Резные фигуры выглядели, словно живые. Вот, подбоченясь, стоит лучезарный Аполлон и будто со снисхождением глядит на грозных Афину и Геру, затеявших между собою ожесточенный спор. Вот повелитель морских глубин, могучий Посейдон, в гневе потрясает трезубцем, а у самого Громовержца вид такой, будто он вот-вот начнет метать молнии. Надо отдать должное скульптору - при всей своей мрачности, композиция завораживала и увлекала.
Приам так увлекся созерцанием величественной картины, что вздрогнул, когда на его плечо легла чья-то тяжелая рука.
- Приветствую тебя, сын Лаомедонта.
- Ох, это ты, Арагн? - поморщившись, Приам встал и повернулся лицом к своему гостю. - Ты испугал меня. Что в столь поздний час привело тебя в мои покои?
Пришелец стоял, слегка ссутулившись и опершись на свой посох. Если бы Приам не знал, кого укрывает от посторонних глаз просторный серый хитон, то решил бы, что перед ним дряхлый старик.
- Я бы не посмел тревожить тебя, не будь на то веских причин, - из-под капюшона блеснули огоньки внимательных глаз - на секунду их взгляд остановился на Приаме, потом двинулся дальше, разглядывая просторную залу, которая служила царской опочивальней.
- А между тем никто не знает о его таланте, - царь покачал головой, - Полит стал бы знаменитым...
- Не будь он твоим сыном, - закончил за него Арагн. - Ибо есть занятия, недостойные царевича.
- Не говори так, - Приам поморщился, - раньше я тоже думал, что нет занятий более достойных, чем дипломатия, ораторское и воинское искусства. Но старость сделала мое тело дряхлым, голос - хриплым, а ум мой уже не может похвастаться той остротой мысли, которая была присуща ему раньше.
- Теперь я смотрю на вещи проще, - продолжил он, - и вижу вокруг себя много прекрасного. Того, что не замечал раньше - я стал интересоваться искусством, литературой, философией. Я гуляю по роскошным садам, что раскинулись за пределами дворца, и слушаю пение птиц, журчание воды в быстрых ручьях и смех влюбленных, коротающих время под пышными кронами деревьев. Я открыл для себя красоту вещей, созданных природой и человеком. Я... разве тебя не трогает это, Арагн?
- Ты становишься слишком сентиментальным для царя, - с невозмутимым видом ответил гость, - хотя твои речи и не лишены смысла. Но в последнее время судьба Трои заботит тебя гораздо меньше, чем созерцание прекрасного.
- Ты пришел только для того, чтобы сказать мне об этом? - нахмурился Приам.
- Я пришел с просьбой.
- И что же требуется тебе на этот раз?
- Мои видения не предвещают ничего хорошего, - начал Арагн, - я вынужден обратиться к помощи духов. Нужна жертвенная кровь.
- Я понимаю, - кивнул Приам, - сколько рабов тебе понадобится?
- Все не так просто. Надвигаются многочисленные беды, - Арагн прошел между колоннами и указал посохом в сторону моря, - И придут они оттуда.
- Греки? - ахнул царь. - Но возможно ли? Мы столько лет живем в мире!
- Богатства Трои уже давно не дают спокойно спать их правителям. А герои мечтают увековечить себя, омывшись кровью твоих доблестных сынов и осыпав себя добытым золотом.
- Боги! За что на старости лет вы посылаете на меня кару? - воскликнул Приам,- Всемогущий Зевс, не я ли велел воздвигать в твою честь храмы во всех моих землях? Не я ли возносил тебе бесчисленные дары?
Сделав пару неверных шагов, он в изнеможении опустился на ложе. Обхватив голову руками, Приам несколько минут сидел, причитая и вознося молитвы. Внезапно он замолчал и умоляюще посмотрел на Арагна.
- О мой бессменный спутник и верный помощник! Ты не раз выручал меня в трудную минуту. Не оставь же меня и сейчас. Скажи, как мне быть!
- Необходима жертва, - вновь повторил Арагн, - и жертва поистине великая, чтобы снискать расположение духов.
- На кого же пал их выбор? Неужели ты потребуешь от меня предать смерти кого-то из моих сыновей? - ужаснулся Приам.
- Нет, сын Лаомедонта, такой жертвой будет лишь красивейшая из женщин, живущих ныне.
- Кто же это? - воскликнул царь. - Назови мне ее!
- Это Елена, царица Спартанская.
Сказанное произвело на Приама настолько сильное впечатление, что от удивления он некоторое время не мог вымолвить ни слова и сидел, недоуменно глядя на своего советника. Его рот беззвучно открывался и закрывался в немом вопросе, и Троянский царь в этот момент больше всего напоминал рыбу, выброшенную на берег рыбацкими сетями.
- Н-но... но как же... - наконец выдавил он, - если мы умертвим Елену, это будет означать, что мы сами развяжем войну!
- Война неизбежна, - отрезал Арагн, - мы лишь ее ускорим. Силы греков сейчас разрознены... преимущество будет на нашей стороне.
- Нет. Я не могу, - Приам опустил глаза, - ты требуешь от меня слишком многого. Я никогда не пойду на это.
- Тогда ты проиграешь. Ваше поражение предопределено судьбою, и изменить это можно лишь одним способом. Ты сделаешь это ради своего народа.
- Ради своего народа, - тихо повторил Приам. - Мой народ не заслуживает такой участи...
- Верно, - кивнул Арагн. - Через четыре дня в Спарту отправляются торговцы. С ними ты отправишь Париса.
- Моего Париса? - воскликнул царь. - Сжалься надо мной, Арагн! Я только недавно обрел его, и не могу потерять вновь. Неужели нельзя послать кого-нибудь другого?
- Только перед его чарами не устоит прекрасная Елена. Парис должен уговорить ее бежать с ним.
- Но Менелай будет в бешенстве! Он тотчас снарядит погоню!
- Галеры греков велики и неповоротливы, им ни за что не догнать быстроходный троянский корабль, даже при попутном ветре...
- Довольно! - Приам вскочил на ноги. Его лицо пылало от гнева. - Я ни за что не отпущу Париса на верную смерть. Уходи! Я больше не хочу тебя слушать.
- Как скажешь, - Арагн повернулся к дверям. - Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти, Подарк.
- Я же просил тебя! - вскричал царь, - никогда не называй меня этим именем! Никогда, слышишь?!
***
- Подарк!
- Я... кто ты? - слезы застилали глаза, и юноша мог видеть лишь смутный силуэт говорившего с ним.
Солнце клонилось к закату, стремясь скорей уйти за море, и, отпустив своего раба, Подарк думал, что остался один. Он знал, что такое поведение недостойно мужа, но ничего не мог с собой поделать - рыдания, разрывая грудь, рвались наружу. Поэтому царевич был очень смущен, что кто-то застал его в таком состоянии.
- Как ты попал сюда? - удивленно воскликнул он, вытирая слезы рукой. - Я приказал воинам никого сюда не впускать.
- Твои воины еще слишком напуганы, чтобы повиноваться приказам, царевич, - молвил незнакомец, - немногие уцелевшие до сих пор не верят своему счастью, чтобы вновь рисковать своими жизнями по долгу службы. Мне достаточно было взглянуть на них, и они разбежались, словно стая диких псов, оставшаяся без вожака.
- Кто ты? - вновь спросил Подарк. - Ты ведь не причинишь мне зла?
Несмотря на то, что незнакомец был огромного роста, скрывал свое лицо под капюшоном и опирался на причудливый резной посох, он не вызывал у царевича страха. Наоборот, в его присутствии пораженный горем Подарк почувствовал странное облегчение - и страх, и боль от потери близких, и многочисленные унижения, которым подверг его Геркулес, прежде чем отпустить, отступили и остались в далеком-далеком прошлом - осталась только разгромленная зала, едва освещаемая лучами заходящего солнца, сидящий на ступенях юноша и странный человек, кутавшийся в плащ.
- Меня зовут Арагн, царевич. Я пришел потому, что понадобился тебе - ты слишком молод и неопытен, чтобы управлять государством. Я же стану твоей опорой и верным советником.
Пришелец говорил так уверенно, словно нисколько не сомневался в том, что Подарк не будет перечить ему.
- Ты знаешь, что произошло? - недоуменно спросил царевич.
Арагн кивнул.
- Во сне мне явился дух твоего отца, мудрого Лаомедонта. Он просил меня позаботиться о тебе, а я не смею противиться воле духов.
- Отец?! - воскликнул Подарк. - Ты видел его? Что... что он говорил тебе?
- Он сказал, что хотел бы видеть тебя сильным и мужественным правителем, который будет заботиться о процветании Троянского государства и благополучии своего народа.
- Да будет так, - кивнул юноша, - я клянусь, что исполню его волю. Скажи, что мне нужно для этого сделать?
- Тебе нужно многому научиться, чтобы стать достойным государем. А пока ты должен во всем слушаться меня, Подарк...
- Не называй меня больше по имени, - поморщился царевич, - я не хочу слышать его после того, как оно звучало в гнусных устах убийцы.
- Как же прикажешь обращаться к тебе?
- Что ж, - горько усмехнулся юноша, - раз моя жизнь стоит покрывала с головы моей сестры, то и зваться я должен Приамом.
- Твоя воля, - сказал Арагн.
Тем временем совсем стемнело. Царевич так же сидел, погруженный в собственные мысли, и тишину, воцарившуюся во дворце, не нарушало ничего, кроме едва слышных завываний ветра, гулявших за его стенами.
- Арагн, я хочу спросить тебя... - начал он, но осекся, почувствовав, что рядом с ним больше никого нет - таинственный гость ушел, бесследно растворившись среди теней. Да и был ли здесь кто-нибудь, или это воображение сыграло с ним злую шутку - Подарк не знал.
***
Стоя на балконе, Приам слушал шум моря, как вдруг двери в его покои с грохотом распахнулись. Обернувшись, царь увидел спешащего к нему Париса. Судя по всему, юноша был сильно взволнован.
- Отец, ты здесь?
- Где почтение к старому отцу, мой мальчик? - спросил Приам, с прищуром глядя на запыхавшегося Париса. - Не лучше ли было сначала постучаться, а потом войти - неспешно и с достоинством?
- Это правда? - не обращаю никакого внимания на его слова, продолжал юноша, - не молчи, отец, скажи же, что это просто слухи, которые распускают мои братья, чтобы посмеяться надо мной!
- Что... о чем ты, Парис, я не понимаю тебя, - недоуменно воскликнул Приам. - Объясни же наконец, что произошло?
- Ты хочешь убить Елену! - со злостью вскричал Парис. - Ты, с твоим обезумевшим колдуном! Отец, ты даже не знаешь, что она для меня значит. Я не могу жить без нее! Если ты скажешь, что это правда, я убью себя, слышишь! Я брошусь на свой меч, и ничто...
- Замолчи, мальчишка! - испуганно закричал Приам, - ты сам не знаешь, что говоришь - нет для отца участи страшнее, чем пережить гибель своих детей! Никогда больше не произноси таких слов, иначе мое измученное сердце не выдержит!
- Тогда скажи, как ты можешь поступить так со мной? С нами?! - из глаз Париса брызнули слезы. Он упал на колени перед отцом и, схватив его руку, крепко сжал ее, - я молю тебя... скажи мне, скажи, что все это ложь!
- Парис, - смутившись, пробормотал Приам, - позволь мне объяснить... от этого зависит судьба нашего народа. Арагн говорит, что иного пути нет...
- Но почему ты должен всегда делать то, что он говорит тебе, отец? - воскликнул Парис, - неужели кто-то может приказывать великому царю Трои?
- Его слова всегда помогали мне, - промолвил Приам, - у меня нет советника более надежного и мудрого, чем Арагн.
- Но он не почитает наших богов! Как можно доверять безбожнику?
- Он говорит, что духи открывают ему будущее...
- Но по прихоти его духов должен умереть невинный человек. Разве это справедливо? - сказал Парис, и решительно взглянул на Приама. - Выбор за тобой, отец. Но знай - если умрет Елена, вместе с ней погибну и я.
Сказав это, юноша развернулся и вышел вон.
***
- Я не изменю своего решения, - сказал Приам.
- Ты даже не можешь представить себе, к чему это приведет, сын Лаомедонта,- ответил Арагн, по обыкновению стоя у него за спиной, - духи очень не любят, когда их лишают предназначенной жертвы. В грядущей войне они ни за что не примут твою сторону. К тому же твое упрямство, возможно, будет стоить мне жизни - если я не смогу завершить начатый ритуал, духи покарают и меня.
- Нет.
- Что ж, все было в твоих руках. Мне очень жаль, что твои чувства одержали верх над разумом.
- Ты не понимаешь, Арагн, - тихо сказал Приам, - у тебя никогда не было детей. Легче пожертвовать государством, чем счастьем одного из них.
- В таком случае мне ничего не остается, как уйти. Духи зовут меня, и они разгневаны.
Приам кивнул.
- Я понимаю... я только хочу сказать...
Он обернулся, но в висящем на стене зеркале увидел только свое отражение. Колдун пропал прежде, чем из уст царя вылетели необязательные, но очень важные для него самого слова.
- ...хочу сказать, что виноват перед тобой.
***
Сидя в саду, Приам слушал пение птиц и наблюдал за Парисом и Еленой, которые, взявшись за руки, гуляли среди цветущих деревьев, и до ушей царя то и дело долетал их счастливый смех.
Царь улыбался - не было для его сердца ничего отраднее, чем наблюдать за счастьем своих детей (а Елену, пусть прошло совсем немного времени с момента ее появления во дворце, он успел полюбить, словно родную дочь). Лишь одно обстоятельство омрачало его счастье - час назад ему доложили, что дозорный на маяке увидел на горизонте корабли греков, и было их бесчисленное множество.
Но в душе Приама не было места для страха и тревоги - своих детей он защитить сумеет, а остальное... ему не хотелось думать об этом - сейчас для него существовал лишь миг, в котором все великолепие жизни будто слилось воедино - солнце на безоблачном небе, сад, наполненный чудесными звуками и ароматами, радостные лица его детей...
Этот миг был прекрасен. И ради этого стоило пожертвовать всем.