- "Сумерки - время чудес", как сказал герой одного не слишком-то известного фильма. Весна - тем более. Весенние сумерки на перекрестке - самое время и место, чтобы случилось что-то из ряда вон. Не перекресток, говоришь? Перекресток, да еще какой! Мы с тобой на границе города и деревни, большого хищного города и медлительной, неряшливой, но непобедимой в своей кондовой хитрости пригородной деревни, а также - на границе леса, пусть даже вытоптанного и загаженного собаками придорожного леса, и луга, дикого, с торчащими ирокезами прошлогодней травы, с разбросанными там и сям покрышками от колес и обломками... хмм... транспортных средств, точнее в сумерки и не определишь, особенно издалека.
Мы вышли к МКАДу. Масква осталась за спиной, шуметь и вонять пятничными пробками, пить пиво и голосить во дворах, натужно веселиться в клубах, дуть, жрать спиды и колоться, пережевывать мыльные романы и дамские оперы, полировать взглядами экраны и мониторы, а пальцами - клавиатуры и джойстики, но мы-то пошли пешком, и за полчаса вырвались на полосу отчуждения. Мы - это мой новоявленный учитель Сабыр и я, средний во всех отношениях и ничем не выделяющийся из толпы Максим Ковалев, двадцати лет от роду, учащийся третьего курса МИРЭА, зачем-то решивший совершить поход по аномальным местам.
- Аномалки? - округлил глаза Сабыр. - А что их искать? Они есть везде. Про геомагнитную сетку слыхал? Так вот, узлы расположены от силы в полутора метрах друг от друга, и аномалии возникают там, где они скучиваются, либо узлы разных сеток накладываются друг на друга. Зачем они тебе? Ах, заглянуть в другие миры... Тогда тебе нужны не аномалки, а перекрестки. Пограничное место между сильно отличающимися друг от друга функциональными единицами инфраструктуры, граница между разнящимися по мировоззрению и способу жизни человеческими поселениями, как бы разлом культур, и чем резче - тем лучше. Хороша и граница между лесом и полем, холмами - и голой степью, долиной - и горами. Пойдет и простой перекресток грунтовых дорог, место слияния ручьев или речушек, если их больше двух, а иногда просто интуитивно "прочуханная" лесная, полевая аномалка, но далеко не всегда. Не советую перекрестки кладбищенские, в болотистой местности, свалки, какие бы сильные аномалии там ни встречались. Во всяком случае, на первых порах. Сам пойдешь?
Я замялся.
С Сабыром я встретился на семинаре по биоэнергетике, за который нам платили по 500 деревянных, а мы должны был изображать заинтересованность, и потом, когда лектор начнет демонстрацию, выйти по одному на сцену и по знаку шататься, как пьяный сантехник в тумане. Люди хотят чудес? Они их получают, а мы получаем небольшой приработок к стипендии. А то скоро ее и на проезд не будет хватать.
Сабыр сидел в первом ряду, с краю, как потом выяснилось, даже не на стуле, а на своем рюкзаке. Его татарковатая рожа и длинные, какой-то пятнистой расцветки, собранные в "хвост" волосы, сразу бросились мне в глаза. Когда лектор в очередной раз выдал нечто заумное о "космическом сознании", он громко и внятно произнес: "Уважаемый экстрасенс, сгоните со своего плеча паразита, я хочу услышать ваше собственное мнение об этом".
Лектор хмыкнул и продолжил нести обычную муть. Татарская рожа вытянулась, глаза прищурились до узеньких щелочек, и лектор осекся. Потом завопили колонки звукоусилителя, словно по ним прошлась кавалькада стоячих волн.
"Так что вы хотели нам рассказать?" - в оглушительной после этакого воя тишине произнес татарин. Лектор хлопал глазами и молчал. "Так я и знал, снова кукла", - вздохнул, подхватил рюкзак и направился к выходу. Потом повернулся к залу.
- А ты, Макс, если хочешь увидеть настоящие чудеса, иди за мной. Да, ты! - он поднял руку и, согнув кисть под прямым углом, ткнул в меня пальцем.
И вышел.
Народ отмерз и ломанулся на выход, лектор икал и разводил руками, и, в завершение сцены, замигал и погас свет. Представление удалось на славу, хорошо еще, никого не задавили.
- Ну нафига?! - спросил я Сабыра (мы уже сидели на скамейке в лысом после зимы парке и трескали мороженое). - Зачем вам эта дешевая демонстрация? Это что, пародия на Булгакова?
- А что, похоже? - его рожа расплылась в довольной улыбке. - Пришлось похулиганить. Иначе ты бы ко мне не подошел. И, вообще-то, я не татарин, я ойрот. Так правильно называть коренных алтайцев, которые не калмаки.
- Чудеса рядом, в полушаге от тебя, - тогда сказал мне Сабыр. - Нужно только этот полушаг сделать, именно полушаг - не шаг и не стометровку. И никто за тебя его не сделает, как не поест, не поспит и не посерет. Но это же к лучшему, правда? Если ты что-то берешь сам - это и впрямь то, что нужно. Что? Вдруг это тебе совсем и не требуется, и даже вредно? Да не бзди... Вряд ли кто-то другой лучше тебя знает твои потребности. Главное - понять, что за потребность, чтобы не пытаться наесться водой и напиться солью. Да, чудеса. А ты готов выступить за ними в поход - сегодня, сейчас, сию минуту? Если будешь долго собираться, рискуешь опоздать навсегда.
И мы отправились за чудесами, правда, не в тот же день, а почти через неделю, в пятницу 27 апреля. И теперь добрались до места.
Сабыр приказал мне оборвать всю сухую траву на пятачке метр на метр и сложить в центре, сам в это время набрал обломанных веток и сухостойных коряг. Сноровисто сложил костер. Поджег с первой спички.
- Пал - неоправданное убийство всякой мелочи, давай хотя бы бессмысленных убийств избежим, - сказал он мне. - Пустырь - тоже земля, не лучше и не хуже других мест, в которые ты приходишь. Да и, кроме того, ты ведь уйдешь с него совсем не таким, как пришел, так что, хотя бы в благодарность, побереги его для других искателей приключений.
Уселись так, что костер оказался между нами. Над пламенем струился поток горячего воздуха, и лес через него виделся смутно, дрожал и колыхался, словно это плавился сама реальность. Сумерки сгустились, стало темно. Только наш костер в полосе отчуждения мерцал сквозь ночь, да на шоссе сияли ядовито-оранжевым светом фонари.
- Давай послушаем ночь, - сказал Сабыр. - Отойдем подальше во тьму, чтобы видеть и слышать ночь. Ты слыхал, как растет трава?
"Невидимый дикий тмин
И дикая земляника
Представились вдруг
Иносказаньем восторга"*
Дикий тмин - всего лишь мелкая разновидность борщевика, не тот, который Сосновского, и не что-то необыкновенное. Обычная съедобная травка... нет, не та, о которой ты сейчас подумал. Она тебе не нужна. Самая крепкая трава и самая чистейшая "кислота" - в твоей голове, за нее не надо платить барыгам и ее не найдут у тебя никакие менты. Нужно только знать, где она лежит, а запасы почти бесконечны.
Пошли в темноту, пошли слушать, как растет трава. Только давай помолчим - чтобы слышать. Чтобы услышать, надо молчать не только снаружи, надо молчать изнутри. Забудь слова! Забудь мысли! Забудь краски и формы - просто иди, смотри в темноту и слушай, как растет трава.
Иди!...
* - Т.С. Элиот, "Четыре квартета".
Хмм... Куда это мы зашли? Светает. И туман... Судя по состоянию почвы, справа от нас будет болото - тропа в эту сторону понижается, размокает, на ней появляются лужи, а по краям - пучки рыжей осоки. Мы туда не пойдем, ибо, хоть в болотах и полно аномальных мест, для новичка они небезопасны. Пошли в другом направлении - вверх.
- Какие тут цветуечки! - радуется Сабыр. - Ты когда-нибудь видел такие? Вроде смолевки, но размерами впечатляют, и чем дальше по тропе - тем крупнее становятся. Так ты не знаешь, какая она, гвоздика-смолевка? Паршиво. Если хочешь увидеть чудеса - надо знать обыденность, как содержимое собственных карманов. А вот и крапива - ее-то ты сможешь узнать? Та самая, двудомная. Тебе не кажется, что сейчас не время - что для смолевки, что для такой роскошной крапивы? Сейчас крапива разве третий-пятый листок разворачивать должна, а смолевка вообще едва проклюнулась. Так что на солнечную сторону это не спишешь, это аномалка начинается. Не на всякой можно встретить такие яркие знаки, а ты и эти проглядел... Побольше надо ходить, по самым обычным лесам и лугам, внимательно смотреть и запоминать, чтобы потом ушами не прохлопать.
Растительность - самая простая и заметная метка аномальной зоны. Травы и кусты медленно, но верно преодолевают "мембрану", расходясь в обе стороны от нее.
"А на нейтральной полосе цветы - небывалой красоты".
Сосредотачиваемся на этих цветах, и, не поднимая головы, не глядя вдаль, шагаем по тропинке. Вот они все свежее, роскошнее, а дальше уже высокая трава с острой кромкой, вроде осоки. Совсем не весенняя, характерная, скорее, для середины влажного лета...
- Молчи внутри себя! Молчи! - предостерегает Сабыр. - Ничто так не привязывает к обыденности, как слова. И ничего не бойся - я рядом. Иди.
Стоп! Изменился воздух. Был туман - стала вековечная сырость, настоянная на прели и растительной гнили. Поднимаю голову, осматриваюсь. Что это?
Сабыр тоже тычет вперед пальцем:
- Обрати внимание на эти деревья. Это не деревья, это папоротники. Убедился?
Подойти к ним? Нет уж, поворачивай назад, на первый раз хватит. В следующий раз дальше пройдешь.
Возвращаемся назад по той же тропинке. Ступаю в свои следы, пока они не обрываются - резко, словно в никуда. Учитель спокойно топает дальше, машет рукой: "Следи, как мельчают и блекнут травы, как прошлогодняя трава заполоняет все. Не поднимай головы до тех пор, пока не почуешь, что пахнет обыденными запахами".
Это наступает довольно скоро, и я, нацепляв на куртку сухих репьев, уже чую выхлопные газы с шоссе и терпкий аромат весенней, еще "не созревшей" земли.
Что тут? А, наш костер... Совсем затух, даже угли остыли. Как-никак, а бродили часов восемь. По местному времени. По внутреннему будет немного меньше - часов пять-шесть.
- Если бы дальше зашли, то могли бы и сутки отсутствовать, а тебе домой надо, а то родные распсихуются, - успокаивает меня Сабыр. - Сейчас только присядем, повторим итоги урока, а то в следующий раз подсказывать не буду: сам туда сходишь, сам принесешь цветок с той стороны.
"Любой путь начинается от дома, но не любой там заканчивается. И, все же, лучше иметь такое вот знакомое до последней пылинки, до последней досточки и гвоздя безопасное место, где можно передохнуть, отлежаться, ежели что не так пойдет, распихать по ящикам все добытое в путешествиях, даже если это всего лишь впечатления. Кстати, фотоаппарат брать в эти вылазки не советую - загубишь технику, и только. Лучше блокнот с карандашом, а еще лучше - просто хорошенько натренируй зрительную память.
Мы хотели увидеть чудеса? Мы их увидели - вспомни не вовремя вымахавшую крапиву и гвоздику, а, в особенности, папоротники высотой с трехэтажный дом. Это, конечно, по прошествии времени можно почесть и за иллюзию, но ведь видел же?
Ты хотел узнать, как и куда за ними ходить? Узнал, научился. Повторить надо, чтобы в долгую память записалось.
Первое. Нужен, прежде всего, Перекресток. Пограничное место, как бы разлом культур или структур, и чем резче - тем лучше.
Второе. Когда нашел Перекресток, иди на него не абы когда, а в сумерки, утренние или вечерние. Сумерки - время чудес, время, когда все "мембраны" истончаются. Когда станешь большим и сильным, то в любое время там лазить сможешь, а пока проще именно в сумерки.
Третье. Надо заранее войти в трансовое состояние - не зря ж я тебя всю ночь кругами по темному пустырю гонял, да еще скомандовал молчать изнутри. Увы, сначала это с полпинка не выходит, учиться этому надо, тренироваться почаще, даже дома. Хорошо помогает темнота и монотонные движения. Главное при этом - сосредотачиваться не на себе, а на каком-нибудь одном внешнем сигнале, звуке, например - как вот этот шорох растущей травы. К рассвету ты уже достаточно утомился, чтобы обыденность тебя отпустила.
Четвертое. Еще нам помог туман, благодаря ему ты мог видеть только то, что у тебя под носом, а под носом-то и оказался перекресток со странными растениями. Это важно - сосредоточиться на знаковых предметах другой реальности и не оглядываться на обыденную. И следовать за знаковыми предметами, как Алиса за Белым Кроликом. Кстати, "проводником" может стать и необычное животное, только это намного рискованнее, чем следовать камням и растениям, которые никуда не бегут, иначе, увлекшись погоней, рискуешь зайти слишком далеко. А этого я тебе не советую, во всяком случае, вначале. Там, где растут цветы с лошадиную голову, попадаются и ящерки размером со слона. "Затерянный мир" - не такая уж фантазия Конан Дойля, у него есть вполне реальный прототип, и не в глубинах истории, а в полушаге от нашей обыденности.
Пятое. Как понять, что "мембрана" пройдена? Проще всего ощутить это тактильно, по некоторому упругому сопротивлению твоему перемещению, причем упругое сопротивление ощущают все органы, а не только кожа и мышцы. Или, наоборот, может возникнуть на мгновение как бы "подвешенное" состояние, минутная слабость вплоть до головокружения и тошноты. Но, даже если ты этого не ощутишь, то почувствуешь изменение "атмосферы" - другую температуру, влажность, запахи. Как только ты ощутил, что мембрана пройдена - остановись и оглядись. Это необходимо даже с точки зрения безопасности.
Шестое. Посмотрел, запомнил - и назад. Поворачивай и возвращайся тем же путем, каким пришел. Отслеживай взглядом обратные изменения в растительности или свои следы. Второе - более рискованно, поскольку они могут внезапно оборваться. Но паниковать все равно не нужно, главное - чтобы растительность, или другая метка становилась все больше похожей на обыденную. В качестве метки для возвращения можно сделать костер - его видно в темноте, он хорошо ощущается эфиркой и, довольно часто, если только нет сильного ветра в спину, ты издали почуешь запах дыма.
Дальше двух-трех шагов в первых полазах углубляться не стоит. Помни о ящерках, Макс, никогда не забывай.
И самое главное. Ни в коем случае нельзя трусить! Страх - твой враг, а не учитель, даже когда он обоснован. На этом первый урок, о поиске "утраченных акров", закончен. Необходимый минимум знаний ты получил, остальное добывай сам. Будь осмотрителен, внимателен и бесстрашен. Бояться надо до полаза, а когда уже полез - все чувства должны остаться позади."
Сабыр планировал мою "самостоятельную работу" через неделю, но я не удержался, в субботу вечером собрал сумку (свой рюкзак убил еще на каникулах, в лыжном походе) и с утра, не выспавшийся и смурной, как ежик в тумане, в три утра выдвинулся к МКАДу, на то же место. В какую сторону мы тогда шли? Не помню, и все! Кружили-то долго. Решил идти вокруг болота, там, в начале тропки, было сыро. Туман есть - хорошо, от болота накатывает, как волны на берег, клубится. Иду, ногами по сырости чавкаю. Тропка же тут должна быть, а ее нет и нет! Смотрю, а трава все выше и выше, цветы пошли какие-то. Плохо, что не знаю, какие из них в наших местах водятся, а какие - с той стороны. Вот это, вроде, росянка, но какая-то слишком большая, такая не комаров ловить должна, а, как минимум, птичек. Голубей или ворон. Неужели уже перешел? А я и не заметил, да и условия не соблюдал, то о тропке думал, то стихи вспоминал, про дикий тмин, то цветку подивился.
Стоп! Принюхаться тоже забыл!
А ведь пахнет гадостно, и уже давно. Хорошо, что слабо. Будто корова где-то далеко в болоте сдохла и разлагается. Когда в детстве у бабушки жил, из стада корова пропала, искали ее четыре дня по жаре, нашли в лесном овраге дохлую - скатилась по крутому склону и напоролась брюхом на еловую валежину. Раздулась до неузнаваемости, а уж как воняла! По запаху ее и нашли.
Пахнет именно так, и звуки из болота, словно медведь в него попердывает. Остановился, прислушался, огляделся. Из-за тумана видно недалеко, а что видно - настораживает. Осока закончилась, то, чем заросло болото, больше напоминает хвощи, только очень высокие, между хвощами - черная жижа, и черви в ней кишат. С лапками, как у сороконожки. Ближе к тропке попадаются и цветковые растения, но больше похожие на домашние, одно - прямо драцена, другое напоминает восковой плющ, даже пестрины на листьях видны. Сейчас цветочек чужой сорвать - и обратно, домой, от всех этих неведомых дорожек, а, главное, подальше от невиданных зверей. Но какой из них у нас не встречается? Может этот, мясистый, о четырех лепестках? Или вон тот, с клубнем, вылезающим из жирной земли? Какие-то они слишком живые, кажется, стоит отвернуться - и поползут стебли к тебе, вцепятся в ноги, пустят корни в плоть, сожрут, оплетут кости... нет, на фиг все эти фантазии! Еще допридумываюсь тут.
Плююююх! Что-то с размаху бухнуло в воду. Ориентировочно, размерами с ту самую раздутую корову. В болоте забулькало, захлюпало, шорох, топоток поднялся, и тут - "уаааау!" - словно великан зевнул. Пора хватать, что ближе растет, и сматываться. Вот эта хрень жирная, с уродливым корневищем, и подойдет. Наверно. Но выяснять некогда, пора сматывать удочки. Снова зевнуло и рыгнуло еще, для разнообразия.
Держу выдернутый цветочек подальше от себя, разворачиваюсь и топаю назад, стараясь не сорваться на бег. А вдоль болота - все хвощи и хвощи, и конца им не видно. Иду, а сзади уже вовсю хлюпает, рыгает, зевает, и пузыри наперебой плямкают. Будто нарочно, чтобы мне нервы трепать. Когда ж это гадское место перехода будет? Сколько уже назад прошел, наверно, вдвое больше, чем туда, а вокруг все то же. И туман рассеиваться начал, как же я без него? Так тут и останусь? Жить, как говорится, будем плохо, но недолго. С местным зверьем долго не получится.
Шум крыльев над головой, и я лечу мордой в грязь. К счастью, не задело, пролетело мимо. Подрываюсь, как ужаленный, бегу, оскальзываясь на тропке, наплевав на все предостережения, вон, впереди какие-то кусты маячат пятном в тумане, под ними спрятаться можно. Влетаю в них, зацепляюсь ногой за корень и со всего размаху падаю в молодую крапиву.
"Эх, хорошо-то как!" - думаю, стирая с изжаленных крапивой рук и лица болотную грязь. С шоссе несет выхлопными газами, где-то рабочие отбойным молотком вскрывают асфальт, под ногами валяются окурки и битое стекло, а на душе у меня звучит бравурная музыка. Здравствуй, родина! "Пусть зовут "уродина", ну, а мне тут нравится!" "Не нужен мне берег турецкий, и на фиг гнилое болото!" А цветочек-то - вот он, в руках, почти не помялся. Заверну в лопухи, ничего, что еще мелкие, с десяток нарву, и в сумку, может, куда-нибудь посадить захочу, а? Но сперва учителю доложить нужно. А до этого - прийти домой, помыться и переодеться.
На пороге меня встретил дядя Паша. Я уже третий год живу в семье тети Маруси, маминой старшей сестры, на правах кота, который гуляет сам по себе: кормят, белье с койки меняют, но в мою жизнь не вмешиваются. Я же два раза в месяц, когда родители присылают деньги, закупаюсь жратвой на нас троих и набиваю полный холодильник. Все справедливо, разумно и удобно, особенно учитывая инвалидность дяди Паши. Одно напрягает: я мог бы и сам уже зарабатывать, а то сидеть в двадцать лет на родительской шее стыдно. Но в Макдональдс не тянет, листовки раздавать... неудобно как-то, ведь не четырнадцать уже, надо что-то еще придумать, давно пора.
Дядя Паша сочувственно смотрит на меня, извазюканного по уши, и спрашивает:
- Что, сморчки уже пошли?
Тихо выпадаю в осадок.
- Я, - говорю. - Не по грибы ходил.
- Просто предупреждаю - ты не лезь на рожон, в лесопосадках на той неделе два трупа нашли, бомжей кто-то затравил собаками. Так что осторожнее. Вряд ли такая крыса на молодого здорового парня нападет, но мало ли что психу в голову стукнет.
- Дядь Паш, я осторожен, как индеец на тропе войны...
- Все-таки в болото полез? Молодец, орел! Жаль, ума, как у тетерева ... Подходи через час к метро, цветок захвати. Поговорим.
Сабыр в состоянии еще большей невыспанности, чем я, трет глаза и зевает. Да, не подумал, что почти ничего не знаю о своем учителе, а у него, наверно, жизнь и помимо наших встреч кипит.
- Говоришь, булькало и рыгало? Ну, это вполне могло "говорить" болото. Газы к поверхности идут, пласты ила перемещаются... Над головой пролететь могла цапля. Цветок? О, хорошо, что с корнем взял. Он точно с той стороны, орхидея какая-то, если я что-то в ботанике смыслю. Почему такая уродливая? Не расцвела еще, а без цветов они корявые. Давай так: ты мне ее отдашь, а я тебе в четверг-пятницу деньги принесу. Есть, кому продать. Я тут уже давно так подрабатываю. Для коллекционерской мафии - браконьер или мелкий перекупщик, считают, что с Алтая эндемики привожу. Даже сочинять не пришлось. Берут, конечно, на порядок дешевле, чем на официальных торгах, но мне хватает. Хожу за этим на ту сторону редко, когда сильно с деньгами припечет, нельзя брать, ничего не давая, а делиться с той стороной мне нечем. И тебе не советую постоянно шастать. Но уж раз взял - пусть лучше цветок в хороших условиях растет, чем засохнет.
Рассказал ему об убитых бомжах. Тут Сабыр приуныл, почесал маковку и напросился ко мне в гости. Договорились представить его, как тренера по пешеходному туризму. По дороге завернули в универсам, и учитель долго и придирчиво вертел в руках бутылку за бутылкой, после чего ставил на место, не читая этикеток и глядя вообще куда-то вдаль.
- Что делаю? Да пробую я их, пробую. Напробовался уже под завязку, и пить не надо. Потому что сплошная химия. Состав продукта: наполнитель, подцветитель, подсластитель, подкислитель, стабилизатор и фиксатор. А, где наша не пропадала, берем сок.
Взяли бутылку гранатового и пакет виноградного. Вишневый пирог из местной пекарни тоже прошел Сабырову проверку "на твердое хорошо" и перекочевал в корзину.
О, вы бы видели, как расцвела тетя Маруся от одного его "здравствуйте, я тренер вашего племянника", как не на шутку захмелел от сока дядя Паша, как они - нет, не судорожно прыгали вокруг гостя, как обычно у них бывает с чужими людьми, а расслабились и начали обсуждать внутреннюю и внешнюю политику, что означало для моих родичей высшую степень доверия. Потом Сабыр увел дядю в комнату, и там они прикончили сок, а когда вышли, учитель был серьезен и вскоре засобирался в путь. Я пытался навязаться в провожатые, но получил жесткий отлуп. "Свои ошибки каждый должен исправлять сам", - сказал Сабыр и захлопнул дверь перед моим носом.
Стремительным домкратом приближалась зачетная неделя, а у меня накопилось долгов по теорверу, ТФКП и, стыдно сказать, английскому. Причем, если первые два хвоста образовались из-за того, что проболел три недели в феврале, то на инглиш я просто забивал весь семестр, надеясь на хорошую память и схватывание на лету, и только теперь понял, какая дистанция отделяет меня от Upper-Intermediate. В обрывании хвостов прошло четыре кошмарных дня, а результат не впечатлял. Из-за этого о четверговой встрече я наглухо забыл, и только когда телефон высветил знакомое имя, хлопнул себя по лбу и устыдился столь раннего склероза. Голос у Сабыра был как-то не очень, не понравился он мне. Я тут же забросил все занятия до завтра и через полчаса стоял в ротонде метро Царицыно, посматривая на часы. Самому смешно: ни дать, ни взять, заботливая мамаша или влюбленный дурак на свидании, но с совестью спорить трудно, она баба занудная. И говорила она мне, что я бросил учителя в трудную минуту, а это не добавляло здорового пофигизма.
Вынырнул Сабыр, под самым носом, будто телепортировался, а на не из метро вышел, кивнул мне и махнул рукой, пошли, дескать. На руке, от пальцев и выше, грязноватый бинт, на щеке залеплено пластырем что-то вроде длинного пореза, а так бодрый и задиристый, как воробей. Уселись на пригорке, смотрю - он открывает рюкзак и вытаскивает деньги.
- Вот тебе, - говорит. - Чтоб не забыть потом. За твою орхидею. Восемнадцать тысяч, я десять процентов за посредничество взял. Что же касается мифического собачника, затравившего бомжей, так это не собаки были, это животина с той стороны. Когда я месяц назад туда сходил, она по моему следу в наш мир вышла. Вчера еле назад заманил. Хорошо, что далеко от лесопосадок не ушла, а то бы одними бомжами не обошлось.
- Убил?
- Нет, зачем? Приманил и побежал. Она здесь натерпелась, обозлилась, за мной припустила, только лапы сверкали! Ну, поводил я ее по их лесу, оторвался около перехода - и назад.
- А рука? Укусила?
- Если бы укусила, я бы уже тут не сидел. В схватке с ней без оружия у меня не было бы никаких шансов. Это упал. Ничего, скоро заживет, и следа не останется.
- Сабыр, - спрашиваю. - А ты у себя, на Алтае, шаманом был?
- Вообще-то, если правильно говорить, не шаман, а кам. Кам из сёока Бийик. Был и остаюсь. Но это же не профессия, ею не проживешь. Это призвание. И хочешь - с духами говоришь, и не хочешь - заставят. А по профессии учитель алтайского языка. В интернате работал, так еще занятия по ИЗО и труду вел, факультативы, на жизнь хватало.
- А что в Маскву подался?
- А наступил большим дядям на больные мозоли, - смеется. - Только не спрашивай, кому. Мне уже за это голову разбили, по второму разу не хочется. Пусть думают, что я там, в ущелье, и умер.
- Бандиты?
- Хуже. Местная администрация. Они, понимаешь, распродать заповедник решили, под частные владения, ну, я им немного помешал. Вызвал хана Теле, он кое с кем разобрался. Хороший дух, сильный. И за слезы своей Чульчи любого убьет. Как начались необъяснимые смерти, до главы дошло, что не так все просто, позвали другого шамана, из сёока Кускун, он духов спросил, говорит - ищите кама из сёока Бийик, он всех съел. Удивились, говорят - Сабыр же белый кам, но спорить не стали, а устроили мне несчастный случай. Я, правда, предполагал, что это будет, не думал только, что так скоро.
- Значит, ты - белый кам?
- И беленький, и черненький, и серо-буро-малиновый. Мать тоже из камов, только Теейи, а уж чернее их трудно кого-то найти. За меня два больших духа дрались, пока не поделили. Чуть не умер. Знаешь, как первое посвящение кам проходит? Собираются духи, разбирают тонкое тело по косточкам, а потом собирают заново. При полном твоем сознании. Иные и в котле своем варят, чтобы цвет изменить. Так меня дважды перебирали полностью, и один раз - частично. Так что у меня со смертью отношения почти приятельские. Не заберет, пока одно дело не завершу.
Уверенно так сказал, словно сам с костлявой договор подписал и в какой-то там канцелярии заверил. Забавный дядька. Вроде открытый, как книга - бери и читай, а столько умалчивает, что страшно становится - что там, за этими смеющимися глазками, за нехитрыми подколками. И только спросить соберешься - ан разговор уже давно о другом идет. Но кое-что я в тот раз у него вытянул. Не то, чтобы много, но в жизни пригодится: как внушить человеку состояние опьянения. Это именно то, что может превратить любую воду, или как в случае с моими родными, соки, в вино, причем, даже воды в иных случаях не надо, состояние от нее не зависит.