ощущаемых нами вещах, чувственные данные, должны быть переведены в
понятия научных данных физики; подобный взгляд чреват натурализмом,
который отказывает опыту в уникальном значении, и потому данный взгляд
в конечном итоге ведет к слиянию натурализма с механистическим материализмом.
Другой аспект этого круга обнаруживается в том факте, что, как приня-
то думать, сам опыт-даже обыденный, широкий, макроскопический опыт
- включает в себя такие материалы, процессы и операции, которые при
условии, что мы владеем и пользуемся ими надлежащим образом, ведут нас
не к чему иному, как к методам и заключениям естествознания, а именно-
к тем самым заключениям, которые обеспечивают нам средства для форми-
рования теории опыта.
Мы не просто согласны с тем, что такой круг суще-
ствует, - мы провозглашаем его наличие. Мы также заявляем, что он не
является кругом порочным; так как это не логический круг, а экзистенци-
альный и исторический. Иными словами, если мы посмотрим на челове-
ческую историю, в особенности на историческое развитие естествознания,
то увидим, что оно представляет собой прогресс от примитивного опыта,
понятия которого о природе и природных явлениях разительно отличаются
от представлений, опирающихся теперь на науку.
Кроме того, мы увидим,
что наука позволяет нам определить границы теории опыта, при помощи
которой мы сможем сказать, каким образом произошло подобное развитие
от макроскопического опыта к высоко точным научным выводам.
Теперь я перехожу к некоторым вопросам и типам критики, с которыми
нам придется иметь дело, если мы стоим на идее этой круговой взаимосвязи.
Критику, которую представляет мой друг Моррис Коген*, наиболее ис-
черпывающе характеризует, на мой взгляд, слово "антропоцентричный" в
названии его статьи; суть этой критики отражает его высказывание о том,
что моя поглощенность человеческим опытом не дает мне возможности сфор-
мулировать сколько-нибудь адекватную теорию внечеловеческой или физи-
ческой природы.
Короче говоря, он полагает, будто тот факт, что опыт включает в себя
человеческий элемент (а Коген его не отрицает), обусловливает
ограниченность той философии, согласно которой опыт прежде всего слу-
жит человеческим задачам и как таковой является ее единственным объек-
том; поэтому она не может строить никаких предположений по таким воп-
росам, как, скажем, происхождение жизни на Земле или события геологи-
ческих эпох, происходившие до возникновения человека, а стало быть, по
логике вещей, и человеческого опыта.
Здесь перед нами возникает проблема, с которой должна иметь дело вся-
кая эмпирическая философия; не принять вызов этой проблемы она может
только с ущербом для себя. Правда, данная проблема стоит не только перед
эмпиризмом; существование опыта-это факт, и фактом также является то,
что органы опыта-тело, нервная система, руки и глаза, мышцы и рецеп-
276
торы чувств-это средства, благодаря которым мы имеем доступ во внече-
ловеческий мир.
Поэтому мы вправе предположить, что философия, отри-
цающая способность ощущаемых вещей и процессов выстраивать нашу до-
рогу в природный мир, должна руководствоваться каким-нибудь предвари-
тельным постулатом, согласно которому в непрерывной цепи между приро-
дой и человеком и, следовательно, между природой и человеческим опытом
все-таки существует некая брешь.
В любом случае перед нами стоит фунда-
ментальный вопрос. Природен ли сам опыт, есть ли он действо и проявле-
ние природы? Или же в каком-то генетическом смысле он является внепри-
родным, не абсолютно природным или сверхприродным, посланным нам
откуда-то свыше и совершенно внешним?
Во всяком случае, именно в та-
ких рамках я собираюсь рассматривать и толковать некоторые самые основ-
ные типы критики, адресованной моим взглядам.
(1) В ощущаемых вещах, особенно в вещах, типично и сугубо связан-
ных с человеческим опытом, мы находим такие черты, качества и отноше-
ния, которых не видим в объектах физической науки, а именно-это каче-
ства, проявляющиеся лишь в непосредственном общении, это ценности, цели.
== То есть мир живой и неживой природы не имеет для себя ценностей и целей, не ощущает окружающие объекты мира. Мы видим что муравьи тащат гусеницу. А сами муравьи не считают что они "тащат" и не полезную им соломинку, а гусеницу. ==
Касаются ли подобные вещи каким-то существенным образом философ-
ской теории природы и важны ли они для нее? Я полагал, что позиция фило-
софского эмпиризма должна состоять в том, что они здесь глубоко уместны.
Я написал (а Коген потом процитировал) следующее:
"То, что атомы со временем, с возрастанием сложности отношений, дают такие качества, как
синева и сладость, боль и красота, является столь же неотъемлемым каче-
ством их бытия, как и способность в определенный отрезок времени иметь
конкретные протяжение, массу и вес".
Каким бы ни было данное утверждение -ошибочным или верным, - оно лишь
указывает на то, чего следует придерживаться всякой теории, в которой
понимание вещей диктуется перспективой, обусловленной идеей о неразрывной преемственности между опытом и природой1* .
1* Выражение "атомы дают качества" не имеет отношения к какой-либо теории
каузальной детерминации, а слово "атом" используется нестрого, иллюстративно.
Таким образом, мы просто изложили суть вопроса, которая не изменится и в том
случае, если когда-нибудь в будущем естествознание отвергнет атомистическую теорию
и на место атомов поставит что-то иное.
Я писал также, что идея главенства человека в мире как выражение
стремления и мечты столь же уместна в предметной сфере философской
теории природы, как уместна в ней математическая физика. С позиций кон-
тинуальности опыта и природы это суждение также совершенно банально
по сути. Его, разумеется, ни в коей мере не отменяет то утверждение, что
"существование человеческих стремлений и мечтаний, разумеется, спо-
собствует пониманию общих процессов природы и их места во времени и
пространстве не столь непосредственно, как соображения математической
физики". Ведь в целом суть данного пассажа заключается в том, что каче-
ства данных в опыте вещей, которые играют не последнюю просветитель-
ную роль в понимании природы в области физических наук, имеют для
277
философии природы такое же значение, как и нечто, выполняющее такую
роль в максимальной мере, то есть математическая физика, эта суть есть
позиция, которой, как я говорил, обязана держаться любая теория, признаю-
щая, что опыт есть продолжение природы.
Данный вопрос приобретает еще большее философское значение благо-
даря тому факту, что качества и ценности, отличные от черт, характерных
для объектов естественных наук, как мы их теперь понимаем, люди когда-
то совершенно не выделяли из всей массы материала, считавшегося научным.
Вся классическая космология или теория природы строилась именно
на таких неделимых представлениях. Разрушил подобную космологию толь-
ко прогресс в самом естествознании. Судя по истории современной филосо-
фии, данное разрушение привело к тому самому кризису, который выразил-
ся в таких раздвоениях, как непримиримые дуализмы субъективного и объек-
тивного, сознания и материи, опыта и природы.
Возникшая в результате
проблема-из тех, с которой должны в равной степени считаться все фило-
софии. Любой конкретный взгляд, например, тот, что я здесь отстаиваю,
можно наиболее глубоко критиковать только с позиций какой-то альтерна-
тивной теории, хотя теория дуализма имеет и собственные проблемы и труд-
ности, чему в изобилии дает подтверждения история современной мысли1* .
1* В то время как Коген, на мой взгляд, несколько преувеличивает мою неприми-
римость по отношению к греческой и средневековой философии, я настаиваю на
необходимости радикальных преобразований в теории природы и знания, в боль-
шей степени основываясь на реальности колоссальных перемен, произошедших в
методах и заключениях естествознания. В связи с этим мне представляется, что не
столько я, сколько сам Коген не сумел указать на немалую важность физических
наук в их отношениях с философией.
Пиетет перед классической мыслью - это
замечательная черта, но революционные изменения физических элементов природы
требуют и соответствующих изменений в космологической теории, подобно тому
как перемены в методе исследования требуют некоторой реконструкции .в логике,
если не всей логики в целом.
Признание и доказательство непрерывной связи опыта и природы представ-
ляет определенные трудности. Но невозможно справиться с ними, равно как
и опровергнуть дуалистическую теорию, просто переведя все, что в ней
говорится, в понятия другой теории, согласно которой наличие в опыте
человеческого фактора не позволяет нам из своей сферы опыта
дотянуться до чего-либо внечеловеческого или физического.
(2) Процитированный выше пассаж о "реальном бытии" атома
отражает четкий контраст между суждениями о кратком периоде, или
"отрезках" жизни природы, и суждениями о долгом временном
промежутке этой жиз-ни, достаточно долгом для того, чтобы включать в
себя историю прихода человека в мир и его опытов. Чтобы вам было легче
меня понять, я должен рассмотреть все прежде сказанное о происхождении
и функции природных явлений, о предпосылках и последствиях их
развития сквозь призму перс-пективы, обусловленной этим акцентом на
необходимости создания теории о природе и связях человека в природе (а
не с природой), основанной на идее их преемственности во времени.
278
Главное, что я хочу сказать, - это то, что из некоторых изменений, на-
пример тех, которые заканчиваются рождением вещей == созданием вещей,
рождением живых существ (котят, комаров, тараканов... хи-хи...) == , включенных в чело-
веческий опыт, складывается история, или цепь изменений, свидетельству-
ющих о развитии или росте. С признанием первостепенной важности за
ростом, развитием и историей приходит конец разногласиям, лежавшим в
основе давних дискуссий о том, что имеет первостепенное значение для фор-
мирования теории природы - предпосылки или итоги.