В восемь вечера Бибетов шёл по улице с подозрительным названием "Красноармейская", намереваясь посетить товарища, которому когда-то что-то обещал. Бибетов не любил без особой нужды обманывать, поэтому решил узнать подробности и попытаться.
Вечер был хорош, прохладный воздух бодрил, освещённая редкими фонарями, дорога казалась незнакомой. Прохожих не было, и это не огорчало. Не нужно заботиться о выражении лица, подтянутости брюк, походке. Можно, не оглядываясь, сказать что-нибудь вслух. И он сказал второе, что пришло на ум, первое оказалось слишком личным. Он сказал, а вернее пропел: "Проща-а-йте скали-и-стые го-о-ры..." Почему скалистые и зачем прощайте, сам не понял. Просто вылилось из подсознания без объяснения причин.
Сказал неплохо, а вот пропел фальшиво - между нот. Этим рассмешил единственного слушателя - себя. Засмеялся, но тоже как-то неправильно, ненатурально. Так смеются в плохом театре, в антрактах. От этого снова засмеялся, ещё хуже, ещё противнее, ещё громче. Гулкие, удивительные звуки заполнили пустынную улицу, и в окна, раскрытые по случаю лета, повысовывались встревоженные граждане.
Бибетов ускорил шаги, с горечью подумал о том, как плохо жить в городе, где ни на секунду нельзя остаться совершенно одному. Даже если закрыться и выключить свет, везде вокруг, за тонкими стенами и непрочными потолками, будут существовать чужие люди, занятые разными делами. Бибетов случалось доводил себя до обморока, представляя эти разные дела, иногда от зависти, иногда от ужаса. Сам он, с тех пор как ушла жена, вообще ничем не занимался, в его жизни отсутствовало разнообразие.
По пятницам приходил выпивший сосед и говорил: "Жить надо так, чтобы не было мучи-и-тельно бо-о-льно...", - и доставал из пакета алкогольные радости. Бибетов, ничего не отвечая, уходил на кухню за рюмками, и жизнь на время становилась разнообразней, но ничуть не веселее.
Вот так он шёл, окутанный разными мыслями, когда на него из темноты шагнула решительная женщина с пустыми вёдрами. Ещё недавно они были полны клубники, от которой остались лишь, испачканные бурыми пятнами, обрывки газет и неповторимый праздничный запах. Но Бибетову показалось, что это вампирка возвращается с кровавого шабаша, или наоборот идёт на кровавый шабаш. Нет, всё-таки возвращается.
"Пустые вёдра - не к добру",- вспомнил Бибетов и, чтобы уменьшить неизбежный вред, догнал женщину и приветливо, как ему показалось, поздоровался. Женщина не ответила, в её лице не отразилось ничего, и только глаза на мгновение посмотрели внимательнее. Не сбавляя шага прошла мимо, потом оглянулась, пытаясь вспомнить, чей это муж, сын, родственник.
"Как они могут пить сырую кровь живых людей",- думал испуганный человек странные свои мысли, глядя вслед. Когда светлые пятна вёдер стали неразличимы, предположил, что это не вампирка, а обычная продажная женщина. Рядом находился базар, удачно продала выращенное своими руками, и теперь несла деньги мужу на водку, или сыну на водку, или себе на водку, или просто несла домой неизвестно на что.
Чуть не наступил на кота, вернее на то место, где только что находился хвост его. Зверь каким-то чудом улизнул из-под ноги задумчивого пешехода, но не убежал. Остановился посреди дороги. Он был безупречно чёрного цвета, плохо различимый для бибетовской близорукости, но белый треугольник на лбу и светящиеся глаза делали его заметнее. "Чёрный кот - не к добру",- прошептал Бибетов и двинулся наперерез, мечтая пресечь в зародыше надвигающуюся примету.
Когда оставалось совсем чуть, кот проявил характер и перебежал полностью, а разогнавшийся Бибетов делал попытки остановится, теряя равновесие и оставляя на придорожном песке загадочные следы. Красноармейская улица имела заметный уклон и, если бы не встреченное на пути дерево, тормозной путь человеческого организма мог быть значительнее. Зажмурился, ожидая, что сейчас начнут падать зрелые и не очень плоды потревоженного дерева, но их не упало ни одного. Удивился, и только разглядев вместо зелени листьев шершавый бетон фонарного столба, успокоился. В это время испорченное реле, давно не отличающее день от ночи, очнулось и соединило электрические контакты. В мире стало светлее. Лежать ночью под ярко горящим фонарём, показалось неприличным.
Чувствовал сидящего где-то рядом кота, прямо-таки видел его упрямую морду и хитро прищуренные глаза. Не хотелось показаться слабаком, но превозмог гипертрофированное Эго своё и повернул в обратную сторону. Упрямое животное появилось с другой стороны и замерло, глядя вверх, на дерево. Бибетов тоже посмотрел "вверх на дерево", но ничего кроме дерева не увидел. Тем временем, кот сделал несколько напряжённых шагов и затаился. Лишь хвост его нетерпеливо вздрагивал.
В детстве у мальчика Бибетова были коты и, если с ними случалось подобное поведение, усатые-полосатые непременно выпускались на улицу. Захотелось выпустить и этого, сделал шаг навстречу, но, понявший всё по-своему, зверь ещё раз перебежал дорогу уже с другой стороны, и этим непоправимо замкнул невидимый круг суеверной магии. Мурашки побежали по телу, мушки поплыли перед глазами, был близок к обмороку, очень близок. Запрокидывал голову, не дышал, закатывал глаза, но ничто не помогло, не получилось.
Кот лежал рядом, его фосфорные глаза блестели, белый треугольник светился. Мужчина Бибетов хотел крикнуть, в последний момент одумался, но всё же успел прохрипеть что-то бессмысленное. Наверное, на языке кошачьих недоделанный человеческий звук означал что-то не очень хорошее, кот недовольно фыркнул и растворился в темноте.
Скучать в одиночестве не пришлось. Очень скоро явились комары, смело садились на оцепеневшего Бибетова и, пользуясь его задумчивостью, питались неподвижным телом млекопитающего. Прохожих не было, но это не радовало. Почти правильно пропел: "Проща-а-йте скали-и-стые го-о-ры..." Теперь это не показалось странным. Вспомнился сон, виденный лишь однажды, и запомнившийся на всю жизнь. Там была женщина, и какая женщина. Там была такая женщина, каких верно и не бывает.
Она шла, слегка покачиваясь, словно танцуя. Её тело дышало здоровьем и ещё тем, отчего мужчины перестают думать о работе. Становясь ближе сбрасывала лишние части одежды, и несложные вычисления позволяли предположить, что очень скоро на ней не будет ничего лишнего. Тело, красивое само по себе, в движении, становилось ещё красивее, ещё привлекательнее, ещё ближе... А потом Бибетов взрогнул и проснулся.
Почему-то именно теперь ему стало до слёз обидно за то, что этот волшебный сон ни разу не повторился, и может теперь ему уже никогда не суждено увидеть эту сон-женщину. Вот как устроен человек, жизнь в опасности, а больше всего жаль не её самою, а что-то нереальное, ни разу не случившееся, едва ли возможное...
Она шла, слегка танцуя, плавно покачиваясь. Разгорячённое ходьбой тело не стесняясь рассказывало любому встречному непоправимую правду жизни, с которой можно не согласиться, но глупо спорить. Приближаясь, она становилась всё выше, всё отчётливее, и можно было предположить, что, подойдя, она будет великанского роста.
И это случилась. Бибетов ещё раз удивился, как красивы и огромны были эти ноги, одетые в капрон без шва, как загадочно изогнута рука, несущая пустое ведро. Бибетову захотелось во что бы не стало быть рядом. Времени на раздумье не оставалось, да он и не раздумывал. Невидимая сила подтолкнула, стремительно изогнулся и совершил мягкий бесшумный прыжок, неоправданно рискованный и ювелирно точный.
Женщине показалось, что её кто-то легонько толкнул, она оглянулась, но никого не увидела. Только в ведре появился посторонний кот. Он внимательно смотрел преданными глазами, был чёрен, по-кошачьи красив, имел рысьи уши и белый треугольник посреди лба. Не испугалась и не удивилась, а лишь погладила пришельца большой тёплой рукой, и осторожно двинулась дальше, улыбаясь и прислушиваясь к урчанию вдруг задремавшего кота.