| |
|
Время текло незаметно в неспешных беседах.
Вдруг незаконными криками пир омрачился.
Это Фине́й, вожделевший руки Андроме́ды,
Жаждет нарушить спокойствие, жаждет войны. |
|
В свадебный зал он ворвался, копьём потрясая
И рассыпая угрозы Персе́ю и прочим.
«За похищенье невесты моей ты ответишь!
И не поможет всевластный Юпи́тер тебе!» |
|
Крикнул Кефе́й, возмущённый безумием брата:
«Разве Персе́й у тебя Андроме́ду похитил?
А не Аммо́н, порождение бездны солёной?
Если б ни подвиг Персе́я, бедняжке не жить! |
|
Если считаешь себя женихом обойдённым,
Где был твой меч и отвага, когда Андроме́ду
Цепью к скале приковали для лютого змея?
Биться с Аммо́ном не вызвался ты почему?» |
|
Миг лишь один в замешательстве пробыл безумец.
С силой копьё он метнул в направленье Персе́я.
Мимо! Бесспорно, сразил бы Персе́й негодяя,
Но промахнулся и он. И другого убил. |
|
Кровь оросила столы. Возмущённые гости
Смерти желали Кефе́ю. И зятю-убийце.
Вышел из дома Кефе́й. К небесам обратился.
Буйству противился он. И войны не хотел. |
|
Брани богиня прикрыла эгидою брата.
Дух в нём окреп... Бой меж тем продолжался, кровавый.
А́тис, индиец, там был, красотой знаменитый,
Дочерью Га́нга рождённый в хрустальной воде. |
|
Юный, шестнадцатилетний, охотник умелый.
Также сражён был Персе́ем в бессмысленной схватке.
Друг, Ликаба́нт, ассириец отмстить вызывался,
Но и его умертвил разъярённый Персе́й. |
|
Внуку Акри́зия в сердце вонзает железо.
Амфимедо́на убил. И сие́нца Форба́нта.
Кратер тяжёлый разбил об Акто́рова сына.
Полидаймо́н поражён, Флегиа́т, Абари́д... |
|
Струсил Фине́й. Не решается в схватке открытой
С гневным Персе́ем сразиться. Алтарь укрывает
Слабого духом зачинщика битвы бесславной.
Действует исподтишка нечестивый Фине́й. |
|
Дротик метнул во врага, но убил не Персе́я.
И́да, отвергшего бой, безоружного мужа.
И́д, обескровлен, упал, не ответив злодею.
Пал от Климе́на — Оди́т, от Линки́да — Гипсе́й. |
|
Эматио́н, почитающий истину старец,
Вышел вперёд, всех враждующих увещевая.
У алтаря он стоял. Но Хроми́д вероломный
Голову старцу отсёк. Пала та на алтарь. |
|
Пали два брата — Аммо́н с близнецом Бротеа́дом,
Непобедимые прежде в сраженьях кулачных.
Что кулаки для меча? Бесполезное средство.
Братьев мечом заколол нечестивый Фине́й. |
|
А́мпик, священнослужитель, сражён в подлой битве.
И Лампети́д, музыкант и певец знаменитый.
Пе́ттал убил музыканта, но — скоро возмездье! —
Череп убийце разнёс возмущённый Лико́рм. |
|
Вот распростёрт Менале́й, за Персе́я стоявший.
Ранен смертельно Дори́л, богатейший хозяин.
И Этио́н, что грядущее видел когда-то.
Множество сильных мужей пали в бойне слепой... |
|
Больше, однако, живых было в свадебном зале.
Общее было стремленье победой закончить
Бой разгоревшийся. С задних рядов напирали.
Тёща и тесть понапрасну вопили в сенях. |
|
Вот — окружают Персе́я и тех, кто с ним рядом.
Тысяча грозных врагов и Фине́й нечестивый.
Доблесть уступит вот-вот многочисленной рати.
«Помощь найду у Горгоны», — Персе́й произнёс. |
|
«Дру́ги, скорей отвернитесь!» — сказал, и над всеми
Голову поднял Горго́ны рукою могучей.
«Нет, поищи-ка других, кто поверил бы сказке», —
Те́скел воскликнул. И мраморной глыбой застыл. |
|
А́мпик мечом замахнулся, но так и остался
Окоченевшим, озлобленным, страшным и мрачным.
«Что, малодушные, встали!», — брани́т их Эри́ке.
Только и он, на Горго́ну взглянув, камнем стал. |
|
Был Аконте́й. За Персе́я сражался отважно.
Но не отвёл он глаза и Горго́ну увидел.
Каменным стал, как другие. Их всех перечислить
Долго по имени. Двести там было мужей. |
|
Двести мужей неподвижных! Фине́й растерялся.
Он наконец пожалел о неправедной битве.
Только уже не вернуть ни застывших, ни павших.
«Ты победитель, Персе́й! Отврати грозный лик!» |
|
«Не беспокойся, Фине́й, я тебя не обижу.
Сердце мечом не проткну. Но, как памятник некий,
Будешь всегда на виду в доме нашего тестя.
Будешь всё время супругу мою веселить». |
|
Взял ядовитую голову грозной Меду́зы, —
И, как ни тщился Фине́й отвернутся от лика,
Этого сделать не смог: по желанью Персе́я
Встретился взглядом с Меду́зой ничтожный Фине́й. |
|
Что же? Врагов победив, вместе с милой супругой
К отчему дому Персе́й отправляется вскоре.
Пре́т был владельцем поместья. Акри́зия-брата,
Деда Персе́ева, выгнал из стен родовых. |
|
С Пре́том покончил Персе́й. Тот не вынес Меду́зы...
...После Персей посетил Полиде́кта в Сери́фе.
Это ж правитель Сери́фа Персе́я отправил
За головою Горго́ны в опасный поход. |
|
Царь и не верил тому, что Персе́ю удастся
Сладить с Горго́ною. Думал, что лживую сказку
Выдумал юноша. И — насмехался открыто.
Что ж? Перед смертью увидел её страшный лик! |
| |
|
...С братом своим златородным была неразлучна
Дева Трито́ния. Но — в лёгком облачке света,
Бросив Сери́ф, через море отправилась в Фи́вы.
На Гелико́н, к обиталищу чистому Дев. |
|
Там обратилась с почтением к сёстрам учёным:
«Весть об источнике новом до нас долетела.
Том, что копытом пробил Быстрокрылец Медузы
В твёрдой породе. Хотела б взглянуть на него!» |
|
Ей отвечала Ура́ния: «Гостьей желанной
Будешь всегда нам, богиня, за чем ни пришла бы».
И подвела её к месту, где влага струилась.
К месту, где скальную твёрдость нарушил Пега́с. |
|
Долго дивилась Трито́ния водам священным.
Своды пещер наблюдала, леса вековые.
Долго богатством лугов любовалась богиня,
Множеством дивных цветов, распустившихся там. |
|
Налюбовавшись, счастливыми Муз называла.
И отвечала одна: «Если б к бо́льшим деяньям
До́блесть тебя не влекла, ты, возможно, примкнула б
К нашему хору. Спокойней жило́сь нам тогда. |
|
Наша прекрасна судьба, но нередко опасность
Нам угрожает. Ещё не забылся недавний
Случай, когда нечестивец хотел вероломно
Нас обесчестить. Насилу спастись удалось. |
|
Царь Пирене́й его звали. Мы шли в наши храмы.
Дождь собирался. Укрыться от злой непогоды
Нам предложил, уверяя, что чтит нашу святость.
После грозы мы хотели уйти. Дверь закрыл. |
|
Мы избежали беды. Что нам дверь? Мы крылаты.
Он, безрассудный, за нами хотел увязаться.
Сбросился с башни. Разбился, конечно, о камни.
Кровью прокля́той прекрасную землю залил». |
| |
|
Тут из высоких деревьев послышался голос.
Все посмотрели наверх: на людские похожи
Звуки негромкие. Чьи же они в свежей кроне?
Были то птицы! Беседа соро́к привлекла. |
|
Девять соро́к прилетело. Расселись на ветках.
Музы тогда рассказали Трито́нии славной,
Что породил их Пиэ́р на равнине пелле́йской,
Мать им Эви́ппа была. Сёстры как-то пришли |
|
К Му́зам в долину. «Они состязаться решили.
«Сладостью ложною по́лно народ привлекать вам, —
Так говорили они, — ни искусством, ни звуком
Мы не уступим. Нас девять сестёр, как и вас. |
|
Если вы нас превзойдёте, равнины возьмёте —
Вплоть до заснеженных гор, а не сможете если,
Нашим пусть станет родник с Агани́ппой гиа́нтской.
Нимфы пусть судьями будут. Ну что? По рукам?» |
|
Спорить нам стыдно с такими. Но хуже — не спорить.
Выбрали нимф. Те судить поклялись беспристрастно.
Дева, которая вызвала нас, начинает.
Первой, без жребия, славу Гигантам поёт |
| |
|
Славу Гигантам поёт, а богов — умаляет.
Будто Тифе́й, из подземного царства пришедший,
Страха нагнал на бессмертных, и те убежали
К тёмному Нилу, таились в его рукавах. |
|
Будто туда заявился Тифе́й. И бессмертным —
Скрыться пришлось под обманными видами. «Даже
Стада вождём стал Юпи́тер, Юно́на — коровой,
Рыбой — Вене́ра, и во́роном сделался Феб. |
|
Отпрыск Семе́лы козлом был, и кошкой — Диа́на.
И́бисом-птицей — Мерку́рий». Окончена песня.
Звуки кифары стихают. С последнею нотой
В роще зелёной Мине́рву заметили все. |
|
«Мы, госпожа, соревнуемся. Коль неприятно
Слушать тебе, перестанем». «О нет, продолжайте», —
Молвит Мине́рва, под тенью прохладной садится.
Встала тогда Каллио́па и петь начала: |
| |
|
«Первой Цере́ра коснулась нетронутой пашни.
Первой — земле принесла благодатную пищу.
Первой — законы явила, дары получила.
Буду её воспевать, нашу добрую мать. |
|
Остров Трина́крия грузом давил на Гигантов.
Древний Тифе́й, усмирённый, восстать угрожает.
Но авсони́йский Пело́р держит правую руку.
Ноги придавлены. Голову Э́тна гнетёт. |
|
Тщетно Тифе́й напрягает гигантские жилы,
Ртом извергает песок и огонь изрыгает,
Тщетно старается сдвинуть высокие горы
И города разметать по огромной земле. |
|
Только трепещет земля от усилий гиганта.
Впрочем, порой повелитель безмолвного мира
В страхе заходится: вдруг да разверзнется суша,
Свет в его царство проникнет, покой пропадёт. |
|
После больших потрясений на чёрной повозке
Царь объезжает владенья свои, наблюдая,
Нет ли обвалов, спокойно ли в сумрачном мире.
Если опасности нет, возвращается он. |
|
Как-то Вене́ра следила за этим осмотром.
С сыном потом говорила о сложностях жизни.
Что разделили владенья бессмертные боги,
И уменьшается власть у небесных богов. |
|
«Лук свой возьми, Купидо́н; в грудь подземного бога
Быстрые стрелы направь! Поразмысли: Диа́на,
Да и Мине́рва за ней, — отошли от природы.
Ладно ль, коль девствовать будет Цере́рина дочь? |
|
С дядей богиню сведи, ради общего блага», —
Сына просила Вене́ра. Послушался юный.
Верной стрелою пронзил сердце мрачного Ди́та.
Тонкой и лёгкой стрелою, острейшей из всех. |
|
Озеро Перг есть вблизи укреплений генне́йских.
Рощи везде окружают прозрачные воды.
Там Прозерпи́на резвилась, укрывшись от зноя.
Царь подземелья, влюблённый, похитил её. |
|
Ловок и скор царь подземного тёмного мира.
Перепугал Прозерпи́ну, в смятенье богиня.
Мать вспоминает, к подругам напрасно взывает.
Ветер из ручки ослабшей уносит цветы... |
| |
|
Кони несутся. Торопится Дит-похититель.
Мимо священных озёр, мимо серы бурлящей,
Мимо отрогов крутых, мимо местности древней,
Где Киане́я, чудесная нимфа, жила. |
|
Вот поднялась Киане́я над водным простором.
Деву узнала. «Нет-нет! Не проедете дальше!
Зятем Цере́ры не станешь, презрев её волю.
Грубою силой супругу себе не берут!» |
|
Руки расширила нимфа, закрыла дорогу.
Не пропускает. Разгневался царь подземелий.
Гонит коней. Скиптр кидает могучей рукою:
Та́ртар открылся, в провал колесницу забрав. |
|
Холод безмерный коснулся души Киане́и:
Не помешала великому злу совершится.
Ходит и плачет. Огромная тяжесть на сердце.
И — утончается телом, слабеет она. |
|
Кости утратили твёрдость. Уже вместо крови
Льётся вода в изменившихся жилах прозрачных.
Вот — уже нет ничего от неё в плотном мире.
Воспоминанья — и те угасают совсем. |
|
...В ужасе мать ищет след Прозерпи́ны пропавшей.
Ге́спер не видит её. И Авро́ра не знает.
Ветви горючей сосны запалила богиня.
С ними и ходит без отдыха в тьме вековой. |
| |
|
Раз, после нового дня, после поисков тщетных,
Жажда её стала мучить, великая жажда...
Только уста освежить в этой местности нечем.
Хижину видит. Стучится в невзрачную дверь. |
|
Двери открыла старушка. Ячменный напиток
Гостье она преподносит. А дерзкий мальчишка
Перед Цере́рою встал и назвал её жадной.
И, оскорбившись, богиня облила его. |
|
Пятнами тело покрылось. Уж он не смеётся.
Сжался в размерах. Стал ящерки малой ничтожней.
Хвост появился. И лапы. В какую-то норку
Он убежал, изумлённую бабку забыв. |
| |
|
...Трудно весьма передать, сколь блуждала Цере́ра.
Все уголки исходила. Была у истоков.
Тщетно! Но вот в той стране, где жила Киане́я,
Пояс нашла, погружённый в святой водоём. |
|
Если могла бы, поведала б нимфа Цере́ре,
Как поясок Прозерпи́ны в воде оказался.
Но и сама догадалась великая матерь,
Что дочь похищена (только неведомо кем). |
|
Что говорить, убивается в горе Цере́ра.
Землю она проклинает. Особенно место,
Где обнаружила знаки беды совершённой.
Нивы бесплодными стали, посевы легли. |
|
Чахнут растения. То — от дождей, то — от ветра.
Сорные травы мешают пшеничным культурам.
Тень запустения всюду. Уныние. Горечь.
Гибнет природа. Животные гибнут за ней. |
|
Нимфа из вод показалась. Просила Цере́ру:
«Мать урожаев земных, пощади нашу землю.
Недра открыла земля против собственной воли.
Не заслужила погибели. Гнев усмири. |
|
Я расскажу о себе, если будет возможность,
Если захочешь послушать рассказ Арету́зы,
Если лицом просветлеешь, от бед отрешишься.
Ныне, богиня, скажу тебе только одно: |
|
Здесь я в гостях, протекаю в пещере глубокой.
Видела и Прозерпи́ну глазами своими.
Стала могучей супругой подземного бога.
Вечная маска печали у ней на лице». |
|
Долго стояла Цере́ра под тяжестью новой.
Будто небесные громы над ней раздавались...
...На колеснице знакомой в эфир воспарила.
Перед Юпитером встала, власы распустив. |
|
Тучами скрыто лицо. Голос твёрд, но прекрасен:
«Дочери ради сюда я пришла, повелитель.
Ради твоей Прозерпи́ны, коль помнишь об этом.
Если ты к матери глух, пожалей хоть её. |
|
Дочь я нашла (коль найти означает утратить,
Если находкою знанье объявит пропажу).
Если вернётся дочь наша — прощу похищенье!
Разве грабителю ровня Юпи́тера дочь?» |
|
Ей отвечал Громовержец: «Обоих забота
Наше с тобою дитя. Но взгляни справедливо:
Нам их союз не обиден, а зять — не постыден.
Благословляет союз их — святая любовь. |
|
Жребием только Подземный Юпи́тера ниже.
Много великих достоинств у нашего брата.
Если так просишь, вернётся в эфир Прозерпи́на,
Но — если пищи нездешней не ела она. |
|
Так предусмотрено Парками в вечных законах».
Что же решила Цере́ра? Вернуть Прозерпи́ну!
Но воспрепятствовал рок, ибо юная дева
Пост разрешила, попробовав яблочко там. |
| |
|
Только один Аскала́ф её видел при этом,
Сын Ахеро́нта и О́рфны, известнейшей нимфы.
Видел. Донёс. Возвращенье теперь невозможно.
Но отомстить Прозерпи́на сумеет ему! |
|
Брызнула влагой она Аскала́фу на темя.
Птицею стал Аскала́ф, предвещающей горе.
Гнусной совой, за собою приводящей несчастье.
И поделом — он наказан за длинный язык. |
| |
|
А для чего Ахело́евым дочерям крылья?
Девами были когда-то, но птицами стали.
Были в саду с Прозерпи́ной, а после искали
Вместе по миру её в неустанных трудах. |
|
Чтобы держаться могли над морскими волнами,
Боги сестёр наградили и дали возможность
Птицами воздух морской разрезать, окликая
По-человечески странников бурных морей. |
| |
|
Волей Юпи́тера, главного бога вселенной,
Круг годовой разделился на две половины:
Первую часть — Прозерпи́на живёт вместе с мужем,
С матерью милой — другую проводит она. |
|
Мать успокоилась. Даже беседуя с Ди́том,
Грусти не чувствует. Точно из туч побеждённых
Солнце свой лик показало, земле улыбаясь.
Снова идёт к Арету́зе дослушать рассказ. |
| |
|
Голову та поднимает из вод родниковых.
Выжав зелёные волосы, речь начинает:
«Я родилась среди девушек в славной Аха́йе.
Не было между охотниц усердней меня. |
|
Первой красавицей быть никогда не стремилась.
Пусть и хвалили меня, не была я тщеславной.
Сердце похитить — считала большим преступленьем.
...Как-то домой возвращалась из дальних дубрав. |
|
Зной был великий, и чтобы чуть-чуть ободриться,
Тихую речку нашла со спокойной водою.
Влагой напитаны, высились вётлы повсюду.
Стопы сначала свои окунула в поток. |
|
Вот по колени зашла. Не довольствуясь этим,
Пояс сняла и покров водрузила на иву.
Вот уже вся я в реке. Загребаю руками.
Рокот внезапно возник глубоко под водой. |
|
Перепугалась. Подплыла к ближайшему брегу.
Слышу, Алфе́й окликает меня, повторяя:
«Что ты спешишь, Арету́за?» А я без одежды
Прочь убегаю (осталась на том берегу). |
|
Видит меня обнажённой и думает, дерзкий,
Будто согласна ему уступить Арету́за.
Не достигает меня. И ярится немало.
Мы миновали Псофи́ды. В Эли́ду бежим. |
|
Видит меня обнажённой и думает, дерзкий,
Будто согласна ему уступить Арету́за.
Не достигает меня. И ярится немало.
Мы миновали Псофи́ды. В Эли́ду бежим. |
|
Через утёсы, поля и лесистые горы.
Через препятствия, каменный хруст бездорожий.
Я ослабела. И, чувствуя близость Алфе́я,
Бритомарти́ду молила меня защитить: |
|
«Вспомни меня, о Дикти́нна! Нередко носила
Лук твой и стрелы! прилежно следила за ними!
Будь мне помощницей в час рокового несчастья!»
Облаком белым богиня накрыла меня. |
|
В белом тумане стою, неживая от страха.
Точно ягнёнок, дрожащий от близости волка.
Дважды Речной обходил вокруг облака. Дважды
Слышала я, как зовёт Арету́зу Алфе́й. |
|
Но не уходит; не видит следов; затаился.
Смотрит на берег, на облако. Я покрываюсь
Потом холодным. Уж падают крупные капли.
Пошевелюсь — образуется лужа воды. |
|
Влагою вся становлюсь, истекаю водою.
И узнаёт негодяй столь желанные воды!
Скинув мужское обличие, новой погоней
Мучит меня. Продолжается бегство опять. |
|
Де́лией вскрыта земля. По бесцветным пещерам
Вплоть до Орти́гии я добиралась. На воздух
Та меня вывела. Вместе с моею богиней
Имя её вспоминаю, столь милое мне». |
| |
|
Мать урожаев готовит в полёт колесницу.
В город к Трито́нии правит и в дом к Триптоле́му.
Сеять велит. Были земли целинного вида.
Были поля, отдыхавшие слишком давно. |
|
Взяв семена, Триптоле́м отправляется с ними.
В Ски́фии царствовал Линк. Вопрошает у гостя,
Имя и родину, цели тяжёлой дороги.
Как на духу отвечает ему Триптоле́м: |
|
«Я — Триптоле́м, афинянин, привёз вам подарок.
Я получил от Цере́ры полезные зёрна.
Если посеете их, то потом урожаем
Вы насладитесь. И пищей, приятной для вас. |
|
Я не на судне приплыл, не пришёл по тропинкам.
Путь по эфиру открыт мне. Примите, владейте!»
Зависть почувствовал Линк. Быть вручителем дара
Сам захотел. Триптоле́ма решил умертвить. |
|
Меч он над спящим занёс, но богиня Цере́ра
В рысь превратила его. Триптоле́м невредимый
Правит священною парой. По небу стремится
Волю богини исполнить, дары передать» |
| |
|
Песнь завершила на этом сестра Каллио́па.
Нимфы согласным решеньем победу признали.
Но — побеждённые стали роптать и браниться.
Предупредили богини безумных тогда, |
|
Что, если грубость неистовых не прекратится,
Их покарают. В ответ рассмеялись, и злобой
Вновь осквернили священные рощи. В итоге —
Стали сороками; треск бесполезный плодят». |