т -102
Д.Дьюи Реконструкция в философии.
Проблемы человека -102
2) он предлагает философии в качестве предмета нечто
отличное от предмета наук и тем не менее внутренне связанное с после-
дним: это вопрос о влиянии результатов, достигнутых наукой ("самыми на-
дежными методами исследования"), на факторы ценностного порядка, вов-
леченные в деятельность человека;
3) результаты познания никоим образом
не подчиняются предустановленной схеме ценностей или предопределенным
практическим результатам (вроде тех, что, как правило, понимаются
под словом "реформа"); скорее, наоборот, этот взгляд акцентирует то обсто-
ятельство, что реконструкция существующих целей и ценностей должна со-
вершаться ради большей разносторонности и большей свободы человеческих действий.
Итак, к вопросу, верен ли данный взгляд на философию или ошибочен
(а мой критик ничего не говорит о том, как он сам понимает предмет и функ-
281
цию философии в связи, или как разнящуюся, с функцией науки): если
взять то, что мы говорили о философии, и сказать это о науке или вообще
рефлексии, то полученные смыслы можно будет с полным основанием под-
вергнуть всем тем видам критики, которые были адресованы суждениям о
философии 1 .
1 К тому же часто случается так, что сказанное о конкретном типе философской
системы в конкретном контексте, предопределяющем сказанное, Коген принимает
за суждение абсолютное, не соотнося его с этим контекстом. Например, если чита-
тель обратится к тому фрагменту ("The Influence of Darwin" ["Влияние Дарвина"]*,
р. 298-299), где есть слова "роскошь", "досада" и так далее, он увидит, что вмес-
то соотнесения с философией в целом либо ее конкретной исторической школой
или несколькими школами, не говоря уже о ссылках на беспристрастные исследова-
ния, там все обусловливается длинной цепочкой "если".
А мой пассаж, в котором
говорится ("Creative Intelligence)) ["Творческое понимание"], р. 60), что филосо-
фия достойна внимания только постольку, поскольку она обеспечивает руководство
для действия, у Когена возникает в параграфе, посвященном критериям различий
между популярным и профессиональным пониманием "прагматизма", то есть от-
нюдь не там, где излагается моя собственная точка зрения, а ведь идея, что филосо-
фия есть любовь к мудрости как отличная от любви к знанию и что "философия есть
руководство для жизни", не относится ни к числу особо новых идей, ни к числу
особых плодов прагматизма.
Вероятно, немаловажно, что сам Коген в принципе признает
наличие человеческого и морального фактора в философии, отличающего
ее от науки. Ведь "смирение", которое он считает уроком, преподанным
нам беспристрастной философией самой природы, есть, несомненно, чело-
веческий и нравственный факт; и он остается таковым даже при том, что
лично я сверх всякой меры акцентировал такие черты человека, как муже-
ство и постоянная ответственность, и делал я это, по-видимому, просто по-
мня о том, что смирение человека и чисто утешительная функция филосо-
фии уже получили свою долю акцентов в исторической традиции.
Но еще я указал на тот факт, что, согласно классической или католической версии
данной традиции, этим уроком пассивного смирения дело не ограничивает-
ся; в дополнение к нему необходим божественный институт, осуществляю-
щий позитивную функцию наставничества, и поэтому логика ситуации прак-
тически скорее на стороне церкви, нежели на стороне традиционной фило-
софии, не предполагающей, в отличие от первой, институциональную под-
держку и помощь для человека.
Насколько я понимаю, это вопрос различий
между теорией опыта в границах природы, отказывающей вещам и дей-
ствиям в силе, и теорией, которая бы исследовала и применяла вещи в
границах опыта, способные все более полным образом обеспечивать необ-
ходимые нам поддержку и направление 2 .
2 Поскольку я не вправе ждать от читателей, что они станут сверять все мои
ссылки на собственные тексты с их оригиналом, то скажу, что предложение о спо-
собности человека самостоятельно строить свою судьбу относится к пассажу о мыс-
лительной атмосфере восемнадцатого века, давшей жизнь идее бесконечного со-
вершенствования человека. Мой собственный взгляд на эти вещи куда более реали-
стичен.
Наконец, хотя я и благодарен, и
глубоко признателен Когену за его одобрение моего собственного либера-
лизма, я должен добавить не просто то, что мой либерализм, вне всякого
сомнения, укоренен именно в такой философии, которая ему не угодна, но и
282
то, что всякая теория действий в социальной и нравственной сфере, либе-
ральная или какая иная, если она не основана на комплексной философии,
представляется мне не более чем проекцией эгоистических предпочтений ее создателей.
Теперь с большим опозданием я обращусь к критике, представленной
другим моим доброжелателем, Эрнестом Хокингом*.
Если я верно понимаю
позиции, на которых основывается его критика, то они не включают в себя
постулата об изоляции опыта от природы, отмеченного нами среди основа-
ний когеновской критики, а, скорее, имеют весьма близкие мне исходные положения.
В этом свете труд Когена является в той же мере критикой взгля-
дов Хокинга, что и моих, и наоборот. По Хокингу же, непоследовательность
моих взглядов коренится в предложенном мной понимании опыта, и прежде
всего в моей неспособности определить его надлежащее место и значимость
для мышления как в процессе познания, так и в пространстве реального мира.
Я благодарен Хокингу, поскольку он безусловно соглашается с тем,
какую роль я отвожу в теории познания мышлению и теории, а также за его
признание, что в моей теории "научный процесс интеллектуально понят,
осмыслен до крайности".
Поэтому его вывод, гласящий, что если я это де-
лаю, то логика просто обязывает меня следовать дальше и занять позицию,
согласно которой "чем больше мысли - тем больше реальности", очень
подходит к моей личной позиции, так и не открытой той разновидностью
критики, которая основывается на представлении, будто я исповедую точку
зрения, умаляющую важность мышления, теории и абстрагирования, харак-
терную для традиционного номиналистического эмпиризма.
(1) Однако, критикуя сенсуалистический и партикулярный эмпиризм, а
также настаивая на существенной роли мышления и теории в определении
объектов для науки, я не решился так далеко зайти, чтобы отрицать поисти-
не существенную роль чувственного материала и процессов наблюдения.
Напротив, я раскритиковал традиционный рационализм-разумеется, не
за то, что он учил о необходимости контроля разума над действием, а за то,
что он не сподобился признать важнейшую роль наблюдения в реальном
обеспечении такого материала, в котором объекты мысли либо испытыва-
ются и подтверждаются, либо, наоборот, опровергаются, чтобы в итоге по-
лучить более определенный статус вместо гипотетического.
Итак, я привожу цитату из Хокинга, в которой говорится о таких сущностях, как атомы и
электроны: "Дьюи сказал бы мне, что я их не наблюдаю, я о них только
думаю. Согласен. Но разве атом от этого менее реален, чем стул?" В более
развернутом виде моя точка зрения такова, что в настоящее время атом и
электрон все же больше объекты мышления, чем наблюдения.
Но вместо того чтобы отрицать необходимость наблюдаемого материала или даже воз-
можность наблюдения атомических, в научном смысле слова, объектов, я
держался того взгляда, что теоретическая ценность атома как гипотезы или
мысли состоит в его способности ориентировать наблюдения в русле опыта
в целом и координировать их результаты. Простое наблюдение за тем, что
называлось бы атомом в случае, если бы его наблюдал физик, не является,
283
однако, наблюдением за атомом как научным объектом до тех пор - и это
непременное условие,-пока оно не станет удовлетворять критериям опре-
деления, к которому привел ряд систематических заключений, то есть функ-
ций, которые и носят название "мыслей".
Роль дифференциальных урав-
нений в формировании атома как научно-теоретического и гипотетического
объекта неопровержима. Но поскольку атомы трактуются и как реалии (а не
просто как функции обеспечения и направления дальнейших выводов), урав-
нения задают такие условия, которым должен соответствовать любой на-
блюдаемый материал, чтобы мы с уверенностью могли говорить о его атомическом строении.
(2) Формулировка условий, которым этот материал должен соответство-
вать, принимает характер предписаний относительно того, какие операции
нам следует выполнять в процессе организации и истолкования наблюдений.
Данный факт побуждает нас рассмотреть, что говорит о таких операциях
Хокинг.
Если бы мышление и его объект как объект мышления были
столь полностью и бесповоротно лишены всякой связи с наблюдаемыми ве-
щами, как о них думает Хокинг, то операциональный подход к трактовке
научных объектов действительно бы повис в пустоте как тщетное и голословное мнение.
Делать, подобно Хокингу, акцент на существе дифференци-
альных уравнений, в противоположность акценту на операциях,-значит,
на мой взгляд, упускать из виду фундаментальный тезис операционализма,
а именно-что сущность уравнений в пределах физики, включая физику
математическую, есть формулирование операций, которые необходимо вы-
полнить, добывая конкретный чувственный материал и определяя, насколько
соответствует или удовлетворяет этот материал известным условиям, кото-
рые задает ему то обстоятельство, что он должен заслуживать звания конк-
ретного научного объекта-атома, электрона или чего бы там ни было.
Как я уже многократно повторял, отдельный человек науки может интересо-
ваться исключительно математическим аспектом вопроса и с точки зрения
исторического развития науки идти, таким образом, плодотворным путем.
Но, взятый сам по себе, данный факт не является решающим примером
актуальной роли и функции математического материала.
(3) Теперь я обращусь к другому разделу критики Хокинга, связанному
со второй половиной его суждения: "чем больше мысли, тем больше реаль-
ности" - с половиной о "реальности".