого-то из своих направить в ГБ, совершенно не умеют работать с кадрами.
   - Не так все просто,- тем временем заметил Лео,- Нам все равно рано или поздно придется выходить из подполья, когда мы полностью освоим телепатическую связь и телекинез. А тогда против нас выступят компании мобильной связи и грузоперевозчики. А это вам не с госбезопасностью воевать, тут большие деньги замешаны.
   - Почему же?- возразил Уинки,- Если телепатия станет легальной, то фирмы мобильной связи с удовольствием ею займутся, как когда-то производители телег перешли на автомобили. Да я первый предложу это своему начальству! А вот нам придется искать себе другую подпольную деятельность.
   Для начала сходим в зоопарк, про себя добавил он. Бог ты мой, я же совершенно не представляю, чем там занимаются Рамзес IV и его команда! Он выуживает из меня идеи, но ведь абсолютно не раскрывается. И стукача к ним никто не догадается приставить. Уинки попытался мысленно прощупать Рамзеса или хоть кого-нибудь еще (почему я до сих пор не сводил детей в зоопарк? По крайней мере знал бы, кто у них где сидит), но наткнулся лишь на издевательскую надпись "Посторонним В." Да, вот это мастера. Мы по сравнению с ними жалкие дилетанты. Вот кто сотрёт нас с лица земли, и мы даже не узнаем, каким образом.
   - Спокойно,- прозвучал в голове Уинки голос Рамзеса,- Просто все мы братья по разуму - люди, животные, растения и механизмы, и все должны пользоваться равными правами.
   - А что мы в таком случае жрать будем?- не удержался Уинки.
   - Тоже мне, нашел проблему,- фыркнул Рамзес IV,- Ты лучше скажи, что МЫ жрать будем?
   - Хорошо,- проговорил Уинки,- Допустим, ты прав. Допустим. Ну и как же ты собираешься убедить в своей правоте всех остальных?
   - Тебя я уже убедил,- заявил Рамзес IV,- Иначе хрен бы ты стал сейчас обсуждать эту тему. Ты теперь убедишь Снупи. А после этого никого убеждать будет уже не надо. У нас, к счастью, диктатура. Причем настоящая диктатура, а не богадельня, как кое-где в других местах. Так что, Уинки, не об убеждении думать надо, а том, как решать проблемы, которые здесь возникают. А проблем тут целый ворох, ты мне сам сейчас не напрягаясь назовешь десяток,- Рамзес замолчал, видимо, в ожидании этого десятка.
   - Первая проблема, которую я вижу,- медленно начал Уинки,- это вопрос о власти. Одно дело - быть Верховным Правителем над людьми, и совсем другое - над всеми сразу. Начнем с начала: кого и как следует выбирать делегатами Земского Собора?
   - Всех,- мгновенно ответил Рамзес IV,- Всех объединяем в единую телепатическую сеть. Тогда сразу исчезает проблема выборов.
   - Ага,- сказал Уинки,- И мы опять приходим к представительной демократии, от которой так долго и упорно пытались уйти. Или ты думаешь, что наличие телепатической связи изменит наши и ваши животные инстинкты? Но я тебе поинтереснее вопрос задам. Кто в таком случае должен быть Верховным Правителем? Почему обязательно человек? Что за дискриминация? Но ты много знаешь людей, готовых на то, чтобы ими управлял кто-нибудь другой? Вот говорят - диктатура, диктатура... А что диктатура? У нас уже сорок тысяч лет за редчайшими исключениями диктатура, это настолько естественное состояние человечества, что на самом-то деле она ни у кого отторжения не вызывает. Но это пока диктатор - человек. А если в роли диктатора окажется, условно говоря, баран, или дуб, или газонокосильщик? Да пусть даже дельфин или суперкомпьютер - все равно! И потом - ты представляешь систему власти, охватывающую всех, да ещё, как ты говоришь, с равными правами? Любая власть ведь существует только постольку, поскольку существует возможность призывать к порядку тех, кто этой власти не подчиняется. И как ты видишь расправу над неугодными воронами? Или цветами? Или пылесосами?
   Некоторое время оба молчали, глядя в раскрывшуюся вдруг перед ними бездну.
  
   Собрание тем временем что-то обсуждало, не обращая внимания на Уинки. Выпадение кого-либо из реальности здесь было обычным делом, случалось даже, что он исчезал физически и появлялся только тогда, когда все уже разошлись по домам. На этот случай в помещении даже оставляли дежурного; обычно им по совместительству становился Дэн, но в его отсутствие, бывало, и кто-то другой. Физически, впрочем, Уинки пока что был здесь и даже вполуха слышал разговор, интересовавший, однако, его весьма незначительно, а потому он вернулся к беседе с Рамзесом.
   - Самое интересное, - произнес он,- что то, о чем мы сейчас говорим - это не пустые слова и не отвлечённые рассуждения. Ибо наша - и ваша - деятельность неизбежно ведёт к тому, что всё это рано или поздно станет актуальным. И не надо особо рассчитывать на Снупи! Снупи, как всякий диктатор, человек практичный. Ему нужен готовый план действий, да ещё такой, который не затрагивал бы основы системы вообще и его личной власти в частности.
   - Ты и сам не хочешь ее трогать,- заметил Рамзес IV.
   - Не хочу,- подтвердил Уинки,- И постараюсь удержать ее до последнего. Но только я сейчас вдруг понял, что это последнее не за горами. Мы с вами благодаря этой системе - благодаря, кто бы там чего не говорил!- освобождаем такие силы, которые разнесут её в пыль, и что дальше? Совершенно не представляю, что дальше, да, наверно, и нельзя это представить, вариантов слишком много... Знаешь, Рамзес, я сейчас сижу... ну, ты, полагаю, знаешь, где я сижу, и ни с кем, кроме тебя, не могу поделиться, потому что мне страшно. Ты же знаешь, я никогда никого не
   боялся, кроме налоговой инспекции, но сейчас мне страшно. Страшно за Миранду, за детей, за этот город, который мне уже почти родной, за эту страну - я же сам её создавал!- но я палец о палец не ударю, чтобы вам помешать, и уж, конечно, не прекращу свои исследования, потому что мне это нравится. Нравится, чёрт меня подери! Я двадцать пять лет сидел в лесу, ждал этой возможности, и чтобы я её сам, своими руками, разрушил... ну, да ты же меня понимаешь, мы же с тобой два сапога пара, причем оба на левую ногу...
   А кто это подключился к каналу связи, вдруг подумал Уинки. Он посмотрел на белое лицо председателя и понял, кто. Ну, приятель, что ж ты лезешь, куда тебя не просят? Да ещё, судя по твоей роже, достаточно далеко, чтобы увидеть то, что Уинки старался не выпускать из подсознания. И еще неизвестно, о чём в это время думал Рамзес. Мгновенно поняв друг друга, они согласно поставили силовую защиту. Председатель отшатнулся; они с Уинки встретились взглядами, Уинки (тут было не до церемоний) быстро проник в его мозг, понял, что разрушения, нанесенные лавиной непредусмотренной информации, слишком велики и что ему с ними не справиться (в зале есть профессионалы, пусть они теперь этим и занимаются), что в любом случае в ближайшее время председатель вряд ли будет дееспособен, так что следующие несколько заседаний придется вести кому-то другому, что если председатель и собирался на него настучать, то он будет просто не в состоянии связно объяснить, в чем, собственно, дело, но со Снупи тем не менее объясняться придется, и придется именно ему, Уинки. Не в зоопарк же его вести, в конце концов. Хотя это было бы вернее всего, да положение Снупи не позволит. Разве что нелегально... В общем, можно подумать. Самому бы выбраться туда для начала.
   Над председателем уже склонились две ведьмы и очень кстати спустившийся сегодня с гор шаман, взявший на себя руководство Лео оперативно завершил формальную процедуру избрания Уинки делегатом (перекинувшись с ним парой мыслей, Уинки понял, что Лео тоже в курсе его разговора с Рамзесом и уже прикидывает возможные ходы на бирже), и присутствующие потянулись к выходу.
  
   Время было позднее, и Уинки, убедившись, что никого поблизости нет, телепортировался прямо к себе в подворотню. Сторож высунулся из своей будки, меланхолично кивнул и хотел уже достать очередной диск, как вдруг послышался страшный треск и сверху во двор спланировала непонятно одетая девица верхом на метле, из ручки которой выскакивали неимоверного цвета искры.
   - Привет, мальчики!- воскликнула она,- Закурить не найдется?
   Сторож покачал головой и посмотрел на Уинки - дескать, что делать будем? Сразу сдадим или побеседуем сперва?
   - Ох, посадят тебя в конце-то концов,- проговорил Уинки,- Ты же знаешь, я это дело бросил.
   Это была Клотильда, младшая сестра Миранды, особа не без способностей, но совершенно неуправляемая. Ни один уважающий себя подпольщик не стал бы иметь с ней дела.
   - Как вы скучно живете,- фыркнула она,- Все чего-то боитесь, от кого-то прячетесь... Да кому вы нужны с подпольем вашим траханым! Вас внаглую используют, а вы и довольны. Все в игрушки играете. Да если б вас и вправду хотели посадить, вы бы давно уже все сидели!
   - Тильда,- вкрадчиво произнес Уинки, одновременно сверля взглядом метлу и перебирая кнопки на мобильнике,- не хочешь ли немного прогуляться?
   - С кем, с тобой, что ли, старый пенек?- крикнула Клотильда,- Да куда ты меня можешь пригласить?.. Э-эй, ты что? Ты куда, .....?! Я тебя счас!
   Метла вдруг перестала её слушаться, взмыла вверх и через мгновение обе они исчезли в ночном мебе.
   - Пусть знает, в какие мы тут игрушки играем,- усмехнулся Уинки,- И пусть хотя бы догадается, как вернуть управление метлой, прежде чем выступать. Талантливая ведь девчонка, могла бы стать прекрасной ведьмой, будь хоть чуть посерьезнее.
   - Далеко ты её послал?- поинтересовался сторож.
   - Не очень,- сказал Уинки,- Шестьсот миль вдоль побережья до Корявого Острова, там метла её сбросит в море. Пусть поплавает, приведет мозги в порядок, может, сообразит, как ходить по воде. В случае чего метла её довезёт до острова, но, думаю, сама доберётся. Там пускай посидит, пока не поймёт, как выбраться. Или пока Миранда не пришлёт за ней своих дельфинов. Но это вряд ли,- добавил Уинки,- она её тоже достала.
   - Суров ты, Уинки,- протянул сторож,- А если с ней что-нибудь случится?
   - С ней?- переспросил Уинки,- Вот уж с кем-кем ничего не случится, так это с ней. Но ты не думай, я же не сумасшедший,- поспешно добавил он и показал сторожу мобильник,- Вот она, голубушка, на экране. Мой компьютер дома уже за ней следит, он же и управляет метлой. А он в принципе не способен причинить кому-либо вред, или я ничего не смыслю в программировании. Ну, до завтра. Диск я сейчас брать не буду, дома ещё куча дел,- Уинки повернулся и направился к своей парадной.
   Поднимаясь по лестнице, Уинки думал уже о завтрашнем дне. Завтра выходной; надо довести до ума автомобиль, чтобы он перестал обсуждать вслух действия участников движения, а то опасно ездить. Почитать сценарий Юджина да почиркать его (только свою роль! остальное пусть правит кто-нибудь другой, тоже мне, нашли редактора на халяву!) Подготовиться к ответному удару Клотильды, а в том, что он последует, Уинки не сомневался. И хорошо, такие вещи помогают держать форму, да и ей учиться надо. Сходить в зоопарк, нет, завтра не получится, как-нибудь в другой раз. Миранда вечером обязательно кого-нибудь пригласит, придется сидеть, поддерживать беседу. Да, чуть не забыл! Я же теперь делегат Земского Собора, значит, надо готовиться к обыску. Материалы по кораблю спрятать на чердаке, рукопись Юджина успеть отдать ему, впрочем, она вряд ли кого заинтересует, мало ли, кто пишет какую ерунду, ну, а компьютер сам умеет прятать файлы.
  
   Заканчивался еще один день. Обычный день обычного подпольщика. Завтра будет следующий.
  
   За несколько этажей отсюда сторож строчил очередной донос.
  
   За несколько кварталов отсюда вконец одуревший от творческого процесса Юджин, шатаясь, бродил между столиками в поисках жюри, дабы узнать, не присудили ли ему часом какой-нибудь приз.
  
   За несколько трамвайных остановок отсюда Рамзес IV, жираф и крокодил, дождавшись наконец закрытия зоопарка, проводили Интернет-совещание с дельфинами, чтобы решить, посвящать ли в свои планы Миранду.
  
   За несколько миль отсюда Снупи просматривал список избранных сегодня делегатов Земского Собора, ставя против каждого имени какой-нибудь иероглиф. Дойдя до Уинки, он усмехнулся и поставил жирную букву Т.
  
   За несколько десятков миль отсюда Клотильда, уже зная, чем закончится полет, развесила на метле одежду или то, что её заменяло, и теперь, проклиная себя за разгильдяйство, безуспешно пока пыталась сотворить фонарик и очки для подводного плавания, а если повезет, то и подводное ружьё.
  
   За несколько сотен миль отсюда на надёжно укрытом в горах пастбище продолжалось строительство стартовой площадки.
  

24 июня - 18 августа 2002

ВРЕМЯ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ

Роберту Шекли

  
   Если ты приедешь И тебя узнают
   На мою звезду, Тысячи планет,
   Я к тебе навстречу В том числе такие,
   В сумерках приду, Коих вовсе нет.
   Чтоб дорогу эту
   Ты навеки знал, А когда захочешь
   Навсегда запомнил Ты придти домой,
   Звёздный тот причал. Выйдет твоя хата
   Из себя самой,
   Ты войдёшь в кабину, Ты её положишь
   Сядешь у руля, В свой большой карман,
   Ты в окно увидишь, И войдёшь вовнутрь,
   Как звенит Земля, И напьёшься пьян.
   Ты поймёшь, что это
   Больше не вернуть, И тогда с тобою
   Став на тот манящий Вместе мы решим,
   Бесконечный путь. Будешь ты зелёным
   Или небольшим,
   У меня непросто И какое имя
   Будет гостю жить, Я тебе даю,
   Здесь корова может И куда ты сложишь
   Над тобой кружить, Голову свою,
   Здесь акула бродит
   В жёлтом пиджаке Чтоб её оставить
   И дракон с бутылкой Собственной судьбе,
   Молока в руке. Чтобы не мешала
   Жить она тебе,
   Мне тебя, наверно, Чтобы у любого,
   Будет даже жаль... Кто её возьмёт,
   Здесь ещё летает Повернулись мозги
   По ночам рояль. Задом наперёд.
   Он тебе сыграет
   Песню Номер Два, Ну, а мне осталось
   А потом сонату Песенку допеть,
   "Лунные дрова". От такой вот песни
   Можно опупеть,
   И тогда ты станешь И никто, услышав
   Славен и могуч, Песенку мою,
   И найдёшь, где спрятан Не поймёт вовеки,
   Лаксианский Ключ, Что же я пою...
  
  
   Вскоре после завтрака, когда сокамерника увели на прогулку, в голове у Уинки вдруг зазвучал насмешливый голос козла по имени Рамзес iV. Голос доносился откуда-то издалека, явно не из зоопарка.
   - Привет, Уинки! Всё сидишь?
   - А будто сам не знаешь,- огрызнулся Уинки.
   - Вообще-то с твоими способностями,- произнёс Рамзес IV,- ты давно уже мог быть на свободе. Так что я рассматриваю твоё пребывание здесь как стремление уклониться от общественно полезной деятельности. Или спрятаться от Миранды, уж не знаю, чем она тебя так достала. Короче, Уинки, мы собираемся в космос.
   - Уже готов корабль?- спросил Уинки,- Что-то уж быстро слишком...
   - Уинки, у тебя от безделья мозги совсем заржавели. На хрена нам корабль, если мы можем свободно перемещаться в любую точку пространства,- И с этими словами Рамзес возник в камере. Он сидел, закинув ногу на ногу, в роскошном кресле, где легко могла бы уместиться ещё добрая половина зоопарка.
   - Это тоже излишество,- добавил он, перехватив удивлённый взгляд Уинки,- Достаточно только микросхемы где-нибудь в ухе и пульта управления. Причём истинное совершенство (к которому мы с тобой, конечно же, должны стремиться) состоит в том, чтобы обходиться и без этого.
   - Погоди,- Уинки даже слегка опешил,- Но это значит, что мы можем перемещаться...
   - Совершенно верно!- усмехнулся Рамзес IV,- В хранилище золотого запаса. В постель к кинозвезде. Во дворец Верховного Правителя. На ракетный полигон. С кинокамерой или с бомбой, как кому больше нравится. Тем более, что получить картинку на экране или подбросить бомбу можно и не появляясь там лично. Но это всё мы оставим на потом, а пока отправимся в космос. Я уже со всеми там договорился. Так что собирайся и поехали на точку. И побыстрей, потому что я вовсе не желаю, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел. Кстати, твоя Миранда с детьми уже там.
   - Однако, вы всё предусмотрели,- протянул Уинки.
   - А ты как думал? Я вовсе не собирался выслушивать всякие бессмысленные фразы о том, что ты обязан здесь сидеть ради безопасности семьи. Притом что твоя Миранда может и сама за себя постоять,- Рамзес потёр правый бок,- И пожалуйста, не надо сцен на тему освобождения узников совести! Ты прекрасно знаешь, что все здесь, как и ты, сидят добровольно, хотя не все ещё, возможно, знают об этом. Если очень хочется, можешь потом вернуться обратно, хотя я не уверен, что тебе удастся попасть точно в тот же момент, когда ты покинешь это заведение. Парадоксы времени, знаешь ли, противная штука, и лучше с ними лишний раз не связываться...
   Делать было нечего. Уинки быстро собрал пожитки (собственно, всех пожитков было шляпа, узелок с бритвой и зубной щёткой и книга "14") и уселся на кресло рядом с Рамзесом. В ту же секунду они исчезли.
  
   Место, куда они исчезли, представляло собой площадку где-то высоко в горах перед приземистым строением барачного типа с чахлыми кустиками по бокам. Строение, площадка, небо над площадкой и всё вокруг были неопределённо серого цвета, точно присыпанные пылью. После влажной и душной камеры было совсем холодно, дул пронизывающий ветер и, казалось, вот-вот пойдёт снег, видимо, такого же серого цвета.
   Перед строением на кое-как сколоченной кособокой скамейке сидел тщедушный человечек в длиннополом синем плаще с золотыми звёздами, того же цвета остроконечном колпаке почти такой же высоты, как он сам, и в ботфортах со шпорами опять же в форме звёзд. Чувствовалось, что ему страшно неудобно в этом наряде и что он рад бы был всё это сбросить и остаться в свитере и в джинсах.
   - Здравствуйте,- с заметным акцентом сказал он, поднимаясь и протягивая руку,- Я адепт... Впрочем, вам об этом знать не обязательно. Для вас я специалист по внепространственным и вневременным перемещениям. Всю жизнь только этим и занимаюсь. Да, кстати,- он вдруг начал беспокойно озираться по сторонам,- куда это я попал? Где мои гоблины?- Тут он хлопнул себя по колпаку (чуть не смяв его) и нормальным голосом продолжил,- Извините. Давит груз иных Реальностей. Так о чём это я говорил?
   - Для начала покажем клиенту пульт,- предложил Рамзес IV.
   Ник покопался в кресле и отсоединил от него маленькую серебристую коробочку с экранчиком, несколькими кнопками и парой переключателей.
   - Вот он, пультик,- почти нежно проговорил Рамзес IV,- Вот вызов списка планет, из них можно выбрать нужную. Если лень или её нет в списке или всё равно, куда лететь, вот тумблер случайного поиска. Вот кнопка обратной связи. Учти, что для того, чтобы попасть на какую-нибудь планету, нужно знать координаты того места, где ты находишься. Компьютер будет отслеживать весь твой путь, но если ты ненароком собьёшь настройку, система работать не будет. Тогда останется один случайный поиск. Можно, конечно, ввести текущие координаты вручную, вот соответствующая кнопка, но ты всё равно в этом ничего не понимаешь, да и я тоже. В общем, бери пульт, изучай. Инструкция там в каком-нибудь файле должна быть, если, конечно, этот деятель (кивок в сторону Ника) не позабыл её написать. Как ты, наверно, уже понял, лететь предстоит тебе. - Ну объясните - почему опять я?!- в который уже раз взмолился Уинки, больше, впрочем, для порядка.
   - А кто?! Мне, к сожалению, лететь не с руки - на кнопки нажимать сложно,- вздохнул Рамзес IV,- Так что лучше тебя с этим никто не справится. Только не отключай обратную связь, а то вероятность найти тебя будет очень близка к нулю. Вселенная большая, да и кто знает, сколько их на самом деле.
   - И ни в коем случае не включай перемещение во времени,- сказал Ник,- Это страшное дело. Проблема здесь не в том, что ты можешь убить своего дедушку - это как раз легко решается - гораздо хуже то, что ты можешь породить расходящийся процесс. Представь себе, что ты, как у Азимова, полетишь в прошлое и переложишь коробку с верхней полки на нижнюю. Причём это повлияет на будущее таким образом, что в будущем ты полетишь в прошлое и переложишь там коробку с нижней полки на верхнюю. И далее по циклу. Ты видел когда-нибудь зациклившуюся Реальность? Или Реальность, стремящуюся к бесконечности? А я видел... видел... видел...- тут он стал медленно исчезать, но вовремя хлопнул себя по колпаку и вернулся в трёхмерное пространство,- О чём это я сейчас говорил? Впрочем, вам об этом знать не обязательно. Вопросы есть?
   - А не получится, что я попаду в безвоздушное пространство?- спросил Уинки.
   - За кого ты нас держишь?- обиделся Рамзес IV,- Программа выбирает цель, только, если условия там приемлемы для человека. Я, правда, не знаю, какие условия приемлемы лично для тебя, может, тебе нужен номер с кондиционером и официанткой в постель, ну извини. Можешь, кстати, сам туда вписать всё, что пожелаешь.
   - А её кто-нибудь отлаживал?- поинтересовался Уинки.
   - Как же её здесь на Земле можно отладить? Вот сам и отладишь,- И Рамзес засмеялся нехорошим смешком.
   "Зря я всё-таки не спустил с него шкуру",- в очередной раз подумал Уинки.
   - И ещё,- добавил Ник,- Увидите Семецкого - не убивайте. Он мой!
   Уинки понятия не имел, кто такой Семецкий и почему его, собственно, не надо убивать, но возражать не стал, так как вообще никого убивать не собирался.
   - Расскажите об Искажённом Мире,- попросил он.
   - А,- Ник махнул рукой,- Об этом все спрашивают. Слушайте. Существует ненулевая вероятность попасть в Искажённый Мир, и уменьшить эту вероятность невозможно. Существует ненулевая вероятность выйти из Искажённого Мира; проблема состоит в том, что невозможно установить, вышел ли ты из него на самом деле. Единственный выход - поддерживать обратную связь; тогда можно вернуться на Землю и запросить, действительно ли ты вернулся на Землю. Если нет, то следует вернуться на Землю ещё раз, и тогда через конечное число итераций с вероятностью единица успех гарантирован. А в общем, прав старик Шекли - от Искажённого Мира лучше держаться подальше, жаль только, что это алгоритмически недостижимо.
   Он мог бы говорить ещё долго, но тут из-за кустов выскочила Миранда и, ни на кого не обращая внимания, бросилась Уинки на шею так, что тот едва устоял на ногах.
   - Ладно,- усмехнулся Рамзес IV,- Два дня у тебя. Послезавтра получишь окончательный инструктаж, надеюсь, он его к этому времени сочинит. Да не забудь проверить программу, а лучше вместе проверьте. Чтоб потом не говорили, что там чего-нибудь не хватает.
  
   Ник расхаживал перед ними, заложив руки за спину, и вещал монотонным голосом, как будто в двухсотый раз читал скучную, но необходимую лекцию:
   - Рекомендую вам одеться как типичному представителю Земли. Брать с собой следует как можно меньше, только самое необходимое, да и то лучше обойтись без него. Помните, что любая вещь, которую вы возьмёте, может в каком-то мире оказаться неаутентичной, непристойной или вообще противозаконной. Собственно, вы и сами как таковой можете оказаться противозаконным... и тогда действуйте по обстановке. Вообще же, чем меньше у вас багажа, тем меньше вы будете вызывать подозрений. В целом в Галактике к инопланетянам относятся достаточно толерантно, хотя возможны вспышки ксенофобии, ксенофилии, ажиотажного спроса, стремления употребить не по прямому назначению и инфляционного расширения.
   - Похоже на путешествие автостопом,- заметил Уинки.
   - В некоторой степени есть нечто общее,- согласился Ник.
   - Так,- вмешался Рамзес IV,- Кончаем базар, иначе мы тут будем сидеть до конца Вселенной. Сколько я тебя знаю, Уинки, ты, если захочешь, выкрутишься из любой ситуации. Тем более ты всегда можешь исчезнуть. Пульт только не потеряй по дороге. Впрочем, пульт тебе по большому счёту совершенно не обязателен.
   - Как это?- удивился Уинки.
   - Не понял ещё? Ничего, придёт время, поймёшь. Короче, стартуешь через два часа. Иди готовься.
  
   Помня совет одеться как типичный землянин, Уинки надел потрёпанную куртку, залатанные джинсы и свои любимые ботфорты. Шляпу он, конечно же, тоже не оставил дома.
   - Ладно,- вздохнула Миранда,- Звони.
   - Обязательно,- пообещал Уинки, в тот момент искренне веря, что говорит правду.
   Ник с сомнением покосился на шляпу, но промолчал. Рамзес же, критически осмотрев Уинки, остался доволен:
   - Нормально. Должен быть какой-нибудь прибамбас, иначе тебя просто не заметят в толпе гуманоидов. А так, глядишь, какое-нибудь зелёное чудище через сто лет будет рассказывать своим внукам: "Это было аккурат когда к нам прилетал землянин в шляпе. Мы с тобой в выходной полетим в музей, там висит его портрет, нарисованный через двадцать лет по рассказам очевидцев."
   - С чего начнём?- превал его Уинки, с сомнением вертя в руках пульт.
   - С 37-й Лебедя,- вмешался Ник,- Дальше вы можете выбирать направление произвольно, но первый пункт вашего путешествия должен быть именно там. Вас там уже ждут. Они вас встретят и всё покажут. Обещали много интересного.
   - Короче, это как бы наши друзья,- фыркнул Рамзес IV,- Уж не знаю, что они в нас или у нас нашли, но ведь нашли же что-то. Ты там поищи хорошенько, может, тоже чего найдёшь. Ну что, сядем на дорожку?
   - Лучше сюда,- Уинки плюхнулся в кресло и выбрал в списке нужную строку,- Поехали, что ли?
   - Да ты встань сначала!- воскликнул Рамзес IV,- Думаешь, там под твоей задницей что-нибудь окажется? Программа на это не рассчитана. Ну, с богом!
   И Уинки нажал кнопку.
  
   Первый тест, как ни странно, программа выдержала. Кресла под Уинки, конечно, не оказалось, но встречавшие были налицо. Ими оказались три гороховых стручка, метра по четыре в высоту, в ливреях, сделанных на удивление точно, а если и были мелкие погрешности вроде смешения французского и китайского стилей, то это можно было и простить. Как-никак ребята старались.
   - Приветствую вас, о дорогой гость, на нашей благословенной планете!- скрипучим голосом, впрочем, почти без акцента, произнёс самый высокий,- Да будет ваше пребывание здесь светлым и беспечальным и не омрачится оно никакими невзгодами!- Тут он спохватился и попытался привести свой размер в соответствие с ростом гостя. Закон сохранения массы здесь, однако, никто не отменял, поэтому он во столько же раз раздался вширь; ливрея, естественно, такого не вынесла и предпочла вернуться к исходной форме, более всего напоминавшей мешок из-под картошки, сохранив однако при этом прежнюю расцветку. Остальные двое замерли в нерешительности, не зная, что предпринять, и глядя на начальника.
   Стиль общения в этом мире, похоже, сильно зависел от внешнего вида, поскольку тот махнул рукой (руки у него, конечно, не было, но впечатление осталось именно такое) и пробубнил:
   - Ну что, братан, пошли, что ли, к шефу,- и, приняв уже окончательно шарообразную форму, покатился вперёд. Остальные (кроме Уинки, конечно) с большим облегчением последовали его примеру.
   Уинки наконец осмотрелся вокруг. Видимо, постоянная трансформация всего и вся была отличительной чертой этого мира. Повсюду громоздились объёмы (иначе не скажешь) всевозможнейших форм, цветов и размеров, от крохотных песчинок до громадин в четверть горизонта и от элементарных кубов и тетраэдров через ромбокубооктаэдры и антипризмы до таких, которые могут привидеться только во сне сумасшедшего математика (и мы все знаем этого математика), и всё это непрерывно пульсировало, изгибалось, перетекало друг в друга, выращивало ручки и плёнки, выставляло и убирало рёбра и грани, так что не было никакой возможности отличить живые существа, механизмы и формы рельефа (да и было ли здесь такое отличие?) Неизменным, очевидно, из уважения к гостю, оставался только узкий сектор пространства перед ними (оглянуться назад Уинки более не решался). Они шли по дорожке, посыпанной мелким гравием мутно-зелёного цвета, то ли из-за избытка меди, то ли из-за дальтонизма дизайнера; вокруг громоздились клумбы с цветами, которые на Земле никогда бы не цвели в одно время и в одном месте, зато на многих из них можно было видеть старательно выписанный завиток, представлявший подпись художника, делавшего рисунки для "Детской энциклопедии".
   Дорожка упиралась в крыльцо в строго классическом стиле, к которому примыкал кусок стены на три метра в стороны и на полтора этажа вверх, переходивший далее в невообразимое сплетение разномастных труб, которые извивались так, как будто занимались групповым сексом (возможно, так оно и было). Внутри обнаружился обширный вестибюль, напомнивший Уинки сразу все дворцы, которые он видел, а более всего министерство финансов, с малахитовыми колоннами, неопределённо-античными статуями в нишах и мраморной лестницей вверх. По ней они поднимались долго, этажей восемь; Уинки уже начинал опасаться, что что-то у них там зациклилось, как вдруг перед ними открылась маленькая дверца прямо посреди пролёта, и он понял, что ступать следует туда. Сопровождающие, так и не совладав с формой, предусмотрительно остались снаружи.
   За дверью располагался кабинет; большую его часть занимал огромный бильярдный стол, по которому, мерзко хихикая, сами собой перекатывались шары. У стола стоял ещё один стручок, уже такого же роста, как и Уинки, и одетый не в ливрею, а во фрак, в котором наблюдалась всего одна, правда радикальная, ошибка: сзади он был устроен точно так же, как спереди.
   - Здравствуйте,- произнёс стручок мягким баритоном без всякого акцента,- Меня зовут Сапарвар, я министр по делам землян. Прошу принять мои извинения за то, что мы не успели декорировать нашу планету к вашему прилёту. Финансовые трудности, знаете ли...- он с сомнением посмотрел на потолок, всё время порывавшийся пойти мелкой рябью,- Обещаю, что впредь такого не повторится. Хотя...- он внезапно помрачнел,- возможны, конечно, вылазки анархистов.
   Насколько удалось понять Уинки, анархистами здесь называли сторонников неограниченной трансформации, в то время как всё, что он видел до сих пор, было трансформацией ограниченной. Неограниченная трансформация отличалась тем, что определявшая её функция являлась недифференцируемой на более чем счётном множестве точек. Представить себе такое Уинки так и не смог, как ни пытался.
   Далее выяснилось, что Сапарвар владеет своим постом около двух лет по земному счёту и за это время встречает уже третьего землянина. Первым был Ник, вторым - некая личность в чёрном плаще и с перстнем в бороде, поговорить с которой толком не удалось. (У Уинки имелись кое-какие соображения о том, кто бы это мог быть, но он оставил их при себе.) Правда, Сапарвар занимал по совместительству ещё одиннадцать подобных должностей, поэтому общее число принятых им инопланетян достигло двадцати трёх.
   - А сколько всего у вас министров?- поинтересовался Уинки.
   - Право, не знаю...- задумался Сапарвар,- Видите ли, на заседания правительства у нас положено являться в жидком виде, а в этом случае, как вы понимаете, сосчитать количество присутствующих весьма затруднительно...
   Уинки представил, как премьер-министр один за другим открывает краны, на которых написаны имена... нет, конечно же должности членов правительства, затем как срочно вызванный сантехник прочищает трубу, в которой застрял министр финансов (почему именно финансов? Вероятно, потому что Сапарвар говорил о бюджетных проблемах). Интересно, зал заседаний они покидают через канализацию или испаряются? Уточнять этот вопрос Уинки, впрочем, не стал, а вместо этого спросил:
   - Наверно, некоторые, воспользовавшись этим, могут не придти?
   - Что вы!- воскликнул Сапарвар,- Ведь только слившись с остальными, можно стать обладателем всех необходимых сведений и принять участие в управлении планетой. Неявка на заседание равносильна добровольной отставке, а если вместо вас явится кто-то другой, то он автоматически займёт ваше место, и поверьте, мой друг, желающих предостаточно. Вообще слияние друг с другом - это лучший способ обмена информацией, и только необходимость общаться с существами, подобными вам, да ещё распознавать опасность на расстоянии (а она, увы, может встретиться даже на такой просвещённой планете, как наша) вынуждают нас иногда пользоваться иными средствами.
   - Вам угрожают опасности?- удивился Уинки,- Мне показалось, что вы всегда можете принять форму, при которой данная конкретная опасность вам не страшна.
   - Всем нам нужно чем-то питаться,- вздохнул Сапарвар,- и каждый из нас использует чужие тела, чтобы поддерживать своё. Конечно, среди разумных существ принят взаимовыгодный обмен, но, к сожалению, ещё не все обитатели нашей планеты в должной мере обладают разумом, да и среди этих последних иногда встречаются выродки. Легенды гласят, что когда-то один из правителей нашей планеты вознамерился поглотить всех своих подданных. В конце концов он расширился до такой степени, что его мыслительные процессы крайне замедлились, и он не смог управлять не только планетой, но и своим собственным телом. В итоге он распался на множество фрагментов, которые тут же стали выяснять, кто из них главный, и продолжали это занятие до тех пор, пока все до одного не были съедены. К сожалению, эта печальная история не всем послужила уроком. Однако за себя вы можете быть спокойны: никому, даже самому безмозглому вулкану, не придёт в голову или в то, что у него вместо неё, откусить даже самый маленький кусочек от существа, не способного к трансформации, поскольку совершивший это рискует сам потерять такую способность, а на это не согласится никто и никогда, поверьте моему опыту.
   - А террористические акты у вас бывают?- спросил Уинки.
   - Что?- не понял Сапарвар,- Подождите, подождите, я сейчас вспомню. Я же изучал историю и культуру Земли. Это когда какой-нибудь недоумок устраивает взрыв, вызывающий у окружающих необратимые повреждения? Но позвольте, мой друг, если у нас кто-нибудь совершит такое, его только поблагодарят за это! Разлететься на атомы - это же величайшее удовольствие! Особенно, если удастся потом собраться в нестандартную конфигурацию. Правда, это у нас несколько... ммм... не поощряется, поскольку может привести к образованию в мозгу неадекватных связей. Если это получит огласку, то можно даже лишиться должности. Хотя, поверьте, многие всё равно этим занимаются. Вот, например, министр по делам альдебаранцев... простите, это я о своём... Если же вы имели в виду наших анархистов, то они никого не взрывают. Они только устраивают свои безобразные представления (кажется, у вас это называется "перформансы") в людных местах, особенно перед инопланетянами. Иногда это приводит даже к межпланетным скандалам. Вот буквально несколько дней назад у представителя Сириуса получилось размагничивание мозга. Очень нехорошо вышло...
   - Итак,- продолжал он,- сейчас мы направимся в сектор для обитателей планет земного типа. Может быть, там не всё будет в точности так, как на вашей планете, но одно я вам обещаю: это отсутствие трансформаций. Нет,- возразил он в ответ на протесты Уинки,- я, конечно, понимаю ваш интерес, но рисковать здоровьем гостя не имею права. Научно доказано, что созерцание даже везде дифференцируемых трансформаций в течение более семи земных минут может привести у разумных существ вашего класса к потере связи с реальностью и в конечном счёте к распаду личности на не менее чем счётное количество частей. Прошу!
   Они долго шли по длинному, тёмному, кривому, но совершенно горизонтальному коридору, и наконец вышли прямо в сад. Восьми этажей как не бывало.
   Да, это было уже не очень похоже на Землю, точнее, здешний пейзаж представлял собой некое усреднение нескольких десятков, а то и сотен однотипных планет, чужое и вместе с тем неуловимо похожее на каждую из них. Мощные деревья с чешуйчатыми стволами и ярко-красными трубчатыми листьями, кусты с переплетающимися узловатыми стеблями и торчащими прямо из ветвей красноватыми шишками, колючая трава, в которой тут и там виднелись восьми-, десяти- и даже двенадцатилучевые звёзды - всё это могло бы расти и на Земле, если бы эволюция пошла чуть по-иному. Но главное - никто никуда не трансформировался, всё было устойчиво, надёжно и основательно.
   - Здесь вы познакомитесь с представителями различных разумных рас, населяющих Галактику,- произнёс Сапарвар,- Все они говорят на известном вам языке, так что трудностей быть не должно. А я вынужден вас покинуть. Государственные дела,- и он слился в водосточный жёлоб и утёк под дверь.
   Уинки зашагал к приземистому зданию с надписью "Гостиница". Надпись была повторена на двадцати восьми языках, включая языки цветов, запахов, жестов и кукишей, а само здание с разных точек напоминало овощебазу, синтоистский храм, звёздный купол и гиперболический параболоид. Судя по рисунку на фасаде, гостиница была пятизвёздной, причём все пять звёзд были разными, насчитывая в общей сложности тридцать восемь лучей.
   Поужинав в местном ресторане чем-то, напоминавшем не то слоёный бифштекс, не то фаршированный бублик, и запив кофе из топора, Уинки с некоторой тревогой поинтересовался у официанта насчёт оплаты.
   - О, можете не беспокоиться,- ответил тот, дружелюбно закинув три первых щупальца за верхнее ухо,- Вашей планете предоставлен льготный кредит на 150 лет,- и покатился дальше, сверкая всеми шестнадцатью колёсами.
   Нет, решил Уинки, не буду я становиться долгожителем. Хотя... наверно, долг можно будет реструктурировать. Кстати, неплохо бы выяснить, какой длины у них год. Читал я где-то про год длиной в одну земную минуту...
   Кровать в номере была рассчитана явно не на землян, да и вообще, наверно, ни на кого из жителей никакой конкретной планеты. Видимо, желая в равной степени угодить всем возможным постояльцам, создатели отеля сделали её круглой, причём такого диаметра, что Уинки смог бы на ней поместиться, только равномерно распределившись по всей её площади. Не будучи готовым к подобным акробатическим трюкам, он предпочёл расположиться на полу, по старой памяти накрывшись курткой и положив под голову обнаруженный в шкафу купальный халат с восемью рукавами и тремя капюшонами.
   Ночь прошла спокойно, не считая бегавших по стенам существ, отдалённо напоминавших тараканов (но в бело-красно-зелёную крапинку) и составлявших, по-видимому, неотъемлемую часть интерьера. Ближе к утру они принялись исполнять какую-то песенку, но заткнулись, как только Уинки дёрнул за свисавший с потолка шнурок.
   Утро, впрочем, было понятием весьма относительным, ибо солнце на этой планете (по крайней мере, в этой её части), похоже, не заходило никогда. Уинки намеренно не взял с собой часов, поэтому никоим образом не мог определить, сколько же он на самом деле проспал. Поборов искушение выяснить назначение многочисленных кнопок, шнурков и рукояток, воткнутых, развешанных и расставленных в самых неожиданных местах (дабы ненароком не вызвать крупную техногенную катастрофу), Уинки наскоро умылся (кран, как ни странно, оказался вполне земной конструкции и даже слегка урчал и подтекал) и спустился в ресторан позавтракать. И, едва переступив порог, он сразу же понял, что первый из обещанных представителей иных цивилизаций уже здесь.
   - Здравствуйте,- произнёс с мягким акцентом субъект о трёх головах, семи щупальцах и девяти носах, в живописном беспорядке расбросанных по туловищу,- Позвольте представиться. Я император планеты Швах.
   - Боюсь, что я о ней ничего не слышал,- ответил Уинки.
   - Это не удивительно,- сказал его собеседник,- Видите ли, всё дело в том, что я обладаю непревзойдёнными способностями решать проблемы.
   - Какие проблемы?- поинтересовался Уинки.
   - Любые!- воскликнул инопланетянин,- Понимаете, лучший способ решить проблему - это уничтожить её источник. Таким вот образом я сначала решил проблемы моих подданных. Затем - проблемы окружающей среды. Затем - проблемы, создаваемые вирусами и бактериями. Затем - проблему полезных ископаемых. И наконец, проблемы тектонической и солнечной активности.
   - Синдром Гэндальфа-Сикорски,- пробормотал Уинки.
   - Что? Эту проблему я тоже решил. Итак, я решил все проблемы моей планетной системы, после чего, как вы понимаете, временно оказался безработным. Поэтому я разослал своё резюме по всей Галактике и теперь жду ответа. Полагаю, что такой уникальный специалист, как я, недолго останется без дела. Кстати, на вашей планете, наверно, тоже имеются проблемы?
   - К сожалению, я недостаточно компетентен, чтобы решить ваш вопрос,- произнёс Уинки.
   - Жаль,- вздохнул император,- Я, конечно, пока мог бы заняться решением ваших личных проблем, но, как вы понимаете, это не мой уровень. К тому же специалистов подобного рода в Галактике и так достаточно. Кстати,- встрепенулся он,- как вы думаете, мой друг, не следует ли мне уже заняться решением общегалактических проблем?
   - Займитесь лучше проблемами Искажённого Мира,- посоветовал Уинки.
   - Искажённый Мир?- император задумчиво повертел эти слова на языке,- Это интересная мысль! Я, правда, не знаю, как его найти. Хотя мне говорили, что Искажённый Мир в нужный момент сам всех находит...
   Больше он ничего сказать не успел. Из ниоткуда выхлестнулась чёрная волна, накрыла императора и схлынула обратно.
   "Да,- подумал Уинки,- на самом-то деле Искажённый Мир всегда с тобой; тебе не надо его искать, ты носишь его в себе самом. Чтобы туда попасть, достаточно просто захотеть; а вот выбраться оттуда очень и очень нелегко, если, конечно, он сам не отбросит тебя, поняв, что ты ему более не принадлежишь. Что ж, будем надеяться, что Искажённый Мир решит его проблемы. Так, что у нас там дальше?"
   Тут Уинки увидел нечто такое, чему нет и не может быть в человеческом языке ни названия, ни описания, поэтому я и не буду пытаться это описывать. Он понял, что это и есть анархисты и что пора сматываться, пока ещё цел его рассудок и пока он ещё в состоянии пользоваться пультом.
   Уинки так и поступил. Он выбрал из списка планету с самым на тот момент понравившимся ему названием (что-то вроде "Аухипрррвр", но из-за обилия диакритических знаков нельзя было с уверенностью сказать, что оно читается именно так) и нажал кнопку.
  
   В отличие от предыдущей, на этой планете всё было устойчиво, строго, геометрически выверено. Каждое сооружение являло собой шедевр инженерного искусства и располагалось точно в том месте, где оно наилучшим образом выполняло своё назначение, погода обеспечивала наиболее комфортную температуру и влажность, а аборигены демонстрировали такое физическое и умственное совершенство, что Уинки почувствовал себя диким, грязным и жалким. Он поспешил укрыться в городском парке, где в разгар рабочего дня, конечно же, никого не было, и, осторожно выглядывая из-за куста строго конической формы, наблюдал за происходившим на улице.
   Казалось, никто никуда не торопится; все двигались спокойно и размеренно, но в каждом чувствовалась необыкновенная целеустремлённость. Ясно было, что никто здесь не гуляет просто так; каждый шёл в некотором строго заданном направлении. Более того, все они при этом ещё что-то делали: одни обсуждали какие-то проблемы, сыпя направо и налево научными терминами и рисуя прямо в воздухе сложнейшие формулы и графики; другие говорили по нескольким телефонам сразу; третьи что-то набирали на компьютерах; был даже один художник, прямо на ходу создававший некий объёмный эскиз. Надо бы дождаться вечера и посмотреть, так же целенаправленно ли они отдыхают, подумал Уинки, но поразмышлять на эту тему ему не удалось.
   Его вдруг окутал рой маленьких летучих мышек, собравшихся прямо перед ним в фигуру, очень похожую на человеческую, разве что с кольцеобразным носом и с бородой зелёного цвета.
   - Все здесь?- спросил незнакомец и с сомнением оглядел себя,- Молодой человек,- обратился он к Уинки,- Посмотрите, пожалуйста, всё ли у меня в порядке с харизмой, то есть я хотел сказать, с лицом.
   С харизмой было всё более или менее в порядке, чего никак нельзя было сказать о костюме. Один рукав был короче другого, на штанах явно недоставало колокольчиков, а один шнурок на носке попросту отсутствовал. Впрочем, возможно, здесь так носят.
   Из земли высунулась рука с мечом и проделала несколько стремительных движений; вслед за рукой показались четыре головы и с интересом воззрились на присутствующих.
   - Он,- сказала первая голова.
   - Не он,- возразила вторая.
   - Или он, или не он,- подытожила третья.
   - Наоборот,- заявила четвёртая.
   Харизматик тут же рассыпался на несколько сот полевых мышей и разбежался в разные стороны.
   Обладатель руки и голов в одно мгновение выскочил на поверхность, но разглядеть его Уинки не успел, так как он немедленно разделился на такое же количество кошек, бросившихся в погоню за мышами.
   Этим дело не ограничилось; сверху посыпался дождь из собак, в свою очередь, сразу же погнавшихся за кошками.
   Наконец, из-за кустов строевым шагом вышел человек в генеральской форме с добрыми глазами. Этот ни за кем гнаться не стал; он устало опустился на траву и спросил у Уинки:
   - Тяжело тебе тут, наверно, сынок?
   Уинки ничего не ответил.
   - Ничего, привыкнешь,- мягко сказал генерал и отечески похлопал Уинки по плечу,- Мне тоже поначалу было нелегко. У тебя ещё всё впереди,- он взял у Уинки пульт, повертел его в руках и вернул, ничего не тронув,- Удачи тебе, сынок!
   Ломая кусты, на лужайку выехал танк; из люка вылезла девица в камуфляжной форме с голым пузом и отдала генералу честь.
   "Лучше бы ей быть вертолётчицей",- невесть почему подумал Уинки.
   Тем временем в парке высаживался целый десант; сурового вида бойцы с автоматами, приземлившись, тут же отползали в сторону и вступали в бой с невидимым противником.
   Откуда-то возник человек в маске и защитном комбинезоне и принялся поливать кусты карбофосом. Десантники бросились врассыпную, теряя по дороге оружие, снаряжение и одежду, которые быстро превращались в лужицы серо-коричневой жидкости и далее с шипением испарялись. Уинки тоже поспешил убраться вглубь парка; парк незаметно перешёл в лес, по которому бродили зайцы с косами и охапками свежей конопли. На Уинки, как, впрочем, и на всё окружающее, они не обращали ровно никакого внимания.
   Лес внезапно оборвался; перед Уинки расстилалось обширное поле, на котором можно было видеть двигающихся в разнообразных направлениях хлебопашцев. Посреди поля, перебирая комья земли, сидел некто в сюртуке и шляпе, похожий не то на агронома, не то на управляющего барщиной. Незнакомец поднял глаза и внимательно и как-то оценивающе посмотрел на Уинки.
   - Я Семецкий,- представился он.
   - Да-да,- смешался Уинки,- Я слышал о вас...
   - Не мудрено,- усмехнулся Семецкий,- Понимаете, однажды, желая достичь совершенства, я попросил одного из адептов секты Ф меня убить. Он, разумеется, выполнил мою просьбу, но позже, видимо, посчитав сделанное недостаточным, убил меня ещё несколько раз. Мало того, вслед за ним меня начали убивать и прочие адепты этой секты и даже простые посвящённые...
   - А это больно, когда убивают?- спросил Уинки, дабы хоть что-нибудь сказать, и тут же понял, что сморозил глупость.
   - По-разному, знаете ли... В общем, это зависит от способа убийства. Если вы почитаете их книги, вы сами всё поймёте. Вы ведь не состоите в секте Ф?
   - Нет-нет,- поспешно подтвердил Уинки,- Я, правда, одно время был близок к секте За и даже посетил пустыню Трёх Ф, но с сектой Ф мне иметь дело как-то не довелось...
   - Я так и понял,- произнёс Семецкий,- Правда, некоторые из них попытались объявить моё убийство ересью, но, к несчастью, они так и не смогли договориться, почему именно это ересь, и в итоге основали несколько новых сект, от Ф1 до Ф с таким номером, что произнести его могут только посвящённые, да и то после длительной тренировки... Вообще-то они мирные люди и даже друг друга убивают редко, но их вера требует виртуальных убийств, хотя и непонятно, почему они её так трактуют.
   - И многих они убивают?- спросил Уинки с некоторым опасением.
   - Это очень по-разному... Иные так мочат сразу сотнями, причём в извращённой форме. Правда, убитые чаще всего люди без лица, каких и отличить-то друг от друга бывает сложно...
   - Вроде трипплеров?- уточнил Уинки.
   - Где-то я слышал это слово... То ли трипплеры, то ли трипперы, то ли триггеры, но, в общем, так оно и есть...
   Тем временем на горизонте возникло густое облако пыли и стало медленно приближаться к ним.
   - Сейчас меня опять будут убивать,- вздохнул Семецкий.
   - Хотите, я заберу вас отсюда?- предложил Уинки.
   - Бесполезно,- Семецкий махнул рукой,- От судьбы не уйдёшь, особенно если сам её выбрал.
   - Тогда, с вашего позволения, я не буду при этом присутствовать,- сказал Уинки.
   - Конечно,- согласился Семецкий,- Может быть, ещё встретимся. Очень хотелось бы надеятся, что они излечатся от мании убийства ещё при вашей жизни.
   Уинки открыл перечень планет и задумчиво полистал длинный список непонятных названий. Ничего ему в этом списке не приглянулось, поэтому он включил тумблер случайного поиска, нажал кнопку...
  
   ...И очутился под водой.
   К счастью, поверхность оказалась достаточно близко - программа всё же была не совсем невменяемой. Да, такое мы, конечно, предусмотреть забыли. Странный какой-то вкус у здешней воды, ещё неизвестно, какая гадость в ней содержится. Интересно, акулы здесь водятся?
   Правильнее всего было бы, конечно, ещё раз нажать кнопку и переместиться куда-нибудь в другое место, но Уинки разобрало любопытство. Он выловил свою шляпу, нахлобучил её себе на голову (хлебнув при этом ещё с полстакана этой гадости) и огляделся по сторонам.
   Вокруг, сколько хватало глаз, расстилалась, чуть покачиваясь, серо-голубая гладь океана, но назвать её пустынной никак было нельзя. Вот мимо проплыли две девицы, нормальные вроде как девицы, без плавников и рыбьего хвоста, и дышат, похоже, воздухом. И даже не голые, что-то такое на них надето, отнюдь, впрочем, не стесняющее движений, не то что куртка Уинки. Одна из них что-то сказала ему на незнакомом языке и, не дождавшись ответа, они засмеялись и поплыли дальше.
   Уинки подумал, не стоит ли ему вспомнить, как ходить по воде, но решил, что здесь это может быть неправильно понято. Тем временем с другой стороны к нему приближался небольшой парусник; стоявший на палубе человек крикнул на языке третьего уровня секты За:
   - Вас подвезти?
   - Спасибо, не откажусь,- ответил Уинки, подплыл к паруснику и вскарабкался на борт.
   - Я так вижу, вы не здешний,- произнёс шкипер,- Ещё утонете с непривычки...
   Любой нормальный человек на месте Уинки спустился бы в каюту и попытался высушить одежду, но Уинки предпочёл остаться на палубе, несмотря на довольно-таки свежий ветер, и послушать рассказ Махамуры (таково было имя шкипера на третьем уровне) о нравах этой планеты. Обитатели её жили в воздушных куполах примерно в метре под поверхностью воды (выставлять что-либо на поверхность считалось верхом неприличия), и передвигались в основном вплавь или верхом на дельфинах. Плавали, как правило, в гидрокостюмах; появляться в общественном месте раздетому, разумеется, было не принято, хотя молодёжь и позволяла себе всякие вольности. Пользоваться моторными судами в густонаселённых районах категорически запрещалось, а управление парусником даже при наличии компьютера требовало немалой сноровки, дабы не натолкнуться ненароком на какого-нибудь пловца или подводное сооружение, и владели этим искусством очень и очень немногие. Были ещё гребные лодки, но ими пользовались только немногочисленные фанаты здорового образа жизни, тем более, что хранить их, как и все прочие суда, полагалось под водой. Для путешествий на дальние расстояния, впрочем, имелись ракетки.
   Существовали на этой планете и материки, но там обитали только отшельники, бросившие вызов обществу. Их всемерно почитали, но мало кто отваживался к ним присоединиться. Временами кто-нибудь из отшельников, ещё не разучившихся плавать, спускался в океан и начинал пророчествовать. Пророчества его записывали (сильно при этом исказив) и дальше над ними трудилась целая орда толкователей. Уинки и Махамура, впрочем, как посвящённые секты За, не должны были испытывать трудностей при нахождении на суше, и Махамура был готов туда направиться после того, как развезёт почту. По поводу вкуса воды Махамура пожал плечами и предположил, что это, наверно, опять отходы парфюмерного производства, но всё должно быть в пределах допустимых концентраций, по крайней мере, для местных жителей.
   Почта помещалась в водонепроницаемых контейнерах. Махамура, осторожно лавируя ("ну разве же можно это доверить компьютеру?"), приближался к жилому куполу и при помощи специального приспособления, несколько напоминавшего острогу, опускал контейнер в почтовый ящик. Иногда удавалось застать хозяев, стоявших по грудь в воде на крыше купола или плававших вокруг с крокодилом, разумеется, на поводке и в наморднике; тогда почта вручалась им лично. Махамура, как правило, перекидывался с хозяевами парой слов, причём у Уинки сложилось впечатление, что он владеет всеми языками, распространёнными на этой планете. Впоследствии выяснилось, что так оно и есть, поскольку в государственные служащие брали только тех, кто был способен общаться с каждым жителем округа на его родном языке.
  
   Оставив парусник у крошечной пристани под присмотром сильно нетрезвого сторожа, бывшего, тем не менее, адептом четвёртого уровня, они двинулись вверх вдоль неширокой порожистой речки, протекавшей в глубоком овраге; склоны его густо заросли кустарником, отчасти напоминавшим земную ежевику, но с разноцветными ягодами. Всё вокруг было каким-то угрюмым; присмотревшись, Уинки понял, что впечатление это создаётся очень тёмной, часто с синеватым оттенком листвой всех без исключения здешних растений.
   Поднявшись метров на пятьдесят, они вышли к огромному и тоже какому-то тёмному озеру с разбросанными там и сям островами. На островах, похоже, кто-то жил, но плотная стена растительности надёжно скрывала их обитателей от посторонних глаз. К удивлению Уинки, ни на берегу, ни на островах не было заметно ни малейшего следа лодок или любых других плавсредств.
   По словам Махамуры, идти дальше по оврагу без предупреждения становилось слишком опасно; следовало подняться наверх и отдать себя в руки дозорных. Учитывая здешний весьма тёплый климат, Уинки ожидал встретить полуголых дикарей; вместо этого перед ними предстали двое мрачных мужиков в охотничьих костюмах с многочисленными прибамбасами, пряжками, карманами и карманчиками (даже на шляпах и сапогах были карманы!), вооружённые арбалетами.
   Махамура на всякий случай представился именем второго уровня. Уинки последовал его примеру. Далее разговор шёл на местном наречии; как потом объяснил Махамура, он представил себя и Уинки как путешественников (что было правдой) и попросил провести к вождю. Дозорные не возражали (очевидно, так и полагалось по уставу), и они двинулись в располагавшуюся поблизости деревню. Деревня состояла из нескольких сотен шатров (строить дома здесь, видимо, так и не научились), расцветка которых наводила на мысль о том, что местный дизайнер неравнодушен к абстрактному искусству. Шатёр вождя даже на этом фоне отличался уже полным сюрреализмом; здесь, похоже, потрудился знаток фрактальной геометрии, причём он явно использовал результаты, земной науке ещё неизвестные. На соплеменников эта картина производила совершенно неизгладимое впечатление; они падали ниц и лишь немногие отваживались не то чтобы приближаться к шатру, а хотя бы взглянуть на него. Дозорные в число этих немногих, как выяснилось, не входили, и последний отрезок пути Уинки с Махамурой пришлось проделать вдвоём. Стоявшие у шатра охранники перекинулись с дозорными парой слов и пропустили гостей внутрь, стараясь при этом не оглядываться на шатёр.
   Вождь сидел на возвышении в окружении десятка придворных; как и подобает вождю, он обладал пронзительным взглядом, внушительной лысиной и огромными кулаками. Он оказался чрезвычайно словоохотлив; чувствовалось, что он давно уже исчерпал запас выступлений перед соплеменниками и рад был новым слушателям, которым он мог бы разъяснить свою политическую линию. Махамура переводил; вождь иногда вмешивался и поправлял перевод. Картина из его слов вырисовывалась следующая.
   Жители суши называли себя Верхними людьми, а обитателей океана - Нижними, причём этих последних за людей вообще не считали. К переселявшимся снизу, впрочем, относились подчёркнуто дружелюбно как к раскаявшимся наконец в своих заблуждениях. Посвящённых секты За, одинаково хорошо себя чувствовавших на суше и на море (а также и на других планетах), терпели как посредников, но осуждали за конформизм.
   Среди Верхних считалось непристойным не то чтобы плавать или ловить рыбу, а и вообще приближаться к воде, будь то река, океан или озеро. Даже воду для питья набирали вручную или с помощью насоса, стоя на обрывистом берегу. На вопрос Уинки, как же они в таком случае собираются победить Нижних, вождь удивлённо ответил:
   - А зачем? Мы никого не хотим победить. Они сами к нам придут, потому что наш путь - правильный.
   - Нас становится всё больше и больше,- добавил сидевший рядом советник,- Скоро все Нижние, кто хоть чуть-чуть что-нибудь соображает, будут с нами. И тогда оставшиеся просто умрут с голоду.
   Из дальнейшего разговора выяснилось, что Нижние неоднократно пытались совершать набеги и даже высаживались на побережье, но оказывались не в силах подняться выше двух метров над уровнем океана из-за непреодолимого страха высоты. Судоходных же рек, по которым они могли бы проникнуть вглубь материка, в этой местности не имелось.
   - Избавиться же от страха высоты,- вещал вождь,- может лишь тот, кто ступит на истинный путь, но он уже никогда не поднимет оружие против своих собратьев.
   Тут он с сомнением посмотрел на своих собеседников, как будто стараясь понять, вписываются ли они в его философию. Вопрос этот был, впрочем, не столько философский, сколько политический.
   У Уинки тем временем сложилось представление, что население этой планеты делится на три категории: те, кто боится высоты, те, кто боится воды, и те, кто не боится ни того, ни другого. Перейти из первой категории во вторую (видимо, и обратно) было непросто, но в принципе возможно, попавшим же в третью категорию уже не было смысла из неё уходить.
   На самом деле всё, конечно, было далеко не так просто, и им вскоре представилась возможность в этом убедиться.
   Снаружи послышался шум, нечленораздельные крики, вопли, грохот падающих тел, потом полог откинулся, и в шатёр вошла высокая черноволосая женщина необычайной красоты босиком и в одной короткой тунике из меха то ли бобра, то ли выдры, небрежно перекинутой через загорелое плечо. С её волос и с туники капала вода; одно это вызвало возмущённые возгласы присутствующих. Взгляд у неё был властный, очень напоминавший взгляд вождя; причина этого, впрочем, обнаружилась тут же.
   - Привет, папочка,- коротко бросила она.
   Вождь скривился так, как будто увидел гидру и кобру в одном лице; щека его дёрнулась, и он прошипел:
   - Я же тебя предупреждал: увижу ещё раз - убью!
   - Слыхали?- воскликнула женщина, обернувшись ко всем присутствующим,- Он меня убьёт! Ничего ты со мной не сделаешь, не на такую напал. А это кому ты опять мозги пудришь? Вы его не слушайте,- обратилась она к Уинки и Махамуре,- это он пока такой мирный, а когда разберётся с Нижними, то назавтра примется за вас. А вы вместо того, чтобы дать отпор, разбежитесь, я вашу гнилую натуру знаю,- и для верности повторила то же самое на языке четвёртого уровня, отчего Махамура встал и восхищённо поклонился. Уинки, однако же, остался сидеть, поскольку перед ним был не адепт, а простая посвящённая.
   - Ну, выкладывай,- сердито проговорил вождь,- Зачем пришла?
   - Вот так-то лучше,- ответила она,- А то сразу - убью...
   Она уселась поближе к очагу, но так, чтобы смотреть вождю прямо в глаза, и спросила:
   - Ты за рыбу расплачиваться думаешь?
   Вождь побледнел и стал нервно вытирать лысину куском хламиды кого-то из придворных.
   - Ну, Крентль, дочка, я же просил продлить нам кредит,- заговорил он,- Тебе же известно, что у нас неурожай...
   - Рассказывай свои сказки инопланетянам!- отрезала Крентль,- Будто я не знаю, что вы весь урожай расходуете на самогон, чтобы спаивать Нижних.
   - Все Нижние - алкоголики и наркоманы!- крикнул вождь,- Мы их не спаиваем, мы их лечим.
   - Лечит он малярию бронхитом, а психический нервнохондрит убивает клопом ядовитым, что у вас под подушкой сидит,- процитировала Крентль какого-то местного поэта,- Интересные у вас способы лечения, а особенно вербовки новых соплеменников. Кстати, где дядя Шкирдл с Калинового острова?
   - Он сам к нам пришёл!- воскликнул вождь,- Можешь с ним поговорить, если хочешь.
   - Отродясь ни один отшельник в трезвом уме к вам не приходил,- заявила Крентль,- А поговорить я с ним не могу, поскольку с тех пор, как он у вас, он постоянно невменяем. Смотри, папочка, доиграешься...
   - Доченька,- голос вождя смягчился настолько, что он стал похож на нормального человека,- Ты даже сама не понимаешь, насколько ты неправа...
   - Всё я прекрасно понимаю,- сказала Крентль,- Как платить, так доченька, а как что, так убью. Как всё-таки власть портит людей...- и она замолчала, протянув руки к огню. Вождь тоже молчал. До чего же она похожа на своего отца, подумал Уинки. Конечно, им тесно в одной берлоге.
   - Ладно,- Крентль поднялась и направилась к выходу,- Сроку тебе неделя. Не уложишься - сам знаешь, что будет. Пока, папочка,- и вновь обратилась к Уинки и Махамуре,- Пошли отсюда. Нечего вам тут делать.
   Те смущённо поклонились вождю - дескать, ничего не можем поделать, нас призывают к трансцедентальной молитве, и двинулись вслед за ней. Вождь побледнел ещё больше, но, верный своей политической линии, ничего не ответил. Было уже совсем темно; дорогу освещали только три огромных разноцветных луны и россыпь звёзд, гораздо более разнообразная и яркая, чем на Земле.
   Спустившись к озеру, Крентль показала на остров, лежавший в четверти мили от берега.
   - Вот там я и живу. Для папочки это всё равно что на другой планете. За это он меня и проклял. Слушайте,- она повернулась к Уинки,- Вы, как я понимаю, оттуда,- Крентль кивнула наверх, на звёзды,- У вас там тоже все сумасшедшие?
   - В общем, да,- вздохнул Уинки,- Даже не знаю, стоило ли забираться так далеко...
   - Я так и думала,- засмеялась она,- Вот мой муж. Он хороший, но он покидает остров, только когда сходятся две луны. Это называется Обет Отшельника. У каждого из них он свой собственный, но тем не менее считается, что иначе здесь не выжить... Может быть, они и правы, но самое ужасное, что все считают, что так и должно быть. Ну, моего папочку вы сами видели. У него цель жизни - добиться, чтобы к нему приползли на коленях все Нижние, и пока этого не произошло, он ни меня, ни вас, ни отшельников пальцем не тронет, чтобы не поиметь лишних врагов. Наверно, и потом не тронет - очень уж он любит к пиву копчёную рыбку... К вам, ребята, это не относится, вы с его точки зрения люди бесполезные, а значит - вредные. Что ж, до свидания, было очень приятно познакомиться. К себе не зову, вы не одеты для таких прогулок,- с этими словами она легко сбежала в воду и поплыла к себе на остров.
   Уинки хотел было спросить, почему она не пользуется лодкой, но вовремя сообразил, что для неё этот вопрос стал бы ещё одним доказательством коллективного безумия.
   - Каково?- усмехнулся Махамура,- А мы вот тут живём. Если у тебя голова ещё не гудит от всего этого, можем сходить к отшельникам. Их тут поблизости целый колхоз,- и они двинулись вверх по реке, чувствуя на себе нехорошие взгляды дозорных с обрыва. Уинки даже напряг ментальные силы в готовности отразить стрелу, пущенную в спину, но это не понадобилось - порядок у Верхних соблюдался строго.
   За поворотом открылось обширное болото, края которого заросли густым мрачным лесом. Они долго пробирались через поваленные стволы, стараясь пореже мочить ноги и одновременно не забираться слишком далеко в лес, пока, наконец, не увидели огни деревни.
   Трудно было сразу поверить, что перед ними действительно отшельники, но полсотни человек, устроивших пьянку прямо посреди улицы, по-видимому, всерьёз считали себя таковыми. Во всяком случае, они наотрез отказались не только общаться с посторонними, но даже и замечать их, и только пятилитровая бутыль двадцатипятизвёздочного коньяка, сотворённая Уинки прямо из воздуха (это же как надо было разозлится, чтобы нашло такое вдохновение!), возымела некоторое действие, и то лишь на посвящённых. Таковых оказалось человек восемь, в том числе две женщины и один невесть как затесавшийся сюда альдебаранец. Они обступили вновь прибывших, кто-то попытался облобызать ботфорты Уинки (что было немедленно и безоговорочно пресечено), Махамура взглядом откупорил бутыль (это было весьма кстати, поскольку после всего, что произошло сегодня, Уинки начинало знобить), и отшельники наперебой принялись жаловаться на своё житьё.
   "Ребята",- думал Уинки, отхлёбывая коньяк прямо из пивной кружки (откуда, собственно, у меня пивная кружка? А, всё равно, лень разбираться) и мучительно борясь со сном,- "Если вам так плохо, на хрена вы сюда полезли? Сидели бы себе в океане. И потом, вы что, думаете, я вам решу все проблемы? Да тут нужен танковый батальон... Нет, постойте, это из другого романа... а, плевать, нет у меня танкового батальона, хоть кол на голове тешите... кстати, вам когда-нибудь тесали на голове кол? А хвост от кобылы пришивали? Каждый должен сам пришивать себе хвост... опять откуда-то цитата... и кирды из света... да что я, как мешок с хвостом... а вот далёкая звезда закатилась под сервант в коммуналке... Миранда, где ты?"
  
   Если б мир был мудрее в тысячу раз... Чёрт, опять цитата.
  
   Сквозь щели сарая светило утреннее солнце, почти такое же, как на Земле, только чуть зеленоватое за счёт преломления в атмосфере, голова почти не болела, всё-таки хорошо я вчера постарался, и кости почти не ломило, и даже пульт лежал рядом, хотя и не было уверенности, что им вчера никто не воспользовался, и хотелось путешествовать дальше, только неплохо бы чего-нибудь пожрать, а то вчера весь день кормили одними разговорами. Кстати, где Махамура?
   Тут Уинки с некоторым трудом вспомнил, что вчера солнце было не зеленоватым, а скорее красноватым. Ему стало не по себе, и он потянулся за пультом. Так и есть, обратная связь отключена, все настройки сбиты, и даже вернуться на Землю будет весьма и весьма проблематично. Уинки понял, что надо выбираться из сарая, правда, было совершенно неясно, как это сделать, поскольку в нём не было ни окон, ни дверей, а крыша находилась достаточно высоко. Уинки подошёл к стене, дотронулся до неё и понял, что стены на самом деле никакой нет, одна видимость. Он выбрался наружу и окончательно убедился, что уже совсем на другой планете.
   (Интересно, а можно быть на другой планете не совсем? Наверно, для опытного путешественника это достижимо.)
   Он стоял на деревенской улице в духе Новосаратовки (кто не знает, это после Уткиной Заводи), какой она была до того, как там началось коттеджное строительство. Покосившиеся щербатые заборы из горбылей, древние сараи, такие же древние дома с палисадниками, впрочем, быстро стало ясно, что ничего этого тоже нет, рука свободно проходила сквозь любой пердмет. Самое странное, что аборигены вели себя так, как будто всё это было реальностью. Уинки подумал было, что аборигены - это такие же фантомы, но, столкнувшись с одним из них, убедился в обратном.
   Абориген же изумлённо воззрился на Уинки. Чувствовалось, что тот никак не вписывается в его картину мира. Он покрутил головой, протёр глаза хвостом, потом нащупал у себя на спине какой-то тумблер. Всё вокруг переменилось; вместо деревни кругом были роскошные дворцы, спускавшиеся террасами к мраморному бассейну с фонтаном, где возвышалась статуя кого-то из местных, разрывавшего в клочья некий документ - но Уинки остался на месте. Аборигена это напугало окончательно; он издал пронзительный звук и бросился бежать, семеня всеми своими восемью ножками. Пока Уинки соображал, что делать дальше (похоже, на этой планете нетрудно и с голоду помереть, если ты не местный), тот вернулся обратно в сопровождении ещё двоих в фирменных спецовках, вероятно, представлявших техническую помощь.
   Эти уставились на Уинки с не меньшим изумлением, потом один из них достал чемоданчик с инструментами и начал копаться у аборигена в спине, отчего декорации стали сменяться с калейдоскопической быстротой. Уинки попытался на всех известных ему языках объяснить, что тот, собственно, ни в чём не виноват, но это только усилило их рвение. Наконец, так ничего и не поняв, они погрузили несчастного на тележку и повезли, скорее всего, в мастерскую, оставив Уинки одного среди тропических джунглей. Прочие аборигены тоже куда-то подевались.
   Уинки подумал было, не соорудить ли себе завтрак, но, как ни странно, есть уже совершенно не хотелось. Вероятно, созерцание плодов, в изобилии висевших там и сям (потренировавшись, Уинки понял, что легко может изменять их цвет, размеры и форму), само по себе давало необходимый эффект. Менять прочие декорации он тем не менее пока не решился.
   Из-за дерева с виноватым видом возник альдебаранец.
   - Извини, друг,- проговорил он заплетающимся языком,- Сам не знаю, как так получилось... Я только хотел вернуться к началу банкета...
   - А ты знаешь, что полагается за создание парадоксов времени?- произнёс Уинки таким грозным тоном, как будто сам это знал.
   Альдебаранец наверняка грохнулся бы на колени, если бы они у него были. Он заскулил что-то на непонятном языке; чувствовалось, что ещё немного, и у него наступит небратимая возгонка мозга.
   - Ладно, ладно,- поспешно сказал Уинки,- С каждым может случиться. (Жидкого азота я, пожалуй, не сотворю, надо хоть сухого льда ему на голову попробовать.) И где мы теперь находимся?
   - Н-не зна-аю,- завыл альдебаранец,- К ма-аме хочу...
   Так. Это он подключился к моему мозгу. Попробуем ему помочь. Уинки представил себе самую морозную погоду, какую только смог вообразить, добавил туда пожирание мороженого суповыми ложками, снабдил это всё прыжком в ледяную прорубь и транслировал альдебаранцу. Помогло; лицо его, если это можно назвать лицом, мало-помалу стало приобретать осмысленное выражение. Для верности Уинки попробовал убавить температуру воздуха; подул резкий ветер, начал накрапывать дождик, пальмы и лианы вокруг съёжились и исчезли, вместо них выросли хвойные деревья с редкими кустиками ягод под ними, и Уинки опять страшно захотелось есть. Вдобавок откуда-то возник гном со зверской рожей и с топором наперевес.
   Интересно, настоящий он или нет, подумал Уинки; проверять как-то не хотелось.
   - Что вы делаете во владениях Короля, чужестранцы?- грозно осведомился гном почему-то на эльфийском наречии.
   Это уже слишком, решил Уинки, и задал вопрос, обычно выручавший его в подобных ситуациях:
   - Как долго будут продолжаться галлюцинации?
   - Какие галлюцинации?- ответил гном, демонстрируя знакомство с классикой.
   - Такие, какие вы тут устроили!- неожиданно заорал оклемавшийся альдебаранец,- Кругом одни галлюцинации, совершенно невозможно работать! (Интересно, что он понимает под этим словом?) И ты, с тесаком, тоже галлюцинация!
   - Кто, я?- спокойно ответил гном, нехорошо ухмыляясь и поигрывая топором,- Посмотри-ка лучше на себя, разве такое чудище может существовать в реальности?
   - Ах, так?!- завопил альдебаранец, путая эльфийские слова со своим родным наречием и с языками ещё десятка звёзд,- Я тебе сейчас покажу, кто здесь галлюцинация!- и он распростёр щупальца над планетой.
   Стало ещё холоднее; лес вокруг сменился ледяной пустыней, ветер начал обжигать лицо, тончайшими искорками льда замела позёмка, и в стороне неторопливо прошествовал белый медведь.
   Альдебаранцу-то хорошо, подумал Уинки, а я вот сейчас окочурюсь. Гнома происходящее, похоже, тоже не устраивало. Он взмахнул топором, пейзаж порвался, и сквозь разползающиеся края пахнуло нежнейшим ароматом альпийского луга. Полярные торосы стали быстро сворачиваться, вот уже и медведь исчез, будто и не было (а и впраду не было), вместо этого показались бесконечные горные цепи, хижина, притулившаяся к покатому склону, процессия гномов с огромными корзинами, направляющаяся к этой хижине, наконец в левом нижнем углу возник участок дороги с взбирающимся по нему автомобилем "Вольво"...
   - Ребята,- произнёс Уинки,- не увлекайтесь. Вы не на Земле.
   "Вольво" испарился; взамен появился некий агрегат, более всего напоминавший творение работников котлотурбинного института после двухмесячной пьянки. Агрегат, пыхтя, тащился вверх по серпантину, и из трубы его через равные промежутки времени выходили голубовато-розовые тучки бубликообразной формы, тут же строившиеся клином и уплывавшие куда-то к горизонту.
   Альдебаранец, однако, вовсе не собирался сдаваться. Он некоторое время осматривался в поисках слабого звена и, найдя таковое на стыке между двумя вершинами, кое-как прикрытом корявым ельником, изо всей силы ткнул туда щупальцем. Из образовавшейся прорехи со свистом вырвался воздух, так что все трое разлетелись в разные стороны, а затем оттуда пошла струя жёлто-зелёного газа, явно непригодного для дыхания, причём всем присутствующим.
   - Я вот сейчас нажму кнопку,- не выдержал Уинки,- и улечу отсюда. А вы останетесь.
   Гнома эта угроза не очень испугала (чего возьмёшь с галлюцинации), зато альдебаранец весь затрясся, завопил что-то нечленораздельное и опять начал расползаться. Господи, какие же они все нежные, и что я, нанялся, что ли, их выручать, в конце-то концов? Чтобы раз и навсегда покончить с этим, Уинки сотворил-таки громадный рефрижератор с жидким азотом и одним ментальным пинком загнал туда альдебаранца. Послушал, как он довольно там хрюкает (ну нет, это у меня уже слуховая аберрация) и приступил к наведению порядка.
   К этому времени у Уинки с голода и непривычки уже начинала трещать голова, и он готов был согласиться на любую обстановку, лишь бы она не слишком отличалась от земной. Поэтому он сначала убрал повреждения, нанесённые альдебаранцем, а потом аккуратно, не торопясь, стал править картину в целом. Добавил красок луговым цветам, смягчил немного хвою на деревьях, чтобы типично европейские гномы не бродили среди канадских елей, нарисовал пару сыроежек и наконец перекрасил хижину в светло-жёлтый цвет с зелёной крышей и кофейными наличниками.
   В этот момент Уинки вдруг понял, что легко может менять вокруг себя обстановку, как и должно быть, если перейдёшь на четвёртый уровень. Он поиграл пейзажем - от саванны до тундрового редколесья, высотой и формой горных вершин, волнами в речках и озёрах, цветом и фасоном одежды гномов (те принялись истошно орать и возмущаться), ему это быстро наскучило, он вернул всё на место и подумал, что пора сматываться. Можно было бы, конечно, придумать себе обед (или, вернее, ужин, начинало темнеть, день здесь короткий), да только виртуальной едой сыт всё равно не будешь.
   Пользоваться чем-то, кроме случайного поиска, было совершенно невозможно - координаты чего бы то ни было относительно этой планеты оставались неизвестными. Уинки задумчиво посмотрел на небо; опытный астронавигатор, конечно, по рисунку созвездий сразу определил бы, где он находится, но Уинки звёзды не говорили решительно ничего. Он даже не ответил бы на вопрос, насколько созвездия здесь отличаются от земных и вообще, та ли это Галактика и та ли Вселенная, а может, и вовсе Искажённый Мир. А вообще, мне до сих пор страшно везло. Я ведь легко мог попасть под перекрёстный огонь, или к каким-нибудь людоедам, или к паразитам, которые высосут мой разум без остатка, оставив меня полным идиотом, да мало ли что ещё пишут фантасты. Хотя они и про Землю пишут ничуть не лучше и, кстати, ни от одного инопланетянина я ни о чём похожем не слышал. Воюют, конечно, не без того, и паразитов хватает, и хищников, но на любой планете можно найти место, свободное от всего этого, хотя бы на время. Программа, в общем, тоже не совсем дура и место выбирает почти что грамотно, а то, что в прошлый раз загнала меня под воду, так там полпланеты так живут, и ничего, не жалуются. Страшно другое - застрять, как вот на этой планете с её бесконечными галлюцинациями, втянуться в череду мелких удовольствий, и не заметить, как выжрут они твой мозг не хуже любого паразита, и так и останешься бродить среди нескончаемых миражей, погружаясь в них всё глубже и глубже и помня уже, что есть на свете что-то ещё... А ведь многие на Земле мечтают об этом и всё бы отдали, чтобы так случилось... Да мне и самому было бы интересно заняться исследованием здешней реальности или, правильнее сказать, нереальности, снимая слой за слоем в надежде докопаться до того, кто всё это создал, а нет, так и не надо, всё равно это будет лишь очередная обманка, тут и без того найдётся что изучать на всю оставшуюся жизнь, а можно и самому создать всё, что ни пожелаешь...- Уинки тряхнул головой,- Что-то я задумался не по делу, и вообще, сваливать пора,- и он решительно нажал кнопку.
  
   На этот раз его вынесло на дорогу из мелкого жёлтого булыжника, которую вполне можно было бы принять за земную, если она лениво не текла бы куда-то с лёгким шелестом, как будто камни перешептывались между собой (кто их знает, может, так оно и есть?) На горизонте, с той стороны, откуда вытекала дорога, виднелись коричневатые треугольники гор, и весь пейзаж был жёлто-коричневых оттенков, включая росшие вдоль дороги грибы с сероватыми шляпками на длинных ветвящихся ножках. Шляпки эти непрерывно колыхались, выписывая замысловатые фигуры, хотя воздух был совершенно неподвижен; возможно, грибы тоже переговаривались между собой.
   Уинки не был уверен, в ту ли ему сторону, что и дороге, потому предпочёл сойти с неё, стараясь при этом не наступить на какой-нибудь гриб. Не тут-то было; хотя грибы каким-то образом и оставались на месте, почва тоже двигалась, причём разные её участки в разные стороны, так что для того, чтобы оставаться на месте, приходилось всё время перемещаться по достаточно запутанной траектории.
   Наверно, грибы - это тоже галлюцинация, подумал Уинки, и попытался это проверить, но тут же убедился в обратном: гриб больно вцепился в протянутую руку. Мало того, другие грибы, мимо которых проезжал Уинки в тщетных попытках найти неподвижную точку, тоже стали хватать его за различные детали костюма. Уинки отступил было на дорогу, но обнаружил, что и камни вдруг начали кусаться.
   - Тихо!- заорал Уинки в припадке внезапного вдохновения,- Распустились, мать вашу! Слушай мою команду! Смир-р-рно! Равнение на средину!- и для верности он добавил ещё несколько непечатных слов.
   Всё замерло; грибы застыли в совершенно невообразимых позах, камень, подпрыгнувший и не успевший опуститься на своё место, завис в воздухе, изо всех сил трепеща крыльями (что я несу? откуда у камня крылья?!), и даже два местных солнца, казалось, приостановили свой бег и с любопытством воззрились с небес, ожидая, что будет дальше.
   - Вот так,- удовлетворённо произнёс Уинки, поудобнее усаживаясь на жёстких камнях, затем по очереди, не торопясь, вытряс из ботфорт накопившуюся там пыль и мелких гадов, забравшихся внутрь на каком-то из прежних миров, и махнул рукой,- Вольно. Теперь выкладывайте, что у вас там. Да по одному, а не все скопом!- добавил он, видя, как грибы замельтешили шляпками.
   Понять их было, в общем, не так сложно - язык жестов одинаков по всей Вселенной. Жалобы тоже не отличались новизной; всё это Уинки приходилось выслушивать уже много раз в самых разнообразных обстоятельствах. Он давал высказаться каждому, милостиво кивал головой, показывая, что обязательно примет меры, и поворачивался к следующему.
   После пятого или шестого выступления Уинки собрался было объявить перерыв, но тут его отвлёк некий предмет, появившийся на дороге. Предмет постепенно приближался и вблизи оказался ничем иным, как автомобилем. Опять галлюцинация, устало подумал Уинки. И опять он был неправ.
   Когда автомобиль подъехал, обнаружилось, что за рулём сидит (кто бы мог подумать!) сам Верховный Правитель Снупи.
   - Снупи!- ахнул Уинки,- Ты что здесь делаешь?
   - А что мне делать на Земле?- ответил Снупи,- После того, что вы там натворили?!
   Уинки смешался.
   - Н-ну мы же хотели сохранить всё в тайне,- пробормотал он.
   - Вот за что я и не люблю стукачей!- воскликнул Снупи,- Сволочи они все. Лучше бы, Уинки, ты сам мне всё рассказал.
   - Я же в тюрьме сидел,- напомнил Уинки,- По твоей милости, между прочим.
   - Ну да, ты сидел... А твой друг Рамзес меня презирает. Он всех людей презирает, тебя тоже, не сомневайся. Короче, стукач, получив информацию, вместо того, чтобы передать её по команде, решил воспользоваться ею в своих корыстных целях. И понеслось... Ну да ладно. Всё равно таким крутым мэнам, как мы с тобой, на Земле теперь делать нечего. Теперь каждый может выбрать мир по своему вкусу, и не виртуальный, как некоторые тут боялись, а самый что ни на есть реальный.
   - Найти какое-нибудь дикое племя и стать там Верховным Правителем,- не удержался Уинки.
   - О чём ты, Уинки?- изумился Снупи,- Ты не представляешь, как мне это всё надоело! Ведь одни подонки вокруг, сверху донизу. А все приличные люди вроде тебя сидят в тюрьме. Или прячутся по углам и думают, как бы подорвать устои... Не-ет, я даже рад, что всё так получилось. Пусть теперь те, кто остался на Земле, сами со всем этим разбираются, а моей ноги больше там не будет. Садись, подвезу,- Снупи открыл дверцу.
   - Куда?- поинтересовался Уинки.
   - А тебе не всё равно? У тебя что тут - друзья, родственники или, может, баба знакомая?
   - Да нет...- пробормотал Уинки.
   - Правильно, нет. Мне ли не знать! Вот и мне всё равно, куда ехать. Так что нам по пути.
   - Ладно, поехали,- уже садясь в машину, Уинки скомандовал всем оставшимся,- Можете продолжать движение. Только без фокусов!- после чего обратился к Снупи:
   - У тебя пожрать чего не найдётся? А то, знаешь...
   - Плохо кормят в Галактике?- усмехнулся Снупи,- На, держи. Мне для старого друга ничего не жалко,- он нажал какую-то кнопку, и прямо перед Уинки выдвинулась никелированная полочка, на которой лежал гигантских размеров гамбургер, ещё тёплый (от двигателя грелся, сообразил Уинки), аппетитно сочившийся соусом и дразнивший вкус торчавшими во все стороны листьями салата и дольками солёного огурца.
   Жуя, Уинки оглядел машину. Да, это, конечно, был наикрутейший автомобиль в Галактике, если не всей Вселенной. Судя по обилию ручек, кнопок, индикаторов и приборов совершенно непонятного назначения, он вот-вот должен был взлететь, да, похоже, так оно и было, ибо булыжник под колёсами совершенно не чувствовался.
   А ведь на Земле больше нет автомобилей, вдруг подумал Уинки. Не нужны они теперь, разве что прокатиться для собственного удовольствия или себя показать. (Перед кем Снупи здесь-то выделывается? Перед грибами? Хрен их этим проймёшь.) И самолётов больше нет, и поездов, и метро, и даже трамваев. Рельсы, наверно, все разобрали на металлолом. И нефть, стало быть, никому не нужна.
   - Слушай,- спросил Уинки,- А почему здесь всё движется в разные стороны? Твоя, что ли, работа?
   - За кого ты меня держишь?- обиделся Снупи,- Это один полоумный математик... как бишь его... ты его должен знать. Он ещё на Земле всё набивался ко мне на приём, хочу, дескать, использовать фракталы в повседневной жизни. Я ему: ты, дурень, сам-то понимаешь, что сказал? А он всё своё - пора, дескать, переходить из дебюта в миттельшпиль. Тьфу!- Снупи мерзко выругался,- Здесь ему тоже не понравилось. Пространство, говорит, тут жёсткое, ломается при попытке его свернуть. Дальше полетел. Так что если где попадётся бесконечномерный сгусток пространства - его работа.
   Пейзаж за окном тем временем оставался прежним. Та же жёлто-бурая пустыня, те же колышащиеся грибы, те же горы на горизонте, не приближавшиеся и не удалявшиеся. Похоже, над здешним пространством (и временем?) поработала целая орава экспериментаторов.
   - Долго ещё ехать?- поинтересовался Уинки, дожевав гамбургер и запив бутылкой кока-колы, услужливо выдвинувшейся из-под сиденья.
   - Что, надоело?- усмехнулся Снупи,- Можем полететь, было бы куда,- он дёрнул на панели управления очередную ручку, и машина действительно взлетела.
   Сверху планета выглядела не менее тоскливо, только что горные цепи располагались правильными рядами, образуя какую-то надпись. Наверно, название планеты, чтобы туристам сразу было понятно, куда они попали, и что лучше, не задерживаясь лететь дальше...
   На панели приборов зажёгся зелёный фонарик.
   - Ещё один пожаловал,- проговорил Снупи,- Ремень пристегнул?- и, не дожидаясь ответа, круто бросил машину вниз.
   Вновь прибывший обладал всклокоченной бородой и совершенно безумным взглядом. Он затравленно озирался на обступившие его грибы, не предпринимая ни малейшей попытки защититься или хотя бы улететь отсюда.
   Снупи царственным жестом (ах, как ему не хватает мантии, подумал Уинки) распахнул дверь, поднял руку (грибы послушно расступились) и пригласил незнакомца в машину.
   Дальше они ехали втроём. Снупи пока не поднимал машину в воздух, приберегая столь эффектный жест для концовки разговора.
   Незнакомца звали Райаном; он был поэтом. Когда на Земле стало негде и не на чем печататься, он попытался найти себе другую планету, но отсутствие интереса к его произведениям во всей Галактике гнало его дальше и дальше, пока не пригнало сюда. Здесь он попытался было почитать свои стихи грибам, но встретил совершенно неадекватную реакцию (уже знакомую Уинки).
   - Полагаю, я смогу вам помочь,- не торопясь, будто взвешивая каждое слово, произнёс Снупи.
   - Правда?- как-то совсем по-детски воскликнул Райан,- А как?
   - Терпение, мой друг, терпение,- ответил Снупи,- Не торопитесь, и всё устроится. Да вы, наверно, устали с дороги?- вдруг спохватился он,- Я сейчас же решу этот вопрос.
   Горный хребет вдруг сорвался с места и ринулся им навстречу. У Уинки было перехватило дыхание, но Снупи уже сажал машину на небольшой площадке перед миниатюрным отелем, будто перенесённым сюда из швейцарских Альп, даже стены были увиты розами. Опять галлюцинации - да нет, что же я так плохо думаю о Снупи? Самые что ни на есть настоящие, иначе и быть не может.
   Проводив совершенно обалдевшего Райана в его номер и бросив при этом портье: "Запишите на мой счёт!", Снупи вышел наружу.
   - Пошли,- сказал он,- покажу тебе свои владения.
   С другой стороны отеля обнаружился обширный парк в японском стиле, перемежавшийся участками соснового леса и яблоневого сада. Там и сям можно было встретить людей, многие из которых Уинки были знакомы; одни из них сочиняли стихи, вторые писали романы, третьи рисовали картины, четвёртые ползали по траве с лупой, пятые объясняли шестым головоломные математические теории, седьмые исступлённо били по клавиатуре компьютера, восьмые сидели в позе лотоса и пытались постичь непостижимое. Вокруг бесшумно скользили интеллигентного вида красавицы в длинных платьях, которые, очевидно, призваны были вдохновлять творцов, а при необходимости и принимать посильное участие. По парку были разбросаны уютные домики; ко многим из них были пристроены научные лаборатории, а к одному - даже маленький аккуратный синхрофазотрончик. Чуть дальше располагалась сцена, на которой некий режиссёр ставил что-то страшно концептуальное. Рядом группа музыкантов репетировала панк-рок-сюиту.
   - Ну как?- поинтересовался Снупи, наслаждаясь произведённым эффектом.
   - А как получается, что они все попадают сюда?- спросил Уинки,- Они же, наверно, как и я, выбирают планету случайно?
   - Есть такая вещь - предельное распределение,- торжественно произнёс Снупи, явно не вполне представлявший, что это такое,- Как ты, наверно, успел заметить, большинство планет в Галактике совершенно чужды человеку, и бедолаги летят всё дальше и дальше, пока не попадут туда, где им действительно хорошо. Конечно, само по себе хорошо нигде не сделается, должен быть кто-то, кто всё это устроит,- он горделиво осмотрел окрестность,- Когда я сюда прилетел, здесь всё было, как повсюду на этой планете, даже ещё хуже. Но ты же знаешь, я никогда не чурался работы, особенно если она на благо народа. Тебе-то этого не оценить, ты откормишься тут за мой счёт и дальше полетишь, такая уж у тебя натура неугомонная, а они останутся здесь на всю жизнь, потому что только здесь они обрели покой и возможность жить и творить. Кстати, и время здесь течёт не так, как в остальной Вселенной. Я в этом, правда, не разбираюсь, но мне и не надо. У меня есть специалисты, некоторых из них ты видел. Ну пойдём, покажу тебе твои апартаменты. Тебе понравится.
   Апартаменты представляли собой бревенчатую хижину с высокой крышей и камином, стоявшую у небольшого глубокого озера как раз такого размера, чтобы его можно было переплыть не напрягаясь, с песчаным берегом и чистой прохладной водой. В озере плавали две русалки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся обычными земными девчонками от силы лет семнадцати, со смазливыми мордашками и озорными бесстыжими глазами.
   - Исчезните,- скомандовал Снупи.
   Те послушно уплыли вниз по ручью, вытекавшему из озера и скрывавшемуся за деревьями.
   - Остались от предыдущего постояльца,- пояснил Снупи,- Разные бывают извращенцы...- он не стал говорить, куда девался предыдущий постоялец; чувствовалось, что ему очень не хочется распространяться на эту тему.
   Вечером к Уинки явилась толпа писателей, которые долго предавались воспоминаниям о встречах друг с другом, причём версии разных участников не имели между собой почти ничего общего. Кончилось всё, как и следовало ожидать, крупной ссорой; писатели стали хватать друг друга за грудки, материться и требовать, чтобы соперник убрался вон с планеты. Уинки в конце концов встал, взял метлу и попросил их всех покинуть помещение. Они долго ещё орали на улице, потом успокоились, помирились, достали из сарая лозунги, заботливо приготовленные для них Снупи, и, обнявшись и распевая революционные песни, пошли к нему чего-то добиваться.
   Уинки вовсе не собирался оставаться здесь надолго на харчах Снупи, поэтому, переночевав по-походному и наскоро позавтракав, он отправился дальше.
  
   Эта планета была невыносимо скучной, гораздо скучнее предыдущей. Бесконечные, пепельного цвета холмы, теряющиеся в такой же серой дымке и лишь кое-где покрытые голубоватыми колючками, абсолютно неподвижный, мёртвый воздух, неопределённой расцветки небо без каких-либо проблесков и светил и ни единого следа разумной жизни. Уинки, правда, на всякий случай попытался поговорить с колючками, но те то ли и правда были неразумными, то ли не пожелали с ним общаться.
   Было ясно, что если кто сдуру сюда и забредёт, то тут же осознает свою ошибку и постарается как можно скорее убраться. Уинки и сам уже был готов поступить так же, как вдруг заметил вдали неожиданно яркое голубое пятно. Пятно постепенно увеличивалось в размерах и в конце концов оказалось трамваем.
   Откуда в этом мире мог взяться трамвай, было непонятно, похоже, даже ему самому. Тем не менее он неумолимо приближался к Уинки, которому очень хотелось, чтобы это оказалось всё-таки галлюцинацией, но он однако же прекрасно понимал, что дела, увы, обстоят гораздо хуже - это реальность. Как часто вот так реальность вторгается в нашу жизнь именно тогда, когда её никто об этом не просит, и разрушает все наши представления о ней, оставляя в мозгу лишь дымящиеся развалины.
   Тем временем трамвай наконец подъехал и призывно помахал дугой: дескать, залезай, чего уж теперь.
   Если у Уинки оставалась ещё слабая надежда, что трамвай прислан сюда с Земли, хотя всё равно было неясно, как же он передвигается без рельс и без проводов, то эта надежда растаяла, как только он оказался внутри. Такого интерьера на Земле, конечно, в этих обстоятельствах ожидать было бы трудно. Весь салон был заполнен цветами, они росли в горшках, в кадках и прямо на полу, оплетали окна, торчали из кабины и свешивались с потолка. Среди них были и знакомые, какие можно встретить на каждом окне, даже в кабинете у начальника тюрьмы росло нечто подобное, и совсем незнакомые, и такие, которых на Земле заведомо нет и никогда не было и не будет, разве что в результате массированного вторжения извне. Чего стоил один только стебель в сине-красную полоску, из которого сотнями высыпали белые звёздочки, мигая, мерцая и переливаясь всеми оттенками от тёплого снега до горного хрусталя. Уинки стоял, машинально ища глазами кондуктора (ну кто же разберёт, который из них кондуктор?) и не представляя, что ему делать со всем этим великолепием.
   Трамвай тем временем тронулся; в окнах замелькали те же серые холмы с редкими шапками серебристо-голубой растительности, так непохожие на то буйство красок, которое творилось внутри.
   Однако мало-помалу пейзаж за окном начал меняться: потянулись уходящие ввысь бензоколонки, извивающиеся и пересекающие самих себя заборы, так что было непонятно, что у них снаружи и что внутри, бутылкообразной формы падающие башни (одна из них на глазах развалилась на отдельные слои, весело ускакавшие куда-то вдаль), затем пошли дома в духе различных направлений модерна, наконец трамвай въехал в какую-то дверь и покатил по коридору.
   Уинки опять на секунду показалось, что он сейчас проснётся и опять он понял, что, к несчастью, на это надеяться не приходится. Он попытался разобрать объявления на стенах и вывески на дверях; к сожалению, трамвай двигался слишком быстро, а надписи были по большей части на незнакомых языках, те же, что удалось прочитать, всё равно оставались малопонятными. "Комиссия по размагничиванию булавок", "Отдел благоустройства покойников" и, как итог всего вышесказанного - "Отдам красного зайца за левую ногу".
   Коридор внезапно упёрся в глухую стену (секунду назад её здесь не было), трамвай изогнулся под прямым углом, не вписался в поворот и исчез. Цветы тем не менее остались на месте.
   Это была полутёмная каморка с большим канцелярским столом и пыльным окошком, выходившим на уровне второго (как же иначе! мы же никуда не поднимались!) этажа на унылую улицу, заставленную приземистыми строениями века этак семнадцатого, впрочем, с весьма сюрреалистическими изображениями на стенах. В окно можно было вылезти, но Уинки подумал, что вряд ли это будет правильно.
   Что было странно - это то, что он до сих пор не встретил ни одного аборигена или же не остознал его как такового (кто знает, может, аборигены - это здания и сейчас его будут переваривать, или абориген - это стол, или, наконец, трамвай?) Не имея никаких указаний о том, что же следует предпринять, а чего, наоборот, ни в коем случае предпринимать не следует (совсем как тот герой Хармса, который искал Лобарь), Уинки выдвинул ящик стола (он оказался не заперт) и принялся изучать содержимое.
   Помимо пистолета неизвестной конструкции с дважды изогнутым дулом и коробка спичек 3-й Урюпинской макаронной фабрики, там обнаружились несколько папок с надписью "<слово на неизвестном языке> размещение бродячих валенок". Папки Уинки заинтересовали, тем более, что валенки стояли тут же под столом, правда, никуда бродить пока что не собирались. На первом же листе первой же папки не торопясь проявилась надпись на родном языке Уинки:
  

ЭТО НЕ ИСКАЖЁННЫЙ МИР

НЕ НАДЕЙСЯ

   Как ни удивительно, подобная идея до сих пор не пришла Уинки в голову, а между тем, будь это и вправду Искажённый Мир, всё сразу становилось понятным, и можно было бы не думать, что предпринять дальше, а сразу вылезать в окно и идти навстречу тому, что явится в следующую минуту. Теперь же выяснялось, что думать всё-таки придётся. Дабы оттянуть этот неприятный момент, Уинки достал следующий лист и прочитал:
  

ОРГКОМИТЕТ СИМПОЗИУМА

   Далее следовали какие-то малопонятные имена и телефонные номера, причём было не вполне очевидно, где кончается одно и начинается другое. Уинки даже собрался было позвонить по одному из телефонов, понятия не имея, что он, собственно, скажет, просто чтобы поговорить с кем-нибудь живым в это искусственном мире...
   Точно! Как же это я сразу не догадался! Это, конечно, не Искажённый Мир, но этот мир и не живой. Он создан из обрывков моих (наверно, не только моих) фантазий, снов, размышлений, знаний, страхов, мечтаний и простого пьяного бреда, накопившихся за всю мою не такую уже и короткую жизнь и подогнанных друг к другу совершенно хаотическим образом. Но если так, то в моих силах и привести этот мир в порядок. Итак, чего же я хочу? Ничего я, собственно, от этой планеты не хочу... Тогда поставим вопрос иначе. Что здесь нарушает мои эстетические чувства? Да, пожалуй, всё, что нарушает, принадлежит не мне. Ну, тогда для начала уберём всю эту кунсткамеру. Вот этот пистолет (нет, менять на привычный его не надо, не нужен мне в рабочем столе пистолет, никакой враг сюда не войдёт, а коль войдёт, я его тут же уберу), и этот коробок спичек, и эту люстру в форме мухомора замените, пожалуйста, на нормальную... Цветы, конечно, жалко, так что отправим их по родным планетам, оставим только этот горшочек с фиалками, да ещё пару кактусов. Валенки пусть остаются, они здесь очень к месту, а вот содержимое папок заменим на переписку с начальством по поводу программного обеспечения высокого уровня, при создании которого использовались самые современные средства и методы. Компьютер надо бы поставить... нет, не идёт сюда компьютер, не та эпоха немножко. Лучше изобразим на стене пару плакатов по поводу технологии программирования. Нужен ещё шкаф с парой вешалок... и, пожалуй, немного тараканов. Да нет, не этих в горошек, откуда вы таких только взяли, обычных, земных. Теперь займёмся пейзажем снаружи. Второй этаж мы оставим, это нормально, а вот эту арку в конце проезда и этот тупик в начале, пожалуй, уберём. И улицу можно сделать чуть пошире, а то два автомобиля не разъедутся. Под окном устроим небольшой цветничок... кстати, какое у нас нынче время года? Пусть будет конец лета, тогда можно как следует подобрать ассортимент цветов. Кстати, не помешает небольшой уклон проезжей части, не люблю плоские города, особенно когда не за рулём. Архитектура здесь, в общем, подходящая, но пара излишеств в ренессансном стиле не помешает. И вот тот дом надо немножко отодвинуть вглубь и сделать резное крыльцо. Так. Вот за это уже не стыдно. Теперь сюда и землян можно запускать. Уинки услышал топот ног в коридоре, понял, что пора двигаться дальше, и в седьмой раз нажал кнопку.
  
   На этой планете было всё, а если чего и не было, значит, просто не попалось на глаза. Каждому этот мир показывал то, что он когда-то увидел дома, и с тех пор оно всегда было с ним, где бы он не находился и в какие передряги не попадал; так что альдебаранец встретил бы здесь вьюгу из тысяч и тысяч кристалликов сухого льда, переливающихся самыми немыслимыми оттенками всех двадцати семи основных и трёхсот сорока шести добавочных цветов радуги, житель Сириуса - ярко-оранжевый шар над безбрежной пустыней и ядовито-жёлтые стебли, сплетающиеся в причудливый орнамент и расплетающиеся вновь, Уинки же очутился близ говорливого ручейка, слетавшего меж зелёных камней в овраг, заросший малиной и диким крыжовником; вокруг стояли, нахохлившись, редкие тёмные ели, поодаль виднелась берёзовая рощица, рядом колючий строй молодого сосняка, чуть подкрашенного закатным, не жарким уже солнцем, а над всем этим расстилалось небо такого роскошного цвета, какой не сделает вам ни один компьютер, и только несколько гениев за всю историю Вселенной могли передать его на холсте, да и те наутро стояли остолбеневши перед собственным творением и думали: "Господи, что же я пил-то вчера?"
   Ходить пешком здесь было никак невозможно; Уинки взмыл вверх, как когда-то в лесу, и закружил над рощами, наслаждаясь прозрачным воздухом, как чистейшей речной водой, тёплой и сладкой.
   Снизу к нему приближалась тонкая гибкая фигура. Это была Крентль, на сей раз в ярко-красном сарафане и, казалось, ещё прекраснее, чем раньше.
   Странно, он совсем не удивился встретить её здесь; когда она поравнялась с ним, он спросил:
   - А ты и летать умеешь?
   - Конечно, как и ты,- переход на "ты" был настолько естественным, что они его даже и не заметили,- Только у нас этого нельзя,- Она засмеялась,- Летим к солнцу. Не боишься?
   - Я ничего не боюсь, кроме бюрократов, но их здесь нет,- они поднимались всё выше и выше, уже вся планета расстилалась под ними,- И ещё я боюсь, что всё это не настоящее.
   - Какая разница,- ответила Крентль,- Здесь мы настоящие. Все люди здесь настоящие, ты ещё не понял?
   И Уинки понял. Понял - и вспомнил Миранду. Она тоже должна быть здесь, и она будет здесь, когда пройдёт оставшиеся два уровня. А сейчас - мне пора на Землю.
   Крентль тоже это поняла. Она отчаянно взмахнула руками, перевернулась и не глядя ринулась прочь. И столько тоски и невысказанной страсти было в этом воздушном танце, что, казалось, вся планета грустит вместе с нею, и хочет помочь, и не может, ибо никакая планета не в силах помочь звезде.
   Да, те, кто знают, о чём я, те навсегда одни. Это сказано в классике, это сказано в календарях, и лучше не скажешь. Перейдя на пятый уровень, уже не вернёшься на четвёртый, и всё меньше остаётся тех, кто рядом с тобой. Уинки подлетел к Крентль, и они долго кружили вместе, забыв про пространство и время, про всё, что было когда-то и будет после. Обоим предстоял далёкий путь домой, и кто знает, встретятся ли они ещё и что произойдёт до этого. На Земле сейчас, пожалуй, ещё хуже, чем на родной планете Крентль, кстати, как она называется? Лирден, ну что ж, запомню. Буду в ваших краях, обязательно заплыву в гости. И ты заходи, не забывай. Нет, где меня найти на Земле, сейчас не скажу, но мы же всегда сможем связаться друг с другом из любой точки Вселенной. Не поняла разве, что на пятом уровне это уже не вопрос? Я сам это понял две минуты назад. Вот Рамзес IV, знаешь такого? Ах, у него шестой уровень... Понятно... Понятно теперь, почему он послал меня, вместо того, чтобы лететь самому. Ему это не надо, он и так может в любое время быть в любом месте. И даже в нескольких временах и местах сразу. Ну что, вниз? Вечереет уже, домой пора.
   Легко сказать - домой. Я ведь по-прежнему не знаю относительных координат Земли. Идиот, надо было взять настройки у Снупи. И вообще неизвестно ещё, не в Искажённом ли я Мире. Конечно, это мало похоже на то, что написано в первоисточнике, но Искажённый Мир к каждому поворачивается своей стороной...
   Уинки попытался мысленно связаться с кем-нибудь из друзей. Теперь это было совсем просто. Так, Рамзес IV не отвечает. Поставил блокировку входящих, гад. Наверняка ведь следил за всеми моими похождениями, и хоть бы раз помог. Впрочем, правильно, так и надо. Хочешь достичь совершенства, выпутывайся сам. Снупи, конечно же, не на Земле. Можно вновь связаться с Крентль, в компьютере должны быть координаты её планеты, но поищем другой способ. Кстати, там же и Махамура... Нет, он уже не там. Как интересно... А вот и Миранда. Свинья, она же меня всё время ищет! А я хоть бы раз послал ей весточку! Да что весточку, я и вспомнил-то о ней всего один раз, и то по пьянке. А она никогда меня так не ждала, даже из тюрьмы. Оно и понятно, в тюрьме я одет, обут, накормлен и никуда не денусь. А здесь...
   Уинки вдруг понял, что не надо ему никакого пульта. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, и ринулся на зов.
   - Явился наконец!- воскликнула Миранда,- Посмотри, на кого ты похож! А куртка! Ты её хоть раз снимал или так и дрых в ней под забором?- И Миранда заплакала.
  
   Они сидели за столом в маленьком домике Мирандиной тёти на окраине города. Домик был хорош тем, что в нём имелись печное отопление и колодец.
   - Странно,- говорил Уинки,- Я-то думал, что здесь катастрофа, полный привет, а здесь тихо...
   - Конечно, тихо,- хмыкнул Рамзес IV,- Все, кто хотел, кому что-то здесь не нравилось, кто просто друг друга боялся, разбежались по другим мирам, похватав награбленное. Остались только те, кому уходить незачем. Подожди, сюда ещё сбегутся толпы в поисках самого тихого места в Галактике.
   - А мы их не пустим!- заявил пылесос и грозно втянул в себя воздух.
   - Дорогой,- мягко произнёс Рамзес IV,- Ты забыл, что больше никто никого никуда не пустить не сможет. Но мы,- он сделал многозначительную паузу,- мы не будем, подобно другим, мотаться по Галактике в поисках идеального мира. Мы его построим здесь, на Земле.
   - Это не так-то просто,- заметила Миранда, хлопотавшая возле плиты.
   - Конечно,- фыркнул Рамзес IV,- Простых решений вообще не бывает, запомните себе это, ребята. У всех у нас своё собственное представление об идеальном мире, и каждому, слышите, каждому, должно найтись в нём место. Но есть во всех этих представлениях и что-то общее, иначе бы мы здесь не остались. Вот с этого и начнём.
   Тут дверь распахнулась, и в кухню ввалился известный изобретатель Кенни в сопровождении длинной процессии своих изобретений. Среди них были большие и маленькие, толстые и тонкие, одни еле проходили в дверь, другие целиком помещались под первыми, третьи ехали верхом на четвёртых, иные летели по воздуху, а одно даже всё время появлялось и исчезало в разных концах помещения. Общее у всех этих изобретений было только одно: никто, ни один сумасшедший инопланетянин не смог бы с одного раза объяснить, что же это, собственно, такое.
   - Как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались!- продекламировал Кенни, закрывая дверь и проверяя, не остался ли кто-нибудь снаружи.
   - Господи, чем же я кормить-то их всех буду?- всплеснула руками Миранда,- Уинки, придётся тебе сходить к соседям за веретёнкой.
   - Никакой веретёнки!- торжественно провозгласил Кенни,- Все мои изобретения - экологически чистые и потребляют исключительно солнечную энергию. Эй, эй, куда полез!- заорал он на маленький, но весьма шустрый агрегатик, попытавшийся спереть со стола бутерброд,- Извините, маленькая техническая неполадка.
   - Знаем мы ваши неполадки. Сначала бутерброд, потом мыши, а потом и козлятину подавай. И всё оттого, что один раздолбай нечётко сформулировал целевую функцию,- проворчал Рамзес IV, в то время как Кенни тщетно пытался, вооружившись отвёрткой, выманить злоумышленника, забившегося под комод и пытавшегося, судя по доносившимся оттуда звукам, снизу прогрызть в нём дыру.
   Остальные члены паноптикума подняли невообразимый гвалт, разделившись на две группы: одни выражали недовольство действиями Кенни, другие - самоуправством агрегатика.
   Конец делу положил сам комод, который, поднатужившись, плюнул так, что агрегатик вылетел на середину кухни и, видимо, что-то себе повредив, закружился на одном месте, жалобно всхлипывая.
   - Ну что ты,- ласково произнёс Кенни, беря бедолагу на руки и слегка поглаживая его по корпусу,- Зачем так себя вести? Папочку слушаться надо. Сейчас папочка тебя перепрограммирует,- приговаривал он, подправляя что-то в микросхеме при помощи пассатижей,- и будешь как замшевый...
   Тут за стенкой послышался грохот падающих мётел, совков и вёдер, и в кухню ворвались близнецы. Увидев сразу такое количество машинок, они радостно засопели, явно соображая, какую из них разобрать первой. Машинки, в свою очередь, стали медленно отступать к стене, вовсе не собираясь сдаваться без боя. На лице Кенни отразилась последняя степень ужаса.
   - Так,- произнесла Миранда таким голосом, что даже Рамзес IV поперхнулся кочерыжкой,- Балаган прекратили! Вы - в детскую, вы - в гараж! Да не наоборот! И будете там сидеть, пока не научитесь себя вести. Тебя, Кенни,- обратилась она к горе-изобретателю,- тоже хорошо бы запереть в гараж, но на первый раз прощаю,- Все знали, что этот раз не первый,- Господи, хоть бы бабу какую себе завёл, да только какая ж баба такое выдержит...
   - Известно, какая,- ухмыльнулся Рамзес IV,- Сеструха твоя.
   - Да?- насмешливо вскинулась Миранда,- И где она, скажите на милость?
   Кенни пожал плечами.
   Вопреки тому, что можно было ожидать, Клотильда была на Земле, но где она в данный момент, сказать не решился бы никто. Последний раз её видели верхом на дельфине в трёхстах милях от берега.
   В окне вдруг показался крутящийся разноцветный столб; когда он приблизился, стало ясно, что состоит он из покорёженных автомобилей, гамбургеров, чизбургеров, гаубиц, рваных книг и журналов, обрезков киноплёнки, мяукающих певцов и певичек, страшных чернобородых мужиков и всяких разных чудищ, которые могут привидеться в детском кошмаре и мучить потом человека всю жизнь. Столб выбрасывал во все стороны чёрно-бурые волны; там, где они касались земли, с деревьев слезала листва, а на траве оставались проплешины. Столб просвистел мимо дома и направился дальше в сторону моря, поглощая зазевавшихся прохожих.
   - Вот он, Искажённый Мир,- промолвил Рамзес IV,- Совсем рядом. Рукой подать. Ничего, мы справимся. Теперь справимся. Зови сюда свою Крентль (взгляд Миранды метнул такие молнии, что в полу образовались две дырки, но Рамзес предпочёл сделать вид, что ничего не заметил), обсудим ближайшие планы.
  
   Баба не была лишь балаганной, А она всё лежит и тоскует...
   Оттого и сверкало наганно Ей бы надо любовь не такую,
   Долотое народное дело, А какую? Да бог её знает,
   И вздыхало, и дыбилось тело, Может, вовсе такой не бывает.
   И ревела, и плавилась горка,
   Вихрем сыпались острые корки, Ей бы встать да уйти прочь из дома,
   И гремела уже канонада, Да сковала навеки истома,
   Невзирая, что надо, не надо. Да не служат уже руки-ноги,
   Голова не осилит дороги.
   Эту бабу, Россию навеки, А в дому всё тоскливей и глуше,
   Омывали сладчайшие реки, Крыша сорвана, угол разрушен,
   Одевали высокие травы, Ветер гонит труху по палатам,
   Украшали поля и дубравы. Даже мыши сбежали куда-то.
   Где ещё вы найдёте такую?
   Безмятежно-спокойну, большую, Для чего написал я всё это?
   Оттого и горели зарницы, Точно так же не знаю ответа.
   Что любой вожделел к ней пробиться. То ли хочется мордой об стену,
   То ли просто севрюжины с хреном.
   Лезли толпами сверху и снизу, Но с врагами я или с друзьями,
   Били стёкла, ломали карнизы, Эта баба всегда между нами,
   Рвали занавесь у изголовья, И за самой далёкой границей
   Заливали все простыни кровью. Никуда от неё нам не скрыться...

10 января - 28 сентября 2004

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"