Аннотация: Один из трех рассказов, игравших на хоррор-конкурсе "Креатив 666"
Быстрей.
Задыхаясь от натуги, Павлик карабкается по высоким ступенькам. Третий этаж, четвертый. Ноги гудят, коленки подгибаются, в груди и правом боку больно колет. Надо остановиться. Надо перевести дух. Нельзя.
Домой.
Мальчик замирает на площадке между четвертым и пятым этажами. Всего несколько секунд. Из рамы торчат осколки выбитого стекла. Павлик жадно вдыхает ледяной воздух. Едкие капли пота текут прямо в глаза.
Вверх.
Дом словно вымер. Никого. Внизу стучит фрамугой форточка. Сквозняк. Бом. Бом. Бом. Еще немного, еще каких-нибудь двадцать семь ступенек - и обитая бежевым дерматином дверь. Желтая пупочка звонка. Мама.
Провал.
Последний лестничный пролет исчез. Вниз нельзя, поэтому выбора нет. Кнопка вызова лифта. Нажал. Она загорается красным тревожным светом. Шум и скрежет - кабина поднимается вверх. Остановилась. Лифт услужливо распахивает створки - заходи!
Мальчик съеживается от страха. Он боится. Очень. Павлик шагает вперед, тянет дрожащую руку к заветной цифре "семь". Не успевает. Створки хищно захлопываются, лампа гаснет, и лифт устремляется вверх. В щель на уровне каждого этажа пробивается лучик света. Кабина летит мимо седьмого, восьмого, наконец - последнего девятого - и мчится дальше.
Ловушка!
Его сейчас увезет неизвестно куда! В отчаянии Павлик на ощупь жмет все кнопки по очереди. Мигает лампочка, лифт с мерзким скрипом тормозит, дергается. Треск, словно разом лопнула сотня упругих канатов, и ничем не удерживаемая кабина летит вниз. Куда-то ниже желудка падает и объятое ужасом Пашино сердце. Мальчик вопит, но изо рта не вырывается ни звука
Он сел, задыхаясь и прижимая руку к левой стороне груди. Там давило, не хватало воздуха, пульс бешено бился в висках. Отдышавшись и прокашлявшись, Павел отбросил в сторону одеяло, сполз с дивана, подошел к окну и распахнул форточку. Ветер ударил в лицо, но ощущение ужаса не проходило.
Опять тот же кошмар! Этот сон являлся без всякой связи с дневными событиями. Мог исчезнуть на пару месяцев, затаиться, а потом мучить несколько ночей подряд.
Павел сделал несколько глубоких вдохов. Сердцебиение пришло в норму, ночные страхи вытеснялись мрачной иронией. "Хорошо, хоть не обоссался, как в детстве", - мелькнула унизительная мыслишка.
На кухне Павел включил электрочайник и плюхнулся на табурет. Сон ушел. Нужно продержаться, пока трескотня будильника подтвердит, что уже утро. Растворимый кофе и пара сигарет. Он свернул и убрал постель в диванное нутро, натянул штаны и включил компьютер. Вяло поиграв минут двадцать, Павел сохранил уровень, посидел немного, уставившись в экран, и открыл Ворд.
Три дня назад он щелкал телевизионным пультом и наткнулся на ток-шоу. Белобрысая ведущая строила зрителям глазки и радостно скалила лошадиные зубы. Профессор - толстый лысоватый дядька - бабьим голосом утверждал, что истоки всех проблем и неудач в бизнесе и сексуальной жизни нужно искать в детских воспоминаниях. Психолог сыпал цитатами, именами и терминами, рассуждал о каких-то архетипах по Юнгу, пересказал историю царя Эдипа. Заинтересовавшийся было темой шоу Павел собрался переключить эту занудь, но тут толстяк выдал банальный в своей простоте совет: "Попробуйте разделить тетрадный лист на две части и записать в первый столбик приятные воспоминания детства, а во второй - неприятные и пугающие. Потом разрежьте страницу пополам, прикрепите позитивные записи на видном месте, а вторую половину сожгите".
"Времени хватает, почему бы не попробовать? Хуже уж точно не будет", - решил Павел и сохранил пустой пока документ на декстопе под названием "Memory.doc".
Детские воспоминания. Хорошие и плохие, светлые и темные...
Отец отлупил его ремнем один раз в жизни и отлупил за дело. Павел стащил в школе кусок самородной серы и попытался из нее, сажи и удобрения изготовить порох. Получилось - чуть квартиру не спалил. Это хорошее? Плохое? А черт его знает!
С пацанами дрался, но честно - до первой крови.
Из гандбольной секции после травмы его выгнали. Обидно было. Очень.
Двойки хватал, училки всякие попадались - и добрые, и вреднющие. Особенно физичка доставала, у нее даже кличка была соответствующая - Малюта Скуратовна.
Первая любовь без взаимности. Ленка Павлова. На год старше. На него внимания не обращала. А он за ней тайком после школы до самой парадной таскался. Первая ли? Любовь ли?
И тут, одним махом, отгоняя все прочее, ворвалось лето. То лето. Лето, которое он так старался забыть, что ему это почти удалось. Почти.
Павел застонал. Мысленно он все пережил заново. Не было ни стыда, ни сожаления - все перебивал такой же, как в детстве, как в ночных кошмарах безграничный страх. Страх, который живет в нем по сей день. Страх, который управляет им, как куклой на ниточках.
На экране темнели три слова - колодец, лифт, тьма.
Павел на автомате сохранил файл и закрыл окно Ворда. Потом обшарил глазами экран монитора - обычный бардак из ярлыков, файлов, папок и прочей фигни. Названия "Memory" нигде не было. Зато в левом нижнем углу притаился незнакомый красно-черный значок. Переплетенные друг с другом "L" и "C". Антивирь молчала, Павел кликнул почти машинально. В центре окна картинка. Абстрактный рисунок из жирных черных и алых кривых. Сложный асимметричный узор. Бессюжетное изображение вызвало чувство гадливости. Павел крепко зажмурился. Под плотно закрытыми веками замелькали красные огоньки. Светящиеся пятнышки двигались. Они сходились и расходились, выстраивались в ряды, сливались друг с другом. Потом огоньки превратились в хоровод извивающихся линий, заплясал безумный орнамент - мобильный близнец только что увиденного на экране. Танец завораживал и тянул внутрь. Павлу показалось, что он куда-то проваливается. "Чертовщина!", - мелькнуло в голове, и он резко открыл глаза.
Пока Павел приходил в себя и пытался сфокусировать взгляд, программа выплюнула второе окно, третье. Действовала она быстро и нагло. Павел спохватился и попытался выйти из "L&C". Знакомого крестика сверху не было, контекстное меню не вызвалось, "Диспетчер" ничего не видел. Тут рабочая область исказилась и замерла пятиугольником. Это вызвало у Павла нервический смешок.
"Кто-то из парней прикололся. Пентаграммой меня напугать захотел, идиот", - решил он и почти успокоился. - "Надо завтра Чака пригласить. Пусть проверит, чьих шаловливых ручонок дело, и снесет к чертям эту дрянь".
Чаком Норрисом звали странноватого парнишку из конторы, где на полставки подрабатывал Павел. Кто придумал прозвище? Почему оно? Этого никто и не помнил - внешнего сходства никакого, карате патлатый не занимался, предпочитая спорту пиво - много пива. Зато в компьютерах он разбирался, как дьявол в грешниках.
"Чак проверит", - повторил Павел и нажал перезагрузку.
Темнота.
По черному фону прыгают алые буквы и символы, пляшет сумасшедший орнамент.
Темнота.
Дергающаяся черно-белая картинка.
Мальчик и девочка идут, взявшись за руки. Губы шевелятся в беззвучном разговоре. Девочка вырывает ладошку и бежит в сторону, а мальчик бросает ей в спину комья земли.
Мертвое дерево без листьев с перекрученным в муке стволом и раскоряченными, как тощие руки с когтями, ветками. Молния. Дерево корчится в ее ярком свете.
Большой лохматый пес бежит под дождем. Сосульки мокрой шерсти. Из пасти вывалился длинный язык, и вырывается пар.
Колодец с журавлем. В его глубине отражаются пляски дневных звезд...
Картинки хаотично сменяли друг друга, а Павел не мог оторвать от экрана взгляд. Потом все пошло рябью, и снова пляска алых слов на чужом языке. Тихое гудение кулера сменилось другим звуком. Это старый лифт скрипит и громыхает, продвигаясь по шахте. Колодец.
Лифт.
Тьма!
Павлик Смирнов перешел в пятый класс. Путевку в пионерлагерь отец раздобыл только на первую смену, а оставшиеся два летних месяца пришлось отбывать у бабы Симы. Ну, не отбывать, но и ничего веселого тоже не ожидалось. Пацанов его возраста в деревне не было, речка изгажена свинофермой, до леса далеко, поэтому бабка взяла с него честное слово, что он туда без взрослых "ни ногой". Единственные развлечения - пара томов Жюля Верна и болтовня с соседской Светкой. Девчонка симпатичная, неглупая, но при этом - жуткая трусиха. Она боялась всего - темноты, грозы, кладбища, мышей, пауков и жаб. Стоило начать рассказывать ей страшилку, как Светка зажимала уши и громко бормотала: "Я ничего не слышу, ни-че-го-шень-ки". Не считая этой ерунды, они ладили, почти дружили, тем более, что никто не кричал в спину обидное "Тили-тили тесто...". Дружили до того разговора.
- Не надо искать. Издох твой Лохмач, понимаешь.
- Ты сам видел?
- Я знаю. В колодец он свалился и сдох.
- Может, ты его туда и спихнул?
- А если и я?!
И отчаянный девчоночий крик:
- Живодер! Гад поганый! Да я... я тебя... проклинаю!
И грязные босые пятки убегающей прочь Светки.
Он виноват. Но не специально это получилось - вертелся Лохмач сильно, вот веревка и развязалась.
С чего все началось?
В лагере рыжий Лёвка сказал, что на дне колодца днем можно увидеть звезды. Его тогда все, в том числе и Пашка, подняли на смех. Даже вожатая прибежала, заорала. Тихий час как-никак. А тут от скуки захотелось проверить. В деревенский колодец, конечно, не полезешь, зато в двух километрах от Осинок на заброшенном хуторе есть старый сруб с журавлем. Пашка покидал туда камни и убедился, что воды на дне нет. Но прежде, чем лезть самому, стоило проверить одну вещь. В какой-то научно-популярной книжке Пашка читал, что в старых шахтах и колодцах может скапливаться углекислый газ. Он без запаха. Надышишься, потеряешь сознание, и конец исследователю. Поэтому мальчишка подманил свирепого с виду, но добродушного и прожорливого соседского пса по кличке Лохмач. А потом веревка развязалась...
Пашка попытался вытащить Лохмача. Чем он хуже барчонка Тёмы, спасшего глупую Жучку? Но когда мальчик крепко обвязался веревкой под мышками и полез вниз, ему стало дурно. Дурно и очень жутко. Потешавшийся над светкиными страхами герой испытал такой ужас, что ему было ни до дневных звезд, ни до скулящего от боли покалеченного пса. Пашка с трудом выбрался наружу, прикрыл колодезное отверстие крышкой и понял - он сюда никогда не вернется.
Объяснения со Светкой не получилось. Она избегала его и через два дня уехала от тетки домой. Месяц спустя Пашка застрял в лифте. Когда тот остановился, и в кабине выключился свет, мальчику показалось, что он опять внутри колодца. Пашка так отчаянно орал и стучал в створки, что охрип и в кровь разбил костяшки пальцев.
Лифт.
Павел побледнел и, резко согнувшись, надавил кнопку "Power" на "морде" системного блока. Звук не прекратился, наоборот - стал громче. Павел поднял голову. Его взгляд уперся в дверь с обтянутыми старой резиной створками. На левой половине красной краской грубо намалевано "L" и "C". Громыхание достигло того предела громкости, который болью ударяет по ушам, и грохот сменила гулкая тишина. Дверцы медленно поползли в стороны. Вместо тускло освещенной кабины за ними открылась озаренная сполохами бездна. Что-то толкнуло Павла в спину, он свалился с кресла и рухнул прямо в эту жадную пасть. Адский лифт со своей добычей стремительно понесся вниз.