Аннотация: Соавторское с Тарасовым Романом ака Шагрон (жж-ник shagron2 )
Проснулся я, как обычно, от легкого чувства голода. Приятное такое ощущение. Бодрит. Встряхивает. Выталкивает наружу. Исчезает вялость. Дремотность уходит до следующего удобного случая. Во рту влажно от предвкушения. Сглатываешь, сглатываешь, а слюны меньше не становится. Да здравствует голод!
Нет, я не спятил. И не шучу. Есть голод и голод. Один заставляет нас выходить из спячки и радоваться жизни. Другой делает нас слабыми. Первый друг, второй - враг. С врагом можно бороться только сытостью. Когда ты сыт, хорошо уснуть и видеть сны... Мы пять шестых жизни валяемся в логове и смакуем сытую сладкую дремоту. Пять шестых жизни, не меньше. А живет наш народ долго. И я уже не юн. Сколько сновидений просмотрено, сколько еще предстоит... Может, подремать еще?
Но я все же просыпаюсь, и мысли щекочутся в моей голове. Мысли. Воспоминания. Раздумья. Всегда одни и те же. И это приятно. Не люблю перемены.
Я приоткрыл один глаз, сморгнул и почесал живот. Потом зевнул во всю пасть и ловко - одним движением гибкого, несмотря на годы, тела вскочил с лежанки. При этом я задел спавшую рядом Лилак. Она вздрогнула и всхлипнула. Затем пробормотала что-то невнятное и съежилась в комочек. Сладкий комочек. Вкусный. Нежный. Моя Лилак. Я ласково потрепал ее по влажной от пота голове. Вкусная нежная Лилак. Пять лет, как она рядом. Недолгих пять лет. Слабое робкое существо. Она ждет меня с охоты, растирает мои усталые ноги и поет колыбельные песни тонким звонким голоском. Она умеет стать почти невидимой, когда я хочу остаться один. Она по-своему любит меня - забавное создание!
Лилак - первая из причин моего одиночества. Стая не одобряет такую привязанность. Я и стая. Наши пути разошлись. Я несколько лет не встречался с сородичами. Не встречался, потому что не хотел этого. Изредка я их чую и обхожу стороной, а они слишком высокомерны, чтобы преследовать одиночку.
Причина первая - нежная Лилак. Вторая - все они мне давно надоели. Я презираю стаю и стайность, дурацкие законы и семейные кодексы чести. Я - хищник. Хищник-одиночка. Одинокий охотник в большом лесу.
Они прозвали меня Некулэй-зоофил. Зоофил? Смешно. Пусть самки стаи, упоминая меня, кривят смазливые мордашки, а детеныши плюют на мои следы. Пусть старики придумывают про меня небылицы. Постоянные разборки самцов, вечная борьба за власть с одной стороны и невинное удовольствие жить вдвоем с домашним любимцем - с другой. Что омерзительней?
Нежная Лилак. Мой сладкий зверек. Я втянул носом воздух. Пахнуло вкусным - домом, Лилак, едой. Едой по прозвищу Лилак. Когда я был детенышем, старый Сизэр рассказывал, что некоторые звери различают тысячи запахов и видят сотни оттенков цветов. Глупый старик. Он знал много разного. Много ненужного. Никчемного. И сам был никчемен. Мне достаточно аромата пищи и черного с серым. В темноте жертвы серы. Ночному хищнику ни к чему пестрота - унюхай добычу, улови движение, услышь трепетание робкого сердца и прыгай. Рви нежное горло. Ешь.
Лилак вытянулась, перекатилась на живот и уставилась в мою сторону. Интересно, она хоть что-нибудь видит? Забавная зверушка. Ручная. Ласковая. Не любит мясо. Но ест. Потому что хочет жить. Жить долго. Как все мы. Догадывается ли она, что я приношу куски плоти ее сородичей? Кто ее знает...
Я ощутил приближение ночи, и голова очистилась. Пустота. Темнота. Охота. Я облизнулся, выскользнул из логова и бодро потрусил вперед.
Он ушел. Лилак прислушалась и осторожно подошла к выходу. Протянула руку. Пальцы ни во что не уперлись. Преграды не было. То ли Он стал забывчив с годами, то ли просто небрежен, только раз-два в месяц заклинание не срабатывало, и она осторожно выбиралась наружу. Выбиралась, чтобы убедиться, что еще не ослепла в густом мраке логова. Не разучилась ходить. Не превратилась в иеле. Выбиралась полить свой цветок.
Когда это случилось в первый раз - полгода назад, она не поверила. Поверив, захотела сбежать. Бежать отсюда куда глаза глядят. Нестись, не разбирая тропки. Подальше от логова. От Него. В ту ночь Лилак вцепилась в сухую траву и тихо завыла. В ее вое смешались тоска и ненависть. Ей некуда бежать - ведь Он убил всех. Убил родителей и братишек. Не пощадил дряхлую прабабку и младенца-кроху. Убил. Умертвил. Перегрыз им горло. Умерла вся родня. Умерла и она. Умерла в тот самый миг, когда Он нашел последнюю жертву. Нашел и пощадил. Пощадил и забрал с собой. Нет больше Василики. Стерлось данное матушкой имя. Превратилось в золу и смешалось с землей. Осталась Лилак. Ручная зверушка Лилак. И ей нельзя бежать. Нельзя струсить. Она должна уйти с гордо поднятой головой под пение утренних птиц. Уйти на заре. Уйти, заплатив свой долг. Долг мести.
Если цветок не поливать, он увянет и засохнет. Если не выпускать пастись овцу на зеленый луг, она умрут с голоду. Если не подбрасывать ветки в костер, тот быстро погаснет. Василика, нет - Лилак - поливала алый цветок мести слезами, кормила прожорливого зверя мести ненавистью, разжигала жгучий огонь мести гневом все эти долгие годы. Она выжидала. Ждала, притворившись покорной и глупой. И Он поверил, что Лилак глупа и покорна. Предания о том, что Его народ умеет читать мысли, оказались выдумкой. Он не похож на нее. Навести морок. Двигаться быстрее ветра. Сплести сеть заклинаний. Все это Он может. Но заглянуть внутрь ее головы оказалось Ему не по силам. Лилак нашла возле логова острый камень. Сдирая кожу, она мастерила орудие мести, беззвучно молясь всем Богам, чтобы хотя бы эта легенда не солгала. Все готово. Сегодня ее ночь. Она спрячет это внутри, и когда сытый Он погрузится в крепкий сон...
По дороге Антон опять прикидывал, как бы сбежать, но провожатые следили зорко, а толстяк пару раз врезал под дых, когда арестованный, подпрыгнув, словно заяц, попытался рвануть в придорожные густые кусты. Потом все терпеливо дожидались, пока бегун прокашляется, а рябой заботливо протер заплаканное от боли лицо мятой тряпицей.
- Вот ведь неблагодарная скотина! - рявкнул толстяк. - Еще неделю назад мог бы болтаться в петле - воронью на поживу. Нет бы сапоги благодетелям целовать, так он...
И смачный плевок полетел в очищенное от слез и грязи лицо.
Вышли с вечерней зарей, а добрались к месту уже под лунным светом. Толстяк смочил слюной палец, проверил направление ветра и довольно крякнул.
- Ты, убогий, опять ложись под деревом и притворяйся спящим. Больше от тебя ничего и не надо. И не бзди, мы рядом, так что тебя всяко вытащим. А вздумаешь дать деру - стрелу не обгонишь.
Рябой, остальные звали его Милош, влез на дерево, у корней которого, дрожа от холода и страха, свернулся под плащом Антон. Остальные спрятались с подветренной стороны.
Вот уже третий раз устраивала ватага охоту на охотника. Изучили, где тот обычно кормится. Прикинули, сколько прошло времени с последнего нападения. Под честное слово одолжили в остроге для приманки ожидающего казни разбойника. Дважды просидели в засаде впустую. Но обещанная за голову монстра награда перевешивала все издержки, страхи и неудачи.
Антон надеялся на чудо, на то, что охотник так никогда и не придет, и тогда ватаге придется сдержать данное слово и отпустить его. Он не верил в это, но все равно мечтал. Он поклялся: если выживет, оставит разбойное дело и вернется к почтенному, хоть и малодоходному ремеслу бондаря. Ему Антон обучался у дядьки, пока не поманила глупого отрока лесная вольница. Осядет, остепенится, накопит монет и обязательно женится на хлебосольной пухлобокой вдовушке. Антон даже представил, какие у нее будут румяные щеки, белозубая задорная улыбка и черные брови, и в груди у него немного потеплело. В этот самый момент промелькнула длинная тень, лунный свет перекрыл чей-то тощий силуэт, а горло пронзила резкая боль.
Сочный кусочек пищи вонял страхом. Как я тщательно ни принюхивался, других запахов не было. Глупая добыча. Даже не догадалась развести костер - мои глаза не любят яркого света. В один прыжок я оказался рядом, и мой рот наполнился едой.
Говорят, что когда кровопийцы жрут, у них чувство опасности притупляется. На этой хлипкой основе Милош и построил свой план. Как только чудовище впилось в горло бедолаги Антона, рябой спрыгнул на него сверху и резанул заточенной серебряной струной. Башка отвалилась как миленькая. Из шейной артерии хлынула кровь. Милош не успел увернуться и весь изгвоздался. Побратимы выбежали на его ругань и радостно заорали. Толстяк зажег факел и поднес к обезглавленному телу.
- И чо врут, что кровопийцы писаные красавцы? Тьфу, погань какая! - он брезгливо ударил монстра носком сапога.
- Да не красота у них, а морок один, - рассудительно произнес один из побратимов.
В свете факела можно было рассмотреть неестественно вытянутую голую фигуру с выпирающими костями. Морщинистая сероватая кожа. Острые темные когти на скрюченных пальцах. Между тощих с массивными коленями ног красовался длинный срам монстра. Чуть в стороне от туловища валялась лысая голова с заостренными складчатыми ушами и огромными - в пол-лица - желтыми и круглыми, как у совы, глазами. На месте носа выдавался небольшой бугорок с темными отверстиями ноздрей. Лицо кровососа было почти спокойным, на нем застыло легкое удивление - как у ребенка, развернувшего узелок с гостинцем и увидевшего, что тряпица пуста.
Милош запихнул добычу в заплечный мешок и вытащил из-за пазухи свисток. По сигналу к ним должен был присоединиться приятель с парой натасканных на крупного зверя охотничьих собак.
- Гада грохнули, теперь надо его логово выжечь, - с этими словами ватага двинулась вслед за почуявшими след псами.
Влад с отвращением отодвинул от себя клавиатуру, потёр руками лицо и куце потянулся. Концовка рассказа "не шла". До дедлайна оставалось меньше суток, запас чая дома уже практически закончился, а идей - как отрезало. Фальшиво напевая "Я препарирую лягушек...", молодое дарование поплелось на кухню и нырнуло в недра холодильника.
Антон очнулся от пронзительного чувства голода. Сознание услужливо воскресило в памяти события последних часов, а обострившееся обоняние подсказало направление. И хотя с момента стычки прошло уже несколько часов, след остался чёткий. К сильному голоду примешивалось жгучее желание отомстить за унижения, боль и страх. Тело же слушалось замечательно...
Ватага вышла к логову вечером следующего дня. Пещера казалась вымершей и давно покинутой.
-Ну, робяты, шо делать буим? - спросил толстый предводитель.
-Надо бы внутри пошукать, мож чо антиресного найдём - тяжело сопя, подал голос рябой - Да только страшновато на ночь глядя соваться...
-Да лана те, ща факелов накрутим - будет как днём светло! - яро вступился за идею немедленного обыска приятель Милоша и, по совместительству, хозяин пары специально натасканных собак. Стремление поскорее набить карман, оказаться дома и вдарить первача (на охоте не пили) явно превалировало у него над инстинктом самосохранения.
Милош задумался, почесал затылок, сплюнул и подумал ещё.
-Ну, полнолуние вчерась, вроде, было, стал быть - готовим факелы. Раньше сядем - раньше выйдем. И сушняка надо заготовить поболее, а то чем будем логово-то палить?
Охотники разбрелись окрест, что, естественно, было их ошибкой. Сначала Антон прикончил практически наткнувшегося на него рябого. Сил значительно прибавилось. Второй жертвой стал вожак, так некстати для себя облюбовавший заросли малины для общения с мировым разумом. Псы подняли тревогу слишком поздно - их хозяину уже ничем нельзя было помочь. Да и собакам тоже никто помогать не собирался.
Фух... пошло дело... Влад судорожно вздохнул, смахнул со лба проступившие капли пота. Справедливости ради надо отметить, что пот был совершенно не трудовой, а вызванный последней чашкой горячего чая. Немного помедлив, МТА сбросил рассказ на "мыло" Полине: в далёком прошлом своему соавтору, сейчас же - младшему редактору столичного издательства и, накинув куртку, рванул в ближайший "Сельпо".
Вернувшись чуть меньше часа спустя, Влад уже читал отзыв и совет: "Больше гламура в описании девушки. Не хватает любовной линии. Дерзай! Вполне потянет для сборника, что задумал Снигирёв на следующий год".
Писатель почесал ухо и снова сел за работу...
Трепещущая Василика напряжённо вслушивалась в темноту. Охотников она заметила, когда те практически уже вышли к пещере Некулэя. Иллюзий на тему дальнейшей своей судьбы девушка не пытала - вампирское логово должно быть сожжено со всем, что находится внутри. Но прежде, чем поджигать, мужики захотят обыскать обиталище кровопийцы. Василика судорожно метнулась в дальний угол пещеры - там была ниша, в которую при некоторой сноровке можно было забиться ребёнку или стройной юной девушке, каковой она и являлась. Какое-то время не было слышно ни звука. Потом раздался яростный собачий лай, перешедший в жалкий визг, и опять наступила тишина. Девушка, держась за стену, крадучись пробралась к выходу. Стояли сумерки, такие короткие в лесу в это время года. Развести костёр ватага не успела. При неверном вечернем свете девушка сначала увидела силуэт высокого мужчины, который возился с чем-то недалеко от входа. Возможно, что шорох со стороны Лилак заставил его резко повернуть голову в её сторону, и уже через мгновенье незнакомец стоял рядом с ней. В первый момент его рубашка показалась девушке просто черной, но реалии жизни были намного суровее - светлую ткань на груди парня плотно пропитывала кровь.
-Не бойся, - произнёс молодой мужчина и широко улыбнулся.
-А я и не боюсь, - ответила Лилак, стараясь ненавязчиво рассмотреть шею парня и её окрестности и вспомнить, помогает ли осиновый кол от упырей. Теперь только от поведения нежданного спасителя зависело, пустит она в ход оружие возмездия сразу или подождёт более удобного момента.