Вообще-то я с детства любила петь. Откуда это пришло - трудно сказать. Я помню пела моя бабушка-учительница, но мама утверждает, что у неё не было слуха. Значит, пела без слуха. Красивым звонким голосом. "Зачем вы, девочки-и-и, красивых любите-е-е?" Бабуле повезло - её красивый жених не только не заставил её страдать, но и пылинки с неё сдувал, даже слишком: был страшно ревнив, но любил безумно. А на свидания, чем и привлёк молодую учительницу, приходил с томиком Блока и читал оттуда стихи. Александр Блок - один из моих любимейших поэтов.
Папа обладал очень хорошим, кажется, даже абсолютным слухом. На мандолине он научился играть в Стародубе у своего школьного учителя немецкого языка Дынькина Израиля Вульфовича, который также был мужем родной сестры его дедушки Ильи. Позже, в Саратове, учась в институте, папа был принят в струнный ансамбль. (на фото - папа в составе ансамбля (третий слева))инструментальный ансамбль
Мама только могла мечтать о музыке - у родителей после войны не было такой возможности обучать обоих детей - предпочтение отдали маминому брату как младшему. Мама мечтала, что когда у неё будут дети, они обязательно будут учиться в музыкальной школе. бабушка и дядя
(на фото - бабушка и дядя, которого учили музыке на аккордеоне.)
Помню мы поехали с бабушкой в Дом Отдыха "Отрадное". Мне было всего два года. Там пожилые женщины обступили меня, и я декламировала стихи: "Я люблю свою бабулю, маму мамину люблю, у неё морщинок много, а на лбу седая прядь, так и хочется потрогать, а потом поцеловать". Одной женщине понравилось стихотворение, и она сказала, что обязательно переделает его на "маму папину" и выучит со своими внуками. В доме отдыха был концерт детского хора отдыхающих. Меня тоже поставили на сцену. Я была самой маленькой исполнительницей. Только почему-то микрофон дали не мне, а мальчику рядом со мной. Мы пели: "Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам..." В конце выступления всем раздали пластмассовые рыбки. Моя рыбка долгое время купалась со мной в ванной.
Бедный папа не мог слышать моего "пения". Нет, слова я пела правильно, хотя понять можно было только через переводчика, а мелодии не было абсолютно. Ну с первым справились с помощью логопеда. А со вторым... "Её не возьмут в музыкальную школу!" "Как Вы можете с ней заниматься?" - задавал папа вопрос учительнице Валерии Алексеевне Добринской, которая взялась подготовить меня в музыкальную школу. Валерия Алексеевна, замечательный педагог, преподающий до сих пор в городе Химки под Москвой, объясняла папе, что неумение владеть голосом и слух - это разные понятия. Благодаря её подготовке меня взяли в 6-ую музыкальную школу, которая находилась на территории Городского парка им. Горького. Я целый год проучилась у Валерии Алексеевны (это был подготовительный класс). А потом Валерия Алексеевна уехала, передав меня своей коллеге. Её имени я не запомнила. Когда в первом классе у меня была сломана нога, мама на детской коляске возила меня в музыкальную школу. Но новая учительница фортепиано в какой-то момент предложила маме забрать меня из музыкальной школы на год. "Валерия Алексеевна оставила мне Свету как талантливую девочку, но я никакого таланта не вижу, наверное она должна подрасти".
(на фото - Добринская Валерия Алексеевна с ученицей )
И тогда мама обратилась к своей хорошей подруге Майе Михайловне Драпкиной, первой скрипке Саратовской филармонии и преподавателю Детской музыкальной школы при ж/д номер 1. Мама попросила найти мне педагога не для концертной деятельности, а для игры "для души". И Майя Михайловна привела меня к коллеге в своей школе. Эта школа, кстати, была и ближе к нашему новому адресу - на площади возле железнодорожного вокзала. Мою замечательную, чудесную, прекрасную, молодую и талантливую новую учительницу звали Завалишина Ирина Юрьевна. Это была высокая красивая одухотворённая женщина-педагог, любящая одинаково музыку и нас, её учеников. Теперь я понимаю, что от преподавателя зависит если не всё, то очень многое. У меня снова нашёлся потерянный талант. Я продолжила учиться музыке.
На снимке первый ряд слева направо - я, Альфия, Вика, второй ряд - учительница Ирина Юрьевна, моя мама, Викина мама.
А во дворе всезнающие и вездесущие бабушки-соседки с лавочки перед подъездом называли меня "девочка, которая поёт". Оказывается, я пела и по дороге в школу, и просто не по дороге никуда, ни на кого не обращая внимания. Как-то я этого не запомнила кроме того, что меня однажды остановили эти бабушки и похвалили, что не ношусь по двору сломя голову, как другие, а пою себе тихонечко, никого не трогаю.
Вспоминается такой эпизод. По дороге из музыкальной школы с сумкой-портфелем на молнии, где у меня лежали все мои ноты, я встретила соседку с третьего этажа моего подъезда, Лену, которая была на пару лет старше меня. "О! Сумка, как хорошо!" - сказала она. "Пошли с нами, мы собираем макулатуру, знаем, где есть много газет, но нечем их перенести. Ты нам поможешь". Они нагрузили кучу газет, пришли в школу и сдали их в макулатуру. Я и не почувствовала, что моя сумка значительно облегчилась. Они сдали в макулатуру и мои ноты, которые было так трудно достать! Не все, только часть. Но часть из этой части была библиотечная. Это была катастрофа. Часть нот удалось восстановить. Но те, которые были в моей сумке, так и ушли в макулатуру. Сама виновата!
С детства я слушала пластинки, которые мама покупала для меня. Помню пластинку "Золушка" с музыкальной композицией под музыку балета Прокофьева. Её я нашла под ёлкой вместе с другим подарком от Деда Мороза - зелёненьким автоматом "Огонёк", о котором я мечтала. Надо сказать, что в детстве лет до 6-ти я почти не играла в куклы. Я обрадовалась автомату, но недоумевала отчего же Дед Мороз не знает, что пластинки меня не интересуют?! На пластинках, которые я слушала дома, были также музыкальные сказки, песни, а потом целое собрание опер, которыми я увлеклась уже в старших классах.
Самым сложным предметом в музыкальной школе было сольфеджио. Особенно когда пошли диктанты. Учитель закрывала клавиши книжкой и наигрывала мелодию. А мы в нотных тетрадях должны были записать то, что услышали. Из года в год диктанты становились сложнее и сложнее - в плане тональности, ритма. А потом, уже перед окончанием, нам дали написать несколько двухголосных диктантов. Я всегда писала их хорошо. Первыми с заданием справлялись скрипачи - вот у кого был абсолютный слух. Я была следующей. Но помню - не сдавала сразу, чтобы ещё раз перепроверить, что всё записано верно.
Раз в четверть в муз. школе был экзамен. На самом деле это был концерт, но в конце него комиссия выставляла оценки. Мне ставили пятёрки. Мне очень повезло, что от нервов у меня никогда не потели руки, как у некоторых моих соучениц, поэтому руки не срывались с клавиш. Однажды перед каким-то смотром я играла сонату. Структура её была такой: первая часть, проигрыш, вторая часть, второй проигрыш и снова первая часть с завершением. Когда играешь произведение наизусть, голова не думает о том, что сыграть следующим, она думает о самом произведении, эмоциях, темпе, громкости звука (у каждого инструмента свои характеристики, и нужно подстраиваться по-особенному). Играют пальцы, это моторная память. У меня до сих пор через 30 лет моторная память сохранила кое-какие произведения. Играть можно вслепую, даже в темноте. Пальцы помнят позицию на клавиатуре. И вот на том концерте играю первую часть, проигрыш, вторую часть, проигрыш.... И понимаю, что я играю не тот проигрыш, что надо, а тот, который уже был. Ничего, играю вторую часть опять, перехожу на проигрыш, и понимаю, что руки принялись играть опять не тот проигрыш. Тогда я делаю какое-то своё арпеджио, переход в нужную тональность и... перехожу к первой части, которая должна играться в финале. Вроде, никто не заметил. Кроме тех, кто знал это произведение. Бедный композитор, наверное, перевернулся в гробу. Ведь это же чудовищное неуважение - вступить в соавторы с известным композитором! (не помню перед кем извиняться - Моцартом ли Бетховеным). Но что поделаешь? Я же не специально! Отыграла, поклонилась и вышла, спряталась за дверью. Скоро объявили перерыв. Помню - дверь открыли, поэтому меня за ней видно не было. Выходит Ирина Юрьевна: "Где она? Убить её мало!" "Ну всё, я попала", - думаю. А подружки моей учительницы, Ирина Николаевна и Елена Николаевна, тоже преподаватели фортепиано, смеются. Я поняла, что и Ирина Юрьевна смеётся. Ведь я "выкрутилась". Меня отобрали представлять нашу школу в этом смотре. Но на смотре я уже не ошиблась!
Хор. Хор был обязательным атрибутом музыкальной школы. Когда нас прослушивали, у меня не было ярко выраженного голоса, поэтому буду я петь во 2-ых сопрано или в 1-ых альтах дали решать мне. Я попросилась в альты - во-первых, рядом с подружкой, во-вторых, ближе к инструменту - было видно клавиатуру рояля, мне это нравилось. Честно? Очень хотелось быть солисткой, но у меня был тихий голосок, зато пела я чистенько. Помню со мной всегда ставили кого-нибудь более голосистого и наказывали: "Слушай её". Это был мой "усилитель". Пение в средней партии тоже помогало развитию слуха - в этой партии обычно нет главной мелодии - она у самой высокой партии, в результате слушаешь её, а поёшь что-то своё. Это помогало и на сольфеджио при написании диктантов.
В 1980 году в театре оперы и балета им. Чернышевского проходило празднование 110-летия Ленина. А мне было почти 10 лет. Мы с нашим хором в составе сводного хора из всех детских хоров музыкальных школ исполняли что-то патpиотическое сначала со сцены, а потом стоя между рядов театра. Дирижировал этим сводным хором дирижёр-хоровик из моей бывшей муз. школы номер 6, кажется Юрий Николаевич. Я помню, мы, дети, замирали от того как он нам нравился как учитель, несмотря на то, что половина его лица была покрыта красным родимым пятном (поначалу я его боялась, но это только до того как он стал разговаривать). По крайней мере мне так запомнилось. Я ещё не была пионеркой, а на концерте все должны были быть в галстуках. Помню как сомневалась имею ли я право одеть галстук, не вступив в пионеры. Взрослые всё решили за меня. Сказали, что ради такого события - можно. Там же, на репетициях я впервые увидела вблизи балерин. Их было четыре, и они наверное танцевали "Танец Маленьких лебедей". Я ужаснулась от того, каким худыми были эти немолодые тёти с огромными приклеенными ресницами. Одна из них курила в коридоре. Позже, когда уже подросла, я видела как завораживающе и грациозно эти (а может уже другие) лебеди плывут по сцене. "Искусство требует жертв". Это да.
В старших классах муз. школы уже не было хора. На ансамбле мы играли в четыре руки с девочками своего уровня. На аккомпанементе - аккомпанировали певицам известные русские романсы и арии из опер и оперетт. Мне это очень нравилось. Мою певицу звали Нина Ковалёва. У неё было очень высокое сопрано, и дома было сложно мурлыкать её партию. Тем более, что я знала, что у меня альт, то есть низкий голос. (Я как-то позабыла, что это был мой выбор). На музыкальной литературе мы изучали историю музыки, жизнь композиторов, исполняли (кто мог) отрывки из изучаемых произведений, представленных в книжке по муз. литературе. В классе по сольфеджио и муз. литературе были не только пианисты, но и скрипачи, и наверное ребята с других инструментов (не помню каких). Сольфеджио вела Альбина Владимировна, директор школы. Муз. литературу - Анна Львовна Лозовская. Ансамбль - Светлана Андреевна (?) Земцова.
Я очень хотела заниматься на скрипке. Но Ирина Юрьевна, моя учитель, считала, что это испортит постановку рук пианистки, и была категорически против. Кроме того мамина подруга Майя Михайловна, преподаватель скрипки, сказала, что она "своих" не учит. Она меня очень любила, и, видимо, боялась, если вдруг на уроке придётся повысить голос. Так скрипка осталась в моих мечтах. Эту мечту воплотил в жизнь мой старший сын - в американских школах в 4-ом классе преподают групповые занятия на струнных, в пятом - на духовых. Таль отыграл один концерт в школьном оркестре на скрипке, и заявил, что это "не его". Его учитель слала мне письма, что я должна остановить сына, что бросать скрипку с таким слухом - преступление. Но мои мальчики все имеют своё мнение, что, наверное, хорошо.
Чтобы не потерять технику, летом, живя на Шумейском острове на турбазе от папиной работы, мы с мамой садились в лодку и гребли на другой берег, чтобы попасть в дом отдыха, где был инструмент. Там я могла позаниматься. Мы делали это каждый день. Как-то раз в актовом зале дома отдыха я познакомилась с пожилой женщиной Ниной, которая была там со своей семиструнной гитарой. В обмен на обучение игре на фортепиано она показала мне несколько аккордов на семиструнке. Мы встречались несколько дней, а на память она подарила мне свою фотографию с гитарой и самым настоящим морским царём с трезубцем.
выпуской класс музыкальной школы
Выпускной класс моей музыкальной школы совпал с первым годом в физико-математической, он же был и выпускным для некоторых - 8-ой класс. Лишним будет сказать, что были ученики, которые не справлялись с нагрузкой и уходили в свои старые школы. Нелегко было и мне. Я должна была подготовить две концертные программы - в середине года и в конце. Программы по сольфеджио и муз. литературе тоже не упрощались. В какой-то момент я даже спросила у мамы как она смотрит на то, что я оставлю музыкальную школу. Надо отдать должное маме - она, понимая всю мою серьёзность, не настаивала. Она посоветовала подумать, ведь обидно не получить диплома, когда столько пройдено. И я приняла решение не бросать. Таким образом, в 1984/85 уч. году у меня было два выпускных класса. И я справилась с обоими. Кое-кто в музыкальной школе был удивлён, что я не собираюсь идти в училище. Видимо, были предпосылки. Но математика перевесила.
(На снимке - выпуской класс музыкальной школы слева направо - Вика, я, Ирина Юрьевна, Альфия, Вика. У Ирины Юрьевны в том году была огромная нагрузка - сразу четыре выпускницы!)
Мой младший брат закончил Центральную музыкальную школу по классу кларнета. Он был более талантлив в музыке, чем я. Большое удовольствие я получала от участия в нашем семейном трио - фортепиано, мандолина, кларнет. Мы исполняли "Жаворонка" Глинки и другие произведения, к которым у нас были ноты. Причём, по нотам играла только я, папа и Дима могли подобрать свою партию на слух. Нашим слушателем была мама. Думаю, и для неё это было подарком и удовлетворением (надо спросить), ведь сбылась её мечта - её дети получили музыкальное образование.
Надо сказать, что на протяжении всей своей жизни я, когда не было доступа к инструменту, искала, где бы можно было поиграть. Дома у нас стояло фортепиано "Волжанка", купленное специально для меня. В Москве в институте инструмент был в актовом зале, и когда никого не было я оккупировала его и играла то, что помнили руки, пыталась импровизировать. Однажды, когда в актовом зале главного корпуса на Пироговке, где стоял инструмент, шёл ремонт, рояль перенесли в художественную студию, на "Парнас" (так называлось помещение на самом верхнем этаже здания, где проходили уроки рисования факультета общественных профессий). Преподаватель Михаил Максимович как только я появлялась в дверях говорил: "Играй!" И я подбирала для моего дорогого педагога "Вечерний звон", который он любил слушать. В Израиле я купила гитару, красивую испанскую с романтическим названием Адмира Севилла. Она и сейчас служит мне верой и правдой. В Америке я сначала купила недорогое электрическое пианино, но, поняв, что это совсем не то, приобрела полноценный инструмент китайского производства с отличным звуком и держащий строй много лет. Через друзей-музыкантов восстановила ноты тех произведений, на которых остановилась тогда, в 85-ом. И... иногда "балуюсь". Любовь к музыке - это навсегда. Игра снимает стресс, поднимает настроение, восстанавливает энергию. У меня это так.
Однажды я попала на семинар учителей иврита под Москвой. На семинаре была женщина-преподаватель музыки, закончившая консерваторию, которая могла бы аккомпанировать участникам семинара, когда разучивали песни на иврите, но она сказала, что устала - куда бы она ни ехала, везде одно и то же - она вынуждена была аккомпанировать. На этот раз о том, что она это умеет, она почти никому не сказала. Попросили меня. Что делать? Я сказала, что попробую. Проба оказалась успешной. Но я знала - если что - меня выручит профессионал.
И совершенно неожиданно мне довелось получить приз в $100 за 2-е место в конкурсе талантов на работе. Меня избрали... (да что уж там - будем называть вещи своими именами) "козой отпущений" от проекта. 1-е место красиво отдали заказчику, исполнявшему свою песню в стиле "кантри" под гитару. Конкурс проходил на корабле. Я планировала игру на белом рояле по нотам (для пущей важности). Теперь-то бы я не подвела Бетховена! Но... торжество перенесли на другую палубу, где не было рояля, а только маленькое электронное пианино. Где наша не пропадала?! Исполнила "пурпури" из известных популярных мелодий.
Мне повезло: я никогда не занималась через силу или через "не хочу", музыка мне всегда нравилась. Бывало всякое - иногда, не подготовившись к уроку как надо, я расстраивала учительницу, а она расстраивала меня. Но у меня никогда не опускались руки - я возвращалась домой после неудачного урока и учила неподдающееся произведение до состояния, что прогресс был заметен уже на следующем уроке. Я знаю, что есть люди, которые заканчивают свою музыкальную школу, кладут диплом на стол перед родителями и говорят: "Вот! Никогда больше!" Наверное их родители или педагоги перестарались. Я же благодарна и маме, и моим замечательным педагогам за то, что они не навредили, не убили мою любовь к музыке, а наоборот - развили её во мне так, что она стала поддержкой на долгие годы.
************
Сонатa
Арпеджио и звуки cнова, снова
Огонь зажжён - не силься, не туши,
Ты следуешь стремлениям души
И чувству отдаёшься, что ж такого?
Вот, замирая, бьётся еле-еле
В груди твоей знакомый метроном,
Беззвучно губы молят об одном:
Чтоб звуки эти дольше не сгорели.
Напрасно зренье: в холод или в жар
Неведомою силой - поминутно,
Не понимаeшь - вечер или утро,
Мечты твои, как ангелы, кружат.
Забытой песни новая волна,
На берег набежав, с тобой сольётся,
Ракушки памяти собрав в горсти, смеётся,
Дождём разлук их обратит она.
Сонаты не созвучия - цветы,
Соцветия, созвездия создали
И эхо, стражa верного педали,
И грёзы, слёзы, радость и мечты.
По телу разольётся, как вино,
Восторг, смятенье, всё случится сразу -
И кажется, что ты теряешь разум,
Но высшее понять взамен дано.
Из звуков и беззвучия, из тьмы,
Из света, святости и святотатства
Родится нечто, чтоб с тобой остаться,
В душе, в мечтах, в блаженном слове "мы".
Арпеджио, три звука... Hе проси
Ни слова, ни тепла благословенья,
И только поздней звёздочкой прозренья
В подсвечнике простая тает си.