Watim
Оккупация

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Страна оккупирована. Кем? Когда? Издана в России 2014, в Германии 2015

Валерий Тимофеев

ОККУПАЦИЯ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   УДК 82-312.4(02.053.2)
   ББК 84(2Рос=Рус)7-76
   Т N 34
  
  
   Тимофеев В.В. "ОККУПАЦИЯ"
  
   Детективный роман
   Грустные сказки для взрослых. 310 стр.
   ЛиБо "WATIM", Магнитогорск, 2015
  
   ISBN 978-3-659-65030-7
  
  
  
   No В.В.Тимофеев, 2015
  

В авторской редакции

Корректор Зоя ТИМОФЕЕВА

   Автор предупреждает о том, что совпадения героев с реальными лицами случайны, аналогии не допускаются, произведение художественное и автор имеет право на собирательность образов и свою трактовку тех или иных событий, несколько отличающуюся от действительно имевших место.

Оригинал-Макет изготовлен в творческой лаборатории ЛиБо "WATIM".

Подписано в печать 30.01.2015. Усл.п.л. 9.54.

Валерий ТИМОФЕЕВ

  

ОККУПАЦИЯ

  

детективный роман

  

0x01 graphic

   Оккупация - опирающийся на силовые структуры (армия, полиция, спецслужбы, миротворческие силы и т.д.) захват территории (как своей, так и чужой) и установление оккупационного порядка правления.
  
   Оккупация во всех случаях производится с помощью Военной силы и имеет несколько видов:
  
   1. Оккупация в состоянии войны, военная, неприятельская оккупация;
   2. Послевоенная оккупация во исполнение условий мирных соглашений;
   3. Мирная оккупация (англ. non-beligerent).
   Признаки оккупации:
   1. Временность миссии;
   2. Обязательное наличие народа-жертвы, государства-жертвы;
   3. Нахождение в состоянии войны де-юре или де-факто;
   4. Обязательное принятие на себя функции управления;
   5. Обязательное соответствие нормам международного права, иначе оккупация становится агрессией;
   6. В отдельных случаях проявляются особые признаки.
  
   Оккупация предусматривает полный контроль над законодательной, исполнительной и судебной властью, над экономикой и идеологией. В связи с этим вводится полное или частичное ограничение демократических прав и свобод захваченного народа, отстранение его от участия в управлении, полный контроль над всеми видами деятельности, жесткое либо жестокое подавление любого сопротивления оккупационному режиму, в то же время оккупанты и их приспешники стоят над законом.
  
   Оккупация допускает псевдодемократические приемы, такие как: создание марионеточного правительства, видимость демократических выборов под дулом автомата, контролируемую и управляемую оппозицию и прессу.
  
   Любая оккупация - временная мера. Рано или поздно процесс оккупации заканчивается изгнанием оккупантов, их уничтожением, разгромом или преданием суду международного трибунала.
  
   По материалам: "Большого энциклопедического словаря", "Большого юридического словаря", Словарей "Войны и Мира", Ожегова, Ушакова, Глоссария.ру, Википедии, Dictionary.com.
  
  
  

ЧАСТЬ 1

ПОДАРОК ГОСПОДИНА БУША

1

   Это ж надо додуматься до такой гадости? Они там в своей дебильной Америке совсем с головой не дружат. Какой-то шизанутый клерк в администрации ихнего Президента предложил не отправлять списанные по возрасту полицейские "форды" на переплавку, дабы не тратить на утилизацию деньги строгих налогоплательщиков, а подарить их великой России. Пусть, де, русские милиционеры покатаются на нормальных машинах и, от резко возросшего уважения к себе, поймают в два раза больше неуловимых преступников. Нет бы подумать о том, а сколько же литров бензина отпускается провинциальному райотделу милиции? И сопоставить эти цифры с прожорливостью их "фордов". Да он один, троглодит крокодиловый, мастодонт крейсеровый, будучи поставленным на довольствие, сожрет всю горючку отдела на полгода вперед.
   А ведь как подали.
   Рука дружбы! Жест доброй воли! Конец холодной войне!
   Дареному коню, как говорится, не только в зубы, но и еще кое-куда не посмотрят. Наши министры и губернаторы халяву любят, угодливо раскланялись, за подарок америкосов почти что искренне поблагодарили. А потом уже в своих вотчинах получали на полную катушку изъявления благодарности и противогеморройного жополизания, когда американскую помощь по городам и весям распределяли. На местах поматерились втихаря, но машины second hand приняли. И даже пару раз выезжали на бело-синих громадинах встречать "заботливого" губернатора и вездесущего премьера. Вот, мол, ценим подарки и вашу личную заботу о нас. Но только пару раз. А остальное время заморские штуковины тихо-мирно пылились в холодных боксах левобережья.
   Леонид Селецов, старший автоинспектор городской ДПС, в звании старлей, каждодневно, садясь за руль потрепанной "девятки", тяжко вздыхал. Целыми днями крутить по городу на этой развалюхе, когда такие красавцы стоят без дела. Уж кто-кто, а он отлично понимал разницу между раз...банной в усмерть девятой моделью родного у...бищного автопрома и четырехлитровым "фордом", у которого в салоне запросто поместится эта самая "девятка" вместе с экипажем, с капотом и багажником, да еще места хватит на стол с закуской. Это он сидел за рулем "форда", когда встречали губернатора. Его за стать выбрали, метр восемьдесят шесть, девяносто два кило, атлет... Еще мечтал тогда, вот, мол, дожили, по-человечески работать будем. Ага, по-человечески. Это если бы жить в стране, которая к человекам своим по-человечески относится. А не в этой, где каждый гражданин для государства - лишняя головная боль и заноза, даже если он, гражданин этот, служит власти и защищает государство от собственного народа.
   Время к десяти подходит, а старлей еще не выезжал на дежурство. Аккумулятор намертво сел, карбюратор засрался, никак не заводится долбанный драндулет. Руки по локти в масле - хрен отмоешь, китель бензином провонял. И от прикуривателя пробовали заводить, и таскали уазиком по плацу, все впустую.
   Вот такая у него работа. Он и за порядком на дорогах должен следить, план родному начальству регулярно приносить, и водителем работать, и слесарить, желательно в свободное от основной работы время. А тут еще любимый товарищ начальник, скороиспеченный майор Веселков, за каким-то хреном самолично в гараже нарисовался. В белой рубашке, галстучек с золотой заколкой, руки в карманах. Ну, прям, хозяин за осмотром собственной территории, хлебной вотчины!
   - Ты чего не на посту? - хмурь на рожу напускает и буром на Леонида прет. - У меня телефон разрывается: - где смена, куда запропастились? А ну быстро приводи себя в порядок и на рабочее место!
   - Я Талипова отправил, - попытался огрызнуться он, но получилось жалко и оправдательно. - Уже там должен быть.
   Леонид никогда не любил этого выскочку. Пацан зеленый, на четыре года младше, в ГАИ без году неделя, а уже и майор, и начальник. И все потому, что удачно женился. Папа у его жены Ольги прокурор, вот и тянет зятька за длинные уши. Поговаривают, что уже представление на подполковника написали.
   "Ну, теперь точно выслуживаться начнет, три шкуры с нас драть", - такие разговоры не стихали среди подчиненных.
   В сердцах выругался, пнул ни в чем не виноватое колесо израненной "девятки".
   - Как на этом ездить?
   - Что с машиной? - строгий командный голос.
   - Аккумулятор дохлый, карбюратору кранты.
   Майор, не вынимая из карманов ухоженных рук, обошел вокруг, стараясь держаться подальше от машины - не дай бог заденет наглаженными брючками за пыльный бок, заглянул под капот на грязное нутро "девятки".
   - Так следить надо за техникой, - пожурил отечески. - Смотри, какую грязь развел! А ведь ваша машина - это ваш хлеб! Она и поилица, и кормилица, и счастье в дом приносилица.
   - Я что, сам ее сломал? - вспыхнул обиженно. Не хватало ему еще эти нравоучения выслушивать.
   - А кто? - прищурив глаза, спросил майор с издевкой. - Я?
   Селецов насупился, принялся усиленно дуть в питающий патрубок карбюратора, отчего все лицо его налилось кровью, а глаза готовы были вывалиться на мотор.
   - Не хватает денег? Ты не стесняйся, скажи, - Веселков отчитывал его как пацана. - Выдадим в виде материальной помощи радар на выходной день, наряд на хороший перекресток напишем. Не хочешь машину в рабочем состоянии содержать, тоже скажи. Желающих сесть за руль у нас много, только свисни.
   Блин, знает слабые места. Не в бровь, а в глаз бьет. И ничего не скажешь, молча жевать приходится.
   - Я куплю новый аккумулятор, - выдавил из себя.
   - И что? - спросил насмешливо. - Только сейчас до тебя дошло?
   - И карбюратор новый куплю.
   Похоже, немного перегнул старлей, не тот тон выбрал.
   - Ах, какие мы обидчивые! - и добавил вереницу непечатных слов, из которых самым безобидным было "раздолбаи". - Ты мне одолжений не делай, - медленно и зло начал закипать майор, - и губу не оттопыривай. Бросай возиться!
   - А как же?.. - он показал руками на разобранную машину.
   - Лови такси и вали на пост! Ребята сутки за себя отпахали и теперь еще за твою нерасторопность отдуваются.
   Ему бы смолчать, да шило в жопе зашевелилось. Вот и ляпнул.
   - Работаем черт знает на чем, а эти, - кивнул в сторону двух покрытых пылью "фордов", - гниют почем зря.
   - С чего ты взял, что они гниют?
   - Так года полтора на них не выезжали, - бросил старлей.
   - Тебя послушать, - ты один у нас такой сердобольный: весь отдел тянешь, один за всех и думаешь, и работаешь, остальные только и делают, что х...ем груши околачивают.
   - Для кого бережете?
   Видать и у Андрея сегодня то же шило и в том же месте вставлено.
   - Для тебя бережем, старший лейтенант Селецов, - поставил на место подчиненного майор. - Ждем не дождемся, когда придешь, наконец, и попросишь.
   - Все равно не дадите, проси не проси, - махнул в сердцах рукой.
   Разговор с резких тонов перешел в спокойное русло, потек как игра в пинг-понг. Один неспешно подает, другой лениво отбивает.
   - Ты свою девятку прокормить не можешь, - презрительно сплюнул майор, - а еще на "форд" заглядываешься.
   - А что, и поглядеть на них нельзя?
   - Работать сначала научись!
   - Я работать умею, - насупился автоинспектор. - Только на такой, - опять пнул безответное колесо, - не только работать, и жить не хочется.
   - Не машина красит человека, дорогой. Кто-то из "запорожца" конфетку сделает - любо-дорого посмотреть, а у иного и "мерс" на растерзанного инвалида похож.
   - На что это вы намекаете?
   - Я? Намекаю? Я факты констатирую, - кивает на полуразобранную "девятку". - Так что губу свою закатай. Не по Сеньке эта шапка.
   - А вы попробуйте! Может, она как раз по мне будет!
   - Ой ли! Неужели прокормишь?
   И только тут Селецов понял - майор поймал его на слове. Будь сегодня другой день, или стоял бы перед ним не этот пацан, он, может, и перевел бы все на шутку. Бля... взыграла дурацкая гордость.
   - Как два пальца.
   Майор смерил его презрительным взглядом, покачал головой.
   - Ну, пойдем, коли так.
   Развернулся, и, не оглядываясь - идет за ним старлей или нет, направился в свой кабинет. Руки все так же в карманах, голова гордо поднята.
   Сегодня спозаранку ему позвонили из областного УВД и не без ёрничества поинтересовались, как используются вверенные ему американские автомобили. Сколько километро-часов наработали, какие по ним показатели. Ну и прочая начальственная дребедень. Короче, через неделю отчет предоставить по полной программе. И...
   - Чтобы не стояли машины без дела! Губернатор сигнал получил и лично этот вопрос на контроль взял.
   Все утро Веселков ломал голову, кто же стучит на него? Не первый раз через голову городского УВД спрашивают, как будто знают - на местном уровне любая жалоба увязнет. И еще вопрос - кому отдать "форды"? Это ведь не просто вызвал в кабинет, ключи вручил и - служите, молодцы, во имя и на благо. Тут такая головная боль - прокормить ненасытных монстров. Возмущениям конца-края не будет. И надо же - повезло. Селецов сам нарвался.
   "Ну-ну, герой! Вовремя ты мне на глаза попался! На-ка, получай".
   И, главное, он, Андрей, как бы и не причем: не заставлял, не навязывал. Еще пять минут назад он мечтал - тому, кто согласится на иностранщину пересесть, план на три месяца отменит. Что не сделаешь, на какие материальные жертвы не пойдешь, ради второй большой звезды на погон! Она всегда на его стороне, его удача! И "форд" сплавил, и план на месте. Под такую сурдинку, глядишь, и второй "форд" без особых потерь хозяина обретет. Какой-нибудь мудак позавидует Селецову и сам придет просить. Только набраться терпения, выждать день-другой.
   По дороге к ним прилипли еще несколько офицеров. У всех свои неотложные дела к начальнику. Посматривают на Леонида с сочувствием - по нему видно, не за благодарностью в кабинет под номером "1" плетется.
   С каждой ступенькой тает решимость Селецова, он уже намеренно затерялся среди других, - сейчас не до него будет, завертится начальник, забудется. Но командир память имел хорошую, а натуру мстительную. У кабинета остановился, пропуская Леню вперед, зашел следом, а дверь не закрыл. Пусть все слышат. Вон, бошки в открытую дверь повернули, ждут - какого рас...издона их коллега сейчас получит.
   Достал из сейфа коробочку.
   - Поздравляю вас, товарищ старший автоинспектор, - сказал намеренно громко, чтобы не только в приемной, и в конце коридора услышали. Все глаза устремились на растерянного Селецова. Майор вручил ему ключи и документы. - Служите честно и справедливо. Вам, как вы себя именуете, нашему самому лучшему сотруднику... - ну и еще в том же духе подъебнул.
   А напоследок, уже шепотом, одному старлею, добавил. - Только не забудь, план для тебя остается прежним. Пока!
   Это значит, хоть и жрет твоя машина втрое супротив прежней, копейку начальству приноси в том же объеме и вовремя. Хочешь - сутками напролет паши, хочешь - деньги цветными фломастерами рисуй - твоя проблема. И еще подсластил пилюлю. Когда Селецов вышел в коридор и попал в плотное кольцо инспекторов, сказал - вроде как вспомнил.
   - "Девятку" Кискинбаеву передашь.
   - Да пусть забирает, - полез в карман за ключами. - С полной радостью передам, даже музыку снимать не стану.
   - В рабочем состоянии передашь, - как в спину ударил. - С новым аккумулятором и карбюратором.
   - Но... я... - потерялся от такой пощечины, - дайте хоть неделю?
   - Завтра! - сказал, как отрезал. - Лично проверю!

2

   В гимнастическом зале проходила контрольная тренировка акробатов. Сегодня старший тренер окончательно определился с составом юношеской команды. Игорь Батуев не бежал, летел на крыльях из спортивного павильона. Егоров самолично лапу ему пожал и поздравил. Игорек с первой попытки выполнил все упражнения и получил допуск к первенству России. И практически стопроцентную возможность выполнить, наконец-то, заветный мастерский норматив.
   Владимир Александрович так болеет за него. Еще бы! Игорь уже два года мог в мастерах ходить, но какая-то черная полоса его преследовала. В четырнадцать готовили они программу с Динаром. На чемпионате области напарник зевнул и... короче, упал Игорь и плечо выбил. Сначала врачи перелом нашли, но пронесло, только маленькая трещина. Трещина-то маленькая, да проблема большая, рука полгода не позволяла в полную силу тренироваться. Считай, сезон коту под хвост. Только через год полностью набрал прежнюю форму. И напарника ему заменили, и программу уже посложнее приготовили. Опять готов на все сто.
   И опять облом.
   Дурили со старшими на батуте, сам Егоров подначил, мол, три малыша одного чемпиона запросто повяжут. Санек как раз с Кубы прилетел, молодежный чемпионат мира выиграл. Ну, мы его, по науськиванию тренера, и давай крутить. По одному на каждой руке повисли, я ноги охватил. Санек сдается, ничего с нами сделать не может. Он, конечно, по сравнению с нами сильный, а мы цепкие.
   Клубком скатились с батута на пол, даже не на пол, на маты. Всем - ничего. А Игорь, внизу оказался. И ту же самую руку опять подвернул.
   Еще год коту под хвост.
   Пацаны все уже мастера спорта, он один в кандидатах ходит.
   - Ходил, - утешает тренер. - Программа сильная, от тебя ничего лишнего не требуется. Ты только не ошибись, сработай, как на тренировке работаешь, спокойно и чисто, и мастер, это я тебе говорю, в кармане.
   Мама на тренировку пришла, посмотреть на сына. И тоже слова тренера Игорю подтвердила, вроде как усилила. Она знает, сама до рождения Игоря акробатикой занималась, тоже чемпионка, с Владимиром Александровичем в одной команде выступала. Это только со стороны кажется, что она спокойна. На самом деле, Игорь знает, переживает за него больше, чем за себя, когда тренировалась.
   Игорю с мамой повезло. Не мама, а старшая подружка. Он даже зовет ее по имени, Марина. И не только дома, когда с глазу на глаз. Папки нет, и не было. Вернее, быть он, конечно, был, как без этого. Но он даже не знал и до сих пор не знает, что Марина от него родила. Она ему ничего не говорила.
   Игорь один раз спросил:
   - Марин, а кто мой отец?
   Она не зажалась, не смутилась, равнодушно так сказала.
   - Да, не стоит он того, чтобы о нем вспоминали и вообще говорили.
   - Почему, Марин?
   - Ты знаешь - он совершенно пустой и никчемный человек.
   - А чего же ты с ним? - Игорь хотел продолжить, но слов правильных и нужных подобрать не мог.
   - Дура была, - засмеялась открыто, - в шестнадцать лет откуда было мозги нормальные взять?
   - Ну не скажи, - обиделся Игорь. - Шестнадцать... это вон сколько!
   Он считал себя в четырнадцать лет очень серьезным и ответственным человеком.
   - Увидела красивого мужика - голову потеряла, уши развесила. А когда узнала немного, бежать от него без оглядки.
   - И не жалеешь?
   - Ой, давно переболела, - махнула рукой. - Жалею, что сразу не убежала. Из него, недавно опять видела, так ничего и не получилось.
   - Как не получилось? - ребенку непонятен смысл ее слов.
   - Ну, не нашел он себя в этой жизни.
   - Не работает? - это больше понятно.
   - И не работает, и никому не нужен. Пустоцвет.
   - А-а!
   - Так что лучше нам с тобой про него не знать и не говорить. Я, обычно, когда какой-то человек для меня интерес теряет, говорю себе, что он для меня умер. И сразу проще становится и спокойнее.
   - Одним глазком посмотреть бы на него, - вырвалось у меня.
   - Да г..вно вопрос! - весело рассмеялась Марина. - Покажу!
   Через день или два мы с ней гуляли. Я и думать забыл. А возле магазина алкаши постоянно кучкуются, копейки у прохожих стреляют. Я никогда их не рассматривал, будто они мусор, грязь, или пустое место.
   - Ну? - спрашивает Марина. - Хочешь на папаньку посмотреть?
   Я без задних мыслей говорю.
   - Хочу.
   Она меня за руку берет и к этим алкашам ведет.
   - Вон твой отец, - шепчет на ухо и головой в их сторону кивает.
   Я встал, как на стену глухую наткнулся. Марина тянет меня, а я сдвинуться не могу.
   - Пойдем отсюда, - прошу ее.
   Вечером немного оттаял, спрашиваю:
   - Какой из них?
   - Выбирай любого, они все на одно лицо.
   Больше я никогда про отца не спрашивал. И даже не знаю точно, был ли среди тех алкашей мой... или Марина мне подобного показала.
   В любом случае, мне хватило, и я потерял интерес к тому, кто генетически числился моим прародителем.
   А с мамой у них особые отношения. Сколько себя помнит, он для нее был за старшего и единственного мужчину в семье. Еще в садик ходил, а Марина его к финансам допустила. Наверное, клянчил игрушку дорогую или еще чего-то, - все дети через это проходят, рёв в магазине устраивают.
   Марина привела домой, за стол усадила. Деньги все, которые в доме были, достала и горкой в серединку положила. Я еще обрадовался - как много у нас денег, целых много тысяч и еще сколько-то рублей! На них же все можно купить!
   А потом стали мы с мамой их раскладывать в кучки.
   - Нам с тобой на еду на месяц надо вот сколько, - подробно рассказала, сколько сахара и почем он, сколько макарон и цена на них. И так по всем нашим продуктам, даже конфеты и печенье посчитала. И легла на столе стопка самая большая. А сверху на листочке написано - ЕДА. Я сам под диктовку Марины это написал большими печатными буквами.
   - За квартиру, за свет, за телефон и за садик заплатить надо? Надо, от этого тоже никуда не денешься, - еще стопка, и еще одна бумажка.
   - Ботиночки тебе и шапку, мне колготки, белье, сапоги надо, - еще отложили.
   Так на столе получились пять или шесть кучек.
   - Это то, - говорит Марина, - без чего нам с тобой ну никак не прожить.
   В серединке стола осталось еще немного денег. Они сиротливо лежали ни на что не годные, ни к какой кучке не примкнутые. Я показал на них.
   - А это остаток, - берет Марина в руки самую тоненькую стопку, - можно либо оставить на всякий непредвиденный случай, либо купить что-нибудь не сильно важное. Скажем, игрушку еще одну, или книжку.
   - А какой это непредвиденный случай? - спрашиваю я, а вдруг это и вправду на игрушки или на вкусненькое.
   - Помнишь, зимой ты варежку потерял и шарф? - напоминает мне Марина.
   - Помню, - опустил я глаза.
   - Можно зимой без варежек и шарфа? - задает она совсем уж детский вопрос.
   - Нет.
   - Вот это и называется "непредвиденный случай".
   - Я не нарочно, - еле сдерживаюсь от подступивших слез я.
   - А я и не думала считать тебя растеряшей, - погладила обидевшегося сына по голове. - Сама иногда теряю. - Вроде как успокоила. - Потерял и потерял, что из этого трагедию делать? Мы пошли и новые варежки, и новый шарф купили. Хорошо, что у меня было немного денег отложено на этот непредвиденный случай.
   - А! - понял мамин секрет я.
   Каждый месяц с шестилетнего возраста Игорь вместе с Мариной планировали скромный семейный бюджет. В классе четвертом Марина уже просто приносила зарплату и отдавала Игорю. Сама вставала к плите, готовила по этому знаменательному поводу вкусненькое, а Игорь в специальной тетради заполнял графы бюджета. А потом, - это как игра у них была, - он за главного бухгалтера месячный бюджет подписывал, а Марина, как самый главный добытчик и экономный экономист - этот бюджет утверждала. И они, веселые от осознания важности выполненной работы и спокойствия за ближайший финансовый месяц, пили чай с вкусными горячими булочками.
   Деньги всегда лежали в шкатулке, а шкатулка стояла на второй полочке пенала. И, если кто из них брал хоть сколько-нибудь, всегда на листочке писал - когда, на что израсходовано, и сколько. И даже чек обязательно прикладывался.
   Что интересно, как только Марина его к деньгам допустила, у Игоря пропало желание просить все подряд, будь то игрушки, конфетки или еще какие разные всякости.
   С ней он может говорить... ну, обо всем может говорить. Даже про любовь, про девчонок, про появившийся интерес к ним. И даже никакого стеснения не испытывает.
   Он один раз пришел и запросто рассказал ей, что у них, в комнате тренера, шкаф большой стоит, там кубки всякие и грамоты и призы, и фотоальбомы. Ну, всего полно. А за шкафом раздевалка девчонок. Пацаны старшие придумали, если два кубка отодвинуть и медаль приподнять - там дырка проделана. И видно, как девчонки переодеваются. Особенно когда из душа выходят.
   Марина смеется.
   - О! Этому шкафу много лет.
   - Откуда знаешь?
   - Еще когда мы тренировались, мальчишки за нами через эту дырку подглядывали.
   - И вы знали, что они подглядывают?
   - Конечно, знали.
   - И чего им за это делали?
   - Если они себя шумом выдадут, конечно, покричим, или побегаем за ними с кулаками. А если втихаря смотрят, ничего не делали.
   - Почему!
   - Тебе приятно за девочками подглядывать?
   - Ну... некоторые красивые.
   - Ну и нам льстит, что за нами подглядывают, - просто сказала Марина и меня по носу пальчиком щелкнула. - Значит, есть на что вам, мальчишкам, заглядываться.
   А потом перед сном пошла в душ, меня позвала спинку ей шоркать. Я часто ей помогаю. А она мне. Перед сном мы всегда долго болтаем о том, о сем, о школе, о планах, она мне рассказывает, что у нее на работе интересного. Какие студенты разные, и хорошие и ленивые. Мама всегда, когда он садиковский был, да и в школу уже ходил, мыла его, сама с ним мылась в ванной. Даже сейчас, когда Игорю шестнадцать лет, ходит с ним в баню париться, не вдвоем, а с друзьями, и его с собой берет. Там много народа бывает, человек шесть и даже больше. И никаких стеснений. И дома запросто выйдет из ванной, полотенце вокруг талии, и чай сядут пить. А когда увидела в компе фотки, которые он с интернета накачал, села и вместе с сыном их рассматривала, и спрашивала, что ему нравится и почему, и комментировала. И вообще. Парни все про это узнают кто где, а Игорь от мамы все узнал. И что самое главное между мужчиной и женщиной - это любовь, от мамы узнал. И о том, что вершина любви - это секс, тоже от мамы. И про ответственность мальчика за девочку Марина ему рассказала. Что девочка может забеременеть и у нее ребенок родится.
   - А за мной ты тоже подглядываешь? - спросила Марина, смеясь.
   Я опешил от ее вопроса.
   - Нет, - сказал растерянно.
   Она на меня посмотрела недоверчиво и голову набок склонила. Глаза вроде и улыбаются, а взгляд немного обидчивый.
   - Ой ли?
   Я немного подумал, Марина учила меня всегда между нами говорить правду, и я тогда честно сказал.
   - Да.
   - Интересно подглядывать?
   - Когда интересно, когда нет.
   Я ей сказал, что у нее все как у взрослой тети, а у девчонок немного другое.
   - Чего же ты с интернета качаешь фотки голых теток, а не девочек?
   - У взрослых красивее, - признался я.
   Марина поцеловала меня в щеку и сказала.
   - Спасибо тебе за комплимент, - сказала она. - Ты, я вижу, парень со вкусом. И уже взрослый. Я так хочу, чтобы девочки тебя любили.
   Мне тоже этого хотелось, и я спросил.
   - А что для этого надо?
   - Будь с ними внимательным и ласковым, - попросила Марина, и рассказала, что девочки ждут от мальчиков, и что им нравится.
   Она даже вот что для меня еще сделала.
   Мне лет одиннадцать, наверное, было. Она увидела один раз мое состояние, ну, когда я возбудился и застеснялся, готовый сквозь землю провалиться. Она не обидела меня, не поругала, просто посмотрела вниз и сказала.
   - Класс! Приятно видеть мужскую гордость в полной красе, - а чтобы я лучше понял, о чем она говорит, добавила. - Это самый честный показатель твоего состояния и твоей силы. Не скажу, чтобы это всюду выпячивать надо, но... мы, женщины, быстрее и лучше поверим своим глазам, чем пустым словам. Я рада за тебя... и за вас.
   Короче, я перестал стесняться ее и зажиматься. И даже один раз рассказал про пацана из класса. Его мать застукала, ну, кАк он себя... ну, трогал, короче, накричала-настыдила, потом отцу рассказала. И отец тоже накричал при маме и при сестре, и ремнем отделал.
   Марина выслушала меня, покрутила пальцем у виска и говорит.
   - Не родители, а полные придурки.
   А я не знал еще ничего, спрашиваю.
   - Почему?
   - Ребенок повзрослел, у него потребность появилась. Радоваться надо - самое время подсказать незаметно, научить. А они по рукам бьют. Теперь, случись у пацана какой вопрос, или проблема - куда он пойдет? Да хоть куда, только не к маме, и не к папе.
   - А почему взрослые говорят, что это
плохо?
   - Не верь никому. Это хорошо. И всю жизнь, сколько бы ты не прожил - хорошо будет.
   - А ты? Тебе тоже хорошо?
   - И мне хорошо...
   - Марин, - спросил я тихим голосом, - а у тебя есть... ну... не муж, а этот...
   - Любовник? - подсказала она.
   - Угу.
   - Есть, - спокойно, будто я у нее что-то обычное спросил, скажем: - У тебя есть... телефон, или там игра в компьютере.
   - А почему он у нас не живет?
   - Заботушка ты моя! - весело закрутила меня по комнате. - Во-первых, у нас тесно. Во-вторых, я не уверена, что мы не помешаем тебе.
   - Не помешаете! - кинулся я ей на шею. Это же здорово, у меня будет папка!
   - А в третьих, у него свой дом и своя семья. Но, я тебе обещаю, вы скоро познакомитесь. И я думаю, что вы подружитесь.
   Завтра Марина в отпуск уезжает, с друзьями, и, похоже, с ним тоже. Поедут на самое соленое озеро, есть такое в соседней Оренбургской области.
   А наш тренер Владимир Александрович через десять дней команду в спортлагерь повезет.
   И я с ними.
   Жаль, Машу нельзя с собой взять.
  

3

  
   Мерзкопакостное настроение пропало без следа, едва Селецов повернул ключ зажигания "форда". Две зимы простояла, никто к ней не прикасался, и надо же! С полтычка завелась. Мощный моторище заурчал тихо и прожорливо. Глянул на щиток приборов, ну да, бензина мизер. С "девятки" слилось литра три, до заправки доехать хватит.
   Пока двигатель прогревался, протер толстый слой пыли на лобовом и заднем стекле, выгнал машину из гаража. Леонид закрывал ворота, а возле "форда" уже столпились милиционеры отдела. Кто с завистью, кто деланно равнодушно поглядывали в его сторону.
   - Никак встречать кого?
   - Нет, в постоянную работу.
   - Да ну?
   - Вот тебе и "да ну"! Дерёвня! - переговаривались лениво.
   Селецов по-хозяйски открыл дверь, нажал на кнопку стеклоподъемника - боковое стекло поползло вниз.
   - Мужики, пару штук до завтра, - попросил безадресно. - Заправить надо ласточку.
   - Сколько ж у нее бак?
   - Девяносто литров, - сказал с ноткой хвастливости.
   - Не хило.
   Посочувствовали, конечно, поцокали языками, но денег дали. С этим в их кругу всегда полное понимание и взаимовыручка.
   На пост прибыл на вымытой до блеска и заправленной на штуку машине уже после обеда. Его напарник, кряжистый черноволосый Руслан Талипов, оторвав глаза от протокола, спросил сочувственно.
   - Завел?
   Леонид сел верхом на стул. Хотел попридуряться, мол, кое-как, полдвигателя пришлось раскидать. Но так его распирало от радости, что самая большая ложь, которую он смог выдавить из себя, оказалась чистой правдой.
   - Нам новую машину дали.
   - Новую? - полуравнодушно-полунедо-верчиво переспросил, оторвавшись от бумаг, Талипов. - Свистишь, братан! Откуда ее взять могли? Новую!
   - Конечно, свищу, - сказал и расплылся в улыбке.
   И Руслан понял - не обманул его напарник.
   - Откуда взяли?
   - Вон стоит, - показал пальцем за плечо.
   Талипов вскочил со стула, посмотрел в грязное окно.
   - Еп-тать! - опешил от увиденного. - Что ж мы с такой дурой делать будем?
   - Работать, Рустик, работать, дорогой!
   - Ну, теперь берегись, шоферня! - потер враз вспотевшие руки.
   Слух о том, что Селецову и Талипову дали "форд", моментально разлетелся по городу. Всю смену к их посту подъезжали коллеги-инспекторы на потрепанных "шестерках", "девятках", "десятках", поздравляли, разглядывали. Леонид катал их с ветерком по проспекту до вокзала и обратно, балдел от скорости и комфорта, и от похвал, щедро выдаваемых его машине. Руслан уже два раза ездил на рынок, привозил упаковками немецкое пиво. Надо же угостить ребят.
   - Приезжайте попозже, - говорил всем Селецов, - по-настоящему проставляться будем.
   Вечером, когда движение немного стихло, с пива перешли на водку. Сам старлей старался пить меньше, мало ли кто еще приедет. Вдруг вожжа под хвост попадет и Веселков пожалует! Увидит его пьяным, непременно подгадит.
   Пять машин специфического раскраса стояли у поста возле цирка. Кто спал на расшатанном диванчике, кто смотрел футбол. Остальные сидели за столом и вели пьяный треп.
   - В прошлую субботу хороший денек выпал.
   - Ну, классно поработали.
   Селецов в тот день был на выходном и не знал деталей, потому слушал коллег, раскрыв рот.
   - На Жукова наконец-то открыли вторую полосу движения. Мы знаки еще затемно, в пять утра переставили.
   - А народ привык по-старому гнать, ну и все как один, дружно, один идиот за другим пилят, только теперь уже получается, что они по встречной полосе едут.
   - Мы на машинах все выезды блокиро-
вали.
   - Только я у восьмерых права отобрал и сорок штук штрафов наликом насобирал.
   - Водилы кричат, жаловаться грозят. А куда жаловаться? Мы их, нарушителей, на видео снимаем, да и суббота.
   - Наши умные начальничьи головы специально открытие на выходной подгадали.
   - Мы промеж собой договорились - два часа одни стоят, потом меняемся. Всем деньги нужны, всем заработать хочется!
   - Даже Веселков встал, на дороге легкую копейку собирать. Сволота! Нас через два часа меняться заставлял, а сам до вечера дежурил.
   - Вот, насобирал! И на себя, и на тестя. Точно сотни полторы поимел! Да потом еще добавил, когда права у него выкупать приходили. Он таксу установил - пятерку на стол и свободен.
   - Говорят, несколько обиженных в суд подавать собираются?
   - И хрен они что докажут.
   - За это надо выпить! - застучали стаканы.
   К полуночи основательно набрались. Как ни пьян автоинспектор, а про работу не забывает. Начиналось время полновесных ночных заработков, пора расходиться.
   Селецов с Талиповым заняли место перед Южным переходом, на остановке ТЭЦ. Там сороковник висит, но все водители на него чихали, особенно ночью, когда трамваи спят. А за остановкой карман - заправка для пожарных и поливочных машин. Леонид, как старший по званию, за рулем, Руслан с жезлом возле кустиков схоронился.
   За час настреляли семь штук. Две - отдать долг, это святое. Три - майору. План, етить его. Ну и... даже себе чуток заработали. Так бы и постояли еще с часок, да Витька Вознюк приехал. Его рабочее место на агаповском посту, за городом.
   - Целый день к вам рвался, - ввалился в машину и наполнил ее шумом.
   - Как узнал?
   - Ха! Ты еще на заправке стоял, а я уже знал - Ленчику американца дали! - его раскатистый смех сотрясал машину. - С такой обновкой как друзей не поздравить?
   Похлопал по сиденьям, поиграл стеклоподъемником.
   Он был уже основательно заряжен. И с собой пузырь привез.
   - Вы что, в машине пить собираетесь? - спросил весело.
   - У тебя есть предложение?
   - Поехали на Гортеатр, - позвал он. - Там чебуречная открыта.
   - Откуда знаешь?
   - Я там только что водяру покупал.
   Селецов знал, зачем он их на Гортеатр зовет. Ему не столько чебуречная нужна, сколько к Томке на Пионерскую заскочить. За дозой.
   - Поехали, - согласился Леонид, - день сегодня праздничный.
   - Всех денег не заработаешь, - поддержал Руслан.
   Вознюк сбегал на хату, взял не одну, три дозы. На всех.
   - Налетай!
   Талипов отказался.
   - Я с водкой не мешаю.
   Селецов не захотел.
   На площади взяли десяток холодных чебуреков, еще литр водки и пригласили двух шалав.
   - Ну что, девочки, не надоело зря стоять? - по-хозяйски схватил одну за руку Вознюк.
   - А кто тебе сказал, что мы зря стоим? - выпустила ему в лицо струю дыма проститутка.
   - Поехали кататься!
   - Опять за просто так? - скривила губу шалава.
   - А это мы сейчас посмотрим, - помрачнел лицом Вознюк, прихватывая ту, что повыше ростом, за волосы. - За просто так ты поедешь, или не за просто так.
   - Ты чего? - пыталась вырваться девка. - Отстань! - и как весомый аргумент, призналась. - Я уже сегодня ваших обслуживала! Хорош!
   - Не знаю, кого ты обслуживала, не мое это дело. Сейчас со мной поедешь. А за деньги не ссы, как работать будешь, так и получишь!
   Виктор бесцеремонно затолкал девок в машину.
   "Форд" спустился по проспекту Пушкина, игнорируя красный сигнал светофора, пошел мимо заводоуправления к Профсоюзной и проходным.
   Проститутки пили водку из горла, громко ржали и беспрерывно курили какие-то вонючие сигареты. Или это от них так пахло? Вознюк сидел между ними и бессвязно рассказывал матерные анекдоты. Он раздел одну девчонку, благо, вся одежда ее состояла из трех предметов - блузка, юбка и что-то похожее на трусики, - лапал ее огромными ручищами.
   Грубые пальцы что-то ущупали.
   - Ну-ка, где тут у тебя свет включается? - спросил Селецова, и враз ставший резким голос его Леониду очень не понравился.
   Когда матовый плафон осветил прокуренный салон, заорал на притихшую девчонку.
   - Ах, ты, сука! - пальцы намертво сомкнулись на худеньком горле. - Ах, ты, шалава! Что у тебя за коросты здесь? - ладонью сильно шлепнул по голому бедру. - Триппер?
   - Это... нет! - с трудом расцепила толстые пальцы, жадно хватанула прокуренного воздуха. - Это не болезнь! Не заразное! Клиенты дурные попались, на "субботнике" сигаретами прижгли, - оправдывалась проститутка.
   Виктор для проверки ковырнул коросту ногтем, из ранки выступила кровь.
   - Б-р-р, - поморщился он, мотая тяжелой головой. - Этого нам еще не хватало! - Интерес к проституткам у него пропал, вместо него нахлынула черная злость. - А ну валите, пробляди! Заразу тут разносите! - перегнувшись через проститутку, зашарил по двери.
   Селецов ударил по тормозам.
   Рассерженный Вознюк, не дожидаясь, пока машина полностью остановится, выкинул сопротивляющуюся девчонку на каменистую обочину.
   - Во, полетела, шалава! - визжал от восторга, наблюдая, как перекатывается по дороге голая девица, раздирая в кровь локти и колени. - В следующий раз с башкой дружить будет, прежде чем к нормальным мужикам приставать.
   Вторая не стала дожидаться участи подруги, схватила в охапку ее вещи, выскочила сама.
   Водка и доза разгорячили ментов.
   Доступные телки добавили жару внизу живота. Мужики основательно завелись в предвкушении сладенького, а тут облом.
   Вечер был испорчен.
   Руслан пощелкал кнопками, нашел радио "Шансон".
  

...прислали на бригаду

хоть бы на ночь хоть бы...

  
   "А дерут с меня налоги! Это ж я с них должен брать!" - заорал невпопад Виктор.
   "Форд" миновал шестую проходную.
   - Позвони Порватовой, - буркнул Вознюк, роняя голову на грудь.
   - И чего ей сказать?
   - Скажи, что мы к ней едем. Пусть блядей приготовит. Только чистых.
   - Я бы и ее саму не прочь, - причмокнул Леня, мечтательно закатывая глаза.
   - Кого? Порватую?
   - Ну.
   - Не стоит, - скривился Виктор.
   - Почему?
   - Она только на рожу ничего себе, - с видом знатока, прошедшего все медные трубы и мозолистые влагалища, откровенничал Вознюк. - А разденется, сиськи - тьфу, живот в густых складках и шрамах. В постели так совсем ленивая, сука, и скучная. Я таких, как Ольга, только в голодный год или когда совсем никакой, пьяный в жопу.
   - А она чья? - спросил Талипов.
   - В смысле?
   - Ну, под кем ходит?
   - Ты Парфенову знаешь? Ну, полковничиха с Ленинского?
   - Слышал.
   - Это ее свекровь.
   - И бизнес, стало быть, под надежной охраной свекрови?
   - Ну ты гонишь! - ржал всезнающий Вознюк. - Разве ж позволили бы ее шалавам от Оперного театра до Горной академии сутками стоять?
   - Мы это, - зажался Руслан, - мы сегодня пустые почти, - намекнул на отсутствие денег.
   - Ну, ясно! - понял Вознюк. - такую толпу весь день поили! - он постучал себя по груди. - Все нормально, мужики! Я с бабками, - вытянул из кармана горсть мятых пятисоток, - угощаю.
   - Удачная смена? - поинтересовался Руслан. При виде любых денежных знаков он возбуждался.
   - Угу, - хохотнул Виктор, оживая. - У нас все смены удачные!
   Его всклокоченная голова просунулась между сиденьями.
   - Чурка на фуре едет, - начал обычный треп инспектор. - Табличку картонную в лобовик воткнул. "Пустой", мол, я, глядите. Ага, видали мы таких. Пачками передо мной каждый день туда-сюда проезжают. Я его останавливаю, точно пустой, гаденыш. Я что, зазря из будки выползал, что ли? Гляжу, а у него глазки туда-сюда, зырк-позырк. Ну-ка, говорю, документики давай, мы на них внимательно посмотрим! Чую, или без страховки мужик, или без техосмотра. - Нету, говорит, ничего, случайно забыл дома.
   - И чего?
   - Постоял он у меня на посту пару часов к баранке наручниками пристегнутый. Я ему один звонок разрешил сделать. Адвокату! Ха-ха! Привезли его родичи документы. Аж целых пятьдесят штук!
   - За что так много?
   - А мне какая разница? - пожал плечами, мол, нашел, о чем спрашивать. - Может, машина у них ворованная. Может, наркоту в город тащат.
   - Не каждый день так везет, - опять повторил Руслан.
   - Точно, не каждый. На прошлой неделе, опять же, сижу, скучаю. Газончик пилит, металлолом везет под мост. Я ему: - Стоять, блядина! - Сует бумаги, все чисто, и печать, как положено, стоит. С Полей Орошения. Я гляжу, а у него сверху листы ржавые и корявые. Ну, хорошо, если на полтонны железного хлама. Чего, думаю, бедным колхозникам ради этакого пустяка машину гонять, бензин задарма жечь? Делов-то на литр водки и хвост селедки! И в очереди еще полдня на жаре париться? Заглянул в кузов, лист отодвинул, а там медь свалена.
   - Вот нюх у тебя!
   - Ну, я и конфисковал... половину стоимости. Еще спасибо мне говорил, что не все у него забрал. А мог ведь и протокол составить, и в отдел его сдать! Но я - человек! Я последнюю рубашку не забираю! Сам живу и другим дышать позволяю.
   - Это верно.
   - Король, вон, жадничал. Все под себя тянул. И где сейчас Король?
   - Под Тагилом зону топчет!
   - Мораль?
   - Не знаешь, с кем делиться, не воруй!
   Место у Вознюка хлебное, не заткни ему глотку, часами будет рассказывать, кого и как обул, с кого сколько срубил. Сюда только самых верных ставят. И план у них - не в пример Селецовскому.
   Мост кончился, "форд" прогромыхал по рельсам, выехал на проспект Металлургов.
   - Тормози, - кричит Вознюк.
   По пешеходному переходу, взявшись за руку, идут парень и девушка. Совсем зеленые. Тепло на улице, липа цветет, в воздухе ее пьянящий аромат густо разлит. Парень что-то девахе своей рассказывает, видать, веселое. Она худенькая, в короткой юбочке, прямо в рот ему заглядывает.
   - Вот таких я люблю, - бормочет Вознюк, вылезая из машины.

4

   Он так часто оставался один дома, что не испытывал от этого никакого дискомфорта и неудобств. Было занятие, которому мог предаваться в любом состоянии: грустно ему или весело, мрачная погода или солнечная. Часами напролет, уткнувшись в Большой Атлас Мира - подарок на шестнадцатилетие, отправлялся путешествовать по странам и континентам, в сотый раз читал о народонаселении земли и, особенно, о Китае, рассматривал карты, нанесенные на них реки, леса, горы и озера. Ведь география и история были его любимыми предметами. И, если и мечтал Игорь о какой-либо будущей профессии для себя, так это о профессии путешественника. Он даже вуз уже выбрал, куда пойдет учиться. Московский, географический.
   Чисто прагматически, в его-то возрасте! спланировал себе учебные приоритеты. В школе со всеми вместе изучал английский, как самый распространенный язык на планете. Только изучал его не так как все - в обязанность, а усердно. Даже книги на английском брал в библиотеке и читал вслух. Поначалу многое не понимал, и все равно читал. Привыкал к звучанию незнакомых слов, фраз, чисто фотографически запоминал слова, и результат пришел.
   Сейчас вон на столе Диккенс в подлиннике лежит, и уже не первый том. А Диккенс, это вам не сказки Шарля Перро читать.
   Тут тоже без Марины не обошлось. Она рассказала сыну, как в десятом классе в Америку на месяц ездила. По программе обмена учеников. Жила там в американской семье, быт, нравы изучала, язык осваивала.
   - Если бы рано не родила, - рассказывала, - в Америку бы жить уехала.
   Она Игоря подначивает.
   - Учи языки, поедешь за границу, поработаешь немного. Понравится - останешься навсегда. Глядишь, и меня из этого дерьма вытащишь...
   Бывает с Мариной иногда такое. Взгрустнется вдруг, заедят серые будни, вот она и хандрит. Но это редко на нее находит. Вообще Марина по жизни страшный оптимист, и всех вокруг себя заряжает. Игорю почему-то всегда хочется ее ну хоть какой мелочью, но порадовать. Даже пустячком каким, ну хоть новым выученным словом.
   Дома он параллельно занимается испанским языком, даже в кружок ходит, в "Мамку". Зачем испанский? Ага! Большая часть американского континента говорит на этих двух языках. А уже в институте обязательно займется китайским и, если будет время, арабским языками. Как путешественнику без знания языка? Он же не только глазами впитывает информацию.
   Игорь и спортом занимается с тайной целью - вот станет чемпионом, весь мир объедет со сборной страны. У них в команде многие за границей побывали. Санек, тот вообще уже в пяти странах был. Франция, потом Хорватия, потом Польша, недавно на Кубу летал. И еще Литва. Конечно, не бог весть какая заграница, но все же.
   Игорь дальше соседней Оренбургской области да Башкирии нигде еще не был. Но это пока. Он еще свое наверстает. Главное - поставить перед собой цель и идти к ней. Все, и Марина, и Владимир Александрович, и в школе считают Игоря упертым. Ну, в смысле, что упорный, и еще как бы буром вперед прущий.
   Через год он окончит школу. Хорошо, если, тьфу-тьфу, к тому времени мастера все-таки сделает. И, здравствуй, Москва, к тебе новый студент приехал! Марина говорит, что у них в столице какие-то дальние родственники есть, даже так - старенькая бабушка, двоюродная сестра их дедушки. Живет одна, и, может быть, можно будет у нее поселиться. Это, если с общагой проблемы нарисуются. Но Игорь не боится - он все равно будет подрабатывать где-нибудь, чтобы на Марининой шее не сидеть. Хоть тренером, или помощником. Пусть она тут свою личную жизнь спокойно настраивает.
   Маша позвонила после одиннадцати.
   - Игорек! - позвала нараспев. - Забери меня!
   - Уже закончили?
   - Нет, скучно, - сказала капризно, и он даже увидел, как она смешно сморщила маленький носик.
   - Ладно, - у Игоря сразу настроение поднялось, скоро увидит ее! - Сейчас приду.
   В Машиной школе сегодня выпускной. Сначала они хотели на класс кафешку выкупить и там погулять, как все. А когда деньги собирать начали, вышло, что никакой кафешки им не видать как своих ушей. Учителя, естественно, психанули, они в последние годы сильно разбалованы, то во Дворце Металлургов, то в дорогом кафе выпускные проводят. В своей школе, в осточертевших классах дешевенькое чаепитие? Нафиг-нафиг! Участвовать в таком вечере ни директор, ни завуч не захотели. Девчонки сами с любимой классной стол организовали, в "Лакомке" сладостями отоварились. Директор, и на том спасибо, вошла в положение, разрешила в школе погулять, только чтобы тихо было, и без пьянки.
   - Пить? - пожалуйста, чай или колу. Танцы? - валяйте, под свой магнитофон.
   Такой вот получился выпускной. Сами себя и покормили, и поздравили, и потанцевали.
   - Жалко, что так скомкано все получилось, - сокрушается Маша.
   Они стоят в фойе школы и болтают. Тут нет никого, и можно стоять близко-близко, и чувствовать все ее бугорки и впадинки, и вдыхать сладкий запах ее разгоряченного тела. Маша руки положила ему на грудь, словно приготовилась - чуть что, сразу оттолкнет.
   - У вас хоть так, - утешает ее Игорь, - мы в прошлом году вообще не отмечали.
   - А как же вам свидетельства вручали? - Маша заглядывает ему в глаза. А лицо так близко, качнись чуток на носочках, и нос в нос уткнется. А волосы ее как наэлектризованные к щекам Игоря притягиваются.
   - А никак не вручали! - осторожно провел кончиками пальцев по ее волосам. Маша голову набок склонила, прижалась к теплой ладони. - Кто в десятый пошел, потом получали - на классный час принесли и раздали. А кто из школы уходил, тому с личным делом выдали.
   - Не, - в глазах ее счастливый огонек превосходства загорелся, - у нас торжественно вручили!
   - Ну вот, а ты жалуешься - скомкано! - щелкнул ее по носу Игорь.
   - Ага, - напустила слезу Маша, - у нас почти полкласса уходит.
   - Куда?
   - Кто в училища, кто в колледж.
   - Ты окончательно решила? - первый раз у них такой серьезный разговор.
   - А чего мне решать? За меня мама решила. Думаешь, охота в школе серой мышкой быть? Вам, пацанам, легко. Влез в одни брюки и один пиджак, и ходи целый год, никто слова не скажет. А мне уже надоело за спиной шепоток слушать, что я опять в этом старье приперлась.
   Им не дали долго побыть в уединении.
   - Маш! - крикнули из глубины коридора, - пойдем со столов убирать!
   - Я скоро, - пообещала она, убегая.
   Игорь терпеливо ждал. А что еще остается делать? В коридоре вдоль кадок с цветами скамейки стоят, хочешь - сиди, хочешь - падай. Музыку и здесь хорошо слышно.
   В школе этой он в первый раз, интересно по чужой жизни побродить, вроде и такая же школа, как у них, а не такая, особенная. Стенгазеты вон до сих пор висят, расписания уроков, рисунки детей... Игорь уже все изучил, даже приказы и распоряжения, когда Маша окончательно освободилась.
   Он ломал голову - куда ее гулять вести? А за него уже, оказывается, все решили.
   У Горного института спонтанно собралась большая толпа со всех школ. Пускали ракеты, играла музыка. Тут пели, танцевали, целовались, обменивались адресами и телефонами, клялись в вечной дружбе и любви.
   Здесь, в тени голубой ели, Игорь и Маша поцеловались в первый раз.
   Как-то само собой получилось. Они дурачились на большом газоне, засаженном высокими таежными красавицами. И оказались совсем рядом, глаза в глаза. Игорь не удержался, осторожно коснулся ее губ. А Маша не отстранилась, и ответила ему. Они стояли: она - уткнувшись подбородком в его плечо, он - зарывшись лицом в ее волосы и поглаживая Машу по трепетной спине. А сердца их, перекрывая музыку, громко стучали, признаваясь в том, в чем они сами себе еще не смели признаться. Она не решалась оторваться от него, - боялась - улетучится волнительное чувство теплой радости, почти прозрачной невесомости, заполнившей ее. А Игорь мечтал простоять так вечно, всю жизнь и слушать ее дыхание и слышать своим сердцем биение ее сердца - спокойное и ровное.
   Они проторчали здесь до половины второго, пока Машка не опомнилась.
   - Пойдем домой, - тихо позвала Маша. - Мать разворчится, всыплет. Меня только до часу отпустили.
   - Пойдем, - согласился он и взял в свою крепкую ладонь ее мягкие пальцы.
   По раззеленевшемуся скверу, где на каждой лавочке сидели группами и парами счастливые мальчишки и девчонки, медленно побрели домой.

5

  
   - Эй вы, молодежь! - остановил одинокую парочку Вознюк. - Идем сюда! Давай-давай, быстрыми шагами!
   Безропотно подошли, молча встали у машины, только руки крепче сцепили.
   - Почему так поздно болтаетесь?
   - Мы не болтаемся, - прячет глаза девчонка. - В школе выпускной вечер был, а он, - кивнула на Игоря, - провожает меня.
   - Где живете?
   - Вот, - показывает Маша на арку, - мой дом. Пришли уже.
   - Документы есть? - входит в роль Виктор. Ему уже кажется, что он на посту и при исполнении.
   - Какие документы? - возражает Маша. - Мы почти дома!
   - Почти не считается, - распекает Вознюк. - Вы Указ о Комендантском часе разве не знаете? До двадцати двух гулять можно!
   - Мы в школе... - попробовала объяснить Маша, но милиционер перебил ее.
   - Наркотики есть?
   - Да вы что! - впервые подал голос пацан. - Мы даже не курим!
   - А это мы сейчас проверим!
   Отодвинул в сторону Игоря, потными ручищами стал ощупывать девчонку.
   - Больно! - вскрикнула она, когда он схватил ее за грудь.
   - Что вы делаете? - Игорь попытался закрыть собой девчонку и тут же кулак врезался в его лицо.
   Голова мотнулась, как удерживаемый на нитке шар. Кровь брызнула на белую рубашку. Девчонка, вместо того, чтобы закричать, присела на корточки и закрыла рот руками. Ночь, милицейская машина, люди в форме парализовали ее. Мальчишка пошатнулся, но на ногах удержался. В глазах его застыл ужас, и он закричал противно и громко.
   - А-а-а!
   Вознюк еще раз ударил, теперь в ухо, а когда паренек начал заваливаться на бок и оседать на асфальт, добавил по ребрам тяжелым ботинком.
   Удар отбросил обмякшее тело к придорожному бордюру.
   Из машины выскочил Руслан. В руке его была дубинка.
   - Быстро, кидаем их в машину, - прошипел он Виктору. - Еще увидит кто.
   Спасительные стены родного дома так близко. Машка опомнилась, побежала в арку. Каблуки царапали асфальт, мешали бежать, но она не успела даже подумать о том, чтобы снять модные туфли. В три прыжка Руслан настиг ее. Схватил за длинные развевающиеся волосы, развернул. Короткий удар в солнечное сплетение согнул хрупкое тело пополам. Талипов подхватил девочку за талию, поволок к машине.
   - Дай палку, - протянул руку Вознюк. - Кровью пачкаться не хочу.
   Игорь, хватаясь за ветки кустарника, пытался подняться. Удар дубинкой по ключице отозвался неприятным хрустом. Вознюк, пошатываясь, ходил вокруг мальчишки, с резким уханьем наносил удары ботинком. Тело дергалось на асфальте, оставляя рваную полосу крови. Устав пинать, ткнул дубинкой в лицо - тело не отозвалось ни единым звуком.
   - Хорош, - оттолкнул его вернувшийся Руслан. - Убьешь ненароком.
   - Да и хрен с ним, - Вознюк попытался еще раз пнуть пацана, но ботинок только скользнул над его головой. - Орать не будет, ублюдок.
   - Хорош! - резче сказал Талипов, встряхивая потерявшего рассудок товарища. - Помоги мне!
   Виктор нехотя нагнулся. Вдвоем схватили парня за руки за ноги.
   - Гля! Ты ему глаз выбил! - Талипов заметил прилипшее к щеке глазное яблоко.
   - Это не я, это палка твоя, - хохотнул Вознюк. - Врачи назад вставят. Глаз не жопа, проморгается.
   - На три, поехали!
   Бездвижное тело перебросили через кусты вглубь газона.
   - Рвем отсюда, - высунулся в окно Селецов, - пока бдительные граждане в милицию звонить не начали.
   Пьяные менты запрыгнули в машину. После удачной охоты настроение у всех троих заметно поднялось. "Форд", рыкнув мощным мотором, укатил вверх по проспекту.
   Маша пришла в себя, затравленно посмотрела на черного Талипова.
   - Отпустите меня, - попросила жалобно.
   - Отпустим, - развернулся Вознюк. - Обязательно отпустим.
   - Я кричать буду, - еле слышно сказала девочка.
   - Не ты одна, - все кричат.
   Руслан молча завел девочке руки за голову, связал их скотчем, аккуратно заклеил рот.
   Он работал не спеша, уверенный в своей правоте и безнаказанности, чем подавлял волю девочки. Отложил в сторону скотч, пуговица за пуговицей начал расстегивать блузку.
   Маша забилась, вырываясь.
   Ни слова не говоря, сжал двумя пальцами ноздри девочки и спокойным голосом считал секунды.
   - Раз... два... три... двадцать пять...
   Талипов мастер таких трюков. Где, в каких горячих точках практику проходил, молчит, но дело свое знает. То наглухо кислород перекроет, то приослабит пальцы, дав живительным каплям воздуха со свистом просочиться в легкие. После тридцати девочка перестала извиваться, к пятидесяти обмякла и притихла.
   - Еще раз дернешься, - пообещал он, - буду считать до ста. Ты поняла?
   Только головой покачала да выпученными глазами поморгала.
   - Вот и умница, погладил ее по щеке, - Хорошо себя вести будешь, удовольствие получишь.
   Уже беспрепятственно снял с девочки всю одежду.
   - Куколка! - сказал, причмокнув.
   "Форд", оставив слева привокзальную площадь и железную громаду "Первого паровоза", полетел в сторону промплощадки.
   Виктор, развернувшись, смотрел на разложенную на огромном заднем сидении малышку.
   - Давай, куда-нибудь сворачивай уже, - торопил он Леонида. - Такой товар зазря простаивает!
   - Вы что собрались делать? - спросил Селецов. Спросил не тревожно, спросил ради проформы.
   - Сейчас угостим ее конфеткой, дадим на дорогу рупь и отпустим домой, - посмеялся Руслан.
   - Ей сколько лет? - не унимался Селецов.
   - Какая разница?
   - С выпускного, сказали, идут, - вспомнил Виктор и посчитал, - семнадцать.
   - Какие сейчас выпускные?
   - Какие? - не понял Вознюк. - Обыкновенные! Сами мне сказали!
   - В начале июня в школе восьмилеток выпускают, - подсказал Селецов. - Ей лет пятнадцать всего.
   - Тебе теперь уже какая разница? - бросил хриплым голосом Руслан, усаживая дрожащую девочку на волосатые бедра.
   Когда Маша поняла, что сейчас будет делать с ней этот жуткий дядька, инстинктивно задергалась. Руслан сунул кулак под ребра и опять надолго отключил девочку. Больше попыток вырываться и мешать пьяным ментам удовлетворяться она не делала. Только поскуливала тихонько да губы в кровь кусала.
   "Форд" на малой скорости сделал большой круг почета. Проехал через Северный переход, мимо Калибровки, поселка Димитрова, миновал Комсомольскую площадь, Бетонстрой, проходные. За это время все трое побывали на заднем сидении, позабавились со связанной девчонкой. Талипов не удержался, пошел по второму кругу.
   Водка помаленьку выветрилась.
  

6

   В начале весны купил, наконец-то, Малой себе машину. Точнее, то, что от нее осталось после кровавой аварии. Ему наплевать на всякие там народные приметы, мол, возьмешь авто после трупа, сам трупешком станешь.
   Малой был самым наипоследним рядовым быком вокзальских. Это он так себя называл, "бык". Какой на фиг бык, когда кликуха сама за себя говорит, и место его наперед определяет. В армию не взяли из-за плоскостопия, косоглазия, а еще по причине наличия у него условной и непогашенной судимости. Обязательные походы кодлы в спортзал научили его только одному - свалят кого пацаны, Малой тут как тут - ногой его, по ребрам.
   Машину у армянина Гришки увидел в автосервисе, когда проверяли подконтрольную шобле территорию и бабки за крышевание собирали. Серебристая "нексия" попала багажником под пьяный "камаз". Все, кто на заднем сидении ехал, в земле давно лежат. Убитый горем хозяин отдал убитую вусмерть машину Гришке на запчасти за штуку баксов, и те можно в рассрочку выплачивать.
   Малой чего за эту "нексию" уцепился? Ее ж восстанавливать - себе дороже. Да очень просто! Он гараж знал, где такая же давненько без дела стоит по банальной причине - владелец по пьянке залетел, на два года прав лишен.
   Тему с арами перетер, в момент договорились - он пригоняет ту "нексию", ары ее быстренько раскидывают, ему эту восстанавливают и все, и квиты. А все остатки им, вроде как за работу.
   Гришке верить - себя не уважать. Чтобы лишней работы не делать, ара вырезал от кузова кусок металла с номерными данными, движок перекинул, мелкие царапинки по кузову подшпаклевал и перекрасил. И все, и катайся себе на здоровье. Доверенность у знакомого нотариуса оформили, талон техосмотра за полторы штуки гаишники сами домой привезли.
   Малой слился с машиной, дневал и ночевал за рулем. Только скажи - куда ехать, - всегда готов. За неполных полгода почти полтинник накрутил.
   В шобле быстро оценили полезность Малого как водилы. И сразу он из наипоследнего человека в команде на первые роли вылез. Еще бы, собственные колеса имеет и Шумахером по городу носится. А, самое главное, везет ему - ни разу ни одной царапины не поймал, и ни разу еще менты не тормознули. Высунет в окно свою вечно улыбчивую рожу в обрамлении курчавых волос, глазками похлопает, и опускается у стража порядка занесенная было полосатая палочка.
   Сегодня пришлось потрудиться. С утра в Троицк слетали. Два мешка какого-то дорогущего металлического порошка увезли. За каждый килограмм получили по двести с лихуем баксов. Пахан сказал - лечит хорошо. Он в эпоксидку чуток - буквально на кончике ножа, этих мелких песчинок бросил, перемешал и в перстень с внутренней стороны залил. Перстень постоянно на руке носит, и, веришь, давление всегда в норме и сердце как часы, даже перепьешь когда.
   Может, и свистежь, но Малой себе на всякий случай с наперсток порошка припрятал, так же потом соорудит, когда на печатку заработает.
   Из Троицка поехал в Карталы. Там Пахану таджики пару кило героина продали. Назад не по трассе возвращались, а через Анненск и Париж, тут на ментов наткнуться меньше шансов. Да и не шмонают капитально. Они еще в деревне ведро яиц купили, гусей и трехлитровку молока, короче, остановят, увидят в багажнике этот джентльменский набор деревенской всячины и соответственно прореагируют. Не раз проверено.
   За день заработали хорошую копейку, в баньке попарились, на хате с блядями оторвались. Пацаны давно спят, а ему на двенадцатый участок надо слетать. Цыгане передали - Яшка их ждет. Знать опять платины из приборов на комбинате напиздили, опять в Троицк, а то и в Ебург ее везти.
   Малой ни водки, ни пива не пьет. Сон разогнать, - таблетку эфедрина дернул, да пожрал от пуза. В три часа ночи уже полулежал в машине, ждал, когда Пахан с Яшкой окончательно все условия сделки перетрут и команду "на старт" ему выпишут.
   Ментовский "форд" он заметил когда тот еще у палатки выворачивал. Сполз немного на сидении, ну их, лишний раз на глаза лезть.
   "Форд" остановился напротив, только дорога и высокие рельсы между ними.
   - Черт, - ругнулся про себя. - Какого х... надо?
   Если машина к нему подъехать не сможет, то пешком они запросто дойдут.
   Он уже мысленно разговаривал с ментом. Мол, друга надо отвезти домой, вот и вылез среди ночи. А документы - тут все в порядке. Тут не прикопаться, разве что полную экспертизу делать номерным агрегатам.
   Менты постояли совсем чуток, даже просто приостановились и медленно поехали в гору.
   Малой уже заметил - на тротуаре девка валяется, голая. Ее только тряпкой белой сверху прикрыли.
   - Никак, блядь выкинули! - сказал вслух. - Ну, мусорки! Ну, любители прокатиться на халяву!
   Глянул влево - "форд" исчез за углом дома.
   Малой завелся, дальний свет врубил - е-мое! Девка-то связана! Да чего-то она какая-то маленькая!
   Так увлекся разглядыванием, проследил ментов. А "форд" уже вот он, задом сдает. Ну, пи...дец! Сейчас они поймут, что он лишнего увидел, и все, свидетелей в таких делах не оставляют.
   Вырубил фары и рванул вправо, через площадь к Центральному переходу. Только судорожно нажал кнопку звонка, поднял на хате народ.
   - В окно выгляньте, там, похоже, менты трупешник выбросили. Где-где! Прямо напротив твоих окон!
  

7

   Водка постепенно выветрилась. Вместе с похмельем улетели кураж и чувство вседозволенности и безнаказанности.
   - Надо было пацана забрать, - начал соображать Талипов.
   - Ага! - угрюмо отозвался Селецов. - Всю машину кровью испачкать, да? - Он, покатавшись на "форде" всего лишь день, легко признал его своей собственностью. - А отмывать потом кому? Мне?
   - Не о том ты печешься, Леня, - упрекнул его Виктор.
   - А о чем я еще печься должен? - помрачнел Селецов. Самый трезвомыслящий из троих, он первый осознал, в какую жопу они попали. - Ну скажи, нах...я ты шалав тех прогнал?
   - Так она вся в струпьях была! - оправдывался Вознюк. Он и сам понял, кто в этой заварушке крайний. - Я об такую мараться не хочу!
   - Ты нас спросил? А?
   - Вы чего? Двое на одного?
   - Если бы не твоя гребаная доза, не встряли бы в это дерьмо.
   - Причем тут доза?
   - Ты, когда уколешься, совсем с рельс сходишь!
   - На фиг мы свидетеля оставили? - озвучил Руслан то, что у всех уже вертелось на языке. - Он, точняк, первым делом на нас покажет. Стоит только рот раскрыть, что мы на иномарке были, и кранты, момент нас вычислят. Нет другой иномарки в милиции, - перешел на шипящий крик. - Понял? Нет! Одни мы!
   - И куда их денем? - сдался Вознюк.
   - Вывезем подальше за город, - рассуждал Руслан, - вколем каждому по твоей дозе и бросим в лесу. Пусть потом вспоминают, кто их да за что.
   - Верно! - согласился Виктор. - За Буранкой развалины воинской части. Туда подкинем.
   "Форд" опять летел по мосту к первой остановке.
   - Надо в багажнике что-то подстелить, - начал было Талипов.
   С гребня Селецов заметил проблесковые маячки скорой помощи и милицейский уазик.
   - Бляха муха, - выругался он. - Приплыли!
   - Надо было сразу его в багажник кидать, - выругался Руслан.
   - Сворачивай к Палатке, пока не заметили!
   Машину бросило в правый поворот.
   - Сейчас поднимут патрулей, начнут прочесывать район, - предсказал действия коллег Селецов.
   Миновали памятник первой палатки. По рельсам прогромыхал трамвай ремонтной бригады.
   - От девчонки избавляться надо, сгорим.
   - В парке ее выбросим. Сворачивай в ворота.
   - Сдурел? Следы на дорожках останутся.
   - Тут тормозни!
   Руслан открыл дверь, и, не утруждая себя размышлениями, вывалил бесчувственное тело девчонки на тротуар. Сверху прикрыл ее же разорванной кофточкой.
   Машина неспешно отъехала.
   - Она хоть живая? - спросил Селецов.
   - Живая, живая, - отмахнулся Руслан, но в голосе промелькнула неуверенность.
   - Ты ее развязал? - настойчивее спросил Селецов.
   - Нет.
   - Вернись, размотай скотч.
   - Пешком, что ли?
   - Где я тебе тут развернусь?
   - Задним ходом давай!
   До девчонки осталось метров двадцать.
   Из двора напротив выехала серебристая "нексия".
   Водитель притормозил перед главной дорогой и заметил лежащее тело. Он даже дальний свет врубил, чтобы лучше разглядеть.
   - Черт, - выругался Селецов. - Влипли!
   - Думаешь, он нас видел?
   - Еще как видел! Я заметил, он стоял между домами, когда ты ее выбрасывал!
   - Давай за ним! Разворачивайся!
   - Куда? По рельсам? Соображаешь, что говоришь? Я здесь на брюхо сяду!
   - Вверх, гони, ко Дворцу! Там развер-
немся!
   Водитель "нексии" дал газу. У него было преимущество в несколько минут и он не собирался его терять.
   - Смотрите, куда он поедет! - кричал Селецов, втапливая педаль газа в пол. Им стало не до перебранки и выяснения отношений. Они опять были командой.
   - На Центральный пошел!
   - Номер видели?
   - Какой номер? Далеко!
   "Форд" летел, едва касаясь колесами асфальта. Леонид глянул на стрелку бензобака. Треть еще оставалась.
   - Если вырвется за город, нам не хватит бензина догнать его.
   - Передай по матюкальнику, - засуетился Вознюк, - пусть ловят "нексию", следует через проходные. Может, кто рядом окажется.
   - Сдурел, да? - вырвал рацию Руслан. - Что мы скажем? Водитель видел, как мы выбросили из машины тело этой девчонки?
   - Бля, - выругался Селецов.
   - Я своим на пост позвоню, - обрадовался Вознюк. - Они не упустят, и вопросов задавать не будут.
   В городе "нексия" не уступала "форду". На прямом участке вдоль проходных немного нагнали, и только. Красные фонари не приближались и не отрывались.
   - Хоть бы один светофор, - молил Вознюк. - Мы бы его...
   - Что делать будем, когда нагоним?
   - В кювет вали!
   - Машину поцарапаем.
   - Ты очумел? Машину ему жалко! А башкой прикинь, что будет с нами, если не нагоним?
   Водитель хорошо знал ночной город, и машину свою знал не хуже. На кольце улицы Профсоюзной огни бесследно пропали.
   - Сволочь, фары выключил! - догадался Селецов.
   - Я его вижу, - успокоил Вознюк, - на Швейку пошел. Посты объезжает. Он же не знает, что мы тревогу не подняли.
   "Нексия" спустилась по проспекту Победы и свернула в город. Две полосы пустынной дороги играли на руку водителям.
   - Давай, Леня! - подгонял Руслан. - Нам терять нечего!
   160.
   170.
   180.
   Седьмая проходная.
   - Номер видишь?
   - К черту номер! На таран идем!
   Шестая.
   - Дави, Леня, дави!
   - В бок бей! Чтобы закрутилась! - подпрыгивал поймавший кураж Вознюк. - А там добьем!
   Пятая проходная.
   Визг тормозов.
   "Нексия" ударилась задними колесами о бордюр, колесо разбортовалось. Сноп искр вылетел из-под колес.
   - Так тебе! - закричали в один голос Руслан и Виктор.
   "Форд" не вписался в крутой поворот.
   Бетонная стена не смогла удержать двухтонную машину.
   Все трое надолго потеряли сознание.

ЧАСТЬ 2

ОККУПАЦИОННЫЕ СИЛЫ

1

   Начальник городского УВД Сергей Семенович Евграфьев поздней ночью вернулся из областного центра. Вернулся со смотрин. Не за невестой ездил полковник, - у него свои, слава богу, и жена, и двое взрослых сыновей имеются, оба обучены и к доходному делу пристроены.
   За теплым местом путешествовал.
   В области, в управлении внутренних дел, большие перестановки назрели. Засидевшегося в высоком кресле генерала, наконец-то, на пенсию провожают. В узком кругу, где осведомлены значительно лучше самых пронырливых журналистов, считают, что областного начальника с треском выпроваживают - и брать стал не по рангу, и работу на двадцать второй план отодвинул.
   Многоопытные, поднаторевшие в аппаратных играх еще с коммунистических времен, обладатели высоких кабинетов по малейшему дуновению ветерка в ту или иную сторону могли с большой степенью вероятности предсказать будущее крупного чиновника. Порой даже не надо ждать ни осуждающих слов, ни грозных приказов. Достаточно косого взгляда губернатора на аппаратном совещании, прерванного разговора или ответа через губу. А уже потом... Все происходит цивильно, как в семейном кругу, не вынося сора из избы, тихо, без скандала, - на прощание дежурный пенсионный комплект: маленький орден восьмой степени, благодарственное письмо от министра, присланное по факсу, и коленом под зад.
   Ну, естественно, после таких спектаклей значимые подвижки пластов будут. В одну из образующихся щелей он и пытается пролезть, пусть не самым первым, но все ж таки замом. А это и уровень значимости другой, и финансовые возможности несравнимо шире. Да и о пенсии пора уже думать.
   Он, в отличие от школьного друга, не считает, что лучше быть первым парнем на деревне, чем десятым в городе. Всегда работал под кем-то, отдавал приказы от имени, было у кого спросить совета и кем, в случае чего, прикрыться. Став же начальником над всем городом, растерялся. Теперь его именем отдавались приказы, им прикрывались, и он в полной мере ощутил ту огромной тяжести ношу, которая свалилась на него с новыми погонами и новой должностью. Не обрадовался и все эти семь лет, что сидит в должности, мечтал променять ее на более спокойную и менее ответственную. Слава богу, вроде, шанс появился. Нырнет под надежное крыло, станет рядовым замом с высоким статусом... Но никто, даже любимая жена, не знали этого его внутреннего "я".
   Полковник был очень недоволен своей карьерой. Вообще-то, он, может, и не особо сетовал бы на неблагосклонность судьбы, да Лариска, жена его любимая, постоянно подзуживала, без конца на него ворчала.
   - Слишком долго ты шел наверх, слишком засиделся в замах у прежнего руководителя, - тыкала ему.
   - Кадровые вопросы, Ларочка, не я решаю, - мягко ответствовал и, как считал Сергей Семенович, таким образом уходил от неприятных разговоров. Но, надо было знать его Лариску. Она, если что в голову вобьет, тут хоть война, хоть бомбежка с неба - все равно наболевшее выскажет. А перечить начнешь, так вообще заведется, никакими силами ее потом не остановишь.
   - А ведь ты гибче и толковее многих, - капала на мозги. - Но, почему-то, все время прячешься за чужие спины. Другой бы в грудь себя стучал, мол, смотрите, какой я! А ты.... Как красная девица, все неудобно тебе, все потом... - не прерывая разговоров, меняла перед мужем тарелки, подкладывала ему солененькие огурчики и квашенную капусту, политую постным маслицем, - любит он домашние соленья. Лариска пользовалась этим, умело ублажала его желудок и отбивала всякую охоту возражать. Возражать, значит, пусть и косвенно, осуждать качество приготовленных для него блюд. Зачем нарушать такую сладкую идиллию? - Они, посмотри, на тебе, на твоих делах в рай выезжают! Не обидно, дорогой?
   Сколько лет вместе живут, столько лет ему жена плешь проедала, на поступки разные нехорошие подталкивала.
   Он, по ее подсказке, тонны секретной информации в газеты, в область и в МВД слил, с нарочными сотни конвертов отправил, никак не мог спихнуть этого старпера. Крепко того губернатор прикрывал. Ну, дак! Весь их залетный бизнес цепной собакой охранял! Деньги - вот главный двигатель прогресса и регресса в России.
   Еще в бытность своего замства сообразил Сергей Семенович, как обезопасить милицию от народного обсуждения и осуждения. Ноу хау сам придумал. По крайней мере, так всем говорил. А фактически с Чурбанова списал... ну... Лариска подсказала. Организовал в УВД пресслужбу, якобы для взаимодействия с общественностью. Принял в нее двух толковых журналистов и передал им эксклюзивное право вещать о делах милицейских от имени и во благо. Ни одна газетенка не смела личное мнение или свою трактовку событий публиковать, так же как и проводить какие-либо самостоятельные журналистские расследования.
   Было как-то, один смелый пацан из "Диалога" попытался свое "я" выставить. Сердце рвалось на части, муки совести много дней и ночей терзали, когда команду "фас" отдавал.
   Ночью, после традиционного подписания номера в печать, поймали его бойцы "ОМОНа", настучали по башке и по яйцам. Не абы как, тайком из-за угла, а демонстративно, на главной площади города, чтобы еще сильнее прочувствовал и "а" от "я" отличать научился. Полежал в больнице, пока вновь соображать не начал. К нему еще раз пришли, еще раз доходчиво объяснили, что следует писать и как следует писать о родной, народной и всеми в приказном порядке любимой милиции, - успокоился. Теперь на рожон ни он, ни другая пишущая пи...добратия не лезет.
   Если же кто из своих сотрудников нечаянно "сливал" прессе или народу истинную информацию, тут же и навсегда прощался со службой. И на гражданке ему надежно перекрывали кислород. Ни в охранные структуры тебе пойти, ни, упаси господи, собственным делом обзавестись. В лучшем случае на стройку возьмут, лопатой бетон кидать. Даже, для устрашения, начальником своего ОБЭПа пришлось пожертвовать! Зато на его примере оставшимся сотрудникам навсегда отбил охоту идти против "батьки", или, как метко говорят в народе - ссать против ветра. Конечно, не малой кровью установился надлежащий порядок, не мало седых волос проявилось.
   В его личном сейфе было много полезных папок. Как старьевщик, собирал он большую и малую грязь на своих и чужих подчиненных, подшивал листок к листку. Не приведи господь, случиться с ним какой оказии, попадут заветные папки в ССБ, или еще хуже в ФСБ, половину лучших сотрудников смело можно по папочкам этим на скамью подсудимых отправлять, а остальных гнать в три шеи. Но... какие тылы эти папочки ему гарантируют. Все знают, больше компромата только у Петра Петровича в запасниках. Это своего рода золотой запас, нержавеющий капитал, административный, так сказать, ресурс на многие времена.
   Тут Лариске спасибо, это она его надоумила. Она молодец, баба хваткая. Со всеми нужными женами контакт поддерживает. Через ее связи двухэтажный дом возле площади Горького почти задаром отхватили. Всего-то за одну такую папочку. Фигурант от ответственности далеко ушел, аж в солнечную Испанию. Зато какое родовое гнездышко получилось! Не стыдно людей в гости позвать.
   По ее же совету взял он под личный контроль всю милицейскую отчетность, самолично выправлял показатели - каждую буковку, каждую циферку... На смотрах и конкурсах его УВД неоднократно признавалось лучшим в регионе. И вот, наконец, результаты их впечатляющей борьбы с преступностью заметили, оценили и под свое крыло, считай, что уже позвали. Только бы до заветного переезда нигде не оплошать.
   Он спал всего три часа, и те в машине, когда возвращался из Челябинска, разве что хмель прогнал.
   В семь был на работе. Домой идти, только расслабляться. Тут у него и душ есть, и в порядок себя привести, и в чистое переодеться. Кураж завладел им, радость предстоящих перемен переполняла, кажется, даже из ушей прет. Как в молодости, готов был сутками без сна и отдыха работать. Лариска почти час трещала по телефону, выспрашивала:
   - Как прошло? - да, - кто где сидел?..
   - Говоришь, губернатор сам тебе это сказал? Намекнул? Ой, ну теперь я уж точно спокойна!
   И все планы строила, что теперь они сделают, да как на новом месте обустраиваться начнут, какой дом она хочет иметь. И насчет сыновей, оказывается, она тоже решила. Не хочет их здесь оставлять без отцовского присмотра.
   - Съедят! - заявила категорично.
   - Да кто посмеет? - напустил строгости, и даже лицом почернел, да вовремя опомнился. По телефону говорит, не с глазу на глаз, чего уж тут-то картину гнать?
   - Знаешь что, дорогой! - осадила его жена. - Это наши дети. И мне и тебе спокойнее будет, если они под рукой окажутся. Подлецов вокруг тебя полно! - и предостерегла. - Ты сейчас особенно в оба гляди, даже нет, втрое, впятеро! Обязательно найдется хоть один пригретый народный мститель, который постарается напоследок тебе как-нибудь нагадить.
   - Ну не нагнетай, Лара!
   - Смотри, второго такого шанса может и не быть. Нам с тобой не по тридцать лет, когда все впереди. Нам с тобой уже о покое начинать думать, и тылы надежные готовить!
   Лариска умная, она как в воду смотрела.
   Полковник принял душ, потом пятьдесят грамм коньяка, отдохнул с часок на диване, пока не хлопнула дверь приемной и Марина Сергеевна, его секретарь, не обозначила свое присутствие.
   Когда она внесла в кабинет легкий завтрак - кофе, горячие бутерброды с сыром и колбасой, утренний стаканчик сметаны - он уже переоделся в форменную одежду и сверкал чистотой и свежестью.
   - С приездом, Сергей Семенович, - приветствовала она с милой улыбкой.
   - Спасибо, Мариночка, - ответствовал с ласковой теплотой.
   - И мои вам поздравления.
   Марина подошла так близко, ее пьянящий запах накатил головокружительной волной, рука невольно охватила упругие бедра и притянула.
   - Спасибо, радость моя, - седая голова прижалась к теплому животику. - Как бы я без тебя, - сказал искренне. И тут же поймал себя на реальной мысли. А и правда, как он без нее будет там? Но тревоги и раздражения не испытал.
   - Лариса Анатольевна что-нибудь придумает, - мягко сказала Марина Сергеевна. - Она вас любит и думает всегда, как гроссмейстер, на много ходов вперед.
   Тут Мариночка права.
   Именно Лариска нашла ему секретаря среди своих подруг, она обговорила круг ее обязанностей, посвятила в тайны его привычек и привязанностей, и четко нарисовала - на что можно претендовать, а что раз и навсегда из головы выбросить. У его девочек, как он их мило именовал, было очень много общего, в том числе и он. Они больше дополняли друг друга, чем исключали. И, главное, всех устраивала эта игра, все про все знали, но никто никогда не выходил за рамки согласованных правил.
   - И я вас люблю, девочки мои, - прошептал, а рука уже поползла по бедру под юбку, где, он знал, уже ничего больше из одежды нет...
   На такой хорошей ноте начинался этот особенный рабочий день.
   Долго сидел за столом перед ворохом разбросанных бумаг. Кроссворд разгадывал, только кроссворд не совсем обычный. Донесения отделов и служб - из маленьких ручейков сливались в полноводную реку и к нему стекались. А потом такими же ручейками возвращалось в служебно-розыскную работу.
   Сегодняшняя суточная сводка происшествий не особо отличалась от дней предыдущих. Обычный поток правонарушений: многочисленные драки и грабежи, нечастые заявленные изнасилования, теперь уже не каждодневные убийства, и те, в основном, пьяная бытовуха, раскрываемая легко и почти стопроцентно. Только что-то в сегодняшней сводке насторожило полковника, - Ларискины ли предупреждения так подействовали, многолетняя ли оперативная хватка сказывалась.
   - Обычно, да не совсем, - поддергивал себя, который раз перечитывая сводку, и высматривал в ней скрытые для него опасности, - ищи, Сергей Семенович, копай глыбже.
   Он отчеркнул красным карандашом несколько эпизодов, написал по каждому из них задания.
   - Срочно, - сказал прибежавшему заму, - по каждому случаю собрать максимум информации. И пусть эксперты по ним внимательнее посмотрят!
   И полетели в десятки мест распоряжения и приказы.
   К вечеру уже знал - из одиннадцати отмеченных им происшествий, по меньшей мере четыре связаны одной ниточкой. И ниточка эта - звонок от бдительного анонимного гражданина дежурному по городу на 02.
   Можно было бы проигнорировать этот звонок, да опасно. Все звонки пишутся на магнитофон и уходят за пределы его компетенции, а там сообщение не сотрешь, ножницами не вырежешь.
   И снова приказал поковыряться, для большей безопасности теперь уже другим проверенным людям, в этих четырех эпизодах.
   Через трое томительных суток он имел достаточно полную картину ночного происшествия. И ощутил холодок под ложечкой.
   Смертельный холодок.
   Для его дальнейшей карьеры.
   - Лариска, Лариска! Как же ты всегда бываешь права! - в очередной раз благодарно признал он, и взял дело под свой личный контроль.

2

   - Ну, майор, рассказывай.
   И Веселков выложил Сергею Семеновичу все, что знал. А знал он, как вскоре понял - совсем ничего. Только то, что перевернулись его сотрудники, машина в хлам, а трое "героев" в больнице, и очень надолго.
   - Вознюк и Талипов месяцев на шесть попали, у Селецова переломов меньше, но и он четыре месяца гарантированно отлежит.
   - Как же они так неосторожно? - по-отечески заботливо спросил полковник.
   - Не могу знать, - признался Андрей.
   - А ты узнай!
   - Делов-то, товарищ полковник! Поправятся, напишут объяснительные, будет за что - выговор объявим. А машину спишем.
   - Ты был у них?
   - С ними пока не разрешают беседовать.
   - А ты не беседуй, - растирая в труху карандаш - признак кипящей в нем бури, мягко стелил полковник, - ты сотрудниц к ним подошли, тех, которые посмазливей. С ними, небось, они поболтливее будут! - добавил на полтона громкости. - Или жен! И через них разузнай, - и тут же вернулся к ироничному полушепоту. - Или ты готов месяцами, до их полного выздоровления в неведении жить?
   Веселков заметил огрызок карандаша в руках Сергея Семеновича и догадался о настроении шефа. Он подобрал живот и выпрямился на стуле.
   Прикрытый от любых нападок и распеканий авторитетом тестя, майор и не думал считать себя в этом ДТП виноватым. Подумаешь, трое сотрудников попали в аварию, разбили служебное авто.
   В душе он даже немного радовался этому ЧП. Вроде как отомстил Селецову за его ершистость, за то, что не хочет он признавать в нем, в Веселкове, своего командира и начальника. Ну и вдвойне радостно, что может опять на неопределенное время заморозить ему капитанские погоны - повод сам дал!
   - Спасибо за подсказку, - поблагодарил суховато, но не заискивающе, - так и сделаю.
   - Сделай, сынок, прямо вот уйдешь от меня, и сразу же так сделай. А я, - налег грудью на массивную столешницу и глянул исподлобья темными глазами, так пронзительно, что мурашки по майорской спине побежали, - я пока сказочку тебе расскажу. С картинками.
   - Я весь внимание, - сразу и про Петра Петровича позабыл, и про неприкасаемость свою надуманную. Суетно вытер о брючины предательски вспотевшие ладони. - Слушаю вас, Сергей Семенович.
   - А куда ж ты денешься! - полковник повертел в пальцах голый грифель, бросил на стол, взял из коробки свежий карандаш. - Приехал я из областного центра и узнал приятную для себя новость. Оказывается, в мое отсутствие твои славные сотрудники честно несли службу, во время которой обнаружили по ориентировке опасных преступников. Они, естественно, организовали погоню, но не справились с управлением и разбились. Правильно я трактую имевшие место ночные события?
   Андрей ничего не знал ни о преступниках, ни о погоне. Правду говорит шеф или разводит? На всякий случай решил не перечить, поддакнул.
   - Так точно, правильно.
   - Вот и славненько, - постучал по столу карандашом, стряхивая мелкие кусочки дерева. - Такой версии и придерживаемся. Ее, вот эту красивую сказку, мы через все средства массовой информации преподнесем.
   - Понял, товарищ полковник, - расслабился Веселков.
   - Сегодня же собирай пресс-конференцию. Пора, знаешь ли, правду в народ нести, хватит разным слухам безнаказанно гулять и общественное мнение будоражить. Так что готовься ответ держать.
   - А может Костин или Гришин расскажут? Им сподручнее руководящую и направляющую линию...
   - Они само собой, - перебил полковник. - Но ты, как руководитель подразделения, быть обязан! Можешь просто слушать и головой кивать, я не возражаю.
   - Слушаюсь.
   - Разрешают врачи свиданку или нет, меня не интересует! Твоя задача раньше других, - сделал упор на последних словах, - убедить трех наших героев придерживаться этой версии. Для их же блага!
   - Доведу до сведения.
   - И не просто доведи, а и проникнись важностью дела, - и у полковника терпение не вечно, как ни сдерживал себя, голос начал закипать. - А чтобы полнее осознал важность задания, обрадую тебя. Я сегодня отозвал твое представление к внеочередному званию. - В ответ на вскинутые глаза майора, погрозил пальцем. - Новые погоны подождут. Потому как по твоей халатности мой переход в область может сорваться.
   - Не понял!
   - Сейчас поймешь! - остатки карандаша разлетелись по столу. - Только не пропусти ни слова из того, что я тебе дальше скажу. Вот это, - достал из папки пачку сшитых стиплером листов, - результаты осмотра злополучного "форда", пострадавших сотрудников, экспертиза обнаруженных в машине вещдоков. Читать не буду, много всякой заумной тарабарщины тут понаписано. Но суть такова. Все трое были в состоянии сильного алкогольного опьянения. Промилле это чертово, пять с чем-то... короче, по литру водки на каждого, не меньше! заглотили.
   - Ого!
   - Капитан твой вдобавок на игле прочно сидит. Он под дозой был.
   - Вознюк?
   - Не знал? А вот эксперты утверждают, что у него солидный стаж, лет шесть-семь, не меньше.
   - Я честно не знал! Шесть - семь лет? Он в Чечне дважды был.
   - Выходит, там заразу эту иностранную подхватил. В его кармане еще две дозы нашли. И денег при нем шестьдесят семь штук. Откуда столько? А? Ты не догадываешься? Да у этих двоих одиннадцать тысяч. Жезл с отпечатками пальцев Талипова и Вознюка в крови второй группы. И еще там жидкость одна присутствует, но об этом позже. Кровь свежая. На заднем сидении тоже свежая кровь. Но другой группы. И соответствующие выделения.
   - Машина полтора года на приколе стояла, вчера первый день выехала.
   - Это я знаю, - отмахнулся полковник. - Еще. Кровь на сидении совпадает по группе с кровью на залупах всех троих.
   - Проституток возили?
   - Может, и проституток. Если среди них девственницы есть.
   - Да вы что!?.
   - Это не я, это эксперты так считают, да еще и в отчетах своих подробно расписывают. В машине обнаружена туфелька белого цвета. Размер 36. И две разных группы женских волос. Как думаешь замять эти факты?
   - Надо подумать. Посоветоваться.
   - Посоветуйся, посоветуйся, - одобрил Сергей Семенович. - Петр Петрович добрый подсказчик, ты его внимательно слушай. Протокол осмотра машины и экспертизы выполнены в одном экземпляре. Вот они, у меня на столе. Здесь и останутся. А ты ужом выкручивайся, спасай свою и мою карьеру.
   Андрей поблагодарил, собрался было идти, но Сергей Семенович удержал.
   - Еще одна малость, - сказал усталым голосом. - Сводка происшествий по городу собирается по крупицам и, ты знаешь, ко мне на стол ложится. Готовят ее многие, а собираю в целое я. И раздаю всем сестрам по серьгам, а вам в работу.
   Неприятный холодок пополз по спине.
   - Интересная ночь, скажу тебе, выдалась. На проспекте Металлургов мальчика подобрали. Многочисленные переломы, сотрясение мозга, выбит глаз. Личность пострадавшего пока не установлена, заявлений о пропаже тоже не поступало.
   - Это имеет к нашему отделу отношение? - спросил майор, хотя отлично понимал - зачем иначе стал бы полковник рассказывать ему о каком-то мальчике.
   - Так, малым краешком, случайно зацепило, дубинкой. Группа крови мальца совершенно случайно совпадает с группой крови, обнаруженной на жезле твоих долбачей и на правом ботинке Вознюка. Та самая жидкость, про которую эксперт упоминает, от выбитого напрочь глаза мальца. Ах, да! еще одна случайная деталь: - туфелька, подобранная на асфальте рядом с пацаном, точь-в-точь родная сестра той, обнаруженной в "форде".
   - Вот влипли мужики!
   - Мужики, говоришь, влипли? Нет, дорогой. Не они влипли, это мы с тобой влипли. Да так, что и на звания, и на заслуги наши не посмотрят, пинком под зад и уёбен зе биттен! Это они не себя, это они меня подставили. И тебя прицепом. Но это не все!
   - Я понимаю. Новую машину им дали. Обмыли и в первый же день...
   - Хорошо обмыли, - полковник замолчал. Веселков сидел молча, не смел мешать мыслям начальства крутиться в ответственной голове. - Ты проникся?
   - Я проникся.
   - Ну, тогда переходим к главному.
   - Еще не все?
   - Я же тебе сказал, - к главному переходим! - полковнику явно нравилось с каждым разом все сильнее тыкать носом Андрея. - Примерно в то же время у въезда в Парк Ветеранов обнаружена голая связанная девочка лет четырнадцати. Полюбуйся, вот фото, - бросил перед майором несколько фотографий. - Скончалась по дороге в больницу.
   - И ее тоже они?
   - Быстро соображаешь, - подъ...бнул начальник. - Группа крови та же, что и на сидении "форда". Ну и остальные анализы совпадают.
   - Это кошмар!
   - А вот теперь уже последнее.
   - Пощадите!
   - На телефон 02 позвонил неизвестный и сообщил о выброшенной из машины девушке. И номер он запомнил, и цвет машины обсказал, и даже марку. Еще разглядел, глазастенький, что в машине было трое офицеров родной и народной милиции! И приметы их, и как одеты!
   Полковник стоял у стола и каждую фразу усиливал ударами кулака по столешнице.
   - И что я с этим делать должен? - перешел на крик. - Или мне взять пистолет и застрелиться?
   Схватился за сердце, - губы его посинели и задрожали, - и завалился в свое кресло.
   Испуганный майор выскочил в приемную.
   - Скорую! Быстро! Сергею Семеновичу плохо!
   Марина Сергеевна, проработавшая с полковником много лет, деловым шагом вошла в кабинет, сунула шефу под язык таблетку, расстегнула рубашку и круговыми движениями принялась массировать грудь над сердцем.
   - Никаких скорых, - устало сказал он, посасывая холодную таблетку. - Ты выйди, подумай минут пять, я пока оклемаюсь.
   - По оперативным данным, - уже с дивана вещал Сергей Семенович, - они за кем-то гнались, - разговор из информационного перешел в практическое русло. - Но почему-то не объявили машину в перехват.
   - Думаете, этот водитель сообщил на 02 о девушке?
   - На ходу ловишь, - похвалил начальник.
   - Найдем его.
   - И не просто найдите, а еще и заткните.
   - Насовсем? - провел рукой по горлу.
   - Ты это... в моем кабинете... мне такие вещи не говори. Накопайте на него покрепче .... И...
   - "Закопайте", - про себя продолжил майор.
   - Но только звонки свои он пусть себе в жопу засунет!
   - Я постараюсь.
   - Все про их ночные чудачества знают только я и Петр Петрович. Теперь еще ты. Заткнуть глотки всем я не смогу. Да и никто не сможет. Я распорядился. Вещдоки из машины фигурировать не будут. Деньги и наркотики тоже уберут из отчета. Никто не станет связывать три происшествия этой ночи в одно громкое дело. Трупом займется прокуратура, пацана кинули на участкового. А "форд" разбился вообще в другом районе. Тут и разбираться нечего. Преследовали доблестные инспекторы нарушителя и не справились с управлением. Ясно?
   - Понял, - осознал долю своей ответственности. - А что с моими ребятами делать?
   - Делай что хочешь, это твои ребята. С тестем посоветуйся. Только чтобы я про них ничего больше не слышал, ни хорошего, ни плохого.
   - Может, их к медалям представить? - негромко, возможно, больше для себя, чем для полковника, спросил Веселков.
   - Этих отморозков? - сморщился шеф.
   - Так, отморозки они по жизни, по сути своей, - развивал мысль майор.- А по служебному положению - сотрудники славной и неподкупной милиции.
   - Хорошая идея, - неожиданно ожил полковник. Он резво поднялся с дивана, подергал руками и ногами, разминаясь, - следа недавнего сердечного приступа как ни бывало. - Если ты во всем разберешься и грамотно обоснуешь... хорошая идея и подать ее надо соответственно, в красивой упаковке.
   - Ой, ну упаковку нам нарисовать! Какую закажете!
   - Так вот, - уже как приказ озвучил Сергей Семенович, - быстренько разберись и готовь представление. Я подпишу.
   - На всех троих?
   - На всех троих. И это... ну, ты понимаешь, чтобы как в кине.
   Все, кому надо, знали, как любил он Гайдая и особенно его "Бриллиантовую руку". Якобы, даже встречался с великим режиссером в ведомственном санатории и лично за руку здоровался. А по другому кругу ходила кем-то запущенная байка, что идею фильма впервые наш полковник, тогда еще лейтенант, озвучил, рассказав комичный случай разоблачения контрабандиста на таможне. Кто-то услышал и Гайдаю пересказал. А тот, не долго думая, сюжет переиначил и смешное кино сделал. Была ли в этих сказках доля правды, никто и не знал и разузнать не пытался, тем более, что никто никогда не слышал об этих страницах его биографии лично от Сергея Семеновича. Зато все не по разу слышали - если и цитирует кого Сергей Семенович, только героев гайдаевских фильмов.
   - Ну да, товарищ полковник, понимаю. Лично прослежу, чтобы все было как в кине, "может быть меня даже наградят... посмертно".
   - Малец в больнице лежит, ему уже четыре операции сделали, не скоро в себя придет. Надо бы поскорее установить его личность и выяснить, кто родители и есть ли влиятельные родственники.
   - Хорошо бы, если все окружение - стопроцентные жертвы...
   - Или потенциальные жертвы.
   - Сколько есть времени? Неделя? Месяц?
   - Поторопишься, хватит тебе времени зачистить концы. Больше ничего сделать для тебя не смогу.
   - Спасибо, товарищ полковник.
   - Все остальные вопросы решайте с Петром Петровичем. Тут не только твои погоны заложены, но и место твое. Не думай, что там, наверху, одной моей отставкой удовлетворятся. Свободен.
  

3

   "Кого послать? Кого послать?" - решал Веселков непростую задачу. С одной стороны, чем меньше народа знает правду, тем лучше. С этих позиций самое время лично производить дознание. Но, нет у него ни времени свободного, ни, и это, пожалуй, главное, себе врать не стоит - нет опыта вести следствие и дознание. Напортит грубым вмешательством, только хуже сделает, - замкнутся люди. Да и потом, что, собственно, лишнего могут сказать свидетели аварии? Видели, как машина ударилась о стену, могут сказать - гналась за кем-то или не гналась? Можно обозвать вовсе и не следствием, а преподнести как его личное любопытство.
   Прокачав ситуацию, Веселков вызвал капитана Федора Сумракова.
   - Ты вот что, Федя, мне сделай, - залезал в душу Андрей. - Чую я, в аварию наши попали по дурости. Если так, придется им за свой счет "форд" восстанавливать.
   - Дак, дешевле новый купить! - прогремел капитан. - Это в какую копеечку им влетит? Там живого места нет!
   - И я про то же, - проявлял чрезмерную заботу майор. - Они пострадали, теперь еще и надолго на голый оклад сели. Не хотелось бы на ребят еще такую обузу с машиной вешать. Помоги им, поспрашивай, вдруг они при исполнении были? Вдруг, преследовали кого? Там киоск работает круглосуточный, как раз на остановке трамвая. Метров сорок-пятьдесят до места аварии. Ну не могли девчонки ничего не видеть. Надо бы их как следует опросить.
   - Сделаем, - коротко отрапортовал Сумраков.
   - Над дорогой переход для работников комбината, там наверху у них проходная оборудована и вроде как вышка. Пункт наблюдения за проходной и прилегающей территорией. Возможно, одна из видеокамер что-то зафиксировала. А еще лучше, с людьми поговори. Если с ними ласково, они много чего расскажут.
   - Поговорю, - кроткий голос в устах огромного Сумракова звучал неестественно.
   - И последнее. Об аварии позвонили с сотового телефона. Номер я тебе записал. Наши проверили, - телефон ни за кем не числится. Как обычно, купили пакет услуг, а договор не подписали и в компанию сотового оператора данные о себе не отправили.
   - Сталкивался уже. Таких телефонов у нас полно гуляет. В киосках и комках покупают, а договора не регистрируют.
   - Во-во. Ты уж постарайся как-нибудь выйти на хозяина номера.
   - Так это, Борисыч, проще простого. Позвоню и встречу назначу.
   - Как?
   - Есть у меня свои примочки. Тебе результат нужен?
   - Результат.
   - Я тебе его принесу. А лишним голову забивать...
   Говорливый, с открытым простоватым лицом, Федор располагал к себе любого, с кем ему приходилось общаться. Статный, грудь колесом, шея под воротничок 44 размера, вид как у культуриста. В форме так вообще красавец. Девушки таких любят. Не зря Веселков посылал его на все брифинги, пресс-конференции и встречи с журналисткой братией.
   Самое простое было установить дежурившую киоскершу и разговорить ее. Работало всего две девушки, работало посуточно. И Федор сразу попал на ту, которая была на смене в ночь аварии, - пухленькая невысокая девчушка с большой коричневой родинкой на левой щеке и грубым "с"-образным шрамом под нижней губой.
   Ей было года двадцать два - двадцать три. Длинные русые волосы были густы и волнисты, но девочка не ценила их - прятала такую красоту в связанный резинкой неуклюжий хвостик. Еще, Федор сразу обратил внимание, у нее была аппетитная попка. Но и здесь, демонстрируя полное равнодушие к себе, девочка нацепила явно великоватую ей юбку. Такая серенькая мышка, обделенная вниманием мужчин и явно комплектующая по этому поводу. Посуточное просиживание в тесном киоске, взгляд на мир через узенькую амбразуру, постоянные недовольные покупатели. Какой у нее круг общения?
   Федор поговорил с ней всего минуту, она зарумянилась, непроизвольно убрала резинку и распустила волосы по плечам. Сумраков понял - есть контакт, и сделал девушке комплимент, похвалил ее волосы, они, оказывается, "выразительно подчеркивают ее красивые глаза". Не предложил еще, но вроде как намекнул на продолжение знакомства в другой обстановке.
   - Что больше любишь? - спросил с очаровательной улыбкой. - Кино или в кафешке музыку послушать?
   Просто праздный вопрос?
   - Ой, я в этот "Джаз Молл" еще ни разу не ходила, - призналась ему с очаровательной девичьей наивностью.
   - Мы этот вопрос еще обсудим, - пообещал Федор, одаривая еще одной улыбкой, - давай пока о деле поговорим. - И по секрету, на ушко, так, чтобы она ощутила крепость его мускулистого плеча и вызывающий запах его тела, о, он знал, какой туалетной водой надо пользоваться! шепнул, - я пока на работе, но только до шести вечера!
   - Ближе к четырем было, - охотно пересказывала Катя усатому красавцу события злополучной ночи.
   - И ты не спала?
   - Да вы что! У нас ночью такая бойкая торговля идет!
   - С чего бы? Трамваи не ходят.
   - Тут, за проходной, и коксохим, и изложницы, и прокатный. Куча цехов и народу в них тьма. Постоянно бегают за пивом и водой.
   - Водой или водкой?
   - Ну... - замялась девушка, - за всем бегают. На проходной их проверяют, так они что придумали! Покупают несколько бутылок "аква минерале" и водки. Переливают водку в бутылку с водой и смело в свой цех идут. Или перебрасывают пластиковые бутылки прямо через забор. Так что мы спим урывками и в основном после пяти уже.
   Девушка говорила легко, с неугасающей улыбкой. Она словно не первый день знала Федора и охотно открывала ему не только новости той злополучной ночи, но и самую себя. Не умолкая, отпускала товар покупателям, а глаза ее, пробежав по деньгам, проследив сдачу, тут же прилипали к его красивому лицу.
   - Ты аварию видела?
   - Ну да, всю, - ее глазки так и засияли. Она, и сама себе в этом не стеснялась признаться, еще ни разу не являлась предметом искреннего интереса ни одного мужчины. Пусть даже интерес этот чисто профессиональный. И, Катя это кожей чувствовала - ей есть что рассказать этому симпотному богатырю. - С самого начала!
   - С какого начала?
   - А когда они еще первый раз ехали.
   - Первый?
   - Ну да. Выпьете что-нибудь? - спросила она, - такая духота сегодня. - И достала из холодильника запотевшую пластиковую бутылку воды. - Я только воду пью. Все остальное - голимая химия и разные красители.
   - И мне воды, - поддержал ее Федор, принимая большой пластиковый стакан.
   - Я смотрю, это около двух было, машина едет огромная такая. Милицейская. Я первый раз такую увидела. На ней синими буквами ДПС написано. На капоте и по бокам. Она мимо меня проехала и в город свернула. Там трое милиционеров сидело.
   - Ты всех видела?
   - Нет, - смутилась девочка, - только того, который за рулем.
   - Откуда же знаешь, что их трое было?
   - Ну... мне девчонки рассказали.
   - Какие? - подмигнул поочередно левым и правым глазом Федор. - Говори, Катя, я не для протокола, просто из любопытства спрашиваю.
   Внутри киоска так мало места. Везде коробки и ящики с товаром, узкий проход к стеллажу, один единственный старенький стул с разорванной тканью на сиденье. Из дыры выпирает клочок грязного, некогда желтого поролона. Он отказался присесть, справедливо полагая, что его вес и древность стула могут не подойти друг другу. Именно из-за тесноты Федор сейчас стоял так близко к ней, а Катя, работая и отвечая на его вопросы, постоянно то касалась его рукой, то опахивала волосами, и лицо ее попеременно вспыхивало огнем и покрывалось мелкими капельками пота.
   - Когда машина в город мимо меня проехала, немного погодя подошли две девчонки... короче, проститутки. Одна одетая, а вторая только в трусах. Матерились обе, ругали этих, которые в машине. Купили у меня пива и двухлитровую бутылку воды. Спросили бинтов, ваты или пластыря. Это, конечно, не мое дело. Но. Милиционеры эти, как девчонки говорят, пьяные сильно были. Их на площади Победы в машину затолкали, а между шестой и пятой проходной из машины выкинули. Одну вообще на полном ходу, у нее все ноги и спина в крови, они вон там, за остановкой водой из бутылки обмывались и, я им перекиси дала, кровь останавливали. Только уж вы... я вам ничего не говорила. Ладно?
   - Слово офицера, - постучал себя в накачанную грудь Федор. - А за что их из машины выкинули?
   - Говорят, что милиционеры забесплатно хотели этих проституток... ну, вы сами понимаете. А девчонки отказались.
   Она так посмотрела на Федора, что тот невольно потянулся рукой в ее сторону. Вот сейчас обнимет ее, такую мягонькую и податливую, за талию, прижмет к себе, и сольются губы в жарком поцелуе. Так бы, наверное, и произошло, если бы в окошечко киоска не просунулась рука с зажатыми в кулаке деньгами. Пока девушка обслуживала неуместного покупателя, немного сбила биение сердца, да и Федору пауза на пользу пошла. Он крякнул негромко, отстранился от Кати и спросил изменившимся голосом.
   - Ты говорила, они не один раз по мосту проезжали?
   - А, ну да, - опомнилась Катя. - Девчонки помылись, раны заклеили и уехали, как раз последний дежурный трамвай на РИС пошел. А в три с хвостиком смотрю, опять эта машина едет. Тут дорога от шестой проходной вся видна. Я издалека ее заметила. Только теперь вижу, двое впереди сидят, и силуэт третьего между сиденьями. Я уже приглядывалась, думаю, как же они так быстро ездят, если пьяные? Хорошо, машин на дороге почти нет, одна случайная проедет и потом опять долго никого. Минут через десять или двадцать громко так двигатель ревет. Ночью вообще все звуки громкие. А тут - ревет мотор, кто-то на большой скорости по мосту летит. У нас поворот крутой, девяносто градусов, и рельсы трамвайные. Кто не знает, запросто вляпается. Я к окну прилипла - "нексия" перед самыми рельсами резко затормозила и снова по газам. Унеслась.
   - Откуда знаешь, что это "нексия" была? - задал проверяющий вопрос Федор.
   - У моих родителей такая, только цвет у них черный.
   - Понял.
   - Не успела она из виду за пригорком скрыться, опять рев мотора. Я гляжу - ДПС эта иностранная летит. И они по рельсам тоже осторожно проехали, и тоже по газам влупили. Вроде как погоня у них.
   - А мигалку они включили? - задал уточняющий вопрос Федор. - Или сирену?
   - В том-то и дело, что ни мигалки, ни сирены. Думаю, может просто каждый сам по себе едет?
   - Ну конечно, каждый сам по себе был, - попробовал увести с темы Федор.
   - Ан, нет! - Катя хитренько улыбается, она секрет знает. - Не прошло и пятнадцати минут, опять эта "нексия" летит, только уже от проходных в город. А эти, на ДПС, близко подобрались, ну, наверное, метров... ну как вон до того столба, между ними. Мне даже страшно стало. Сейчас же поворот дороги, а они скорость не сбавляют.
   - И что дальше?
   - Который на "нексии" ехал, затормозил резко, даже тормоза у него заскрипели противно и громко, а эти его догнали почти, мне показалось, даже ударили немного. "Нексию" повернуло, она так сильно дернулась задом, ударила обо что-то. А милиционеры не успели повернуть. Они на полном ходу на бордюр наскочили. А их машина перевернулась прямо в воздухе и в стену влетела. Удар такой - как будто из пушки выстрелили. Ой, я представляю, какой там кошмар был!
   - А что с "нексией"?
   - "Нексия"? - переспросила Катя, на секунду задумалась, но не за воспоминаниями, мыслями она была где-то далеко, возможно там, где бы им никто не помешал обниматься и целоваться, а, может даже и... - "Нексия" проехала вон туда, за трубы, остановилась. Отсюда плохо видно, но, кажется, он колесо менял. Быстро так, минуту или две. И сразу уехал.
   - В милицию ты звонила?
   - Нет, у меня телефон разрядился, а зарядник дома оставила. Мужчина за пивом приходил, рабочий. Я попросила его, он
позвонил.
   - Он тоже видел аварию?
   - Нет, он из перехода вышел, когда уже все произошло.
   - Ты, случайно, номер этой "нексии" не видела?
   - Нет, не видела. У нас, вон, видите? остановка от дороги листами и трубами отгорожена. И захочешь - номер никак не увидеть. Только от стекол и выше.
   - Ну, может, что особенное у этой машины было? Скажем, антенна высокая, наклейка на стекле, может, вмятину какую видела?
   - Обычная, машина без прибамбасов, ничего на ней лишнего нет.
   Ну, не мог он не отблагодарить милую девушку за столь ценный рассказ. Уходил, унося на губах сладость ее отзывчивых губ, а в руке волшебное ощущение мягкости ее не обремененной лифчиком груди...
   С хмурыми вахтерами Сумракову повезло меньше. Они среагировали только на удар машины о бетонную стену.
   - "Нексия"? - переспрашивая каждое слово Сумракова, пытался вспомнить ту ночь пожилой вахтер. - Вроде, стояла на мосту какая-то машина, а марка? Я в их не шибко понимаю.
   - Может, номер разглядели?
   - Нет, номера не видел. Далеко до ее.
   - А видеозапись у вас ведется?
   - Камера слежения, что ли?
   - Ну да, камера.
   - Она только на сам въезд у нас настроена, по сторонам не крутится.
   - Можно записи посмотреть?
   - С камеры? Записи? Ну, так смотрите. У начальства разрешение берите и смотрите, сколько влезет.
   - Без начальства никак?
   - А у нас тут нет ничего, пульт контроля и все. Компьютеры с записями у них, у начальства под боком.
   Утром Сумраков положил на стол майора подробный отчет. Он не сказал Кате из киоска, что записывает их разговор на диктофон, ей про это знать ни к чему.
   Одна из камер на проходных зафиксировала ночную погоню. Так что и регистрационный номер "нексии" фигурировал в отчете, и имя владельца.
   - Только машину он давно продал на запчасти, - докладывал Федор. - В аварию осенью попал, ну, вы помните случай на Агаповской трассе, "камаз" раздавил "нексию". Там еще трое насмерть. А водитель на инвалидности.
   - Выходит, восстановили машину?
   - Вряд ли, - категорично покачал головой. - Вот, гляньте, я фотографии с места аварии поднял.
   Майор глянул на старые фото, прицокнул языком.
   - Разве что кузов целиком поменяли?
   - Или государственные номера на другую машину переставили, - выдвинул свою версию Сумраков.
   Майор повертел фотографии, вспоминая.
   - Может, помнишь, на Северной стоянке поляк работал? Он и такие искореженные восстанавливал.
   - Да, был такой. Но ему нужна была вторая подобная машина. Он из двух разбитых одну целую собирал.
   - Или заказывал угонщикам марку и цвет.
   - Мы его уже прижали, вот-вот арестовывать будем. А его кто-то из РЭПа предупредил. Ну и успел к себе на родину удрать. Они в связке работали. Один угонял, другой перекидывал, третий документы делал. Когда склад его проверили, ого-го, сколько всякого добра нашли.
   - Пробей, была ли у них оформлена замена кузова.
   - Пробью, - принял к сведению Федор. - Да, хозяин клянется, что он никому никаких доверенностей не выписывал, просто отдал машину, вернее, что от нее осталось, и документы какому-то черноглазому парню.
  

4

   Медсестра Таня Самойлова дежурила сутки через двое. Обычный график работы рядовой сестры в больнице на улице Набережной. Тане двадцать шесть, в восемнадцать закончила медучилище, в девятнадцать вышла замуж, но вот детей бог пока не дал. Маленькая, немного полненькая, с вздернутым носиком и короткими русыми волосами. В ней умещалось много искренней жалости ко всем больным людям, уж она-то знала, ни один не попал сюда по доброй воле.
   Сколько раз она задумывалась - а правильно ли выбрала для себя профессию, и каждый раз признавалась - ни в каком другом месте она просто не смогла бы с таким удовольствием работать. Ну... может не совсем точно выразилась, не с удовольствием, а с желанием. Однако, в такие тонкости она не влезала. Ей нравилось, и это главное.
   В ночь, когда нашли истерзанный труп ее соседки по лестничной площадке Маши Кузиной, она была на суточной смене. Потом законные два выходных дня с мужем отдыхали в Абзаково, - ему на работе путевку дали и он забрал жену прямо из больницы. Лафа - спи, сколько хочется, ни готовить не надо, ни уборкой заниматься. Отдохнули, погуляли по лесу - из ягод пока только земляника поспела, а до грибов она не охотница. Не заезжая домой, вышла на работу. Весь шум, связанный с происшествием, мимо нее прошел. Она и не знала, что днем, оказывается, Машу уже похоронили. И в последний путь ее не проводила, и на поминках не побывала.
   Машку знала с пеленок. Хорошая девчонка, симпатичная и не избалованная. Некому баловать, и не на что. Родители совсем простые, беззащитные - отец на заводе слесарем работает, мать нянечкой в садике. У них еще один ребенок, мальчишка десятилетний. Машка недавно у нее спрашивала - куда пойти после школы. Танька ей - учись, дурочка, дальше. Наработаться всегда успеешь. А Машка серьезно так - хочу сама деньги зарабатывать. Наверное, на швею пойду учиться, в училище.
   Когда на дежурстве ей рассказали страшилку про девчонку, которую жестоко изнасиловали и выбросили из машины, она и думать не могла в сторону своей соседки. У Маши были связаны скотчем руки и заклеен рот. Скотч сполз и перекрыл ноздри, вот она и задохнулась. Ей здесь, в морге, Олег Тихонович вскрытие делал. Там Татьянина тетка лет двадцать уже работает, это она Таньку в медицинское училище сосватала. Правильно, она же сама там училась, многих преподов лично знает.
   Таня, как узнала про Машку, выкроила свободную минутку и к тетке в морг побежала. Дороги-то - хирургический корпус обогнуть и через скверик пройти.
   Они сидели на лавочке под раскидистым кленом. Напротив - большая клумба в белоснежных медоносах, ярко-красных гортензиях, люпинах, нежных бело-голубых цветах герани и анютиных глазок.
   Тетка всю жизнь нещадно курила, приход племянницы ознаменовала лишним перекуром, а чтобы дым не мешал - уселась с подветренной стороны.
   - Приезжали из милиции, - по секрету рассказала тетя Нина. - Тихоныча нашего всего замордовали. Ну, что он с экспертизой там им не то, что следствию надо, наделал. Он им говорит, мол, тридцать пять лет работаю, какую угодно комиссию созывайте. А потом они в его кабинете закрылись. Предупредили, чтобы про экспертизу ни-ни, тайна следствия, говорят. Все документы изъяли. В компьютере долго ихний парень возился, файлы удалял. А девку срочно закопали. Обычно в таких случаях неделями не дают разрешения на захоронение. Вон сколько их у нас в холодильнике лежит! Пока следствие, то да се. Прокурорские на вскрытии сидят. Анализы один за другим делаем. А тут... Шмон навели и уехали.
   Танька слушает, уши развесила. Ничего себе - детектив!
   - А тебе откуда всё известно?
   - У нас разве что спрячешь?! И, потом, ты нашего Тихоныча знаешь, - подсмеивается тетка. - Ему хоть сам министр рот затыкать будет, все по-своему сделает. Перекатывается по коридору, матерится. - Это они своих, говорит, кого-то прикрывают. Или из ментов, или из верхушки кто замешан. Иначе так жопу не рвали бы. Ну, мы не маленькие, не на луне живем, тоже кое-что понимаем. Интересно, - говорит Тихоныч, - как они с областью решать будут? Я уже туда результаты по почте отправил. - Ну и, естественно, завелся наш мужичок с ноготком, адреналин из ушей прет. Сердитость свою тут же срывает.
   - На тебе опять? - смеется Танька.
   - Да ему без разницы: - кто под руку подвернется, тот и галит, лишь бы поглыбже да потуже, - сладостно потягивается Нина. - А нам, так вообще, хоть по три раза на дню пусть сердится, - подмигивает племяннице.
   - Силен мужик, - с завистью поглядывает на нее Танька. Ее суженный хоть и молод, от постели бежит как черт от ладана. А Тихоныч, зря что предпенсионного возраста и фигурой на Карлсона похож, ни одной юбки мимо не пропустит. Каждый день, прямо на рабочем месте, да не одну!
   - Ой, Танька! - сокрушенно качает головой и шепчет на ухо племяннице. - Ты бы видела девоньку эту.
   - Теть Нин, - так же шепотом отвечает Танька, - я ее знаю.
   - Отколь?
   - Это Машка, из 18 квартиры.
   - Да ты что! - оторопела Нина, скрещивая руки на груди. - А я гляжу, что-то фамилия у нее такая знакомая.
   - А так не узнала, что ли?
   - И-и, что ты! - всплеснула рукой. - На лицо нет, совсем не узнать, вся в синяках. Видать, крепко ей досталось. Поиздевались, ироды. Нелюди это, фашисты. В рожи бы их бессовестные посмотреть. И не представляю, как Валя это вынесет. А, Тань? Как они?
   - Я только сейчас узнала, дома не была, еще не видела их.
   Замолчали, думая каждая о своем.
   - Ну, точно, - опять заговорила Нина, - Кузиных девочка. Ведь совсем еще ребенок. Ой, изверги. Всякого тут насмотришься, но это... - пальцы непроизвольно потянулись за новой сигаретой, она уже и спичку зажгла, и тут что-то вспомнила. - Ты знаешь что, ты подожди-ка меня тут, я мигом.
   Убежала, пришаркивая по асфальту разношенными больничными тапочками, через пару минут возвращается с толстой книгой.
   - Я вот что вспомнила, ты же у меня "Справочник акушера" спрашивала, - и сует племяннице книгу.
   - Ты чего, теть Нин! - смотрит непонимающе. - Когда это было? Я еще на третьем курсе реферат писала!
   - Бери, - змеей зашипела тетка. И глазами косит.
   На соседней лавочке обосновались женщина в больничном халате с молодым человеком. Вроде промежду собой разговаривают, а вроде и за ними наблюдают.
   - Чего у меня без дела лежит, место занимает, - тараторит тетка.
   - Спасибо.
   - Ну, пойдем, провожу тебя. Ты же на дежурстве, вдруг доктору понадобишься.
   За локоть подняла Таньку и подтолкнула к хирургическому корпусу. Уже в приемном покое прижала к стенке и шепнула.
   - Там за корешком переплета листы лежат. Экспертиза эта, ну... по Машке.
   - Откуда у тебя? Тихоныч дал?
   - Принтер у нас барахлит, - объяснила тетя Нина. - Вовремя не уследишь, лист на лист накладывается. Но разобрать можно, надо только через строчку читать. Тихоныч испорченный экземпляр выбросил в корзину, а я ж не знала, что он испорченный, прибрала на всякий случай, вдруг ему понадобится. Или почитать хотела потом, да завертелась сейчас и не упомню. А когда милиция шмонать начала, поняла - что-то там интересное есть, и опасное. Ну и прочла. Никто не знает... Ты спрячь подальше, вдруг сгодится когда. Не вечно же этим сволочам безнаказанными ходить. Жалко Машку, такая девонька была.
   Тетя Нина даже прослезилась.
   Татьяна не стала выходить из приемного покоя хирургии на улицу, пошла в свой корпус по подземному переходу. На улице яркое солнце и жара несусветная, а тут приятный полумрак и всегда прохладно от извечных сквозняков.
   Вообще-то все женщины больницы побаиваются этого перехода. Особенно, если приходится по ночам здесь ходить. Не далее как прошедшей зимой опять какой-то маньяк тут чудил. Как его ни ловили, - и засады устраивали, и камеры наблюдения вывешивали, все впустую. С приходом весны бесследно исчез. Испугался или в другое место перебрался? Но что не навсегда ушел, это как пить дать. Поговаривают, с самого начала строительства больницы он периодически появляется. Как? А кто его знает... Вроде, как гипнотизирует жертву, или парализует, и уводит в один из подземных ходов. Ничего такого и не делает, сиспользует в своих, мужских целях, и отпустит.
   Кто у него в лапах побывал, такое обсказывают! Мол, никогда так сладко не было. Как вот... ну, короче, мол, и слов таких нет, чтобы описать. Аж, не верится.
   Танька идет переходом и по сторонам зыркает. Хоть и лето, и не его время года, и день деньской, а все одно страшно и любопытно.
   Переход строители построили как-то по-дурацки. Нет, чтобы по прямой линии провести, так они поворотов наделали несчетное количество. И спуски, и подъемы. А еще всякие ответвления - шахты монтажа оборудования и технических систем, пучки толстенных кабелей и связки труб по стенам. Куча каморок, кладовок, тупиков, колодцев. Двери всякие, - которые старые, сто лет не открывались, другие оббиты железом с огромными навесными замками в петлях, есть двери просевшие - только узенькая щель, и не открыть их нараспашку, и не закрыть совсем. Тут даже есть отдельный коридорчик, их отделению принадлежит. Там комнаты всякие. Камера хранения у санитарок - рыльно-мыльные принадлежности, еще кладовка для постельного белья и халатов, несколько комнат, забитых старой мебелью, панцирными сетками, в двух кладовках списанное оборудование навалено. А в конце этого закутка вход в бомбоубежище. Оно под всеми корпусами тянется и выходы в сквере имеет. Строили-то в тревожное время, на случай войны, как будто враг сможет дойти до Урала! Ничего себе у них планы были!
   Днем по переходу постоянно кто-то ходит, и больные, и сотрудники, и гости. Таня не ждет ненужных встреч. Ее другое волнует. А ну как подойдет кто и попросит книгу почитать? Откроет, а там... Ей бы от книги избавиться, горит она в руках.
   Медсестра добралась до своего закутка, спрятала "Справочник" под горкой белья и вздохнула полной грудью. Как гора с плеч свалилась.
   "Пусть полежит покуда, - беседовала сама с собою. - К ночи затихнет больница, схожу, заберу".

5

   Только на седьмой день к Игорю допустили сотрудника милиции.
   - Участковый инспектор Исмагилов, - представился доктору Бармину низкорослый лейтенант в потрепанной, давно не чищеной форме. Волосы на голове как колючки ежика или скошенная трава на болотной кочке - торчат во все стороны, и цвет имеют серо-землистый. Торчащие уши, бесцветные глаза и бледно-розовое, веснушчатое лицо не добавляли их обладателю ни авторитета, ни симпатии. Участковый являл собой тип усталого от жизни человека, замордованного кучей нераскрытых дел, нелюбимой работой, неустроенным бытом и полным отсутствием личной жизни. - Я получил от следователя поручение провести дознание, установить личность потерпевшего и, по возможности, опросить его.
   Он не сказал, что поручение сопровождалось подробными инструкциями - какие именно показания ему следовало получить.
   - У мальчика сильный посттравматический шок, - очередной раз пытался отсрочить допрос лечащий врач, - сотрясение мозга, возможна частичная потеря памяти. Его мучают головные боли, так что хотя бы вы его не мучайте.
   - Я, доктор, при исполнении, - сморщился Исмагилов. - Мне преступление раскрывать надо. Пока мы тут с вами выясняем отношения, преступники ходят на свободе, и, может быть, в это время еще кого-нибудь покалечат или убьют.
   - Пять минут хватит?
   - Я постараюсь.
   - С вами медсестра посидит, - сказал доктор. - Если мальчику станет плохо, она тут же допрос прервет. Вы уж ее, пожалуйста, послушайте.
   - Мне с пострадавшим надо с глазу на глаз...
   - Здесь я решаю, кто с кем и как будет с глазу на глаз беседовать, - доктору был неприятен этот неопрятный лейтенант. - Я понимаю, ваша задача - преступление раскрыть, а моя задача - жизнь ему сохранить.
   - Доктор, - попытался выкроить себе свободу действий Исмагилов, - тайна следствия...
   - И для меня, и для него пока важнее жизнь, а не ваша пресловутая тайна следствия. Будете настаивать, придется допрос отложить. Ясно?
   - Надолго?
   - Пока я не увижу, что ему можно без вреда для здоровья отвечать на ваши вопросы. И халат, халат наденьте!
   Исмагилову дали указание к завтрему принести протокол допроса. Но ничего не сказали о том, может ли сестра или кто из докторов присутствовать при снятии показаний.
   В принципе, и протокол допроса уже дали, он своей рукой переписал нужные следствию показания, вот в папке пачка скрепленных листов лежит. Осталось получить установочные данные. Знал бы фамилию, мог бы и не тащиться сюда, сам бы и подписал. Но сверху велели соблюсти формальности - засветиться перед врачами, что мол, приходили, опрашивали пацана, да подсунуть на подпись заготовленные бумаги. Не будет же он, одноглазый, вчитываться в то, что написал участковый.
   В палату вошел вслед за медсестрой и растерялся. Он ожидал увидеть больного, а увидел забинтованную куклу. Узкая полоска рта, трубка из ноздри и пятно глаза в коконе из бинтов и гипса.
   "Как же он подписывать будет?" - подумалось не к месту.
   - Здравствуй, - сказал участковый, уловив движение испуганного глаза в его сторону. - Я из милиции.
   Глаз заметался, выискивая точку опоры, зрачок расширился и замер на Татьяне.
   Медсестра поправила больному подушку, чтобы он мог лучше видеть милиционера, встала в изголовье.
   - Доктор разрешил задать тебе несколько вопросов. Ты можешь говорить?
   Ответа не последовало.
   - Ты меня слышишь?
   Глаз моргнул.
   - Давай знакомиться. Меня зовут Ринат. А тебя?
   - Игорь, - услышал его шепот.
   - Хорошо, Игорь. А фамилию ты назвать можешь?
   Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем Игорь ответил.
   - Батуев.
   - Хорошая фамилия. Запишем, ты у нас Игорь Батуев. А где живешь? Адрес свой скажи. Ты адрес помнишь?
   - Помню. Строителей...
   Впервые после нападения Игорь произносил слова, сначала губы и язык действовали несогласованно, отвыкли слышать и помогать друг другу, но постепенно речевой навык возвращался. Мальчик сам удивлялся тому, как голос его набирает силу и ему уже не надо напрягаться, чтобы выпускать на волю слова.
   - Ну вот, Игорь. Почти все вопросы я выяснил. Ты не устал?
   - Нет.
   - Ты можешь рассказать, кто напал на тебя? Сколько их было, знаешь ли ты кого? - монотонно перечислял записанные на листе вопросы участковый.
   - Маша, - прошептал Игорь. Этот вопрос интересовал его больше всего, даже больше собственного здоровья и собственной жизни.
   - Маша? - наморщил нос участковый. - Какая Маша? Кто это? - он даже к Татьяне обратился.
   - Моя девушка, - подсказал Игорь. - Где она?
   - Не знаю. Ты на вопросы отвечай. Кто на тебя напал?
   - Они закинули Машу в свою машину. Что с ней?
   - Кто они?
   - Менты.
   - Ты что-то путаешь, парень. На тебя напали хулиганы с палками и цепями. - Участковый говорил медленно, вбивая каждое слово в сознание Игоря. - Мы знаем эту банду, они живут на Березках и специально приезжают в город похулиганить. Я тебе опишу их, а ты скажешь, кто из них был той ночью и бил тебя.
   - Нет, это были менты, - стоял на своем Игорь.
   - Не надо ничего придумывать, Игорь, - начал сердиться Исмагилов. - Расскажи, как пили, что пили, с кем у вас драка возникла.
   - Не пили мы!
   - Не важно, дальше что было?
   - А... ну... мы к дому подходили. К ее дому, проспект Металлургов, 3... дорогу переходить, а тут машина подъезжает. "Форд" белый, а на нем еще ДПС крупными буквами написано, - торопливо выплевывал слова мальчик. - Оттуда вышел такой здоровый милиционер, четыре звездочки... капитан... у него на жетоне номер... сейчас... 74... потом еще цифры... не могу вспомнить... но три последние точно 623. У Маши номер телефона тоже на 623 заканчивается.
   - Ты что-то путаешь, молодой человек, - повторился Исмагилов. - К вам пристали подростки, трое.
   - С чего вы взяли?
   - Так Маша показала на допросе, - не моргнув глазом, соврал Исмагилов.
   - Маша? Так сказала?
   - Да! Выздоровеешь, я дам тебе прочитать ее показания.
   - Не могла она так сказать! Не было никаких подростков. Я правду говорю! Потом этот капитан спросил про наркотики и начал обыскивать нас... точнее Машу... щупать. Она закричала, я ее собой закрыл, а он меня кулаком в лицо... а потом как озверел, ногами начал избивать! Он, милиционер этот! Он пьяный был! - Игорь торопливо выбрасывал шипящие слова, надрывно кричал, слеза катилась из его глаза, он хватал простынь здоровой левой рукой и пытался приподняться. - Мент! Этот мент бил меня ногами и своей дубинкой! А Машу они в машину свою забрали! Я видел!
   - Заткнись, сученок! - рыкнул Исмагилов.
   - Не заткнусь!
   Участковый приблизил свою пропитую физиономию к единственному целому глазу Игоря и прошипел.
   - У нас тебя еще не били по-настоящему. Выйдешь из больницы, узнаешь, как это делается. Это я тебе обещаю. Ни один доктор тебя не соберет. Понял, урод? - и как бы случайно локтем Игорю на живот надавил. Мальчик от боли сморщился и вместо слов из его рта вырывался слабый хрип. - А теперь помалкивай! - и больше для медсестры, чем Игорю, выдал первый раз секрет следствия. - Все было не так! У нас есть показания его девушки, Маши. Подрались на улице пацаны, этого избили, а он выгораживает своих дружков, придумывает сказки про несуществующих работников милиции.
   - Да-да, я вам верю, - затараторила Таня. - Только перестаньте на него кричать! - неожиданно для себя вступилась за больного и чуть не заплакала. - Руку свою уберите! Пожалуйста! Ему же больно! - она пыталась оттеснить настырного милиционера.
   - Брысь, козявка! - пшикнул он.
   - Я доктора позову! Андрей Геннадьевич! - закричала тонко и пронзительно.
   Ее крик возымел действие.
   Участковый поспешно отодвинул стул подальше от кровати Игоря и сел на него прилежным учеником, даже руки на колени положил.
   - Больного нельзя нервировать, у него может рана открыться и тогда кровоизлияние в мозг произойдет, - добавила она виновато, словно оправдываясь за свою резкость и поднятый шум.
   "Хорошо бы помочь ему это кровоизлияние получить, - про себя подумал участковый. - С дурачка какой спрос?"
   Пришел доктор.
   - Что произошло? - доктор пощупал пульс, заглянул в зрачок глаза.
   Таня скомкано объяснила причины поднятого ей переполоха, за что получила от участкового.
   - Врешь, соплюха!
   - Ему сейчас спать и спать.
   Доктор сделал Игорю укол, показал участковому на дверь и уже в коридоре сказал строго.
   - Доложите вашему начальству, чтобы в следующий раз вас не присылали. Больше я вашего брата к больному на пушечный выстрел не подпущу! Уходите!
   - Он врет! - плакал Игорь в Татьянину грудь. - Они, менты... они пьяные были... и Машку в машину затолкали! Я помню!
   - Были, были... я верю тебе... успокойся, - гладила его по голове сестричка, пока укол не начал действовать.

6

   Тревожное чувство не покидало Малого вот уже который день. Он не мог понять - откуда ждать опасности? Проснувшийся страх сковал его мозг. Там, где раньше он жил по интуиции - за рулем своего авто, - теперь приходилось заставлять себя думать и считать. А успею проскочить? А успею обогнать? А не стоят ли там за кустиками вечно голодные менты?
   Он задавал себе много вопросов, пытаясь разобраться - откуда дует ветер тревоги. Поделиться с братвой нельзя - засмеют. Не привыкли доверяться чужому шестому чувству. Да и нет, по их твердому убеждению, никаких шестых чувств. Вот шестерки есть, на них вся блатота держится.
   Теперь, отмеряя километры привычного маршрута Карталы-Пласт-Троицк и домой, Малой не превышал скорости, не обгонял через сплошную. Стал сильно законопослушным гражданином. За что получил по полной мере насмешек и подъебок от корешей. А себе сказал - как только страх исчезнет, он снова станет прежним, - веселым, улыбчивым и быстрым.
   На посту у цирка его первый раз тормознули гаишники. Остановили подряд несколько машин, в том числе и его.
   "Попал под акцию"? - мелькнуло в голове.
   Инспектор подошел, лениво принял документы.
   - Снегирев Павел Андреевич?
   - Да.
   - По доверенности ездите?
   - Вот, возьмите.
   Инспектор даже не притронулся к протянутой бумаге, есть доверенность, и ладно. Так же лениво вернул документы и буркнул на прощание:
   - Езжайте.
   Его голова была уже занята другой
машиной.
   Малой даже и не знал - считать эту проверку документов за первую остановку ментами или не считать? Вписывается она в его теорию неприметности, по которой он больше ста дней ни разу не был остановлен ни за нарушения правил движения, хотя совершал их сплошь и рядом, ни по какой другой причине? Ведь тормознули не его одного, а всех подряд! Это как у голкипера - гол пропустил, но никаких последствий для команды и чести вратаря этот гол не принес. Выигрыш со счетом 10:1 или 10:2, какая разница?
   - Пронесло, - сказал себе и несколько даже приобиделся. Так все просто и банально. Он рисовал эту встречу такими серыми красками, заготовил на каждый возможный вопрос по нескольку разных ответов, а говорить ничего и не пришлось. Он, Малой, оказывается, такой же участник дорожного движения, как сотни и тысячи других, неприметный и не нужный никому водила. Пока, конечно же, не натворит чего.
   Потому он окончательно успокоился, посчитав, что причиной его недавней тревоги было предчувствие как раз этой случайной проверки документов...
   С годами работы у гаишников вырабатывается фотографическая память. Отпустив Малого, инспектор поднялся в будку и сообщил Веселкову установочные данные на водителя разыскиваемой "нексии". Майор тут же передал приказ всем постам - больше машину с государственным регистрационным номером ХХХХХ не тормозить. Еще через четверть часа завертелась сыскная машина, собирая по крупицам компромат на гражданина Российской Федерации, однократно судимого Снегирева Павла Андреевича, известного вокзальской шпане под кличкой Малой.
   Знал бы Пашка Снегирев, как много насбирано на него в этом карательном учреждении, может, и перестал бы катиться по наклонной. А если бы еще узнал, что большую часть его криминальной биографии поведали ментам собственные многократно проверенные дружки, те, с кем обделывал крупные и мелкие делишки, гулял и делил одних баб, вообще бы разочаровался в дружбе, порядочности и честности...
   - Мелкий, - прочитав досье Снегирева, сказал зятю Петр Петрович, и, повертев фотографию, добавил, - точно, Малой какой-то.
   - Это все, что на него накопать удалось, - развел руками Веселков.
   - Ладно, - прокурор на минуту задумался, рисуя на листе беспорядочные кружки и линии. Взял чистый лист, повторил рисование, но уже чертил осмысленно. - Вот это уже лучше, - залюбовался полученной схемой, - лучше, чем вообще ничего.
   Повеселевший Петр Петрович вызвал помощника и объяснил ему задачу.
   - Ты вот что сделай. Прицепи к нему два-три эпизода покрупнее и раскатай по полной. Изнасилование и убийство этой девушки как раз в цвет падает. Он был в нужное время в нужном месте. Фоторобот состряпайте, в газеты его дайте. Вторым этапом покушение на жизнь троих сотрудников милиции добавь. Можешь наркотики найти - это легко проскочит и на "ура" газетчиками воспримется.
   - Мне все самому делать? - спросил помощник.
   - Нет. Только следствие. Приготовишь нужные экспертизы, акты, в базу данных внесешь. Андрей к тебе потом зайдет, обсудите детали. А пока иди.
   Оставшись наедине с зятем, продолжил наставления.
   - Завершишь с ним, как договаривались, не забудь отпечатки пальцев на скотче взять, кровью бинт пропитайте, только чистый берите, стерильный! И сразу газетчиков вызови, пусть своими глазами увидят и раструбят. Все понял?
   - Все, - собрался уходить Андрей.
   - Нет, так не пойдет, - вернул его на место Петр Петрович. - Ты мне шаг за шагом повтори, чтобы я уверился - ты действительно все понял...
   Начальник следственного отдела полковник Парфенова собрала в своем кабинете стажеров, рассадила их слева и справа от себя.
   - Ну что, молодежь! - улыбнулась троим подтянутым молодцам и белокурой рябой девушке. - Как, привыкаете к нашим
порядкам?
   - Да привыкли уже.
   - Какие пожелания?
   - Надоело по обыскам понятыми ездить.
   - На допросах пешками сидим.
   - Чего-нибудь поинтереснее хочется, Людмила Михайловна.
   - Творческого?
   - Хорошо бы!
   - Сегодня будем проверять вашу память, - так завуалировано она выполняла просьбу Петра Петровича. - Я вам покажу фотографию. Пять секунд. Всего только пять секунд. Как будто вы случайно на улице человека увидели - промелькнул перед вами. Смотрите внимательно, ловите детали. Сначала составите словесный портрет. Потом пойдете рисовать фоторобот. Готовы?
   - Готовы! - ответили хором.
   - Итак, - резко подняла правую руку. На ладони фотография 10 на 15, пересняли с какого-то документа, нет, не пересняли, сосканировали. При большом увеличении снимок получился размытым, с нечеткими чертами. - Раз, два, три, четыре, пять! Все, - фотография упала на стол.
   - А кто это?
   - Совершенно случайный человек, - как можно равнодушнее сказала Парфенова. - В компьютере попалось фото, вот и распечатали для вас.
   - А можно еще разок глянуть? Я не запомнил, - попросил один стажер.
   - Не запомнил?
   - Не рассмотрел!
   - А я где-то его видела, - обрадовалась девушка.
   - Видела, не видела, это не имеет никакого значения для выполнения задания. Вам нужно сосредоточиться. А посмотреть еще... Потом, когда работу сделаете, смотрите сколько влезет. Ваша задача - составляете словесный портрет, каждый самостоятельно. И только потом отправляетесь в технический кабинет и все вместе составляете фоторобот. Ясно?
   - Ясно.
   А напоследок пообещала:
   - Выполните задание, всем по практике "зачет" ставлю, ну и, что-нибудь интересное для каждого из вас поищу.

7

  
  
   - Миленький, - гладила Таня по перебинтованной голове и уговаривала Игоря, - маленький... Забудь ты про ментов этих долбанных, забудь.
   После того, как она узнала о беде, обрушившейся на Игоря и Машу, стала относиться к нему как к близкому человеку. Жалела его, старалась помочь в любой малости, лишь бы он не чувствовал себя здесь
одиноким.
   - А как же?..
   - Правды все равно не добьешься, только жизнь себе поломаешь. Замордуют. Вон как участковый разозлился.
   - Что же делать? Если я уже рот раскрыл?
   - У тебя потеря памяти. Что ты говорил про ДПС, это не ты говорил, не помнишь ничего. Помнишь, шел куда-то, потом темно в глазах и больше ничего не помнишь.
   - А Маша как же? - цеплялся он за ниточки правды. - Ведь она показания дала.
   - "Маша? Какая Маша"? - так ты будешь спрашивать, если тебе вопрос про нее зададут. Ты ее не знаешь, или не помнишь.
   - Но почему?
   - Потом скажу.
   - Нет, сейчас скажи.
   - Ты, Игорек, только не волнуйся, - Таня хотела успокоить парня, но только напугала.
   - Что-то с Машей? - прошептал он.
   - Не только с Машей, - нашлась она, - со всеми нами.
   Игорь обмяк. Когда со всеми, это уже не так страшно, даже любопытно немного.
   - А что случилось? Ну, скажи?
   - Война.
   - Какая война? Когда началась? С кем?
   - Маленький ты еще, наивный, - глаза ее наполнились влагой. - Не видишь ничего, и счастлив. Давно уже война идет. Необъявленная. Против собственного народа. Оккупировали нас.
   - Кто? Немцы?
   - Нет, фашисты.
   - Ну, я и говорю - немцы.
   - Немцы - это народ, а фашисты - они нелюди, - разъясняла девушка. - Их в любой нации полно. Они в человеке человечное уничтожают, рабов из нас делают, бессловесную рабочую скотину.
   - Ты - революционерка?
   - Я женщина, и хочу жить. И хочу детей иметь, семью. Но я не хочу быть рабом. И не хочу, чтобы мои дети выросли и стали их рабами.
   - Кого их?
   - Ты полежи, теперь тебе долго лежать придется. И подумай. А я тебе книжки почитаю. Только ты думай, больше думай.
   - А книги какие? Запрещенные?
   - Пока нет, но скоро и их запретят. Каждый оккупационный режим прежде всего против свободомыслия направлен.
   - Какими ты заумными словами говоришь.
   - У нас дядечка один лежал после операции в общей палате. Долго лежал, почти три месяца. Такой простенький, тихий. Все столовскую еду ругают, а он доволен, раз по десять всем спасибо скажет. И за кашу-размазню, которую никто не ест, и за котлетку, в которой вместо мяса, один еле уловимый запах мяса. И за собой старается все сам прибрать. После операции им же вставать нельзя, так он уж наизвиняется за беспокойство, ну, что за ним убирать приходится. Смешно даже. Целыми днями и ночами с ноутбуком, все пишет и пишет.
   - Писатель?
   - Я тоже сначала так подумала. А он не писатель оказался. Он, - нагнулась близко-близко и шепнула, - он оппозиционер.
   - Кто это?
   - Ну, по-старому, вроде как революционер. У него даже не имя и отчество, а какой-то код. Все его Вэдэ звали. Народу к нему каждый день приходит, ну, человек по десять. Рассказывают всякую всячину. Он их внимательно слушает, чего-то говорит, какие-то задания раздает. Доктор сначала никого пускать не хотел, Вэдэ попросил ему пару минут уделить для разговора. Так доктор наш у него часа два в изголовье просидел, вышел - такой чумовой! Короче, после этого ему отдельную палату предложили и всякие там еще суперские условия, но он от всего отказался. Мне, - говорит, - так лучше. И спокойнее. Его, я тебе по секрету скажу, несколько раз тут убить пытались. Лекарства подменяли. А он всегда все наши лекарства в коробочку убирает, а свои из-под подушки достает. Он, наверное, знал про опасность и потому хотел всегда на виду быть.
   - А за что убивать?
   - Ну, он же против оккупантов выступает! Ты знаешь? К нему из Ебурга даже профессор один приезжал, преподаватель в университете. За советами и инструкциями. И наш Тихоныч, академик, чуть ли не каждый день навещал. У нас тут такое правило есть. Если Тихоныч кого своим другом или товарищем наречет, к нему относиться будут как к президенту дружественной страны. Вот!
   - А чего он про оккупантов говорил?
   - Говорил, что всю страну оккупировала банда, ой, даже сказать боюсь... ну того, который после Горбачева пришел. И те, кто после него пришли, его марионетки, ставленники. Страну поделили на губернии и высасывают из нее все, что можно, и сразу за границу переводят. Сейчас нами правят, как Гитлер, ну... как будто мы все - рабы для них, бессловесная рабочая скотина. Мы никаких прав не имеем, только слепо выполняем их команды. Они даже в пять, ой, не помню, или в десять раз увеличили число всех этих карателей - милиции, КГБ и других сил подавления. И законы принимают все как один - против народа. И суды только за них, и газеты все у них. И радио захватили, и телевидение. А мы хаваем то, что нам подают, потому что другого нет и долго еще не будет. И все больше и больше превращаемся в скот.
   - И ты ему веришь?
   - Кому?
   - Ну, Вэдэ этому?
   - Не только верю, я к ним на собрания хожу. Там интересно. И правду всегда говорят.
   - Не страшно?
   - А чего бояться?
   - Ну... не знаю! Вдруг в тюрьму.
   - Глупенький! - невесело рассмеялась Таня. - Да мы итак все в тюрьме живем, даже хуже чем в тюрьме. Мы во вражеской оккупации!
  

8

   Через пару дней Малой понял, что ошибся. Не по той встрече с гаишниками болела его душа. Повестку получил, лично, под роспись. И вызывал его участковый, старый знакомый, пропитой в сиську лейтёха Исмагилов. Он, паршивец, чтоб от водяры сдох, состряпал на него дело полтора года назад. Вот и ходит Малой под условным сроком. Чего вызывает? Что опять накопал?
   На всякий случай сказал про вызов
Пахану.
   - Не суетись, - успокоил многоопытный Пахан. - Сходишь, узнаешь. Ты сразу язык не распускай, если что серьезное, с адвокатом сначала перетрем, что и как тебе лепить. А если пустяк, то и голову ломать нечего.
   Комната участкового ютилась в полуподвале домоуправления, - ободранные стены, старая с помойки мебель, как раз под стать самому Исмагилову.
   - Чего приперся? - спросил он сунувшегося в дверь Малого.
   В комнате кроме лейтенанта сидели грязная тетка с фуфлом под глазом и с опухшей губой, две девчонки лет четырнадцати-пятнадцати и полупьяный мужик в наручниках. Скучные рожи уставились на вновь прибывшего.
   - Повестку прислали, - ответил потерянно.
   - Я?
   - Откуда мне знать?
   - Дай сюда! - прочитал протянутую повестку, почесал ухо, вспоминая. - Ну-ка, пересядь, - бесцеремонно прогнал тетку, - освободи место молодежи!
   Пока Малой усаживался на шаткий стул, участковый рылся в наваленной с края стола разномастной куче бумаг.
   - На кой ты мне нужен? А? Сам не
знаешь?
   - Не знаю, - Малой равнодушно разглядывал потолок. Он знает - участковый специально тянет время, якобы, он не знает ничего, а на самом деле нагнетает обстановку, хочет, чтобы Малой сам начал говорить - вдруг со страха на себя лишнее наскажет?
   Можно смело еще одну статью вешать.
   - А мне кажется, знаешь, но скрываешь. Так?
   Ну-ну, - усмехался про себя Малой. - Счас я расколюсь перед тобой во всех смертных, прям жду не дождусь, когда ты меня выслушать соизволишь. Тоже мне, Шерлок Холмс недоделанный!
   Участковый нашел нужный лист, прочитал его, шевеля обкусанными губами.
   - Драка... сотовый телефон... три тысячи денег. Приметы. Твоя работа?
   - Какая работа? - лениво огрызнулся Малой, даже не дрогнув. - Драка... сотовый... При чем тут я? Да я самый тихий человек на твоем участке!
   - Не суетись, - так же лениво осадил его лейтенант, - сейчас прочитаю ориентировку и по порядку во всем разберемся.
   Вся гопкомпания, жавшаяся к стене, с любопытством смотрела на Малого. По коротким фразам, произнесенным участковым, смекнули: тут далеко не их уровень - осточертевшие семейные ссоры, тут как минимум разбой и грабеж корячатся.
   - Ага... вот... читаю... заявление... 9 июня на трамвайной остановке "Гостиный Двор", напротив кинотеатра "Магнит" между 24 часами и часом ночи к нам пристали двое молодых парней. Потребовали деньги. Завязалась драка. В результате причинили побои средней степени тяжести, украли два сотовых телефона марки "нокия" и "самсунг", три тысячи четыреста рублей денег и золотую цепочку с крестиком. Приметы нападавших... Вот, - довольный участковый неспешно окинул Малого с головы до ног, зачем-то обратился к скандалистам, призывая их оценить доказательства, - волосы, рубашка, брюки, кроссовки... все сходится, ты по приметам прямо в цвет попадаешь.
   - Да вы что! - обрадовался глупой предъяве Малой. - 9 июня! - Этот день он хорошо помнит. Точнее ночь. Когда девчонку эту... и от гаишников удирал. Мент явно горбатого лепит, на понт его берет. - У меня алиби! Я в другой конце города был.
   - Ну конечно, вы всегда в другом конце бываете, - лейтенант рылся в скучных бумагах. - И свидетели, небось, есть?
   - Да хоть сколько! - прав был Пахан, чего раньше времени суетиться, пустяк он и в Африке пустяк. Успокоенный, Малой вальяжно развалился на шатком стуле. - Пять человек минимум! А мало, еще приведу.
   - Ну да, свидетели у тебя! - все так же подзуживал участковый. - Небось, дружки-подельники?
   - И соседи. И шмары. - добавил Малой. - Мы вообще день рождения отмечали.
   - Нажрались?
   - Вы же знаете, я не пью.
   - Ты не пьешь, - отрешенно проговорил Исмагилов, явно мысли его были не в этом кабинете. - Хорошо.
   Девчонки у стены о чем-то зашептались. Одна хихикнула. Смех ее вернул участкового к реальности.
   - Значит, алиби у тебя?
   - Точняк!
   - Иди вон туда, к тумбочке, - участковый потерял к Малому всякий интерес. - Вот тебе бумага, напиши объяснительную, где ты был 9 июня с 21 часа до трех ночи. И фамилии свидетелей. Некогда мне с тобой возиться.
   Малой, повеселевший от того, что его волнения оказались напрасными, насвистывая, взялся за дело.
   - На кого писать?
   - Какая разница, на кого? Пиши хоть на начальника УВД, - отмахнулся Исмагилов.
   Тетка с подбитым глазом опять присела к его столу.
   - Заберите вы его куда-нибудь, - слезно просила она, - никакой жизни от него нет. Меня лупит, дочек гоняет.
   - А мне это... - подал голос Малой. - Свидетелей как писать? Если я номер квартиры знаю, как звать тетю Валю знаю, а фамилию не знаю?
   - Так и пиши, тетя Валя из квартиры номер такой-то. И номер дома тоже пиши, чтобы я нашел эту твою тетю Валю.
   На следующий день участковый старательно обошел свидетелей, указанных Малым, и взял с них под роспись подробное описание, где, когда и с кем был Снегирев Павел в указанный вечер и злополучную ночь.
   - Алиби у тебя действительно стопроцентное, - сказал он довольному Снегиреву. - К драке у "Магнита" ты не причастен. Извини, ошибочка вышла.
   И криво усмехнулся.
   - Непонятки какие-то, - пробурчал Пахан, набивая косячок, - драка была в Орджоникидзевском районе, а делом занимается участковый Ленинского района. Мутно... чую я, фуфель поганый тут сидит.

9

  
   О том, что доктор Бармин запретил ему появляться в больнице, Исмагилов ни начальству, ни кому другому докладывать не собирался. Что он, больной на всю голову на самого себя доносить? Задание он, можно сказать, конфиденциально получил, все, как просили, выполнил. Выяснил установочные данные пострадавшего, опросил его соседей и знакомых.
   - Тихий пацан, спортсмен, - докладывал полковнику Парфеновой. - Никаких контактов с милицией не имеет, разве что паспорт получал. Из родителей - одна мать, преподаватель колледжа. Сейчас в отъезде, в отпуск уехала. На сколько уехала, никто толком не сказал, может, на месяц, может, на два. Отпуска у них не в пример милицейским. Главное, что семья из простых, уровня ниже среднего. Никто за него жопу рвать не будет. Это я гарантирую.
   - Показания? - спросила Парфёнова.
   - Все честь по чести, как приказывали.
   - Не приказывала, - поправила Людмила Михайловна, - наставляла. Давай сюда.
   Просмотрела исписанные быстрым почерком листы.
   - Грамотенка у тебя, - покачала головой. - Ладно, с пацаном разобрались. Не сильно сопротивлялся?
   Исмагилов сам не понял, как проболтался.
   - Пришлось нажать немного. Медсестра рядом оказалась, шум подняла.
   - И что?
   - Доктор меня выгнал. Сказал, больше на порог не пустит.
   - Не пустит? Велика беда! Тебе там делать больше нечего.
   Обрадованный, что ему сошел с рук праведный гнев доктора, пошел болтать дальше.
   - Пацан это городит несусветное.
   - Что он городит?
   - Говорит, его с девчонкой остановили сотрудники ДПС, на том самом "форде", который через два часа разбился на пятой проходной. Парня избили, а девчонку его, якобы, в машину закинули.
   - Врет, засранец, - напряглась Парфенова.
   - Врет, - легко согласился с мнением начальницы Исмагилов. И, набивая себе цену, бросил вскользь, - только больно сладко врет. Он запомнил звание инспектора - капитан, и номер его нагрудного жетона. Там три последние цифры 623, остальные обещал попозже вспомнить. Может, проверите на досуге?
   Парфенова быстро постучала по клавишам компьютера.
   - Если я всякий бред проверять стану, мне работать некогда будет, - сказала участковому.
   - Ну да, ясно, я тоже так подумал, что бред, и проверять не стал, - как-будто похвалу ждет или награду.
   Компьютер выдал номер нагрудного жетона Вознюка.
   - И кому ты эту ахинею уже рассказал?
   - Только вам, - помотал головой Исмагилов. - А что, в цвет?
   "Не так прост этот участковый", - сообразила Парфенова.
   - Запиши подробно его бред и мне на стол.
   - Ладно, - как одолжение бросил Исмагилов и лениво поднялся.
   - Не ладно, а прямо сейчас, выйдешь в приемную и запишешь, - и строго приказала. - А потом забудешь. Навсегда забудешь!
   Информация, как вода сквозь пальцы расползается. Ну, как тут ее удержишь, если свои раздолбаи язык за зубами держать не умеют? Не получится по-вашему, Сергей Семенович. Чтобы в маленьком городе да никто ни о чем не узнал? На каждый роток, как говорится. Блокировать можно только от обывателя. Слухи - они во сто крат страшнее правды. Ну да ладно. Не нам решать, что и как делать. Пусть голова у тех болит, кому наверх лезть приспичило. А мне... хватит. На пенсию уйду. Пусть их другие выгораживают. Одного не поймут: - то, что они с системой устроили, по ним рано или поздно ударит. И побольнее, чем по простому люду. Им-то, простым и беззащитным, терять, как раз нечего...
   Малой вез платину в Троицк.
   Цыгане народ смекалистый. Сунули в багажник замасленную бобину, старый генератор и еще кое-какие запчасти для "нексии". У них был свой автосервис на "двенадчике", самом цыганском районе города.
   - Вот это - и есть твой груз, - сказал вертлявый Яшка, показывая на бобину. - Ты, главное, довези по адресу. Там знают, что делать.
   Поехал через ЖОС, тут и ближе, и дорога поспокойнее. И, только Бабарык миновал, здрасте вам! Менты стоят, палочкой ему - мол, сюда айда!
   Малой чист. Если сами цыгане его не сдали, ничего другого не везет. В багажнике запаска, пара камер, инструмент, грязная спецовка, болотные сапоги, резиновая лодка, и прочие рыболовные снасти. Все специально потрепанное и не первой свежести. Чтобы не было желания копаться в этом обычно-привычном беспорядке рядового автолюбителя, тем более любителя посидеть с удочкой на утренней зорьке.
   Сердце немного екнуло, когда узнал гаишника. Драчун с кликухой "Держиморда в погонах". Этот без раздумий кулаки в ход пускает. Недавно в центре города работягу палкой своей полосатой до полусмерти избил. Парень в реанимации, а этому хоть бы что, даже от работы не отстранили. Помня это, аккуратно притормозил, документы приготовил. Скосил глаза в боковое зеркало - кто там еще в ментовской машине сидит? Ага, сам майор с ним! Никак на заработки выехали. Только место больно уж неудачное выбрали, здесь и не ездит никто.
   - Здравствуйте. Инспектор Павлюченко, - представился мусорок. - Далеко едем?
   - Порыбачить, - соврал Малой.
   - Хорошее дело, - осклабился мент, на протянутые документы даже не взглянул. - Что у вас в багажнике?
   Малой без разговоров пошел открывать. Пусть смотрят.
   - Лодку приподнимите, - просит мент.
   Малой ухватился за резиновый борт двумя руками, потянул.... И осел на дорогу, получив сильный удар палкой по почкам.
   Как рыба, вытащенная на сушу, зашевелил губами, пытаясь задать глупый вопрос:
   - За что?
   Держиморда хмуро повернул голову к своей машине.
   - Ты что там, уснул? - крикнул не по чину.
   Из машины выскочил растерянный майор. В этой команде он явно был на вторых ролях и охотно выполнял команды многоопытного подчиненного. В руках у него литровая бутылка водки. Вдвоем оттащили Малого к своей машине, открыли нараспашку двери, получилось - отгородили его от любопытных взглядов. Кто захочет поинтересоваться, чем там занимаются сотрудники ДПС? Может, поссать остановились, а, может, и деньги делят. Для любого водителя в такой ситуации на первом месте - скорее бы проскочить, чтобы ненароком и его не тормознули.
   Запрокинули Малому голову, нещадно схватив за курчавые волосы. Держиморда затолкал горлышко бутылки глубоко в рот - сволочи, заранее готовились, бутылку густо скотчем обмотали, чтобы он зубы себе не выбил. Пока майор держал голову, Держиморда свободной рукой пережал ноздри.
   Малой первый раз в жизни пил спиртное, и сразу целый литр.
   - Да это не водка! - сообразил он, когда огненная жидкость текла по его пищеводу. Спазмы разрывали тело, Малой давился, судорожно дергался, отчего спирт выкашливался облачком мелких брызг и обдавал мокрью ментов. Веселков брезгливо воротил ухоженную рожу, сплевывал под ноги.
   - Фсе...ф-ф-атит, - закатывал глаза Малой, оставляя пряди волос в цепких лапах мента.
   - Пей-пей! Это подарок, денег не надо, - смеялся Держиморда, вытряхивая в разинутую пасть последние капли. Опустошенную бутылку передал сжавшемуся майору, легко приподнял Малого с земли, перетащил к "нексии" и бросил обмякшее тело поперек на переднее сиденье. - Смотри, не гони, дорога извилистая. У пьяного реакция, сам знаешь, какая.
   Заржав, сели в свою машину и уехали.
   Малой слабеющим сознанием уловил единственно нужное ему сейчас действо. Сунул начинающие неметь пальцы глубоко в рот. Его вывернуло, но, видит - мало. Еще попытка, и еще.
   - Надо уходить - стреляет в голове. - Закрыть машину и пешком, до реки, прополоскать желудок. Эх, дурак. Всякого барахла - полный багажник, а воды в машине совсем нисколько нет. До речки тут недалеко. Нет, пешком не дойти. Он доедет, тихонько
доедет.
   Спирт капля за каплей быстро впитывался в кровь. Сердце торопилось доставить насыщенную этилом кровь к клеткам мозга. Концентрация нарастала. Уже мутнеет сознание, плохо видят глаза. Малой трясет головой, пытается прогнать застилающую пелену, поднимает глаза на дорогу. Приближается тарахтящий рев мотора. Куда едет этот тракторист? Он, что, дороги не видит? Нам же не разъехаться!
   Удар.
   Ночь...
   Ночь пришла не на землю. Ночь пришла в сознание Малого.
   Держиморда наблюдал в бинокль. С возвышенности дорога просматривалась в обе стороны на много километров. Когда Малой сел за руль и тронул машину, удовлетворенно крякнул.
   - Сработало, - сказал майору. - Давай за ним на малой скорости. Ты, главное, держи его в поле зрения, нам спешить некуда.
   Когда произошла ожидаемая авария, первыми к разбитой "нексии" приехали, естественно, они.
   Тракторист был в ступоре. Он, сжавшись, сидел в кабине. Его побелевшие пальцы мертвой хваткой сжимали черную баранку, по лицу катились крупные капли пота, оставляя на пыльном загорелом лице извилистые полосы. Держиморда деловито отругал растерянного мужика, выдернул его из кабины трактора. Приводя в сознание, сильно толкнул в спину, так, что тракторист пролетел через дорогу и, чтобы не упасть, вынужден был схватиться руками за дверную стойку разбитой "нексии".
   - Смотри, сука, что наделал! - огромная ручища сжала волосы на затылке и засунула голову в салон так, что кровь Малого смешалась с потом тракториста.
   После операции устрашения, усадил его в свою машину так, чтобы место аварии было у него за спиной, дал чистый лист бумаги.
   - Давай подробно рисуй, что тут произошло.
   - Он сам... - тракторист не успел досказать, заткнулся от грубого тычка в зубы.
   - И не вздумай юлить! Я тебя насквозь вижу! - замахнулся еще раз, но ударять не стал, передумал. - А потом поедем тест на алкоголь проводить.
   - Не пил я... сегодня не пил!
   - Если не врешь, чего тебе бояться?
   - А трактор? Его же растащат по винтикам, пока я с вами тут...
   - Уговорил. Сейчас тормознем попутку, привезешь кого-нибудь, кто твой трактор домой отгонит, а тебя мы с собой заберем.
   Тракторист уехал на попутке, освободив им поле деятельности.
   Держиморда нацепил тонкие резиновые перчатки. Через разбитое стекло ухватился за руку Малого, проверил пульс.
   - Живой, падла.
   Полоску скотча приклеил к пальцам - отпечатки получились - лучше не придумаешь. Убрал в полиэтиленовый пакет. Бинтом промокнул кровь с разбитого лба и тоже в пакет. В салон за водительское сиденье бросил перламутровую пуговицу с усиками вырванных нитей ткани. Что еще? Пакетик героина, расфасованный на маленькие горошины. Теперь, вроде, все.
   - Вызывай следственную бригаду и скорую, - крикнул сидевшему за рулем тихой мышкой майору.
   - А скорую нахрена? - вскинулся майор. - Труповозку.
   - Я тебе врач, да? - осклабился Держиморда, - диагнозы ставить - их дело!
   Поймал Малого за уши и резко крутанул. Хрустнули позвонки.
   - Ну вот, порядок. Теперь можно и труповозку вызывать, - усмехнулся инспектор Павлюченко в прокуренные усы.

ЧАСТЬ 3

ПРИЗРАК ПОДЗЕМНОГО ПЕРЕХОДА

1

  
   День выдался хлопотный - уколы, перевязки, того покормить, этого напоить. Только ближе к полуночи присела Таня к своему столу в длинном опустевшем коридоре, перевела дыхание и тут же вспомнила про спрятанный в подвале "Справочник".
   - Сбегать за ним? - обозначился в ее голове первый порыв. Дежурство, если не занять себя делом, пусть даже чтением, тянется скучно и бесконечно. Ночью никто не помешает ей просмотреть бумаги Тихоныча. Эти сложенные вчетверо листы экспертного заключения притягивали ее. Спроси, что интересного могла найти она в сухих строчках медицинского отчета, она бы и не знала, что ответить. Но именно эта неопределенность и ожидание ответа на несуществующие вопросы интриговали Татьяну.
   Бежать в подвал сломя голову она не могла. А ну как, не дай Бог, больной проснется? Или доктор позовет? Хоть и не было в их отделении особой строгости с дисциплиной, но только до той поры, пока каждый вел себя соответственно, - не наглел и не перекладывал на других свою долю работы. Потому Татьяне даже в голову не могло прийти просто в один момент собраться и уйти по своим делам. Ладно, еще днем, когда больница кипит не только снующими больными, но и втрое большим по числу дежуривших персоналом. Ночью у каждого свой и немалый круг прописанных забот и работ.
   Обошла свой этаж.
   Доктор прилег одетый - дремлет на кушетке. Сон его неглубок и чуток, появится надобность, его даже будить не надо - откроется дверь или окликнет кто, - он и на ногах.
   В палатах ночная тишина, - кто по доброй воле, кто от уколов и таблеток спят.
   Кроме нее на дежурстве в смене еще старшая медсестра Тамара Андреевна и нянечка, пенсионерка тетя Аня, - сидят возле чайника, языки мозолят и желудки полоскают. На всякий случай предупредила обоих, что отлучится на минутку.
   - В переход пошла? - спросила Аня и так испуганно на нее посмотрела, даже шею вытянула и чуть выцветшие глаза в чашку не выронила. - Меня туда в ночь ни за какие коврижки не заманишь!
   - Тебе-то чего бояться? - подначила Тамара. - Или есть еще такое, чего ты не видела и на зуб не пробовала?
   - А как же! Лешак этот, к примеру.
   - Я б на твоем месте радовалась, если б кто позарился, - хихикнула Тамара. - Чай, позабыла, как это делается?
   - Конечно, позабыла, и слава богу. Даже вспоминать не хочу, чтобы не расстраиваться. Это вам, молодым, еще играться и забавляться. А нам только и осталось, вздыхать да за вас радоваться.
   - Да не за этим я! Только из нашей кладовки кое-что заберу и бегом назад, - в оправдание сказала Таня.
   - Иди-иди, - засмеялась Тамара, - может, и тебе хоть разок в этой жизни повезет, - и подмигнула.
   - И ты бы с ней, - предложила сердобольная Аня, - если вдруг и повезет, так сразу двоим. Потом и мне расскажете.
   Не называли ни имен, ни действий, но каждый знал, о чем и о ком речь. Похихикали, неприлично подмигивая и жестикулируя, и на этой жизнерадостной ноте Таня ушла.
   Спустилась на лифте до первого этажа, прошла по лестнице в подземный переход. Тапочки ее, надо же! днем она и не слышала своих шагов, в ночи громко шаркали по каменным ступеням, разносили далеко вперед весть о ее приближении. Потянулась, было, снять их, чтобы не выдавали, да и засмеялась тихохонько. Как представила - выйдет навстречу какой доктор, увидит ее босую, с тапками под мышкой. Вот уж точно смеху не оберешься.
   Еще улыбка не сошла с ее лица, а в сердце уже пробрался мерзкий страх, даже еще не страх, а малюсенький скользкий испуг. Она не особо верила в потусторонние силы, в лешака этого, но, вывернув из-за угла в просторный полутемный переход, ощутила неприятный холодок. Ей и идти-то совсем ничего, метров двадцать до ответвления в их закуток. И она сделала заметное усилие над собой, чтобы не убыстрить шаг, не побежать. Но ключ на всякий случай приготовила, зажала его между пальцами, выставив наружу пропиленные бороздки.
   - Если вдруг, - нагоняла себя, - как ткну ему в рожу...
   Кому ему? В какую рожу?
   В их закутке совсем темно. Нашарила на стене выключатель, загорелась покрытая многолетним слоем пыли тусклая лампочка. Стараясь не смотреть в теряющийся в полумраке коридор, торопливо открыла кладовку. Сунула руку под кучу белья и обомлела.
   "Справочника" не было.
   Мгновенно холодный пот побежал по спине, а ноги стали ватными.
   Как же так? Ей доверили, а она не уберегла!
   - Стоп! - приказала себе. - Не кричи!
   Обвела глазами комнатку. Пошла шарить по полкам, загруженным стопками простыней, наволочек, полотенец.
   - Тьфу, растяпа, - негромким шепотком ругнулась в свой адрес, прижимая толстую книгу к вздымающейся груди. - Я ж, оказывается, под халаты его спрятала! - убеждала себя, хотя сейчас, когда справочник нашелся и согревал ее приятным теплом, она точно вспомнила, что прятала его под стопкой простыней, той, которая слева от двери и под которую она в первый раз руку сунула.
   - Нашелся, а остальное - чепуха, - настропаляла себя. - Ну, переложил кто из девчонок, мало ли?
   И даже то, что ключ от кладовки в этой смене есть только у нее одной, ничуть не смутило Татьяну.
   Прежде чем вернуться на свой этаж, заглянула под корешок. Листы экспертизы сами напросились в руки - проверить, не взял ли кто. Она разложила их на тумбочке, попыталась прочитать, как объясняла тетка. И, правда, наползшие друг на друга строчки только на первый взгляд представляли сплошную мешанину из букв и слов. Она быстро сообразила, как надо читать, даже карандаш взяла, чтобы по строчкам водить. Для облегчения задачи пронумеровала страницы и углубилась в изучение скрывающего опасную тайну документа.
   Не заметила, как за спиной у нее кто-то остановился и, заглядывая через плечо, тоже стал читать.
   Она добралась до конца первого листа, собралась перелистывать страницу, даже палец намуслякала.
   - Погоди, - шепнули за спиной, - теплое дыхание шевельнуло прядку волос возле уха, - я еще не дочитал.
   Сердце ее оборвалось. Мертвенно-бледная, повернулась одной головой на голос и глаза в глаза уперлась в крупное, изрезанное густыми морщинками, открытое
лицо.
   - Вы? - еще больше испугалась узнаванию, или обрадовалась? - Тихоныч?..
   - Я, я, - положил большую ладонь ей на плечо, успокоил движением пальцев, - не шуми, девочка, не отвлекайся! Давай, дальше почитаем. Интересно- то как!
   - Вам? Интересно? - в голосе Татьяны недоверчивость и непонимание. - Так вы же сами это писали!
   - Да? - всерьез изумился Тихоныч, его честные глаза даже не сморгнули. - То-то я смотрю, слова знакомые! Неуж и вправду я писал?
   - Вы-вы! - убеждала его Таня. - Вот тут, в конце листа, и фамилия ваша стоит, и подпись. Узнаете?
   - Ну, в таком случае сдаюсь, - расплылся доброй улыбкой Тихоныч. - Ты победила. - Он развернул ее к себе и прижал так, что губы его коснулись мочки уха. - А скажи мне, отчаянная девчонка, ты для чего это читаешь?
   - Я себя проверяю, - призналась Татьяна. - Хочу знать - какой я человек.
   - И какой? Проверила?
   - Нет еще, только начала.
   Как тепло и спокойно в его объятиях. В голове ее понеслись сумбурные мысли. Надо сказать Тихонычу, что она очень жалеет о Маше, не хочет, чтобы ее мучители остались безнаказанными, потому и взяла у тети Нины эту экспертизу, а вообще ее цель - борьба. Но вместо этих высоких слов спросила буднично и нескромно.
   - А что вы тут делаете?
   - Я что делаю?
   - Да, вы!
   - Работаю, - без вычурности объяснил он. - Я всегда работаю.
   - И даже ночью?
   - А у моих пациентов, в отличие от твоих, всегда ночь, - цинично, но крайне верно сказал он. - Я, как ты знаешь, последний доктор человека на этой земле, - добавил свою излюбленную присказку, и Таня сразу успокоилась, потому как с этой фразой ее сомнения в реальности стоящего рядом с ней Тихоныча окончательно улетучились.
   Рука его соскользнула с плеча, погладила медсестру по голове. Мысли ее потеряли четкость и стройность, вся комната поплыла перед ее глазами. Тело стало невесомым, а язык прирос к нёбу. Она всего на какое-то малое мгновение потерялась, и тут же вернулась, только теперь видела себя одновременно изнутри, и со стороны.
   - Пойдем ко мне, - пригласил Тихоныч.
   - К тебе это куда? - спросила Таня, но голоса своего не услышала.
   - Ко мне, в морг, - пояснил он.
   - А что там?
   - Там хорошо, очень хорошо!
   Слова его голоса кружили в воздухе, вырисовывая летающие строки, извивались, закручивались в кольца, растворялись в тумане и вновь выплывали.
   Одна из дверей распахнулась, пропуская их сквозь себя.
   Тихоныч шел, придерживая Таню за талию. А она парила над землей как воздушный шарик на тонкой ниточке, и все боялась - как бы ей не потерять в этом парении свои тапочки.
   - Надо бы дорогу запомнить, как я потом назад пойду? - только подумала она.
   - Не думай о малом, я принесу тебя обратно, - услыхав ее мысли, своими мыслями успокоил Тихоныч. - Ты, главное, не бойся, в страхе пропустишь главное.
   - Я не боюсь тебя, - призналась Таня. - Я давно знаю, что ты хороший. Мне про тебя тетя Нина рассказывала.
   - Я хороший, - как эхо повторил Тихоныч, и накрыл ее губы своими...
   Она перевернула очередную страницу и вернулась из небытия. Света лампочки, какой бы тусклой она ни была, хватало на такую маленькую каморку.
   Она огляделась очень медленно - влево до предела, вправо. Кроме нее в тесном помещении никого не было.
   - Да и быть не могло, - сказала себе. - Я просто задремала, читая скучную экспертизу, - нашла простое объяснение своим видениям.
   - А при чем здесь вообще Тихоныч-то? - задалась вопросом, и вот он, ответ, сам собой на последней странице вырисовался в виде четкой подписи и фамилии с инициалами. - Ага! Все ясно! - успокоила себя и подумала. - Надо возвращаться.
   Глянула на часы.
   - О, Боже! - ахнула.
   Четверть пятого утра!
   Таня быстренько встала со стула и чуть не упала. Ноги отказывались держать ее, дрожали как после мощнейшего... у нее раза два... еще до замужества... бывало так... или почти так... но, чтобы идти не могла?
   Сердце бешено колотилось. То, что казалось ей миражом, начинало принимать живые очертания.
   Несуществующая дверь в стене, прямиком выводящая во владения Тихоныча, большой зал с лежащими на каменных столах телами...
   - Ведь не было же никого?!.
  

2

  
   Троих инспекторов выскребли из разбитой машины, собрали по частям, - где заштопали, где на болты посадили, укутали в гипсовые скафандры и бросили на каталки: раскоряченных блоками и растяжками с гирями.
   Когда майору доложили, что герои ожили и могут адекватно воспринимать ситуацию, он выехал в больницу.
   - А почему не в отдельной палате? - спросил у вызвавшегося проводить его молодого хирурга.
   Доктор посмотрел на него как на не совсем здорового человека, ответил с еле заметной ухмылкой.
   - В их сегодняшнем положении чем больше народа вокруг, тем лучше, - и, видимо, смутившись своего менторского тона, поправился. - Им долгонько без движений и без дела валяться, - покраснел от, как ему показалось, неверно подобранных слов, углубился в объяснения, - поверьте, это очень тяжело, не столько физически, сколько психически. Они, я вас уверяю, и сами не захотят в отдельной палате лежать, тут, знаете ли, чокнуться запросто. Можете сами у них поинтересоваться.
   Веселков на мгновение поставил себя на место этих спеленатых гипсом больных и легко принял доводы врача. Он и спросил-то не от переполнявшей его заботы о своих подчиненных, а только ради того, чтобы лишний раз показать свою, якобы, обеспокоенность об их быте и здоровье, набивая тем самым себе цену.
   В просторной палате было шесть каталок с больными, три пары лишних ушей...
   - А нельзя ли... временно... на, скажем, часок, нас оставить одних? - попросил как об одолжении.
   - Это можно, - весело и открыто пообещал доктор. - Я сейчас пришлю медсестру и еще кого-нибудь ей в помощь, из ходячих больных. Только, - опять замялся, или от своей природной застенчивости, или от сверкающей золотом парадной формы майора, непривычной в лечебном учреждении, - им бы... как бы... не волноваться, у них свежие швы... еще кровоточат... ну, вы меня должны понять.
   - Я обещаю вам, доктор, что не буду их волновать, - пообещал он, а про себя прикинул. - "Пока лишние уши вывезут, запустим тюльку".
   - Обрадую, орлы, - с деланным оптимизмом сообщил он. - Руководство вас к медалям представило. Угадайте, за что? - сделал паузу, смакуя, какую бурю чувств вызвали его слова в головах инспекторов. - За мужество и героизм, проявленные вами при задержании особо опасного преступника!
   Хорошо, что гипсовые саркофаги надежно упрятали инспекторов от посторонних взглядов, иначе их глаза выскочили бы из орбит и запрыгали наперегонки по бетонному полу от стыда и удивления. Они уже не раз слышали тихие пересказы соседей по палате о своих "геройских" похождениях.
   - Убийцу и насильника девочки нашли, - продолжал майор, - дело закрыли в связи с гибелью подонка в автокатастрофе. Не буду вдаваться в детали, завтра в газетах будет полная информация, неопровержимые доказательства и собственноручные признания.
   "Так, - довольный собой майор прохаживался по палате, - услышали. Не пройдет и часа, вся больничка будет знать и передавать из уст в уста нашу версию. А вечером и по квартирам разнесут, а уж газету будут ждать с содроганием и трепетом. Да здравствует устное творчество масс!"
   Сестра выкатила последнего "чужого" соседа по палате и прикрыла дверь.
   - Мы, пока вы тут в сознание приходили, внутреннее расследование провели, - перешел с картинного на обычный голос.
   И подробно изложил подчиненным официальную версию событий.
   - Все поняли?
   Селецов, Талипов и Вознюк выслушали майора и сразу глубоко поверили сказанному, заодно похвалили высокую квалификацию следствия.
   - Вот и хорошо, - облегченно вздохнул майор. - Значит, от изложенного мною вы ни на шаг не отступите! Придерживаемся утвержденной руководством версии. Рад, что мы в вас не ошиблись. Думаю, к вашему выздоровлению и награды подоспеют. Вручим, как положено, в торжественной обстановке. Ну и премии, естественно, согласно должностного оклада. Ах, да! Вы, наверное, переживаете, что машину разбили? Об этом не печальтесь. Следствие как раз для того и проводили, чтобы вас на счетчик не ставить.
   Майор опять сделал паузу. Он хорошо запомнил день, когда начальник УВД его в своем кабинете раз за разом ниже плинтуса опускал, выдавая порциями чудачества этой троицы, и потому решил отплатить им той же монетой.
   - Говорить-то нормально можете, космонавты? - спросил у притихших больных. Его раздражало, что загипсованные инспектора не смотрят на него сквозь бинты преданными глазами, а он не видит ни их глаз, ни выражения их лиц. Это уменьшало терапевтический эффект от чувства мести, владевшего им. Гадать о причиненных им муках - не значит знать, и только гнетущая тишина да сопение выдавали ему ту бурю чувств, которая кипела в каждом из них.
   - Можем, - подал настороженно голос Селецов.
   Он, как и его товарищи, отлично понимал - данной "версией" не их выводят из-под удара, а защищают честь мундира. Но расплачиваться им все равно придется. Вопрос лишь в том, когда и как? По полной программе или только за угробленную машину?
   - И что скажете?
   - А что говорить? - напрягся старлей и вильнул в сторону. - Все тело болит, только на уколах да таблетках и живы пока.
   - И это все, что ты мне сказать имеешь? - съязвил Веселков. Ну никак не мог он спокойно дышать в его сторону.
   - Понятно, товарищ майор, - подал голос Талипов. Он или был не таким гордым, или раньше других сообразил, что не этих слов ждет от них начальник, - мы все поняли. Спасибо вам за расследование. Вернемся в строй, клянусь и за себя, и за ребят - как надо отслужим. Меня так вообще пожизненным должником можете считать.
   - Ну-ну, - помягчел майор, - если поняли, тогда, может, расскажете мне, как там было на самом деле? - устроился верхом на стуле, руки скрестил на спинке. - Не для протокола, а так, чисто по-дружески. Я ж для вас вон как постарался, может, и вы для меня какие нужные слова найдете?
   - Да не, - пробасил Вознюк. - Говорить нечего, все в цвет.
   - Да-да, все так и было, - не очень бодро поддержал Селецов.
   Веселков вскочил со стула, подошел к каждому, заглянул, сколько позволяли повязки, в глаза и лица подчиненных. Испуг и растерянность подняли его настроение, и он понял - удары попадут в цель, как бы ни прятались они в своих скафандрах.
   - Ну да, что это я! Какие могут быть сомнения? Вы же у нас сама честность и законность! - майор, оправдывая свою фамилию, расплылся в улыбке, забалагурил. - И про пьянку вам нечего сказать, трезвенники вы мои?
   - Не было никакой пьянки, - попытался очиститься Селецов.
   - И про наркотики, которые у некоторых и в крови, и в кармане, видимо, про запас, обнаружили? - никак не прореагировал на слова старлея.
   Повисла напряженная тишина.
   - Может, мне у проституток поспрашивать?
   Пауза. Похлопал себя по карманам.
   - Где-то у меня блокнот был, там записаны их фамилии и адреса, - еще пауза, и разворот в сторону Вознюка. - Как думаешь, поспрашивать?
   - А чего сразу на меня вешаете? - обиделся Вознюк.
   - Да это я так, наугад, - ерничал майор. - Просто по протоколу и акту медицинского освидетельствования одна сильно пострадала от того, "который там самый здоровый был". Ну-ка, с трех раз угадаю, кто из вас самый здоровый?
   - Врет! - не очень уверенно ответил.
   - Она ой как охотно язык свой распускает, особенно про тебя, капитан! - и как будто вспомнил что-то важное и веселое. - А давайте, я их сюда на очную ставку приведу? Проверим, где и в чем она, "шалава эта", - так ты ее обозвал? - врет.
   - Не надо.
   - А чего ж сразу "не надо"? По-моему, хорошая идея! Заодно и завершите с ними, - вы же не успели! И рассчитаетесь, как обещали!
   Казалось, слышно, как сжимаются в гипсовых саркофагах израненные болью и стыдом тела.
   - Наверное, плохая идея, - сокрушенно развел руками, - извините, не подумал. У вас же... ваши орудия сексуального труда несколько не в форме. Надеюсь, что надолго. А еще лучше бы, чтобы навсегда!
   - Типун вам на язык, - попытался шутить менее всего считавший себя запачканным Талипов.
   - Мне? На язык? Ладно, не будем о проститутках, - легко сдался майор. - Мы вот что сделаем. Мы мальчишку расспросим. Ну, того, которому вы от скуки глаз выбили и кости переломали? А? Он тут недалеко, каких-то метров двести, в четвертом корпусе лежит.
   - Товарищ майор, - напустил виноватости в голос Талипов. - Пьяные были.
   - Я ж вас не осуждаю, орлы! Я вами восхищаюсь! Это ж надо суметь за пару часов так накуролесить! На целых четыре пожизненных срока! Нам всем учиться и учиться! Вот и прошу - чистосердечно, без протокола, лично для меня. И не врать! - гаркнул. - Всё! Как пили! С кем! За что пацана изуродовали и как малышку насиловали! Как на духу! Иначе, - знал, чем можно напугать, специально берег напоследок, - я не прокурору, я вашим соседям по камере... тьфу, пока еще по палате, правду расскажу! В самых мелких деталях! Особенно про девочку ту, пятнадцатилетнюю! Последствия для себя можете сами просчитать. Надеюсь, не совсем еще мозги проквасили?!.
   Последний аргумент был действительно весомым.
   Перебивая друг друга, долго исповедовались три героя, каждый намеренно умалял свою роль и кивал на случайное стечение обстоятельств.
   "Вот это чутье у товарища полковника, - восторгался Андрей. - По разрозненным данным полную картину нарисовал. И, ведь, нигде не ошибся"!
   И тут же на место восторга пришло отрезвление. Наконец-то до него дошло, насколько опасна эта троица. Какими зверями надо стать, чтобы так запросто, походя, распоряжаться чужими судьбами и жизнями? Ну ладно, проститутки. К падшим женщинам и у него отношение соответствующее. Но мальчишка... а девчонка? У Вознюка дочка на год старше. А у Селецова сын в седьмой класс перешел. У Талипова так вообще пятеро мал мала меньше. Они же своих детей... Они и на нас наклали. После всего случившегося, после того, как мы их отмазали, не столько ради них, сколько ради себя, чего еще ждать? Выходит, мы сами в их руки оружие против себя же и дали? Клянутся они! И я бы на их месте клялся. Беспомощны сейчас и от любого самого маленького человечка зависимы. Пока на ноги не встанут. А потом что? Мало в его жизни попадалось таких "благодарных"? Прижмет их - жопу лизать готовы, мамой клянутся, всеми святыми божатся, на три короба наобещают. А потом... морду воротят! Узнавать? - где там, в упор не видят. Скольким высоким господам он права возвращал, от аварий отмазывал. Полной мерой хлебнул человеческой благодарности.
   Зря... зря мы их отмазывать взялись. Снегирева вместо этих мразей подставили, в распыл пацана пустили. И еще неизвестно, как нам самим этот цирк аукнется. Кому в конце представления плакать, а кому смеяться придется.
   Ни один из этих уродов не выйдет живым из больницы. Раз уж взяли на себя их грех, придется до конца по этой дороге идти.
   Убирать...
   Зачищать...
   Вопрос в одном - как?
   Тут только Петр Петрович подскажет. У него опыт большой. А, возможно, и своим ликвидаторам поручит, чтобы любимого зятя грязной работой не пачкать.
   Из палаты майор вышел, не прощаясь.
   Медсестра одного за другим завозила в палату больных. Ей помогали ходячие больные, и доктор, и санитарка.
   Расставили каталки по местам, поправили грузики. Перед уходом доктор осведомился о самочувствии, спросил дежурно, не надо ли чего?
   Чья-то рука незаметно сунула в карман маленький диктофон, который все это время лежал, прикрытый тонкой простынкой, в изголовье Селецова.
  

3

  
  
   Крысу дали имя Яшка. Поселили в тесной металлической клетке. Кормили и поили вдосталь, без каких-либо материальных затрат со своей стороны. Ради забавы даже немного выдрессировали.
   - Яшка! - окликал его Тихоныч. На знакомый голос крыс вытягивал остренький нос, замирал, глядя на кормильца немигающими глазками-пуговичками. - Жрать
хочешь?
   Крыс готов был на задние лапки встать, но размеры клетки не позволяли, потому Яшка переворачивался на спину и сучил лапками: передними приглаживал шерстку на грудке, задними почесывал светло-серенькое пузо.
   - Ай, ты мой хороший, - хвалил доктор и одаривал Яшку куском удаленной при вскрытии плоти, смоченной в приготовленном доктором растворе. Именно на этот раствор и подсел крыс, и за него готов был не только на задних лапках стоять, но и лизать руки, еду подносящие.
   Вообще, владения Тихоныча, несмотря на их мрачную репутацию, были самым чистым и ухоженным местом во всей горбольнице. Ни пылинки и ни соринки. Ну, не приучены его больные мусор какой после себя оставлять!
   И даже специфического запаха самый чувствительный нос не учует. Какими такими секретами пользовался персонал морга, было тайной за семью печатями, только пахло здесь даже в самую жуткую июльскую жару прохладой соснового леса, скошенным сеном, полевыми цветами и еще чем-то ностальгически родным и успокаивающим.
   Каково же было удивление, когда однажды в подвале невесть откуда появилась крыса. Разгрызла двойной пластиковый пакет, полакомилась отходами местного производства и ушла спать, оставив на стерильно-чистом кафельном полу грязно-кровавую дорожку следов.
   По четким отпечаткам лап сразу же установили национальную принадлежность грызуна, рост, вес и примерные координаты его места жительства. Как написано в руководствах по борьбе с незваными хвостатыми пришельцами, развели в баночке цемент, алебастр, толченое бутылочное стекло и заделали нору.
   Крысы не было дня четыре.
   Потом, по-видимому, опять проголодалась, и опять пришла, расковыряв бетонную кладку в другом месте. Борьба с крысой приняла затяжной характер. Она всегда находила в стенах слабые места и прогрызала новые норы. Старательно обходила разложенную для нее приманку, щедро сдобренную крысиным ядом. И, как наркоман, прочно присевший на любимый наркотик, вгрызалась в пластиковые пакеты с подтухшим продуктом.
   - Как бы она за собой родню свою не привела, - задался разумным вопросом Тихоныч. - К черту эти книжные рецепты, мы пойдем другим путем.
   Сказал слово, надо и дело делать.
   Крыса приходила в подвал как по расписанию. Пластиковый пакет, ожидавший ее, на этот раз был до неприличия мал. Пришлось подчистить все, да еще и стенки вылизать.
   Однако дойти до норы крыса не успела. Уснула мертвецким сном. А когда проснулась, увидела свое новое жилище. Квартирка, надо сказать, оказалась очень тесной, и крыса долго не могла смириться с таким дерзким ограничением ее свободы. Отчаянно крысилась, даже пару зубов поломала, пытаясь перегрызть блестящие серебром стальные прутья. Дней десять шло привыкание и смирение.
   Первые три дня она не притрагивалась к еде. С четвертого дня ее перестали кормить. Через неделю лакомый кусочек положили рядом с клеткой, но так, что запахом питаться можно, а на зуб имать, ну никак длины лап не хватает. Наконец, железную крысиную волю сломали, нашли консенсус.
   На своего кормильца и поильца глядела теперь как на божество, приветливо виляла хвостиком.
   Нарекли Машкой и определили теплое место жительства, под батареей в техкомнате. Глазастая Нина каким-то неведомым образом углядела, что крыса Машка не женского роду-племени, - ну, не так она в интимные моменты лапу поднимает! - и ее тут же переименовали в крыса Яшку.
   Конечно же, никакая администрация не пошла бы на то, что в стенах подведомственного ей лечебного заведения живет на полном хозяйственном довольствии, пусть даже в тесной клетке, совершенно дикая, может быть даже блохастая или глистастая крыса. Но авторитет Тихоныча и его репутация чистюли и аккуратиста возымели свое действие. Пальчиком погрозили, головой покивали, но ультиматумов ставить не
посмели.
   Жил Яшка у Тихоныча уже не первый год. Даром, что крыс, а слова нежные и он понимает. Все к нему привыкли, пытались подкармливать. Но, откуда она взялась, крысиная верность? Не брал Яшка ни у кого никаких подачек. Признавал только одного хозяина, на остальных скалился, смешно вздергивал остренький нос и обнажал совсем не безобидные зубы. Только на время вынужденного отъезда или законного отпуска принимал замену. И только после того, как доктор подводил к Яшкиной клетке нового кормильца и несколько минут разговаривал с ним по душам.
   В середине июля крыс исчез.
   Вместе с клеткой.
   Осиротевший Тихоныч места себе не находил...
   Человек в белом, явно с чужого плеча, халате сидит перед компьютером. В одно ухо его вставлен маленький наушник. Тонкий проводок свисает к карману, в котором прячется диктофон.
   У этого человека две жизни.
   Одна - видимая всем, где одни его любят, другие не замечают, третьи даже не знают о его существовании. И вторая жизнь, как правило - ночная, в которой он старается не быть собой, - ни внешне, ни внутренне. В этой жизни он жестокий, расчетливый и очень осторожный человек. Почти невидимка. По крайней мере старается им быть, и пока это ему удается.
   Он работает ночью, работает, тщательно скрываясь.
   На нем не должно быть тени подозрения.
   На нем и нет тени подозрения.
   Ему надо прятаться, ему всегда приходится прятаться.
   Он прячется, чтобы сохранить возможность совершить свой справедливый суд.
   Потому что веру в другой справедливый суд он утерял.
   Он уже знает, как использует полученные сведения.
   Десяток кассет с записями и расшифровкой разговора подбросит в редакции газет и отошлет в генеральную прокуратуру. Обязательно местному правозащитнику передаст. Тот и из мухи умеет слона вылепить. А уж из этой бомбы даже если маленькую хлопушку смастерит, и то польза. Но, думаю, непременно мертвой хваткой вцепится и большой шум поднимет.
   Саму запись надо разместить в Интернете. Пусть на местном уровне попытаются замять скандал, все равно что-то да просочится наружу. Ему важно даже не пробудить внимание общественности. Ему важно, чтобы те, кто решает за всех, поняли - не выйдет по написанному ими сценарию. Есть люди, перед которыми и они, и все их бесчисленные силовые структуры бессильны. Потому как те действа, которые он предпримет, не вписываются в их теории о бесконечной терпимости толпы и неспособности маленьких людишек на серьезные протестные шаги, в их понимание повсеместного торжества ими придуманного закона. Он посеет в этих кукловодах животный страх. Он будет вершить суд, в том числе и над теми, кто считает себя неподсудным.
   Никто даже не подумает в его адрес.
   Никто не найдет его, потому что он многорук.
   И он всегда идет на шаг впереди их, своих преследователей.
   А самый главный источник его уверенности в том, что он не боится их, не боится вообще никого. Потому что он не боится
смерти.
   Он верит в переселение душ.
   Его поступки, именно поступки, достойные человека разумного и свободного, дают ему карт-бланш перед дверьми преисподней. Там он будет принят, как достойный из достойных. И очень скоро опять вернется в этот мир, вернется в другой оболочке, потому что в нем пока еще нуждаются.
   Но, прежде чем уйти, он должен выполнить свою миссию. За Машу, за Игоря, за сотни и тысячи несправедливо попранных судеб он заберет в этом городе пятьдесят самых грязных, самых продажных душ.
   Резонен вопрос:
   - Кто дал ему право судить их?
   Приемлю и спрашиваю встречно.
   - А кто дал им узурпированное право судить себе подобных? Разве не сами они, воспользовавшись посулами, подкупом и силой, наделили этим правом себя и свою вооруженную банду?
   Пусть первым кинет в меня камень праведный, если он есть среди них...
   Клавиши компьютера негромко пощелкивают в небольшом кабинете.
   Тикают настенные часы.
   За окном ветерок играет с веселыми листьями кленов и карагачей.
   В клетке на полу суетится голодный Яшка.
   Жаль, что он берет пищу только из рук своего хозяина. А, впрочем, может это и к лучшему? Когда-то голод возьмет свое, и тогда крыса Яшку порадуют таким деликатесом...
   Ночью Вознюк неожиданно проснулся.
   Проснулся не сам, его разбудили.
   - Уколоться хочешь? - спросил на ушко чей-то тихий голос.
   - А есть? - затрепетал каждой клеткой налившегося мозга.
   Пока отходил от операций и наркоза, и думать забыл о героине. Переломы, ноющие швы, лекарства в огромных дозах завладели его вниманием, притупили позывы. Он уже грешным делом подумал, в больнице за полгода вынужденного воздержания может и отвыкнет, освободится от этой зависимости. Тут крути не крути, лично не сбегаешь, а попросить некого. Жена про его пристрастия не знает, или, по крайней мере, делает вид, что не знает. Талипов сам не в лучшем состоянии рядом лежит. Доктора просить? И думать нечего.
   И вдруг это предложение.
   Сразу мозг встрепенулся, глухой ноющей раной засвербил.
   - Я что-то не понял - хочешь или нет? - в чужом голосе сквозит разочарование.
   - Хочу... хочу... - чуть не закричал он. Каталка вместе с растяжками и грузиками заходила ходуном. Он жаждал продолжения разговора, притих - как бы в поднятом им шуме не пропустить важного слова.
   Воцарилась тишина. Даже привычного многоголосного дыхания соседей по палате не слышно.
   - Эй! Ты где? - спросил, напряженно прислушиваясь.
   Ни шороха, ни скрипа. Словно и нет
никого.
   - Аллё? - переспросил.
   И снова никакого ответа.
   - Неуж поблазнилось? - подумал вслух и понял - уснуть не сможет. Этот голос разбудил не только его, но и чувство голода. Раздосадованный, вытянулся так, что хрустнули один за другим позвонки, и сразу ощутил, как деревенеют руки. Не может быть! От одного предложения у него началась ломка! Первые позывы пробежали по мозгу, высушили губы, нагнали в мышцы колючие судороги.
   - М-м-м... - заскрипел зубами.
   Горько и обидно. Еще несколько минут он выдержит, но только несколько минут. Потом его начнет колотить и крючить.
   - Помоги, - попросил слезно.
   Вознюк точно знал, предложение, которое ему сделали, было не миражом, человек говорил реально и был рядом с ним. Если бы можно было встать, или хотя бы поднять голову, он тогда бы поймал говорившего за руку и вынул его душу точно так же, как сейчас вынимают душу из него.
   - Не молчи! - попросил шепотом. - Я слышу тебя, ты здесь!
   - Я здесь, - отозвался равнодушно. - Ну и что?
   - Ты обещал!
   - Я не обещал, я спрашивал.
   - Издеваешься? Можешь не отвечать. Я слышу, в каждом слове, в каждой букве твоей я слышу нескрываемую издевку. Унижаешь меня? Не отнекивайся! Унижаешь-унижаешь! Думаешь, ты хороший и сильный, а я дерьмо? - неожиданно голос его окреп и стал жестким. - Сейчас ты на коне и мы стоим по разные стороны. Я встану на ноги. Я тоже буду на коне. Когда-нибудь... - испуганно замолчал. - Нет-нет... забудь эти слова... Ты правильно угадал мое слабое место. Ты хитрый. Ты все правильно придумал. Хочешь, чтобы я умолял тебя? Ну, так слушай же! Хочу я! Хочу!
   - А деньги у тебя есть? - ошарашил вопросом. В реальной жизни это не было проблемой. Денег всегда было много, очень много. А здесь?
   - С собой нет, - признался и сам же испугался этого признания, - но я отдам... завтра скажу, принесут.
   Боялся одного - человек не поверит его лепету.
   - Хорошо, капитан, договорились, - согласился обладатель спасительного голоса. - Я тебе верю.
   Обошел вокруг его каталки, пошелестел на приставном столике, Вознюку показалось - он даже видит, как разрывается обертка одноразового шприца. Ширк... Ага! Надламывается ампула! Шприц втягивает живительную жидкость, вот и звук соответствующий, слышно, как игла забирает последние капли и с ними порцию булькающего воздуха.
   "Куда же он меня колоть будет? - озадачился таким важным вопросом. - В руку-то не получится, не подобраться".
   - В шею можно, - находит выход и подсказывает он.
   - Что в шею? - переспрашивает.
   - Укол... - дивится непониманию Вознюк. - В шею можно поставить... там вена хорошо видна, и подействует сразу.
   - Успокойтесь, больной, - звучит отрезвляюще. - Завтра принесут вам деньги, и я вас уколю. А пока спите! Ночь на дворе! До свидания.
   - Нет, не уходи! Пожалуйста, давай сейчас, - дрожит голос Вознюка, - я точно заплачу, слово даю. Даже не двести, пятьсот дам.
   - Завтра, - прозвучало безжалостно и категорично.
   - Тысячу! - прохрипел он.
   - Пять.
   - Согласен!
   Приятная сладость поползла по телу.
   - А-а-а-а, - отозвалась каждая клеточка мозга. - Полетел.
   Он был на седьмом небе.

4

  
   Парфенову мучила совесть. От участкового получила сведения, которые, безусловно, заинтересовали бы Петра Петровича. Она должна информировать прокурора. Но... ей так и так уходить на пенсию. Надоело все до чертиков, почему-то в последнее время сердце стало щемить слишком часто. Уйти страшно, оставаться - еще страшнее. Словно она уже стоит перед вратами чистилища и готовится ответ держать. Никогда не верила в бога, никогда не задумывалась о справедливости закона. А вот попался ей один человечек. Дело против него состряпали по просьбе высокого чиновника. А фигурант с темными силами дружен. Ну и шепнул ей на ушко:
   - Все то зло, что вы людям несете, с сего дня вам возвращаться начнет.
   Посмеялась в глаза умнику, статью ему нехорошую собственноручно нарисовала. Правда, суд отмел огульные обвинения, оставил только незначительный эпизодик и условный срок, не потому, что виноватым посчитал, а по привычке - есть уголовное дело, надо наказать, чтобы против государства не работать, своих от возмездия оградить. Ну, да и то ладно, глядишь, и поумнеет, утихомирится маленький человечек.
   И тут началось!
   Дочь ее замужем шесть лет прожила. Все, вроде, тихо-мирно было. И вдруг задурила, к рюмке пристрастилась, да так рьяно, что в психушку угодила.
   Старшего внука ОБНОН задержал, пацан, оказывается, на иглу сел. Или посадили. Она отмазала свою кровиночку, а толку? От чувства безнаказанности еще глубже яму копает.
   Потом дача сгорела.
   У мужа рак нашли.
   У самой полжелудка вырезали. Ни с того, ни с сего! Медосмотр очередной проходила - уговорили лечь в больницу, а там и на операционный стол попала.
   И все эти несчастья за какой-то неполный год!
   Случайное стечение обстоятельств или действительно накаркал ей череду бед тот терпила?
   Сунулась сведения о нем собирать. Мать твою! Да он много лет какой-то экстрасенсорикой занимается, лечит людей словами и мозги им правит. Вот дура, с кем связалась?
   Перебарывая себя, пошла к нему на прием, замаскировалась, как смогла - парик, очки, по шарику из жвачки за щекой... Прикинулась бедной овечкой.
   Не узнал.
   Или сделал вид, что не узнал.
   Наговорил ей с три короба. Мол, натворила она за свою долгую жизнь много нехороших дел, насобирала в свой адрес большой том из черных слов.
   - Пока последнее посланное в вашу сторону проклятое слово на вашей судьбе не отзовется, так и будут несчастья сыпаться.
   - Что же мне делать?
   - Исправлять содеянное вами, покаяния просить у тех, к кому несправедливо отнеслись, - цепко впился в ее глаза и спросил с иронией. - Мне, к примеру, ничего сказать не хотите?
   Издевается? Это сколько же ей каяться придется?
   Оглянулась на свою прошедшую жизнь и заплакала. Тридцать три года в правоохранительных... нет! в карательных органах отсидела. Казалось ей - людей наказывала, а в итоге наказала самую себя.
   Пожизненно.
   Вот и сейчас. Согласилась в очередной раз помочь Петру Петровичу. Вроде, и по долгу службы, все же начальник ее. А сколько еще проклятий в свой адрес получит? Сколько еще каяться придется?
   В таких раздумьях просидела полдня, так и не пришла к окончательному решению.
   Донести?
   Наверняка, пацаненок этот вслед за Снегиревым пойдет.
   Они свидетеля не оставят.
   Смолчать?
   И я у него на крючке, и внучек.
   Вдруг узнает, что смолчала?
   Мужик мстительный. Это ж еще хуже
будет.
   В конце концов, пусть сам разгребает свое дерьмо.
   Сняла с рапорта участкового ксерокопию, спрятала в сейф, а сам рапорт вместе с показаниями мальца запечатала в конверт и передала с нарочным прокурору...
   Пришлось Веселкову опять в больницу идти, теперь с пацаном беседовать.
   Петр Петрович так и сказал.
   - Разберись сам, а там и решение по мальцу примем, списывать всерьез или забыть про его существование...
   В больнице он выслушал просьбы "не утомлять" и рекомендации "не волновать", после чего медсестра отвела его в палату, где лежал Игорь. Наученная предыдущим посетителем из органов, по-хозяйски встала рядом, готовая в любую минуту бесстрашно встать между майором и больным.
   - Расскажите, как на вас напали милиционеры? - задал вопрос в лоб. Но вопрос попал в пустоту. Одинокий глаз паренька смотрел безучастно. - Эй! - помахал перед лицом рукой. - Вы меня слышите?
   Глаз еще поплутал по комнате, повернулся на голос.
   - На меня? - переспросил паренек после затянувшейся паузы. - Милиционеры? - и перевел удивленный взгляд на Татьяну. - Когда напали? Ты не знаешь?
   Такого ответа майор никак не ожидал. Разговор выходил за рамки проработанного им сценария, и он растерялся.
   - Ну, вы же участковому рассказывали!
   - Какому участковому? - продолжал удивляться пацан, и поочередно смотрел вопросительно на майора, и за поддержкой на медсестру. - Я никому ничего не говорил! Скажи ему, а? Я никакого участкового не видел.
   Майор порылся в своей папке, достал раппорт Исмагилова.
   - Вот же, у меня протокол вашего опроса есть! - начал заводиться.
   - Не помню.
   Теперь уже майор вопросительно посмотрел на медсестру. Таня пожала плечами, - мол, что же вы хотите? Скосила глаза на перебинтованную голову мальца и прижала указательный палец к своим губам.
   - Хорошо, хорошо, я спокоен, - сдержал себя Веселков. - Участкового вы не помните. Ну и черт с ним. Вы, главное, не волнуйтесь! Не помните, ничего страшного, со всеми бывает. А что можете сказать о нападении на вас?
   - На меня напали? - снова удивленный глаз застыл на лице Тани.
   - Ну, раз вы в больнице оказались, значит, напали.
   - Не помню, - качнулась голова по кушетке. - Ничего не помню.
   Веселков приподнялся, чтобы не пропустить никакого движения мальца и спросил полушепотом.
   - Кто такая Маша?
   Игорь не дрогнул ни одним мускулом. Вполне естественно задумался.
   - Не знаю.
   - Хорошо, - обмяк майор. - А как тебя зовут, знаешь?
   Теперь малец изображает удивление, мол, ты что, дядя, с луны упал?
   - Все знают! Игорь.
   Веселков каким-то шестым чувством понимал - переиграл его пацан. Вот так, на раз-два переиграл. И где-то в глубине единственного, но такого пронзительного в своей бездонной голубизне глаза читалась презрительная усмешка. Да и медсестра эта на все сто на стороне мальца. Тут ни оторвать, ни выбросить. Однако, ни доказать, ни тем более надавить на пацана он не мог. Повода-то нет!
   Ругая себя за впустую потраченное время, и заранее предрешая судьбу мальчишки, дежурно спросил.
   - Претензии у тебя, Игорь, есть?
   Просчитал, гаденыш, - догадался Игорь. - Вон как зубами-то как скрипит! Дай волю, горло бы мне перегрыз!
   - К кому? - спросил с нескрываемым презрением.
   - К нам.
   - А вы кто? Доктор?
   Татьяна всего на минуту оставила Игоря вне поля зрения, дошла до холодильника и принесла два стакана сока.
   - Вы его не мучайте, - вмешалась в разговор, и сразу же лицо Игоря стало безучастным. - У него глаз выбит, сильное сотрясение мозга, обширная гематома. Он память потерял.
   За разговором один стакан протянула Веселкову, вторым, вставив в него трубочку, попыталась напоить больного.
   - А ты, молодой человек, давай успокаивайся, - как маленькому ребенку выговаривала она. - Товарищ майор не хотел тебя обидеть. Он на службе находится. Его к тебе большой начальник прислал, вот он и пришел. Поинтересоваться о твоем здоровье и пожелать скорее встать на ноги. Так я говорю, товарищ милиционер? - с нажимом спросила.
   - Так, - попугаем повторил Веселков.
   - Вот и хорошо, - неизвестно в чей адрес более сказала Таня. - Пей сок, пей, он вкусный.
   - Память вернется? - шепотом спросил майор, надеясь, что никто другой, кроме медсестры, не услышит его вопрос.
   Прохладный сок приятно освежает. Как она догадалась, что он пить хочет?
   - А кто ж знает? Он теперь на всю жизнь инвалид, - сказала печально. - Сначала немного помнил, даже вашему сотруднику вон что-то наговорил. А потом все хуже и хуже. Сейчас даже имя свое с трудом вспоминает. Я с ним много занимаюсь, больше других. Вижу кое-что. Вот раньше - приду к нему, он только голос мой услышит, веселеет, разговаривает, про акробатику свою мне рассказывает. А сейчас даже не помнит, что занимался в секции. В школе каждый день у ребенка знаний прибавляется, кругозор расширяется. А у Игоря обратный процесс. У него, наоборот, с каждым днем все меньше и меньше в голове. Будто он в обратную сторону живет.
   - А почему так происходит?
   - Гематома клетки мозга съедает, - без ученых заумствований объяснила она. - Но вы лучше с доктором поговорите, он вам правильнее расскажет, не то, что я.
   - Вы меня к нему проводите? - попросил майор.
   - Конечно, - пообещала заботливая сестричка, - вы только минуточку подождите, я больного напою. И вы допивайте, а если хотите, наливайте еще, вон, на тумбочке пакет стоит. Да вы не стесняйтесь, жара-то какая!
   - Спасибо, - поблагодарил он.
   Из-под низко опущенной челки девушка пристально следила за ним.
   От выпитого сока, или от жары голос у Веселкова стал глухим, стакан он поставил на тумбочку неуверенно, чуть не опрокинул.
   - Ну, вот, я готова, - сказала девушка и направилась из палаты.
   Веселков послушно, как привязанный, пошел за медсестрой.
   По лестничному пролету они спустились в подземный переход и окунулись в продуваемый сквозняком полумрак.
   Один поворот, другой.
   - Куда мы идем? - спрашивает тревожно, но продолжает идти как привязанный.
   - Вы же сами просили меня отвести вас к доктору, - ровным бесцветным голосом отвечает медсестра
   - А доктор, разве, здесь?
   - Здесь у него кабинет для личных приемов и конфиденциальных встреч.
   - А-а! Понял.
   Тяжелая железная дверь открывается бесшумно. Идут по узкому коридору, заходят в комнатку, заставленную старой мебелью, сваленной как попало.
   - Посидите здесь, пожалуйста, - доносится издалека совсем незнакомый голос, - доктор сейчас придет к вам и ответит на все ваши вопросы.
   - Угу, - отвечает он, а голова бессильно падает на грудь.

5

   По просьбе Вознюка жена принесла ему в больницу ракетки для большого тенниса.
   - Зачем? - удивился прихоти больного доктор. - Вам, молодой человек, еще долго в них не поиграть.
   - Это скромный подарок, - прохрипел он, - благодарность за лечение.
   Прежде чем фирменные ракетки обрели нового хозяина, чьи-то заботливые руки по указке Вознюка вскрыли их. В полых ручках были спрятаны доллары. Много долларов. На них в течение суток получал он четыре усиленные дозы ценой по двести баксов каждая. Потом двое суток его благодетель отдыхал, а загипсованного капитана ломало и крутило. Он выл затравленным зверем, проклинал всех и вся, ему давали успокоительное и просили потерпеть. Он забывался на малое время, но пробуждение было еще более ужасным. К третьим суткам являлся его благодетель.
   - Хочешь дозу?
   - Да-да!
   - Сегодня по триста.
   - Да-да-да!
   - Надо еще денег. Что принести?
   - Музыкальный центр. Там шесть колонок, в каждой баксы, хватит не на одну сотню доз.
   - Звони домой...
   И опять четыре укола. И опять страшные муки на два дня.
   Он потерял счет времени. Денег, спрятанных в музыкальном центре, хватило бы не на один месяц, но они закончились через неделю. Цена за укол дошла до тысячи. Все заначки из дома вытаскал.
   - В гараже есть... в погребе, под ящиком с песком... там много... ключи в машине...
   Работая на денежной точке, он мечтал набрать миллион долларов и, уволившись из милиции, слинять в Канаду. В Ванкувере живут родственники по киевской линии, там с бабками примут и помогут найти себя. Ему даже рассказали схему, как выводить баксы за рубеж. До заветной суммы оставалось года полтора работы, или триста тысяч. Как повезет.
   О том, что он вынашивает планы слинять из страны, не знал никто, - ни друзья, ни жена.
   Друзья поделятся новостью со своими друзьями, жена похвастается подружке или маме. Не то, чтобы сглазить боялся, нет. Работа у него специфическая, не совсем законная работа. Боялся, что дойдет до начальства и, не дай Бог, подосрать кто захочет, запросто можно всего лишиться. Подставить, как два пальца обоссать. Сколько ребят по непредсказуемой начальственной прихоти в тагильской спецзоне на нарах сидят.
   Он не любил тратить деньги. Имел их много, о том знали сослуживцы, а ни квартиры пятикомнатной, ни дома своего не построил. Обходился минимумом. С собой не увезешь, а продавать здесь - только время зря терять. И машина у него самая что ни есть рядовая, копеешная "волга", и мебель в двухкомнатной "брежневке" разномастная. Разве что аппаратура. Тут слабость его наружу вылезла - любит под кайфом хорошую музыку послушать.
   Когда спрашивали у Вознюка:
   - Куда ты деньги деваешь, куркуль?
   Всегда холодным потом покрывается, отвечал с деланной веселостью.
   - Жене отдаю, - вроде как, чего вы, жен наших не знаете? Что к ним попало, то, сами знаете, каким женским органом накрылось.
   Зачем спрашивают? А ну как подозревают чего? А ну как приборчик какой у кагэбэшников появился, что в тайные помыслы заглядывать умеет? Раскусят его и закроют перед самым носом границу. И не сбыться его мечте. А хочет-то он совсем чуть-чуть. Чтобы самому немного пожить в нормальной стране, где не надо разбойничать с полосатым жезлом в руке, дрожать - как бы не дали команду "фас" и не растерли в пыль, а, главное, чтобы дети не видели этого кошмара, и росли в человеческих условиях. Только там, считал он, можно не волноваться за будущее детей и внуков, только там есть перспектива. Здесь, для этой идиотской страны, не стал бы он рожать детей, не стал бы обрекать их на сиротскую долю. Потому как сам себя считал полным сиротой, у которого нет заботливой родины-матери и ответственного государства-отца. Нет не только у него, нет у миллионов других людей.
   В этой стране даже он, мент, цепной пес государства, чувствовал себя пылью, плесенью.
   Как-то поехали с женой и детьми в отпуск, к июльскому морю. За Волгоградом паром, перед паромом Горбатый мостик, а при нем пост гаишников, коллег его. Тормознули и, видят - чужие номера на машине, сразу полторы штуки, за проезд по их территории, требуют.
   - Вы охренели, ребята! Это же полный беспредел! За что?
   - За проезд через сплошную линию, - равнодушно сплевывает молодой сержант, поигрывая автоматом, и прячет его документы в карман - попробуй-ка, забери!
   Выскочил из машины, по щебенке туфлей.
   - Где ты видишь сплошную? На этой раздолбанной дороге разметку нарисовать невозможно, яма на канаве!
   - Вон, разуй шары! Я сам поутру мелом нарисовал, - и нагло посмеивается.
   Подобного беспредела он, Вознюк, на своем посту никогда не допускал. Взыграла горячая кровь. Достал свое удостоверение, сержанту в нос тычет.
   - А, - обрадовался салага, - ты наш, значит, мужик башлевый! Мы тут в жару на работе паримся, а ты на юга, отдыхать? Не честно это, не по-товарищески! Ну, тогда с тебя особый тариф, пять штук.
   Такому унижению он еще ни разу в своей жизни не подвергался. Лучше бы он свои корочки дома забыл! Раскорячили посреди дороги, весь багаж заставили по обочине разложить, - якобы проверка на наркотики.
   И, ведь, пришлось заплатить, чтобы дальше двигаться. А удальцы эти спросили, куда едет, да по какой дороге. Еще и подсказали, заботливые за его деньги, какой маршрут лучше. А сами по линии передали. И его на каждом посту доили как потерявшуюся корову, размеренно и безжалостно. Весь отпуск обосрали, сволочи. Вот тогда он окончательно решил - уеду!
   А теперь, в редкие минуты просветления, с ужасом осознавал: за месяц или чуть больше он спустил через иглу половину своего состояния. Сам себе дорогу к мечте обрубил.
   - Все, больше ни-ни, завязываю, - клялся и стирал в порошок свои зубы. Но силы воли хватало ровно до тихого шепота в ухо.
   - Хочешь дозу?
   И он неизменно отвечал: - Да-да!

6

  
   Веселков сидел в мрачном подземелье.
   Старая металлическая кровать с панцирной сеткой, укрытая выцветшим солдатским одеялом. Рядом лежит второе, расползшееся от старости в нескольких местах до осыпающейся бахромы, - его можно свернуть и использовать вместо подушки, или укрываться в прохладную ночь. Это наверху июль и жара, а здесь в любое время года могильная свежесть.
   Могильная? С каких таких мыслей родилось это сравнение? Что он себя раньше времени хоронит?
   Ему сделали какой-то укол, отчего язык распух и едва помещался во рту.
   Ему что-то подмешали в питье.
   Тело было ватным.
   Он не мог встать и сделать даже пары
шагов.
   Тусклая лампочка освещала маленькую каморку, захламленную старой мебелью и вышедшими из употребления больничными приборами.
   Он потерял счет времени и страшно мучался. Не болями, не своим расслабленным состоянием. Мучался яркими проблесками в сознании. Голова размышляла так, словно он принял холодный душ и выпил несколько чашек крепчайшего кофе. И эта ясность в состоянии физической беспомощности только вредила.
   Если бы можно было просто спать часами напролет. Или умереть.
   Загорелся свет.
   Скрипнула дверь.
   Он отчетливо фиксировал новые звуки и возникшее движение, но поднять голову и проследить за вошедшим не мог.
   Под нос сунули ватку с нашатырным спиртом. Голова подлетела как от удара в челюсть и медленно повалилась на грудь.
   - Подъем. Утро, - в голосе презрение, в действиях бесцеремонность.
   В одну руку сунули стакан с питьем, в другую кусок черного хлеба.
   - Дневная пайка.
   Где он, почему? За что и куда его упрятали? Почему на руках наручники, а нога привязана цепью к батарее отопления?
   Ни на один из заданных вопросов не получил он ответа.
   Неопределенность положения угнетала. Хотелось кричать, но язык при малейшей попытке пошевелить им, перекрывал гортань и, чтобы не задохнуться, он вынужден был судорожно хватать его пальцами и вытягивать. А потом зажимать зубами, превозмогая сильную боль, и сидеть так с вытаращенными глазами.
   Хлеб он жевать не мог, размачивал его в пластиковом стакане и мучительно долго сосал, придерживая пальцами непослушный язык.
   Он понимал, что в воде что-то подмешано, но жажда была настолько велика, что он боялся потерять даже малую каплю жидкости.
   С мякишем во рту он и засыпал.
   А потом включался свет, скрипела дверь, и резкий запах нашатыря возвращал его в реальность.
   - Подъем.
   Утро...
   Сколько было этих подъемов, сколько раз слышал он слово "утро", Веселков уже сбился со счета. Ему казалось, что в этой каморке он сидит целую вечность. Велико же было бы его изумление, если бы узнал, что еще вчера работал в своем кабинете на улице Кирова.
   В каморку протиснулась тень, выползла в свет лампы.
   - Хте я? - спросил он у этого существа в белом халате и в марлевой маске, скрывающей большую часть лица.
   В первый раз страж удостоил его взгляда.
   - Сам еще не догадался?
   - Это не тюрьма.
   Страж снял с него наручники, убрал в карман.
   - Не тюрьма, - подтвердил он. - Это хуже тюрьмы.
   Вопрошающий взгляд застыл на лице майора.
   - Специзолятор ФСБ.
   - Почему?
   - Отдел по борьбе с коррупцией. Больше ничего тебе сказать не могу. Придут хозяева, сам у них спросишь.
   Услышав страшную весть, попытался вглядеться в свою, теперь уже получившую достойное название, камеру. Странно. Зачем столько всякого барахла ФСБ? Или это новый способ давить на арестованных?
   Арестованных!
   - Подъем. Утро...
   Но ему никто не предъявлял никаких обвинений.
   Здравая мысль - постучать в дверь и потребовать объяснений.
   Ноги совершенно не слушают его. Попытался ползти на руках, на первом же метре выбился из сил, одежда насквозь пропиталась потом. Отлеживался на грязном полу. Больших усилий стоило вернуться на кровать.
   - Подъем. Утро...
   - За что? Кто дал указание? - задавался вопросом, но ответа получить не от кого.
   ФСБ... Коррупция... Какое к нему отношение имеют ФСБ и коррупция?
   - Подъем. Утро...
   Бесконечно тянется время. Длинные вереницы мыслей. И, как не пытался направить их в какое-нибудь рациональное русло, подленькие, упорно сползали к одному.
   ФСБ... Коррупция...
   - Подъем. Утро...
   Он как-то читал - у китайцев в древности была пытка водой. Одна маленькая капля с ровными интервалами падает на голову заключенного. Одна маленькая капля воды. Но проходит время, и каждая падающая капля ударяет сильнее молота.
   Ему устроили пытку этой неопределенностью! Он ни о чем не может больше думать.
   Как удары молота по голове.
   ФСБ... Коррупция...
   - Подъем. Утро...
   Его не вызывают на допросы, ему не предъявляют обвинения. Он брошен в эту камеру и забыт.
   Насколько?
   Навсегда?
   Стакан противной воды и кусок черного хлеба. Его пайка. Он съедает все до крошки, запивает маленькими глотками и проваливается в темноту. Сон не приносит облегчения ни телу, ни мыслям.
   - Какое сегодня число?
   - Подъем. Утро...
   Его тюремщик не особо разговорчив. Ставит перед ним стакан с водой, накрытый корочкой хлеба, кладет рядом лист бумаги - ксерокопия городской газеты.
   Дата! Где-то здесь должна быть дата.
   20 июля.
   Его арестовали девятого!
   Зачем ему принесли газету?
   Глаза жадно впиваются в нечеткий текст. Это специально для него обвели заголовок красным карандашом?

"УБИЙСТВО В БОЛЬНИЦЕ"...

7

   Перед отбоем каталки Селецова и Талипова поставили рядом.
   Каждому вставили в ухо по маленькому наушнику. Так делали и раньше, - включали радио или заказанную музыку, и оставляли засыпать. Все какое-то разнообразие в их скучной жизни.
   Сегодня в наушниках другая песня.
   Сначала они послушали запись, сделанную во время посещения их товарищем майором. С их собственноручными признаниями. И это не очень улучшило настроение. Потом узнали, что начальник УВД решил убрать их, и поручил убийство все тому же товарищу майору. И только после этих "успокоительных" новостей зазвучала музыка. На этот раз даже репертуар подобрали соответствующий, траурный.
   Во время утренних процедур Селецов получил десять кубиков хлористого кальция в ягодицу. Укол ему сразу не понравился. Даже в ряду постоянно присутствующий болей, жжений и неудобств, этот выделялся особой чувствительностью. Казалось, что в него закачали раздувшийся горячий шарик размером с теннисный мяч. Этот мяч забрал на себя все внимание инспектора, - Селецов ждал - скоро остынет и перестанет доставать его. Даже приподнял, насколько позволяло свободное пространство гипса, бедро. Но держать себя в постоянном напряжении было выше его сил.
   На вечернем обходе не сдержался, пожаловался доктору на жжение и боль. Доктор выслушал сбивчивые объяснения больного, заглянул в глаза и в рот, спокойно ответил.
   - Терпите, мой дорогой, что ж вы хотите? Неподвижно столько времени лежать. Тут и у самого тренированного спортсмена образуются пролежни. Обезболивающее вам поставим, - кивнул разрешительно медсестре, - но, перебирать с этим не стоит, потом трудно будет отвыкать, знаете ли.
   Ночью он услышал холодный голос, пробежавший морозом по коже.
   - Ну, как? Болит жопа?
   Он не хотел отвечать на этот явно издевательский вопрос, но губы открылись помимо его воли, сами прошептали.
   - Страшно болит.
   - Ты веришь в сказки про эти пролежни? - грубые пальцы ощупывали бедро, надавливания вызывали новые приступы огня.
   - А разве не так? - в свою очередь спросил, но сразу же пришло убеждение - не случайна и эта боль, и этот невесть кому принадлежащий голос. Против него замышляют нехорошее, а вот насколько это нехорошее нехорошо, тут еще разобраться надо. Для начала узнать бы - кто его недоброжелатель и чего он добивается. А уж потом и выводы делать.
   - Хорошо! Хорошо съедает, - удовлетворился ощупыванием и сообщил. - Смерть твоя к тебе подкрадывается. Уверенно и необратимо.
   - Но... почему?
   - Воздается каждому за дела им сотворенные, - прозвучало как псалом в церкви. - Легко уйти от суда человеческага, когда и судят недостойные! Но от суда божьего даже неприкасаемому никогда не уйти!
   - Ты кто?
   - Не важно, кто я, важно, кто тебя!
Ха-ха...
   - Кто?
   - Ты... вы... все узнаете, какой может быть месть... - склонился к самому уху и не сказал, выдохнул, - вашего любимого товарища майора! Ты - первый! Ты сгоришь в адском пламене! Но, возрадуйся, сыне божий! Тебе, как первопроходцу, самое легкое испытание уготовано!
   Крик Селецова поднял на ноги весь этаж.
   - Это не пролежни, доктор, - орал он. - Меня убивают! Я знаю! Начальник приказал, а Веселков исполнил!
   - Вы бредите! - пытался достучаться до Селецова доктор. - Никто из ваших коллег в больнице две недели не появлялся!
   - Неправда! Вы не знаете! Он вчера приходил! Ночью! Разговаривал с нами и угрожал. Не верите мне, спросите у Руслана!
   Талипов, запинаясь, подтвердил слова Селецова о ночном визите к ним майора и об угрозах в их адрес.
   Только двойная доза реланиума в вену утихомирила больного...
   - Он сказал, что всех троих ждет страшная смерть, - пересказывал слова ночного визитера Селецов. - Я, говорит, - первый, и мне поэтому самая легкая. А вам еще хуже
будет.
   - Куда уж хуже?
   - Так сказал.
   Еще через пару дней он уже не мог ни спать, ни лежать спокойно. Теннисный мячик огня перерос в футбольный мяч. Любое движение, даже вздох, и мяч вибрировал, словно сплошь состоял из расплавленного свинца.
   Ему ставили уколы, но теперь уже вся задница и левая нога горели адским огнем.
   Наконец, и терпению доктора пришел конец. Снизошел до осмотра больного, разрезал и заглянул под гипс - знакомая чернота уже ниже колена опускается.
   "Мать твою, - ругнулся про себя, - гангрена"!
   - Готовить к операции!
  

8

   В тесном и неудобном здании прокуратуры возбужденное оживление. В кабинет прокурора беспрерывно заходят - выходят озабоченные сотрудники.
   Прокурор, сам неприкасаемый Петр Петрович, сидит, как нашкодивший школьник, с опущенной головой на приставленном к его огромному столу простеньком стуле для посетителей. Напротив него два заезжих варяга, абсолютно лишенных какого-либо подобострастия и уважения к хозяину кабинета, распоряжаются, принимают папки с материалами, задают неудобные вопросы.
   Он даже не знает их званий, имен и фамилий. Зашли в кабинет, один с наведенным на него пистолетом, другой с включенным сотовым телефоном. Оба одинаково одетые, плечистые, с каменными лицами и приплюснутыми носами. Но, главное, уверенные до наглости и, видно по ним, представляющие некое ведомство или тайный союз, который везде хозяин.
   - Сидите на месте и не дергайтесь, товарищ полковник, - приказал первый холодным голосом. - У нас высокие полномочия, вплоть до применения силы.
   - Мы вошли, - сказал в трубку второй и отключился.
   - Какие полномочия? Кто вы? - успел задать вопрос и осекся, прерванный продолжительным телефонным звонком.
   - Возьмите трубку, - сказал тот, который недавно разговаривал по телефону. - Сейчас все узнаете.
   Звонили из администрации Федерального округа, и не какой-то там десятый зам, а сам полномочный Президента. Петр Петрович вскочил из кресла и стоя выслушал приказ.
   - Да-да, я все понял, - пролепетал и еще долго стоял и слушал гудки отбоя, вылетающие из телефонной трубки.
   В его городе ЧП.
   Арестовали председателя земельного комитета при городской Администрации.
   Арестовали без его ведома, поставили, как говорится, перед фактом.
   Приехали из Ебурга и взяли Виталия Николаевича с поличным прямо на рабочем месте. А теперь и у него в кабинете расселись по-хозяйски, вынимают все материалы, так или иначе касающиеся сомнительных землеотводов, липовых аукционов и личности самого председателя.
   Материалов, на удивление, набралось очень много. Оказывается, бдительные граждане и кинутые предприниматели постоянно жаловались на земельный комитет, на порочную и практически открытую взяточническую сущность работы этого органа. Приводили многочисленные примеры, называли конкретные запрашиваемые суммы, имена и должности взяточников. Просили, естественно, одного - принять меры прокурорского реагирования.
   Всем этим жалобам не давал ходу, выходит, он, Петр Петрович.
   Вот еще одна головная боль свалилась на его голову. Отписываться перед вышестоящим начальством. Уже явственно звучат в его ушах дежурные вопросы, грозящие далеко не дежурными выводами:
   - Почему сам не прореагировал? Почему где-то в Ебурге знают, а ты у себя под носом не видишь. Или не хочешь видеть?
   Еще в субботу вместе в баньке парились, и мэр с ними был, и ... да чего там, все ответственные товарищи соответствующего ранга были на этих еженедельных встречах "в кругу друзей".
   Да-с... Неприятность.
   - Так... следующий месяц. Февраль прошлого года. Жалоба предпринимателя N... - читает по бумажке очередную фамилию гражданин в штатском. - Мне из вас каждое заявление щипцами вытягивать или все сами выложите?
   Они заезжие, в служебной командировке. Им здесь долго торчать - никакого желания и резона нет. Если захотят капитально зацепить, придется столько бумаг перелопатить, не на один месяц застрянут. Хотят ковыряться в этом дерьме - флаг им в руки. Но он им не помощник! Хоть и звонили из аппарата руководителя федерального округа и требовали оказать полное содействие, фигвам. Вы приехали да наручники надели - выходит, достаточно накопали, серьезно зацепили. Ну и хватит! А мы уж постараемся подальше от вас держаться.
   Петр Петрович предпочитает выдавать малыми дозами, строго по их бумажкам. Знает этот старый прием. Мы, мол, все знаем, у нас, мол, на каждый чих свои сведения. Да-да, слышали! Сами в той же системе воспитывались и росли. Чай, одни университеты кончали. Он по личному опыту знает, только малая часть пишет в область или в Кремль. Большинство кинут бумажку на местном уровне и считают, что дело сделано. Потому так смело закрывает глаза, когда такие жалобы на уважаемых да нужных людей приходят. Хотя, нет. Он не закрывает глаз. Его секретарь, канцелярия, каждый работник знает перечень лиц, против кого не только дел, даже косого взгляда нельзя допускать. А любую негативную информацию к нему сносить. Чтобы потом, в баньке, или на совещании в мэрии, или на пикнике где-нибудь на загородной вилле одного из отцов города, отозвать в сторонку и так, невзначай, спросить: - А что это ты, дорогой мой, с Иван Иванычем не поделил? Вот жалобка на тебя поступила! Я ее пока в стол спрятал, а ну как он другую напишет и помимо меня куда повыше зашлет?
   Вот тут и начинаются благодарности, и реализуются маленькие жалобки в большие заглаживающие потоки. А за это, как бы в ответной благодарности, Иван Иваныча немного потревожат, чтобы он ни-ни, боле никуда не писал, потому как на него у Петра Петровича свои письма-жалобы имеются. И можно так, ненароком, и им ход дать... лет так на несколько... или миллионных убытков неисчислимо. А можно и глаза закрыть. Если он, Иван Иваныч, перестанет мутить чистую воду и мешать движению справедливых городских потоков...
   Приезжие тоже расклад понимают. Пытаются на испуг взять, как говорится, расколоть в первый момент, пока все ошарашены да напуганы. Знают, чуть дольше задержишься, можно вообще с пустыми руками уехать. И бумаги все попросят местным органам оставить, да и задержанного прикажут в ближайший СИЗО поместить. Это значит, уже завтра будет на свободе, на своем рабочем месте - концы зачищать и свидетелям хвосты прижимать. Потому как в эти вот минуты вовсю крутится маховик по освобождению, и крутится уже из столицы. Все знают, что главный прихватизатор лучших городских земель депутат Госдумы местного разлива. Его брать - все равно, что на устои государства покушаться. Пусть и воровские устои, воровского государства. Но... своих они просто так не отдают. Свои уже место себе на Олимпе неприкасаемости купили. За сколько? А сколько сейчас место в Госдуме стоит? Поговаривают, к тридцати миллионам зеленых.
   И сейчас-то не уверены, что надолго упрячут дельца на нары. За молчание его, за невыдачу хозяев, отмажут, уберут из дела основные эпизоды. Оставят мелочевку и дадут несколько лет условно. Правда, на должность уже не вернут, не посмеют, но пристроят не хуже. Главное, свободы не лишат и наворованного добра не отнимут.
   Старший из варягов поглядывает на часы, ждет звонка.
   По времени уже пора бы ему быть...
   Нервы на пределе. Не выдерживает, сам набирает номер. После третьего сигнала, устанавливается соединение и звучит одно единственное, но такое емкое слово.
   - Сматывайтесь.
   Десятка полтора случайных папок забирают с собой, кидают в багажник машины и, под охраной взвода вооруженных автоматами спезназовцев, занявших круговую оборону в бронированном автобусе, спешно отбывают. Словно не в соседней области побывали, а в оккупированном врагом Кандагаре. Или в Чечне году так в 96-м. У него даже устный приказ имеется - в случае попытки отбить, пристрелить задержанного из неучтенного ствола...
   При попытке...
   Петр Петрович еще утром, как раз перед этой бучей, отправил зятя в больницу к пацану. За суетой и думать о нем забыл. Когда вспомнил, поперву обрадовался, что Андрей не явился незвано с отчетом, увидел бы тестя в таком неприглядном виде.
   А вечером ему передали конверт.
  
   "То, что вы здесь прочитаете, ни много ни мало, как расшифровка беседы майора Веселкова со своими подчиненными в больнице. Встреча состоялась по заданию прокурора города и начальника УВД. Дабы не было у вас сомнений в подлинности, можете прослушать пленку с записью. Надеюсь, голос любимого зятя еще помните"?
  
   Если бы в письме не упоминался Андрей, Петр Петрович не стал бы читать дальше - своего геморроя хватает.
   С каждой прочитанной строчкой ему становилось неуютнее. И пленку слушать не надо, кожей прочувствовал - все написанное - правда! Тайна, которую они так тщательно скрывали, лезет, как живчик, сквозь пальцы. И никак не удержишь.
   Он не прочитал и половины расшифровки, - как только инвалиды начали рассказывать о своих похождениях, - отложил листы в сторону.
   - Ничего нового, - решил для себя, - они не скажут. А вот подумать и взвесить новый расклад стоит.
   Может, зря они эту многоходовку замутили?
   Где я больше бы выиграл? - привычно выхватил из стопки лист бумаги и начал рисовать кружки и прямоугольники.
   Прикрывая жопы мерзавцам? - маленький кружок.
   Или от громкого разоблачения оборотней? - кружок сам собой получился побольше.
   Почему сразу не просчитал?
   Пошел на поводу у Сергея? - корявый прямоугольник.
   Пожалел зятька? - тут рука постаралась и грани вышли ровные.
   Ну, скажем, зятька он так и так бы отмазал, - зачеркнул прямоугольник.
   А вот Серёга точно бы без области остался, - обвел этот прямоугольник второй, более жирной чертой.
   - Эх, поспешили мы с этим Снегиревым, - сделал свой вывод и скомкал напрочь исчерканный лист, - сильно поспешили.
   Куда теперь этот трупешник списывать, если в обратку пойдем?
   То, что на Малого весь бедлам повесили, не страшно. Признаем выводы следствия ошибочными, прикроемся случайным совпадением вещественных доказательств, личным признанием Снегирева, стечением обстоятельств, наконец, низкой квалификацией следователя... Да мало ли у нас оснований наберется! А следствие? Следствие возобновим.
   Стоп!
   Так и убийства как такового не было! Имела место рядовая авария со смертельным исходом. Пьянка за рулем - такова официальная версия, подтвержденная оценкой медиков.
   Ну вот, с Малым выкрутимся малой
кровью!
   Надо прощупать обстановку, узнать, куда успели донести эту информацию и сориентироваться, как правильнее поступить. Может, ну его, Серёгу, с его новым местом? Что ему - здесь плохо живется? Катается, как сыр в масле! Прихоть жены? Так все их прихоти выполнять - десяти жизней не хватит! Зациклюсь на нем, себе хуже сделаю.
   Голова заработала, как компьютер, моментально выхватывая варианты поведения и просчитывая возможные ходы.
   - Больше информации... надо заполучить больше информации.
   Что, если эту пленку использовать как собственную оперативную наработку? Присвоить, так сказать. Мы ее оперативно добыли, и мы нашли истинных преступников! И это будет верным решением!
   Он снова взялся за расшифровку записи, только теперь вооружился карандашом - найти отправную точку и с нее закрутить новое дело.
   Планы нарушила приписка в конце текста.
  
   PS. Полковник тоже получил такой конверт, сейчас так же, как и вы, занимается изучением его содержимого.
   PPS. Завтра вашего зятя арестует ФСБ. Свою судьбу можете просчитать сами.
  
   Судорожно схватил сотовый телефон.
   Бесконечно долго шел сигнал.
   - Ответь, Андрей! Ну, ответь же ты,
наконец!
   Трубку на том конце не снимали.
   Почти до полуночи просидел в своем кабинете. Делал звонки, отдавал распоряжения, намечал план мероприятий, которые начнут выполнять с утра его следователи. Выпил бутылку коньяка с приехавшим Сергеем Семеновичем и согласовал с ним дальнейшие шаги. К его немалому удивлению, начальник УВД ни в чем ему не возражал. Он полностью полагается на профессиональный опыт признанного мастера закулисных игр, - каковым справедливо считался Петр Петрович.
   Он продолжал вызывать зятя и по дороге домой, внутренне готовый к тому, что из трубки раздастся незнакомый голос офицера ФСБ.
  

9

  
   "Убийство в больнице" - прочитал он заголовок и только теперь разглядел фотографию рядом со статьей.
   - Это я? - узнал лицо на нечетком снимке. Фотография взята из его служебного удостоверения. - Или из анкеты? - пришло автоматически неуместное вспоминание. Наверное, все-таки, из анкеты, потому, что на фото не было следов печати. - Меня
убили?
   Ощупал себя, проверяя - жив ли?
   Руки его дрожали, а буквы слишком мелкие, чтобы прочитать их в такой тряске. Он потянулся к тусклой лампочке, но и здесь ничего разобрать не мог.
   Его охватил озноб нетерпения.
   - Я здесь! - хотел закричать он на всю вселенную, чтобы в каждом уголке услышали. - Я живой! Рано! Вы рано меня похоронили!
   Только хрипы и бульканье вырывались из его горла.
   - Это они специально пишут о моей смерти, - догадался майор, - чтобы не искали. Небось и могилку уже соорудили. Сволочи! - потряс сжатыми кулачками.
   Приступы бессильной злобы сменялись острым любопытством.
   - Как же меня убили? Где труп! Надо же предъявить труп, иначе ни Ольга, ни Петр Петрович не поверят и поднимут шум. Трупа у них нет и быть не может. Значит, меня начнут искать! Точно! Теперь меня начнут искать! Тесть все тут с ног на голову перевернет и вытащит из этого заточения, пусть хоть трижды ФСБ замешана. Он на любого управу найдет! На любого!
   Теша себя сладкой надеждой, немного успокоился и стал соображать.
   - Надо положить газету на пол, - пришла спасительная мысль. - Сейчас, сейчас!
   "Вчера в городской больнице скончался старший инспектор Леонид Селецов".
   Слава богу, - обрадовался новости, еще не вникая в суть написанного в газете, - это не про него!
   "Согласно свежей информации, полученной в ходе прокурорского расследования и предоставленной нашей редакции, во время незаконного преследования свидетеля преступления, пьяный инспектор не справился с управлением и разбился. Вместе с ним пострадало еще двое сотрудников дорожно-патрульной службы. Всем было сделано по нескольку операций. Постепенно состояние Селецова стабилизировалось, однако гангрена вызвала общее заражение крови. Врачи удалили больному ногу, но остановить абсцесс не удалось. По заключению врачей, именно гангрена послужила причиной
смерти.
   Однако, как заявляет следствие, ссылаясь на оперативную информацию, а также официальное заявление, сделанное перед смертью самим Селецовым, вырисовывается иная причина смерти сотрудника ДПС. Незадолго до трагической развязки к ним в палату явился их непосредственный начальник майор Веселков. Он угрожал всем троим скорой расправой, так как они своими противоправными действиями поломали майору карьеру и поставили под угрозу его дальнейшее нахождение на посту руководителя подразделения.
   Напомним нашим читателям, что, согласно прежней версии, сотрудники милиции пострадали во время погони за преступником, как позже выяснило следствие, Павлом Снегиревым, якобы совершившим изнасилование и убийство несовершеннолетней девочки.
   Правозащитник Евгений Горшков не согласился с официальной версией и возглавил депутатскую комиссию по расследованию данного преступления. И вот теперь из уст следствия мы получили подтверждение правоты депутата Горшкова. Это благодаря ему и под давлением неопровержимых доказательств, милиционеры полностью признали свою вину в тех преступлениях, которые ранее инкриминировались ни в чем не повинному Снегиреву.
   Смерть Селецова - это вторая смерть, совершенная ради сокрытия основного преступления. И в обеих случаях замешан майор Веселков. По постановлению прокуратуры он объявлен в розыск, похоже, ударился в бега. Вот уже две недели подозреваемый не появляется на работе и не ночует дома. И там, и там устроены засады.
   Наши корреспонденты побывали в больнице и выяснили подробности этого преступления. Селецову сделали укол, который и вызвал отмирание тканей, перешедшее в гангрену. В руках следствия имеется злополучный шприц с отпечатками пальцев сбежавшего майора.
   По просьбе прокуратуры мы помещаем фотографию подозреваемого в убийстве. Если вы знаете что-либо о месте пребывания этого человека, звоните по телефону 02 или в редакцию нашей газеты".
   - Это ложь! - прохрипел Веселков. - Я никого не убивал! Я не делал ему этого
укола.
   Лист с ксерокопией газеты разлетелся в клочья.
   Его подставили!
   Его отдали на растерзание!
   Неимоверное опустошение охватило его. Никогда еще этот обличенный властью и защищенный положением от любых нападок человек, не чувствовал себя таким униженным, оплеванным, оклеветанным. И, главное, бессильным. Он не может выйти из плена и рассказать правду. Ему, - медленно начинал понимать, - и не дадут теперь рассказать правду, поскольку, судя по тому, откуда идет обличительная информация, уже определили на роль козла отпущения.
   А как же Ольга, жена его? А дети? Неужели и она согласна предать его, как предал ради спасения собственной шкуры Петр Петрович?
   Как же он сразу не догадался! Его потому и упрятали в этот подвал, чтобы от имени его, сваливая на него, вершить свои мерзкие дела. Но рано или поздно им придется вывести его на свет божий, хотя бы для того, чтобы передать суду. Уж там он не будет молчать. Там он все расскажет. Пусть, процесс будет закрытым, и его лишат слова, он найдет способ передать на волю всю правду о себе.
   Неужели они не понимают этого?
   Не понимают?
   Нет, они все понимают.
   Тогда что же они творят?
   А-а! Меня ждет участь Снегирева и Селецова! Меня уже списали!
   Уйти... сбежать... вырваться из этого плена любой ценой. Выплеснуть все, что знаю, и спасти свою шкуру.
   Как?
   Думай, Андрей, думай!
   Рассказать этому охраннику в белом халате?
   Где гарантия, что он не их человек?
   Использовать его вслепую?
   Надо попросить бумаги и карандашей. Я все напишу. И, если не смогу передать записи на волю, я спрячу их в дужку кровати. Когда-нибудь их найдут и оправдают меня.
   А вдруг за мной следят? - пришла тревожная мысль. - Вдруг я ни на минуту не остаюсь вне поля их зрения?
   Глаза поползли по комнате, выискивая глазок видеокамеры.
   Где там! Разве найдешь ее так?
   Все равно, другого выхода у меня нет...
   С этого дня в его положении узника произошли заметные изменения.
   Три раза он просыпался от запаха нашатыря, но, когда открывал глаза, не видел своего тюремщика. На полу стоял стакан воды, накрытый куском хлеба. И полное отсутствие живого человека рядом.
   Он чем-то выдал себя и уронил на его стража тень подозрения, и теперь лишил себя и этого общества? Или ему готовят новое испытание?
   - Эй, - выдавил из себя. - Если слышите меня, прошу вас, дайте мне бумаги. Я хочу написать признание.
   Говорил в пустоту, в полумрак захламленной камеры, говорил, не надеясь на ответ.
   - Кому нужны твои признания, - неожиданно раздался голос из хриплого динамика. - Засунь их себе в ... - ругнулись зло и
грубо.
   Как наркоман без наркотика, курильщик без сигареты, алкаш без стакана, жаждущий без глотка воды. Еще минуту назад он готов был терпеть сколь угодно долго, смирившись с реальностью, но сейчас, получив отказ, услышав запретное "нет", вдруг до боли остро ощутил желание высказаться, открыть душу, прокричать на весь свет, чтобы освободить перегруженный негативом мозг и обрести способность дышать и жить.
   Исповедь.
   Он жаждет исповедаться.
   - Сволочи! Бумаги дайте! Карандаш! Что вам стоит? Я все расскажу! Все!
   Тишина...
   Очередной стакан воды, накрытый куском хлеба. И ксерокопия газеты за девятое
августа.
   "Бывший зять прокурора лишен звания и уволен из органов. Жена после оформления развода вернула себе девичью фамилию. На вопрос корреспондента о судьбе детей, ответила, что сейчас через суд освобождает отца от бремени родительских прав и вскоре снова выйдет замуж за нормального честного человека".
   В лишенной мирских звуков комнате слышно, как плачет разжалованный в ничто товарищ майор.
  

ЧАСТЬ 4

"ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ"

1

   Слухи о призраке подземного перехода множились по больнице как снежный ком. На этот раз спровоцировали их странности, произошедшие с ментами в хирургическом отделении. Ну, хотя бы то, с какой легкостью они вполне добровольно согласились перейти из разряда признанных и награжденных героев в разряд мерзких насильников. Кто-кто, а уж эти служители закона должны бы знать, как относятся в разных кругах, в том числе и в весьма авторитетных, к "взломщикам мохнатых сейфов". Если "неприкасаемые" согласились признать себя виноватыми, знать, кто-то крепко на них повлиял. И у этой версии были свои осязаемые доказательства, - на их итак шаткое здоровье начались покушения. Ни охрана, ни тот факт, что палата у них угловая и, следовательно, тупиковая, и незаметно попасть в нее может далеко не каждый, не останавливала правдолюба, быстро и метко прозванного "народным мстителем".
   Новый виток слухов отличался от предыдущего, осеннего, только тем, что у призрака появилось осязаемое физическое лицо с полными анкетными данными: ФИО, должность и даже фотография. Правда, последнюю могли бы и получше выбрать, - какая-то плохонькая ксерокопия с документа, сильно попорченная излишним увеличением и изношенностью копировального аппарата, - на всех этажах и лестничных клетках повесили.
   Чем чаще слышала Таня о призраке, тем больше тянуло ее в подземный переход. Неведомое прежде желание пробудилось в ней.
   С каждым днем нарастало внутри щемящее чувство голода, наливался кровью низ живота и никакими манипуляциями ни ее, ни разбуженного в неурочный час мужа не убрать это состояние дискомфорта.
   Что такое сотворил с ней Тихоныч?
   Упорно пыталась отогнать эту постыдную мысль о главной составляющей семейного счастья, ну, не так ее воспитали, не только для этого люди женятся и замуж выходят! Просто решают жить вместе, чтобы помогать друг другу да и детей, если бог даст, родить. А как эти дети делаются, да чем это производство сопровождаться должно, это уж увольте, это табу за семью печатями.
   Она даже себе самой, в темноте и полном одиночестве боялась признаться, что впервые в своей жизни испытала по-настоящему взрывающий сознание оргазм. И только теперь поняла - как он был ей нужен все эти пустые годы замужества.
   - Боже! Как же я теперь без этого жить смогу?
   Только он может помочь ей, только он, разбудив, сумеет поддержать или загасить желанный для нее огонь.
   Но почему ее тянет именно в подземелье? Разве там у него постоянное место присутствия? Ведь он же работает... Да, там он работает. Но пойти к нему на работу Таня не может. Она враз повзрослела и очень даже понимает, почему так сладко потягивалась и так мечтательно закатывала повлажневшие глаза ее тетка, рассказывая о своих встречах с Тихонычем. Разве ж она посмеет прийти в их собственную вотчину и откусить у них от их сладкого пирога? Или обманывает себя и причина совсем в другом? Опасается, что он не узнает или не пожелает узнать ее - для него одну среди его многих?
   А если она снова спрячется в кладовке и оставит дверь открытой... вдруг сам придет? И, ну хотя бы еще разок, унесет ее в этот волшебный полет...
   Каждое свое дежурство, выкроив минуты затишья, окрыленная, убегала в подземелье, чтобы через час-другой возвратиться ни с чем.
   Страха больше не было. Она чего раньше боялась? А неизвестности. Теперь идет вниз и не только не боится, каждой клеточкой желает встретить его, и не просто встретить, а и довериться ему, и, даже если он не поймет ее, открыться, прокричать в его такое большое, и такое доброе лицо:
   - Возьми меня! Всю и навсегда!
   Только бы никого другого не было на ее пути. Только бы никто не помешал их встрече.
   Вот и сегодня в очередной раз торопливо прошла в свою кладовку, открыла ее и стала ждать.
   Время тянется до неприличия медленно. Кажется, уже час прошел, но стрелки, словно издеваясь, показывают короткие пять
минут.
   - Что же вы так медленно бегаете? - огорчается она. Даже дыхание задерживает, чтобы не упустить самого малого шороха - вдруг Он уже идет!?.
   В гулкой тишине ей чудится бормотание, с трудом напоминающее человеческую речь.
   Таня выходит в полумрак коридора и идет по нему, поочередно прикладывая ухо то к одной, то к другой двери. Наконец, из-за той, которую и дверью-то можно назвать с определенной долей приближенности, она слышит несмолкающий лепет. Слов разобрать нельзя, такое ощущение, что у говорящего набит вязким крошевом полный рот. И только чудовищный ритм подсказывает: за дверью или поют, или декламируют длинное стихотворение.
   Постучала, прислушалась.
   Гул смолк на мгновение, чтобы зазвучать с новой силой.
   Попробовала открыть дверь. На израненной глубокими трещинами двери, сотню раз латанной-перелатанной досками, фанерками, кусками железа, бессчетное число загнутых и торчащий гвоздей разной толщины и ржавости, клочья облупившейся краски. Из трех древних петель одна болтается уныло, две другие держатся на честном слове; нет ни замочной скважины, ни дверной ручки. Даже в полумраке по толстому слою скатавшейся пыли видно - дверь эту не открывали много лет, а то и десятилетий.
   Но голос... она же слышит... он точно идет из-за этой двери.
   Таня пытается ухватиться за накладную доску, прибитую с угла на угол и потянуть ее.
   Ни скрипа, ни самого малого податливого движения.
   И тут же услышала за спиной.
   - Яшка-а, - протяжно звали в нескольких шагах от нее, - где ты? Пойдем домой-мой серенький!
   Таня выбежала из короткого ответвления.
   По главному переходу шел Тихоныч.
   Узнав его, кинулась навстречу. Ожидала - увидит ее, раскинет свои нежные руки и примет в объятия. А вышло так, что она чуть не сбила Тихоныча с ног. Не увидел ее доктор, как приведение, прошел через девушку и побрел дальше.
   - Тихоныч! - крикнула отчаянно, и голос ее прервался заполнившими все горло спазмами. - Я здесь, Тихоныч!
   Он повернул голову, осмотрелся, прозрачно-дымчатые глаза его невидяще прошли мимо Татьяны.
   - Яшка! - тоскливо позвал он. - Домой пора. Хватит уже блудничать, а? Чай, вволю нагулялся...
   Она стояла, как парализованная, и смотрела, запоминая каждое его движение, каждый взмах руки, не смела пошевелиться и спугнуть. И, только когда он исчез за изгибом туннеля, бросилась вслед. Ее ждало разочарование - переход, сколько мог охватить ее взгляд, был пустынен.
   Побежала назад, в то ответвление, где из-за двери слышала неясный поющий голос.
   - Может, там у него убежище?
   Облазила весь узкий коридор, потрогала каждую попадающуюся на пути дверь, но той, которую искала, больше не нашла.
   - Не унес же он ее с собой? - полная разочарования и слез, повернула к выходу. И уткнулась носом в искомую дверь.
   От неожиданности даже вскрикнула.
   Снова оглядела коридор, прошептала уверенно:
   - Не здесь она была!
   Прислушалась - тихо.
   Осторожно постучала.
   Ни звука.
   Позвала, приставив обветренные губы к подобию замочной скважины:
   - Тихоныч! Ты здесь?
   - Здесь нет никого! - ответили или ей просто почудилось желаемое?
   На всякий случай попробовала еще раз потянуть за торчащую планку.
   Большая тяжелая дверь вместе с косяком, повалилась на нее.
   Таня едва успела отпрыгнуть.
   А за дверью... такая же неровная кирпичная стена со следами давнишней побелки, как и весь этот коридор.
   - Мистика! - нашла она простое объяснение и вернулась на свой этаж.
   К утру беспокойство внизу живота возросло до колющей боли. В восемь часов сдала смену и зашла пожаловаться к доктору. Еще через пару минут узнала потрясшую ее новость.
   Беременна.
   Сердце взлетело к зашкаливающему ритму, сто крат в минуту выбивая одно и тоже любимое слово:
   - Тихоныч!

2

  
   В газетах, которые читал Веселков, точнее, в приготовленных для него ксерокопиях, были маленькие неточности.
   На самом деле не было никакого развода с Ольгой. Его не увольняли из милиции, не объявляли в федеральный розыск. Более того, Петр Петрович всячески прикрывал и усиленно искал любимого зятя и как мог, утешал надеждами единственную дочь. А для сослуживцев майора придумал несуществующую командировку, в которую, якобы, тот отбыл по делам служебным.
   И Селецов не умер после ампутации. Он, к удивлению видавших виды врачей, и после этого испытания остался жив.
   - Знать, грехов много накопил, вот и не хочет господь к себе до поры прибирать, - нашлось логическое объяснение живучести инспектора.
   Только теперь в некогда перенаселенной больничной палате пациентов осталась ровно половина: трое милиционеров. С тех пор, как вскрылась правда об их "геройствах", ни один больной не захотел находиться с ними в одной комнате.
   - Уж лучше в коридоре на сквозняке лежать, чем рядом с этими уродами, - не скрываясь, говорили и смачно плевали в их сторону.
   И медперсонал заметно охладел. Доктора на обходах перестали с деланным оптимизмом спрашивать их о самочувствии, настроении, жалобах. Молча и торопливо осматривали и сбегали. Медсестры так вообще похмурели, - выполняли прописанные процедуры, а на попытки заговорить, прожигали их ненавидящими взглядами. И коллеги по работе сразу и навсегда забыли дорогу в больничный городок.
   - Жизнь - веселее не придумаешь, - бурчит под нос Талипов. - Раньше хоть с людьми поговорить можно было, а сейчас...
   - Мы тебе не люди?
   - Мы - нелюди, - с ударением на первый слог сказал сквозь зубы.
   - Получеловеки?
   - Ты - точно получеловек, - ерничает Вознюк. Раз в три дня он не орет от болей. Тогда улучшается настроение и появляется способность немного соображать. - Вот тебе и метр восемьдесят шесть... Вот тебе и дамский угодник, не знавший отказа. Как теперь к бабам подкатывать будешь?
   - На костылях и в шрамах, - хорохорится Селецов.
   - Ну-ну! Расскажешь сказку, что на войне пострадал, - злоба, вот обычное состояние недавнего товарища по несчастью. - Об уплывшей награде не беспокойся. Медалей мы тебе самых крутых с полкило купим. И к рубашке твоей гвоздями прибьем. Бабы - они жалостливые, глядишь, какая и прижмет к впалой груди, утешит болезного.
   Вознюк считает, что он шутит и поддерживает в товарище боевой дух, и делает это из добрых побуждений, в отличие от злого на весь свет Руслана.
   - Баба его прижмет! - цедит сквозь зубы Талипов. - Размечтался. Вас самих скоро как баб прижимать будут.
   - Ну... я за себя постоять смогу! - не очень уверенно обещает Вознюк.
   - Он - инвалид телом, - напоминает Руслан, - а ты - урод на всю голову. Не понял еще, что вас ждет?
   - А тебя, что, другое ждет?
   - Где ты постоять за себя собрался? Там? Наивный идиот! Да там тебя такой буквой "зю" согнут, век не разогнешься!
   - Радуешься, что цел? - и после напряженной паузы, зло и коротко кольнул, - пока? Или надеешься деньгами через родственников откупиться?
   - Завидуешь?
   Разговор сразу прекращается.
   От такой жизни любой озвереет. Устали обвинять друг друга в случившемся, искать крайнего. Болтать им больше не о чем, да и не лежит душа к пустым разговорам. Будь ходячие, давно бы глотки один другому перегрызли.
   В издевку или случайно перед сном звучит из наушников госпитальная песня Вы-соцкого?
  
   ... Послушай, парень,
   У тебя ноги-то нет".
   Как же так? Неправда, братцы, -
   Он, наверно, пошутил!
   "Мы отрежем только пальцы", -
   Так мне доктор говорил.
  
   Кто он, этот зверский фашист, который мучает страшной мукой, заставляя вот уже который час раз за разом слушать одну и ту же песню. Ни уснуть под нее, ни уйти от черных мыслей. Как ни пытается подумать о чем приятном, хотя бы о том, что жив остался, и за одно это надо благодарить судьбу и бога, - ударами молота вбивается в голову - "ноги-то нет... нет... нет..."
   В короткую музыкальную паузу в ухо Леонида вползает противный шепот.
   - Обрадую тебя, дорогой.
   - Кто ты? - узнает голос, всякий раз приносящий новые неприятности.
   - Неважно! Главное, что я всегда рядом.
   - Важно! Мне очень важно знать, кто ты! Я найду тебя!
   - Ты? Найдешь? - в голосе неприкрытая издевка. - И что? Ты думаешь, еще сможешь что-то сделать?
   - Смогу! - хорохорится рассерженный Селецов. - Еще как смогу! Я порву тебя на мелкие кусочки!
   - Ну-ну, - засмеялся, - как Тузик грелку? Ха-ха. Мне уже страшно становится. Только не за себя, а за тебя, за твою никуда негодную нервную систему. Особенно после новости, которую я сегодня принес тебе! Хочешь послушать?
   - Небось, очередная гадость? - хоть и сморщился брезгливо, но растерянность взяла верх.
   - Для тебя, может быть, и гадость. А для меня - так сладкая песня!
   - Ну?
   Собеседник выдержал изнуряющую паузу, - шаги его, удаляясь, замерли у входной двери. Селецов затаил дыхание - неужели уйдет, так ничего и не сказав?
   - Сегодня ты уволен из органов МВД.
   - М-м-м...
   - Лишен офицерского звания и, естественно, пенсии и всех последующих благ. Ты рад?
   - Суки!
   - Точно, суки! Они против тебя еще и уголовное дело возбудили.
   - По каким статьям? - сжалось сердце.
   - Надеюсь, сам знаешь номера особо "нехороших" в некоторых кругах статей? Все твои! Выздоравливай поскорее, суд через два месяца начинается. Родители девочки, да и все люди ой как в глаза твои бесстыжие посмотреть хотят.
   - Я итак уже достаточно наказан, - попытался разжалобить, - что вам еще от меня надо? Чтобы я умер?
   - Это тебе так считать хочется, мол, достаточно уже. А людям этого мало. Но, главное, мне этого мало. Когда будет достаточно, я сам решу. Только не надейся на всепрощающую смерть. Ты ее еще не заслужил. Ты жизнью будешь наказан! Я так смекаю, - лет на десять пойдешь на нары, не меньше. Вот уж там тебе очко вволю почистят! Ха-ха! Только там ты по достоинству оценишь, каким бывает справедливое наказание вам, зверям...
   - Я не зверь!
   - Ты хуже любого зверя. Ты - нелюдь!
   - Руслан! Ты спишь?
   - Нет, - хмуро отозвался сосед.
   - Ты слышал, что он сказал?
   - И что он тебе такого особенного
сказал?
   - Что нас уволили... И теперь под суд пустят...
   - Я и без него знаю, - неохотно отозвался Руслан, - только я на зону не пойду.
   - Мы в одной упряжке.
   - Я сам себя загрызу! Я собственное горло вырву! Я сердце руками задушу, - сказал и замолчал.
  

3

   Талипов думает свою думу. Это раньше, когда надо было врать, они вместе держались, друг за друга. В нынешнем раскладе каждый сам за себя. И лучше будет тому, кому удастся побольше на других свалить, чтобы, значит, срок себе поменьше схлопотать или вообще отмазаться. Вот эти двое и вешают девчонку на него одного.
   Вознюк сутками вопит под ухом, вот-вот до инсульта доорется. Леньку уже полным инвалидом сделали. Что это? Просто так? Не верит он в случайности. А вот в справедливую месть верит. Одного не поймет, почему его оставили на закуску? Почему его до сих пор никак не наказали. Пощадили? Ой, ли!
   Или его время еще не пришло?
   А если пришло, что же для него приготовили?
   Он знает, что майор пропал. Его, вроде, ищут, а хорошо ли ищут? По гуляющим слухам, он прячется в подземелье больничных корпусов и по ночам выходит на охоту. Им, после случая с Ленькой, обещали охрану. Но сегодня в числе прочих мерзких новостей сказали, что, уж коли они теперь не сотрудники МВД, то и охраны для них больше не полагается. Выходит, любой может зайти к ним и творить, что в голову придет?
   Что же делать? Что делать?
   Спать днем, не спать ночью, вот единственное спасение. Но... какое в его положении может быть спасение, когда Он на двух ногах, а ты в гипсе? Ни сопротивления оказать, ни позвать на помощь. Стоп! Почему не позвать? Очень даже позвать! Права орать меня никто не лишал!
   В темноте поплыли крадущиеся шаги.
   Затаив дыхание, прислушался.
   Он опять вернулся!?
   Обошел каталку Леонида, повозился у Виктора, теперь к нему идет. Ясно разносится прерывистое дыхание. Или это он сам так громко дышит?
   На его захлебывающийся крик почти
сразу, - словно за дверью стоял, - пришел недовольный доктор, включил яркий свет. Не говоря ни слова, сделал укол.
   Приятная теплота поползла по телу, расслабляя и успокаивая.
   Талипов обмяк. Сквозь пелену сознания прокатилась вялая мысль.
   - Это не наш доктор. Это совсем чужой доктор!
   В его полураскрытый рот вставили кусок толстого резинового шланга с продернутым внутри куском веревки, надавили - даже челюсть хрустнула. Подвязали концы веревки на затылке, чтобы не выплюнул, подергали, проверяя надежность кляпа.
   - Скажите "а", больной, - попросили с издевкой.
   - Э-э-э-э, - глухой протяжный звук выползает из его горла, а в глазах застывает страх предчувствия.
   - Вот и ладненько, - потрепали небрежно по небритой щеке. - Кричите себе на здоровье, - и сердобольно посоветовали. - Хорошо кричите! Оно, знаете ли, в вашем положении, несколько облегчает!
   Чья-то заботливая рука пробирается к его промежности, оголяет тело от живота к паху. Он чувствует, как ватным тампоном протирают поникший конец - в нос ударяет приторно-резкий трупный запах. Тело чувствует прикосновение металлического холода - что-то поставили ему на живот.
   - М-м-м! - замычал Талипов.
   - Хочешь сказать, что я нарушаю твои права и пользуюсь твоей беспомощностью? - спросили с заботой.
   - М-м-м, - кивает головой.
   - Молодец! Правильно мыслишь. Тут ты на все сто прав. Только стоит ли меня за это осуждать? А? Что скажешь?
   - М-м-м! - моргает ресницами.
   - Вот тут ты не прав. Я ж с тебя пример беру.
   - М-м-м?
   - Не забыл еще, как ты мою... как ты Машу? А?
   Что-то резко царапнуло кожу внизу живота. Кровь побежала теплым ручейком по волосатому телу. Талипов дернулся, играя мышцами пресса.
   - Не забыл, сука ментовская, как над девочкой изгалялся? Ну? Так побудь же и ты в ее шкуре!
   Холодный металл переместился к пульсирующей ране.
   - Проголодался, Яшка? - голос с резкого фальцета перешел на ласковый шепот. - Сейчас я тебя покормлю, мой хвостатенький!
   Постившийся полторы недели крыс жадно захватывает острыми зубками нежную плоть.
   Зубы Талипова безжалостно терзают резиновый шланг...

4

   Эта одиночная камера раздавила, уничтожила его.
   Арестовали, посадили в клетку, - ладно, ваше право. А дальше что?
   - Если виновен - скажите, в чем? Допросите, задайте вопросы, потребуйте объяснений! Сделайте хоть что-то, только не молчите, ради всего святого!
   Он устал просить, устал умолять следствия, суда, любого общения, пусть даже это будет общение с уголовниками, со смертниками, с палачами.
   - Переведите меня в общую камеру! В переполненную, с трехъярусными нарами, где нечем дышать от табачного дыма и невозможно спать! Только чтобы рядом были люди, слышались голоса. Он скоро забудет свою родную речь.
   Боже! Как бесконечно долго он не слышал ни одного живого слова. Его держат в полной изоляции, а с недавнего времени и в полной темноте.
   В череде отрывочных дум страшная мысль о самоубийстве неоднократно посещала его, становясь все навязчивей. Он ворошил в памяти, вспоминал из прочитанного, как можно покончить с собой? Броситься под поезд или под колеса автомобиля? Не подходит. Утопиться? Негде. Прыгнуть с крыши высотного здания? Наглотаться таблеток? Господи! Ну, хоть бы один способ, доступный ему в его маленькой тюрьме! Даже стакан, который приносит ему тюремщик, и тот пластиковый. Им и кожи не оцарапать. Он даже повеситься не может, не за что зацепить веревку. Да и веревки у него нет. Вскрыть вены? Разве что зубами их перегрызть. Попробовал, не смог себя крепко укусить, больно! Лиса, если в капкан попадет, лапу себе перегрызает. А он... эх, человече! Какое же ты нежное создание.
   У него бесконечно много времени, которое нечем занять. Книг ему не дают, а и давали бы, - как их в темноте читать? Четки! Вспомнил, как верующие перебирают четки и шепчут молитвы. Его четки - железная цепь. Звено за звеном.
   Песни пел, стихи декларировал, сказки сам себе рассказывал. Думал - за этим занятием скоротает время, облегчит свои страдания. Но случалось обратное - еще больше сжимало сердце одиночество и неопределенность.
   - Что вы хотите от меня? - кричал в мрачную пустоту. - Признания? Раскаяния? Я все осознал!
   Вы хотите, чтобы я сошел с ума? Превратился в психа? Так вот! Честно скажу вам, я восторгаюсь вашим мастерством, я преклоняюсь перед вашим умением!
   Вы очень изощренные палачи. Вы придумали для меня самую страшную пытку. Вы бросили меня тут и похоронили заживо.
   Сколько я еще протяну?
   Год?
   Два?
   Как Робинзон? Тот лет двадцать прожил на своем острове. Но у него была жизнь. Было дело. Он мог приручить птицу, посадить зерно и вырастить злак, поговорить с попугаем. А я? У меня даже мышки нет. А теперь и свет божий стал несбыточной мечтой.
   Я не знаю, как живет моя жена, пусть и бывшая. Но я люблю ее еще больше.
   Дети!
   Мы так любили играть вечерами. Даша прыгала мне на спину и погоняла свою лошадку. - Папа! Пошел! - ее маленькие ножки трепали меня по бокам, а голос! Она захлебывалась от восторга. А если папа еще поскачет вприпрыжку, от детского визга закладывает уши.
   Боже!
   Какие мелочи, но как много бы я сейчас дал, чтобы хоть на минутку, хоть на секунду ощутить в объятиях мою дочь. А Сашка... Мы вместе решали задачки, мы смотрели мультики, и они прижимались ко мне с двух сторон и громко спорили, кто сильнее любит папу, кто крепче сожмет его руку, обнимет за шею...
   Господи!
   Я намывал их в ванной, заворачивал с головой в полотенце и уносил в спальню... Дашка доставала с полки свою любимую книжку, совала мне.
   - Почитай.
   Я хитрил. Прежде чем принять книгу из ее маленьких миленьких сотни раз обцелованных мною ручек, спрашивал хитро.
   - А где мы остановились?
   И она подробно, с выражением, почти слово в слово рассказывала мне, что уже читали, и откуда следует продолжать.
   - А потом солнышко поджарило лягушатам пятки.
   - И что?
   - Как что? Пятки стали жареными. На, попробуй! - и совала свои миленькие розовые пяточки в мой рот, а я жевал их, а она опять заливалась громким смехом.
   Как-то в выходной поехали в лес. Грибы, боже, какие белые грибы мы собирали в прошлом году! Один боровик попался, - на два кило с лишком. Как мы дурели, прежде чем срезать его! Танцевали сумасшедший танец племени грибоедов, валялись по траве, целовали его шишковатую коричневую шляпу, кусали за ножку - и все это наша мама снимала на камеру. А потом, наверное, сотню раз смотрели это кино зимой, и дедушка! как он радовался вместе с нами! Как жалел, что не смог оказаться рядом с таким красавцем, и не попробовал покусать его своим золотым зубом.
   - Но я всегда смогу попробовать укусить этих маленьких деток! - щелкал зубами главный городской прокурор и, ползая на четвереньках, пытался поймать визжащих внуков.
   Я... я больше никогда не увижу их? Никогда?
   Ведь это ты, Петр Петрович, уговорил меня пойти в милицию. Не мое это, никак не мое! "Лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-милиционера..." Так меня воспитали. Я музыку любил. Я хотел играть. А ты? Какой ультиматум ты мне поставил?
   - Ни в жизнь не отдам дочь за пузочеса, - пообещал ты. - Пойдешь служить? - обеспечу стремительную карьеру. Будешь в наших рядах, в нашем высшем свете. У моей дочери должен быть круг друзей и знакомых, достойный ее... достойный меня...
   Ты уговорил меня, нет, ты принудил меня, используя свою... мою Ольгу, как рычаг давления! Заставил переступить через мое "Я". Девять лет я тянулся вверх, я не смел думать своими думами, мечтать. Я даже все эти годы не брал в руки свой баян! Чтобы ты, не дай бог, не подумал, что я... что во мне еще остался тот, прежний... Тебе, видите ли, надо быть уверенным, что я никогда не подведу тебя, не захочу вернуться в себя.
   Да, ты верно рассчитал. Я быстро втянулся. Как это сладко ощущать себя нужным человеком, перед которым клонят голову очень большие люди, ищут знакомства, напевают в уши сладкие слова. Как быстро это захватывает. Но я, я всегда знал, что я здесь чужой. Душа моя, сердце мое не на месте! Только дома, с детьми я был таким, каким всегда хотел быть. Только дома, с внуками, я видел это! - и ты был таким, каким тебя родила твоя мать. Ты был любящим отцом моей Ольги, ты был самым мягкотелым на всем свете дедушкой рядом с моими детками и твоими крошками.
   В нашей семье только я один, - не они, твои дорогие существа, - видел тебя и дома, и на работе. Только я один понимал, какая непреодолимая пропасть между тобой, - прокурором, и тобой, - отцом и дедом. Но я дальше видел - ты и меня таким делаешь. И я, рядом с тобой, становлюсь расчетливым, безжалостным, подлым.
   Ты сломал меня.
   Ты вырвал из меня все живое Мое, и натолкал в меня сухого дерева, холодного металла, черного презрения.
   Я перестал быть собой.
   А теперь ты предал меня, выбросил, как использованный билет, пустую обертку от конфетки. И не просто выбросил, ты растоптал меня, ты втоптал меня в грязь, чтобы ни у кого и мысли не возникло подобрать, разгладить, отмыть...
   Ты уничтожил меня.
   Ты отнял у меня все.
   И жену, и детей, и мое имя, и моё все.
   За что?
   Или ты не видишь?
   Я - это ты!
   Во мне все твое и ничего моего.
   Уверен ли ты, что, уничтожая меня, ты не наносишь смертельной раны себе самому? Может, стоило сначала выслушать? Отделить правду от навета, зерна от плевел?
   Нет?..
   Ты прав. Ты как всегда прав. Я сам нарисовал себе такую судьбу.
   Я пошел против себя и бог наказал меня.
   Я согласился подняться над многими, и оказался ниже всех. Упал не на землю... Упал в самое глубокое ущелье. Нет в нем чистого потока, который помог бы мне отмыться. Есть острые камни. О, я достоин их.
   Мои детки... Сашенька... Дашутка...
   Я должен вырвать их из твоих лап.
   Я не хочу, чтобы ты делал их жизнь, определял их судьбу.
   Хватит меня, моей поломанной жизни.
   Я должен спасти вас, дети.
   И я спасу вас.
  

5

   Медсестра Таня плачет.
   Плачет не навзрыд, от радости, солнечно щурясь.
   Сегодня доктор разрешил Игорю сделать первые шаги.
   В палату битком набились больные - посмотреть на мальчика, которого, за все свалившиеся на него напасти, тут полюбили больше, чем родного сына.
   - Неужели, пойдет? Господи! Как хорошо, если он сейчас пойдет!
   Игорь смущается. Вот так вдруг оказался в центре внимания. И потому еще больше боится. А ну как не сможет шагнуть? Вот стыдоба-то будет!
   - Давай, давай, Игорек, - подбадривает Таня. - Не столько боль пугает, сколько само ожидание ее.
   Парня подхватывают заботливые руки, помогают встать на ноги.
   Потрогал узорчатый линолеум, потоптался, не загружая ступню всей своей тяжестью, наконец, оттолкнулся от кровати.
   - Иду! Я иду! - радуется он, и десятки голосов следом за ним повторяют как молитву.
   - Идет! Он идет!
   В каждое свое дежурство Таня подолгу сидит у кровати Игоря. Они много разговаривают. Когда не о чем говорить, девушка просто читает ему книгу. Но и в эти минуты диалог между ними продолжается. Язык вздохов, язык легких, как бы случайных, прикосновений понятен только им двоим.
   После злополучной встречи с ментами Игорь резко повзрослел и замкнулся. Но Таня... она смогла вернуть ему его открытость, по крайней мере, с ней он опять чувствовал себя прежним. И, да, она заменила ему его Марину, с ней так же легко можно было говорить обо всем, и даже о самом сокровенном. Наверное, сейчас у него нет более близкого человека, чем она, нет никого, кто бы знал о нем так много, знал все.
   Она ухаживала за ним, как за своим ребенком, а он был уже далеко не ребенком. И стеснялся своей реакции на ее прикосновения. Она, как когда-то и мама, легко справилась с пикантной ситуацией.
   - Теперь ты быстро на поправку пойдешь, - сказала с веселой улыбкой и погладила его...ему...
   А ночью, когда все вокруг спали, пришла и помогла разрядиться.
   Ведь она так любит его. Как младшего брата? Нет, больше чем брата.
   Он любит ее. Как сестру? Но у него никогда не было сестры
   Как Машу?
   Эти прикосновения волнуют ее. Волна в низу живота набегает и подсказывает ей - он, этот мальчик, этот молодой мужчинка принесет тебе то, что разбудил Тихоныч...
   Игорь делает первые шаги. Пока каждый самостоятельный шаг отзывается острой болью, и доктор просит его не переусердствовать. Даже специальную подставку на ножках ему принес, чтобы удобно было ковылять. Но парень упорно доходит до окна и возвращается.
   Один круг... другой... Как на тренировках, полчаса на отработку упражнения. Пот крупными каплями стекает по его лицу. Таня одной рукой смахивает соленые капельки, другой поддерживает его за гипсовый корсет.
   Доктор обещает, что Игорь сможет продолжить занятия в секции. Глаз? Ему вставили искусственный, почти такой же, какой и был. Видеть? Что сделаешь... привыкнет потихоньку.
   Он уже достаточно окреп, он знает всю правду.
   Про Машу.
   - Сегодня ночью к ним в палату, - Таня не называет имен, у этих недочеловеков не должно быть человеческих имен, - пробралась крыса и одному все причиндалы отгрызла, - сообщила последнюю новость.
   - Которому?
   - Черному... самому зверю.
   - Живой?
   - Живой, - махнула рукой, - врачи постарались, спасли для суда. Только теперь он навсегда кастрированный и по корень отрезанный.
   - А крыса откуда взялась?
   - Кто ж знает?
   - Поймали?
   - Ну да, поймаешь ее! - смеется Таня.
   - Не поймаешь, - вторит Игорь.
   Они лежат рядом, отдыхают. Уже второй раз делят одну постель.
   - Можно, я женюсь на тебе? - спрашивает он.
   - Можно, - смеется она и трогает пальчиком его нос. - Только у меня уже есть один муж.
   - А я? - смешно расстраивается Игорь. - Я как же?
   - Ты подрастешь, - целует его в мягкие щечки, - закончишь школу, потом институт. А я к тому времени разведусь. Для тебя. Для одного тебя. И рожу тебе ребеночка.
   Игорь согласен, он кивает Тане и сильнее прижимается к ее руке.
   Скоро с него снимут гипс.
   Как бы попросить Таню, чтобы это сделала она?
   А то доктор увидит, что гипс у него давно разрезан...

6

  
  
   Начальник следственного отдела торопилась в детский садик, за внучкой.
   У дочери опять нелады с мужем, - расцарапала ему лицо, ударила по голове разделочной доской, да так крепко приложилась, что пришлось вызывать скорую. Врачи, не разобравшись, позвонили в милицию. Дочку часа три продержали в обезьяннике, пока сердобольный сержантик не разрешил позвонить маме. Теперь вот впала в депрессию, лечится в клинике у Беликова.
   Пыталась поговорить с зятем, чтобы вел себя с Полинкой мягче - она вон какая раздражительная. И получила по морде.
   - Это вы ее такой сделали! Ей под тридцать, а она еще и одного дня не работала!
   Людмила Михайловна оправдывается.
   - Я вам мало денег даю? Квартиру получили, машину имеете. И жену твою, и дочку обуваю-одеваю! Что еще надо?
   - Как раз этого ничего и не надо, - кричит истерично зять. - А надо, чтобы дочь ваша хоть немного с головой дружила. Работать ее устройте, и денег больше не давайте, - вся дурь моментально пройдет. Это она от безделья да от доброты вашей сраной на всю крышу едет.
   Гад такой. И ведь ничего не скажешь. Не в бровь, в глаз бьет. Сколько раз пыталась Полинку приткнуть куда-нибудь. Нигде не уживается, зараза. Вроде, и диплом ей какой надо сделала, и к людям не чужим пристраивала.
   Неужели совсем потеряла дочь?
   Гульнарка, одетая и надутая, ждала ее у двери. Сердится на бабушку за то, что ее последней из группы забирают.
   - Дрянь какая! - встречает бабушку любимая внучка. - Вечно опаздываешь, - и, сунув ей в руку свой рюкзачок с игрушками и одеждой, уходит, не оглядываясь.
   Людмила Михайловна семенит за Гульнаркой. Сейчас она совсем не похожа на полковника, на грозного начальника следственного отдела, - обычная старенькая бабушка при капризной и избалованной
внучке.
   - Ну не сердись, мое солнышко! Бабуля тебе книжку красивую купит.
   - Сама читай свои книжки. Чего я - дура, глаза портить? - и голос и интонации с маманьки копирует.
   - А компьютером ты глаза не портишь?
   - Отстань. Раз вовремя не приходишь, я тебе письмо твое не отдам.
   - Какое письмо?
   - А такое! - внучка рада, что у нее есть аргумент против бабушки. - Мне девочка одна дала. Сказала, для тебя, по работе. И даже две шоколадки еще за это подарила. Большую тебе, потому что ты большая, а маленькую мне.
   Сердце упало.
   - Шоколадку? А где шоколадка? Ты ее съела?
   - Конечно! Зачем тебе такая большая? Ты же все равно всегда сама мне отдаешь! А тебе зубы надо беречь. Я сначала немножко ее попробовала, а потом тебя нет и нет, и я назло тебе всю съела.
   - А письмо?
   - А ты мне чего купишь?
   - Что ты хочешь, котеночек?
   Они проходили мимо магазина. На площадке для стоянки машин киоски: мороженное, "Роспечать" и смешанный.
   - Десять шоколадок! - назначает цену внучка.
   - Куплю.
   - И чипсы! - глаза ее бегают по разноцветной витрине.
   - Куплю.
   - И куклу новую! - проснулся аппетит у внучки.
   - Ничего не куплю, если ты такая вымогательница, - спохватилась бабуля.
   - Ладно, - легко сдалась внучка, - на, бери свое письмо. Я согласна за шоколадки и чипсы.
   Открыла.
   Лист бумаги.
   "Ты следующая".
   Она не успела вникнуть в смысл слов, зазвонил телефон.
   - Слушаю.
   - Какую жадную внучку вырастили, - бесцветный голос в трубке. - Она, небось, обе шоколадки слопала? А там и на тебя доля была.
   - Какая доля? О чем вы?
   - О шоколадке, для тебя.
   - Гуля, где вторая шоколадка?
   - Съела.
   - Съела? - переспросили в трубке. - Жаль.
   - Говори! Что ты задумала?
   - До утра не доживет.
   Из трубки потекли короткие гудки отбоя.

7

   Бесконечных много дней нарастает мучение, а в нем кипит желание рассказать все. Распухшая от пытки голова напоминает скорлупу ореха, в полости которого уже скопилось так много информации, что его вот-вот разорвет давлением.
   - Бумагу... ручку... - просит он.
   И еще неисчислимо много дней ждет, когда же ему принесут то, что спасет голову от взрыва.
   И вот оно, блаженство!
   Он может писать.
   - Свет будет гореть два часа, - предупреждает вновь появившийся тюремщик. - Не тратьте время попусту.
   Открывается кран и давление начинает падать. С каждым исписанным листом все легче голове, все яснее сознанию.
   - Свет будет гореть три часа, - звучит бесценным подарком.
   Он понимает, что он пишет. Если это прочитают где надо, много людей попадет на нары или потеряет свое место. И его тесть, и Сергей Семенович. А уж ему самому тем более никак не уйти от наказания.
   - Свет будет гореть четыре часа!
   Сознание подсказывает выход.
   - Никто не спрашивает у меня эти листы. Я напишу, освобожу голову от мучительной боли, и уничтожу все свои записи.
   - Свет оставлю до ужина.
   Мало! Эй вы! Бумаги мало, - кричит беззвучно.
   Никто не слышит его, никто не придет и не выполнит просьбу.
   Андрей судорожно перебирает листы, ищет хоть один свободный.
   Боже! Он исписал целую пачку бумаги! У ног лежат четыре... нет пять опустошенных стержней.
   - Обратная сторона! Боже, как же он расточителен! Он писал с одной стороны листа!
   Радости от этого открытия не было границ.
   И еще писал и писал, пока не потерял сознания....
   Или не уснул.
   Когда пробуждение возвратило его в тесную каморку, увидел перед собой новую пачку чистых листов.
   Взамен исписанных.
   И ксерокопию газеты...
   С очередной разоблачительной статьей про него...

8

  
   В просторном кабинете на четвертом этаже сидели и пили коньяк Мэр города, Прокурор и Председатель земельного комитета.
   Настроение у всех было прекрасным.
   Господину депутату государственной думы удалось добиться освобождения из-под стражи Виталия Николаевича. Неприятно, конечно, что пару недель пришлось в заключении посидеть, зато, почитай, полностью отмазался. У госдумы авторитет еще тот. Дело вернули на доследование в его город, и Виталия Николаевича перевели в его город. На местном уровне Петр Петрович жалобщиков прижал - бегом побежали кляузы свои забирать. Он тут же, моментально, меру пресечения с ареста на подписку о невыезде изменил.
   - Они часами допрашивают, а я молчу, - хвастает захмелевший Председатель. - День бьются - ни слова, неделю - ни слова. И с одной стороны подкатывают, и с другой. То жену обещают рядом посадить, то детям ДТП со смертельным исходом организовать, или наркоту на пожизненное пришить. Суют бумаги всякие - накопали, вроде как. А я ничего не читаю, ложь и клевета - твержу. И посмеиваюсь. А про себя думаю - недельку посижу, помучаю их. Другую посижу - помучаюсь сам. А уж на третью, глядишь, картина нарисуется - говорить мне чего, чтобы, значит, своих близких от погибели отмазать, или уже дома буду? - и косит глаза на рябую рожу Мэра.
   - Твоя голова слишком дорога нам, чтобы мы позволили кому ни попадя в ее закрома любопытный нос совать, - угодничает поддатенький Мэр.
   - И я так же там сидючи думал, - в пьяных глазах злой огонек. - Не выгодно моим друзьям и коллегам по работе, чтобы закрома эти прохудились! Ха-ха.
   - Незаконного ничего не применяли? - волнуется Мэр. Над ним тоже тучки заходили. Боится, а ну как не сможет так же стойко продержаться, боли с детства не выносит. А уж пыток... Сразу сломается.
   - Говорили, - растягивает слова Виталий Николаевич. - И про уколы всякие говорили. И про камеры с отпетыми уголовниками.
   - И чего?
   - Давайте, - говорю, - пробуйте. Сила пока за вами. Только вдруг я завтра на воле окажусь, как отмываться будете? Представьте на минутку, что вы на моем месте, только не здесь, в Ёбурге, а в моем городе, где вы меня так незаконно арестовали?
   - И что, испугались?
   - Ну, испугались или нет, сказать не могу. Но уколов никаких не ставили. И в камере у меня никого непрошенного ни разу не появлялось. А телевизор был, и книги, и кормили по меню из ресторана, на который я ука-зывал.
   - Да ну! Неужели по меню?
   - Всегда на выбор два-три блюда были. Заранее заказывал.
   - Хватит об этом, - перебил Мэра Прокурор. - Все вышло как по написанному, и слава богу. Я тебе разве не так говорил?
   - Ну... говорить-то ты говорил, а когда там окажешься, извини, и растеряться недолго.
   - Теряйся на здоровье, только своих не сдавай. Иначе, можно навсегда там остаться, сердце неожиданно остановится и служи отходную. Или как с Голавлем!
   - Тьфу на тебя!
   Выход на работу Виталия отметили вкусной сделкой. Провели через администрацию землеотвод крупному заказчику, - целый микрорайон в Старой Станице строить будет. Петр Петрович прикрывал сделку, и вот заказчик рассчитался. Обмыли, естественно это дело. Обсудили следующие, а им, к обоюдной радости, ни счесть числа.
   На огромном столе делили миллион. Занятно со стороны наблюдать, как Мэр суетится, раскладывая пачки долларов на три стопки. Как трясутся у него потные руки, а с кончика носа, как с весенней сосульки падает на сукно капля за каплей.
   - Тут это... поровну не получается, - растерянно вертит в руке пачку стодолларовых купюр. - Разрывать?
   - Жень! - укоризненно смотрит на него Петр Петрович. - Не мелочись, отдай Виталию Николаевичу.
   - Ему? Всё? - потные пальцы сжимают пачку в трубочку.
   Петр Петрович встает, перекладывает деньги на столе.
   - Вот так. Нам по триста, остальные ему. - И, не давая Мэру возмутиться, категорично заявил. - Он страдал, заметь, в том числе и за нас с тобой, пока мы с тобой тут от страха тряслись.
   - Я тоже страдал, и неизвестно, кто из нас больше.
   - Ты страдал на свободе, а он в заключении. И все, и хватит об этом!
   Настроение у Мэра заметно скисло. Он налил полный стакан коньяка, не приглашая остальных, выпил и засопел.
   - Хороший у тебя кабинет, - разряжая обстановку, похвалил Петр Петрович.
   - Не жалуюсь.
   - Духи не беспокоят?
   - Какие духи? - попался Мэр.
   - Ну, души прежних хозяев кабинета?
   - Ты о ком?
   - Да ты что! Это же был самый страшный кабинет города! Первые секретари горкома КПСС заседали. Легендарные личности. Смеющев, Стоббе, Рябков. И последний из могикан Савицкий. Этот уже к разбитому корыту пришел.
   - Ну, я только Савицкого знаю, и то больше по лицею и его скандалам в борьбе за место у кормушки.
   - А ведь когда-то сюда входили только на полусогнутых!
   - И ты?
   - И мне приходилось, - без тени смущения признался Прокурор. - Я был рядовым членом могучей партии.
   С легкой ностальгией перебирали не такие уж и далекие времена. А о чем еще
говорить?
   - Как зять? Есть новости? - спросил Мэр, когда они вдвоем спускались по широкой лестнице.
   - Весь город перекопали. Как в воду канул.
   - Что думаешь?
   - Может, напугал кто парня, и он в бега ударился.
   - Хорошо бы, коли так.
   - Стоп! - Петр Петрович перегородил Мэру дорогу. По интонации в голосе уловил тревогу. - У тебя есть информация?
   - Нет, откуда, - под пытливым взглядом прокурора, прячет глаза Мэр.
   - Это ты кому другому врать будешь! - Петр Петрович сжал Мэру хлипкую ладонь, заглянул в глаза.
   - Слухи, всего лишь слухи, - заикаясь, провякал Мэр.
   - Говори!
   - Ну... там под больницей целый подземный городок... лабиринт... говорят, там его видели. Он этих... ну, ты понял.
   Прокурор отбросил руку Мэра, побрел дальше.
   - Это не новость, - сказал устало. - Все, что можно обшарить, уже проверили. Нет там Андрея. И не было. Даже следов никаких не нашли.
   - Может, и вправду уехал куда?
   - Хорошо бы, коли так.
   - Ты это... ищи, не сдавайся, - попросил Мэр. - На тебя у нас одна надежда, на твою железность. Если еще и у тебя руки опустятся, нам что прикажешь делать? В гроб ложиться?
   - Знать хотя бы, что цел, все спокойнее бы жилось.
   На этом и расстались.
   Вышел из мэрии ближе к полуночи, с тяжелым пакетом в руках. Подошел к своей машине - щеткой дворника к стеклу конверт прижат. Осмотрелся - стоянка возле администрации надежно охраняется, даже видеонаблюдение имеется. Ощупал конверт, - ничего подозрительного, тонюсенький. Если и есть какое вложение, не больше одной половинки листа. Написано печатными буквами - прокурору.
   - Какой-нибудь очередной жалобщик "конкурентов" сдает, - подумалось привычно.
   Открыл без страха - внутри лист бумаги с лаконичной надписью:
   "Ты следующий".
   Он сразу поверил в серьезность этой записки. Быстро нырнул в салон автомобиля, достал из-под сиденья пистолет, взвел курок.
   Тяжесть оружия немного успокоила. Посидел минут пять, усмиряя бой сердца. Глаза контролировали площадь возле администрации, поминутно стреляли в боковые зеркала.
   Где его могут ждать? Не спеши уезжать - здесь не полезут, подумай спокойно.
   Самое лучшее место - по пути от стоянки до дома. Там сквер, арка и глухой двор с постоянно скучающей подпитой молодежью. Очень удобное место для засады. И сам подъезд тоже удобное место. Куда деть пакет? Эх, не подумал, с собой взял. Надо было до утра закрыть в сейфе у мэра. В машине оставлять опасно. Если за ним следят, видели, что он не пустой. За сто рублей убивают, а за триста тысяч, да в долларах, ни перед чем не остановятся.
   В сад!
   Точно! Он сейчас поедет в сад. Там узкие дорожки, по ним двум машинам не разъехаться. Он сразу увидит слежку, если она есть, и легко оторвется.
   Ему надо скинуть валюту и, если все тихо, можно вернуться домой. Машину поставит возле подъезда, попросит Ольгу спуститься к нему с собакой. Заодно и подъезд
проверит.
  

9

  
   Самое оживленное время в поликлинике - с семи до восьми утра. В этот ранний час в регистратуре ведут запись и выдают талончики на прием у врачей. Сотни больных, по большей части стариков и старушек, приходят сюда, как на работу, и создают невообразимую толчею. Отметившись и получив заветный маленький квадратик, разбредаются по этажам. Домой, что ли, идти? Так делать там нечего, скучно и одиноко. И сериал только вечером. А билет в автобусе ой как недешев...
   Им проще остаться здесь, в длинных коридорах, и дожидаться часа приема, пусть даже на это уйдет добрая половина дня.
   - Подвинься, милок, - тревожит скорчившегося на кушетке изможденного худобой мужика пухленькая старушка. - Чай, не один тут.
   Мужик никак не реагирует на ее просьбу. Она, полная справедливого негодования, - ишь, разлегся! - трясет за плечо и, видя безответность распростертого тела, со всей старушечьей злобой и мстительностью щиплет его.
   Появление новых больных спасает мужика от дальнейших пыток.
   - Ну, спи, спи, я вон там присяду, места свободные пока есть, - с деланной заботой громко говорит старушка и торопко располагается на соседней пустой кушетке. Ее шаркающие шаги действуют пробуждающе.
   Мужчина медленно поднимается и мешковато садится. Глаза его, раскрывшиеся было, тут же захлопнулись от яркого солнечного света. Рука механически взлетела к лицу и принялась массировать пронизанные тысячами иголок веки.
   Много дней просидел он в темноте. И столько же не слышал живых голосов.
   Какая волшебная музыка звуков! Слышно, как техничка моет пол - слева по коридору гремит ее ведро и елозит по линолеуму верткая швабра. А еще нарастают голоса: приглушенные, шепотливые, осторожные. И все больше их, и все гуще в коридоре топот и шлепанье ног.
   Он быстро теряется среди этого хоровода больных людей, уже никому нет до него дела, никто не смотрит брезгливо на его небритое лицо и лохматую шевелюру. А он, и не видя себя, кожей чувствует свою неприбранность.
   Сидит, опустив голову.
   Ему надо осознать свое новое положение и привыкнуть к своей незаметности. На нем нет наручников, нет привязанной к батарее цепи. Он сидит на оббитой кожзаменителем кушетке у какого-то кабинета в поликлинике. Медленно поворачивает голову и читает через узкую щелочку век. "Эндокринолог". Кто такой? Ни разу не сталкивался. Даже когда комиссии проходил, врача этого миновал.
   "Ну и бог с ним", - думает Андрей и, слева направо, осторожно обводит глазами узкий коридор с множеством однотипных скамеек вдоль стен, небольшой холл с закрытым пока аптечным киоском, и опять длинный коридор, теряющийся в ярком свете оконного проема.
   "Там восток", - не к месту посещает голову мысль.
   Несколько минут понадобилось ему, чтобы принять произошедшие в его жизни перемены и понять, что это не сон.
   На нем чужая одежда, чужая обувь. В меру поношенные, в меру чистые, чтобы не привлекать лишнего внимания. И размер ему подходящий.
   Он на свободе?
   Встает. Тут же освободившееся место занимает старичок с самодельной клюкой в дрожащей руке.
   Андрей делает пару шагов, - ноги с непривычки плохо слушаются, его пошатывает. Но кто в поликлинике станет обращать внимание на такой пустяк.
   Он уже узнал эту поликлинику. Возле окошечек регистратуры есть большое зеркало. И на каждой лестничной площадке есть. Пока поднимался по ступеням, успел рассмотреть себя. От увиденного заныло в животе.
   Небрит и оброс. Кто-то немного подправил его щетину, и она вполне смахивает на небольшую бородку. Волосы... он седой! А бледность лица! Для человека, месяцы просидевшего в подвале, вполне прокатит за болезненную бледность.
   Не вполне осознавая своих действий, поднялся на последний этаж. Выглянул из-за угла - путь свободен. Прошел до конца коридора к запасному выходу. По нему, захламленному строительными козлами, бочками с известью и мешками с цементом, спустился в больничный двор, по узкой тропинке миновал шлагбаум и оказался на тенистой набережной. Здесь даже в утренние часы много народа, и ему легко затеряться. Никто не преследует, никто не смотрит вслед и не кричит - держи!
   Он свободен!
   Нет, он еще не свободен.
   У него еще есть невыполненные обязательства перед Сергеем Семеновичем, перед Петром Петровичем. И, пока он не рассчитался с ними, пока они живут на этой земле, не может, не имеет права чувствовать и считать себя свободным.
   Газеты писали, что он пропал без вести? Хорошо. Пусть так и остается.
   Сейчас на улице тепло, он найдет, где спрятаться. Сад! Через два домика от них заброшенное хозяйство. Сосед умер, наследники в другом городе. Там можно спрятаться! И возвратить долги за свою поломанную судьбу.
   Он проверяет карманы брюк. К своему удивлению обнаруживает немного денег - свернутые вдвое разномастные купюры. Даже беглого взгляда хватило определить - тысячи три-четыре. Тут и на проезд, и купить еды.
   Главное сейчас, добраться до садового товарищества. Там он найдет все, что надо. В саду у тестя тайник. Даже не тайник, а тайники. Он знает все, как-никак вместе и оборудовали, и загружали. Или почти все.
   Тесть хитер и осторожен, навряд ли раскрыл перед ним все карты. Да и правильно, и он бы так поступил. Найти их не так просто, даже весь огород вдоль и поперек перекопай. Потому что прятали не на своем участке. Два в лесополосе, остальные на участках соседей.
   Во как!
   Там есть и деньги, и оружие. И, что для него важнее, - не стрелять же среди города! - там есть ампулы и шприцы.
   Петр Петрович мужик многоопытный. И сам много чего умеет, и ему кое-что полезное рассказал. Один обычный укол, - в любой аптеке без рецепта продается! - и нет человека. И нет такой экспертизы, которая покажет, что это был за укол, разве что за руку поймают. Но и тут доказать умысел очень даже не просто будет.
   А у Петра Петровича в арсенале не одна заготовка имеется. На всех хватит. Лишь бы подобраться к жертве да уколоть. Но и на этот случай тесть запасливый. Баллончик с парализующим газом. Или электрошокер в пачке от сигарет.
  

10

  
   Лариска паковала вещи и собирала чемоданы.
   Все выходные их огромный дом кишел гостями, каждый спешил поздравить с назначением и заверить в своей любви и преданности. С намеком, мол, не забывайте и нас, будучи там, на новых рубежах служения Родине и правящей партии.
   Сергей Семенович напился таблеток и приходил в себя от попойки.
   Прозвучал зуммер домофона. Лариска сняла трубку.
   - Да, - сказала томным голосом.
   - Телеграмма Евграфьевым, - ответили в трубку.
   - Еще одна, - вроде и недовольно, что потревожили, а в душе со злобной радостью, бросила Лариска и нажала кнопку открывания. - Оставьте в корзине у двери.
   Сергей Семенович в приятной полудреме прогонял события последних дней.
   С этими орлами на "форде" получилось как нельзя лучше. Хорошо, что майор не успел их убрать. Команда сверху пришла - поймать пару оборотней и устроить показательный процесс. И ловить не пришлось - сами в руки попали. И не пара, а святая троица. Он первым в область рапортовал о выполнении приказа. Дело, на зависть всем соседям, получится громким, и захочешь придумать - лучше не придумаешь.
   Он уезжал с легкой душой. Город ему, если честно, давно опостылел. Не лежало сердце к нему, никогда не чувствовал желания закрепиться здесь основательно. Все годы, вынужденно проведенные здесь, рвался уехать, все место потеплее выбирал. И, вот сейчас, когда и пробыть здесь осталось день-другой, еще острее почувствовал кипящую в нем нелюбовь.
   Все заискивают. Все рабски в глаза посматривают. Все... да не все.
   Иваныч, начальник Центрального РОВД. Так ведь и не поздравил. Злится, сволочь, что я в свое время его место занял. Уж так он хотел в кресло городского УВД сесть. А область не утвердила. Может, прочуял, кто на него в генпрокуратуру компромат слил? Про его прежние делишки еще в советскую обэхээсэсную службу, и про сегодняшний бизнес. Нелюбовь у них. Сергей Семенович себе дом строил в элитном поселке. А поселок, случайно так, на территории Центрального района располагался, как раз напротив санаторного комплекса "Солнечный". Нагнали на объект десятка полтора таджиков. Выловили тех, кто в обход миграционной службы на многочисленных стройках трудился, привезли - пусть отрабатывают за кусок хлеба и ночлег. А Иваныч подосрал - нагрянули его псы и всех повязали. Протоколы, видеосъемки, журналистов привлек. Да не местных, прикормленных да проученных, из Москвы через сынка выписал.
   Пришлось крепко за его детей взяться. Одному ДТП со смертельным исходом устроили. Не понял. Второму все каналы бизнеса перекрыли. Чуть за границы влияния папашки выйдет - ловят и в камеры. Полтора года в кровь рубились - кто кого. Вроде и без победителей обошлось, такая патовая ситуация. Только это смотря с какой стороны глянуть. Он в область уезжает. А Иваныч здесь остается. Как теперь запоет? Пару-тройку уголовных дел я ему сверху за просто так организую. Или выгоним с треском, или посажу. Не его самого, так сынка последнего достану, а это еще больнее.
   Хотя... шанс уйти по-тихому и у него есть. Я цену обозначил - Крытый рынок. И это еще по-божески. Если делу по убийству прежнего директора рынка Палия дать надлежащий ход...
   А, может, все-таки, дать ход?
   Приятные размышления прервал звонок. Глянул на высветившийся номер и сразу нажал на кнопку приема.
   - Петр Петрович... того...
   - Паша! - рыкнул Сергей Семенович. - Что ты мнешься вечно, как голая девка перед гусаром? Говори четко!
   - Умер.
   - Сам?.. - непроизвольно сделал паузу, - или?
   - Прямо за рулем. Остановиться успел, но двигатель не заглушил. Мы у него в саду. Криминалисты только начали работу. Первое впечатление - инсульт.
   - Что значит - первое впечатление? Точнее нельзя?
   - Более подробно сказать не могут, придется ждать вскрытия. По крайней мере, видимых признаков насилия нет.
   - Вроде, на сердце не жаловался.
   - Он выпил изрядно. А еще...
   - Ну?
   - Письмо у него в машине странное нашли.
   - Странное чем?
   - На листе всего два слова. "Ты следующий".
   - Может, угрожал кто?
   - Выясним.
   Сергей Семенович даже не расстроился. Давление не прыгнуло, сердце не стало биться чаще. Конечно, жаль мужика. Ну да Бог с ним. Это уже картинки из его прошлой, прожитой жизни.
   - Лара! - крикнул через весь зал. - Где ты, девочка моя?
   Пришла, встала возле кресла.
   - Новость у нас, Ларочка, - накрыл ее заботливую руку своей, похлопал нежно. - Петр Петрович, царство ему небесное, приказал долго жить.
   - Умер, что ли?
   Кивнул утвердительно.
   - Если честно, гадкий был человечишко, - сказала без сожаления, а потом попросила: - ты о нем не переживай. Ладно?
   Он опять кивнул обещающе.
   Где-то через час, проходя по первому этажу, Лариска вспомнила о телеграмме, вышла за ней.
   Запечатанный конверт, надпись крупными печатными буквами. "Начальнику УВД полковнику СС Евграфьеву"
   - Идиоты! - фыркнула в сердцах. - Пора бы уже привыкнуть к новой должности.
   Сергей Семенович вскрыл конверт, развернул белый лист. По центру его страшными буквами было написано всего два слова:

"ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ".

P.S.

   В хирургическом корпусе больницы вышел из строя рентгеновский аппарат. Сгорел блок управления. Это, может, какому технарю расскажешь о беде - ему и понятно, - вышла из строя одна из многих составляющих бездушной машины, копеечная маленькая деталь. Всех дел проверить схему и перепаять сгоревший конденсатор или уснувший диод. Даже если и что серьезное стряслось - просто заменить полетевшую плату. Но в том-то и дело, что в больнице другие шкалы ценности. Вышел из строя серьезный блок: сердце или печень, и все, и нет человека. Хоть потом сто сердец принеси, в остывшее тело не поставишь. Так же и по аппарату этому рентгеновскому. Хоть ты как в голову вбивай, все одно остается боль в душе - умер он, а это навсегда.
   После десятой или тридцатой попытки включить питание и услышать привычное гудение, врач-рентгенолог осознала - дело глухо. Первая мысль, посетившая голову - куда меня теперь? В отпуск выгонят или переведут на другое место? Ни то, ни другое не было панацеей. Отпуск уже спланирован и путевка заказана. Но перевод еще хуже. Привычный ритм работы за десяток лет расслабил и испортил. Расслабил тем, что здесь она была полной хозяйкой, княжной в неприкасаемом княжестве. Мало кто совался в ее покои проконтролировать или уличить, - а чего это вы очередь в коридоре накопили? Чаи распиваете или по телефону целый час о пустяках болтаете? Не придут, не спросят. Черт знает, где тут витает загадочное рентгеновское излучение? Может, оно везде, а, может, только в той комнатке за ширмой. Обидится и пустит в тебя при очередном и плановом облучении дозу, завышенную во много раз или совсем смертельную.
   Этим же и испортил. Все годы с утра и до окончания смены она командным голосом, не допускающим никакого пререкания либо неисполнения, отдавала короткие приказы: "разденьтесь", вместо "разденьтесь, пожалуйста", "не дышите!", вместо "задержите дыхание, пожалуйста". Все бы ничего, но и этот тон и безапелляционно-резкую манеру разговора перенесла она на весь окружающий мир, отчего превратилась по доброй воле в затворницу, которой чурается большая часть ее окружения. И представить себя сидящей на приеме и пытающейся через силу заставить себя слушать бесконечные жалобы она не могла, и не хотела.
   А дальше... персонал действовал строго по утвержденной главврачом инструкции. Вызвали специалистов. Те разобрали аппарат, сняли сгоревший блок, а источник радиоактивного излучения поместили в специальное переносное хранилище и рекомендовали убрать в сейф под ответственное хранение.
   - Упаси боже! - всплеснула руками главврач, - у себя под боком держать такого опасного соседа! Марина Максутовна в отпуск ушла, вот в ее сейф и положите. - Открыла на всю ширину окно, проветривая кабинет от случайно залетевших рентгеновских лучей. - Вы заказали новый блок управления?
   - Обрадовали, что раньше чем через месяц не привезут.
   - Хорошо...
   - Что хорошо?
   - Что в больнице есть еще один рентгеновский аппарат, да в поликлинике. Выкрутимся.
   ... В главном штабе оккупационных сил сделали ремонт. Под сурдинку перед входом построили закрытый павильон - заградительную зону. Поставили мощную вертушку, возле нее в постоянном дежурстве сержант, записывающий всех входящих-выходящих и автоматчик в бронежилете. Под надуманную сказку о борьбе с терроризмом, отгородились от жалующихся и обиженных, подавив еще в самом начале их тернистого пути к правде волю, желание и надежду отыскать ее в этих неприступных кабинетах.
   Этот мальчишка с пластиковым пакетом в руках, пристроился за сотрудником, предъявившим дежурному служебное удостоверение, и вошел вместе с ним в секцию вертушки. Сержант нажатием ботинка заблокировал вращение.
   - Ту куда? - рыкнул сердито.
   - В столовую, - нагло соврал пацан.
   - А ну, брысь отсюда!
   Мальчишка недовольно полез назад, в узкую щель турникета. Пластиковый пакет разорвался, выбрасывая на каменные плиты россыпь цветных карандашей, ластиков и листов бумаги с яркими карандашными рисунками.
   - Художник? - с долей зависти спросил мужчина, под прикрытием которого пытался проникнуть пацан.
   - Ага, - ответил и пополз по каменным плитам, собирая свое богатство.
   - Давай, помогу.
   - Ага, - так же немногословно согласился малец.
   Уличив момент, он пристроил маленькую коробочку с магнитом к чугунной станине.
   - Пойдем, я тебя в столовую провожу.
   - Не-а! - отмахнулся пацан. - Пусть этот, - ткнул пальцем в сторону дежурного, - подавится моим обедом. Не буду его объедать!
   И, плюнув на пол, медленно вышел из оккупационного штаба.
   Ампуле с радиоактивным изотопом предстояла серьезная работа - месяц сканировать всех, проходящих через турникет.

Сколько в России силовиков?

(источник dal.by)

   В России насчитывается до 5 млн. человек в силовых ведомствах. Практически каждый восьмой мужчина в стране - силовик. Расходы на армию, полицию, охранку составляют более 30% федерального бюджета и весомую часть бюджетов регионов. Россия продолжает оставаться системой прусского образца, заложенной ещё при Петре I.
  
   Россия всегда считалась милитократией - государством, где главным интересом было всё, связанное с войной.
   Казалось бы, в "демократической России" образца Ельцына-Путиных страна должны была бы избавиться от родовой травмы. Но нет, в стране главным приоритетом остаётся модель, заложенная Петром I - армия и контроль за пунктами вывоза сырья. Только теперь вместо портов, где перегружалось зерно, стала Её величество Труба. Все эти палки, трудодни, шагистика, человек как винтик машины - всё то, что было ценно при Фридрихе и Екатерине Великих, продолжало жить в нашей Системе. С небольшим отличием - к армии ещё и прибавился всевозможный сонм полицаев, сотрудников охранки и тюремщиков.
   Попробуем посчитать, какова же численность военно-полицейской машины России.
   Так, штатная численность персонала УИС (тюремщики) составляет 347,5 тысячи человек.
   Общая численность сотрудников МВД в прошлом году составляла 1,325 млн. человек, из них "нефедералы" - 39% личного состава. В этой же структуре 200 тысяч служащих во внутренних войсках МВД.
   Невозможно выяснить численность ФСБ - информация по службе засекречена. По разрозненным данным, она колеблется от 80 до 120 тысяч человек, не считая сотрудников Погранслужбы. Вместе с ними она превышает 200 тысяч человек. Секретной является и численность сотрудников СВР - по разным оценкам, вместе агентами она составляет до 20 тысяч человек. Численность ФСО также засекречена, хотя в СМИ называют цифры от 10 тысяч до 25 тысяч человек.
   Блог Толкователя уже писал, что современная Россия по сравнению со сталинским СССР образца 1953 года - суперполицейское государство. С учетом разницы численности населения, в ФСБ сегодня служит почти в 2 раза больше сотрудников, в МВД - на 60%. Российская таможенная служба насчитывает 68 тысяч человек. Штатная численность прокурорских работников составляет 63 тысячи человек (из которых около 20 тысяч трудятся в Следственном комитете). В МЧС работает 371 тысяча человек (включая 19,5 тысяч солдат Гражданской обороны), в противопожарной охране - еще 280 тысяч.
   Штатная численность судейского корпуса состоит из 23172 федеральных судей судов общей юрисдикции и 6779 мировых судей. Итого без малого 30 тысяч человек.
   В ФСКН (наркополицейские) занято 40 тысяч россиян.
   В Федеральной службе судебных приставов числится 23 тысячи человек, правда, заместитель главного судебного пристава РФ Воронин признавался, что службе разрешено иметь 60 тысяч сотрудников (значит, через год-два штат доукомплектуют, можно не сомневаться).
   Совсем мизерной по численности считается Фельдъегерская служба - всего 4475 человек.
   В Налоговой службе (хотя это не совсем силовики) занято 166 тысяч человек.
   Самым многочисленным является состав Минобороны - 1,16 млн. военнослужащих плюс 860 тысяч гражданских служащих. Однако численность военнослужащих по контракту составляет чуть более 55% (из которых 12% - солдатского и сержантского состава). Таким образом, число профессиональных военных - 638 тысяч человек. С "военными без погон" (те самые гражданские служащие МО) - 1,5 млн. человек.
   В федеральной миграционной службе работает 34,3 тысячи человек.
   Кроме того, к силовикам можно отнести и "гражданские армии" госкорпораций. Так, военизированная охрана только у РЖД составляет 80 тысяч человек. А вместе с "армиями" "Газпрома", "Транснефти", "Росатома" и т.п. общая их численность может превышать 150 тысяч человек.
   Таким образом, общая численность силовиков в России составляет 4,6-4,65 млн. человек.
   Много это или мало? Общая численность трудоспособного населения России составляет 87 млн. человек, из них около 42 млн. - мужчины. За вычетом инвалидов, лиц, находящихся в местах заключения - около 38 млн. Таким образом, силовиков в стране - около 12%, или каждый восьмой мужчина.
   Теперь посмотрим, во сколько же обходится содержание такой армии силовиков. Расходы по ведомству Министерства обороны на 2011 год - 1 трлн. 517 млрд. рублей.
   На правоохранительную деятельность - 1 трлн. 56 млрд. рублей.
   Существует ещё и т.н. "секретная часть расходов федерального бюджета". В неё включено содержание ФСБ, СВР и прочих спецслужб. В 2010 году эти расходы составили 1 трлн. 40 млрд. рублей.
   Таким образом, общие расходы по этим трём статьям составили 3 трлн. 613 млрд. рублей. От общего федерального бюджета в 9,9 трлн. рублей это составляет примерно 36% всех расходов.
   Однако не стоит обольщаться окончательностью этой цифры - расходы на силовиков включены и в "мирные" статьи федерального бюджета. Так, секретные статьи есть в "социальных" разделах. Они там появились потому, что в 2005 году была принята рекомендация Всемирного банка вывести "лишние" расходы из статьи "оборона": военные госпитали - в "здравоохранение", школы в военных городках - в "образование", и т.д. В общей сложности это ещё десятки миллиардов рублей.
   Кроме того, расходы на охранку и полицейских заложены и в региональные бюджеты. Вот лишь один пример. В Магаданской области расходы областного бюджета на 2010 год на национальную безопасность и правоохранительную деятельность составили 630,5 млн. рублей, в том числе на органы внутренних дел - 207,5 млн. рублей (всего же бюджет области составляет 15,3 млрд. рублей).
   В результате по статье "содержание силовиков" в целом по стране набегают ещё десятки, а то больше сотни миллиардов рублей. При этом существуют ещё различные внебюджетные и "общественные" фонды - МВД, ФСБ, ФСО, и т.д. Сколько денег аккумулируется в них - никто не знает. К примеру, только одна госкомпания "Транснефть" "подарила" только двум таким силовым фондам (среди них Фонд по содействию сотрудникам и ветеранам Федеральной службы охраны "Кремль-9") 1 млрд. рублей.
   В принципе, такие расходы бюджета России сравнимы с расходами бюджета США (1,6 трлн. долларов из 3,83 трлн. Дол.), только население в США в 2.2 раза больше, да и бюджет больше в 27 раз.
   По данным ООН в среднем в мире на 100 тыс гражданского населения приходится 300 полицейских. В развитых странах, таких как Германия, Англия, Франция - один полицейский на 300-470 граждан.
   Гитлер мечтал о создании на захваченных территориях незыблемого режима оккупации. По подсчетам его аналитиков, для осуществления этих планов требуется иметь одного силовика на 109 человек оккупированного гражданского населения.
   Господам из Кремля позавидовал бы с того света сам Гитлер...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Книга эта написана на основании конкретных фактов. Но, было бы ошибкой привязывать события, легшие в основу повествования, к какому-либо определенному городу. Ответственно заявляю об этом, на правах автора - это в равной мере может быть ЛЮБОЙ город России.
   Во всей стране создан полицейский режим. Страна, которая, со времен постХрущева катится по наклонной плоскости, безумно и бездумно проедает достояние, созданное на крови и рабстве ценой сотен миллионов угробленных жизней и искалеченных судеб.
   Наивно было бы полагать, что с приходом к власти банды Ельцина в России начали строить демократическое государство. Уже сейчас, при полном отсутствии гласности и права честно и объективно оценивать действительное состояние общества, нет-нет, да и проскакивают оценки правления Ельцина, сопоставляя вред, нанесенный этой преступной группировкой с ущербом, нанесенным Советскому Союзу Гитлером. Я бы, если не согласился с этими утверждениями, то только в одной части. Гитлер нанес нашей стране огромный материальный ущерб, отнял десятки миллионов жизней. Но Гитлер вынудил нас сделать качественный рывок в экономике и сплотил народ верой в свою непобедимость, верой в свою исключительность. И четверть века после войны мы летели вперед исключительно благодаря этой вере, ее мобилизующему духу.
   Банда Ельцина растащила страну, а его преемники - последыши продолжают разрушительную политику. Восемь лет правления ставленника Ельцина отбросили Россию еще на десятки лет назад. И эта борьба с собственным народом продолжается. А, чтобы никому неповадно было говорить неугодное правящему режиму, и создается такой репрессивный аппарат из огромного количества силовых структур, главная задача которых не стоять на страже законов и интересов страны и народа, а защищать тех, кто узурпировал власть, от народного гнева и от справедливого возмездия. Все силовики - милиция, прокуратура, ФСБ, суды - неподсудны, стоят над законом. Опричнина 21 века. Только опричнина была сформирована для спасения государственности, сегодняшние опричники выполняют противоположную функцию.
   Чему удивляться? Чиновничьему и ментовскому беспределу? Да, Бог с вами! Власти нужны именно такие "блюстители закона". Они - точная копия самой власти, выразитель ее бездарно скрываемых чаяний - иметь под собой страну безголосых рабов. Да, для вида, для успокоения общественного мнения, иногда стая отдает на растерзание одного-другого из своих волков, но с каждым новым растерзанным "оборотнем" насаживаются новые числом еще более и мерзостью еще пакостнее.
   У власти стоят временщики.
   Они не думают о будущем народа, они не думают о сильной и свободной России. И это в первую очередь потому, что они не думают ЖИТЬ в этой стране, на этой земле. Ограбить, отобрать, высосать и сбежать. Иначе, они строили бы совсем другое государство, они обустраивали бы СВОЙ ДОМ.
   Пройдет совсем немного времени, и роль каждого станет видна. И предстанут перед нами истинные лица и тех, кто так бездарно правит, и тех, кем так бездарно правят.

2008 год

Об Авторе

   Автор - сын русского офицера, погибшего на 42-м году. В 60-м году был внедрен на один из секретнейших объектов СССР, обеспечивающий интеллектуальную работоспособность ядерного и ракетно-космического потенциала страны советов. Проработал "на холоде" четверть века, полностью легализовался, получил советское высшее образование и офицерские погоны. В 80-х, под угрозой раскрытия, нелегально выехал в окрестности Парижа. Во время перестройки, когда русские стали активно сдавать агентов своих спецслужб, вернулся к активной работе в России, помогал низвергнуть власть КПСС. Уже в середине 90-х его, как "жест доброй воли", рассекретили и отозвали.
   Сейчас живет в небольшом провинциальном городке в ста километрах от Парижа. Пишет на русском языке, ставшем для него родным.
   Роман "Оккупация" написан на фактических материалах, ставших достоянием гласности благодаря Интернету. Значительную часть материала автору собрали и передали представители оппозиционных сил России и регионов. Документально подтвержденную часть материала получили от высших руководителей региональных силовых структур. В полностью лишенной гласности и других демократических свобод стране - Интернет стал единственным местом, где еще можно услышать голос пока еще не задушенной правды.
   Автор считает, что режим оккупации, установленный на территории России преступной группировкой Ельцина и его последователей, рано или поздно рухнет, и народы великой страны смогут, наконец, вздохнуть свободно и обрести те права, которые даются любому человеку по его рождению.
   Как положено, автор предупреждает о том, что совпадения героев с реальными лицами случайны, аналогии не допускаются, произведение художественное и автор имеет право на собирательность образов и свою трактовку тех или иных событий, несколько отличающуюся от действительно имевших место.
  

OCCUPIED TERRITORY

All rights reserved; no part of this publication may be reproduced or transvitted by any means, elektronic, mechanikal, photocopiring or otherwise, without the prior permission of the pablisher.

First published in europa in 2009

Bloomsberry Pablishing Plc, 386 Pikkul str, off 437

Copiright a M a t i v F l e r o y 2009

  
  
  
  
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ
  
   Часть 1. Подарок господина Буша ..............................
   Часть 2. Оккупационные силы ..................................
   Часть 3. Призрак подземного перехода ........................
   Часть 4. Ты следующий ..........................................
   "Сколько в России силовиков" ................................
   Послесловие .........................................................
   Об Авторе ...........................................................
  
   6
   69
   156
   236
   297
   304
   307
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Валерием ТИМОФЕЕВЫМ написаны
  
  

СКАЗКИ для ДЕТЕЙ

      -- "Сказка дедушки Скрипа", повесть, 116 стр.
      -- "Про лягушонка Квака", повесть, 72 стр.
      -- "Подпольные мужички", повесть, 164 стр.
      -- "Сыщик ГОШ" (2-я книга "Подпольных мужичков"), 260 стр.
      -- "Волшебная сила" первая книга романа-сказки. "Волшебник из 3-го "Г", 170 стр.
      -- "Особняк на площади или почти детектив" - вторая книга романа-сказки. "Волшебник из 3-го "Г", 186 стр.
      -- "Летние приключения" - третья книга романа-сказки. "Волшебник из 3-го "Г", 200 стр.
      -- "Всего за дюжину мух", четвертая книга романа-сказки. "Волшебник из 3-го "Г", 220 стр.
      -- "История Эрли" (2-я книга "Сказки дедушки Скрипа"), 160 стр.
      -- "Комета" (3-я книга "Подпольных мужичков"), 260 стр.

СКАЗКИ для ВЗРОСЛЫХ

   11. "В солнечном городе", грустные сказки для взрослых, 210 стр.
   12. "Потерявшая Оргазм", психологические ребусы, 210 стр.
   13. "Я - SOSка", исповедь 12-летней, 240 стр.
   14. "Банный день - суббота", исповедь 13-летнего, 300 стр.
      -- "Приключения Бабки-Ёжки", триллер, 540 стр.
      -- "Про Кики-Мору", 5 сказок для взрослых в стихах. 120 стр.

ДЕТЕКТИВНЫЕ РОМАНЫ

   17. "ЛУКА", первая книга романа "Долги наши", 240 стр
   18. "КОСТЬ", вторая книга романа "Долги наши", 240 стр
   19. "БАРС", третья книга романа "Долги наши", 240 стр
   20. "Роман о придурках", молодежный шпионский триллер- пародия. Книга 1. "Неучтенный человек", 300 стр
   21. "Роман о придурках", Книга 2. "Тайный орден". 300 стр.
   22. "Оккупация", роман-предупреждение, 300 стр.
   23. "Задержать на трое суток", роман, 360 стр
   24. "Сон в октябрьскую ночь", роман-фантасмагория, 320 стр
   Дворец Культуры им. Мамина-Сибиряка - центр национальных культур.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

4

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"