Добраться в межпространственной кабине до другой планеты может только один. Таков закон. Больше -- это уже толпа с ее бессвязными мыслями, спутанными стремлениями и мечтами. Подпространство не ответит резонансом на помыслы нескольких людей. Путешествия в нем -- удел одиночек.
Ты сидишь, пристегнутый ремнями к креслу, и отсчитываешь мгновения до старта. В твоей душе шевелится страх -- мелкий противный страх, который ты пытаешься скрыть от самого себя. Говорят, что подпространство заглядывает в саму сущность человека, выворачивает его мысли наизнанку и приводит в тот мир, которого путешественник достоин. Что, если у тебя ничего не получится, и ты создан для другого?
Ты хотел быть как все межпространственники -- не лучше и не хуже. Я вернусь, говорил ты Лидии на прощание. Я только открою свой мир и шагну обратно, успокаивал ты себя.
Для этого нужно лишь искренне мечтать и верить. И тогда ты приведешь кабину к миру, пригодному для колонизации. Создашь дорогу для поселенцев.
Минута до старта. Ты закрываешь глаза. Пальцы впиваются в подлокотники, и мысли скачут, сбиваются, перепрыгивают с одного на другое, не позволяя сосредоточиться на главном. Пусть твой мир будет самый красивый, с водопадами и чистыми реками. С белыми птицами в вышине и зверьками, смешными, словно плюшевый медвежонок из детства.
Потом ты чувствуешь, как вздрагивает кабина от электромагнитного импульса и проваливается в иное измерение, оставаясь на месте. Тебя подхватывают межпространственные течения, и в мыслях ты уносишься ввысь, по ту сторону голубого неба.
"Ну что, салага, сдрейфил?" -- ухмылялся Жан, когда ты встретился с ним утром незадолго до твоего путешествия. Жан дважды нырял в подпространство. На его счету две открытые планеты, две новые колонии.
Сдрейфил. Но назад дороги нет. Все тесты пройдены, ты соответствуешь среднестатистическим данным мечтателя.
"Главное четко представлять, что ты хочешь увидеть, и всё получится".
"Жан! Что это значит на практике -- резонанс с мыслями путешественника? Почему нас отводит в тот мир, который мы представляем? Знаю, что никто этого не объяснит, но ведь ты уже дважды бывал там. Должно же быть какое-то объяснение".
"Отводит? -- Жан нагнулся к твоему лицу и хитро улыбнулся одними губами; его глаза при этом оставались серьезными. -- А, может, создает для тебя твой собственный мир на чужой планете?"
Ты замираешь, будто прикоснулся к той тайне, которая у всех на устах, но о которой никто не говорит вслух. И тогда все научные постулаты о межпространственных течениях и резонансе с мыслями путешественников разбиваются об эту тайну, известную всем. Не отводит, а создает. Кто? Ты сам, или силы, что находятся в ином измерении?
Когда Жан улыбается, то напоминает лису, стащившую курицу. Того и гляди заметишь прилипшие к его рту перья.
"Ты поймешь".
И маленький подлый страх внутри -- что, если ничего не выйдет, и ты создашь пустой мир? Но назад не вернуться.
Тяжело ощущать иную реальность за толстой стеной. Закрываешь глаза и понимаешь, как твое сознание ежесекундно пронизывают миллионы километров чужого пространства. Ты здесь, на Земле. Сделай шаг сквозь шлюз и очутишься дома. Но ты должен открыть другую дверь, проложить путь на иную планету, связав миры порталами.
Времени не существует, и ты не ощущаешь, сколько занимает путешествие -- час, вечность?
Водопады...
Плюшевые звери...
Белые облака и птицы...
Чередой проносятся перед глазами.
Путешествие заканчивается, кабина проваливается в обычное пространство. Скафандр неудобен, ты кажешься себе игрушкой, которая не может стоять на собственных мягких ногах. С шипением выходит из шлюза воздух, и ты ступаешь в свой мир -- придуманный тобой, созданный тобой? Чужой. Над головой багровое небо, под ногами черная земля. На горизонте беззвучно плюется огнем вулкан. Ты опускаешься на колени и набираешь рассыпчатый сухой песок в ладони. Он течет между пальцами, опадая на землю, как пепел пустого мира. Ты не справился. Ты привел кабину к мертвой планете.
Это твое первое и последнее перемещение. Межпространственников-пустышек списывают, как ненужный материал. Не потому, что не доверяют. Просто нет смысла. Раз за разом они будут приводить к пустым мирам.
Кабина потрачена зря. Ее больше нельзя использовать. Здесь не будет висеть табличка "Мир, открытый Гораном Струмицевым в 2059 г". Кабина останется стоять, словно памятник неизвестному неудачнику. Одна дверь на Землю, вторая -- в пустой мир.
Нужно подняться и сделать шаг назад. Ну же, межпространственник-пустышка, поднимайся! Вставай! Имей смелость хотя бы вернуться.
И ты возвращаешься, оставляя свою мечту в пустом мире.
***
Фонари на столбах по краям аллеи разгоняют темноту и манят ночных бабочек -- толстых и на первый взгляд неуклюжих бражников. С завидным упрямством мотыльки бьются в пыльные стекла, пытаясь добраться до светодиодных ламп. В безветренной тишине звучит выстукиваемая их крыльями морзянка. Тук-тук, тук-тук. Из ночи в ночь. На протяжении всего лета, пока метеорологи не разрешат осенним холодам вступить во владения. Тогда разноцветные листья кленов и берез покроют аллею шуршащим ковром, и еж, которому Алька несет большое красное яблоко, заляжет в спячку.
Упрямые бабочки летят к фонарям, мой друг идет по ночной аллее. Ему не страшно, он ведь не сам, впереди иду я.
"Тебя уже хватились", -- сказал я Альке, прислушиваясь к событиям, что происходили в школе межпространственников.
-- Шапокляк лютует? -- вслух спросил мой друг, хотя это незачем -- я легко слышу его мысли.
"Сердится. Не понимает, как тебе удалось проскользнуть сквозь охранные системы".
-- Надежно экранируешь?
"Как обычно", -- улыбнулся я.
Я позволю найти Альку уже под утро, когда он обойдет заброшенные кабины-пустышки и свернется калачиком на одной из скамеек.
Ночной парк безлюден. Покинутые дома заглядывают сквозь темную листву черными окнами. Их давно оставили обитатели. Кто-то живет на природе, создав для себя собственные биодома. Кто-то ушел в небесные города или в морскую пучину. Другие поселились в тех мирах, где они могут быть счастливы.
А что нужно для счастья моему другу? Я понимаю -- переходной возраст, мальчишка мечется, что-то хочет доказать, и мне приходится потакать его выходкам. Раз за разом мы вместе идем на ту сторону парка, к началу межпространственных корпусов. Альке нравится гулять мимо заброшенных кабин, ведущих к пустым мирам.
-- Где Колючка? -- спросил мой друг. -- Уже давно должен был появиться. Смотри, что там впереди?
"Костер".
Сквозь деревья пробивался огонек. Алька, словно индеец из приключенческих фильмов, шмыгнул в кусты. Стараясь не шуметь, ведь в лучших традициях следопытов под ногами не должна хрустнуть ни одна веточка, мы подкрались к костру. Дрожащее пламя отбрасывало тени, которые, казалось, протягивали длинные руки к сидящему у огня человеку.
-- Лети на свет, бабочка, -- сказал незнакомец, не оглядываясь. -- Хватит прятаться.
Алька поднялся и шагнул в круг света.
-- Я не бабочка, -- сказал он.
Мужчина подбросил в костер несколько хворостинок и обернулся. Алька еще не видел столь старых людей, ведь все стараются изменить лица и выглядеть более молодо. Во всяком случае, разгладить глубокие морщины, что делали лицо похожим на растрескавшийся асфальт, не представляло труда.
-- Привет, бегун, или беглец? -- Незнакомец усмехнулся, морщины разгладились, и Алькина тревога исчезла без следа. -- Ты же из школы межпространственников? Давай, присаживайся, Бабочка.
-- Я Алька, -- буркнул мой друг и опустился на лежащее полено, почувствовав сквозь плотную ткань брюк шершавую кору. Я сел рядом, ощущая жар от языков пламени.
-- Как древние люди у первого костра, -- кивнул старик на огонь. -- Меня звать Гораном. Давай, Бабочка, рассказывай, чего сбежал. Хотя это ты правильно сделал.
"Почему?" -- удивился я.
-- Почему? -- удивился Алька.
-- Тебя же что-то подтолкнуло на этот шаг?
-- Не знаю, -- пожал худыми плечами мой друг.
"Зато я знаю -- упрямство, -- сказал я. -- И общая вредность".
-- Ты же приходишь сюда почти каждую ночь. Что тебя ведет, Бабочка?
-- Откуда вы знаете? Вы... следили за мной?
-- За тобой? Зачем? Просто вы ходите так шумно, что не мудрено не заметить.
"Вы?! Он же не может меня видеть!"
-- Вон твой друг, -- сказал Горан. -- Тоже к костру пришел. Смотри, не боится.
Из темноты выполз Колючка и повел длинным носом, принюхиваясь. Алька достал из кармана яблоко и протянул ежу. Тот отбежал назад в спасительную тень. Тогда Алька положил яблоко на дорожку и подождал, пока Колючка соизволит выползти на свет, схватит угощение и утащит в темноту.
-- Съест, -- констатировал Горан.
-- Вы что, здесь живете? -- спросил Алька.
-- Можно сказать и так, -- улыбнулся старик. -- Каждый же может жить, где ему хочется. Мне нравятся покинутые дома и кабины, ведущие в пустые миры. А, возможно, мне просто не хочется расставаться с прошлым.
-- Оно как память, -- сказал Алька.
-- О неудачниках, -- добавил Горан. -- Жизнь кипит, отправляются новые кабины, но мне нравятся вот эти, давно всеми брошенные, которые больше нельзя использовать.
-- Вы путешествовали?
-- Это было очень давно. Тогда всё виделось по-другому. Мы были первопроходцами, мечтателями, отправляющимися в неведомое.
-- Одна из кабин -- ваша? -- тихо спросил мой друг.
-- Номер двадцать три, -- ответил старик. -- Пустышка.
Он поднял целую вязанку хвороста и подбросил в костер. Взметнулся столп искр.
-- Сейчас вас специально учат мечтать, готовят ваши разумы к тому, чтобы открывать новые миры. В мое время еще не знали, что люди после подпространства меняются навсегда.
После этих слов я получше присмотрелся к новому знакомому.
-- Но вы же неизменный? -- спросил Алька. -- Разве вы преступник?
-- Думаешь, что неизменными остаются только преступники, которым навязывают это, как наказание? Не допускаешь, что это может быть личный выбор? Возможно, я просто хочу оставаться прежним человеком.
-- Зачем?
-- Долго объяснять, Бабочка. А почему ты не меняешься? Вас же всех уже давно окунули в подпространство. Ты же теперь тоже homo mutatis, можешь изменять как свое тело, так и окружающую действительность.
Я вспомнил длинный коридор, с обеих сторон закрытый дверьми. На стенах -- отпечатки детских ладоней. Алька -- тогда еще шестилетний малыш, тоже несколько раз оставил на стене выпачканную в зеленую краску ладошку. Когда он шел по коридору впервые, меня еще не было. Потом я дважды проходил этот ритуал вместе с ним. Внутри коридор, где тебя окутывает сумрак, кажется длиннее, чем на самом деле. Ты всё идешь и идешь, а он всё не кончается. Когда кажется, что твой путь будет бесконечен, в конце коридора вспыхивает свет, и ты возвращаешься в обычное пространство. У одних эта дорога занимает минуту, у других - несколько часов.
-- Я неспособный, -- сказал Алька. -- У меня почти ничего не получается. Ни менять свой геном, ни изменять окружающее.
-- В мое время слово "геном" в устах двенадцатилетнего мальчишки вызвало бы удивление. Зажги ветку. -- Горан протянул Альке сухую хворостинку. -- Попробуй. Нет, не от костра, -- мыслью зажги. Ну, смелее!
Алька послушно взял ветку, устремив на нее взгляд.
-- Видите, я же говорил, что ничего не получится, -- сказал он через минуту.
Я сжалился над другом и зажег ветку в его руке.
-- Наверное, меня выгонят, -- вздохнул Алька и бросил горящую ветку в костер. -- Останусь таким же, как и вы, неизменным.
-- Тоже неплохо, -- сказал Горан. -- Не всем же менять реальность. Кто-то должен просто жить.
-- Как вы думаете, наша реальность тоже кем-то придумана, если мы можем ее мысленно менять?
-- Нераскрывшая крылья Бабочка хочет вести со мной философские споры о том, что такое реальность? -- усмехнулся Горан. Он достал ветку из огня, под его взглядом пламя на ней потухло, появившиеся почки лопнули и распустились зелеными листьями. Горан воткнул ветку в землю. -- Видишь, в свое время я тоже услышал голос подпространства. Не такие уж мы с тобой и неумехи. Возможно, в людях это было заложено изначально, и просто пришло время раскрыться, как бабочке, разрывающей куколку.
-- Откуда вы знаете? -- вздрогнул Алька.
-- Знаю про что? -- удивился Горан.
Алька поджал ноги, обхватил их и спрятал лицо в коленях.
-- Про крылья. Когда-то я мечтал стать крылатым и жить в небесных городах.
-- Не получилось? -- поинтересовался Горан и посмотрел на спину моего друга, где сквозь натянутую футболку между лопаток выделились два бугорка. -- Так и не выросли? Ты передумал, Бабочка?
-- Не знаю, просто расхотелось.
-- А что ты хочешь?
-- Да не знаю я! Говорю же, что ничего толком не умею! Одни улетают в небо. Другие живут в воде. Кто-то выращивает биодома одной силой мысли. А я -- пустышка, как те кабины. Почти все мои друзья уже встретили Учителя. Последний экзамен, знаете? Никто не говорит, где и когда тебя найдет Учитель. Насчет себя догадываюсь, каков будет его окончательный вердикт.
-- Боишься? -- спросил Горан.
-- Боюсь, -- согласился Алька.
Горан достал из темноты плетеную корзину и выудил из нее две сосиски. Затем подмигнул мне, поднял два прута и пробил ими плотную кожицу сосисок.
-- В моем детстве были такие же. Всё меняется, а сосиски остаются прежними. Держи, -- протянул он одну Альке. -- Жарь над костром.
Мой друг улыбнулся.
-- Никогда такого не делал.
-- Мы многое забыли, -- сказал Горан. -- Ведь для счастья необязательно меняться. Иногда достаточно зажечь костер. Когда-то я так сидел вместе с Лидой.
-- Вы были женаты? Ой, извините.
-- Ничего. Видишь, даже тебе кажется, что лучшее слово, которое ко мне подходит, это "был". Отвечаю: нет, не был. Она меня не дождалась. Я задержался в подпространстве на десять лет. Слишком дорого мне обошлась моя несбывшаяся мечта. Но это случилось очень давно. Смотри, как у тебя хорошо получается. Незачем всё делась силой мысли.
-- Трещит, -- сказал Алька.
-- Как тебе удается сбежать из школы? -- поинтересовался Горан.
Я забеспокоился, ощутив Алькину тревогу. Он мысленно напрягся, выставив колючки, как еж.
-- Не хочешь, не отвечай, -- сказал Горан и снова посмотрел на меня. -- В принципе, мне без разницы.
Он поднес сосиску ко рту и принялся дуть, смешно надувая щеки. Алькины колючки улеглись.
-- Я прохожу сквозь коридор, -- тихо сказал он. -- Друг открывает для меня двери, и я прохожу.
-- Коридор? Ты хочешь сказать, что каждый раз ты проходишь сквозь подпространство?
-- Да. Я прошу друга открыть двери, шагаю в коридор, представляю на выходе парк и оказываюсь тут.
Алька попробовал откусить кусок сосиски, ожегся и начал ловить воздух ртом, как вытащена из воды рыба.
-- Вкусно, но горячо, -- сказал он.
-- Ты попадаешь в подпространство сам, без электромагнитного коллапса?
-- Нет, не сам. С другом.
"Да, ему помогаю я", -- захотелось сказать мне, похвастаться, словно мальчишке, но меня Горан всё равно не услышит.
-- Ты сумасшедший, Бабочка, -- прошептал старик. -- Не каждый взрослый сможет столько раз окунаться в безвременье. И ты после этого хочешь сказать, что ни на что не пригоден?
-- Ни на что. Кроме этого я ничего не умею.
-- Ты не представляешь, что творишь, Бабочка, -- покачал головой Горан. -- Подпространство слушает твои мечты, если ты каждый раз оказываешься в этом саду. Не поступай так, тебя может унести куда угодно. Но у тебя яркие мысли. Уму непостижимо. Не делай так больше, иначе я стану за тебя волноваться.
"У нас гость", -- сказал я.
Послышался шум крыльев, и на землю опустился крылатый, разметав костер в стороны.
-- Извините, -- сказал он. -- Вкусно пахнет сосисками, прилетел на запах. Я сейчас разожгу.
-- Нет, Сергей! -- остановил его движением руки Горан. -- Пусть это сделает Алька.
-- Я?! -- удивился мой друг.
-- Смелее, -- выкрикнул Горан и сердито посмотрел в мою сторону.
Не сквозь меня, а на меня. "Твоя помощь не нужна", -- читалось в его взгляде.
Алька зажег костер сам. Пламя под его взглядом сначала робко побежало по веткам, а затем вспыхнуло в полную силу.
-- Молодец, Бабочка. Позволь тебе представить моего молодого друга Сережу Репея. Пять лет назад он учился в твоей школе, но оказалось, что открывать новые миры не его призвание. Яркий представитель homo mutatis, которому для счастья нужно только небо.
-- И ваши сосиски, дядя Горан, -- улыбнулся крылатый.
У него были голубые глаза, и пламя отражалось в их глубине, словно вечерняя заря.
-- Только ради них я и возвращаюсь на землю.
-- Да уж, зачем людям, создающим летающие города, наша земля. Ты сколько раз был в подпространстве, Сережка? -- спросил Горан, протягивая крылатому новую сосиску.
-- Три. А что?
-- Ничего. Как ты думаешь, если бы существовал человек, который может сам открывать путь в подпространство и возвращаться оттуда, на что он мог быть способным?
-- Мне даже страшно представить. А что, есть такой человек? -- поинтересовался Репей. -- У него свободный доступ к коллапсару?
-- Нет, Сережка, этот человек просто шагает в подпространство. Сам. Вполне вероятно, что он сидит сейчас перед тобой. Мне даже кажется, что мы всего лишь его фантазии. Да шучу я, не пугайся, -- поднял руки Горан. -- А ты, Бабочка, не смотри на меня так грозно. Твоя школьная тайна уже не важна -- в школу ты не вернешься.
-- Почему? -- тихо спросил Алька. -- А как же экзамен?
-- Зачем человеку, который может больше всех вместе взятых, какой-то экзамен? Может быть, ты просто боишься своих умений, прячешься за своим воображаемым другом?
Я вздрогнул. Мне самому захотелось спрятаться за Алькой.
-- Ты убедил себя, что ничего не умеешь, и создал себе друга. Но ведь он -- это ты. Всё, что умеет он, умеешь и ты. Но ты сдерживаешь себя, пугаешься ответственности, убеждаешь, что не ты, а он способен транформировать реальность. Не ты, а он открывает путь в подпространство. Ты прячешься от жизни, Алька. Послушай старика: не бойся.
Алька спрятал лицо в ладонях. За его спиной выросли и развернулись крылья с белыми перьями. Деревья вокруг залил лунный свет, и на ветках в такт мыслям моего друга распустились цветы.
-- Спроси себя, что ты хочешь, -- продолжил Горан. Его голос больше не был мягким и не напоминал голос старика. -- Нет, лучше спроси, что ты должен делать. Зачем ты идешь к брошенным кабинам? Может быть, ты хочешь исправить чужие ошибки, в этом твое призвание? Но еще никто никогда не мог изменить миры, порожденные пустыми фантазиями.
-- Я смогу. -- Алька опустил ладони. Крылья за его спиной растаяли, деревья отцвели и вновь погрузились в ночную мглу. В глазах мальчишки появились далекие искорки. -- Я... попробую. Прямо сейчас. Я скоро вернусь.
Он поднялся и пошел в темноту. Я вскочил и бросился следом за ним. Алька словно вспомнил обо мне, остановился, оглянулся.
-- Останься здесь, -- властно сказал мне Горан. -- Твоему другу пришла пора уходить самому.
И Алька ушел. Я устало опустился на траву.
Так мы и сидели у костра, встречая зарю -- крылатый, старик и воображаемый друг, придуманный самым всесильным мальчишкой на свете.
-- Спасибо, Учитель, -- сказал Сережка, когда край утреннего солнца показался над деревьями.
-- За что? -- удивился Горан.
-- Да, пожалуй, за всё, -- усмехнулся крылатый. -- Можно попросить еще одну сосиску? Уж больно вкусные они у вас получаются.
Потом Горан поднялся и направился к заброшенным межпространственным кабинам. Проходил мимо серых кубов и дотрагивался до каждого, что-то шепча себе под нос. Наконец остановился возле кабины под номером двадцать три и, слегка помедлив, вошел внутрь. Внутри царило запустение. Слой вездесущей пыли покрывал пол, кресло путешественника и панель с давно неработающими приборами. Горан ладонью стер с кресла пыль, опустился и немного посидел, закрыв глаза. Затем поднялся, подошел к внешнему шлюзу и распахнул дверь.
За дверью был мир зеленой травы и голубого неба. Разноцветные радуги сверкали над реками с прозрачной водой, а где-то высоко, среди облаков, летели белые птицы. Их призывное курлыканье разносилось над вновь рожденным миром.