Часы тикали так громко, что Петухов не мог спать вторые сутки. Решил что-нибудь предпринять, и на обдумывание ушла неделя. Злополучные часы пришлось трижды заводить, чтобы механизм не остановился.
Так ничего и не придумав, убрал мешающее жить в шкаф, умылся (все эти дни он даже не заходил в ванную) и прилёг отдохнуть.
Часы громко тикали. Закрыл дверцу шкафа на ключ, сам ключ выбросил в форточку, замотал голову полотенцем.
Часы тикали негромко, но противно. Заколотил шкаф длинными гвоздями, свалил его на бок, спрятался под кровать, прижал к ушам резиновые тапочки, с которыми по субботам ходил в баню.
Часы стали слышны сильнее чем раньше и, теряющий терпенье Петухов, бросил в форточку и тапочки и кровать, которая сначала застряла, но потом выпала вместе с окном и частью стены. Петухов, когда психовал, бывал очень силен.
На улице пошёл дождь, в комнате, с дырой вместо окна, похолодало. Петухов надел пальто, спортивную шапочку, сел в углу и увидел сон про часы с цифрами, вместо стрелок. Они не тикали, а лишь радостно светились, вздрагивая на каждой секунде. Петухов засмеялся и проснулся, разбуженный собственным смехом.
Рядом стояло что-то похожее на будильник, размером с футбольный мяч с четырьмя стрелками вместо двух (по две с каждой стороны). Петухов схватил и хотел разбить, но в этот момент оно зазвонило. Вместо того чтобы бросить об стену, выронил, и упавшее укатилось, продолжая какое-то время звенеть издалека.
Теперь Петухов слышал отчётливый метроном невидимого механизма постоянно, плакал бессильными слезами, искал и не мог найти. По утрам часы делали побудку, Петухов переставал рыскать по комнате и замирал, стараясь понять правильное направление.
С улицы иногда залетали птицы. Некоторые из них делали гнёзда в открытых шуфлядах письменного стола и в плафонах люстры, которая давно не включалась.
Наступила зима. Купил лыжи и ездил по комнате туда-сюда, чтобы не замело снегом. Теперь часы тикали так громко, что дрожали стены и приходили недовольные соседи. Каждый час били куранты, от которых у Петухова из глаз сыпались искры, а в голове наступали кратковременные сумерки.
Более всего Петухова обижало то, что он никогда толком не знал который час. Он рассчитывал время по наручным часам, которые иногда что-то показывали, и по сигналам точного времени, которые просачивались через стену из соседской радиоточки. Эта нервотрёпка опустошила Петухова совершенно, он потерял в весе и стал летать по комнате, прямо в лыжах, бесчувственно стукаясь о стены и накрытую чехлами мебель. Он остро чувствовал свою невесомость и даже был горд этим, в голове происходил приятный звон и завораживающее дрожание мыслей, понять которые получалось очень редко.
Как-то весной Петухов вспомнил свой чудесный сон о часах без стрелок, порывисто подлетел к розетке, сделал из руки подобие вилки и включился. Что-то щёлкнуло, из шапочки пошёл лёгкий дымок, а в глазах вспыхнуло точное московское время.
'А если это сон?', - с тревогой думал Петухов, и чтобы рассеять сомнения, пробовал ущипнул себя самым безжалостным способом. Ничего не почувствовал, лишь негромко зазвенел приятным электрическим звуком.
![Часы [Евгений Савинов]](/img/w/wasxko_f_f/048chasi/chasi-450.jpg)