|  | 
 | 
|  | В римском Пантео́не — множество богов. Религия римлян — это политеизм. | 
|  | Однако, если посмотреть на богов-олимпийцев (которые, согласно римским представлениям, осуществляют власть над миром), то увидим, что все они предсталяют собой — одну семью. | 
|  | Верховный бог — это Юпи́тер. Кроме него, Олимпийцами являются его братья — Плуто́н и Непту́н, 
его сёстры — Цере́ра и Юно́на, его дети — Аполло́н, Диа́на, Мине́рва, Вене́ра, Ма́рс, Мерку́рий, Вулка́н и Диони́с. | 
|  | Юпи́тер, братья, сёстры, дети. Одна семья. | 
|  | То есть, римская религия — это, конечно, политеизм, но какой-то странный политеизм. В принципе, в определённой степени сказать, что и у римлян — монотеизм. | 
|  | Почему бы не сказать, что и у римлян один бог — Юпи́тер? Просто создавший себе — бессмертных сестёр, братьев и детей. | 
|  | Чтобы не быть на Оли́мпе в одиночестве. | 
|  | Очень интересно, каким же способом Юпи́тер воскресил своих сестёр и братьев? 
Рассказывается, что ветхозаветный пророк Ио́на был проглочен китом и провёл три дня и три ночи в чреве у кита, а потом оказался живёхонек. | 
|  | Но разве это — чудо? | 
|  | Братья и сёстры Юпи́тера были проглочены отцом-Сату́рном. И провели в чреве Сату́рна гораздо больше времени. | 
|  | Отец-Сатурн проглатывал своих детей по одному. Рождался один ребёнок. И пропадал во чреве своего отца. Рождался следующий. И его ожидала та же участь. | 
|  | Сколько времени проводил проглоченный ребёнок в чреве отца-Сату́рна? Точно не три дня. Больше. Много-много больше. | 
|  | Что должно было бы сделаться с ребёнком, который столь долгое время находился бы в чьём-нибудь чреве? Он разложился бы на молекулы. На составляющие. Его было бы не собрать. | 
|  | Разве не чудо, что Юпи́теру удалось собрать своих сестёр и братьев, разложенных на молекулы? | 
|  | Бессмертный бог Непту́н, брат бессмертного Юпи́тера, был когда-то во чреве отца-Сату́рна, где провёл не один день, не два и не три. | 
|  | И также Плуто́н, будущий владыка подземного мира. И также Цере́ра, будущая богиня плодородия. 
И также Юно́на, будущая великая супруга Юпи́тера, преследующая многих смертных и бессмертных, от матери Аполло́на и Диа́ны до Геркуле́са и Эне́я. | 
|  | Вот — настоящее чудо: воскрешение Юпи́тером Плуто́на, Непту́на, Цере́ры и Юно́ны. | 
|  | Как же это произошло? Отец-Сату́рн — это могущественное божество. 
Разве окрепший Юпи́тер подошёл к отцу со словами: «Всё, отец, довольно ты глумился над моими братьями и сёстрами. Возвращай их!» | 
|  | И разве бы Сату́рн послушался? Он, всесильный бог, послушался бы своего сына, обретшего силу? | 
|  | Можно фантазировать о том, каким образом произошло воскрешение сестёр и братьев Юпи́тера. | 
|  | Думаю так: воскрешение сестёр и братьев Юпи́тера — это аллегория. | 
|  | Смысл же этой аллегории такой: Плуто́н, Непту́н, Цере́ра и Юно́на — это предшественники Юпи́тера. 
Им самим не удалось совершить то, удалось совершить затем Юпи́теру, а именно избежать участи сгинуть в чреве отца-Сату́рна, их породившего.
Однако, не будь у Юпи́тера предшественников, и ему не удалось бы совершить то, что он совершил. | 
|  | Всякий человек, обладает не только достоинствами, с которыми он появился на свет, но также и опирается на опыт своих предшественников,
а, используя опыт тех, кто шёл впереди него, человек воскрешает к жизни своих учителей и предшественников. | 
|  |  | 
|  | Разве любимые стихи не воскрешают к жизни своих авторов? | Цветок засохший, безуханный,
 Забытый в книге вижу я;
 И вот уже мечтою странной
 Душа наполнилась моя:
 Где цвел? когда? какой весною?
 И долго ль цвел? и сорван кем,
 Чужой, знакомой ли рукою?
 И положен сюда зачем?
 На память нежного ль свиданья,
 Или разлуки роковой,
 Иль одинокого гулянья
 В тиши полей, в тени лесной?
 И жив ли тот, и та жива ли?
 И нынче где их уголок?
 Или уже они увяли,
 Как сей неведомый цветок?
 | 
 | 
|  | Разве эти строчки не оживляют живого человека? Вот же он — перед нами! Живой! Такой, какой был при жизни, выпаливающий миллион вопросов в секунду, задумывающийся над судьбой засохшего цветочка! | 
|  | Он собрал при жизни чудесный гербарий! Он заботливо засушил свои цветочки и разложил их между листочками книжечек. И эти засохшие цветочки — живые. 
Живые, как и сам он, живой (хотя и покинул землю много лет назад). | 
|  | Есть и другие, оставшиеся в живых. Их много — тех, кто остался жить на земле, не смотря на то, что покинул её. | 
|  | Даже если эти люди живут не слышной жизнью, даже если цветы этих людей хранятся в старых книжках, засохшими, читатели могут воскресить эти цветы, и это не чудо. 
Засохший цветок может воскреснуть и расцвести прямо перед глазами изумлённого читателя! | 
|  | А наши любимые? Разве они не остаются жить в нашем сердце? | О милых спутниках, которые наш свет
 Своим сопутствием для нас животворили,
 Не говори с тоской: их нет;
 Но с благодарностию: были.
 | 
 | 
|  | Были! Есть! И всегда будут, пока будет наше сердце! | 
|  |  | 
|  |  |