Я больше не могла ждать. Сколько можно? Когда еще мы с Серегой наедине останемся? Может, лет через сто! Или двести. Я состарюсь тогда, все зубы выпадут, а сама я с ног до головы ржавчиной покроюсь. Или мхом.
Стала искать способ рассчитаться с ним. Ну, нельзя же в вечных должницах ходить! Да и сама хочу... научиться...
Утром всегда, когда Серега у нас ночевать остается, первой маманька встает. Тихонько сползет с дивана и уходит. Сначала на кухне кастрюли там разные, чайник на газ поставит, потом в ванной умывается. Потом опять на кухне. Когда мы спим, мы ничего этого не слышим. Это когда проснемся, кажется, что она все за полминуты, быстро приготовила. А она час, не меньше, жарит-парит. А когда приготовит все, да еще себя к работе, только потом приходит Серегу будить.
Он сказал ей, чтобы пораньше поднимала - поможет. А маманька говорит, что утром у нее все отработано, она одна быстрее все как ей надо сделает. И ему польза, лишние полчаса отхватить у сна никогда не помешает.
Ну, думаю, где я еще другое время найду, если он всегда то на работе, то у себя дома.
Даже не знаю, как я проснулась в такую рань. Наверное, очень сильно хотелось. Только маманька села на диване, тапочки ногой нашаривает, в один миг сон мой пропал. Прямо как совсем не спала и не хочется. В шпиона превратилась, каждое ее движение, каждый шорох локаторами своими ловлю.
Она дверь за собой прикрыла, кран с водой зашумел. Тут я к Сереге под одеяло юркнула и руку ему в трусы. Не сверху, через резинку - сразу бы разбудила! А сбоку. Трусы у него народно-семейные, сатиново-просторные. Я только краешек отогнула и вот оно, все передо мной. Палка у него совсем у сонного и не палка, а так, мягкая, как тесто, когда мы пельмени делаем и маманька мне велит сочни катать. Я ее сначала рукой потрогала, даже замурчала от удоволь-ствия. А потом сразу в рот, пока она не такая огромная. И мну ее губами, покусываю зубами. А она сразу давай у меня во рту расти, твердеть, как рези-новый шарик, в который воздух как жизнь накачивается.
Это Серега просыпается.
Я одного боюсь, что он меня сейчас прогонит, и не просто прогонит, еще и наругает громко, чтобы те, которые на кухне - услышали и прибежали. А остальные обязательно проснулись.
А он не прогнал. И даже ничего не сказал. Только рукой меня по голове погладил, потом по спине провел. А у меня маечка, которую он подарил, она не совсем длинная, она немного короткая. Пупок прикрывает, а остальное не прикрывает. Это же не для пряталок, для красоты такое придумано. Спина, ну там, где трусики начинаются, голая получилась. Он по голой спине меня по-глаживает, я его рукой... и ртом помогаю. А он дальше полез, уже под резинку... по попке меня... а пальчик один в ложбинку между... проскальзывает. Так приятно. Особенно когда маленького кружочка касается, вроде нечаянно. Просто мимо проходил и задел ненароком.
42
Не полная дура - понимаю, это он так со мной играет, страсть во мне накаляет. Коснулся - я напряглась ожиданием, сейчас, мол, дальше будет. А он мимо пробежал, как и не собирался задерживаться. Не дождалась я. Но расстроиться не успела. Возвращается. Я опять жду - ну уж сейчас-то точно задер-жится, поглубже проникнет. И опять он меня надул, опять дальше прокатился. Зато потом, когда дождешься, на взрыв похоже, на вскрик... на... даже не знаю, с чем и сравнивать еще.
Я уже почти... я уже приплываю... ну это... силы у меня кончаются. Я не думала, что так трудно долго во рту его держать. Губы немеют, не хотят плотно сжиматься. И рука тоже устала. Или мне неудобно так было, потому что я на локтях стояла, а руки еще опираться должны... Или слабая, совсем неумейная. Вот влетела! Мол, запросто сделаю. А запросто оказалось совсем не запросто. Языком тоже уметь надо работать.
- Не могу больше, - шепчу ему. - И чуть не в слезы от бессилия своего.
Он взял мою ладошку сверху в свою, сжал и показывает, как делать надо, помогает. Я тогда осмелела и попросила его... ну, чтобы он... немного... пальчик в меня.... В колечко чтобы...
Он сразу согласился, даже я его сильно и не просила, с первого раза. А когда пальчик его... он рукой задергал быстро-быстро и помог мне его... ну... чтобы у него... брызнуло.
Я сначала думала, что он там себе порвет кожу. Он так сильно мою руку своей рукой вниз... Даже у него конец палки заблестел, как лысина у лысого дядьки. И много из него... не как из Тёмы. Целая лужа натекла. Я хотела сразу лизнуть, но побоялась. Немного у меня на руке осталось, я тихонько под одеялом попробовала. Совсем не такой вкус, как тогда. Но тоже приятно. Понравилось.
Он сначала был весь напряженный, выгнутый. А потом немного обмяк. Вытащил меня из-под одеяла и говорит:
- Ты молодец.
- Тебе понравилось? - спросила осторожно. Я надеялась, что он скажем мне, что ему было хорошо. Даже знала, что он так скажет. Но мне очень хотелось услышать это, убедиться.
- Слов нет, как хорошо.
- Ты меня не обманываешь?
- Не обманываю, - говорит Серега и прижимает меня к себе сильно-сильно. Даже косточки мои теснее внутри придвинулись друг к дружке, чтобы не мешать мне в нем растворяться. - Спасибо тебе.
А я ему говорю.
- Мне-то чего спасибо. Это я тебе много должна. Ты мне вон сколько всего подарил. И с Севкой тоже.
- Глупенькая, - надавил пальцем мне на нос.
- Совсем-совсем?
- Ну, не совсем чтобы совсем.
- А насколько? - у меня начался языковый чес, мне хотелось болтать без остановки, но Серега меня остановил.
- Ты... это... давай, спи, пока маманька нас не застала. Вот уж тогда нам с тобой достанется по первое число.
43
Весь день ходила непонятная. Радоваться или нет.
Ну, конечно, что с Серегой получилось, довольная страшно... ну, в смысле, что он не прогнал меня, не наругал, не разочаро-вался. Даже помог и... кажется, еще не прочь, если возможность будет.
А потом вдруг начинала расстраиваться. Я же совсем не умею долго. У меня скулы сводит. Вон сколько времени прошло, а я нормально жевать не могу, возле ушей все болит. Как заморозка. Я один раз ходила зуб вырывать, там уже от зуба совсем ничего не осталось. Маленький огрызок. Зубничка сказала, что никак не подцепить ей. Пришлось укол ставить, и потом в десне она так ковырялась, мне казалось, она у меня щипцами своими до глаза достанет и проткнет его насквозь. Глаз вытечет, а я перестану им видеть. А когда ушла из кабинета, все казалось, что щека у меня распухла и ее из-за спины видно. Через каждую минуту в зеркало смотрела, ждала, когда же опухоль нару-жу вылезет. А это просто заморозка от укола была, а совсем не опухоль.
Я почему вспомнила-то. Да у меня сейчас, после Серегиной палки, тоже как после заморозки все онемело. Как не мое, я трогаю, а скулы болят. Думала, что уже все, уже умею и смогу, а получилось лажанулась.
Так до вечера промучалась. Спросить у кого, - не у кого. Вечером ждала - Серега придет, я с ним поговорю, он скажет, что надо делать.
Прийти-то он пришел, а времени поговорить с ним, чтобы никто не слышал, не нашлось. А на ночь сегодня он не остался. И нас на улицу не прогнали, чтобы мы погуляли, пока они с маманькой...
А когда он опять пришел ночевать, у меня уже не болело, у меня уже прошло, я перестала расстраиваться по таким пустякам. Натренируюсь, щеки это тоже мышцы, их тоже тренировать надо. Не просто так, с первого раза и как у профессионала.
Он когда снова к нам пришел ночевать, я заметила, они с маманькой просто спать легли, даже не... ну, ничего не делали. Может, маманьке нельзя сегодня?
Утром он сам меня растолкал. Я ему рассказала, как у меня рот болел.
- Привыкнешь, - успокоил. - Тут много хитростей есть.
- Хитростей каких? Как не уставать?
- И таких тоже.
- А еще каких?
- Да их миллион!
- Ну, скажи, а? Ну, хоть одну!
- Хоть одну, это можно, хоть одну не жалко. Вот ты хочешь, чтобы мужик быстрее приплыл, заведи его посильнее.
- А как? - я была готова делать хоть что. Все, что скажет.
- Вот так! - говорит, а сам берет и меня на себя заваливает. Так, что моя... волосики мои... он трусики с меня снял и языком там... я не могу, как по сердцу проводит. Вырываюсь от него. А потом совсем сил не осталось вырываться, надо же тихо, чтобы маманька не дай бог, чего не услыхала и не пришла. Ну и перестала вырываться. А Серега говорит мне. - Вот теперь начинай. - И голову мою к палке своей наклонил.
Я совсем не успела от него устать. Так быстро он брызнул в меня...
44
В субботу маманька выходная. В субботу мы спали долго, за всю неделю отсыпались. А потом у нас коллективное мероприятие намечалось. Всем семейством погулять. Но сегодня не просто поболтаться по улице, по ма-газинам. Сегодня одно плановое задание есть. Приятное. Для меня. В косметический кабинет. Уши прока-лывать.
Серега мне на восьмое марта сережки подарил. Классно! Серега - сережки. Бабочки... золотые... с расправленными крылышками. А в них по камешку белому... нет, прозрачному. Когда чуть-чуть сиреневому, когда чуть-чуть голубому. Какой свет на них падает. Серега говорит, - уже большая стала, пора привыкать.
А Натке, чтобы не обидно было, тоже подарил. Маленькие, серебряные. До золотых она еще не доросла. Еще на улице вместе с ушами оторвут. Так бабушка говорит.
Ой! Я не могу! У меня сережки золотые!
Мы шли из кабинета, и мне казалось, что все вокруг только на меня и глазеют, на мои золотые! А они блестят на всю округу ярче солнца. Или это ярче солнца я сверкаю.
Когда мне их тетка в кабинете в уши вставила, я к зеркалу сразу. Смотреться. Хотела Серегу за них расцеловать, прямо тут. Но в кабинете были только я и тетка, которая уши прокалывает. А все наши в коридоре меня ждали.
Я когда вышла, уже немного нарадовалась, уже немного успокоилась, и уже смогла не кинуться к Сереге с поцелуями. А маманька посмотрела на меня, повертеться заставила перед ними, и говорит.
- Ну, доченька, поблагодари Серегу за такой богатый подарок! - и сама меня к нему подталкивает.
Я только что мечтала об этом, а тут сразу смутилась, растерялась, боюсь подойти. А вдруг они увидят, как я его целую, и сразу обо всем догадаются? Вот стыда-то!
Серега сам выручил меня.
- Чего она здесь меня целовать будет, - говорит весело. - Вот придем домой, стол праздничный накроем, там все и поздравимся, все и поцелуемся.
Маманька сразу от меня отстала.
Мы в этот день долго гуляли. Так хорошо, как одна семья идем. Толик то сам между нами бегает, то устанет, Серега его как сына на руках несет. А маманька тогда рядышком пристроится и держит Серегу за руку. Как его жена. А мы все как его дети. И все нарядные, а отец семейства даже не пьяный нисколько, и не кричит на нас, а шутит и улыбается.
Как сказка.
Мне так хотелось, чтобы этот день не кончался. Чтобы солнце остановилось и не убегало к горизонту. Я же знаю, хоть миллион раз проси его не спешить, все равно придет вечер, потом ночь. Потом опять день. И Серега все равно к себе уйдет, к своей жене. Ему, может и хорошо с нами. Но, наверное, чего-то там больше, чем у нас. Или лучше, чем у нас.
Зачем тогда он уходит? Если бы у нас было лучше... если бы нас он любил сильно-сильно, он бы насовсем остался.
45
Маманька немного лишнего выпила. Или устала сильно. Она же теперь на тяжелой работе работает. Уходит в семь утра, а приходит в половине седьмого вечером. Завод далеко, целый час только на трамвае ехать. Да пешком. Да всю смену на ногах.
Мы еще праздничный концерт смотрели, а она уснула. Натка заметила и сразу свои мультики включать.
А мне пришлось одной все на кухне прибирать. И за маманьку, и за себя. Раньше я посуду мыла, а она все рассовывала: что в холодильник, что на балкон, что в стол. Теперь я и за нее, и за себя.
Прибираюсь и помаленьку злиться начи-наю. Ну почему в других семьях все как надо, а в нашей... Не могла маманька нор-мального мужа себе выбрать? Выбрала алкаша, который детей наделать смог, а подумать о них дядя чужой должен? Чего у нее не так? Все у нее так. И не страхилла, вроде, когда оденется, намалюется, волосы накрутит, загляденье. Только я ее такой расфуфыренной редко вижу. А папанька вообще не видел. Или не хотел.
Я даже не помню, чтобы они хоть когда куда сходили вместе нарядные. Только в гости иногда. Но там папанька всегда наклюкается, потом дома ему долго вставляют. А он матерится на маманьку, и все равно по-своему делает.
Женщина из мужчины веревки вить мо-жет, если она умная женщина. Дядя Алик так говорил. Только надо уметь желания угадывать и выполнять лучше, чем другие это делают. Будешь лениться, нос воротить, тогда уж точно другая найдется. Она уведет.
Выполнять желания... лучше... чтобы увести...
Серега уходит домой, потому что там кто-то лучше ему делает? А как лучше? Чего же ты, маманька, до седых волос уже... а не научилась?
Я его сегодня не отпущу домой. Приду-маю что-нибудь, скажу, что боюсь одна оставаться. Пусть он не уйдет, ну один разок, ну, сегодня только...
Серега и не собирался домой.
Когда я прибралась и в комнату вошла, они все навалом на диване валялись. Ма-манька спит уже под одеялом. Серега с другого края дивана. А в серединке Толик с Наткой. Натка одна шары в телик таращит и зевает, вот-вот скулы вывернет.
Ее я в ванную прогнала. Толика сама сносила. Умыла и спать уложила на его место.
Мне надо сделать это.
Мне надо оставить его с нами насовсем.
Сегодня мой день.
- Я сама, - шепчу на ухо. - Я сама потихоньку сяду, - уговариваю его, но больше себя. Я еще боюсь. Вдруг он не сдержится и надавит? И я закричу? Нет, я не закричу. Я буду терпеть. Пусть он не думает, что я маленькая. Пусть он получит все... и не захочет от нас никуда... еще немного... почему он такой большой вначале? Если бы маленький, как у Тёмы, давно бы уже. О-о-о...
Я не закричу...
Я вытерплю...
46
Когда у нас свой видик появился, больше всего обрадовались Толик и Натка. Они теперь целыми вечерами мультики смотрели. Серега принес кучу кассет. Из дома или где набрал. Смотри, не пересмотришь. Особенно про Тома и Джерри. Мои малыши визжат от восторга. Маманька за них радуется. И слушаться стали больше. Чуть что, можно сказать, что мультики не разрешат смотреть. Тут же все сделают. И на тарелках вылизано, и умыться там, и прибрать игрушки. Хоть что.
Мне даже немного завидно. У них детство счастливее моего. Я своего видика в их годы не имела.
А потом подумала про маманьку - она вообще первый раз видик во сколько лет узнала? А бабушка? Ну, и как-то успокоилась, не стала больше завидовать.
Теперь порнушку я могла дома смотреть, днем, когда одна. И повторять, и тренироваться, так как мне хочется, не боясь, что девчонки подсмотрят и подумают чего.
Натка, вот любопытная! Нашла у меня под диваном кассету. Я всегда там чего-нибудь прячу, чтобы маманька или кто другой не нашел. Там под диваном я резинкой старой приделала кармашек специальный. Как в поездах. Можно под резинку подоткнуть что тебе надо. Хоть как поезд... то есть диван, тряси, все равно не выпадет. А она или знала про мой секретный клад, или под диван за чем полезла. Нашла. А включать видик и кассету туда-сюда, это дело нехитрое. Это она давно умеет.
Я прихожу в комнату из ванной, а она сидит и в экран пялится. А там два дядьки одну тетку. Или наоборот, одна тетка сразу двух дядек. Ну это... короче, по всякому они.
Я ей говорю:
- Ты чего смотришь?
Она мне без тени смущения отвечает.
- Это кино такое. Как Серега с ма-манькой. Любят. - А сама глаз от экрана даже не отвела.
Я хотела сказать ей, что еще рано, еще маленькая она. Только взрослым можно. Но Натка опередила меня.
- Я потом, когда вырасту, тоже так смогу. А сейчас я пока не могу, я еще ма-ленькая, вот видишь? - задирает платьишко, а под ним ничего нет. Раздвинула она свои пухленькие губы, показывает мне. - Вот видишь, у меня еще такой дырки нет, не выросла. Она потом вырастет, когда я ребеночка через нее рожу.
- Чего ты сделаешь?
- Ну... потом... я съем чего-нибудь, у меня в животике ребеночек получится, как Толик у маманьки. А потом он захочет народиться, и у меня в больнице операцию сделают, вот здесь вот разрежут, как у тети, - а сама опять мне показывает, где и как ей в больнице разрежут.
"Глупая", - хотела сказать я, - "сначала дырочка у тебя вырастет, потом родишь". Но не сказала. Я сразу дядю Алика вспом-нила. Его уроки. И не стала ее ругать. Не стала забирать кассету. Просто села рядом, обняла чудо мое первоклассное, платьишко ее одернула и сказала только:
- Ну, давай вместе досмотрим.
47
Это бес в меня вселился. Кассета, которую мы смотрели... ну, там много всякого было. Я знаю, что это, а Натка не знает. Она же все на свой манер комментирует.
Увидела, как тетка на дядьку верхом села, а потом их со спины показывают и у тетки из... ну это... дядькина палка торчит...
Натка говорит мне.
- Смотри! Тетя обкакалась.
Я чуть не померла со смеха! Все бы тетки так обкакивались! Да не по разу на день! Ни одна бы не отказалась!
А потом там две тетки друг друга лизали. Натка опять со своими комментариями. Я где промолчу, где слово вставлю. А она возьми да спроси.
- У тебя уже есть это? - и подбегает к телевизору, и показывает пальцем там, где у тетки клитор.
Ох, ты чудо ты мое. Ну что я тебе гово-рить должна? Что я - мамка твоя? Или учителка, у которой высший институт и сто лет практики? Я тебе словами сказать не могу. Я понять могу, чувствовать могу. А объяснить как?
- Покажи! Ну, покажи! - и лезет мне под юбку.
Оттолкнуть?
Наругать?
Сказать, что нельзя этого делать?
А как же кассета... А маманька с Серегой. Натка тоже не слепая, и не на луне живет. Не сегодня - завтра ее подруги начнут учить. Как меня учили. Как в свое время маманьку учили. И бабушку.
Как учили?
А никак!
Через зад! Вот как...
Перестала я с Наткой бороться.
- Смотри сама, - говорю ей, падаю спиной на диван, и разрешаю трусики с меня снять.
А она - вот ребенок! Я ей кукла? Она как с куклой говорит, когда врача из себя строит.
- Ну, больная? Что там у вас? Сейчас мы посмотриv и рецепт выпишем.
- Какой рецепт? - смеюсь я.
- На лекарство.
- Я же не болею.
- Откуда тебе знать? Кто врач? Ты или я?..
Ты... конечно ты. Сестренка моя маленькая...
Ты еще можешь позволить себе играть этим. А я все... я уже отыгралась. Я теперь взрослая. Я теперь Серегина.
Ты, когда вырастешь, тоже станешь чьей-то. Я научу тебя. Я покажу тебе то, что маманька наша никогда не покажет. Нет, она не плохая там, или не умеет это делать. Их так вырастили, приучили в себе прятать. Потому и остались они на обочине жизни, что большую часть ее мимо пропустили. Для других лучшее оставляли. Не для себя. И не для нас с тобой...
48
Серега достал мне путевку на вторую смену в молодежный лагерь.
- В первой смене еще холодно, - говорит. - Мы в детстве в лагерь ездили, самой лучшей вторая смена считалась, в нее было не попасть. И тепла полно, макушка лета. И ягоды уже вовсю есть.
Мне его трудно представить бегающим пацаном в лагере. Как-то не вяжется с ним. Он, хоть и Серега для всех, но такой основательный, уверенный. Я сначала думала - какой он вихляющийся. А он совсем даже не вихляющийся. Он твердо стоит. И знает, что ему нужно. И умеет взять то, что ему нужно.
Он приехал ко мне - еще недели не про-шло.
Я в игротеке была, писала плакат к соревнованию, пацанов мы будем поддерживать, когда они с восьмым отря-дом играть будут. А с ворот дежурный прибегает:
- К тебе, - говорит, - отец приехал.
- Какой отец? - отбрыкнулась я. - Ходи, мальчик мимо. - Руки до локтей в гуаше, бумага противная, краска по ней расплывается. Отец. Ха-ха... Он разве что с того света ко мне приехать может. А потом думаю, мелюзга эта откуда может про мою жизнь знать, что я на него так гыкнула. Ему сказали, он побежал. Сама на воротах один раз стояла. Там от скуки любой пробежке рад. Даже очередь, один раз ты бежишь за кем-то, другой раз еще кто. Вот какое развлечение.
- Кто там ко мне приехал? - смягчила я свою грубость. Только теперь представила разницу между мной и малышом. Я для него как воспитатель почти. Вот он и робеет.
- Дядька на "волге", - уже не так уверенно признался мальчик. - Он сказал, что к тебе.
- А-а, поняла! - сразу обрадовалась я.
У меня огурец в кармане был, за обедом в столовке дернула, думала, вечером после отбоя пригодится. Ну, я его дежурному подарила. Пусть жует, пока я его по назначению...
Я сначала, когда мы только в лесок заехали, сразу хотела его поцеловать. Замочек на брюках быстро расстегивается. А он мне говорит:
- Не спеши, мы с тобой сегодня по полной программе успеем.
Серега меня увез на озеро. Там баз отдыха полно всяких. Каждый завод для себя их настроил. А потом все перемешалось. И теперь можно запросто в любую из них без путевки попасть. Приходи, плати и живи.
Нам не надо было торопиться. Нам не надо было бояться, что маманька или Натка помешают. Я в душе помылась, а потом он пришел и тоже помылся, и меня помыл сам, еще разок, как маленькую девочку. Везде. А потом целовал долго - долго, наверное, полдня или полжизни...
А потом еще...
Я, когда в лагерь мы вернулись уже вечером, сразу в палату не пошла. У меня ноги идти не могли. Я его проводила, села на лавочку и сидела, пока дискотека не кончилась и все спать не пошли.
А потом еще дня три или больше в себе носила... ну, это... Серега уехал, а его как будто во мне оставил.
Он потом еще раз приезжал. Но ненадолго. И мы смогли только в лесу, в машине, по-быстрому...
49
Я, когда от своих уехала, немного посмотрела на все со стороны. Ну, на жизнь нашу. На маманьку и Серегу. На себя и Серегу.
Ну, живем мы, все вместе. Сыты, обуты, одеты. Что еще надо? Да чего там, ничего другого не надо. Я бы может, о чем еще мечтала. Но, когда дурь разная в бошку лезет, мне не надо далеко ходить бошку лечить. Я вспомню, как мы еще недавно жили. На хлебе и воде... Хороший доктор, эта память.
А потом вдруг, чего-то заснуть не могу. Дождь стучит по шиферной крыше, струйки стекают, цепляясь за жесть подоконника. Всех усыпили, а меня наоборот, у сна вырвали.
С чего это, но я вдруг квартирку нашу увидела.
К ночи дело, маманька спать всех определяет. И меня, вместо Натки, как обычно было, на диван укладывает. А Натку в кресло, где обычно я уже давно сплю. Натка довольна, будет спать на месте старшей сестры, как большая. Визжит от радости, по десять раз переспрашивает:
- А ты ночью меня не перенесешь назад?
- Не перенесу, - обещает маманька. И глаза почему-то от меня прячет. Я и не думала ничего такого. Ну и ладно, не в чужую кровать, на свое прежнее место, много лет мною прогретое и продавленное.
А тут вдруг вспомнила!
Она меня с собой на диван брала всякий раз, когда Серега приходил с ночевкой! А на фига? Натка бы им меньше помешала...
Серега к нам когда насовсем переехал?
Мне и вспоминать нечего. Он к нам сразу переехал, когда мы с ним... когда он меня туда, куда, как дядя Алик говорил, их женщины разрешают, чтобы не залететь...
Я, дура, думала... Чего только я не передумала. И что любит он меня, думала. И что я, наверное, для него как дурочка малая, тоже думала. И как игрушка - только побаловаться.
Наверное, я за него замуж выйду.
Вот вырасту, потом.
Я же его у маманьки не отбиваю. Они же не зарегистрированы. Он же ей не муж. И даже почти уже не как муж. Они уже... То есть он с ней...
Я же вижу. А чего я вижу? Может, он с ней сейчас... я же здесь, а они там. Вот приедет опять, я у него так прямо и спрошу.
- Любишь? - спрошу.
А если скажет, что любит?
- Женишься на мне? - тогда спрошу.
Или не спрошу? Или испугаюсь? Мне же еще шесть лет до восемнадцати, нет, пять лет и три месяца... почти... Еще сто раз успеет разлюбить меня. Вдруг я сейчас вырасту и стану толстая как корова, или страшная.
Нет уж! Не разлюбит.
Я теперь не дурочка, не девочка-неумелочка. Сам же научил! Я теперь для любого мужика сладкая конфетка. Пусть попробует не женится. Еще и уговаривать будет. Это я сто раз подумаю, соглашаться или нет. Это я ему так скажу. А сама я давно решила.
Пусть только захочет, я сразу... хоть когда за него... хоть сейчас...
50
Эта смена в лагере наконец закончилась. Я бы не рвалась домой, может быть. Там было кое что интересное. Народ веселый, отдыхающий. И воспитатели не доставали всякими глупыми мероприятиями для галочки. Наоборот, каждый вечер нам дискотеки устраивали. Ну и озеро, ку-пались иногда.
Я первый раз так надолго из дома вырвалась. Оценила. Только дожди. Они заканали. За три недели если и были три жарких дня, и на том спасибо, даже не загорела. Только лицо и руки немного. А остальное... Дедушка говорил, что я в подвале загорала. Это он так шутил. Когда еще живой был.
Дружила? Не-а. Не успела. Пацанов намного меньше, чем девчонок. Конкуренция. Да я и не рвалась. Чего мне с ними делать? Про лютики-цветочки разговаривать? После Сереги, после того, что я уже умею и что мне надо.
Если бы с кем-то из студентов. Или с физоргом... Не скажешь же им, что ты уже не мелочь пузатая. Что ты уже в сто раз больше дать можешь, чем их глупые неумейки с курса...
Закон подлости. Нам домой собираться, прощальный костер там, турниры всякие, танцы-манцы. И теплынь пришла! Небо чистое, а вечером звезд миллион или миллиард по нему рассыпан.
Серега за мной приехал, нагрузил нас, девчонок, полную машину, чтобы мне не скучно было ехать. Мы всю дорогу ржали и песни орали. А он смеялся вместе с нами и подпевал. Потом адресами обменялись, телефонами, у кого они были.
Наш дом по дороге самый первый. Ну, меня он первой и высадил. А потом девчонок повез. И на работу.
Дома никого не было. Дома я одна была. Остальные - кто где. Маманька на работе, Толик в садике.
Я в ванной помылась. Наконец-то одна, не боясь подглядок, себя приласкала, душ - я по нему даже соскучилась. Столько раз он меня доводил, никогда не подводил. Так мне его в лагере не хватало...
А потом я к бабушке сбегала по-быстрому, Натку забрала. Я по ней вот как соскучилась. Она так выросла! Прямо, не узнать. Правда, бабушка сказала, что я тоже выросла. И повзрослела. Это она потому так сказала, что уже старенькая совсем стала, уже плохо видит, даже в очках.
Мы с Наткой на трамвае не поехали. Мы с ней пешком пошли. А чего? Куда нам торопиться? Погода классная! Я давно в городе не была, соскучилась и по нему. Идем себе, болтаем. Жарища! Натка говорит:
- Давай, мороженку купим?
Я говорю ей.
- Я денег с собой не взяла.
А она тянет меня к тетке с ящиком мороженным. Сумочку свою открывает и полтинник оттуда достает.
Я шары вылупила, спрашиваю:
- Откуда у тебя столько денег?
А она подняла на меня свои хитрые глазки, расплылась в улыбке и говорит мне:
- Сама заработала! Я уже большая....
ПОСЛЕДНЯЯ
Вот и прощаюсь я с тобой, девочка моя. За тот месяц, что день за днем писал я эти главы, каждый час, каждую минуту жил тобой, твоей жизнью, твоей болью. И теперь, поставив последнюю точку, нахожусь на распутье: куда поведет тебя дорога?..
Не одинажды менял я течение рассказа, не одинажды пытался написать так, как хотелось бы мне, как хотелось читающим черновики людям, где-то пожалевшим тебя или осудившим за чрезмерную жестокость меня.
Но я набрался сил и оставил все так, как в действительности было.
И теперь могу сказать: я полюбил тебя такой, какая ты есть. Я буду волноваться за тебя на всем твоем пути. Так же буду не спать ночей, если тебе станет трудно. Радоваться твоим радостям, если таковые придут. В одном я спокоен. В океане людей, в сгустке отчуждения и подлости, ты сумеешь не пропасть, сумеешь не поплыть, подхваченная общим течением.
Ибо школа жизни, выпавшая на твою до-лю, пройдена тобой не зря.
17 октября - 23 ноября 2002 года. Провинциальный городок в100 км от Па-рижа.