ЯЗДУРДЫ-АГА, допив пиалу чая со вчерашним чуреком, приоткрыл дверь дома. За дувалом краснело зарево утренней зари, на фоне которой вырисовывался четкий силуэт Болдумсазской крепости. Он чем-то напомнил хозяину дома любимую им корову, и с мыслями о кормилице старик направился в задний конец двора. Заглянув в коровник, Яздурды-ага нашел в нем только испуганно прижавшегося к стенке теленка. Самой Глазастой не было
"Экая проказница, - подумал Яздурды-ага, - отвязалась, а "ребенка" оставила. Нехорошо, мамаша. Придется тебя повоспитывать". Он обошел коровник, и весь двор, выглянул на улицу. Все безрезультатно. "Да, что ж она, сама отвязалась, баловница?" - подумал он. Вернулся в коровий закуток и слеза накатилась при взгляде на жалобно мычавшего теленка. Посмотрел Яздурды-ага на него и вспомнил о веревке, которой обычно привязывал Глазастую. Она была перерезана. Вот уж когда похолодело все внутри у старика: украли, убили, освежевали... Медлить было нельзя, может, еще не поздно. По пути в контору прошел виноградник, поля, освободившиеся от посевов джугары и кунжута. Все пусто. Спотыкаясь, вошел в контору колхоза и, даже не поздоровавшись, с ходу выложил счетоводу Пирнепесу свою беду.
- Не переживай, - стал успокаивать его счетовод, - корова от теленка далеко не уйдет. Погуляет, погуляет и вернется.
- Какой там погуляет, - разозлился Язмурад-ага, - веревка-то перерезана.
- Так бы сразу и сказал, - стал почему-то нервничать и Пирнепес.
Он подтянул к себе телефон, набрал номер.
Последствия этого звонка в районное отделение милиции сказались не сразу. Еще долго ходил по селу Яздурды-ага, не веря в то, что именно с ним приключилась такая беда, а тут еще теленок стал душу рвать своим мычанием. Что ж теперь искать ему другую кормилицу? Легко сказать - в такое время... Старик вздохнул.
Мимо его дома проходил Ханский путь - так называли мощный тракт бывшего Хорезмского государства. Со стороны колодца Отара-Ходжа показались силуэты двух всадников. Сам не понимая почему, Яздурды-ага поднялся и побрел к ним навстречу. Не сразу он узнал милиционера Нурджана, у которого под кителем виднелась кожаная кобура пистолета. Едущего рядом с ним человека, усатого и бородатого, в красивом тельпеке, с решительным и одновременно несколько хитроватым взглядом,- Яздурды-ага видел впервые. Милиционер обратился к бородатому:
- Егенмет, это хозяин пропавшей коровы, зовут его Яздурды-ага. А вот его дом.
Только теперь хозяин Глазастой понял, что перед ним знаменитый в их краях следопыт по кличке Гырма. Тот спрыгнул с коня легко и ловко. Худощавый, среднего роста. В руках у него была плетка. А так - ничего особенного. Старик - посмотрел на коня: может быть, к седлу приторочены неведомые ему инструменты, с помощью которых прославленный следопыт находит всякие пропажи - живые и неодушевленные? Ничего похожего.
Гырма первым делом осмотрел коровник. Но сделал это так, словно готовился встретиться с чем-то очень интересным и важным. Яздурды-ага заспешил, было, следом, да остановился на грозный окрик:
- Извини, хозяин! Ты уже побывал здесь дважды, причем в первый раз еще не сходил даже в туалет... А до этого еще кто-то топтался здесь в обуви.
Только после этих слов Яздурды-ага посмотрел под ноги и хлопнул себя по лбу: из коровника к задним воротам дома вели следы животного и человека в обуви. Но не это заинтересовало его, а упоминание о туалете. Как этот чертов Гырма все так ловко узнал?
Он хотел, было, спросить об этом Нурджана-милиционера, да тому было не до разговоров: в одной руке он держал чорек, а в другой - семечки, которые принесла услужливо жена Яздурды-ага,
- Принеси и другому гостю, - прикрикнул было он на жену, но следопыт отмахнулся и поспешил по следу. Конь последовал ним без всякой команды. А Нурджан не спеша ел хлеб, запивал его чалом и умудрялся одновременно грызть семечки. Присутствие известного следопыта пока ограничивало его участие до определенного момента, когда можно будет потянуться и к кобуре.
А следопыт уверенно шел вперед, по направлению к кладбищу Голдаш-баба.
"Ясное дело, - подумал Яздурды-ага, - что за вор, который ночью мимо кладбища не пройдет. Здесь и без следов можно разобраться. А вот дальше-то как?"
- Ты что застыл? - вдруг раздался над ухом, голос жены. - Найдут корову, кто ж ее распознает, если тебя рядом не будет? Садись на осла и догоняй.
"На тебе бы самой поскакать - быстро перестанешь советы давать", - с обидой подумал он, но не стал развивать эту мысль, тут же подбежал к своему четвероногому помощнику, сел на него и резво пустился вдогонку за следопытом. Тот уже переходил арык словно по какой-то невидимой ниточке.
Гырма сказал, что воров было двое, и сел на коня. Нет, он не сказал так: "Уважаемый хозяин, вот стало ясно, что не один человек украл у вас корову. А была целая группа из... двух преступников". Так может сказать хотя бы тот же Нурджан, чтобы набить себе цену. Но тот лишь щелкал семечки. Нет, следопыт сказал, словно разговаривая с самим собой: "Их было двое". И, понятно, никаких объяснений. Говорят же, что он очень молчаливый следопыт. Он вел себя как тот русский доктор в районной больнице: палец поднимет высоко, требуя тишины, а сам словно прислушивался к тому, что говорит тишина ему о болезни человека.
О следопыте много говорят в селах. Его имя всегда связано с раскрытием самых запутанных преступлений. Все, имеется в виду милиция, бьются, бьются над раскрытием, а приходит Гырма и дает ответ. Обратятся ли к нему из Чуирук-кала, или из Йшланлы, Ак-депе или Васа, - он всякому рад помочь. Берет свою винтовку, которую ему подарил за три года до начала войны начальник районного отделения милиции Муразовский (об этом особый рассказ), и бумагу с печатью, выданную тем же Муразовским, и заспешит по следу. Спешил онбудучи в поле, или когда шил для себя тельпек или тулуп, или помогал месить соседу глину на строительстве дома.
"Он из наших мест", - гордо подчеркивает рассказчик. Последние рассказы о Гырме сводились к его поискам на пару с милиционером Нурджаном. Тот стал участковым в Коне-Порсы и его окрестностях и вот уже около трех лет наводит вместе со следопытом порядок. Теперь-то Яздурды-ага видел, что из себя представляет при Гырме этот участковый...
Вереница искателей коровы продолжала свой путь. Егенмет обратил внимание на свежие надкусы на камыше, росшем по берегу древнего арыка Огшукяп, и спросил ничего не подозревающего хозяина:
- Яшули, а каким было копыто левой передней ноги?
- У кого? - не понял сразу Яздурды-ага.
Гырма впервые улыбнулся, а Нурджан чуть не подавился от смеха:
- У твоей женушки! Ха-ха-ха-ха!
Яздурды-ага сердито посмотрел на разошедшегося милиционера, не принято над стариками смеяться. И так же сердито пожал плечами, мол, кто его знает, каким оно было? Только и дел разглядывать коровьи копыта!
Следопыт уже без улыбки скользнул понимающим взглядом и вдруг замедлил шаг, будто узнал что-то очень важное. Он и за ним все спустились к броду через реку Дерьялык, которой оставалось около полста километров нести свои воды к Сарыкамы-шу. За рекой - одно из сел племени карадашлы. Как корова могла перейти реку? Ответ на этот вопрос Яздурды-ага получил, когда вошел в воду: она не доходила даже до колен осла.
На другом берегу следопыт снова спросил, не была ли сломана у коровы правая доля левого копыта?
"О Аллах! - мысленно взмолился Яздурды-ага. - Еще и правая доля у левого копыта!" Гырма словно прочитал его мысли и посмотрел на него уже больше с сочувствием.
Следующие действия следопыта были стремительными, и все закрутилось, как в немом кино. Гырма приказал перекрыть одну из проток реки глиной. Зараженный его непонятной и таинственной уверенностью, Яздурды-ага принялся помогать ему. Принес колючку, которую примяли к ногами к дну у края берега, затем стали кетменем вырезать мягкую глину с берега. Постепенно поднималась узкая, в одно лезвие кетменя преграда. Теперь вода устремилась через другую протоку, обнажая необходимую часть дна.
Следопыт стал разгребать ил и снова Яздурды-ага послушно помогал ему, словно сам знал, зачем все это делается. И действительно, поиски были не бесплодными: из ила земли показались рога. Да, в яме, хитро устроенной в дне реки, оказались спрятанными голова и ноги коровы.
Яздурды еще не верил, что все это осталось от его Глазастой. Пока он таращил глаза на рога и копыта, следопыт вышел на берег и стал раскидывать стоящую почти у самой воды огромную кучу собранной колючки. Здесь-то и нашлась шкура Глазастой, в которую было завернуто то, что на базаре уже называют мясом.
Запричитал бедный хозяин, жалеючи свою кормилицу. Уже было ему не до вопросов, как это Гырма умудрился найти след на дне и в колючке?
- Да это же шкура моей рыжей Глазастой! Бедный теленок! Сиротиночка!
Было непонятно, кто был больше сиротой: теленок или сам Яздурды-ага. Вдруг он схватил кетмень и крикнул:
- Мерзавцы! Гырма, найди их, Нурджан, арестуй их!
- Не спеши, - сказал следопыт и последовал дальше, - воры недалеко.
От сознания того, что обидчики тоже будут найдены, в Яздурды-ага снова проснулся интерес к действиям следопыта. И как это так Гырма неожиданно для всех догадался?
- Да тут и слепому видно! - ответил тот так, словно Яздурды-ага задал этот вопрос вслух. - Видно же, что прошло совсем немного времени, как открыли эту протоку. Вон недавно сняли лопатой слой песка на берегу. И при том - не кетменем, а большой русской лопатой.
Похоже, это была пока самая большая речь, произнесенная когда-либо следопытом. Если бы Яздурды мог проникнуть в его мысли, когда они переходили бархан, то мог бы узнать о том, что шли двое. У одного более крупные сапоги. Значит, он крупный человек. Как и в коровнике, правая сторона каблука на правой ноге была стерта.
Пройдя несколько барханов, они увидели небольшой поселок из хаотично разбросанных домиков. Кое-где дымились тамдыры, в которых хозяйки пекли хлеб. Прошли несколько домов, когда следопыт дал знак остановиться.
- Они здесь.
При этих словах Гырма снял ружье с плеча, а Нурджан раскрыл кобуру и, вытащив пистолет, тронул следопыта за плечо:
- О чем мне говорить при их аресте? Как доказать, что найденные тобой следы их?
- Они сами признаются и приведут нас туда, где мы были, уверенно ответил следопыт. - Пошли!
Он резко толкнул рукой дверь дома. Двое мужчин, один худой, а другой крупный, полулежали боком на полу, подложив под себя по две небольшие гостевые подушки, и прихлебывали чай из пиал. Увидев вошедших, они вскочили и вытащили из-за поясов грозные боевые ножи.
Но, заметив, что незваные гости тоже вооружены, отступили. Гырма насмешливо сказал:
- Очень кстати вы вытащили свои ножи.
- Ножи в сторону, а руки вверх! - приказал Нурджан-милиционер.
Двое подчинились приказу. Их вывели на улицу. Гырма подобрал ножи. Нурджан хотел было связать арестованным руки веревкой, но, увидев пятна крови на их одежде, достал наручники.
Гырма протянул нож крупному мужчине;
- Не стыдно было у старого человека отнимать корову?
- Какую корову? Кто ты такой, чтобы вопросы мне задавать? Ничего не знаю.
- Эх, чудак, - сказал Нурджан, - такой большой, а не понимаешь, что перед тобой сам следопыт Гырма. Веди туда, где загубили корову!
Узнав, что перед ними знаменитый Гырма, воры сникли и повели милиционера к берегу реки.
Яздурды-ага еще злой, с чужим кетменем в руках шел следом, словно хотел хорошенько стукнуть арестованных. Гырма отобрал у него лопату с улыбкой:
- Отдам хозяину. Мясо возьми с собой. Ничего не поделаешь. А семечки твоя жена все-таки пережарила.
- Ты же их не грыз, - со смехом отозвался Нурджан. - Откуда узнал?
- По твоим черным губам, участковый, - усмехнулся следопыт и хлестнул легонько своего коня.
Только пыль поднялась из-под копыт.
АНГЛИЙСКАЯ ВИНТОВКА
ДАВАЙТЕ попробуем представить криминогенную обстановку в самом северном регионе Туркменистана, в Дашховузском велаяте, в 1938 году. Это в советские времена участковый сбивался с ног в поисках подростка, нашкодившего в буфете школы, или арестовывал пьяницу по подозрению в краже. А тогда сельская глубинка "горела". Вырезались целые семьи из-за того, что в доме появился велосипед или швейная машинка, расстреливались целые семьи- так сводили счеты недобитые бандиты с земляками за ту или иную услугу власти, за слишком передовые взгляды.
В Коне - Порсынском районе из каждых пяти преступлении четыре оставались нераскрытыми. Дисциплина среди бойцов милиции была никудышной, следственно-розыскные мероприятия проводились крайне неумело и неквалифицированно.
Об этом, сидя в кабинете, размышлял новый начальник райотдела милиции Муразовский. Его, депутата Верховного Совета республики, работника окружного комитета НКВД, направили сюда для наведения порядка...
В дверь постучали. На пороге появился его заместитель Берды Штангиев. Опытный работник, но совершенно беспомощный в создавшейся ситуации.
-Входите, -разрешил Муразовский. - Ну, брат, как работать дальше будем? Под самым носом орудуют бандиты, а личный состав по свадьбам и базарам разгуливает. Рядового Мурадбекова уличили в двоеженстве! У Сапарбаева брат ходит в басмачах! Позор! Ведь народ на нас смотрит, что он подумает о власти? Ты у меня комиссар, так что давай, принимай решительные меры. Очищать будем ряды нашей рабоче-крестьянской милиции! Самые строгие, самые решительные шаги сделаем, вплоть до трибунала!
- Товарищ начальник! Все немного не так, как вам доложили в области. Мурадбеков должен беспокоиться о жене своего погибшего родственника и его детях. Так у нас принято испокон веков. У Сапарбаева нет братьев, он один среди семи сестер. А в банде был однофамилец...
- Черт голову сломит! Письменно все доложишь! Но преступлений набралось, как навоза в авгиевых конюшнях.
Муразовский еще долго метал гром и молнии, но чувствовалось, что человек он отходчивый и в глубине души рад, что факты, позорящие милицию, не подтверждаются.
- Товарищ начальник, разрешите совет.
- Ну, что там?
- Нам в нашей работе надо опираться на народ. А бывший наш начальник никому не доверял. В каждом видел переодетого басмача. Люди толковые в наших селах есть. Слышали ли вы о нашем следопыте Гырме?
- Слышал, да все это, небось, сказки.
- Он с нашими участковыми дружен. Немало пропаж обнаружили. Сам Егенмет честный дехканин, прекрасный охотник, умный человек...
- Ну, прямо представление к награде. Посмотрим... Вот что, Штангиев, пригласите его ко мне завтра часиков в 12.
Заместитель, козырнув, вышел. Муразовский вызвал дежурного. Спустя несколько минут в его кабинете уже сидели два бойца.
...Егенмет вогнал кетмень в землю, оперся на длинную рукоятку. Надо бы передохнуть. Щурясь, посмотрел из-под ладони на мартовское утреннее солнце. Год обещал быть урожайным. И обильный снегопад в феврале, и дружное таяние в песках, и необычайно тихая поступь реки. И радующее поведение животных: самки донашивали детенышей, а самцы носились вокруг них с какой-то озорной резвостью. Счастлив Егенмет ощущением дыхания жизни. Он подумал о своем дутаре, о своей жене, прекрасной Хурджан, о сыне, маленьком Ашире, который обещал быть здоровым и веселым.
У арыка Сараряп вдруг появился незнакомец в милицейской форме. Видимо, опять нужна помощь. Егенмет знал, что милиция задыхается от нахлынувших на нее забот. Он понимал, что за каждым обращением к нему стоит чья-то судьба, а раз так, надо поработать без всяких условий. Когда ему что-то обещали, он оставлял это без внимания. Сердце болело от разговоров о набегах, зверствах, гибели женщин и детей. Егенмет не вел счета вызовам и километрам, пройденным вместе с милиционером в поисках преступников. Он рад был найденным им сокровищам из краеведческого музея, счастлив был безмерно, когда возвращал заблудившихся детей, когда указывал на спрятанные семейные реликвии. Он никак не мог понять людей, которые не видят следы своих поступков. Они же во всем видны. В словах, в движениях, во взглядах...
- Егенмет-изчи, - обратился к нему прибывший милиционер, и Гырма по произношению определил, что он не просто из Чарджева, а из поселка Фарап. - Еле нашел вас, меня послал новый начальник.
То, что к нему был послан незнакомец, насторожило. Этот новобранец, наверное, переполошил все село, расспрашивая о нем, следопыте. Следопыт улыбнулся. Ох уж эта суета! А вестовой только диву давался, как охотник за несколько мгновений преобразился из мирного землепашца в настоящего следопыта. И как он, обращаясь к своей жене, точно определил срок своего отсутствия:
- Хурджан, для семян еще холодно в земле, через шесть дней будем сеять. Не забудь, у Аширчика разотри за левым ухом...
Муразовский встретил следопыта явно без особого восторга. Егенмет это сразу почувствовал, но он никогда не позволял себе ориентироваться на настроения и взгляды других людей. Он совершенно бесстрастно выслушал жалобы нового начальника милиции на рост бандитизма, на то, что буквально вчера из конюшни отделения уведены две лошади.
Еще перед въездом в расположение отделения он обратил внимание на следы пары лошадей, уходящие к дому напротив казармы. Зорким взглядом определил Гырма характер движения этой пары, и смысл всего этого "пируэта" лежал перед ним как на ладони. Сейчас, глядя в глаза новому начальнику, он понял, что ему задаются определенные правила игры. Досада рвала сердце: дома дел было немало. Но он хмуро принял эти правила, решив, видимо, раз и навсегда поставить все на свои места: с ним, Егенметом шутить нельзя!
И он повел двух данных ему в сопровождение милиционеров по кругу базаров: в Ак-Депе, Йыланлы, Даш-ховуз, Мангит, Чуйрук-Кала и Коне-Порсы. Следов пропавших лошадей не было.
В Дашховузе милиционер Адылбек предложил им остановиться в доме своего дальнего родственника. Но там была печаль: ночью по чьему-то навету увели хозяина. Адылбек, было, рванулся снова отправиться в путь, но под взглядом Егенмета сел.
Они пили чай и слушали причитания жены. Она никак не могла поверить, что ее муж был в нем-то виноват. Размышлять на эту тему было небезопасно, но и не утешить бедную женщину, давшую приют гостям, было бестактно. Егенмет все больше интересовался последними днями жизни арестованного, его работой, кругом друзей и врагов.
Гости переночевали. Наутро они уже были на базаре Мангита. Но базар совершенно не интересовал следопыта. Он поспешил в близлежащий колхоз, в котором когда-то жил и работал арестованный. С председателем колхоза зашел обычный разговор о погоде, видах на урожай. Отвечал на вопросы гостей 'Палва-ага как-то испуганно, а затем не выдержал и стал жаловаться:
- Вах-вах, наш склад с семенным материалом оказался на одну треть пуст. И замки целы, и следов нет, а сеять придется меньше. Как найти воров?
Егенмет попросил позвать кладовщика.
- Этого святого человека? - переспросил председатель колхоза. - Да он сам на себе волосы рвет. Пошел с мешками по родственникам, чтобы возместить украденное.
- Позовите несчастного! - уже приказным тоном сказал знаменитый охотник.
Прибывший вскоре кладовщик Джурабек выглядел очень и очень печальным. Но у Егенмета в глазах играл огонек гнева. Он начал подробно расспрашивать о том, что, казалось, не имеет значения: о семье, детях, знакомых, родственниках. Беседа шла в мирном тоне, как вдруг Егенмет встал и приказал вести его к складу. На месте следопыт поскучнел:
- Смысла нет здесь искать.
- Да, да, уважаемый, - обрадовался кладовщик, - лучше идемте ко мне домой чай пить...
- Домой, так домой, - согласился Егенмет.
У Джурабека был неплохой дом, огороженный надежным дувалом.
Особенно заинтересовали следопыта хозяйственные постройки, задние ворота, арба. Эта повозка вызвала у следопыта почти детский интерес. Это так забавляло милиционеров, что они сдержанно зубоскалили по поводу внимания следопыта к колесам и щелям на дне повозки. Уж сколько раз хозяин приглашал к чаю, а гость все отмахивался. Чудак!
Неожиданно Гырма отправился к маленькой кладовой и попросил всех идти за ним. Попросил одного из милиционеров придержать дверцу кладовой приоткрытой, чтобы можно было осмотреть ее внутри. Вот он приоткинул какой-то хлам в углу, и перед изумленными свидетелями предстало десятка полтора мешков...
Лицо у Джурабека исказилось в злобной и ненавистной ухмылке. Он закричал:
- Будь проклят тот день, когда ты родился, несчастный любитель совать свой нос в чужие дела!
- Будь проклят тот день, когда ты стал доносить на односельчан, - спокойно отозвался Гырма. Он посмотрел на милиционера Адылбека, у которого арестовали родственника по злому навету, и сказал:
- Не дрожи за свою анкету. Чист твой родственник, грош цена свидетельству этого вора.
Джурабек бросился было бежать. Да куда?
Когда следопыт предстал перед Муразовским через шесть дней, тот одобрительно выслушал историю с Джурабеком-кладовшиком и спросил:
- Ну, как с нашими лошадками?
- Забыл, начальник, было, про них, - он лукаво улыбнулся. - Они неплохо себя чувствуют вон в том доме, что напротив вас. Я знал об этом еще шесть дней назад.
Лицо Муразовского залила краска смущения. Он отвел взгляд от следопыта, повернулся куда-то в сторону, затем рассмеялся:
- Ну и жук же ты, Егенмет!
- Ошибаешься, начальник, я родился в год тигра.
... Через две недели к дому Гырмы прибыл на лошади сам Муразовский в сопровождении отделения милиционеров. Они выстроились в одну шеренгу. Когда Егенмет вышел из дома, Муразовский скомандовал:
- Смирно! Равнение на середину!
Для односельчан Гырмы это было удивительное зрелище. Сам начальник милиции строевым шагом подошел к их земляку и торжественно вручил ему новый английский пятизарядный карабин. Муразовский подошел к своему коню, отбросил накидку и на солнце ярко вспыхнул никелированный металл драгоценнейшего в те времена оружия.
И еще выдал документ, подтверждающий право носить карабин в награду за заслуги перед страной.
А затем был чай. Во время беседы Егенмет спросил:
- Парня-то освободили, того, что кладовщик оговорил?
- Дома он. Жди в гости.
КУДА ТЫ, ЕГЕНМЕТ?
ШЕЛ 1932 ГОД. Время тревожное, неспокойное. Классовый террор, развязанный в то время , своеобразно отозвался и в Туркменистане. Многие мирные люди гибли от рук басмачей, которые видели в каждом пособника НКВД. На севере республики, в краю древних хорезмских памятников былого могущественного государства, особенно свирепствовали Однорукий Бешим и его брат Мерет. Днем они вместе с другими дайханами занимались мирным трудом, а вечером или ночью выходили на разбойничий промысел. Они грабили без разбору, не знали пощады в расправе, умерщвляли свои жертвы самым жестоким образом, создавая вокруг себя атмосферу дикого страха. Засады, устраиваемые работниками НКВД, милицией, не давали результатов...
А люди строились. Кирпичных домов не было, стены поднимали из глины. Егенмет считался искусным мастером в этом деле, и его нередко приглашали помочь жители не только Коне-Порсы, но и окрестных селений. Стояла осень. Стали частыми порывы северного ветра, напоминающего о предстоящей зиме. Может быть, поэтому один из крестьян в местечке Ушаган-Ой решил ускорить дело с постройкой дома для своей семьи. Егенмет возводил последнюю стену и с высоты мостков нет-нет да поглядывал на дорогу, словно ждал кого. В селе только и разговоров было про беду Бердьшета, у которого украли коня. Досужие местные детективы склонялись к мысли, что это дело рук Одноглазого Бешима.
Случай этот получил широкую огласку еще и потому, что сын Бердымета - уважаемый Нарбай, работал секретарем местного Совета, а он не смирится с пропажей. Вот и поглядывал Гырма на дорогу, ожидая Нарбая. Он прикидывал, успеет ли закончить нанести узоры на стену, чтобы дать возможность ХОЗЯИНУ заняться устройством крыши.
Когда прискакал Нарбай, стена уже расцвела узорами, и радостный крестьянин ходил вокруг коробки будущего дома. После взаимных приветствий и пожеланий Нарбай заговорил о пропавшем коне, но Гырма остановил его:
- Я готов, поедем.
Гырма знал, что поиски не пройдут без его участия, потому что малочисленная милиция и чекисты области разбирали одновременно десятки подобных дел. И сил на каждое новое у них просто не оставалось. А местность вокруг Коне-Порсы была как бы негласно закреплена за ним. Но без официального приглашения со стороны потерпевших или властей следопыт за расследование не брался.
Осмотр места, где был привязан конь, занял немного времени. Все тот же наглый почерк грабителей: собака убита выстрелом из карабина ворота широко раскрыты, постромки уверенно перерезаны. Конокрадством занимались и кочующие по Средней Азии цыгане, но те обставляли исчезновение таким образом, чтобы у хозяев пропажи создавалось впечатление о неожиданно выросших у лошади крыльях.
Дорог было две. Одна вела к райцентру, другая - к пристани Лавак на Амударье. Следопыт и Нарбай, вооруженный именным маузером, повернули коней в сторону реки. Нарбай был тоже не из говорливых, но считал неудобным ехать все время молча. Он рассказывал об аульных делах, о борьбе с саранчой, которая закончилась успешно. Затем о самосожжении девушки, назвав ее "несознательным элементом", на что Гырма буркнул, что люди сжигают себя как раз очень даже сознательно. Беседа оборвалась. Теперь, чтобы скрыть неловкость, заговорил Егенмет:
- Гаракчы (разбойник) был один. Вот здесь он отдыхал, а затем к нему подъехал другой, и дальше они отправились вместе...
Гырма искоса взглянул на своего спутника. Движения у Нарбая были тяжелые, бычьи. Не зря его зовут Окузом, то есть быком. Такой шутя обхватит так, что косточки затрещат. Рядом с ним следопыт казался тростинкой.
Вдоль реки ехали часа полтора, затем повернули от нее к селу. Здесь была усадьба колхоза "Интернационал". Председатель хозяйства Джемек Хандурдыев был в правлении. Он что-то внушал бригадиру хлопкоробов, но, увидев прибывших, широко раскинул руки:
- Не ожидал, не ожидал таких гостей. Как благополучие и здоровье родных?
Смешливая нарядчица в красной косынке, словно сошедшая с газетных плакатов того времени, принесла чай. Председатель порылся в сейфе, доставая "подушечки" - мучнисто-белые конфеты. Когда узнал, что следы воров привели в его колхоз, он высказал догадку, что не иначе, как им придется ехать в Совет-Яб, где находился дом Однорукого Бешима.
- Громко говоришь, башлык , - предупредил Нарбай Окуз, - как бы не улизнул разбойник. И у стен есть уши.
Все почему-то оглянулись. Наступило неловкое молчание. Чтобы нарушить его, Джемек вызвался проводить.
Село надо было обогнуть со стороны, где у речки виднелось большое колесо черпалки. С помощью быков братья-разбойники Бешим и Мерет поднимали воду для своего канала. Судя по этому дорогому приспособлению, по размерам усадьбы, было ясно, что они из байской семьи. При таком достатке трудись, нанимай батраков, богатей! Неужели надо еще грабить?
Долго подступались власти к братьям, да никак не могли застать их дома. Испуганные соплеменники все время упреждали появление наряда милиции или чекистов. И братья ускользали. Не надеялся на удачу и наш небольшой отряд. Когда увидели Однорукого Бешима у дувала, даже опешили.
Бешим оправдывал свое прозвище. Был могуч и безобразен. Необъятный в плечах, огромная ручища, мясистое самоуверенное лицо палача с крупным, как картошка, носом, мокрыми губами и... одним глазом. Второй был изуродован в стычках, и это придавало ему вид закоренелого бандита. При виде группы Бешим осклабился, изобразив учтивого и радушного крестьянина. Крикнул жене:
- Дорогим гостям - чай!
Все нехотя спешились. Обычаи есть обычаи.
Однако, чаепития не получилось. Егенмет заметил, как метнулась куда-то жена Бешима. А тот, словно ожидая нападения, застыл в напряжении у столба, поддерживающего крышу гостевого эйвана.
-Ты убийца и вор! - крикнул Нарбай Окуз, и эти слова послужили сигналом к началу захвата. Стычка была короткой. Если бы не оружие в руках прибывших Однорукий Бешим, возможно, и улизнул бы, но одна его рука против троих крепких мужчин решила исход борьбы. Через несколько минут разбойник был привязан к столбу собственного дома.
"Группа захвата" ликовала. Еще бы: грозный, беспощадный насильник в их руках! Но как, с чем связать этот конкретный правовой шаг? Гырма выскочил на улицу, вспомнив о странном поведении жены бандита. Нашел женщину за домом, у арыка: она освобождала патронташ от содержимого, выбрасывая патроны от английского карабина в воду. Испуганно вскрикнула, заметив Следопыта, потом закричала:
- Это не наше, это я нашла! - Егенмет, не обращая внимания на причитания и всхлипывания, снял сапоги и, засучив брюки, полез в арык, шаря руками по дну. Торжествующая улыбка пробежала по лицу: он нащупал и вытащил английскую винтовку. Сразу стало легче от мысли, что найдено самое серьезное вещественное доказательство вины Однорукого перед законом. Позже, во время обыска, в доме было найдено награбленное: украшения, посуда и многое другое, что было отнято у людей вместе с их жизнью. У столба извивался в бессилии Бешим. Он что-то пытался крикнуть. но ему мешал кляп. Егенмет выразительно посмотрел на Нарбая, и они быстро вышли к воротам усадьбы. И вовремя: в проеме, держа в руках такую же английскую винтовку, показался Мерет - брат задержанного разбойника.
Егенмета-следопыта знали в округе и уважали не только за природную способность читать следы и распутывать их, но и за очень меткую стрельбу. Не зря он слыл мергеном. Поэтому, завидев знаменитого человека, Мерет даже и не попытался вступить в борьбу. Он был сметливее и хитрее брата, поэтому отбросил винтовку и поднял руки.
- Попались, - с сожалением бормотал он, когда ему закручивали веревку на руках за спиной. - Попались...
Солнце клонилось к горизонту. Арестованных решили отправить в Тахиаташ - ближайший поселок. Об украденном коне поговорили коротко: братья отказались признаться в его похищении. Егенмет чувствовал, что продолжение этой истории еще впереди, и будет оно неожиданным.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, вскоре выяснилось, что Мерет сумел сбежать при этапировании в Дашховуз. На это он был мастак. А еще некоторое время спустя на Дашховузском базаре Нарбай увидел коня своего отца. Небольшая засада - и снова разбойник Мерет в руках властей. На этот раз его охраняли несколько человек.
Но он опять ускользнул, попросившись по нужде в милицейскую уборную. Когда конвой через полчаса открыл дверь, изумлению охранников не было предела: за туалетом следили, не отводя глаз, а преступника в нем не оказалось. Возмущенное начальство грозило всем расстрелом. Тогда кто-то надоумил вновь обратиться к следопыту за помощью. Оцепили злосчастное неказистое отхожее место, привели Гырму.
Осмотрев место исчезновения, следопыт презрительно хмыкнул и пошел к своему коню.
- Куда ты, Егенмет? - окликнул его начальник облуправления НКВД.
- Домой! Здесь делать больше нечего. И расстреливать никого не надо.
- А где же Мерет?
- Очистите выгребную яму. Он там, в дерьме! Дерьму дерьмовая смерть.
КОВАРНАЯ ЖЕНЩИНА
ЗДАНИЕ областного суда в Дашховузе в конце 50-х годов находилось в небольшом здании в центре этого старого глинобитного городка. Но с раннего октябрьского утра сюда потянулись люди: должен состояться суд над пойманным разбойником Мухамеджаном, имя которого обросло самыми противоречивыми легендами.
Сам он происходил из знатной семьи хорезмских шахов. Но к тому времени об этой стороне его биографии мало кто знал, а кто догадывался, помалкивал до поры до времени. Скрыв свое происхождение, этот человек сумел войти в доверие окружного руководства и стать заведующим одного из ведущих отделов органов власти области. Сам по себе он был статен и красив, удачлив и смел. Не одна девушка вздыхала по нему, а во время войны некоторые вдовы пытались дать ему приют и ласку. Но в середине войны не спасла его броня, и он отбыл на фронт.
После победы его ждали домой, но что-то случилось в части, расквартированной в одной из западных стран. По одним сведениям он в ссоре застрелил командира роты, по другим- на него вышла разведка американцев и дала ему какое-то задание. Как бы там ни было, он вернулся сначала как победитель, а когда на него в местные органы НКВД пришла ориентировка, Мухамеджан уже гулял по пустынным просторам Каракумов. У него оказалось несколько автоматов Калашникова, пистолеты, гранаты. Через полгода к нему примкнуло несколько человек из ранее разбитых басмаческих банд, скитавшихся все эти годы по дальним колодцам пустыни, и началась противоречивая слава разбойника Мухамеджана.
Ум и природная хитрость подсказывали разбойнику свой стиль хозяйничанья в этих краях. 0собого секрета нет в том, что среди областных, районных руководителей, среди председателей колхозов и директоров совхозов попадались такие, кто грел руки на народном достоянии, кто был несправедлив, жаден, корыстен и охоч до красивых женщин. Вот таких-то высокопоставленных "выдвиженцев" и избрал Мухамеджан объектом своих нападений. Оказывается, он был когда-то прилежным учеником и хорошо усвоил произведение Пушкина "Дубровский". Эдаким благородным разбойником захотелось стать и ему. И не безуспешно. Был хорошенько избит первый драчун и матершинник, председатель колхоза Аманбаев, дом которого неожиданно сгорел во время экзекуции над ним самим. Оказался вываленным в дегте и куриных перьях жадный заготовитель Сапарбай, был ограблен и посажен на осла лицом к хвосту руководитель общепита одного из районов...
Впрочем, Мухамеджан не стеснялся в выборе жертв. Ему ничего не стоило отобрать и у бедного человека коня, а если тот еще и сопротивлялся, то тут же был проучен плеткой или выстрелом из пистолета. Да и его сподручные не церемонились, добывая себе пропитание: угоняли скот, отнимали муку. нападали на бахчи и огороды.
Чем больше входил в силу Мухамеджан, тем сильнее нервничало окружное начальство, снаряжая не один специальный отряд на поимку разбойника. Но он всегда уходил из любой засады живым и невредимым. Очевидцы рассказывали, как окруженный со всех сторон Мухамеджан выезжал в круг кольца, и ни одна пуля не брала его, а люди, подчиняясь его взгляду, вдруг расступались и давали ему дорогу. Мухамеджан с диким хохотом покидал оцепление, а людей от его голоса пробирал мороз по коже.
Тактика разбойных нападении у бандита была своеобразной. Сегодня он нападал на левом берегу Амударьи, а завтра слухи о его нападении уже ходили по правобережью. Удивительно было то, что следов его коня никто не мог обнаружить. Говорили, что, убегая от погони, Мухамеджан входил в густые тугаи, забирался на дерево, спрыгивал на огромного дикого кабана, н тот нес человека сломя голову через весь прибрежный лес.
Все эти россказни изрядно надоели как в Дашховузе, так и в Ашгабате. Наконец к 1947 году был прислан специальный небольшой отряд для поимки "благородного" разбойника, потому что высокое начальство в Москве уже высмеяло ашгабатских энквэдэшников и пригрозило разобраться на месте. Что это означало, было ясно и младенцу.
Надо сказать, что дела v присланного отряда шли неважно. Не зная местности и не учитывая глубокой симпатии к "благородному" разбойнику со стороны жителей, особенно там. где царили несправедливость и притеснения "во имя блага народа", оперативники не находили следов Мухамеджана и потому стали хватать невинных людей по первому подозрению в соучастии или укрывательстве.
СВИДЕТЕЛЬ Егенмет- следопыт ожидал вызова в суд. Сидя под виноградником у здания суда, он думал о том, как народ воспримет его рассказ о поимке разбойника. Умудренный жизнью Гырма не тешил себя иллюзиями, что будет создано многотомное дело по обвинению Мухамеджана. Над другим разбойником такого открытого суда не не могло быть. Здесь было важно раскрыть классовую подоплеку разбойных действий, припугнуть сочувствующих. "Если выслушают, - вздохнул Егенмет,- буду говорить как оно было на самом деле. За правду народ меня не осудит".
Встреча Егенмета со знаменитым разбойником состоялась cpaзу же после войны. Следопыт долго бродил в тугаях, разыскивая логово волков, чтобы взять щенка для чабанов. Его давнишний знакомый чабан Шабай воспитывал волчат, и те оказывались самыми верными охранниками стада, отпугивая волков. В тугаях Мисгината и наткнулся Гырма на человека с оружием, стоящим к нему спиной.
- Эй, - окликнул его следопыт. Человек резко развернулся, явно готовый пальнуть из автомата по следопыту. Но, с уважением посмотрев на нацеленную на него английскую винтовку, подаренную Муразовским, опустил оружие.
- Да ты никак Егенмет? - спросил звонким, молодым голосом человек, которому на вид можно было дать за сорок лет. Был он прекрасно сложен и быстр в движениях. На губах застыла усмешка сильного и уверенного в себе хозяина.
- А ты, как я понял, тот самый Мухамеджан?
- Которого никак нс поймают советские ублюдки. Ну, как, стреляться будем, мерген, или мирно разойдемся?
- Сам бы пошел и сдался, Мухамеджан. Грабить людей нехорошо.
- Я слышал о тебе, как о честном человеке, Гырма. Хотя ты не одного из джигитов Каракумов выследил и сдал властям...
- Для кого они джигиты, а для кого убийцы и грабители!
- Ладно, у каждого свой путь в жизни. Я бы должен убить тебя здесь, Гырма, потому что знаю, что ты станешь моей погибелью. Но от волн всевышнего не уйти...
Голос Мухамеджана неожиданно стал обволакивающим сознание. Егенмет смотрел в глаза разбойнику и не мог понять, что с ним вдруг случились: какая-то сила сковала руки. А затем наступило затмение, и Егенмет очнулся один на один с тугаями. Он встряхнул головой. Да, не зря рассказывают про силу внушения этого разбойника.
Прошло четыре года. Люди из милиции вновь обратились за помощью к знаменитому следопыту. И привели его к дому, откуда ранним утром ускакал Мухамеджан, вырвавшись из окружения. Егенмет внимательно осмотрел все вокруг. Следов бестолковой суеты было много. Пришлось осматривать копыта всех лошадей, на которых были всадники из окружения. Но вот, наконец, один незнакомый след. Подковки на задних копытах были сделаны кузнецом из Васа. Мастер кузнечного дела знаменитый Худаяр-уста делал более выпуклый рельеф и стачивались его изделия дольше, чем у других кузнецов. Да и металл у Худаяра-уста прочнее. Люди с достатком обращались к этому кузнецу.
-По этому следу и пойдем, - сказал Егенмет начальнику спецотряда НКВД Шамсутдинову. - Но вы не должны опережать меня.
Засада построилась в цепочку и тихим шагом вышла из поселка Йыланлы, круто повернув от крайнего дома на запад, в сторону Акдепе. Причем сразу же отряд перешел на быстрый бег, повторяя темп движения ускользнувшего разбойника. Но уже за Акдепе, часа через два после выхода из Йыланлы, показались первые барханы. Егенмет поднял руку. Отряд остановился. Следопыт приказал всем спешиться и рассредоточиться. Затем он вместе с начальником и его заместителем взял влево и стал обходить пологий склон сыпучего холма. Гырма сказал, чтобы сопровождающие шли, прикрывшись лошадьми со стороны бархана. Но Шамсутдинов поступил по-своему: он подал бойцам знак обходить с правой стороны, а сам наизготовку с огромным маузером вскочил на коня. В это же мгновение из-за бархана раздался выстрел, и Шамсутдинов кувыркнулся на землю. Заместитель начальника бросился к своему командиру, а бойцы, посланные в обход, застрочили беспорядочно в сторону бархана. Но вдруг прекратили стрельбу, потому что послышался громоподобный хохот:
- Вам меня не поймать, жалкое воронье! А ты, Гырма, уходи! Предупреждаю: буду стрелять!
Заместитель начальника командира молодой казах Егенбаев вскинулся мстить за своего начальника. Но и он был метким выстрелом сражен и скорчился на земле от боли, пуля попала в живот.
Егенмета разозлила глупость этих людей, не подчинившихся его предупреждениям. Но и действия Мухамеджана были предельно оскорбительными. Он вскочил .на своего Азата и тут же, скользнув ему под брюхо, выстрелил из-под коня в сторону бархана, туда, где острый глаз заметил небольшую пыльцу, взвихрившуюся от выстрела противника. А Азат уже несся галопом по склону 'бархана, инстинктивно выбирая темные островки мелкого тальника и тамариска, которые создавали плотную опору для копыт. Вверх по зыбучему песку идти было бесполезно. Прикрываясь правым боком скакуна, Егенмет, легкий и цепко державшийся на сильном ходу. изловчился вновь выстрелить по пыльной змейке. Глухой вскрик подтвердил точность попадания. Бойцы снова подняли стрельбу.
Чья пуля попала в Азата - трудно было сказать. Он вдруг на полном ходу уперся передними ногами и свалился на песок, увлекая за собой седока. II снова выстрел. Он принес с собой что-то раскаленное, обжигающее правое плечо. Но это еще была горячка боя. Егенмету показалось, что прошли мгновения, пока он высвободился из-под коня, как побежал по склону вверх, как вновь упал на простреленное плечо, и тут уже его пронзила такая боль, что он потерял сознание.
На чужом коне, за спиной бойца он возвращался домой. Пуля прошла на вылет, не задев кости и Егенмет стремился домой, он знал, как унять боль, и сейчас внушал себе видимость потери чувствительности у места ранения. Горестно вздыхая над бездарно погибшими руководителями, над сорванной операцией.
...Через три месяца он был в засаде у дома очередной любовницы Мухамеджана. Единственным его условием новому руководителю операции было то, чтобы рядом не было ни одного бойца.
Пришла полночь. Егенмет выбрал позицию у дувала, как раз наискосок от входной двери. Чуть рядом расположилась собака. Это грозное на вид животное даже не открыло пасти, увидев направленный прямо в зрачки взгляд следопыта. Собака предательски заскулила и ползком стала приближаться к Егенмету, повиливая униженно хвостом.
Следопыт горько усмехнулся. Он прошелся по шерсти собаки ладонью. и та притихла, войдя в блаженное состояние сна.
На небе сверкали мириады звезд. Егенмет пристально взглянул на это скопище золотых блестящих украшений на куполе ночи и поразился никчемности своего нынешнего занятия. Он, здоровый мужчина, лежит на земле, ожидая другого такого же здорового человека, которому сейчас раздавала ласки коварная красивая женщина, которую сломили на допросе в НКВД. Он знал, что после этой засады и ее выселят из Туркменистана, и она кончит свои дни где-то на холоде, под завывание вьюги. Ради чего все это? Почему Мухамеджан стал таким? И почему именно ему, Егенмету, досталась такая участь выслеживать и ловить негодяев? Почему такое мощное государство оказалось бессильным поймать одного человека?
Но вот звезды начали блекнуть. Скрипнула где-то в доме внутренняя дверь. Егенмет насторожился, в нем моментально произошло внутреннее перераспределение сил. Слух и взгляд обострились. Руки сжали винтовку
Звякнул запор, отодвигаемый с предельной осторожностью. Затем в проеме раскрытой двери показался силуэт женщины. Но она отступила вглубь, и на пороге появился Мухамеджан. Он застыл, затем сделал несколько шагов по скрипучим половицам веранды. И снова замер.
И здесь уже Егенмет тихо и властно сказал:
- Ни с места, иначе пуля будет в твоем сердце! Я - Егенмет.
Мухамеджан знал цену этим словам. Он медленно поднял руку, разразившись тихой бранью в адрес коварной женщины, скользнувшей в глубь дома:
- Продажная гадина! Змея! Тварь. они и тебя не пощадят...
- Вперед, к калитке! - приказал следопыт.
Они вышли, двое мужчин, на улицу, навстречу поднявшемуся оцеплению. Люди в' страхе перед разбойником держали наизготовку свои винтовки и карабины, готовые при малейшем движении Мухамеджана спустить курки. Следопыт знал, что в этом случае и он может быть убит. Он знал, что в порыве мести Мухамеджан может шарахнуться в его сторону. Разбойник, как будто читая его мысли, шепнул:
- Живи, Гырма...
Суд над Мухамеджаном действительно был коротким. Следопыт прошел как незначительный свидетель, словно каким-то образом случайно оказавшийся на месте ареста. Подсудимый отрешенно слушал xoд судебного разбирательства, но когда услышал, какую незаметную роль отвели его пленителю, усмехнулся и громко сказал:
- Так бы я вам и дался, не будь рядом Гырмы!
СОРОК КРАСАВИЦ
РЫЖЕВАТОГО вестового из милиции на такой же рыжей кобыле Егенмет заметил, когда тот замаячил за кроной густых деревьев на краю села, где строился очередной дом.
Милиционер спешился и попросил следопыта отойти в сторону.
- Беда, Егенмет-изчи, - зашептал он, - банк в райцентре ограбили. Убит милиционер из ночной смены. В области уже знают и требуют немедленной поимки пяти грабителей.
- Вот как, - улыбнулся Гырма в свои усы, - даже знают, сколько было нападавших? А что сами-то не бросятся в погоню?
- Вам шутить, уважаемый, а ловить некому. Следователь топчется в банке и все повторяет: два мешка денег, два мешка денег...
- А что можно купить на эти деньги? - спросил Егенмет, хитровато прищурясь.
- Даже не знаю. Много. Ну, корову с телятами, баранов там, кетмень... Нет, два кетменя...
- Эх, ты, кетмень! Кто грабит банк, лопаты не покупает.
В райотделе милиции следопыту представили нового следователя прокуратуры Мухаммеда Гаипова. Тридцатилетний мужчина из фронтовых разведчиков.
- Понимаете, Егенмет- ага, два мешка денег! Вся районная выручка за месяц. Следили за банком, знали, когда напасть.
Лучи полуденного солнца косо падали сквозь зарешеченные окна небольшого кирпичного здания. У порога банка лежал в крови тот милиционер из ночной охраны. Он был убит ножом прямо в сердце. Бедняга, по-видимому, даже испугаться не успел, когда его ударили в грудь большим тесаком.
В глубине второй комнаты стоял настежь открытый сейф. Невероятно, как уместились в нем два мешка. Замок разворочен притянутой на проволоке гранатой.
Начальник милиции и его заместитель с интересом следили за действиями Гырмы. Но в помещении его уже ничего не интересовало, и он быстрым шагом вышел на улицу, старясь не глядеть на ярко освещенные места.
Увидев у двери обилие следов, Гырма съязвил:
- Похоже, здесь побывал целый полк следователей.
Но вот он метнул взгляд на первое окно банка, заметив на его наружном подоконнике что-то интересное. Молодой следователь ринулся за ним:
- Что там, Егенмет-изчи?
След сапога. Кто-то из грабителей, видимо, подъехав на коне, оперся или оттолкнулся от окна.