ПРИБЛИЖЕНИЕ К ХАРИБДЕ

      Скилла и Харибда — это страшные чудовища. Путь между ними — очень опасен. Причём, даже одно только приближение к ним, — это ужас-ужас.

      Вот, как волшебница Цирцея говорит Одиссею о Скилле:

       «К ней приближаться страшно не людям одним, но и самым бессмертным».

      А вот, как она же говорит о Харибде, три раза в день поглощающей море:

       «Не смей приближаться, когда поглощает. Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит».

      И советовала Цирцея держаться ближе к берегу Скиллы. Потому что, хотя приближаться к Скилле страшно даже и бессмертным, шансы уцелеть, проходя берегом Скиллы, всё же существуют. Тогда как приближение к Харибде — это вариант без шансов. Совсем.

      Правда, по сюжету, Одиссей потом спасся именно у Харибды, куда его унесла волна после того, как Зевс утопил их корабль.

      Получается, что Одиссей выжил вопреки совету Цирцеи «не приближаться к Харибде». А значит, хоть Цирцея советовала «не приближаться», приближаться всё-таки можно.

      Можно-то можно, но не тогда, когда Харибда поглощает воду. Но как угадать, когда начинается сеанс водопоглощения? Никак.

      Это зависит не от нашего желания, а от желания Харибды, в какой момент ей захочется заглотить очередную порцию воды.

      Однако, хорошо бы ещё разобраться, что же это за чудовища такие? Хотя бы на уровне предположения. Чему они соответствуют, и почему они ведут себя так, как описывает Гомер?

      И думаю, что чудовища эти — есть Время.

      Да, и Скилла — это Время. И Харибда — это тоже Время. Они обе — Время, только разные образы его. По сути, путь между Скиллой и Харибдой — это путь между Временем и Временем. Это путь человеческой жизни. И где бы мы не были, где бы мы не находились, мы плывём по морю Времени, и так или иначе всё равно подойдём к проливу, в котором Время высунется либо с одного берега, либо с другого. Либо в виде многоголового чудовища, разом хватающего спутников, либо в виде гигантской воронки, поглощающей и корабль, и всё, что находится на корабле.

      По сути, у человека и выбора-то нет. Хотим мы того или нет, мы идём проливом Времени, мы проходим между Скиллой и Харибдой.

      Только вот Скилла и Харибда — это не разные существа. Это — одно и то же. Формы проявления у них разные. Это да. Выглядят они по-разному. Это да. Одна выглядит, как многоголовый водяной динозавр с длинными шеями. Этакое Лох-Несское чудище, которого никто не видел. Другая выглядит, словно омут. В этом образе Время затягивает человека в бездонную пучину, силы уходят в пустоту, в борьбу со стихией.

      Наверное, у Времени есть и другие образы. Головы Скиллы и похожи друг на друга, но в чём-то и отличаются.

      А почему Скилла — это Время?

      В одной из прежних заметок я уже пересчитывал количество лап Скиллы. Их двадцать четыре. Как и часов в сутках. Это-то и натолкнуло меня на мысль, что Скилла — это Время.

      Тут занимательная нумерология. Возможно, я трактую числа слишком вольно, и это всего лишь моя фантазия, не вполне обоснованная. Но озвучу свои соображения. Мне они кажутся забавными.

      А что за шесть спутников Одиссея, которых хватает Скилла? А это, думается мне, — органы чувств человека.

      Другими словами, проходя мимо Скиллы (которая есть Время), то есть проживая свою жизнь, человек, в конце концов, становится бесчувственным, лишается своих чувств, превращается в труп.

      Какие есть чувства у человека? Они известны. Слух, зрение, вкус, осязание, обоняние и шестое, неведомое, чувство, которое то ли есть, то ли его нет. Но есть телепередача, которая называется «Шестое чувство», ведёт её Вадим Демчог. И даже если шестого чувства на самом деле нет, какие-никакие основания считать, что оно есть, есть.

      Так что, думаю, что спутники Одиссея, которых схватила Скилла, — это чувства.

      Тут всплывает интересная тема. Если Скилла-Время появляется и забирает у человека-Одиссея чувства, то что же у человека остаётся? Разве, прожив жизнь и превратившись в бесчувственныйй труп, человек не лишается всего, что у него есть? Разве остаётся у человека что-нибудь ещё?

      Почему бы нет.

      Человек лишается чувств. Это плохо. Но это ещё не всё. Мы не видим, что происходит дальше. Не видим, что происходит с человеком. Не видим, продолжается ли путешествие человека, лишившегося своих верных спутников. Но вдруг путешествие продолжается?

      Человек лишается чувств, которые сопровождали его всюду, пока человек был жив. Их, действительно, можно назвать — верными спутниками Одиссея. Пока мы живём, мы видим (по крайней мере, те из нас, кто не слепы). Пока мы живы, мы слышим (те, кто не глухи). Мы различаем вкусы и запахи, реагируем на тепло и на прикосновения (если только мы здоровы и у нас нет с этим проблем). И у большинства людей с этим проблем нет. Пока люди живы, их неизменные спутники с ними.

      Но вот — срок жизни подходит к концу. Появляется Скилла и хватает шестерых спутников одновременно. И мы перестаём и видеть и слышать, перестаём реагировать на прикосновения, не чувствуем запахов, не говоря уже о вкусах.

      Всё! Страшная Скилла унесла наших верных товарищей, которые всюду были с нами, во всё время нашего жизненного путешествия.

      И что же нам остаётся? Остаётся продолжать путешествие — без них. Мы лишаемся чувств, но что делать: приходится путешествовать без них. Не видя, не слыша, не чувствуя. Возможно ли это? Не знаю.

      А вдруг жизнь продолжается в иной форме существования. Без зрения, без слуха, без привычных ощущений. Нас будто бы уже и нет. Но мы всё ещё есть.

      Мы всё ещё есть. Нет только наших чувств, наших верных товарищей. Это печально. Но такое уж это чудовище, многоголовая Скилла. Как ни старайся избежать встречи с ней, её удар будет внезапным и неумолимым. И она всё равно заберёт свою добычу.

      Цирцея говорит Одиссею, что сражаться со Скиллой бесполезно. Одиссей не послушался и надел доспехи и собирался биться со Скиллой. Но говорила Цирцея, что Скилла — это чудовище не человеческой, а божественной природы. И если Скилла — это Время, тогда понятно, почему это так.

      Придёт время, и она высунется и схватит. И заберёт шестерых. И ничего с этим не поделать.

      Если Скилла — это само Время, становятся понятными все описания, которые используются Гомером. И то, что это чудовище очень древнее (живёт в этом месте искони), и то, почему к ней страшно приближаться не только людям, но и бессмертным, и то, что у неё много голов. И т. д.

      В общем, лучше, и действительно, держаться от неё покамест на расстоянии, действительно, лучше покамест не забираться в ту темноту, где она обитает.

      Но чтобы распроститься со Скиллой, подумаем над природой страшной соседки её, над Харибдой.

      Как я чуть раньше говорил, Харибда — это тоже Время. Харибда — это другой аспект Времени. Харибда — это водоворот, затягивающий в себя всё живое. И всё гибнет в водовороте Харибды тогда, когда она начинает процесс поглощения. И в этот момент лучше не попадать в эту воронку.

      Какой смысл этой аллегории? Что за воронка Времени? Что за странные процессы совершает Харибда? И почему Харибда — это тоже Время?

      То, что Скилла — это Время, мы догадались, подсчитав количество её лап и сопоставив их с количеством часов в сутках. А Харибда? Какие её качества позволяют предположить, что и она — Время? А — цикличность процесса её жизнедеятельности (если только можно говорить об её жизнедеятельности).

      Жизнь Харибды — есть постоянный цикл. Три раза в день она поглощает воду и три раза в день — извергает воду. То есть — Харибда живёт циклами. Поглощает воду и извергает. Это цикл. Так и время. День-ночь — это цикл. И он повторяется.

      А наша жизнь? Вдох-выдох. Это тоже цикл. И тоже повторяющийся.

      Так что Харибда — это символ, метафора, образ. Метафора чего? Повторяющегося цикла. Метафора цикла. И метафора повторения.

      По сути, Харибда — это тот же вдох-выдох, день-ночь, прилив-отлив и т. д.

      Всё, что существует циклами (а это едва ли не весь мир) , — то и Харибда.

      Если не рассматривать пока демоническую составляющую Харибды (её страшное поглощение всего живого), то представляет она собой — просто циклы и просто повторения. Солнце всходит и солнце заходит. Это всё Харибда. Утро наступает и утро заканчивается. Это Харибда. Харибда пробуждается и Харибда засыпает. Или так: Харибда умирает и Харибда воскресает.

      И смертельно опасно к ней приближаться тогда, когда она воскресает. Или пробуждается. Или делает вдох. Или делает страшный глоток.

      Однако, хоть и опасно приближаться ко вдоху Харибды, но подумаем на секундочку: что он собой представляет? чему соответствует? аллегорией чего является?

      А соответствует он, как мне кажется, — односторонности восприятия.

      Тот, кто видит в жизни одно только плохое, — тот приближается к Харибде. И тот, кто видит одно только хорошее, — тоже приближается к Харибде. Любая крайность, какой бы она ни была, — это приближение к Харибде. Всякую сущность необходимо рассматривать всесторонне. Слева подойти. Справа подойти. Взглянуть сверху. Подкопаться снизу.

      Вот тогда мы не приблизимся к Харибде, а будем держаться от неё на расстоянии. Славно видеть в жизни только хорошее, но заметить в хорошем плохое и изучить это плохое-в-хорошем — это же иной уровень восприятия. Увидеть и изучить. Не для того, чтобы отторгнуть, а для того, чтобы понять. Понять глубже. Проникнуть в природу и разобраться в составляющих. Постигнуть тайное.

      Равно, как и в плохом можно заметить не только плохое, но и хорошее. Не для того, чтобы оправдать или затуманить плохое. Чтобы понять.

      Это циклы. Мы отдаляем от себя плохое. Мы приближаем к себе плохое. Не увидев плохого, не пойдём, где хорошее. Живя в хорошем, думаем, что живём в плохом. Но приблизившись действительно к плохому, можно-таки оценить хорошее.

      О чём я? Ах да, о Харибде. О приближении и отдалении.

      Мы не хотим приближаться к Харибде. И Цирцея не советует приближаться к ней. Но, хотим мы того или нет, мы всё равно когда-нибудь приблизимся к Харибде. Потому что она — это само Время. Однажды Время объявит каждому из нас, что срок жизни закончился. И разверзнется гигантская воронка Харибды и поглотит наш корабль. Вместе со всеми нашими верными спутниками, бывшими на корабле.

      Есть ли спасение от воронки Харибды?

      Оказывается, есть. Это — «смоковница с сенью широкой», дико растущая на скале, вблизи которой резвится Харибда.

       Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный:
Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука.
Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой.
Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,
Три раза в день поглощая и три раза в день извергая
Черную влагу;

      Эта смоковница с широкой сенью, за которую, при известной доле везения, можно ухватиться и провисеть, и переждать, пока Харибда поглощает воду, и дождаться момента, когда Харибда начнёт извергать воду, и, может быть, из воронки появится спасительное бревно, эта смоковница — является этакой разновидностью «рояля в кустах», то есть того, чего не могло бы там быть, но этот предмет там неожиданно обнаруживается, и как раз тогда, когда он необходим.

      Ну голая скала Харибды! Вокруг темнота! Вечный холод. Солёные брызги. Вода в непрерывном движении. То прилив, то отлив.

      Какая смоковница?!! Да ещё и с широкой сенью?!!

      Как бы могла эта смоковница оказаться на голой скале? Как бы могла прорасти и вырасти? Как бы пустила корни в камни? Где бы взяла воду для питья и свет для питания?

      Какая смоковница да ещё и с секретным предписанием с широкой сенью?

      Это сказка? Да, сказка. И вместе с тем это никакая не сказка.

      Смоковница эта — действительно существует! Смоковница эта — действительно растёт на голой скале, под которой бушует Харибда.

      Смоковница — это наше будущее спасение! И мы сами когда-то высадили эту смоковницу. Да, прямо на голых камнях скалы Харибды. Да, прямо там и высадили, никогда прежде к Харибда не приближаясь.

      И она, наша смоковница, будущая спасительница наша, дико растёт там. А мы, здесь и сейчас, пестуем и лелеем её, нашу смоковницу. Мы заботимся о ней. Обеспечиваем капельный полив и освещение. Да, это мы прорываемся, светом своим, сквозь темную пелену никогда не редеющих облаков. Да, именно благодаря нашим порывам, именно благодаря робким редким попыткам прорваться туда, в самую темень, в густоту постоянного мрака, окружающего скалы Скиллы и Харибды, благодаря скудному свету нашему, растёт смоковница.

      И от нас зависит насколько сильной будет смоковница, насколько крепкими будут её корни, сможет ли она укорениться. Укорениться там, на голой скале, среди камней. От нас зависит, насколько гибкими и разросшимся будут ветви смоковницы, сможет ли она удержать нас, когда волна вынесет нас к водовороту проснувшейся Харибды.

      Скуден наш свет и слабы наши усилия. Малы наши возможности. Но именно они, именно они, обеспечивают её рост, нашей смоковницы, дико растущей где-то там, на голой скале, затерянной на отшибе скал дикого места, где обитают страшные чудовища, многоголовая Скилла и безжалостная Харибда.