Ни манер ни магии
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Глава 1
- Юные леди, мы идем провожать гостей. Эллен станет по правую руку, а ты, Анаста, слева, - голос маменьки журчал ручейком.
- Хорошо, мама,- ангельским голоском проговорила кукольной красоты девочка.
Сияние голубых глаз озаряло аккуратный носик на фарфоровом личике, окруженном роскошными бело-золотыми локонами. Но не красота была главным достоинством Анасты Мелисенты ад Бранат. В любой ситуации ей ничего не стоило опустить глаза и мило улыбнуться, приподняв уголки пухлых розовых губ. Эта улыбка была индульгенцией на любые каверзы и шкоды.
Моя милая и спокойная сестрица умела капризничать и вредничать, но не было в ней маменькиной стылой злобы, заставляющей искать способ причинить боль ближнему для того, чтобы почувствовать себя живым. Сестра не любила меня, но была со мной мила и терпелива. Частенько подсказывала, как правильно вести себя на людях. И очень редко ябедничала на меня маменьке.
Я была на голову выше своей старшей сестры, с длинным лицом, с продолговатыми глазами непонятного цвета и серо-коричневыми волосами. Однажды одна из маменькиных приятельниц назвала меня невзрачной. Маменька же считала мою внешность ужасной. И не удивительно. Она каждый день любовалась на Анасту и смотрелась в зеркало. На фоне голубоглазых Анасты и маменьки я выглядела особенно неприглядно.
Да и характер подкачал. Привычка смотреть в глаза собеседнику и бесконечные: как, зачем, почему раздражали маменьку. Не удивительно, что мне всегда приводили в пример Анасту. Меня это злило, но не обижало. На правду не обижаются. Анаста была не просто красавицей и умницей, она была настоящей леди.
Обижал меня сущий по виду пустяк. Сестра называла маменьку мамой. И ее за это не ругали. Наоборот, обнимали, брали на руки, усаживали на колени к маменьке и даже отцу. Для меня слово мама было под запретом, как, впрочем, и объятия. Маменька, папенька, сестрица - единственный разрешенный мне вариант обращения к близким.
Что скрывать, я отчаянно завидовала сестре и всеми правдами и неправдами пыталась изменить ситуацию. Раз Анаста все делает правильно, значит надо делать, как она. Изо дня в день я пробиралась на уроки Анасты, выучивала все, чему ее учили. Заучивала стихи и правила, запоминала упражнения для тела и танцевальные па, и затем часами тренировалась в своих покоях. Ничего не помогало.
Мне бы сдаться, покориться, или хотя бы притвориться покорной, но с упорством тупого барана из сказки я стремилась получить свою дозу любви. И вот сегодня меня озарило. Весь вечер я ждала этой минуты. Маменька очень ценит мнение света. Если назвать ее мамой при всех, она не станет поднимать скандал, просто поймет, что это правильно.
Наконец, семья собралась в гостиной первого этажа для прощания с гостями. Те столпились на выходе, готовились расходиться с приема по случаю дня моего рождения. В ответ на формальное "Эллен станет по правую руку", я громко и отчетливо произнесла заветное слово.
- Хорошо, мама, - у меня получилось повторить за сестрой ее ангельские интонации. Со страхом и надеждой смотрела на маменьку, уже понимая, что номер не пройдет. - Мама! - теперь мой голос уже звенел.
Красивые пушистые брови маменьки удивленно взлетели, на мгновение сдвинулись на переносице и вернулись на место. На взгляд посторонних ничего не изменилось. Розовые губы поджались и тут же растянулись в улыбке. Маменька по-прежнему щебетала с гостями, покидавшими гостиную. Я была именинница и стояла по правую руку от маменьки. Анаста была слева. Улыбка сестры стала насмешливой, а мне захотелось зажмуриться, сесть на корточки и закрыть голову руками. Вместо этого я стояла и улыбалась бесконечной череде леди и лордов, которые уходили одни за другими, и никак не могли уйти все. Наконец, гостиная опустела. Маменька повернулась ко мне, ее красивые голубые глаза смотрели холодно и равнодушно. Казалось, острые льдинки воткнулись в мою голову, стало страшно. Глядя сквозь меня, маменька громко позвала прислугу.
- Лиана, передай, что юная леди проведет этот вечер в углу, - небрежно кивнула в ответ на реверанс своей горничной и продолжила: - проводи.
Со злорадной улыбочкой Лиана проводила меня в гардеробную. Мой угол освободили от вещей еще в прошлом году, когда поймали меня, наказанную, за игрой с заранее припрятанными в шкафу игрушками. Шкаф передвинули таким образом, чтобы из угла я могла дотянуться только до запертых ящиков.
И теперь я стояла лицом к стене, и ждала, когда уйдет Лиана. Маменькина горничная меня недолюбливала, она не просто никогда не была ко мне добра, но изо всех сил старалась задеть или обидеть. Вот и сейчас наверняка стояла за моей спиной, в надежде, что я повернусь, попытаюсь сесть на пол, или нарушу еще какое-нибудь правило. Плакать при ней категорически не хотелось. Я смотрела на голубую шершавую полосу, наклеенную на стык двух полос розовой ткани, покрывавшей стены. Эта голубая полоса тянулась от плинтуса до самого потолка и как-то называлась. Не могла вспомнить, как. Обычно такие размышления меня развлекали, помогая скоротать наказание, но сегодня я не могла ни на чем сосредоточиться. Сил хватало только на то, чтобы дышать ртом, и не рыдать. Слез, катившихся по щекам и капавших на красивое платье, со спины видно не было. По крайней мере, я на это надеялась. Наконец, раздался звук закрываемой двери. Выждав некоторое время, я осторожно оглянулась. Никого. Вытерла слезы ладонью, повернулась и робко шагнула, раздумывая, ушла ли Лиана из спальни. Дверь резко открылась, я вздрогнула всем телом и торопливо вернулась к стене.
С торжествующим смешком Лиана закрыла дверь. Меня охватило отчаяние. Теперь нажалуется, маменька продлит наказание. И завтра относить подарки в банк вместо меня с маменькой пойдет Анаста. А я свои подарки даже не увижу. Да, не вовремя я это затеяла. Как ни странно, огорчение из-за подарков вытеснило обиду, и на душе стало легче.
Наконец появилась нянька.
- Ну что же Вы, леди, - ворчала она, споро разбирая постель. - Опять провинились. И подарки без Вас разобрали. И лошадку новую без Вас смотрят. Леди Констанца сказала, что вечер Вы в углу, а потом неделю проведете в покоях, игровая комната будет заперта.- Я вздыхала, переступая с ноги на ногу.
После долгого стояния в углу меня умыли, переодели, заставили выпить положенный стакан молока, и лечь в постель. Наконец, дверь за нянькой закрылась.
Стены тонули во мраке, скрывавшем красивые розовые и голубые цветы на обоях. Подскочила с кровати, подкралась к двери. Заперто. Теперь уж точно никто не придет до утра. Металась по комнате взад и вперед, не находя себе места. Просторная спальня казалась тесной. Устала бегать, присела в удобное кресло. Хорошо, хоть кресло не забрали. Проверила полки над кроватью. Несколько книг, утащенных из библиотеки, недорогие безделушки.
Дорогие подарки мне только показывали и наутро после очередного праздника относили в банк в мою ячейку. Безделушки складировали в гардеробной. Деревянный до потолка шкаф с глубокими огромными ящиками был заполнен множеством хорошеньких пудрениц, наборов из кисточек, щеточек, лопаточек и бог весть чего еще, упаковками носовых платков разнообразнейших расцветок и качества, разного размера фигурками зверей и нелюдей. Было множество предметов, названия и назначения которых я не знала.
Опыт многодневных наказаний научил меня красиво расставить на полках над кроватью не кукол, которых уж точно заберут, а множество мелких фигурок и предметов. Няньки злились из-за необходимости стирать пыль со всего этого кошмара, но запретить не могли. Проверила свои богатства. Все на месте. Буду играть в нелюдей и зверей.
Тяжелые шторы на окнах опущены, поэтому в комнате ночь наступила раньше, чем за окном. Уже не скрываясь, прошлепала к гардеробной, где вместе с платьями хранились игрушки. Подергала дверь. Естественно заперто. Из сада доносились голоса, негромкий смех. Дернулась, услышав среди голосов щебетанье Анасты.
Ну почему я все делаю не так? Стараюсь как лучше, а получается ужасно. Что со мной не правильно? На уроках я выучиваю все быстрей Анасты. И стихи, и песенки, и правила арифметики. Танцевальные па понимаю и выучиваю сразу. Да, с лицом у меня что-то не то, но я ведь любила бы маменьку, даже если бы ее голубые глаза не были такими круглыми и красивыми. Стылой волной накрыло понимание. Бесполезно пытаться понравиться. Я не понравлюсь им никогда. Меня не любят. Поэтому их злит все, что я делаю. Им хорошо вместе, а я всегда буду одна. Зачем я им? Тяжелые непривычные мысли ворочались в голове. Я быстро от них устала, и теперь просто сидела на полу, обхватив руками колени. Внутри было пусто и холодно. И как будто больно. Я помотала головой, пытаясь отмахнуться от пустоты и холода неприятных мыслей, как лошадь отмахивается от оводов. Не помогло. Вскочила и заметалась по комнатам, пытаясь убежать от накрывающей безнадежности. Снова подошла к зеркалу. Опухшие от слез глаза стали сухими и почему-то чесались.
От переживаний я устала, а еще, несмотря на тепло летнего вечера, замерзла. Усталость взяла свое, я забралась в постель и съежилась под одеялом.
Проснулась рано утром. Наказание было привычным и не особенно огорчало. Я с увлечением принимала свои меры, чтобы нянька не заметила, мои игры с фигурками животных и нелюдей. Расставила фигурки на полу за креслом, там в любое время дня была тень. Настроение, как ни странно, было хорошее. Изредка вспоминала, что мама меня не любит, тогда накатывала обида. Но слез больше не было, и я уже не боялась об этом думать.
Обычно нянька бывала единственным живым человеком, которого я могла видеть во время наказания. Она приносила мне еду и следила за одеждой. Но в этот раз все было иначе. Каждый день приходила маменькина горничная, противная Лиана, ставила меня посреди комнаты и устраивала экзамен.
Притворно ласковым голосом она спрашивала:
- Милая леди, как Вы обратитесь к Вашей маменьке за завтраком?
- Маменька, - я уже не бунтовала и отвечала покорно.
- Леди, на приеме или при гостях, как Вы обратитесь к Вашей маменьке?
- Леди Констанца, - отвечала я с легким реверансом.
- Если гости разговаривают с маменькой на "ты", как Вы к ней обратитесь?
- Леди Констанца.
Этот урок я усвоила на отлично. Но вечером в последний день наказания, я размечталась, как завтра буду гулять по саду. Может быть, смогу забежать на конюшню. Представила, как мягкие влажные губы лошадок будут подбирать с моей ладони кусочки хлеба, печенья и яблок, которые я накопила за время своего заточения. Там моя лошадка, какая она, захочет ли со мной дружить? Я расслабилась, и, закрывая для себя тему, спросила у няньки, почему Анасте можно называть маменьку мамой, а мне нет. Ответа не было. Собственно ответа на этот вопрос я уже не ждала. Но зачем-то произнесла его вслух. Сразу стало неприятно в груди. Как будто что-то сжалось. И не зря.
Нянька вздохнула, потопталась на месте и вышла из покоев. Странно. Пора готовиться ко сну, переодеваться, мыться, расчесывать волосы. Что-нибудь забыла? В ожидании посидела в кресле, походила по комнате. Время шло, няньки не было. Подошла к полке с безделушками и вздрогнула от стука распахнутой двери.
Торжествующая Лиана стояла в дверях, от ее улыбки веяло холодом. Повелительным жестом мне указали на диван. Я растерянно смотрела на женщину. Нетерпеливо дернув головой, она оглянулась на распахнутую дверь и сладким голосом пропела:
- Присядьте, пожалуйста, на диван, леди Эллен.
Усмехнувшись, подперла стулом раскрытую настежь дверь. Торжествующий взгляд голубых и, в общем-то, красивых глаз не вязался с улыбкой, больше похожей на гримасу. В растерянности сидела на диване, пытаясь понять, что происходит. В любом случае ничего хорошего, не зря Лиана радуется.
- Заносите, - величественно произнесла женщина.
С пыхтением и топотом, спиной вперед появился папенькин лакей. Он тащил что-то большое, занавешенное белоснежной материей. За другой край этого большого держался взмокший и всклоченный дворецкий. Мужчины поставили принесенное у стены напротив дивана.
- Помогите, - Лиану распирало от важности. Еще бы, она указывала дворецкому, которому обычно подчинялась. Мужчины повиновались и помогли девушке сдернуть ткань.
- Картина? Мне? - я не верила глазам. Этот семейный портрет на фоне цветущего жасмина бы гордостью маменьки. Его демонстрировали всем гостям. Огромное полотно выше меня ростом и еще больше в ширину. Для этой картины мы позировали по одному и все вместе с осени и до Зимнего праздника. А сад художник дорисовал совсем недавно, когда расцвел жасмин. Получилось красиво. Маменька и папенька стояли в саду между двух кустов цветущего жасмина. Небо над головой было ярко голубым с редкими серыми облаками. Глаза у маменьки были цвета неба, у папеньки цвета облаков. Между ними на миленьком нарядном креслице, сидела Анаста. И ее глаза были уменьшенной копией маменькиных. Она казалась принцессой на троне. Папенькина рука покоилась на спинке кресла. Я стояла сбоку со стороны маменьки. Между мной и маменькой был небольшой куст жасмина. Художник долго мучился с моими глазами, прорисовывал водянистое разноцветье ободков. Маменька была недовольна результатом.
- Издали глаза почти вот такого цвета, - изящным пальчиком она показала на тщательно прорисованную тропинку. - Вот таким цветом и рисуйте. Не стоит привлекать всеобщее внимание к нашей небольшой проблеме.
Так мои глаза раскрасили в непонятный серо-коричневый цвет, такой же, как земля под ногами, там, где не было травы. Моя рука лежала на ветвях жасмина. Я вспомнила, как художник по просьбе маменьки спрятал мои слишком длинные пальцы за цветущей гроздью.
- Посмотрите внимательно, леди - строго сказала Лиана. - Что вы видите? Как выглядят леди Констанца и леди Анаста? И как выглядите Вы?
Я смотрела на знакомую картину. Красавица маменька. Круглые голубые глаза с длинными красиво накрашенными ресницами. Белая кожа с едва заметным розовым оттенком, который усиливался на щеках, образуя красивый румянец. Губы бантиком, небольшой ровный нос с чуть приподнятым кончиком. Волосы цвета белого золота уложены в красивые локоны. Пальцы рук с мягкой припухлостью, не имеющей ничего общего с полнотой, и очень милой. Сестрица Анаста, как маленькая копия маменьки, а еще она похожа на фарфоровую куклу. Уже сейчас она настоящая красавица. Я стояла за кустом вся какая-то неловкая, худая, угловатая. И эти тусклые глаза на худом и длинном лице. Маменька считала мои глаза невозможными. Огромные, непонятного цвета они были вытянуты к вискам, делая мое лицо похожим на изображения в старинных книгах. Нос, рот губы были нормальные, выделялись только слишком большие глаза и волосы. Серо-коричневые волосы были уложены так же, как у Анасты, но выглядели странно и совершенно меня не украшали. Слишком длинные, слишком пушистые, непослушными прядками они вырывались из красиво уложенных гладких локонов. Я вдруг вспомнила, что мои волосы всегда непослушно торчали из любой укладки, доводя до исступления нянек. При намеке на ветерок они вставали дыбом и портили прическу. Поэтому в важные праздники на меня вешали амулет, эту самую прическу закрепляющий. На этом семейном портрете я лишняя.
- Я похожа на папеньку? - спросила я, огорченная своей категорической непохожестью на прекрасных маменьку и Анасту.
- Посмотрите внимательно, - голос Лианы звенел от удовольствия.
- У Вашего папеньки глаза серые, волосы русые, нос короткий и аккуратный. Вы, леди, не похожи на Ваших родителей. Но хуже всего, леди, то, что Вы дурно себя ведете, а должны вести себя со скромностью и смирением. Должны стараться радовать старших. Скромные девочки не обращаются к взрослым без важного дела, молчат, пока их не спросят, и стараются во всем быть полезными окружающим. - Лиана глубоко вздохнула. Похоже, устала от собственных нотаций. Она немного помолчала и закончила:
- Маменька добавила Вам еще неделю наказания в покоях, и велела запомнить сказанное и извлечь из наказания урок.
Лиана распахнула дверь, поставила стул на прежнее место, и вышла из комнаты. Встрепанные мужчины занавесили картину тканью и прежним порядком вынесли за дверь. Появилась нянька, и стала стелить постель. Я сидела без движения на диване, пока меня не позвали пить молоко, и готовиться ко сну.
Оставшись одна, подошла к зеркалу. Тихо плакала, рассматривая свое отражение. Лиана права. Глаза у меня были неправильные. Наружный уголок глаз был отчетливо вытянут к вискам. А еще художник мне польстил. Вблизи радужка не была серо-коричневая, она была непонятного цвета, точнее, разноцветная. Серо-синий, почти черный наружный ободок переходил в серый с желтоватыми и синеватыми вкраплениями. Дальше шла серая, почти бесцветная полоса, из нее прорастали рыжие черточки, которые, утолщаясь, сливались вокруг зрачка в ободок, похожий цветом на цвет глаз кошки, но бледнее и с каким-то оранжевым оттенком. И тоже какой-то водянистый. Брр. Таким глазам лучше быть поменьше и прятаться за челкой, но челки не было, был высокий лоб, коричневые брови и глаза, слишком большие для моего лица. Ресницы да. Ресницы мне нравились. Длинные и пушистые. Хотя темно коричневый цвет их был неравномерным. Некоторые реснички были светлые, как ободок вокруг зрачка. Некоторые черные. Но если смотреть на расстоянии, ресницы сливались в темно-коричневый пушистый частокол. И выглядели симпатично, но картину не спасали. Уродина. Я посмотрела на свои руки с длинными тонкими пальцами, и снова заплакала. Не было в них аристократической округлости и мягкости, как у маменьки и Анасты. И длина была неприличной. Мои пальцы уже сейчас были не меньше маменькиных.
- Хорошо, хоть не на ногах, - пошутила как-то портниха. Так она утешила маменьку, сетовавшую на мою неприглядную внешность. Когда мне заказывали платье, маменька всегда напоминала портнихе, что мои руки на ладонь длиннее, чем следует.
Вторая неделя наказания прошла, как в тумане. Я почти не плакала. От нечего делать повторила все выученные с Анастой уроки. Пыталась читать книгу легенд об Империи, которую с таким трудом утащила из библиотеки. Но то ли книга была слишком сложна для чтения по слогам, то ли я была слишком рассеяна. Только слоги складывались в длинные слова, которые скользили по краю моего сознания, не желая раскрывать свой смысл. Фигурки людей и нелюдей надоели. Построила дом из стульев, собрав их вокруг кресла и накрыв пледом. Замечательно провела несколько часов, но была изобличена нянькой и притихла. Последние пару дней просидела на стуле посреди комнаты, не пытаясь найти себе занятие. Сначала я думала обо всем, что случилось. О маменьке, которая меня не любит. Об Анасте, она неплохая, но думать про нее противно. О няньке, которая сама меня не обижала, но рассказывала маменьке все, о чем хотелось умолчать. Хотела подумать про папеньку, но про него категорически не думалось.
Тяжелые мысли заставили плакать. Стараться бесполезно, меня никто не любит. Слезы не приносили облегчения. Раньше я обижалась, жалела себя, старалась исправиться. Теперь обида ушла, осталось горе. Бесполезно искать выход, которого нет. Настал момент, когда слезы кончились. Уныло сидела на стуле посреди комнаты. Безразличие заполнило душу, лишив красок яркий солнечный день. Есть не хотелось. Нянька начала уговаривать. Чтобы избавиться от уговоров, затолкала в себя суп и второе. Отстранено удивилась собственному нежеланию припрятать яблоко или булку. Поход на конюшню уже не казался интересным.
Вся моя жизнь оказалась бессмысленной и никому не нужной, как и я сама. Холод и пустота заполнили душу и тело. Наконец, нянька ушла. Сжалась в клубок под одеялом, но согреться не удалось даже во сне. Несколько раз просыпалась от того, что всхлипывала и мерзла.
Глава 2
- Ты знаешь, кто я такая? - голос женщины звучал мягко. Я видела ее так же ясно, как няньку или горничную. Высокая, красивая, в простом белом платье. Большие продолговатые глаза перекликались цветом с волосами. Пышные волнистые пряди цвета темного меда спускались ниже колен, вместо лент их удерживали собственные косы, заплетенные от висков.
- Ты ведь знаешь, кто я? - женщина повторила вопрос. Звучный, наполняющий собой пространство голос звучал обеспокоенно и ласково. Не было нетерпения или гнева, обычных для маменьки. Не было издевки, сквозившей в голосах прислуги. В голосе незнакомки непостижимо сливались величие и нежность. Внешность, голос, вся эта леди была необыкновенная.
- Ты Боженька, - сама не знаю, от кого я услышала это слово, кажется от одной из череды сменявших друг друга нянек. Она заглянула мне в глаза.
- Называй меня Белая Дева, - женщина присела на кровать рядом со мной, и я уже не видела ее лицо.
- Ты плакала, отчего? - По голосу показалось, что она улыбается.
- Здравствуйте, леди Белая дева. - Теплые пальцы коснулись судорожно сжатых кулаков. Мои ладони послушно распластались по одеялу. Вслед за ними расслабилось тело, рыдания прекратились.
Дальше я сбивчиво объясняла свою беду, а меня гладили по волосам. Лед обиды, сжимавшей мое маленькое сердечко, растаял. На мгновение в глазах расплылось, как от слез. Волны тепла растекались по телу, смывая холод отчаяния и безнадежности. Все, что было сжато и скомкано внутри меня, напиталось этим теплом и расправилось. Так сморщенное семечко напитывается влагой, расправляется, чтобы треснуть изнутри под давлением рвущегося к жизни ростка.
Кажется, я задремала. И вспомнила водный день. Или увидела во сне. Этот день случился наяву прошедшей весной. Тогда после многодневного снегопада выглянула солана, и ее жаркие лучи растопили зиму. Потоки воды от быстро растаявшего снега неслись по улицам, омывая все вокруг. Вода стекала и капала с крыш домов, попадала в лужи и подскакивала веселыми звонкими брызгами. Лучи соланы окрасили воду в розово - золотой, заставив поверхность воды и каждую капельку, сиять ярче, чем бриллианты при свете свечи. Звонкая капель сливалась с журчанием текущих потоков и гомоном птиц, ошалевших от буйства света и воды в симфонию весны. Теперь этот блеск сливался в сияние и в нем звучал знакомый голос. Сияние и этот голос заполнили мою голову, грудь, а потом и все тело теплом. Я плавилась в этом тепле. Потоки тепла перетекали сквозь мое тело, делаясь все горячее. Как же больно! Кажется, с кровью по телу пронесся жидкий огонь. Оставив после себя невыносимое жжение. Снова зазвучал знакомый голос, врезался в сознание, заставив слушать и запоминать каждое слово.
- Если что-то покажется тебе плохим, неправильным, или несправедливым, ты должна с закрытыми глазами увидеть картинку, где все будет правильно, так как должно быть. Увидишь ее во всех подробностях и деталях. Потом ты сильно захочешь, чтобы картинка стала правдой. Ты почувствуешь, что желание растет и заполняет твое сердце. Когда оно переполнится, потоки желания с кровью побегут по твоему телу, и желание исполнится.
Есть условие. Ты научишься желать, а потом забудешь свой навык до нужного дня. Но будешь всегда помнить, что твоя жизнь посвящена заветам Белой Девы. Будь верна моим заветам, и я тебя не оставлю.
Голос продолжал звучать, заполняя пространство. Неслись и сверкали в лучах соланы потоки воды, унося с собой боль. Сон продолжался. Потоки снова раскалились, превращаясь в огонь. Жгучее пламя протекало сквозь мое тело. Сжалась в испуге. Но боли не было. Огонь больше не обжигал, он бежал по телу, оставляя приятное ощущение собственной силы. Его сменили прохладные потоки и снова тепло. Согревшись, я потерялась в дремоте и очнулась оттого, что уже не видела сверкающих потоков, все утонуло во тьме. Сквозь меня неслись темные реки прохлады, их изредка разрывали разряды черных молний. Оставлявшие после себя колкое ощущение острой льдинки в прохладном потоке. Наконец тьма растворилась в обычном сне.
Рано утром еще до прихода няньки, в голове зазвучал знакомый голос. Повторял, как правильно хотеть, чтобы все получилось. Голос еще не умолк, когда вспомнилась женщина из сна. Необычные волосы и глаза. Какого же цвета у нее глаза? Не могла вспомнить точно, но была уверена, что она была не похожа на маменьку и Анасту. И она была красива! Может быть, я хоть чуть-чуть на нее похожа? Невнятные мысли, и образы бродили в моей голове. Я нежилась с закрытыми глазами, не желая просыпаться. В покоях появилась нянька, раздвинула шторы. Луч соланы упал на лицо и прогнал меня с постели.
Такое чудесное утро. Желто-розовый свет озарял спальню радостью. Все было чудесным, даже хмурое нянькино лицо вызывало доверие. Не помню, чем занималась в этот день, как и когда, рассказывала няньке про чудо. Но точно рассказала.
Перед обедом меня позвала маменька и долго читала нотацию о том, что приличным леди снятся приличные сны. Я согласно кивала, стараясь спрятать неуместную сейчас улыбку. Маменька назвала мой сон бредом и прошлась по моей гостье. Сжала кулаки, и впервые в жизни намеренно спорила с маменькой. Невозможно было отречься от чудесной леди, даже на словах. А маменька сердилась все сильнее. Холод и неприятие неожиданно сменились яростью и злобой. Женщина буквально тряслась от злости, но я упорно повторяла:
-Леди Белая Дева лучше всех на свете.
Сначала маменька разозлилась на меня, потом, на то, что я своим упрямством и тупостью заставила ее потерять лицо. И теперь я скучала в одиночестве без обеда и вечерней прогулки. Без всяких слез и терзаний наблюдала, как сгущались вечерние тени по углам моей комнаты. Чуть слышно скрипнула дверь, прошуршало платье. Вздрогнув, я отодвинулась от диванной подушки, под которой прятались безделушки. Осторожно подняла голову. На пороге моей комнаты, испуганно озиралась Анаста.
-Что-то случилось? - удивленно уставилась на обычно уверенную в себе сестрицу.
- Пикник, на днях будет пикник. Там будет весь свет, - Анаста понизила голос, но последние слова прозвучали торжественно и звонко. - Мама сказала, поедут только хорошие девочки. Ты, пожалуйста, исправься, веди себя хорошо. Все будут с сестрами и братьями. Я хочу, чтобы мы поехали вместе, - Анаста опустила голову. Наверное, она сама не верила, что одна, потихоньку от всех явилась ко мне в комнату.
- Я постараюсь, правда, изо всех сил постараюсь. Только, ты же знаешь, у меня не получается, - меня тронул поступок сестрицы. Кажется, впервые в жизни она заботилась обо мне. Я неловко вскочила с дивана, хотелось обнять Анасту, но я не решилась.
- Послушай. Леди Орвида сегодня сказала маменьке, что на пикник берут всех детей. Даже самых маленьких. Я думаю, если за ужином ты будешь молчать, пока не спросят, смотреть на свои руки и улыбаться уголками губ, все получится. Только не спорь с маменькой. Отвечай только да или нет. Если не согласна с ее словами - молчи, - голосок Анасты окреп. Но тут она снова оглянулась и шепотом добавила: - И пожалуйста, не говори, что я к тебе приходила. - Шелест платья, и Анаста исчезла за еле слышно скрипнувшей дверью.
Через короткое время громкий стук в мою дверь возвестил, что пора на ужин. Я поправила складки на платье и пошла в столовую.
За ужином обсуждали пикник. Я плохо представляла, что это такое. Но это точно было что-то хорошее. Там уже побывала прошлым летом Анаста. Она с восторгом щебетала про цветы, бабочек и весь свет. Весь свет, это, наверное, все люди на свете. И я немножко беспокоилась, что на поляне будет тесно. Ну и пусть тесно, мне все равно хотелось поехать на настоящий пикник вместе со всем светом. Анаста покосилась в мою сторону:
- Мама, а правда, что поедут только хорошие девочки? - Маменька подтвердила, и объявила, что непослушные дети останутся дома с няней. А я за плохое поведение проведу этот день в своей комнате.
- Без игрушек? - напряженно спросила Анаста.
- Нет, игрушки мы ей оставим, она не так сильно провинилась, - маменька с улыбкой обняла Анасту, и коснулась губами ее волос.
-Я не хочу быть хуже всех, без младшей сестры.
-О чем ты, дорогая? - Маменька напряглась.
- Все будут с братьями и сестрами, а я одна. Я буду хуже всех.
- Ты поедешь со мной и папенькой. - Не ожидавшая отказа Анаста сделала печальное лицо. Маменька внимательно посмотрела на Анасту, на меня, и ее улыбка стала холодной.
-Юным леди нечего делать в столовой после ужина, - маменька явно гневалась.
-Доброй ночи, маменька, папенька, - пропели мы хором. Мне кивнули, и я потопала в свою комнату, не дожидаясь, пока Анасту поцелуют перед сном.
Поплакала, помечтала о поездке на пикник, понимая, что все поедут, а я так и буду сидеть в четырех стенах. Уплыла в мечты, представляла, как поеду со всеми и увижу все своими глазами. Вспомнился вчерашний сон. Недолго поколебалась, и решилась попробовать. Мучилась, не зная, как выглядит пикник и что себе представить. После долгих попыток, увидела себя и Анасту в коляске, и захотела изо всех сил. Наверное, у меня получилось, потому что утром меня позвали в гостиную, и маменька долго говорила о том, что я должна быть благодарна ей и папеньке за то, что имею. И что во время поездки я должна вести себя, как настоящая леди.
Невероятно, сработало! Спасибо тебе, леди Белая Дева.
Все оставшееся время я была тише воды, ниже травы. Не открывала рот, пока не спросят. В присутствии взрослых сидела на стуле, сложив руки на коленях. Если ко мне обращались, отвечала негромко, медленно и с почтительным реверансом. Мои старания были вознаграждены. Маменька позвала няньку и велела приготовить мне платье на завтра.
И вот мы с Анастой, наряженные как принцессы, с настоящими взрослыми прическами и в шляпках, украшенных цветами из воздушной ткани, сидим на скамейке открытого экипажа. Маменька, такая красивая в синей амазонке, едет верхом рядом с папенькой. На папеньке шейный платок такого же цвета, как и маменькина амазонка. Анаста в голубом платье с синим поясом в тон маменькиному костюму. Мое платье персикового цвета с бордовым поясом очень красиво, но совершенно не гармонирует с маменькиным. Синий пояс мне не дали, от этого хочется плакать. Но леди не плачут, особенно если хотят попасть на пикник. И я надменно поднимаю голову и улыбаюсь уголками губ, по сторонам смотрю рассеянно, не поворачивая головы, как и положено леди.
Ласковые лучи соланы заливают мир, изгоняя утреннюю прохладу. Зеленая трава сияет под теплыми лучами. Незнакомые мне птицы поют в придорожных кустах, не пугаясь шума экипажа. Огорчение от платья, словно облачко, оставило легкую тень, но не смогло заслонить огромную радость, наполнявшую сердце. Я еду на пикник. Там будет весь свет, и цветы, и бабочки.
На поляне к нам присоединяется высокая нарядная дама с красивой прической и внимательными глазами. Маменька представила нас и велела хорошо себя вести, ведь леди Ариатида согласна обучать только воспитанных леди. Я с восторгом уставилась на женщину. Нас будут учить! Теперь я буду не просто присутствовать на уроках Анасты, а учиться. Еще с зимы я знала буквы и цифры, но читать и писать раньше времени меня не учили. Старательно сделала реверанс и самым вежливым и самым приятным голосом спросила маменьку: "А мне позволят учиться у леди Ариатиды?"
Маменька поджала губы и повела нас здороваться с обществом. Битый час мы с Анастой ходили вслед за маменькой среди гостей, приятно улыбаясь в ответ на милые реплики леди и лордов. Время от времени я забывалась, и тогда Анаста шипела сквозь милую улыбку:
- Опусти глаза, улыбайся, молчи. Реверанс. - Благодаря подсказкам сестрицы я справилась. Маменька оценила мои успехи и отправила нас с Анастой прогуляться по травке.
Если бы она только знала, чем закончится эта прогулка, ноги моей не было бы не только на зеленой травке, но и на этом пикнике. Но прорицательницей маменька не была.
Свобода пьянила. Вслед за Анастой я тихо шла по зеленой траве с редкими красивыми цветами. Из-под опущенных ресниц прекрасно видно голубое небо, выцветающее на жаре, деревья с неподвижной листвой, поникшей под безжалостными лучами соланы. Просторный квадратный павильон был устроен посреди большой поляны. Там в удобных плетеных креслах расселись дамы. Мужчины собрались вокруг карточных столов. Поодаль разместили экипажи. Еще дальше часть поляны, огороженная аккуратным разноцветным забором, стала загоном для многочисленных лошадей. Я хотела спросить, будет ли у лошадок полдник, но промолчала. Опять скажу что-то не то, и меня не возьмут учиться. Лучше помолчу, если полдник будет, я увижу.
Утоптанная тропинка привела в лесок. Между высокими незнакомыми мне деревьями с красивыми гладкими стволами и крупными резными листьями попадались сосны и березы. Деревья росли не густо. Желтые лучи соланы проникали сквозь кроны деревьев, образуя то светящиеся столбы, то тонкие лучи. Среди травы прятались колокольчики, ромашки и множество других цветов, имена которых я не знала. Над цветами летали разноцветные бабочки, жужжали пчелы, вилась мошкара. Одна из бабочек подлетела поближе. Я протянула ладошку и позвала ее. "Лети ко мне, красавица", - подумал я. Потом сообразила, что надо представить бабочку на ладони. И случилось чудо. Крылышки затрепетали, бабочка зависла над ладонью. Казалось, она колеблется. Я положила на ладонь лист подорожника.
- Лети ко мне, я хорошая, - забывшись, я заговорила вслух. Сильно-сильно захотела, чтобы бабочка села на мою ладошку. В груди ломило от избытка тепла, наконец, по телу пробежал ток, бабочка перепорхнула с цветка на лист на моей ладони.
Живое маленькое чудо. Счастливо затаив дыхание, смотрю на трепетные крылья. Бабочка деловито топчется по листу подорожника на моей ладошке, будто это самое обычное для нее дело - переступать по руке.
- Фи, какая маленькая. - Недовольно протянула Анаста. И внезапно без всякого перехода закричала:
- Мама, она всякую гадость в руки берет! А еще с бабочкой разговаривала, - пронзительный голосок сестрицы привлек внимание взрослых.
- Леди Эллен, - голос маменьки заставил меня сжаться. Этот голос казалось, мог заморозить лист на моей ладошке и бабочку, и весь этот солнечный день. Улыбка маменьки не обещала ничего хорошего. "Маленькая", - пронеслось в моей голове. - "Анаста сказала, что бабочка маленькая". И всей своей детской душой я захотела все исправить. Стараясь не замечать насмешливые взгляды окружающих, торопливо прокричала:
- Она хорошая, просто еще не выросла. Она вырастет и всем понравится. Я сейчас, - зажмурила глаза, чтобы не видеть взрослых, смотревших на меня со всех сторон, и сильно-сильно захотела, чтобы бабочка стала большой, как торт, яркой, как цветы в городском саду. Самой большой и красивой на свете. И бабочка засверкала всеми цветами радуги и стала увеличиваться. Когда она стала больше моей ладони, моя рука дрогнула под тяжестью сверкающего чуда, и я подставила другую. Так и стояла, поддерживая левой ладонью правую, на которой топталась увеличивающаяся на глазах бабочка, сверкающая всеми цветами радуги. Анаста почему-то завизжала неприлично громко, а я заснула.
Глава 3
Проснулась я дома, в своей постели. День клонился к вечеру. Бабочки нигде не было. Нянька отчитывала меня за что-то, и не хотела сказать, куда улетела бабочка. Ужинала я в покоях. Сначала удивилась большому количеству пищи на тарелках, потом собственному аппетиту. Кроме молока, пришлось выпить стакан противного отвара. Наконец, я в постели. Но уснуть не удается.
Нянька весь вечер вертелась в моей комнате, и теперь сидела на стуле у входа в спальню и не сводила с меня глаз.
Скрипнула дверь.
-Все, ты свободна. Леди Констанца сказала, можно оставить одну, - шепот Лианы наверное было слышно на первом этаже. Нянька что-то неслышно прошептала ей в ответ, дверь закрылась, и наступила тишина.
Похоже, все ушли. Это мы сейчас проверим. Дверь спальни приоткрыта, за дверью тишина. Осторожно открываю дверь, выхожу в комнату. Няньки не видно. Едва я добралась до двери в коридор, она открылась. Вот сколько меня учили, и все без толку. Стрелой метнулась в гардеробную, для вида схватилась за полотенце. С колотящимся сердцем припала к стене за неплотно прикрытой дверью.
Слышно, как в покои ввалились несколько человек. Дверь в гардеробную так и осталась приоткрыта. Но меня они не искали. Наоборот, захлопнули дверь в спальню, где меня оставила нянька.
-Если что, мы белье проверяли, - это голос экономки. - Завтра посчитаешь сама.
-Посчитаю, - с готовностью ответила нянька. Раздались смешки.
-Ну, рассказывай, не томи, что там маг говорил.
-В общем, эта только зря всех напугала. Нет у нее магии. Я сама слышала, маг сказал, магии в ней только следы. Она даже свечку зажечь неспособна. - Так, это Лиана, ее голос я хорошо знаю.
- А как же она сотворила...
-Не сотворила, а призвала!
-А куда его дели? - женщины говорили торопливо, громко, перебивали друг друга. Я не успевала понять, кто из них что сказал.
-Говорят, хотели поймать, а оно возьми, да улети. Позвали мага, думали, она магичка, а она ни то, ни се. - Это опять Лиана. Похоже она присутствовала, когда маменька беседовала с магом.
-Ты язык-то укороти, для тебя она все равно леди, дочь хозяйки. Завтра вырастет, выйдет замуж, и пожалеешь о каждом слове.
-Хозяйка ее ни за что замуж не выдаст.
-Сама всю жизнь терпеть будет? - Последняя фраза потонула в хохоте и обидных репликах. Отсмеявшись, женщины заговорили про какую-то неизвестную мне Лирду. Долго обсуждали ее поведение и манеры. Мне сплетни ужасно надоели, но выдавать свое присутствие я боялась. Поэтому села в углу за шкафом, так чтобы меня не было видно со входа в гардеробную. И почти задремала, когда дверь в мое убежище распахнулась, и раздался голос Лианы.
-Фи, плохо живете, даже присесть некуда. Пошли, на кухне посидим.
-По одной, и тихо там, - рыкнула экономка, и мои покои, наконец, опустели. Сидела на полу, обхватив руками согнутые в коленях ноги и плакала. Конечно, я испугалась, что меня застанут за подслушиванием, но там было больше стыда, чем наказания. Едва ли Лиана признается маменьке, что прислуга сплетничала в моих покоях. Тем более, что маменька не замедлила бы расспросить меня о теме разговора, и тогда бы не поздоровилось уже Лиане. Передавать прислуге маменькины беседы с магом нельзя никому.
Дело было не в страхе. Случай с бабочкой убедил меня, что я могучий маг. Конечно, специально я на эту тему подумать не успела. Просто была уверена.
Все верно. Даже свечку не зажечь. Если бы я могла, я бы захотела, чтобы меня все любили, но я не могла. Ничего я не могла. И Белая Дева мне ничего не обещала. Воспоминания о волшебном сне стремительно затягивались пеленой тумана. Остались только память о Белой Деве и бесконечная к ней любовь.
Убедившись, что все ушли, вернулась в постель. Непонятно, что же случилось с бабочкой, что все так напугались?
Нянька подняла меня очень рано. Затолкала в меня кашу. Помогла надеть платье для визитов, уложила волосы при помощи артефакта.
Растерянная спросонья, я сидела в коляске напротив гневной маменьки. В первый раз попала в город рано утром. Мимо плыли пустынные с утра улицы. Немногочисленные прохожие брели, не глядя по сторонам. На храмовой площади маменька выпорхнула из экипажа, дождалась, пока я встану рядом с ней и направилась к храму. Большое сумрачное здание храма выглядело необычно без суетливой толпы. Через двустворчатые двери шагнули гулкую темноту. По полосе света из распахнутых дверей шли, как по коридору. Статуи богов тонули во мраке. В дальнем углу огромного помещения отыскалась просторная комната.
После темноты храма свет из окна казался золотым. Напомнил о потоках света и воды в моем волшебном сне. Очарованная, я забыла поздороваться.
-Реверанс,- прошипела маменька, приседая перед настоятелем. Я торопливо присела. Оэн Константин был высокий полноватый мужчина с серыми усталыми глазами. Он предложил маменьке одно из кресел у большого письменного стола. Дал мне большую нарядную книгу с картинками и усадил на неудобный жесткий диван в углу комнаты. Сам разместился в кресле у окна.
Я осторожно листала плотные страницы, не вслушиваясь в негромкий разговор взрослых. Цветные изображения статуй богов были красивы. Мужчины и женщины в странных одеждах смотрели прямо в глаза, как живые.
- Нравится? - серые глаза внимательно смотрели на меня.
- Как семейный альбом. - Маменька возмущенно всплеснула руками, и я сжалась в ожидании ее слов.
- Можно сказать и так. Все боги - дети великих Гериды и Зевестора, неожиданно сказал оэн. Улыбка осветила строгое лицо.
-И Белая Дева? - я смотрела на оэна с надеждой. Он утвердительно кивнул.
-Ей приснился сон про Белую Деву. Как будто богиня приходила к ней в спальню, и даже гладила ее по голове - перебила маменька. Выразительно посмотрев на оэна, она подняла брови.
-Вероятно, следствие воспитания? - спокойно предположил мужчина.
-При ней даже не упоминали Белую Деву. Статую из нашей ложи в храме вообще не видно. А изображения святых у нас в очень большой книге, она ее просто не поднимет. - Теперь настала очередь оэна поднять бровь.
- Поймите, у нас светская семья. Дети ходят с нами в Храм по большим праздникам. В школе выучат, что положено, - маменька неуверенно посмотрела на оэна, тот кивнул.
-Сколько лет девочке? Нет ничего дурного в том, что она мечтает о Белой Деве. Если Вы желаете сделать акцент на светских науках, обучайте ее вместе со старшей сестрой. Чем больше она будет занята, тем меньше времени останется на мечтания,- нахмурился оэн. - Ничего не предлагаю, но уверяю Вас, религиозное воспитание помогает решать многие проблемы подрастающего поколения.
-Ей всего девять. И она нас очень обеспокоила. Накануне на пикнике кое-что случилось. Была призвана отвратительная тварь.
-Рассказывали про красивую бабочку. Это не так?
-Не буду спорить. Моя старшая дочь сильно испугалась этой... бабочки. У нас в семье нет магии. Вчера были основания подумать, что леди Эллен исключение. Приглашенный маг заверил нас, что определяются только следы магии, и в блокировке нет необходимости. Нам совершенно непонятно, как она это сделала. Возможно, в девочке гнездится зло.
-Можно ли исключить возможность, что некто из шутников подстроил этот казус?
-Об этом мы не подумали, - маменька заметно повеселела, - полагаю, это объяснение успокоит свет.
-Проблема решена? - улыбнулся оэн.
-Увы, леди Ариатида не согласна взять на себя обучение леди Эллен. Она готова обучить ее манерам и знаниям, необходимым для светских девиц, за это лето. Но дальше воспитывать ее должны в школе, желательно закрытой. Я подумываю про школу в монастыре Аидора, но из-за близости болот туда берут с двенадцати лет. Опасно откладывать обучение на такой срок. Леди нуждается в строгой дисциплине и усиленном религиозном воспитании.
-Вы опасаетесь, что иначе... - оэн не закончил фразу и вопросительно посмотрел на маменьку.
-Да, - мило улыбнулась маменька.
-Хотелось бы прояснить, чего именно Вы опасаетесь?
Маменька принялась рассказывать оэну про происшествие на пикнике, упоминая ужасные силы зла так часто, что даже я уже поняла, что именно к ним я теперь отношусь. Боги смотрели на меня с мелованных страниц с разной степенью заинтересованности. Вот Герида и Зевестор, боги - близнецы. Наконец, Белая дева ласково улыбается мне со страниц книги.
-Без строгой дисциплины это дитя пропадет, - слова маменьки прозвучали особенно громко, они камнем легли мне на грудь. Я опустила голову, совершенно раздавленная. Белая Дева на картинке улыбнулась и подмигнула левым глазом. Окутало знакомым теплом, смывая обиду. Не может быть.
-Я услышал Ваши опасения, леди ад Бранат. Услышьте и Вы меня. В школе имени Белой девы есть экстернат. Если юная леди ад Бранат продемонстрирует успехи в учебе, физических упражнениях и паломнической деятельности, ее туда примут. Я могу разделить с леди Ариатидой подготовку девочки к испытаниям. При условии, что девочка будет ежедневно посещать школу паломников и дополнительно заниматься у меня дома.
Маменька сдержанно поблагодарила оэна и пообещала пожертвовать на добрые дела. Она сделала строгое лицо, велела мне вести себя хорошо. Красивые голубые глаза маменьки довольно поблескивали, я видела, что она довольна.
- О деталях поговорим после первого дня занятия. Сейчас меня ждут дела, - лицо оэна стало надменным, брови нахмурились.
Маменька вопросительно кивнула в мою сторону.
-Юная леди может остаться, - мужчина важно склонил голову, и маменька нас покинула.
Оэн немедленно усадил меня в удобное кресло, с которого встала маменька, сам разместился напротив.
-Поговорим? - голос смягчился, серые глаза в лучиках морщинок смотрели тепло и внимательно. Властный и суровый, оэн вопросов у меня не вызывал. Папенька вел себя также. Других мужчин в семье не было. Знакомые родителей на приемах в свете вели себя по-другому. Равнодушный взгляд, пустые любезные фразы в ответ на мой разговор ни о чем. Там я знала, как себя вести, и чувствовала себя уверенно. Добрый и улыбающийся мужчина вызвал растерянность.
-Поговорим, - подорвалась я с кресла и присела в реверансе.
-Садись в кресло, и до конца разговора не вскакивай. Хорошо? - Оэн натянул улыбку на огорченное лицо. - Сколько тебе лет?
-Девять лет, - ответила я, уже зная, что услышу в ответ.
-Выглядишь старше. Это хорошо. Маменька хочет отдать тебя в школу. Хочешь учиться?
-Очень хочу, - выдохнула я.
-В Западном Гронде есть школа для девочек имени Белой Девы. Там обучаются леди из хороших семей. Есть экстернат. Тебе понятно это слово? - позабыв о манерах, я помотала головой. Оэн улыбнулся.
-Экстернат означает, что ты будешь жить дома, а в школу приезжать время от времени. Где ты хотела бы жить, дома или в школе?
- Не знаю, я никогда не была в школе.
-Если тебе понравится в школе, ты хотела бы жить там? - я кивнула. Лицо оэна напряглось и стало по-светски сдержанным. Я испугалась его недовольства.
-Если надо, я буду жить дома.
-Не это главное. Чтобы пройти вступительные испытания, надо уметь читать, считать до ста, отнимать и прибавлять в пределах десяти. Еще делать физические упражнения, танцевать и знать основы веры и этикета. Сегодня - завтра мы с тобой должны решить, сможешь ли ты подготовиться к экзаменам до конца лета. Если решим, что сможешь, пока поживешь дома. Будешь учиться у леди Ариатиды и под моим наблюдением у учителей летней школы для мальчиков при храме. Почему ты молчишь, ты не согласна?
- Согласна, - странно, что кому-то нужно мое согласие. На самом деле, в школу мне хотелось из-за Белой Девы.
-Сейчас ты пойдешь со мной. Я буду заниматься своими делами. Среди прочего посидишь на уроках. Сиди тихо, без единого звука. Если что-то не поймешь, после уроков спросишь. В мои разговоры с учениками, а тем более со взрослыми не вмешивайся. Слушай молча, далеко от меня не отходи. Если велю идти за руку, молча иди за руку. Все понятно?
-Да, - выдохнула я, совершенно потрясенная происходящим.
-Что ты поняла?
-Я должна слушаться, - сказала я.
-Это безусловно. Главное, ты должна учиться. Постарайся понять и запомнить все, что сможешь. Все, что ты запомнишь сейчас, не надо будет учить потом. Все, мы торопимся, пошли, - резко поднялся оэн.
И мы пошли по храму, оэн негромко переговаривался с жрецами, магами, служками. Он вел себя, как если бы он был один, и его собеседники скользили по мне взглядом, как по пустому месту.
Из храма мы пришли в очень большую кухню. В помещении было душно, неприятно пахло едой. Оэн пробовал еду из большого котла, проверил чистоту в шкафах, попросил меня заглянуть под шкаф и посмотреть, вымыт ли пол. Пол был грязный. Я вопросительно посмотрела на оэна.
-Говори, как есть.
-Дурно вымыт, без раствора, - уверенно сообщила я, вставая на ноги, - скорее всего, просто стерта пыль мокрой тряпкой. В углу замытая грязь.
-Вы слышали? - сдвинул брови оэн, глядя на пузатого приземистого мужчину в поварском колпаке и куртке. Прибежала женщина с опухшим недовольным лицом и принялась наводить порядок под шкафом. Оэн внимательно смотрел на потеки черной от грязи воды под ее тряпкой. Перевел глаза на повара:
-Мы обсудим это завтра утром. - Оэн говорил тихо и спокойно, но повар и злая тетка задергались.
-Ты умеешь контролировать уборку? - оэн был огорчен не из-за меня, и я чувствовала себя спокойной.
-Маменька желает, чтобы я контролировала уборку в своих покоях. Иногда ее горничная Лиана проверяет мои успехи. - при воспоминании об уроках Лианы, я с трудом удержалась, чтобы по привычке не сделать реверанс. - Если хотите, я вспомню все, что делает Лиана при проверке и расскажу Вам.
-А сама поможешь проверять? - спросил меня оэн совершенно серьезно.
-С удовольствием, - кажется, впервые в жизни я произнесла эти слова искренне.
Пришли на урок в школе паломников. Класс впечатлил. Просторный, как бальная зала, с высоким потолком. От учительского стола до задней стены ряды скамей на постепенно возвышающихся уровнях. Проход между скамьями представлял собой лестницу, три ступени которой позволяли подняться на один ряд выше. Интересно, в школе все классы такие?
Мое место оказалось на жесткой деревянной скамье на самом верху. Оэн неторопливо показал, как установить откидной столик, и спустился к учительскому столу. Начало урока я прослушала. Рассматривала класс и однокашников.
Зал был заполнен наполовину. Мальчики разного возраста торопливо писали в толстых тетрадях. Некоторые делали вид, что писали. Я заметила, что один из мальчиков рисовал в тетради. Соседи нетерпеливо заглядывали через плечо. Оэн прервался, кашлянул и строго посмотрел на нарушителей. Не прошло и минуты, как те торопливо строчили в тетрадях.
Оэн задержал взгляд на мне. Сообразила, что надо слушать. Попыталась. Понятные слова, произносимые оэном, чудесным образом соединялись в речь, не доступную моему мозгу. В сознание врезались отдельные фразы. Из всего урока я усвоила, что в правилах Аидора, Аредора и Аподора много общего. Была и разница. Детали прошли мимо меня, но именно из-за этой разницы правила подходили или не подходили людям разных профессий или магической направленности. Немножко подумала о том, какие правила подходят мне. Стала слушать лекцию дальше. И теперь, несмотря на все старания, совсем ничего не поняла. Накатила паника. В школу Белой Девы я не поступлю. Обидно. К счастью урок закончился, и оэн подозвал меня к себе.
- Все в порядке?
-Я не поняла, про разницу, которая, по которой,... - слов катастрофически не хватало, - проверяют, кому подходят какие правила.
-Главное, ты усвоила, что эта разница есть. И даже поняла, для чего о ней надо знать. Остальное потом. Еще один урок выдержишь? Можно просто сидеть рисовать.
-А у Белой Девы тоже есть правила? - ну все, оэн рассердится. Не выучила одно, спрашиваю про другое.
-Правила Белой Девы. Ну конечно, как я не сообразил. Подожди, - мужчина порылся в столе и протянул мне брошюрку, из тех, что раздают на входе в храм. Большие буквы, серая бумага. Я торопливо сделала книксен и понеслась на свое место.
Тему следующей лекции оэна я уже не слышала. По слогам разбирала текст. Не все слова были простые. Но мне читалось. Закончив, начала сначала. На каком-то по счету прочтении стала понимать смысл прочитанных слов. Читала с удовольствием, мне нравилась Белая Дева. Казалось, что слышала знакомый голос. Негромкий, он заполнял мою голову, заставив забыть про урок. Шум голосов вырвал меня из чтения, как из глубокого сна. Мальчики торопливо выходили из класса, поспешила за ними.
После урока мы с оэном оказались на огромной площадке позади храма. Вдоль площадки тянулись длинные ряды плохо одетых людей, сидевших на скамьях, стульях, табуретах. Сидели по одному и группами. Некоторые были неопрятны и даже грязны и от них плохо пахло. Между рядами неторопливо передвигались люди и нелюди разного достатка.
-Почему они плохие? - спросила я, недовольно поджав губы и прижав к лицу носовой платок. Обучали манерам нас с Анастой по принципу "делай как маменька". А уж какое выражение лица у нее бывает при упоминании бедных, я знала хорошо.
- Неразумно судить по внешности. Они ни хорошие и ни плохие. Они просто люди. - Отповедь прозвучала жестко и обидно. Я сделала равнодушное лицо, приподняла уголки губ, отвернулась от оэна и увидела девочку лет пяти, странно одетую. На ней были поношенные бальные туфельки и почти новое повседневное платье с чернильным пятном на подоле. Она стояла, опустив голову, рядом с немолодой женщиной. Перед женщиной на земле стояла коробка с монетами.
Не удержавшись, я спросила у оэна, что происходит.
-Видишь ли, люди, не имеющие средств к существованию, принимают милостыню. - оэн уже не сердился, и говорил нормальным голосом. - Как ты думаешь, это приятно, принимать милостыню?
-Не знаю, - замялась я.
-Мы сейчас прошли мимо девочки. Ты хотела бы оказаться на ее месте? А как ты думаешь, эта девочка виновата, что ее родителей нет в живых, а единственная родственница не может ее накормить и одеть?
-Не виновата, - пробормотала я.
-Никогда не суди упавшего, завтра ты можешь оказаться на его месте.
-Об этом в правилах написано, - вспомнила я.
-Написано, - почему-то вздохнул оэн, - вот благотворители и помогают таким людям.
Мои щеки покраснели. Стыдно было вспоминать не слишком аккуратные вышивки и криво связанные колпаки на чайник, проданные на весеннем благотворительном базаре. Маменька тогда сказала: "Для нищебродов и так сойдет". И я не стала ничего исправлять.
Теперь я видела этих людей вблизи. Оэн беседовал с ними уважительно. Совсем недавно я видела, как, не повышая голоса, он заставил умолкнуть маменьку, как боялся его повар. Среди благотворителей были несколько дам и господ, знакомых с маменькой, прислуга из известных мне домов. Они подходили к бедным и клали в их коробки деньги или какие-то свертки. Те с поклоном благодарили. Некоторых людей уводили с собой. Оэн пояснил, что самая лучшая милостыня, когда человеку дают возможность заработать себе на пропитание.
Жалость к бедной девочке, досада на себя смешались голодом и усталостью. Голова как будто наполнилась ватой. Хотелось забраться в свою кровать, укрыться с головой одеялом и заснуть.
Но день на этом не закончился. Мы пошли на обед в дом оэна.
Особняк внешне был похож на наш, только без разноцветной лепнины, колонн и пилястров. Зато крыша высокая, с крутыми скатами на все четыре стороны. Бордовый цвет крыши красиво контрастировал с серым камнем стен и перекликался с винным оттенком древесины дверей и оконных рам. Позади ажурного забора возвышалась живая изгородь.
Дорожка к дому тоже была сделана из серого камня. Аккуратный газон не был ничем огражден, только слева от калитки виднелись ворота, которые я не заметила, когда была снаружи. И открывались эти ворота наверняка прямо в живую изгородь. Добрая треть двора со стороны ворот была вымощена камнем. Если это место для карет и всадников, почему ворота засажены растениями? Я притормозила, оглядываясь на непонятное явление.
-Это хорошо, что ты такая внимательная. Давай все потом? Очень кушать хочется, - поторопил меня оэн.
Входная дверь открылась при нашем приближении. Высокий, седой дворецкий поклонился с достоинством монарха.
- Проводи юную леди в гостевую спальню, ей надо приготовиться к обеду.
Спешно умылась, поправила прическу и платье, замерла на пороге комнаты. Где горничная, кто меня проводит? По коридору важно шел дворецкий.
-Леди, пожалуйста, в столовую, - обычная фраза прозвучала настолько величественно, что я невольно ответила ему книксеном.
За столом было много народа. От усталости и голода кружилась голова. Я гостья или ученица, как себя вести? Осторожно осмотрелась. Свободное место было через одно от хозяина дома. Оэн поднялся со своего места во главе стола.
-Юная леди Эллен, - представил меня только по имени, значит, представление будет коротким, только имена и форма обращения, достаточно книксена. Но пять мест возле хозяина - места семьи и почетных гостей, нужен реверанс.
- По всей видимости, она будет проводить в этом доме много времени. Юная леди утомлена, прошу не смущать ее излишним вниманием.
Высокий синеглазый парень с длинными волосами, собранными в хвост простой резинкой оказался магом Грегором. Сидел он рядом со мной и по правую руку оэна, они были похожи лицом и фигурой, только у оэна волосы с проседью. Сын? Но оэн не женат. Я сама слышала, как маменька шепталась об этом с дамами за чаем. Не решаясь задать вопрос, осторожно взглянула на оэна.
-Младший брат, - со смехом пояснил мне маг Грегор. Я опустила глаза, чтобы не выдать изумление. Мне приходилось слышать сплетни про некую милейшую Анабель, у которой разница в возрасте между детьми составила целых десять лет. Все удивлялись. А здесь...
Оэн перебил мои мысли, представив экономку, дворецкого, конюха, и еще кучу гостей, имена которых тут же вылетели из моей памяти. Все понятно, оэн следует обычаям империи и ест за одним столом с прислугой. Часть прислуги сидела ближе к середине стола, чем гости. Группу мужчин, разместившихся в дальнем конце стола, мне представили одной фразой: гости из дальних стран.
Казалось, сейчас меня уже ничего не могло удивить, но, оглядевшись, вспомнила свои любимые фигурки. Нелюди! Среди гостей оэна были настоящие оборотни. Женщина справа от меня точно. И конюх. Гости из дальних стран в конце стола неподвижно сидели с равнодушными лицами, но глаз не отводили. Определить их принадлежность к людям или нелюдям незаметно и сходу не удалось, да и какая разница. Если бы вчера я встретила на улице оборотня, впечатлений бы хватило надолго. Но теперь произошло так много событий. С трудом дождалась конца длинного представления, поздоровалась общим реверансом, приличным для запоздавшей гостьи, и уселась на указанный стул. Оэн коротко помолился, благословил еду.
Прислуги у стола не было. На белоснежной скатерти рядом с закусками исходили паром супницы и блюда с вторым и гарниром. Я несмело спросила оэна, не следует ли накрыть блюда, чтобы еда не остыла.
Мне ответили улыбками.
-Не беспокойтесь, леди Эллен, - сказала кухарка, - ничего не остынет. Это бытовая магия.
-И чайник с кофейником? - спросила я, не скрывая восторга.
-И даже мытье посуды, Грег меня совершенно разбаловал, - женщина так ласково посмотрела на мага, что я почувствовала неловкость. У нас дома так себя не вели даже с Анастой. Краешком глаза я глянула на хозяина дома, тот невозмутимо накладывал себе салат. Маг Грегор помог мне наполнить тарелку. С трудом удержала улыбку. Грег, надо же. Обстановка за столом была свободной. Беседовали вполголоса, не привлекая всеобщего внимания. Меня отвлекал чудо-поднос, стоявший между супниц. На него ставили использованные приборы. И они исчезали!
От обильной вкусной пищи потянуло в сон. Маг, оэн и еще несколько мужчин перешли на веранду пить кофе. Я задержалась за столом. Высокая рыжеволосая женщина, сидевшая рядом, развернулась ко мне с улыбкой.
-Десерт сейчас, или позже?
-Позже, - проговорила я, стараясь сдержать любопытство. Неподвижная, она ничем не отличалась от знакомых дам. Но движения ее отличались плавностью и чем-то еще, чему я не могла подобрать названия.
"Точно, оборотница", - мелькнуло у меня в голове. Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что женщина, с улыбкой спросила:
-Вы прежде видели оборотней?
-Сегодня в первый раз. Вы и господин, я не помню имени, конюх.
-А как догадались?
-У меня фигурки нелюдей. Когда меня наказывают, игрушки запирают, а их не трогают, это же просто безделушки. Я играю ими. А в библиотеке книжка с картинками нелюдей.
-Умница, девочка. Давай перейдем на диван, - женщина обняла меня за плечи. Я вздрогнула.
-Почему? Ты же меня не боишься, я чувствую.
-Вы меня обняли.
- Мне нельзя тебя обнимать, а кому можно?
-Не знаю. Никому, наверное.
-Почему такую милую девочку нельзя обнимать?
-Потому что это никому не нужно! - неожиданно для себя, я произнесла последние слова с отчаянием.