Аннотация: повесть-сказка для детей, Магнитогорск, 2005 г., рисунки Кати Сенькиной (15 лет)
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
ПАПИНЫ НЕБЫЛИЦЫ
В одном из красивейших уголков Южноуралья, в том самом, ко-торый именуют русской Швейцарией, тянулась к облакам гора с жарким именем Солнцепёк. От ее основания до каменистой вершины, мирно поделив покатые склоны и тенистые лога, царственно восседали вековые неохватные сосны. Их спокойная уверенность казалась непоколебимой. И только в ветреный день, когда липовая и березовая поросль сгибалась до земли, сосны старчески вскрипы-вали, касались друг друга тяжелыми кронами и негромко перегова-ривались:
- Держись, соседка! Я - рядом.
- Держусь.
- Обопрись смелее, мое плечо - твое плечо.
Так, помогая друг другу, вставали нерушимой стеной и останав-ливали не в меру разбушевавшуюся непогодь.
От горы брал начало широкий луг в сочной траве - любимое ме-сто прогулок молоденьких брыкастых телят и надменно - сердитых гусей.
Отгородившись от луга, телят и гусей заборами из сетки, горбыля, а то и просто из двух-трех прокинутых жердин, возлежали немереные огороды. В огородах - крепкие бани и еще более крепкие дома; за домами - просторная улица с пыльной серой дорогой; за дорогой - каменистый берег и говорливая, петляющая в бесчис-ленных порогах и омутах речка.
Вот такой уголок древней как мир и прекрасной как жизнь земли нашей выбрали мы для своего повествования.
Луг не всегда был лугом. Когда-то давно, когда мамы этих див-ных сосен еще не родились, вместо луга пузырилось сплошное не-проходимое болото. Десятилетие за десятилетием камыши и ряска отвоевывали себе место, оттесняли болото к ивовой поросли. И, наконец, в извечной борьбе за свое место под солнцем, осталось на лугу маленькое наполовину заросшее болотце.
В этом самом болотце жила-была лягушачья семейка. Ни боль-шая, ни маленькая. Но дружная да удаленькая. И были в той семейке: Папа - Куак, Мама - Ква да три лягушонка, братцы Квак и Вак, и сестрица Уак. Впрочем, лягушата - это для них еще непривычное, чуть громкое слово. Лягушатами Квак, Вак и Уак стали только вчера, когда отбросили длинные перышки - хвостики и навсегда про-стились с обидными для любого прозвищем - головастик.
Теперь можно так же, как это делают Мама - Ква и Папа - Куак, выбираться из воды и прыгать меж огромных листьев и стрел травы, охотясь на комаров и мошек. Это куда интереснее плавания в болотной жиже и жевания глупых болотных обитателей. Их и ло-вить не надо - знай, открывай рот, они сами заплывают.
Маму и Папу лягушата видят очень редко. Можно даже сказать очень - очень редко. Только в нечастый жаркий полдень, если тако-вой выпадает, родители покидают свои посты, плюхаются в густую воду и, довольно квакая и щедро пуская шустрые пузыри, ложатся на прохладное болотное дно.
- Куак будто солнце на землю скувыркнулось, - придумывал очередную небылицу Папа-Куак.
Лягушата тут как тут, сидят возле Папы и Мамы и заглядывают им поочередно в рот.
- А зачем оно скувыркнулось? - проквакала маленькая Уак.
- Вы разве не знаете, зачем? - совсем серьезно спросил Папа. - Ах, что это я! И вправду, откуда вам знать. Вы ни в школе не учились, ни на солнце еще не бывали, света белого не видали.
Любопытство лягушат разгорелось больше самого большого ко-стра.
- Чтобы поджарить мне пятки и просушить мозги, - выдал Папа-Куак еще одну небылицу.
- У тебя жареные пятки?
- Можете откусить по кусочку!
Папа перевернулся на спину и подставил деткам все четыре поджаренные пятки.
Малышей не надо было уговаривать. Они навалились на Папу, кусали его, щекотали его, а он, уж-жасно довольный, смеялся до слез и подзуживал малышей:
- А кому вот эта! Самая-пресамая прожаренная да сладкая!
Мама-Ква, прищурив глаз, смотрела - смотрела на их возню и незаметно для себя взяла и рассердилась на Папу.
- Что ты детям в рот грязные лапы толкаешь? Знать, точно солнце все твои мозги высушило.
- А я о чем говорю! - легко согласился Папа. - Слушайте все! - Он затряс головой и зачмокал губами. - Слышите? Сухие мозги в пустой голове перекатываются.
Мама-Ква была самой серьезной лягушкой в их болотце. Больше всего на свете она не любила разные придумки, фантазейки, небы-лицы и сказки. Называла она эти совершенно непохожие одна на другую, но очень замечательные штучки одним обидным словом - враки. А раз это враки, значит - плохо. Так ее в школе однажды и на всю жизнь научили
И хоть лоб расшиби, все равно не переучишь. Вот и ворчала добрая Мама-Ква на веселого Папу-Куака.
- Совсем из ума выжил. Чему детей учишь? Чем им головы засо-ряешь?
Однако лягушата, к великому маминому сожалению, были иного мнения. Больше своего любимого болотца, больше комаров и мошек любили они папины небылицы. А потому встали на его сторону.
- Засоряй! Засоряй! - разрешили они.
- А я сказала - нет! - пуще прежнего серчала Мама - Ква.
С Мамой спорить бесполезно, да и не надо бы. Но против ее сер-дитости было у лягушат одно универсальное без промаху действу-ющее средство. Они переглянулись, перемигнулись и... в одно мгновение оставили в покое Папу, а прилепились к
Маме. Сочным чмоканьем наполнилось болотце. Попробуй поворчи, когда твои губы и щеки одновременно целуют три милых ротика.
Мама - Ква проквакала удовлетворенно и закрыла на все глаза.
А лягушата приготовились слушать дальше. Но, то ли жара дей-ствительно высушила папины мозги, то ли мамины строгости по-действовали, придумывалка сломалось.
- Куак в воде хорошо, - только и выдавил из себя Папа - Куак. - Так бы и сидел не вылезая.
- Вак, вак! - удивленно воскликнул лягушонок Вак. - Не вылезай на здоровье. Кто тебя гонит?
- Квак это? - в один голос спросили Мама и Ппапа, приподнима-ясь и выкатывая и без того выпученные глаза.
- Кто же будет по ночам песни петь? - задала сложнейший вопрос Мама-Ква.
- Кто будет жуков-короедов от нашего леса отпугивать? - спросил Папа-Куак.
Этого лягушата не знали.
- Кто будет огороды охранять?
- А людей и зверей от комаров и мошек защищать?
И этого лягушата не знали.
- Молчите?
- Молчим, - подтвердили детки.
Папа обнял малышей своими огромными лапами.
- Когда я был маленьким, я хотел все сразу узнать. И бесконечно у всех про все спрашивал-переспрашивал. От меня старые лягушки в самые щели прятались. А вы, - пошлепал он их по тому месту, откуда недавно росли хвостики-перышки, - а вы молчите. Куда это годится?
- Ох, смотри, отец, - предупредила Мама-Ква, -научишь на свою голову. И тебя прятаться заставят.
- Мама! Папа! - высунул из-под лапы головку маленький Квак. - А мы тоже будем большими, как Папа?
- И красивыми, как Мама? - добавила Уак.
- Обязательно будете. Все маленькие вырастают и становятся большими, - успокоил деток Папа.
- И даже иногда взрослыми, - сказала Мама и так выразительно посмотрела на Папу, словно ее слова адресовались не лягушатам, а ему. - Жаль только, что взрослыми становятся далеко не все, кто вымахал большим. Кое в ком ребенок живет до старости.
- Это плохо? - спросил Квак.
- Это... это иногда не совсем удобно, - ушла от прямого ответа Мама.
Пришлось отвечать Папе.
- Жизнь интересна только тогда, когда рядом со стариками живу их дети, внуки, правнуки. И чем больше внуков, тем спокойнее ста-рость. По этим законам живут и лягушки, и люди, и звери, и птицы. Но кроме этой жизни есть еще и другая жизнь.
- Где она? - лягушата завертели головками. О какой другой жизни говорит Папа? Или опять придумывалка включилась?
- Где? - Папа призадумался, выискивая понятный малышам ответ. - Там, где никогда не грустят, не болеют, не старятся и не умирают.
- Разве можно совсем не умирать?
- В этой жизни - нельзя. А в другой - можно.
- Ой! Я скорее хочу в другую жизнь! - запрыгал Квак. - Папа! Как туда попасть?
- И просто и не просто. Это целый мир, огромная страна. Чтобы отправится в нее, надо уйти из той, в которой вы сейчас живете.
- Она далеко?
- Очень далеко.
- Пока дойдешь, наверное, сто раз состаришься?
- Захотите вы жить в стране, где они дряхлые старики и старухи?
- Нет! - испугались лягушата. - Мы со скуки помрем!
- Правильно, - похвалил Папа. - Чтобы вы не умерли со скуки, в ту страну уходят и совсем маленькие головастики, и головастики постарше, и лягушата, и, уж конечно, взрослые и старые лягушки. Вспомните, сколько вас было, когда вы из икры вылупились?
- Видимо-невидимо! - сказал Вак.
- Сто тысяч миллионов! - сказала Уак.
- Целая куча! - уточнил Квак.
- А осталось только трое. Куда же подевались ваши сто тысяч миллионов и еще целая куча?
- Кто-то умер, - вздохнул Вак.
- Кто-то утонул, - пригорюнилась Уак.
- А кого склевали птицы или выловили мальчишки, - сжал ку-лачки Квак.
Мама - Ква шмыгнула носом и вытерла слезу, а Папа улыбнулся.
- Это вам так кажется, - огорошил он детей. - На самом деле они переселились в другую жизнь. И будут там жить вечно и дожидаться вас и нас. Только мы с Мамой состаримся, вы повзрослеете, а они навсегда останутся такими, какими ушли от нас.
- Вот здорово! Я хочу к ним, - Квак стал собираться в дорогу.
- Не спеши, торопыга, - остановила сыночка Мама. - Торопиться в ту страну не надо. Туда каждый из нас рано или поздно сам попадет. А вот назад дороги не будет. Старайтесь в этом мире побольше увидеть да получше узнать. Право же, он стоит того.
- А мир большой?
- Должно быть большой, - неуверенно сказала Мама. - Только я дальше речки не заходила.
- А ты, Папа, весь мир видел?
- Весь мир никто не видел.
- Даже самая древняя жаба?
- Даже самая древняя жаба.
- Даже самая быстрая птица?
- Даже тысяча самых быстрых птиц.
- Это плохо, - вздохнул Квак. - Жить, жить и всего не увидеть. Скука. Не у кого расспросить, не с кем посоветоваться. Вот погодите, еще немного подрасту и отправлюсь в путешествие. Всю жизнь буду по земле блуждать, но детям своим и внукам мне будет о чем по-рассказать! - пообещал Квак.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
МОЗГИ НА РАСКОРЯКУ
Что-то случилось с головой Квака. Папа говорил о засушенных мозгах, но Квак точно знал - его мозги не засушены. Если бы они были засушены, они бы не шевелились. А у Квака такое ощущение, словно в его голове булькает что-то разбавленное болотной жижей. Лягушонок и не хотел думать о всяких других мирах, странах и вечных жизнях, но мысли о них упорно бултыхаются в разбавленной голове и, как деревяшки в болоте - сколько не топи, они все равно выплывают и на поверхности покачиваются.
Разве могут в какую-нибудь более-менее нормальную голову за-лезть такие ненормальные мысли?
Зачем такой большой мир придумали, если его весь никто и нико-гда увидеть не сможет? Или его не для лягушек придумали? Тогда для кого? Или на земле есть кто-то главнее Папы - Куака и Мамы - Ква? Нет, они самые главные. А немного поменьше главные другие болотные лягушки и лягушата. Такими их всех придумали. Это было давным-давѓно. Жил на Земле один умный Квак. А может не на Земле он жил, а на облаке. Или на вершине вон той горы, которую Папа и Мама зовут Солнцепеклом. Этому Кваку очень не понравилось, что на Земле очень мало лягушек, только он один. Потому Земля такая скучная. Он взял и придумал еще много-много лягушек, и вот это теплое болотце для них. И жуков-короедов. И комаров с мошками. И всяких птиц и зверей. Всего и всех напридумывал.
Вот каким был этот самый первый Квак. Ляѓгушки его всегда вспоминают, хоть он давным-давно ушел из этой жиѓзни в другую, но рядом с ним всем хорошо живется. Поживут, поживут здесь и к нему уходят. Только, говорят, просто так не соберешься и не уйдешь, надо заслужить, не то с дороги собьешься, заблудишься и сто миллионов тысяч лет или больше будешь блуждать.
А чтобы не забывали о нем, в каждой лягушечьей семье обяза-тельно хоть одного малыша да назовут Кваком.
Папа и Мама считают меня маленьким. Ну и пусть. Я не буду спорить с ними, не открою им самой великой тайны. Они хоть и глав-ные, никогда и ни за что не узнают того, что знаю я.
Во мне, таком маленьком, только-только перешедшем из детского садика головастиѓков в школу лягушат, живет кто-то другой, он очень старый и очень мудрый. Он знает больше Мамы и Папы, больше всех. Я часто думаю не своими, думаю его мыслями. И словно в другой мир переношусь. Я виѓжу себя взрослым. Я знаю, что я им был. Жил тогда, когда мои сегоѓдняшние Мама и Папа были совсем малюсенькими головастиками, и даѓже еще раньше, когда они еще не родились на свет.
Когда этот друѓгой просыпается во мне, я подолгу разглядываю свое тело, лапки и перестаю что-либо понимать. Как же так? Трава растет только вперед. Личинки и жуки растут только вперед. Все лягушки и я тоже растем только вперед. А я один еще умею расти и назад. Давным-давно был большим, потом старым-престарым. А потом опять головастик... лягуѓшонок...
Почему меня назвали Кваком? Случайно? Или я тот самый Квак, который все на свете придумал и сотворил?
Если так, тогда почему я так часто бываю беспомощным, как са-мый маленький малыш?
Вот какие фантазейки живут в моей разбавленной голове. И воѓвсе это не фантазейки, а самые настоящие враки. Так же Мама говоѓрит? Я - "маленький глупенький лягушонок, которому еще жить да жить и день за днем учиться уму-разуму".
Мысли опять несогласно забултыхались. И Квак нашел самый верѓный выход. Он высунул голову из воды, подставил ее под лучи скувыркнувшегося солнца, и оно быстро сделало свое солнцепё-кольное дело. Раѓзбавленные мозги лягушонка подсохли, мысли пе-рестали бултыхаться и всплывать. А Квак, успокоенный и обрадо-ванный, вернулся в свой любимый болотный дом.
Мама и Папа уже проснулись.
- Вы опять на работу? - спросил Квак.
- А ты, наверное, думаешь, что мы на танцы или на посиделки каждый день ходим? - Папа после сна был необычайно весел.
- Хотел бы я посмотреть, что вы на своей работе проделываете, - проквакал Квак.
- Да уж поверь, не ворон считаем, - отбрыкивался Папа.
- Ха! В это я запросто поверю! - сказал малыш.
- В другое не поверишь, а в это поверишь? - переспросил Папа.
- В это нельзя не поверить. Ты и ворон считать? Ха-ха! Да наш Папа пока пальцы на своих лапах считает, пять раз ошибется и шесть раз со счета собьется!
Малышам очень понравился такой веселый Папа. Они вновь обле-пили его.
- Мать! - попросил защиты Папа-Куак у своей жены. - Ты посмотри на них! Родного отца на все болото позорят и не зеленеют от стыда. Где еще такое видано? Где еще такое слыхано?
Он выкатывал глаза, страшно чмокал губами и норовил прогло-тить всех сразу и каждого по отдельности. Но делал это так неук-люже, что деткам не составляло большого труда избегать прогла-тываний. Всякий раз, когѓда папины губы в очередной раз ловили то порцию воды, то ловко подсунутую гнилую деѓревяшку, болото оглашалось захлебывающимся смехом.
- Давай-давай, - увещевала Мама-Ква. - Ты с ними валандаешься, собираешь всякую чепуху, вот у них мозги и встают на раскоряку. Поѓдожди, они тебе еще не то скажут и не то покажут.
- Что они мне покажут? А? Ну-ка сознавайтесь, красавульки-зелепульки, что вы мне скажете и покажете, пока я, как попрыгуни-стый колобок из старой как мир сказки, не ушел от вас?
- Мы с тобой! Мы с тобой! - заквакали лягушата, присасываясь чмокательными ротиками к широкой папиной спине.
- Хорошо, - сдался Папа после того, как интенсивные покачивания талией не помогли ему избавиться от прилипучек и хохотусек. - А что вы собираетесь делать на моей работе? - Папа страшно выкатил глаза и по-милицейски строго спросил. - Только отвечайте без шуток.
- Без шуток?
- Только так! И без прибауток тоже!
- На твоей работе мы будем... ну это... как там? - силился вспом-нить Вак. - Вы же нам говорили... Уак! Ну, подскажи мне!
- Песни петь! - подсказала Уак.
- Во! Точно! Песни петь! - обрадовался Вак.
- Вы и слова этих песен знаете?
- Нет еще, - сознались малыши.
- Мы будем жуков-короедов от нашего леса отпугивать, - совсем по-взрослому сказал Квак.
- Надо еще посмотреть, кто кого быстрее напугается, - рассмеяѓлась Мама.
- Что же, выходит, мы ни на что не годимся? - расстроился Вак.
- Нам нельзя работать? - огорчился Квак.
- Мы зря хлеб едим? - всхлипнула Уак.
- Ах, вы мои глупышки, - ласково сказала Мама, прижимая деток к груди. - Всему свое время. И вы научитесь петь песни. И вы будете лес защищать.
- И нас будут бояться комары и мошки?
- Еще как будут! - заверил Папа.
- А когда они начнут нас бояться? Завтра? Или когда? - от нетер-пения Квак подпрыгивал на месте.
- Торопыги вы мои, торопыги. Они начнут вас бояться тогда, когда вы перестанете бояться их, - ответила Мама, но малыши ничего не поняли.
- Фу! Так никогда не дождешься, - огорчился еще больше Квак.
- А есть какое-нибудь такое-нибудь средство, чтобы съел его и сразу р-раз и вырос? - спросил Вак.
- И без всякого такого-нибудь какого-нибудь средства вы не за-метите, как вырастете, пообещала Мама.
- Ур-ра! И тогда нам каждому дадут по своему уголку леса!
- Мы будем следить в нем за порядком!
- В лесу можно прыгать, охотиться и играть в прятки! Ур-ра!
Папе-Куаку что-то не понравилось. Он нахмурил лоб и строго сказал малышам:
- Стоп, стоп!
Лягушата прекратили свои сумасшедшие пляски и заглянули Папе в рот. Что он им проквакает?
- В лесу вы играть не будете, - взял и проквакал Папа-Куак.
- Совсем совсем? - огорчились детки.
- В лесу надо работать.
- Как работать? Вы же сами говорили - мы еще совсем маленькие, нам еще надо подрасти.
- И для маленьких лягушат есть работа. Маленькая, но очень важная, - сказала Мама.
- И маленькие лягушата должны приносить пользу, - добавил Па-па.
- Пользу? Кому?
- Всем. И лесу, и огороду, и людям.
- Людям?
- А кто такие эти люди?
- Это те, которые построили по краю нашего болота заборы.
- Они такие большие-большие?
- Да, большие.
- Даже огромные?
- Даже огромные.
- А комары и мошки еще огромнее их?
- Кто тебе такое сказал?
- Никто мне не говорил, это каждому само собой понятно. Раз люди боятся комаров и мошек, значит эти комары и мошки больше люѓдей, - терпеливо объяснял непонятливым родителям Квак.
- Надо же, что выдумал, - удивилась Мама. - Люди боятся комаров. Да люди никого не боятся! Они на этой земле самые сильные.
- Сильнее комаров?
- Сильнее комаров.
- А зачем вы их защищаете?
- Комары злые. Они летают и от злости гудят. З-з-з! Ж-ж-ж! Вот так. У них длинный острый нос. Не нос, а целая вязальная игла! Он впивается в кожу и сосет кровь. А когда насосется и улетит, на том месте, где он сидел, вырастает большущая шишка.
- Бедная Мамочка, - пожалела Уак. - Тебя всю искусали эти уж-жасные комары.
- Ты ошибаешься, доченька.
- Почему же на тебе столько шишек?
- Это совсем другие шишки. Это не от комариных укусов. Они есть и у Папы, и у старой жабы, и у вас.
- Ага! Это от мошек! - догадался Вак.
- И не от мошек, а просто так. Для того, чтобы кожа лягушки не засохла.
- Как у Папы мозги, - подсказал Квак.
- А если кожа засохнет? Что будет? - пытала Маму Уак.
- Лягушка заболеет и умрет.
- Не умрет, а уйдет в другую страну, - поправил Квак.
Мама покосилась на папу.
"Вот видишь, - говорили ее глаза, - насочинял детям всяких небы-лиц. Они и поверили'.
Она еще долго переучивала лягушат, рассказывая им о комарах, шишках и других важных важностях.
Квак сидел рядом с Ваком и Уак, пытался слушать Маму, но в его голове опять забултыхались раскоряченные мысли.
Как же так? Люди такие большие, а боятся комаров. Мои Мама и Папа такие маленькие, а должны защищать огромных людей. Наверное, они уж-жасно смелые. А я? Я какой? Тоже смелый? Или еще немножечко не совсем смелый?
Вдруг я захочу защитить, а комары налетят на меѓня, выпьют всю кровь и улетят? И останусь без единой капельки кроѓви, весь в шиш-ках и сразу возьму и умру? И перенесусь в другую страну. Как же тогда быть с моими будущими путешествиями? Если я уйду в другую страну, значит меня не будет в этой? Но я еще ничеѓго не видел! Я даже не был в лесу и за речкой! Вдруг там что-ниѓбудь интересное есть, а я и знать о нем не знаю?
Нет! Я не должен так рано уходить. Я совсем еще маленький. Я никогда не смогу побеѓдить ни одного комара. Я никогда не стану таким сильным, как Папа и Мама. Из меня не вырастет защитник леса и огорода...
Спустился вечер.
В болоте стало темно.
Кваку показалось - со всех сторон к нему тянутся острые комари-ные жала. Квак хотел закричать, позвать на помощь Папу или Маму.
Но они ушли на работу.
Никто его не услышит, никто ему не поможет.
А жала совсем рядом. Они уже касаются его кожи, они уже про-никают внутрь. Нет! Это не жала! Это к нему прикоснулась жесткая болотная травинка.
Уф, от сердца отлегло.
Малыш успокоился, проквакал сонливую песенку и зарылся в гус-тые водоросли.
До утра.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
ЛУПОШАРЫЕ ПУЧЕГЛАЗИКИ
Круг за кругом ходит над землей неугомонное солнце.
День за днем скатывается к югу быстротечное лето.
Наливаются сладкой спелостью ягоды.
Выглядывают из-под игольчатой россыпи склизкие симпатюльные головки первых маслят.
Стремительно подрастают и отправляются знакомиться с неизве-данным миром юные обитатели болот и лугов.
На поверхности воды проклюнулся один, потом еще один, потом еще один треугольные носики. На каждом носике по паре лупоша-рых пучеглазика.
Носики не шелохнутся, чтобы их, не приведи господь, никто не принял за носики.
А лупошарые пучеглазики ничего не боѓятся: зырк налево, зырк направо, по кругу вверх и по кругу вниз: - нет ли чего-нибудь инте-ресного для них, или опасного, или уж-жасно страшного для носи-ков.
- У-у! Какая проглотистая солнцепеколъная гора выросла! - сооб-щил первый носик. - Смотрите! Она уже половину солнца съела!
- Где?
- Да не туда смотришь! Там корова траву ест. Ты сюда смотри!
- Ага, вижу! - отозвался второй носик.
- У горы сосны как не сосны вовсе, а как зубы. Жуют и жуют.
- От бедненького солнышка совсем маленький кусочек остался.
- Поплыли скорее, - пропищал третий носик, - скоро солнышко кончится, ночь начнется.
Никакой другой опасности пучеглазики не увидели. Они сказали об этом носикам и те смело собрались в кучку. А потом немножко по-спорили.
- До ночи совсем далеко, - сказал первый носик.
- Квак же далеко? - возразил ему самый пищальный. - Нисколько не далеко, даже совсем близко.
- Сейчас кто по-твоему? - не отступал первый.
- Не кто, а что, - поправил пищальный носик. - По-моему сейчас день.
- А после дня кто должен прийти, по-твоему?
- Не кто, а что! - повторил самый пищальный. - Ночь должна прийти. Вот!
- И не угадала! Вот! - и первый носик зачем-то показал язык. - После дня всегда приходят сумерки. А за ними по пятам следует ве-чер. И только за вечером топ-топ ковыляет ночь. Вот! - и опять за-чем-то показался язык.
- Ну и ладно, - совсем не обиделся пищальный носик. - Зато мы успеем по сто раз на лугу прыгнуть и со всеми болотными кочками переѓзнакомиться.
Носики с лупошарыми пучеглазиками поплыли к берегу. Они по-моѓгли друг другу выбраться на траву и оказались Кваком, Ваком и Уак.
На лугу стрекотали кузнечики. В кустах на пригорке прощались с уходящим днем дрозды. Пролетела запоздалая бабочка. Вдогонку за ней - стрекоза.
Мимо лягушат проползал большой черный жук. Он ворчал неиз-вестно на кого, сердито резал травинки на своем пути щелкающими клешнями.
- Что вылупились? - шлепая отвисшими губами, строго спросил он. - Делать вам больше нечего? Да?
- Мы... здесь...
- А-а! - подобрел жук. - Понятно! - кивнул жук. - Ну, тогда смот-риѓте, - разрешил жук. - Мне что ли жалко? - спросил жук. - Мне со-всем не жалко, - сказал жук и уполз.
Трава спрятала его.
А лягушата опять остались одни.
- Xа! - обрадовался Квак. - И никто на нас не нападает, и никто не просит о помощи!
- А тут и нет никого! - оказал Вак.
- Я думала - на земле шагу ступить нельзя, все кем-нибудь занято, - Уак посмотрела под своими лапами, под лапами Квака и Вака. - Даже не интересно.
Лягушата не знали, что им делать дальше. В воде просто, в воде захотел, - поплыл, захотел, - на дно лег, или от кого-нибудь спря-тался, или за кем-нибудь погнался.
- Я сейчас в-вак прыгну! - придумал Вак. - Сразу вон до той кочки долечу!
- И я прыгну! - подхватил Квак. - И я долечу!
- И я, - сказала Уак. - Только я не знаю, получится у меня или не получится.
Получилось у всех. Лягушата, опережая друг друга, пролетели над водой и приземлились на лохматую болотную кочку.
В воздух с громким гудением поднялась стая военных вертолетов и закружилась над ними. Вертолетов было так много, кружились они так низко, что небо над лягушатами потемнело.
- Это солнечное затмение или уже ночь? - задала глупый вопрос Уак.
- Куда мы попали? - шепотом спросил Вак у лягушат. - Случайно не на вражеский аэродром?
- Кто же аэродромы на болотных кочках строит? - упрекнул брата Квак. - Это обыкновенная болотно-замаскированная, ударно-вертолетная взлетно-присадочная площадка! И мы ее обнаружили.
Уак ничего не понимала ни в самолетах, ни в вертолетах. Она разглядывала гудящее солнцезакрывательное облако и моргала лу-пошариками.
- Мне кажется, - несмело вмешалась она в мужской разговор, - мы с вами приземлились на обыкновенный комародром.
Вак и Квак подняли кверху носики.
- Это не вертолеты, - со знанием дела сказал Квак. - У вертолетов другая конструкция хвостового оперения.
- Это и не самолеты, - сделал вывод Вак. - Самолеты крыльями не машут и головами не вертят. И рокочут они громче.
- Если это не вертолеты, и тем более не самолеты, тогда кто это? - задумался Квак.
- Самые обыкновенные комары, - обрадовала их сестра.
И, чтобы у лягушат исчезли последние сомнения, комариное об-лако приспустилось и громче запело свою злую песню.
- З-з-з! Ж-ж-ж! Кто нас раз-з-збудил! Кто нас потревозж-ж-жил! З-з-заедим! Ж-ж-живьем ж-ж-жалами з-з-заж-ж-жалим!
Комариная песня была не просто злой. Она была страшно злой. От нее кровь стыла в жилах. Лягушата со всей силы прижались к бо-лотной кочке.
- 0-ой, - пропищала Уак. - Сейчас они к-уак налетят на нас, к-уак искусают.
- Почему я не родился мышкой? - сожалел Вак. - Сейчас бы в одну секунду зарылся в землю и никакие жужжалки меня не достали бы.
- Можно хныкать и пищать, можно жалеть и мечтать, да только ничего не изменится, - сказал Квак. - Надо спасаться, и все тут.
- Легко сказать - надо спасаться! Кто бы еще подсказал - как это сделать. У нас есть лапы, а у них есть крылья. На лапах от крыльев не убежать.
- Это мы еще посмотрим, - хорохорился Квак. - У них голова ма-ленькая, комариная, у нас голова большая, лягушачья! Кто умнее? Мы умнее! Будем думать, пока не придумаем.
- Квакчик, думай поскорее, - просила Уак. - Мне страшно.
- А комариное облако на посадку заходит, - неизвестно чему об-радовался Вак.
Когда просят думать быстрей или делать быстрей, все как назло получается медленней. Еще эта Уак. Нет бы помолчать, она всхли-пываѓет под боком, от умных мыслей отвлекает.
- Мама! Зачем я тебя не послушала. Ты бы нас защитила-а-а. Я домой хочу! Я в болото хочу! Там нет этих противных кусачек!
- Придумал! - победно закричал Квак. - Бежим в болото!
И он первым скувыркнулся с кочки.
- Хлюп! - спрятала его вода.
- Хлюп, хлюп, - последовали за ним Вак и Уак.
Лягушата скрылись в водорослях.
Изредка они высовывали из воды носики - откусить по кусочку прозрачного воздуха - и тогда до них отчетливо долетало злое ко-мариное пение.
- Слышите? - стращал Квак. - Это они нас ищут.
- У комаров головки маленькие. Где им догадаться, что мы в воде сидим.
- Самые умные и самые хитрые существа на всем белом свете - это мы, лягушки!
- Ур-ра, ур-ра, ур-ра умным лягушкам!
Весь оставшийся вечер лягушки, живущие в болоте, гадали:
- Что за праздник в семье Куака? По календарю день как день, ничего особенного. Веселятся, а никому ничего не скажут, никого в гости не пригласят. Не хорош-шо, не по-лягушачьи.
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
ПЕРВЫЙ ПОДВИГ КВАКА
Любой праздник рано или поздно заканчивается.
Уставшие от приѓключений и веселья, а от них можно устать не меньше, чем от самой тяжелой работы, лягушата спали почти до полудня.
К этому времени жара набралась сил и не только выпила росу, но даже просушила до звона воздух.
Жизнь размякла.
Над лугом установиѓлось ленивое полуденное затишье.
Квак проснулся первым.
В болоте все неизменно, в болоте нет ни жары, ни затишья. Ничего не подозревающий лягушонок смело вышел на разведку.
Носик с пучеглазиками проплыл вокруг комародромной кочки, осторожно сунулся в болотные космы. Никаких признаков жизни.
"Странно, - подумал Квак, - может, не возле этой кочки нас вчера атаковали?"
Он отплыл в сторону, огляделся.
Другой косматой кочки рядом не было. Вернее, они были, но очень далеко от берега. До них самой сиѓльной лягушке, пусть она даже чемпион мира по прыжкам на болоте, не допрыгнуть.
- Вак ты расплавался, - зашептал над ухом Вак. - Еле тебя отысѓкал. Нашел что-нибудь?
- Пусто как на необитаемом острове, - разочарованно произнес Квак.
- Все вымерли от жары?
- Или на другой комародром перебазировались, - предположил Квак.
- Может и нам вымереть или перебазироваться? - спросил Вак. - Пойдём, поиграем в болоте? Там так уютно.
Квак не ответил на призыв брата.
Он кружил по воде, обследовал некосматые кочки, но никого не находил.
- Я не могу, - отозвался он на повторное приглашение Вака. - Ты знаешь, сегодня утром я твердо решил прожить в этом мире так, что-бы каждый день в этой жизни запомнился чем-нибудь необык-новенным. Или пусть обыкновенным, но все равно запомнился. Это называется - прожить с целью. Как ты считаешь, Вак, игра - это что?
- Игра? Ну, я не знаю. Это праздник, это веселье! Вот что такое игра, - придумал Вак.
- Видишь, для тебя главное в жизни - чтобы весело было. А даль-ше что? Ну, навеселился ты, насмеялся. В голове от этого приба-вилось? Не прибавилось. По мне игра - убийство времени.
- Его полным полно! Что с ним еще делать? В карман складывать? Или на зиму сушить? - шутил Вак.
- А я не хочу такой жизни, от которой в голове ничего не при-бавляется. Мы с тобой кто?
- Маленькие глупенькие лягушата.
- Мы с тобой из племени лягушек - самых умных и самых хитрых существ на этой земле. Что же нам походить на безмозглых комаров?
- Нет уж, пусть лучше они на нас походят. - Ваку никак не хотеѓлось начинать серьезного разговора. От него всегда настроение порѓтится и во рту горько становится.
- У комаров какая жизнь? Родился, крови напился, умер.
- Или родился, крови не напился, и все равно умер, - пошутил Вак.
- И все. И больше - нуль, - развел лапы Квак.- Вот и скажи: для такой пустышной жизни мы родились?
Вак мучительно скреб лапой затылок, заставляя мысли пробудить-ся от дремоты.
- Знаешь, Квак, - говорил он, выталкивая из себя непослушные слова, - Я думаю, думаю, и у меня получается какая-то непонятная думалка. Я бы сейчас запросто пошел играть. Наверное, это плохо. Даже не наверное, а точно - это плохо. Ты только что мне о чем-то говорил. А я забыл. Но я - это не ты. Я, пожалуй, родился для дру-гой, для не лягушачьей жизни. Я родился для какой-нибудь простой жизни. Ну, не совсем комариной, но чтобы в ней меньше приходи-лось думать, меньше учить, меньше узнавать. И уж ничего самому не решать. В моей голове какие мыслишки? Проснулся - хорошо. Мама, Папа, ты и Уак рядом - тоже хорошо. Нашел поесть что-нибудь вкусненькое - опять хорошо! Напрыгался, наигрался, сытый уснул - прекрасная жизнь! Ты не серѓдись на меня. Ты у нас какой-то не такой. Ты какой-то сразу родился умный. Другие вон учатся, стараются, выбиваются куда-то, в школах за уроками до позеленения сидят-высиживают, чтобы поумнее казаться. А ты только из икринки вылупился, только первый раз рот открыл - уже всем ясно стало - это Квак родился. С этого головастика ба-аль-шой толк выйдет. Я хорошо запомнил эти слова старой жабы. Ещё бы! Я же старше тебя на целых два круга солнца. И еще она сказала: ты с душой родился. Один на все болото.
Квак слушал не перебивая. Такие новости о себе он узнавал впер-вые.
"С душой родился... Как это? Какая она - душа? "
- Это плохо - с душой родиться? - спросил он.
- Плохо? Я не знаю, что плохо, что хорошо. Тут много думать на-до, а я много думать не умею. Когда старая жаба про душу говорила, у нее глаза словно лучились. А почему - я и не знаю. Мне бы поиг-рать пойти. Вот здесь я хорошо знаю. Нет игры - плохо. Есть игра - хорошо, и думать ни о чем не надо. Или еще: когда я сытый спать лег - хорошо. Голодный - плохо.
- Вак, Вак! - оторвался от своих думалок Квак. - Но ведь нельзя таким быть! Посмотри, какая высокая солнцепекольная гора. Неужели тебе не хочется на самую вершинку забраться и с нее всю землю увиѓдеть? - А вдруг там еще выше гора есть?
- Ну и что? Подумаешь, гора какая-то!
- Ладно, гора тебе не нравится. Но болото!
- А что - болото!
- Вдруг за горой есть другое болото? Больше и красивее нашего?
Вак смотрел на брата и не узнавал его.
- Красивее? А кто сказал, что оно красивее нашего? Кто знает, что для меня красивее? Может он сказать это также точно, как точно то, что вот эта лапа моя, а вот эта - твоя? Я не видел никаѓкого другого болота. Но я точно знаю - наше болото оч-чень и оч-чень красивое, самое теплое, и я ни за какие горы не променяю его на друѓгое.
- И я не собираюсь менять на другое, каким бы прекрасным оно ни было. Но, Вак! Неужели тебе не интересно знать что-то такое, чего ты еще не знаешь? Голова не просто голова, она еще и думалка.
- А я и думаю. Только я думаю вот сколько. - Вак набрал воды в ладошки и тоненькой струйкой слил ее в болото. - Мне этого хвата-ет, чтобы всегда чувствовать себя счастливым. Ты думаешь вот с это боѓлото или еще больше. И все равно тебе этого мало. Даже если ты буѓдешь думать в сто миллионов тысяч таких болот, и это для тебя не спасение. Тогда ты еще больше будешь мучаться, что думаешь мало. Тут ничего не поделаешь, таким ты родился, таким тебе в другую жизнь уходить. Квак, не равняй всех под себя. Все на земле разные.
И Вак уплыл домой.
Только в прозрачной болотной воде сверкнули его пятки.
Квак остался один.
Мысли роились.
Он прислушался.
"Ну, так и есть! - проквакал про себя он. - Опять бултыхаются".
Квак не стал ждать, пока мысли подсохнут на солнце. Он разог-нался быстро-быстро, как лодка с бензиновым мотором, и на полном ходу врезался в болотную кочку.
Тот, другой, ушел и забрал с собой свои старые мудрые мысли.
Квак снова стал лягушонком и несказанно обрадовался этому.
Он поднял носик вверх, намереваясь сказать о своей радости или солнцу, или облаку, любому, кто первым попадется на глаза - и за-мер.
Прямо над ним, зацепившись тонкими ножками за лист, вниз го-ловой висел комар. От его жала до носика Квака было не больше вытянутой лапки.
От страха лягушонок закрыл глаза.
- Сейчас он меня квак заметит, квак вцепится в нос, - быстро по-думал Квак. Он совсем замер. Даже дышать перестал.
Время бежало ужасно медленно.
Или комар специально не торопится - оттягивает нападение, му-чает его, наслаждается торжеством силы над страхом?
Долго не дышать можно. Но совсем долго не дышать даже опыт-ные лягушки не умеют.
Квак открыл один глаз, затем другой.
- Будешь ты нападать на меня или не будешь? - уже начинал злиться лягушонок. - Или мне надоест, и я смоюсь?
Но комар не захотел вступать в разговоры с Кваком. Ему вообще не было дела до какого-то сопливого лягушонка. Он был полѓностью поглощен наиважнейшим занятием - дремал после удачной ночной охоты.
Можно было бы воспользоваться этим и благополучно сбежать. Люѓбопытство победило. Так близко комара он еще не видел.
- Ого! Какой у него нос! Не нос - а целый носяра! Да он меня за-просто насквозь проткнет и еще немного места на Вака останется! Инѓтересно, а как он там на листке держится? У него на ногах крючки или присоски? Вот бы спросить!
Квак совсем забыл, что еще минуту назад он едва не умер от страха. В нем, как и в любом ребенке, будь это ребенок птицы, че-ловека или зверя, - самым сильным чувством быѓло любознайство.
- Нет, спрашивать бесполезно, он со мной разговариѓвать не станет, сразу тяпнет своим носярой.
Размышляя подобным образом, Квак заглядывал слева, заглядывал справа. Но тайну комариных ножек так и не отгадал.
Отчаявшись, он совсем было собрался навострить лапы в сторону дома. Но тут легкий ветерок (или тяжелый вздох Квака послужил тому причиной?), все таки остановимся на легком ветерке, а то по-лучится, что мы сами себе подыгрываем! Итак, что же сделал легкий ветерок? Да ничего особенного! Он чуть-чуть качнул листочек, на котором так мирно дремал комар, напившийся чьей-то крови. Комар недовольно взѓмахнул крыльями.
Глаза лягушонка зафиксировали это движение, рассказали о нем голове, и та, не спрашивая у Квака ни письменного, ни даже устного разрешения, дала команду язычку.
Откуда Кваку было знать, что программа эта заложена в каждом лягушонке и отрабатываѓлась она веками? Но что произошло, то произошло.
В одну секунду коѓмар был проглочен.
Лягушонок от изумления даже рот не закрыл. Он усиленно моргал пучеглазиками и не мог понять, как такое случилось.
- Вкусный! - наконец признал он, причмокивая от удовольствия. И только теперь сообразил - он, Квак, взял и съел комара! И не по-давился! И не умер! И совсем это не страшно! И совсем это очень даже вкусно!
Он принес лягушатам самую свежую новость.
- Ветер листик р-раз! Комар крылышками р-раз! И тут я его р-раз, - хвастал Квак.
- И вам было не страшно? - из уважения к поступку старшего брата, спросила на "вы" Уак.
- Ха! Страшно! Скажешь тоже! Да я сейчас квак пойду, да квак съем целую тысячу комаров! И вырасту, квак Папа!
- И я съем! - пообещал Вак. Ему сразу захотелось повторить под-виг Квака.
- А я не знаю, смогу ли я, - чистосердечно призналась Уак, - но я тоже пойду с вами.
Охота прошла на славу.
- Сегодня людей меньше будут кусать, - сказал Квак, когда они вернулись в родное болото. - Вон сколько мы их слопали, целую комаѓриную эскадрилью.
- Завтра еще больше слопаем, - пообещал Вак.
- Пораньше проснемся и сразу на охоту выйдем, - больше всех радовалась Уак. Еще бы! Она ни в чем не уступила братьям.
- Мы теперь совсем взрослые, как Мама и Папа. От нас польза есть. Не успеем оглянуться, и нам доверят уголок леса. Ох, и навеѓдем мы там порядочек!
- Еще как наведем!
Квак, гордый тем, что он первый съел комара, опустился на дно, раскинул худенькие лапки, подражая Папе - Куаку, и прошептал:
- Ква-ква-квакая сегодня жара...
ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
БОЛЬНОЙ ЗУБ
Весь следующий день лягушата поочередно охотились на кома-ров, плавали наперегонки в болоте, сушили на солнышке промокшие мозги и опять охотились на комаров.
А вечером отправились в опасную для жизни разведку.
Они решили проследить, куда же это уходит ночевать ленивая корова?
- У нее есть свое болото за тем деревянным забором, - утверждал Вак, - корова, как мы, прячется в иле и засыпает.
- А почему тогда у нее хвост и бока засохшей грязью покрыты? - демонстрировал нюх разведчика Квак.
- Ну... - оправдывал неумытую корову Вак. - Наверное, это ил к ней прилип и никак не отлепляется.
- Коровы как птицы вьют гнездо и живут в нем, - выдвигает вер-сию Уак. - Только гнездо у коров не на дереве, как у скворцов или ворон, а на земле, как у куликов, чтобы невысоко было залазить.
Квак ничего не говорит, он думает.
Корова не лягушка, она не может жить в болоте. У нее лапы не плавательные, а какие-то столбово-копытные.
Она не может жить в гнезде, у нее из всех махательных крыльев только один длинный хвост с кисточкой для рисования на конце.
Если корова живет у людей, то и дом у нее как у людей.
Чтобы разрешить этот спор и расширить свой кругозор, и отпра-вились лягушата шпионить за коровой.
Корова сделает один ленивый шаг, лягушата по три быстрых прыжка, еще шаг, еще три прыжка.
Корова доковыляла до человеческого дома, постучала рогами в ворота, замычала громко, как трубач в военном лагере, объявляю-щий тревогу.
Её запустили во двор.
Лягушата не умеют так стучать рогами, да у них и рогов нет. Ля-гушата не знают мычательного пароля. Их не пустили во двор.
Но им не запретили подглядывать в узкую щель. А когда не за-прещают, это почти то же, что и разрешают. Поэтому три острых носика и шесть любопытных лупошариков стали вести наружную разведку внутреннего двора.
Возле будки черно-рыжий пес положил огромный нюхательный агрегат на мягкие лапы и сторожит всех от всех: глаза по кругу налево, глаза по кругу направо. Близко подлетела жирная муха - цап ее, и опять: глаза по кругу налево, глаза по кругу направо.
На травке за будкой разлеглись белые и серые гуси. Они тихо го-гочут, рассказывая друг другу гусиные сказки. Рядом с гогочущими гусями лежат тихие утки. Глаза у них закрыты, но утки не спят - притворяются. Они подслушивают гусиные сказки, чтобы потом, переделав их совсем немного, выдавать за утиные. Дел-то! Вместо 'умного Гуся' вставить 'умную Утку', вместо 'стройного Гуся' вставить 'стройную Утку', вместо 'бесстрашного Гуся' вставить... ну, что-нибудь похожее.
Хозяйка провожает ленивую корову в стойло, плача, рассказывает ей, как больно у нее болит больной зуб, а её никто не пожалеет. Уж она голосила, уж она металась из угла в угол, а зубу так и не помогло.
По двору гуляли стайками и поодиночке пестрые курицы. Они клевали все подряд. Лягушатам даже показалось, что курицы не живые, а заведенные - игрушка с клевательным моторчиком.
Одна подошла к воротам, увидела лупошарик и клюнула его. Так, из любопытства. Клюв застрял в узкой щели. Но Ваку все равно досталось. Он дважды перекувыркнулся через голову, вскочил на лапы и почесал свой нос.
На носу быстро вызрела большая шишка.
- Наверное, нас разоблачили, - сказала осторожная Уак.
Братья поддержали ее.
- Похоже, курицы не любят шпионов, - догадался Квак.
- Бежим, пока не арестовали! - прошептал раненый Вак.
Вернулись с работы Папа и Мама.
- И чем сегодня занимались наши детки? - весело спросил Папа.
- В разведку ходили, - сразу призналась Уак.
- Удачно? - полюбопытствовал Папа.
- Двое живых, один раненый, - доложил Квак.
- Раненого в починку! - приказал Папа.
- К-куда? - заволновался сам раненый. - Резать будут?
- Это у людей 'в починку' значит резать. А у нас 'в починку' значит к Маме обниматься.
- Помогает?
- Ещё как! - признался Папа.
Квак вспомнил про больные зубы хозяйки и спросил у Папы-Куака.
- А больные зубы мамина обнималка тоже лечит? - шепотом спросил он.
Папа огляделся по сторонам - нет ли поблизости Мамы-Ква, по-дозвал к себе любимых малышей и начал рассказывать всякие небылицы:
- У одного знакомого Квака разболелся зуб, да так сильно, что от его воплей все болото бурлило, словно кипяток в кастрюле. Надо было его вырвать.
- Кого вырвать? Знакомого Квака?
- Чтобы болото в кастрюле не кипятил?
- Нет, вырвать зуб у знакомого Квака. А он не давался.
- Кто не давался? Зуб?
- Нет, знакомый Квак. За ним два дня и две ночи все лягушки болота бегали с молотком и кусачками.
- А молоток для чего? Молотить?
- К-вак дашь по больному зубу, чтобы не болел.
- А кусачки для чего? Кусать?
- К-вак схватишь больной зуб, да как его выдернешь!
- А не больно?
- А не страшно?
- Когда зуб болит, уже ничего нет больнее и страшнее.
- Его поймали?
- Ждите да радуйтесь! У него убегательный двигатель к-вак на третью взлетательную скорость включится!
- А что такое третья взлетательная скорость?
- Это когда за тобой бегут молоток, кусачки и все лягушачье добровольно-помогательное подразделение. А во рту зуб на боли-тельных нервах самую быструю убегательную музыку играет.
- Ого, сколько помощников!
- Знакомый Квак всех загонял. А потом бежать стало некуда. Они и не заметили, как весь земной шар своими следами затоптали - лапу поставить - места свободного не найдешь. Понял знакомый Квак, что ему подступает квак, почесал разгоряченное ухо еще более разгоряченной пяткой и придумал. Чтобы не сдаваться пресле-дователям, съел сам себя.
- Как это съесть самого себя?
- У лягушек видел какой рот большой? На, смотри! - папа Квак показал, какой у него большой рот, не рот, а целая пещера, нет, вход в пещеру. - Ну что?
- Ба-а-льшой. Я там запросто потеряюсь.
- Вот я и говорю. Открыл он пошире свой большой рот и прыгнул в него.
- Как прыгнул?
- Конечно с разбегу. За ним же гнались, приходилось торопиться.
- А больной зуб?
- Больной зуб?
- Да, больной зуб. Что с ним стало?
- А! Он его хотел разжевать и тоже проглотить, но зуб не жевался, и Квак его выплюнул.
Лягушата покивали головками, переваривая папину враку, а он не дал им насладиться вкуснятиной, уже придумывал новую.
- У другого знакомого Квака когда заболел зуб, все лягушки давай засыпать его советами.
- Что такое советы? Они вкусные?
- Нет, советы - это то, что отдавать не жалко, потому как никому не нужно. И в рот их ну никак не положишь.
- Жаль.
- Почему?
- Ну раз их отдавать никому не жалко, это сколько же мы их насобирать могли!
- Ага! Мешками! Все болото бы заполнили, и еще бы осталось.
- Вот. А теперь выходит, что такое добро зазря пропадет.
- Почему?
- Ну раз есть его нельзя, придется выбрасывать.
- Советы не кушают. Их слушают. Слушал и другой знакомый Квак. Рядом с нашим болотом поле видели?
- Ага, видели.
- Дело весной было. По полю трактор плуг таскал - землю готовил под новый урожай.
- Это чтобы что-то выросло, а мы охраняли от вредителей?
- Верно, малыш. Наши умные лягушки к зубу Квака привязали крепкую нитку.
- А зачем?
- Не спеши, сейчас узнаешь. Отцепили плуг, нитку зацепили вместо плуга за трактор, который поле пахал.
- Ой-ёй-ёй!
- Думали, зуб сразу испугается и вырвется. А он оказался вредным, то есть крепким.
- И что? Никак не вырывался?
- Никак не вырывался. Бедный Квак работал плугом три дня и три ночи, пока в тракторе пахательный бельзин не кончился. Все поле знакомый Квак своим носом лучше плуга перепахал.
- А больной зуб так и не вырвался?
- Но зато в тяжелой работе этот зуб так окреп, что потом, когда знакомый Квак уже давно умер, зуб еще сто лет жил.
Лягушата восторженно кивали головками, делились впечатлени-ями. И не замечали, что Мама-Ква давно уже стоит рядом и слушает.
Папа-Куак набрал полную грудь воздуха и приготовился расска-зывать следующую небылицу. Но в разговор вмешалась Мама.
- Не бултыхай детям мозги, - сказала она. - А вы, детки, не слу-шайте его придумошные враки.
- Ну почему враки?
- Это совсем не враки!
- У меня больной зуб болит!
- И у меня!
- И у меня!
- Не наговаривайте на себя, детки. Никакие зубы у вас не болят. Это я точно знаю.
- Ты про свои зубы можешь точно знать - болят они у тебя или не болят, а не за наши.
- И за ваши могу.
- Почему?
- Потому что у лягушек вообще нет зубов. Вот!
Так Папа-Куак был очередной раз уличен в фантазейках.
ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ
БУЛТЫХАЛЬНЫЕ МЫСЛИ
Вечер этот мало чем отличался от вечеров предыдущих. Обычные июльские сумерки обычно заполнили прогретое болотце, и оно окрасиѓлось фантастическими цветами, подвластные неведомым те-чениям колыѓшутся полосы красно-фиолетово-огненно-рыжих не-земных растений.
Отѓблески последних солнечных лучей по болотной глади ежесе-кундно меѓняют цвета причудливой картины. Всё болото заполнено чем-то похожим на Северное Сияние, только не отдалённое, неиз-вестно ещё существуюѓщее ли на самом деле, а совсем близкое - если возникло желание, протяни лапку и потрогай.
Лягушата, хоть ещё и маленькие, но уже наизусть знают, что буѓдет дальше: цвета станут быстро насыщаться, густеть, сливаться в один сине-фиолетовый. И падёт на них спокойная ночь.
А потом выплыѓвет медлительная дама - Луна и затопит каждый утолок немеркнущим золотом.
Вечер, который начинался как обычный, стал необычным.
Лягушата лежали на тёплой болотной тине и пугали друг друга самыми невероятными и непременно страшными историями. И когда напѓряжение достигло своего предела, Уак громко вскрикнула от испуга. Её страх передался братьям - ещё бы! Сверху на них падали две огѓромные тени.
Малыши кинулись врассыпную.
Их догнал и повернул назад заливистый папин смех.
- Соревнования по разбеганию в рассыпную на сегодня отменя-ются! - сообщил он голосом гавного судьи этих соревнований. - Всем вернуться на исходные позиции и приготовиться к новому старту!
Лягушата с визгом и криками припрыгали к родителям, особенно к Папе.
- У вас с Мамой выходной? - спросила довольная Уак. Она, как и её братья, очень любила, когда Мама и Папа были дома.
- У лягушек, доченька, не бывает выходных, - объяснила Мама - Ква.
- Ага! Я знаю! - вызвался со своим предположением Вак. - У вас не бывает выходных, зато у вас бывают отгулы! Да? Я угадал? - и Вак выѓлупил свои пучеглазики.
- Нет, не угадал, - огорчил его Папа - Куак. - Отгулы даются за ра-боту в выходные дни или в праздники. Если у кого-то нет ни выход-ных, ни праздников, ни даже самых законных отпусков, откуда, я спраѓшиваю тебя?! Тебя, тебя! - Папа повысил голос и напустил строгости. - Отвечай, маленький всезнайка! Откуда они могут взяться - эти замечаѓтельные отгулы?
- С Луны свалиться, - подсказала Уак. И как не подсказать, когѓда лунный свет сам на глаза попадается.
- Разве что с Луны, - согласился Папа. А иначе я и сам не знаю, откуда они могут у нас появиться.
- Что-то никак не пойму, - не мог успокоиться Вак, - у вас не вы-ходной, не праздник, не отгулы. Вы, значит, у нас в прогульщики за-писались? Вы, значит, у нас плохие работники и вас надо немедленно увольнять? Или сейчас же сознавайтесь, что случилось, или я начинаю писать грозный приказ, а вас на время разбора плохого поведения поставлю в темный угол коленками на горох!
- Ой, как ты нас напугал! - притворно задрожал Папа и упал спи-ной на траву, отчего все четыре его лапы взялись рьяно исполнять замысловатый испугательный танец.
Пока Вак и Уак выясняли с родителями причины столь необыч-ного появления родителей, Квак задумчиво бултыхал мыслями. Он знал - где-то обязательно должен плавать правильный ответ.
- Я скажу, почему Мама и Папа сегодня дома, - уверенно заявил он, когда у остальных кончился запас предположений и они, уже готовые сдаться, захандрили.
Вся семья враз повеселела и дружно обернулась к самому умному Кваку. Ну-ка, что он такое придумал?
А лягушонок и хотел оказать и боялся - вдруг не угадает? Полу-чится конфуз. Но и молчать невозможно - нетерпеливые слова го-товы сами выпрыгивать изо рта, только бы их поскорее кто-нибудь услышал и сказал - какие они молодцы! Всё правильно говорят.
Или другое - какие они болтуны! Говорят, сами не знают что. Но словам всё равно приятно - их слушали и их услышали! Они прико-вали чьё-то внимание!
- Погода нелётная! Вот почему! - выпрыгнули из Квака нетерпе-ливые слова.
Вак и Уак покатились со смеху.
- Они что, по-твоему, лётчики? - захлёбывался Вак.
- Они что, по-твоему, вертолётные лягушки? - спрашивала Уак. - У них что, по-твоему, трусы с пропеллером, как у Карлсончика?
Квак начал помаленьку грустнеть. Надо же - промазал.
- Зря смеётесь, - заступился за сына Папа. - Квак правильно угаѓдал.
- Про лётчиков?
- Нет, не про лётчиков.
- А-а! Про пропеллерные трусы!
- Нет, и не про пропеллерные трусы.
- А тогда про что же?
- Про погоду угадал.
- Про погоду? - не поняла Уак. - А чего про нее угадывать?
- Она сегодня действительно нелетная, - терпеливо объяснял Папа. - Ветер такой сильный! Деревья до земли гнет. Шишки по воздуху как пушинки носит. Тучи отяжелели, почти по земле ползают. Вот-вот страшным ливнем раѓзозлятся.
- А-а! Понятно! Вы испугались и сбежали со своего поста, - нахмурился Вак. Что на него нашло? Уж так ему хочется сегодня ко-го-то пожурить.
"Страх - это такая штука, - думает он, - которая есть только у ма-леньких. Как хвостик у головастиков. Когда вырастают, сначала те-ряется хвостик, потом так же незаметно отлетает и страх. Большие ляѓгушки не имеют хвоста. Большие лягушки не имеют и страха. Иначе они или не большие, или... потеряют в глазах Вака всякое уважение... и вообще, вся жизнь перевернется с ног на голову или еще как-нибудь".
Задачку сынок поставил нелегкую. Папа квакал от натуги - так нелегко ему давался ответ.
- Мы не испугались, - пытался выкрутиться он. - Мы сделали то, что делают в таких случаях все живые существа.
- Ты воду не мути, Папа, - бурчал Вак. - Не ходи вокруг да около. "Делают!" "Все такие!" Скажи прямо - сбегают!
- Прячутся в норы, - поправил Папа. - Но не от испуга, нет! И не для того, чтобы обежать со своего поста.
- Ах, как я мог усомниться в вас! Вы смылись конечно же не от испуга! Вы смылись от излишней смелости! Ох, родители! Да вы, как я погляжу, лучшие в мире мастера по выдумыванию всяких разных причин. Вы - причиноискатели, вы - лягушато-охмурятели! Вот вы кто! Я скаѓзал то, что я думал, - победно закончил обличительную речь Вак.
- Думай, как тебе хочется, - позволил Папа. - А причину все-таки знать тебе нужно. Имя у нее - инстинкт самосохранения.
- Я же говорил - страх! - обрадовался Вак.
- Страх, про который ты нам талдычишь, - даже уши заболели, - это боязнь за свою шкуру. Инстинкт самосохранения - это боязнь за тебя, за Уак, за Квака, и даже за Маму. За весь наш род. За выжива-емость. Не страшно погибнуть на поле брани мне или Маме. Такая гибель почетѓна среди лягушек. Многие о ней мечтают.
- И вы?
- Если придется умирать, лучшей смерти я бы не пожелал, - совер-шенно спокойно сказал Папа. - Но... детки мои. Мы с Мамой не хотели бы уходить в мир иной раньше, чем вы станете на ноги и сможете сами о себе позаботиться, сможете прожить и выжить без нас. Понимаете ли, о чем говорит ваш Папа?
- Я понимаю, - сказал Квак.- Никто не должен торопиться покинуть эту землю раньше, чем пробьет его час. Так, Папа?
- Так, сынок.
- И никто не должен подталкивать к этому другого, - продолжал Квак. - Так, Папа?
- Так, сынок.
- Я сегодня съел много комаров.
- Молодец, сынок, - похвалил Папа. Но Квак не нуждался в похва-лах. Бултыхательные мысли вывели его в какую-то запутанную сторону.
- Я их съел. Я помог им уйти в иную жизнь. Но я не должен под-талкивать к этому другого? Выходит, я сделал плохое дело. А ты, Паѓпа, зачем-то хвалишь меня? Но... подожди, я еще что-то хотел сказать тебе... Ага, вспомнил! Я не должен есть никого. Тогда я умру от голода и помогу себе уйти в мир иной. А это опять плохое дело? А если есть не комаров, мошек и жуков-короедов, а только бо-лотную тину, траву, семена? Но они тоже живые, они же растут... Папа! Я сам так запутался или это ты меня так запутал?
- Скорее это ты и меня и себя запутал, - в Папиной голове что-то подозрительно бултыхнулось.
- Но кто-то же должен нас выпутать? Иначе мы сломаемся - все предохранители сгорят.
- Кто кроме Мамы поможет вам, - пришла на выручку Мама-Ква. - Когда самый первый Квак создавал эту и другую жизнь, он каждому назначил свое место и свою роль в жизни. Трава растет для коровы. Коѓрова ест ее и растет, и дает молоко для человека и для других хищѓников. Человеки и другие хищники, умирая, дают пищу траве. Комар пьет кровь из всех, у кого она есть и кого он может подкараулить. Лягушка ест комаров, а ее едят цапли, рыбы, совы и французы. Все идет по кругу. Если вы не хотите свернуть себе го-ловы, не думайте о том, о чем вам думать совсем не надо.
- Как же я узнаю, о чем надо думать, а о чем не надо думать? - задался справедливым вопросом Квак.
- Это проще пареной репы. Когда ты думаешь, а у тебя мозга за мозгу заходит, а назад выйти не может, значит ты думаешь не о том, - растолковала Мама.
- Понятно, - сказал Квак. Он покопался в голове и извлек оттуда. - Сразу разгоняйся и... головой в болотную кочку.
- Зачем? - спросила Мама. Откуда ей знать про Кваковы бултыха-ния?
- А, так, - просто объяснил Квак. - Чтобы мысли не бултыхались.
Никто его не понял, но Квака это нисколько не огорчило, - главное - понял он!
ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ
ВТОРОЙ ПОДВИГ КВАКА
К ночи нелетная погода нашла себе другое пристанище. Туча про-плакалась проливным дождем, стала худенькой и легкой, поднялась до Солнцепека, где поистрепала бока о зубастые сосны. Лоскутки ее поѓметались - пометались, да и разлетелись в разные стороны.
Высоко в небе сияла как невеста промытая Луна. Ей необычайно шло сегодня расшитое золотыми звездочками небо: фата, корона, венѓчальное платье...
Квак не мог оторвать глаз от такой красоты.
На берегу болота под разлапистой ивой собрались все мамы, папы, старые жабы и совѓеем молодые лягушата. Взрослые совещались и перераспределяли работы, малыши провожали на опасное задание родителей.
- Так... Смородинный куст! - выкрикивал распорядитель работ Жаб Жабырь. - Кто у нас охраняет смородинный куст?
- Это участок Мамы-Квакши, - подсказала Мама-Ква.
- Это был участок Мамы-Квакши, - с грустинкой в голосе попра-вили ее.
- Что случилось? Что с Квакшей? - посыпалось с разных сторон. - Мы только сегодня утром прыгали по этим кочкам! Неужели она подверѓнула ножку?
- Нет больше нашей верной подруги, - проскрипела старая жаба. - Я была рядом и все видела. Только я одна все видела! Только я одна услышала ее последние слова, 0-хо-хо! Бедные детки... Они остались сиротками... 0-хо-хо! Да и нет больше их мамочки!
-Прекрати квакдычить, - прикрикнул на старую жабу Жаб Жабырь. - Расскажи с толком - как и что случилось. Пусть все услышат и запомнят этот горький урок.
- Всему виной голавлиный клев, чтоб ему неладно было. Вот и охотятся на нашу сестру эти вездесущие мальчишки.
- Опять мальчишки?
- Они, окаянные! - вздохнула жаба. - Набежали невесть откедова, слова не дали проквакать, схватили и потащили. Квакша затихла, мерѓтвой прикинулась, думала, бедняжка - отпустят. Да где там! Нацепили на острый крючок и бросили в реку. На приманку голав-лю. Или щуке. Она, матушка моя, все о детках сокрушалась, вое о маленьких убиваѓлась. 0-хо-хо, - причитала жаба.
- Вздыхай не вздыхай, - проквакал Жаб Жабырь, - а рабоѓтать надо. Смородинный куст один оставаться не должен. Ну-ка, папы-кваки! Кто из вас первым подготовил достойного помощника? У кого из вас самый смелый сын?
У Квака в голове что-то сильно бултыхнулось, даже в глазах по-зеленело.
Пока папы задумчиво почесывали затылки, Квак вышел в круг и, выставив грудь колесом, постучал по ней лапкой.
- Я - Квак! Сын смелого Папы-Куака и отважной Мамы-Ква. Я тоже смелый и отважный! Пошлите меня и завтра вы все узнаете - верны ли мои слова.
Гул одобрения пронесся по лягушачьему кругу. Такого смельчака давно уже не приходилось им видеть. Папы даже подумывали порой - исчезают настоящие лягушки, на их место приходит ни то, ни сё... И вот Квак! Что-то шевельнулось в груди каждого воина. Каждый вспомѓнил себя молодым и прикидывал - а он в те годы таким был? К стыду своему некоторые папы (не будем здесь их поименно называть) выѓнуждены были вместо утвердительных ответов, поту-пить взор.
- Братья и сестры лягушачьего роду-племени! К вам обращаюсь я - выбранный вами и поставленный над вами! Отвечайте мне по ве-лению сердца вашего, - без кривды и зависти: доверим Кваку, сыну смелого Папы-Куака и отважной Мамы-Ква, судьбу смородинного куста?
- Доверим! - разом квакнули все лягушки.
- Доверим, - проскрипела старая жаба.
- Братья и Сестры лягушачьего роду-племени! - Да будет воля ваша и ныне и впредь! А теперь, - голос Жаб Жабыря притих. Со-всем не по-командирски, а скорее по-отцовски он сказал: - Работа ждет вас. Идите, и да сопутствует вам удача. И чтобы завтра я снова увидел всех вас здесь целыми и здоровыми.
Так нежданно-негаданно лягушонок Квак обрел свое место в тру-долюбивом лягушачьем сообществе.
Вызваться быть взрослым просто - вышел в круг, постучал себя кулачком в грудь и на, получай. А что дальше? Куда пойти, кем наз-ваться? Что это вообще такое - работа? Ее что, едят? Или носом по траве катают? Или как ворон считают? Охранять надо. Это как? От слоѓва "охрана" или от слов "ох - ронять"? Кого ронять? И с какой высоѓты? А если упадут да ушибутся? Или совсем разобьются? Его же и обвиѓнят. Интересно, а оружие дадут? А патроны настоящие или холостые? Он же еще ни разу не стрелял. Хоть бы потренироваться сначала дали!
Папа вызвался сопроводить Квака. Дорогой он проводил ин-структаж по технике безопасности.
- Берегись, сынок, мальчишек, это наши самые главные враги.
- Они как люди?
- Да, Квак. Мальчишки - это лягушата людей. Уж-жасно любо-пытные, проказливые и жестокие. Они сами не знают, зачем вылав-ливают из боѓлота нашу икру и разбрасывают ее по траве. Икра вы-сыхает, а малыши, которые в ней сидят, умирают. Они кидают в нас палками и камнями, топчут ногами и давят велосипедами. А мы разве им враги? Мы же защиѓщаем их от комаров!
- А давай один день не выйдем на работу, - предложил Квак.
- Если мы хоть один день не выйдем на работу, - сказал Папа-Куак, - комаров народится видимо-невидимо! Они всех закусают до смер-ти.
- Вот и хорошо! - обрадовался Квак.
- Думаешь ли ты, о чем говоришь?
- Обязательно думаю, - обиделся сын. - Комаров расплодится больше тучи. Они быстренько съедят всех мальчишек. Нам больше некого будет бояться, и мы разом навалимся и съедим всех лишних комаров. Оставим только на развод чуть-чуть. Ну что? Здорово я придумал?
Папа думал, думал, но не смог понять - здорово или не очень придумал его сынок. Что поделаешь - у Папы в голове не было бул-тыхателъных мыслей. У него в голове были только такие мысли, которые туда поместили во время папиной учебы.
- Нельзя из-за мелких обид бросать большое дело, - заученно по-вторил он. - Настоящая лягушка должна быть выше всяких обид.
Оставив сына возле забора, Папа-Куак упрыгал на свой лесной пост.
Квак пролез в дыру и очутился в огороде.
- Квакие здесь огромные деревья! - удивлялся он, прыгая по кар-тофельным грядкам. - Карты мне не выдали, наверное, она засекре-чена. Указателей не поставили. На что они надеялись? Квак я должен отысѓкивать этот куст? Я же не барбос, который чует за версту.
- Ква-а! Ква-а! - услышал он рядом. Лягушонок вжался в землю и затаил дыхание.
- Кто здесь? - тихо спросил он. - Мальчишки?
- Где? Что? Какие мальчишки? Где ты видишь мальчишек? - спросила обеспокоено старая жаба. - Нет никаких мальчишек. Я это. Я! Жаба! А ты! Почему до сих пор не на работе? А? Где твое место? Давай, проходи да поживее! Ишь ты, гулена. Все бы по грядкам прыгать. Все бы не работать. Ох, ну и молодежь! - ворчала жаба.
- Я не знаю, где смородинный куст, - сознался Квак.
- Тебе не рассказали?
- Не рассказали.
- И провожатого не дали?
- И провожатого не дали, - вздохнул Квак.
А старая жаба напустилась на родителей. И такие они, и сякие, и пятки у них в другую сторону, и бородавка у них не на том месте. Излив запас ворчаний, старая жаба проквакалась и вывела лягуѓшонка на правильную дорогу.
- Прыгай по этой борозде. Аккурат в куст свой и упрёшься.
Счастье не захотело быть на стороне Квака.
Едва он добрался до куста, его схватили, зажали в кулаке и по-несли.
- Вот тебе и попался, - сказал он. - Сейчас меня на крючок насаѓдят и в чью-то пасть бросят. Такого молодого, такого умного. А я ещё никакой пользы ни лесу, ни людям принести не успел. Обидно по-гибать в самом начале жизненного пути.
В этот грустный момент Квака потянуло на торжественные речи. Он уже знал - это проснулся тот, другой, который жил в его голове. Придётся терпеливо выслушивать его - головой в кочку не вре-жешься - поймали, разве они отпустят, на солнце мозги не просу-шишь, до утра ему не дожить. Надо смириться.
- Что скажут Мама и Папа? А другие лягушки? Скажут - хвастун! Это плохо. А если скажут - погиб на посту? Или по дороге на пост? Это хорошо. А кто им расскажет, как я погиб? Эй, вы! Отпустите меня! Я только пойду расскажу, как я погибну, и назад вернусь! Не слышат. Ну и ладно. Самый первый Квак высоко сидит, он всё видит.
Квак ещё многое успел бы порассказать, но его бросили в воду.
- Где острый крючок - ощупывал он бока. - Нет никакого крючка.
Чем они думают? Я же запросто могу сбежать! Потом будут охать и ахать!
Квак поплыл. Плыл долго и быстро. У него закружилась голова.
- Что за шутки? Куда я попал? Ни речка, ни болото. Вроде вода, но со странным запахом. Пахнет лугом и теми рогатыми зверями, что жуют траву и живут у людей.
Кринку с Кваком подняли и понесли в чулан.
- Теперь молоко не скиснется, - донеслось до Квака. - Утром будет и холодненьким, и свежим.
Квак остался один в закрытой кринке.
- И сколько я здесь сидеть должен? - возмущался он. - Что у них холодильников нет? Безобразие! Честных лягушек от работы от-влекают!
Он всплыл, попробовал дотянуться лапкой до крышки. Лапка была коротка.
- Сейчас бы как дал тебе! - пригрозил крышке Квак. И в тот же миг крышка, словно испугалась, или в ней проснулась совесть, отлетела и запрыгала по полу.
- Мяу! - показалась масляная кошачья мордашка. - Све-женькое молочко. А сверху сли-вочки! Мяу!
Кошка облизывалась и поглаживала холодный глиняный бок кринки.
- Квак ты смеешь! - возмущению Квака не было предела. - Не для тебя приготовили!
Кошку словно ошпарили кипятком. Она крикнула своё любимое "Мяу!", отскочила в сторону - кринка опрокинулась - а сама про-казница сбеѓжала на чердак.
Квак вылился на пол. Он выбрался из молочной лужи, отряхнул лапки.
- Ква-ква-кая хитрая! - ругался он. - Молочка ей захотелось! Не-чего! Мышей ловить надо, а не по кринкам лазить. Смотри у меня! - погрозил он кошке. - Ещё раз попадёшься, я тебе покажу!
Что он покажет, кошка так и не услыхала.
Не закончив речи, Квак упрыгал в огород, где его давно дожидал-ся смородинный куст.
А еще ждала самая настоящая взрослая лягушачья жизнь.