Высокий, широкий, сильный, для меня, маленькой девочки, он был настоящим колоссом.
Все у него было богатырское. Пол-литровая кружка для чая. Яичница эта его, жирная, шкворчащая, из шести яиц, которую он ел прямо с кипящим маслом со сковороды. Дублёнка восьмикилограммовая из шкуры, кажется, самого Немейского льва. Когда он заходил в дом с лютого мороза и снимал эту жёлтую меховую палатку, из-под неё валил пар. Руки, мощные, с широкими ладонями, горячие, жёсткие. Изуродованные толстыми суставами, узлами вен, загнутыми ногтями. Способные переломить молодую берёзку. И... Бережно укачивать малюток-внуков.
Георгий Михайлович Обвинцев не носил варежек. Ему они были ни к чему. Его руки всегда были горячие. Моя крохотная ладошка тонула в широкой деснице, норовила выскользнуть, плечо было развёрнуто максимально вверх - рост у деда был внушительный, - я семенила короткими ножками, с трудом поспевая за его богатырским шагом... Но не показывала, что мне тяжело.
Я была внучкой богатыря. Я молча брела за ним по заметённой ночью и плохо освещённой дороге в школу, проваливаясь в его следах чуть не по пояс. Я сжимала зубы, проколов пятку ржавым гвоздём, и бежала дальше играть, слегка прихрамывая. Я беспрекословно съедала все двадцать восемь пельменей, щедро нашлёпанных в тарелку суставчатой рукой, потом собирала глазки к переносице, оседала под стол и пронзительно икала.
Он был мне за отца. Он стал моим эталоном.
При знакомстве с мужчинами я невольно первым делом смотрю на руки. Если они белые, изящные и тонкие, как глисты - убери их от меня. Если твоя футболочка изысканно оголяет полосочку впалого животика над блестящей пряжкой - отойди от меня. Если ты не можешь открутить вентиль и починить петлю на дверце шкафа - что ты вообще такое?
Я - могу. И починить, и отодвинуть, и зашпаклевать. Не потому, что я дохрена всего умею. Не умею. А потому, что я беру и делаю. Иначе не приучена.
Я вольно или невольно стараюсь походить на деда. Хреновая из меня вышла девочка, это да.
Не показывать свою слабость. Защищать близких.
Стоически переносить невзгоды. Трезво смотреть на мир.
Двигаться упорно и прямо. Не поворачивать и не юлить. Гореть.
И руки...
Мои руки тоже всегда тёплые. Я хожу с голыми кистями круглый год, но они все равно теплее, чем у людей в перчатках.
Дед мог обнять и согреть своими руками, наверное, весь мир. И он пытался. А я...
... В конце июля я беру красные гвоздики, шоколадные батончики и грабли. Больше ему ничего не нужно. Даже это нужно не ему.
Я прижимаюсь пальцами к холодному граниту и прошу дать мне покоя, мудрости и защиты. Я хочу утешения и указания пути. Я малодушно реву по полчаса, по часу. Я маленькая девочка, мне холодно и страшно.
А потом я встаю с колен, утираю слезы рукавом, по-босяцки сплевываю сгусток соплей в траву за оградой могилы и покровительски улыбаюсь родным, тем, кто пришёл со мной.
![[]](/img/w/wasilxewa_t_n/homorr/oltpfk.jpg)